355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Леонид Панасенко » Садовники Солнца » Текст книги (страница 8)
Садовники Солнца
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:49

Текст книги "Садовники Солнца"


Автор книги: Леонид Панасенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

ТОСТ В ПОЛЬЗУ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Они как раз вышли из тени Земли, но скорость вырастала так стремительно, что пока Илья приноравливался к иллюминатору, шарик планеты откатился уже довольно далеко – отсюда она казалась трогательно маленькой и беззащитной.

"Интересно, – Илья все еще не мог оторваться от иллюминатора, приходит ли исследователям мысль о беззащитности нашей планеты? Должна приходить. Ведь им, хоть и не часто, случается иметь дело со всяческой дрянью. Наверное, должна выработаться привычка, даже рефлекс, как у врачей-инфекционников – после окончания работы обязательная дезинфекция. Нужна именно привычка, а не обязанность, продиктованная инструкцией. Ведь первопроходцы и исследователи могут не только занести на Землю зло, но и привести его за собой. Указать адрес... Надо будет, кстати, выяснить..."

"Бруно" вздрогнул, принимая очередную порцию ускорения. Логическая цепочка оборвалась. И сразу же расхотелось куда-либо идти, заводить разговоры.

"Спрячу я пока свои врожденные и нажитые способности к общению и пойду спать, – решил Илья. – До Наковальни еще четыре дня пути, успеется".

Он затопал по коридору, увязая ботинками в толстом ворсе ковра. Невесомость в обычных условиях Илье не нравилась – мало того, что бесполезна, так еще и отвлекает, – и он включил поле гравитации скафандра.

Неподалеку, в спортзале, забухал мяч; отозвался свисток судьи. "Вот где на невесомость молятся", – отметил про себя Илья. Звездолетчики "Бруно" не без оснований считали себя первооткрывателями популярнейшего нынче пространственного футбола.

В следующий миг Илья увидел, что по коридору стремительно летит светловолосая девушка в спортивном трико, и отступил ровно настолько, сколько требовалось любительнице "экстренных способов передвижения в условиях невесомости", чтобы избежать столкновения. Пилотом незнакомка оказалась неважным. Разгоряченное тело со всего размаху ударилось о грудь Ильи, и он, покачнувшись, придержал девушку, чтобы незадачливого пилота не понесло кубарем.

– Это что – подарок судьбы? – смеясь, поинтересовался Илья.

– Простите, у меня плохо получаются виражи, – незнакомка осторожно, но решительно высвободилась.

– Хоть сто раз, – ответил Илья. – Я вообще гожусь для этого. Ефремов идеальная мишень. При желании можете обстреливать меня даже кварками.

– Это идея, – девушка глянула на Илью снизу вверх. В ее зеленоватых, чуть удлиненных глазах он заметил явный вызов и удивился – дело, оказывается, не только в его шутливом тоне. – В м-алых дозах действует успокаивающе, – продолжала она. – Будто ионный душ. Снимает с синапсов избыток потенциалов. Бремя... особых полномочий тогда кажется не таким тягостным.

– Спасибо за совет, – уже серьезно сказал Илья. – Но вы, милая, преувеличиваете роль ионного душа. Моя первая специальность – врач.

– Простите, – девушка зарделась. – Я не хотела вас обидеть.

Она отступила, наконец, в сторону, ухватилась за эластичный полукруг, выступающий из стены, и приготовилась оттолкнуться, чтобы опять взмыть в воздух. Дышала девушка все еще часто, и Илья невольно залюбовался ее телосложением гимнастки, загорелым лицом с золотистым пушком над верхней губой.

– Погодите, – попросил Илья и легонько придержал незнакомку за руку. Что вам так дались мои полномочия? Они вас тревожат? Почему?

– Не только меня, – на лицо девушки упала тень усталости. – Они тревожат двенадцать миллионов человек.

Она легонько оттолкнулась и медленно поплыла вдоль коридора. То ли ждала ответных слов, то ли подсознательно чувствовала, что ею любуются.

– Эй, послушайте, – окликнул ее Илья. – Зовут-то вас хоть как?

– Спросите у своего Помощника. Пусть вычислит.

Девушка вдруг рассмеялась и точным сильным броском послала свое тело в боковое ответвление коридора.

"Ну и ну, – покачал головой Илья. – Какие они все же благородно-слепые. До сих пор считают, что платить за познание человеческими жизнями обычное дело. А времена давно уже не те!"

Он вошел к себе и запер дверь. Над столом все еще плавали ромашки, которые принесла в порт Ольга. Илья поспешно включил в каюте гравитацию, налил в вазу воды... "Лишь бы с Ольгой все было благополучно, – мелькнула тревожная мысль. – И Егор, наконец, успокоится. Он такой, что свои бы глаза ей отдал, да..."

Спать расхотелось. Илья высветил наружную стену каюты, и в проеме видеоокна заискрилась звездная пыль. Что-то мешало ему, и он не сразу понял: мешает тяжелая форма-скафандр, но снимать ее не стал, потому что она еще зачем-то была нужна, а зачем – непонятно.

"Задира, которую тревожат мои полномочия, – осенило вдруг Илью. – Она предлагала вычислить ее. А что? Сейчас попробуем".

Он позвал Помощника, и тот немедленно откликнулся, словно был не логическим устройством, а запасным уголком мозга, его резервом. Помощника в свое время "законтачили" на слуховые центры, то есть ответы и вопросы его возникали в сознании Ильи, как тихий шепот.

"Для определения личности методом исключения не хватает данных, отозвался Помощник. – Назовите еще несколько деталей".

– Натура холеричная, экспрессивная... Глаза зеленые... – Илья задумался. – Да, имеет познания в медицине.

"Достаточно, – прошелестел бесстрастный голос. – Вашу новую знакомую зовут Полина Лоран. Тридцать два года. Отец – известный французский микробиолог, мать – русская, художник. По образованию Лоран – психиатр. Работает главным врачом исследовательской станции "Галактика". Незамужняя..."

Помощник сделал паузу и осторожно добавил:

"Натура в самом деле холеричная. Острый склад ума, агрессивная ирония. По всем комплексным данным вашему идеалу не соответствует. Лоран, кстати, противник Службы Солнца. Право вето использовано ею шестнадцать лет назад".

– Ну, спасибо, дружище, – пробормотал Илья. – У тебя та же блажь, что и у Егора. Всем почему-то хочется меня женить.

...Решив, что пора, наконец, заняться делом, Илья достал коробочку личной библиотеки, набрал код-требование. Секунду спустя он уже крутил в пальцах иголку держателя, на конце которого посверкивал зеленоватый кристаллик. В нем содержались отчеты по Станции, а также все сведения и гипотезы относительно загадочной сущности Окна.

Илья воткнул держатель в "пуговицу" проектора. Пространство ярко освещенной каюты в нескольких шагах от него как бы свернулось, налилось чернотой, в которой появилось светлое пятнышко. Голос комментатора сообщил:

"Новая звезда и псевдотуманность зарегистрированы службой наблюдений 23 марта .... года в районе звезды Росс 248. Расстояние немногим более трех парсеков..."

"Близко, – подумал Илья. – Чрезвычайно близко".

Пятнышко выросло, превратилось в сферическую желтоватую туманность. Ближе к ее краю мерцала искорка звезды.

"Молодой пульсар, находящийся в псевдотуманности, – продолжил комментатор, – по основным параметрам является вращающейся нейтронной звездой. К числу аномалий пульсара следует отнести необъяснимую скупость как радиоизлучения, так и нейтринного, гравитационного. Магнитное поле очень мощное, порядка... Взаимосвязь этих явлений исследуется в гипотезе Всеволода Иванченко... Пульсар Скупая выбрасывает струю вещества с периодом в 14,2 земных суток..."

От звездочки вдруг отделилась огненная нитка. Уперлась в черноту, окружающую туманность, замерла, а потом и вовсе исчезла.

Илья вообразил колоссальную мощь этой так называемой "нитки" и невольно поежился. Не так от грандиозности явления, как от мысли, насколько сложная и непонятная штука – геометрия пространства – времени вблизи звездных объектов. Куда, например, уходят, куда деваются эти звездные выбросы? Непостижимо!

Комментатор заговорил как раз о том, что волновало Илью. В объеме голографического изображения туманности появились разноцветные обозначения – рисунки, объясняющие текст:

"Физическая природа явлений. Обобщенная гипотеза Раньери – Туманова... Сам факт появления в области межзвездной плазмы молодого пульсара без первичной звезды и без периода сверхновой..."

"Все-таки в науке, наверное, невозможно не мудрствовать лукаво, улыбнулся про себя Илья. – Ну, почему бы не сказать человеческим языком, что в чистом космосе не может появиться из ничего даже самая захудалая звезда, не говоря уже о сверхновых и пульсарах?"

"...А также необычно четкие для глобальных явлений границы псевдотуманности (толщина "слоя размыва" 12-13 тысяч километров) и отдельные флуктуации времени... В предположение Раньери – Туманова о том, что данная туманность есть локальный разрыв геометрии пространства времени нашей Вселенной прекрасно вписывается и факт исчезновения (поглощения) вещества звездных выбросов у границы туманности..."

Илья подошел к изображению, вгляделся в желтоватую дымку.

"Иначе говоря, имеем прореху в мироздании, точнее – малюсенькую дырочку, – подумал он. – Вернее даже – прокол, в который "выпихнуло" из параллельного мира пульсар. Рабочее название прорехи – Окно".

Древнейшая идея о том, что Вселенная – не что иное, как бесконечный ряд вложенных друг в друга миров, различающихся своими пространственно-временными масштабами, по всей вероятности, подтверждается. Эта мысль взволновала Илью. Он медленно ходил по каюте, припоминая нужные сведения по космологии... Анаксагор, Бруно, французские энциклопедисты, Лейбниц и, наконец, 1922 год, ленинградский физик А.А.Фридман. Его решения описывали многосвязную вселенную, состоящую из множества замкнутых трехмерных миров, живущих в своем собственном ритме времени. Пути их, естественно, не могут ни пересечься, ни соприкоснуться... Нет, это не то... Дальше идут "черные дыры", то есть случаи неполного свертывания пространства – времени. Их еще называют "воротами", через которые полузамкнутый мир может быть связан с соседним... Это уже ближе к истине... Модель Черняка... Гипотеза Гордеева о промежуточной стадии коллапсирования – "робких черных дырах". Однако у этой туманности нет даже намека на схлопывание звезды... Короче, как ни крути, элементарная логика подсказывает: Окно – это прокол в мироздании. Факт, о котором уже почти не спорят. Спорят о природе факта, но это совсем другое дело. Для меня важен факт...

Илья, наконец, снял тяжелый панцирь формы, прилег.

...Он снова шел коридором, снова навстречу ему летела светловолосая девушка. Он расставил руки, чтобы поймать ее, но вместо "подарка судьбы" увидел вдруг перед собой какой-то огромный разлом, бездну, заполненную тяжелым туманом. Он попробовал свернуть, потому что вспомнил о смертельной опасности, но было уже поздно... За спиной Ильи кто-то грустно шепнул: "Это – девятый, запомните, он будет девятым..." Желтый туман наступал, обволакивал, уносил в бездну...

Вечером следующего дня капитан пригласил Илью на традиционный кофе.

Они встретились в саду, на первом уровне общения. Столик был рассчитан на двоих, однако в саду отдыхало множество свободных от дежурств звездолетчиков, прогуливались или ужинали исследователи, и Илья понял, что разговор их интересен многим и что с этими людьми ухо надо держать востро.

Однако Драгнев начал разговор неожиданно искренне.

– Ради бога, вы хоть не обиделись? – поинтересовался он, набирая на клавиатуре синтезатора какой-то сложный заказ.

– Я не обидчивый, Калчо, – улыбнулся Илья. – Разумеется, вы имеете в виду некоторую помпезность встречи и ту долю настороженности, с какой братство звездолетчиков и исследователей отнеслось к моему визиту на Станцию.

– Какое хорошее слово – настороженность. – Драгнев покачал головой. Нас можно понять, брат, – употребив это обращение, он автоматически перешел на "ты". – И ты, конечно, давно нас понял. И, конечно же, не обиделся, потому что обидчивых Садовников не бывает. А настороженность... Это, по-моему, всегда только производное. Производное от незнания или непонимания...

– Что же непонятно тебе, брат? Или твоим друзьям?

К их разговору явно прислушивались.

"Что ж, – подумал Илья, – на первом уровне общения секретов не бывает. Да и тон беседы не может быть другим. Только доверительный".

– Мы не понимаем, как можно судить поиск, не зная его результатов, сказал Драгнев. – Ведь исследования только разворачиваются. Мы еще слепые, будто щенки... И потом... Почему Окном и его проблемами занялась именно Служба Солнца, а не совет Мира?

– Ну, во-первых, я не собираюсь на Станции уподобляться Фемиде... с завязанными глазами. – Илья отхлебнул кофе. – Мы тоже исследователи. Только другого профиля. В данном случае, Калчо, я буду специалистом по установлению причинно-следственных связей между фактами, событиями, поступками людей.

– Это сложно, – сказал Драгнев.

– А кто говорит – просто? – вздохнул Илья. – Судить я могу только очевидное... А "результаты" у поиска уже, кстати, есть. Разве восемь жизней не есть результат, достойный печали всех Обитаемых миров?

Тяжелое молчание разлилось по саду, еще несколько минут назад такому оживленному.

– Я не считаю, что гибель товарищей – повод для немедленного сворачивания всех работ, – спокойно продолжал Илья. – Мы – в пути. А при любом движении возможны потери... Не знаю, может, вся беда в методике исследований, не знаю...

Звездолетчик поднял на собеседника грустные глаза:

– Это хорошо, что ты сначала исследователь, а уж потом – судья. Но ты не ответил на второй вопрос: почему нами занялась именно Служба Солнца?

– Теперь уж ты не обижайся, – Илья упрямо наклонил голову. – Ваше братство, то есть исследователи и звездолетчики, узко специализировано раз. Вы находитесь на острие научно-технического прогресса и сами же создаете его движение – два. Вы наиболее разбросаны во Вселенной, то есть, вы дети малых коллективов – три. Не так ли?

– Логично, – согласился Драгнев. Его крупная голова чуть склонилась, как бы подтверждая аргументы собеседника.

– Я сейчас чуток отклонюсь от темы, – сказал Илья. – Чтобы все связать... Ты знаешь, что научно-технический прогресс вообще всегда опережал мировоззренческое, духовное, наконец, этическое развитие общества. Пока... – Илья сделал паузу. – Пока для этого существовала объективная историческая необходимость. Пока для человечества были главными проблемы энерговооруженности и пищи, материального производства и быта. Пока существовали борьба идеологий, угроза войны и страстная необходимость объединения всего человечества на коммунистических началах. Наконец, ценой огромных усилий все эти проблемы были решены. Потом... Извини, брат, за лекцию, но нам надо дойти до полной ясности... Потом был переходной период. Мы долго и трудно оттаивали душой. Страх, ненависть, агрессивность, подлость, равнодушие... Их не надо мерить глыбами. Даже в объеме песчинки они убивают личность, разрушают гармонию... Наконец, оттаяли. Не совсем, не полностью, есть еще рудименты, есть регрессивные явления. Но грубая, грубейшая очистка совершилась. Она продолжается и сейчас: диалектически видоизменившись, в более сложных и тонких формах. Так вот. Этим сейчас живут все Обитаемые миры. И если в прогрессе разума и души нет еще равновесия, то хоть тенденция к этому появилась. Властная тенденция. Эдакая духовная акселерация...

– Это мне знакомо, – улыбнулся Драгнев. – Ты хорошо нарисовал ситуацию. Четко и убедительно. Если не считать эмоций.

– Вот-вот, – подхватил Илья. – А их надо считать. Пришло время считать... Итак, еще раз о вашем братстве создателей научно-технического прогресса. Мне кажется, что в силу трех причин, которые я уже называл, вы... немножко отстали от "властной тенденции". Согласись, Калчо, вам, открывателям и ученым, всегда было недосуг думать о реализации своих открытий и находок, контроле над их рациональным использованием. Раньше этим занимались аппараты государственного управления, политики...

– Разделение труда, – хитрые морщинки легли у глаз звездолетчика. Только не напоминай, пожалуйста, историю создания атомной бомбы. Время-то другое.

– Уговорил, – согласился Илья и все вокруг заулыбались. – Хотел я, правда, рассказать, как мы мучились с "изобретением века" – поливитом, как я дров наломал, ну да ладно. История эта сугубо личная. Уговорил! Но так или иначе, будь я не прав, согласись, не было б настороженности. И ты бы, Калчо, не спрашивал, почему именно Служба Солнца занялась Окном.

– И все же – почему? – взгляд Драгнева был испытывают, и непреклонен.

– Это наша работа; Калчо, – объяснил Илья. – На Станцию, конечно, мог полететь и кто-нибудь из депутатов совета Мира. Но это – наша работа... Ты, кстати, знаешь, как возникла Служба Солнца?

– При совете Мира, – удивился звездолетчик. – Это даже мои сыновья-малолетки знают.

– Все мы при Совете... – Илья пожал плечами. – Это сейчас при Совете. А началось все чуть ли не с игры. Группа студентов организовала общество "добрых волшебников". Все было очень романтично и... немножко анархично... Обязательное условие – тайна доброго деяния... Нас еще долго потом "ангелами-хранителями" в шутку величали...

– А почему не совет Науки? – настойчиво спросил Драгнев. – Или там тоже отстают от "властной тенденции"?

Синтезатор, наконец, подал заказ – нечто дымящееся, остро пахнущее восточными специями, и Илья подумал, что традиционный капитанский кофе неплохая вещь.

– Почему именно мы? – как бы переспросил он. – Времена "ангелов" кончились сорок лет назад. Сейчас у нас тридцать два сектора. Главную задачу Службы, дело, которое общество никак не могло пустить на самотек, ты знаешь – это всестороннее и гармоничное воспитание личности. А отсюда десятки других задач. В том числе и обеспечение безопасности человечества и каждого человека в отдельности. Охрана его от глобальных и локальных бед, различных агрессивных факторов природы, – Илья помедлил, раздумывая. – Охрана также от людской самоуверенности, безрассудства, наконец, глупости. От неосторожности и беспечности – тоже... Кроме того, меня просил Янин – побывать и разобраться.

Драгнев, словно его заворожил перечень Ильи, кивал головой.

– Да-а-а, – задумчиво протянул он, покусывая нижнюю губу. – Это тебе не наскок на планету, где за три дня успеваешь построить для исследователей отличную Базу и даже подготовить для них теплицы со свежими овощами... Будь я помоложе...

– Великолепный финал, – рассмеялся Илья. – Оказывается, и в наш век просвещение продолжает приносить плоды.

Он хитро прищурился, будто невзначай поинтересовался:

– Надеюсь, запись этой пресс-конференции попадет на Станцию?

– Сегодня же, – улыбнулся Драгнев. – Немедленно. Наверное, уже передали.

Он плеснул в бокалы шампанского, поднял свой.

– Предлагаю тост в пользу таких размышлений... Кстати, мы шли с двойным ускорением и сократили путь. Ночью, в четыре часа по корабельному времени, выходим на Наковальню. Если интересуешься, могу разбудить.

– Спасибо, – ответил Илья. – Спасибо, Калчо.

Сознание включилось мгновенно, будто по сигналу. Будто и не спал вовсе. Илья потому и отказался от предложения капитана, что знал: сработают биологические часы. Какая-то крупица подсознания, которую природа научила обращаться со временем.

Как ни привычны были Илье всевозможные чудеса техники, однако святая святых звездолетчиков – Наковальня – вызывала у него, кроме уважения, еще целый ряд чувств. Была здесь добрая доля восхищения, толика страха и чуть-чуть удивления смелостью людей, которые, как уже не раз бывало, не разобравшись до конца в сущности подпространства, тем не менее хозяйничали в нем, как хотели. Что касается страха, то это было чувство, вовсе непохожее на прежнее, которое отравляло души предков. Это было опасение собственной силы, собственного роста, потому как человек, научившись прокалывать кривизну пространства, стал такой огромной фигурой, что даже среди звездных миров шагать теперь приходилось очень осторожно – не дай бог наступишь на чей-то дом, то бишь мир...

Наковальня представляла собой уголок космоса за орбитой Нептуна, где мощный ускоритель "вколачивал" звездные корабли в пространственно-временной континуум.

Илья высветлил видеоокно.

За цепочкой алых угольков – маяков, обозначающих границы опасной зоны, тысячами огней сияло кольцо ускорителя, утыканное вспомогательными конструкциями. К нему медленно подплывала искорка какого-то корабля. Вот он замешкался, искорка потеряла блеск. В следующий миг вечную темень пространства расколола ослепительная вспышка, и корабля не стало.

Вспышки шли одна за другой, так "как Обитаемые миры множились, и звездный флот рос не по дням, а буквально по часам.

Илья вспомнил слова Егора, которые он говорил четыре года назад, впервые увидев Наковальню в действии. "Тот, кто назвал эту штуковину Наковальней, – заметил Егор, – не лишен воображения. Гляди, даже искры после силового удара..." И еще пошутил: "Если бы "ковали" поритмичнее, то издали и за пульсар можно принять".

За воспоминаниями Илья прозевал момент, когда пришла очередь их корабля. Видеоокно вдруг помутнело, будто на него плеснули молоком. "Бруно" вздрогнул и как бы остановился.

В каюту теперь заглядывали новые созвездия. Среди них лимонно сияла загадочная псевдотуманность.

"ЛУНАТИКИ"

Он уже видел амеб.

Но одно дело смотреть голографическую запись и совсем другое, когда ты сидишь под прозрачным колпаком командной рубки, откуда просматривается все огромное тело Станции, и на тебя падают и падают со всех сторон стаи "черных смертей".

– Дорого же они вам обходятся, – тихо сказал Илья.

К нему обратились два взгляда: один Федора Крайнева, научного руководителя Станции, другой Юргена Шварца, ведущего космолога Обитаемых миров. Федор смотрел вопросительно, и Илья отметил про себя, что с ним будет легко работать – твердый, ясный характер, а Юрген – виновато. "Наверное, успел связать мои слова с гибелью людей, – подумал Илья. Напрасно, Юрген. Напрасно ты казнишься. Хотя задача выяснения устройства вселенной поистине грандиозна, но твои друзья погибли не ради нее. Это, может, высокопарно, но они погибли ради познания вообще... И как вы все не понимаете, что я не виновных прилетел искать, а упредить другие возможные трагедии".

– Я имею в виду энергию, – пояснил Илья, кивнув в сторону пульта управления. – Защита на максимуме – это же голодный паек для других систем.

– Экономим, – обрадованно улыбнулся Юрген. – С этими тварями приходится считаться...

Его круглое добродушное лицо стало чуть обиженным. По-видимому, ему, привыкшему разгребать и сгребать галактики, словно песок, реальная и злобная сила амеб, – этих таинственных созданий или образований Окна, – до сих пор казалась противоестественной, а значит, неприемлемой для всех его изящных теоретических построений, более того – опасной.

– Смотрите, еще одна стая, – сказал Крайнев, вглядываясь, как из желтого марева туманности падают и надают на защитное поле Станции черные листья амеб. Расплющившись о поле, они выбрасывали во все стороны бесформенные отростки псевдоподий [временные цитоплазматичные выросты у одноклеточных организмов; служат для передвижения и захвата пищи или частичек], шевелили ими, будто нащупывали в защите слабое место.

– Это вы их привели! – выкрикнул вдруг энергетик Станции Исаев. Его тонкий рот искривился в презрительной, гримасе. – Эти новые косяки пришли вслед за "Бруно"... Только подумать! Вместо помощи, вместо того, чтобы помочь милейшему Юдзо решить загадку волноводов хаотической информации, они прилетают... судить его... Какое кощунство – решать, имел или не имел Юдзо Сакаи право погибнуть во время эксперимента...

Илья не перебивал энергетика. Он смотрел на него холодно, чуть брезгливо и изучающе.

– Иван! – в голосе Крайнева появился металл. – Ты устал, Иван. Тебе надо отдохнуть. Иди в каюту и прими два часа гипносна. Потом обо всем потолкуем.

Исаев, что-то пробормотав, пошел к выходу.

Илья заметил, что приказ как-то сразу расслабил этого худенького, по-мальчишески взъерошенного человека. "Не надо ему гипноза, – подумал он. – Уже спит, на ходу. Или чертовски устал, или..."

– Это явно по вашей линии, – суетливо заговорил Юрген. – Последнее время у некоторых специалистов наблюдается повышенная раздражительность, гипертрофированная усталость...

– В самом деле, – подтвердил Крайнев. – Какая-то аномалия в психике. Скорей всего, эгоцентрический комплекс... Понимаешь, мы привыкли быть хозяевами положения, а здесь... Наши исследования ограничены из-за этих проклятых амеб. Отсюда – скудость фактажа, а значит, даже самые мощные интеллекты не могут продвинуться дальше своих первых логических построений. Вы же знаете, для ученого крайне неприятно слишком долго оставаться на уровне гипотез...

– Ну уж долго, – Илья проследил, чтобы в голосе его было побольше оптимизма. – Несколько месяцев.

Про себя он еще раз с удовольствием отметил твердость Федора Крайнева и мимоходом вспомнил разговор двух специалистов, свидетелем которого он случайно стал во время завтрака. Обычный разговор, вернее – теоретический спор, но тоже чересчур уж эмоциональный. Нынешние научные дискуссии ведутся на более низких регистрах... Плюс более чем странная выходка Исаева. Так что психикой экипажа придется заняться особо...

– Верно, четыре месяца, – согласился руководитель Станции. – Но ведь здесь собрались не просто талантливые ученые. Станция буквально напичкана гениями... Поговорите, пожалуйста, с Лоран. Полина даже на Землю летала, чтобы проверить аналоги болезни...

Амебы уходили.

Так же беспорядочно, всей стаей, как и появились. Еще не затих сигнал тревоги, которым автоматы сообщали о попытках нарушить защитное поле, но черные полотнища уже всюду съеживались, прятали щупальца псевдоподий и растворялись в желтом мареве. Они исчезали, как исчезают кошмарные призраки неглубокого сна в предчувствии близкого рассвета.

По дороге в свою каюту Илья познакомился еще с одним странным фактом.

"Факт" не уступал Илье по габаритам, и Садовник чуть было не столкнулся с этой скалой на ногах, увенчанной крупной головой с огненно-рыжей шевелюрой. Человек шел неестественно ровно и прямо. Глаза его были открыты, но лишены всякого выражения, будто остекленевшие.

"Лунатик? – удивился Илья, глядя вослед незнакомцу. – Однако сейчас на Станции день, а явления сомнамбулизма подчиняются обычному жизненному ритму. Странно".

Деревянной автоматической походкой человек дошел до первого поворота и скрылся в боковом коридоре.

"Рыжий богатырь повстречал на моих глазах трех человек, – отметил Илья. – Из них только я обратил на него внимание. Значит, "лунатики" на Станции – обычное явление. Надо будет порасспросить у Лоран".

Имя девушки тревожило, будило ассоциации.

Ему вдруг представилось, что он на Земле, в успевшем полюбиться Птичьем Гаме. Мягкий снег укрыл набережную... На нем следы. Вот его – большие и отчетливые, а рядом... следы Полины. Чей-то красно-белый восьмимодульный дом плывет над Днепром. Полина хохочет и удивляется, потому что у них, в Париже, "гравитационно независимым" жильем почти не пользуются, а он объясняет ей, что это одно из двух: или жильцы коллективно отправляются на отдых, или мальчишки вновь обманули автоматику и тогда диспетчер вернет вскоре дом на место... Кто-то бежит к ним: "Илюша, Илюша!" Это Аленка. Девочка смотрит на Полину обрадованно и чуть-чуть настороженно. Потом говорит, совсем по-взрослому вздохнув: "Я теперь буду спокойна за него. Вы за ним присматривайте, ладно?.."

Впервые в видения Ильи не явилась мама Аленушки – Незнакомка, – и это обрадовало его как факт окончательного раскрепощения души. Плохо, правда, что рядом с ним во время воображаемой прогулки шел не абстрактный собеседник, а вполне реальная и насмешливая девушка, которая – это Илья уже предчувствовал – еще поизмывается и над ним, и над Светлой Мечтой Человечества – так Егор иногда в шутку называл Службу Солнца.

Седьмой коридор, в конце которого была его каюта, вдруг оборвался нагромождением скал. Между ними, уходя куда-то вглубь, звонко плескался родник.

"Ошибся коридором", – решил Илья, но в следующий миг понял: нет, все правильно. Просто логический блок Станции произвел очередную корректировку своего "изменяющегося мира". Так называли психологи и коллеги Ильи хитроумную установку, которая регулярно изменяла планировку станций длительного пользования, создавала новый "антураж" и всячески боролась с однообразием и постылостью этих маленьких замкнутых мирков.

За одной из скал Илья все-таки разыскал дверь своей каюты. "Хорошо хоть, – подумал он, – что логический блок не тронул геометрию каюты и не посадил на месте кушетки, скажем, несколько цветущих абрикосов... Он такой. Он все может. Благо, жесткой программы у него нет – вот и фантазирует".

Дома он еще раз решил просмотреть записи, касающиеся уже непосредственных исследований Окна. Итак, есть прореха в мироздании, а в ней...

В объеме голограммы опять затеплилось облако псевдотуманности. Ожил голос комментатора:

"Выбросы звездного вещества Скупой строго локализированы в пространстве мощным силовым туннелем, который условно назван Питателем... Электромагнитное зондирование туманности позволило также обнаружить разветвленную систему волноводов хаотической информации (ВХИ), число которых достигает полутора тысяч. Об истинных размерах системы волноводов определенного мнения у специалистов не сложилось, так как в Окне вообще невозможно выбрать систему мер и отсчета..."

"Где уж тут измерять, – подумал Илья, – если даже время в Окне выделывает всяческие фокусы..."

В объеме изображения псевдотуманности появился вдруг целый клубок красных, пульсирующих прожилок. Комментатор сообщил:

"Так называемые волноводы хаотической информации различны по мощности, что прямо зависит от их размеров. Установлено экспедицией Юдзо Сакаи... Исследовательская станция "Галактика" с целью эксперимента расположена в одном из крупных периферийных волноводов "Сигма-7", диаметр которого колеблется в пределах 68-72 километров. "Сигма-7" принадлежит к однополюсным волноводам, то есть входит в число двенадцати ВХИ, которые связаны непосредственно с нейтронной звездой..."

– Как были открыты волноводы? – поинтересовался Илья и тут же устыдился своей оплошности: разговаривает с комментатором записи, будто со своим Помощником.

"Простейшие, или иначе амебы, также обнаружены экспедицией Сакаи, продолжал тот. – Сущность – сгустки силовых полей. Гипотеза Сакаи колония одноклеточных организмов ("клетка" – в толковании Вибо, как первичный элемент жизни на всех энергетических уровнях). Гипотеза Давыдова – искусственные само– или управляемые устройства неизвестного назначения. Основное место обитания амеб – Питатель. Точное количество не установлено, так как число их в данное время постоянно увеличивается. Наблюдается также тенденция взрывоподобных появлений простейших..."


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю