Текст книги "Садовники Солнца"

Автор книги: Леонид Панасенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– И Иван Антонович? – удивился Илья.

– Одним из первых.

Армандо слушал их с нескрываемым любопытством.

У Ильи потеплело на сердце – "самородок" явно понравился руководителю Школы. Немногословный, добряк, ранимый. А какой у Армандо доверчивый взгляд. И отвлеченный. Обращенный в себя, в свои размышления.

Не беда, подумал Илья, если из него не получится "оперативника". Даже к лучшему. Служба Солнца активно обрастает собственными теоретиками. Вон и Егор... Его, помнится, еще на втором курсе приглашали в НИИ Счастья. После статьи о новых тенденциях самовыражения. "Желание человека реализовать себя как личность мы можем теперь постулировать в качестве первейшей жизненной необходимости..." Кажется, что-то в этом роде... Прав Егор, трижды прав. Ведь и Анатоля не так любовь, как боязнь собственной тщеты измучила. Помнишь мысли его, подслушанные зимой, в Карпатах? Как душа его кричала. Как жег его огонь – "несостоявшийся, несостоявшийся..." Господи, неужели он перегорел, перебесился, перебродил? Неужели его, наконец, прибило к берегу? К тому берегу, где жизнь и горечь, где всего понемногу, где друзья...

– Солнечное занятие, – удовлетворенно прищурился Юджин.

Он присел возле своей корзины, выбрал зачем-то самое зеленое яблоко и смачно захрустел, приговаривая:

– Мне много не надо. Мне бы в Птичьем Гаме поселиться. Мне бы яблоки с друзьями собирать.

– Алена, смотри, – позвали ее подружки. – Да смотри же!

Серебристый гравилет со свистом пронесся над тополями во дворе школы и возле Днепра взмыл вверх. Перелетев через реку, он резко нырнул в сосновый лес.

– Папа! – закричала Алена. – Это он, папочка. Прилетел!

Девочка побежала по дорожке, пританцовывая и размахивая руками. У зеленой виноградной арки, соединявшей школьный двор с руслом улицы, Алена задержалась.

– Таня, – крикнула она. – Скажи всем, что ко мне прилетел папа. Учителю Армандо скажи. Я завтра не приду на занятия.

В том, что гравилет службы Обитаемых миров привез отца, Алена не сомневалась. В Птичьем Гаме, кроме них, было еще три семьи звездолетчиков, но все они жили на левобережье, да и кто еще так прилетает нежданно-негаданно, оглушив всех, как Соловей-разбойник, своим гравилетом.

Возле "горбатого" моста Алена заскочила в желтую кабину Службы Солнца. С сомнением потрогав пластинку вызова для детей – заяц в форме Садовника, нарисованный на ней, смешно подмигнул и отдал честь, девочка дотянулась до "взрослого" знака Солнца. В объеме изображения появилось уже знакомое Алене лицо дежурной.

– Тетя Нина, – затараторила она. – Очень важная просьба. Понимаете, мы играли во дворе школы, а тут ка-а-к засвистит... Надо опять грозу, тетя Нина. Вы попросите климатологов?

– Наверное, отец вернулся? – догадалась дежурная.

– Да, да. Ка-ак засвистит над школой... Только пусть они хорошую грозу сделают, тетя Нина. Папа очень любит грозу... И чтобы дождь был теплым-претеплым.

– Ладно, болтушка, – улыбнулась Нина Лад. – Сейчас узнаю – не возражают ли соседи.

– Спасибо, тетя Нина. Они не возражают. У нас-то и соседей нет.

Алена бежала по скоростной дорожке... Ветер лохматил ей волосы, платье плескалось, а сердце колотилось так громко, что, казалось, его слышат даже встречные пешеходы.

– Папа прилетел, поняла? – крикнула она реке, когда дорожка, достигнув середины моста, заструилась под уклон.

Над лесом, над их невидимым пока домом, в вечернем небе заворочалась грозовая туча. Громыхнуло раз, Другой.

– Будет, будет теплый дождь, теплый дождь, – запела девочка.

Алена представила, как взберется на плечи отца – так делала маленькой, – а он примется шумно дышать ей в живот, щекотать усами. Она будет визжать от удовольствия, еще крепче обнимая его голову, а в глазах у мамы, наконец, растает лед ожидания и они станут теплыми-теплыми. Будто лужи, которые останутся после грозы и по которым они обязательно пойдут после ужина побродить втроем...

Гроза началась раньше, чем предполагала Алена.

Не успела она еще спрыгнуть со скоростной дорожки на среднюю, как вокруг потемнело, сыпанул крупный, частый дождь. Климатологи, очевидно, что-то напутали: туча дышала зло и порывисто, дождь обжигал холодом. Алена мгновенно промокла.

"Это чепуха, – подумала девочка, подбегая к дому. – Главное – вернулся папа. Теперь не надо будет крутить по вечерам его видеописьма. С Арктура и Проциона, и еще с какого-то Зуба Дракона... Он дома. Вернулся!"

Окна гостиной на первом этаже их дома были, как всегда, распахнуты. Алена еще издали услышала чужой голос, узнала его и обрадовалась вдвойне: папа вместе с дядей Сеней прилетел.

"Сейчас напугаю, – засмеялась она, ныряя в густые заросли черемухи и пробираясь к ближайшему окну. – Рычание бронеящера с Проциона под аккомпанемент раскатов земного грома – блеск!"

Девочка потянулась к окну, услышала голос матери и... замерла от страха.

Мама... Что с ней?

– Сеня, милый, я не пойму. – Мама говорила с трудом, как бы превозмогая острую боль. – Я ничегошеньки не пойму. Повтори. Скажи еще раз. Они ведь живы? Живы?

– Да, Мария, я уже говорил... Вне всяких сомнений. Но... Этот поток жесткого излучения был для них полнейшей неожиданностью. Хочешь спастись прыгай в подпространство. Но вся беда в том, что у них нет энергии для обратного прыжка.

– Где же они теперь, где?

– Не знаю, Мария.

Страшные слова не все сложились в сознании девочки. Она поняла одно отца дома нет, он не прилетел. Холодные потоки дождя мгновенно смыли всю радость, тело у Алены закоченело.

– ...Нет, Мария. Выйти на связь они тоже не могут. По той же причине у них нет энергии. Теперь все зависит от случая. Если они вынырнули из подпространства где-то рядом, то дойдут к Земле на ионной тяге. Но если их бросило вдоль Радиуса доступности...

– Это много, Сеня?

– Семь тысяч световых лет.

"Не будет! – замерло сердчишко Алены. – Папы не будет... Тысячи лет... Даже вестей не будет!"

Она то ли вскрикнула, то ли застонала.

Не помня себя, не видя ничего вокруг, бросилась бежать.

Напролом. Безоглядно.

Колючие ветки шиповника схватили девочку на опушке – она рванулась. Обдираясь в кровь, высвободилась. Бежала уже из последних сил – все дальше, все глубже в лес. Задыхалась от рыданий, от черного ужаса, который гнался за ней буквально по пятам: "Не будет! Тысячи лет не будет..."

В глухом овраге Алена упала. Силы и мысли покинули ее. В распахнутых глазах девочки отражались равнодушные звезды, успевшие объявиться в прояснившемся небе.

...Дома Илью ожидало письмо от сестры и три разноцветные карточки-опросники.

"Узнаю Светлану, – подумал он, открывая узенький конверт. – Узнаю, но не понимаю. Почему деловая и сильная женщина отдает предпочтение клочку бумаги, а не живому общению? Всего-то дел – набери индекс на браслете связи и говори, сколько хочешь..."

Письмо было обычным: несколько фраз о Вадиках – большом и малом, краткий отчет об успехах Светланы в генетическом моделировании, а вот и традиционные нравоучения. Ну что ж, все это уже было. Впрочем, нет. Вот здесь сказано нечто новое. Любя, конечно, пишет, но как непримиримо и обидно:

"Может, ты и знаешь, но на всякий случай сообщаю: Иштван Кишш, с которым ты учился в медицинском, вчера назначен главным врачом на Пальмиру. Это прекрасная планета курортного типа. Только-только сдали в эксплуатацию. У Иштвана теперь море работы. Не обижайся, Илюша, но мне обидно за тебя. Обидно, что ты бросил конкретное и нужное дело ради сомнительных занятий добротворством.

Я не отрицаю Службу Солнца. Но для тебя, зрелого специалиста, это запоздалая романтика...

Потом уж очень эфемерна ваша главная заповедь – счастье должно стать неизбежностью. Мы и так счастливы – общественно счастливы. Но я, например, ни за что и никому на свете не отдам свою неудовлетворенность ученого, слезы неудач и даже... вспышки ревности..."

– Чудак-человек! – воскликнул Илья, откидываясь в кресле. – Да кто тебе мешает – страдай, ревнуй на здоровье! Эх, сестричка, сестричка!..

Его одолевало возмущение.

Чтобы отвлечься, Илья взял карточки опросов общественного мнения. Так, институт Семьи интересует мое отношение к полигамии. Думаю, дело стоящее, на любителя... Дальше. Служба Сервиса просит поделиться своими соображениями о работе Центров обслуживания. Отвратительная система привязывает тебя к земле крепче фундамента. И это во времена модулей и дубликаторов вещества... Что еще? Опять двадцать пять плюс Светлана. Голубая карточка института социальной психологии, а на ней "голубой" вопрос: "Назовите основные моральные категории, определяющие сущность современного человека".

"Это пожалуйста", – улыбнулся Илья и размашисто начертал поперек карточки: "Стремление к всеобщему счастью!"

Подумал немного, хмурясь и поглядывая на письмо сестры. Затем начал писать прямо на карточке:

"Согласен с тобой, Светлана.

Сделать всех людей одинаково счастливыми – это, конечно, прекрасная, но несбыточная мечта, не более. Невозможная мечта, да и ненужная. Счастье не хлеб, его на равные кусочки не разделишь.

Но!

Но делать людей счастливее можно и нужно. Необходимо!

Поэтому я не приемлю твою (или у кого ты там вычитала?) формулировку "мы общественно счастливы". Чересчур уж она обтекаемая, удобная для равнодушных. Да, общество в целом счастливо. Но это вовсе не значит, что Анатоль, заблудившийся в собственной душе, имел право убить себя и других, уничтожить огромный труд людей. Это не значит, что общество может позволить таким, как Дашко, паразитировать на чужих интеллектах. Наше всеобщее благополучие ни в коей мере не может оправдать, например, равнодушия к судьбам аборигенов далекой Геи. Видишь, сестричка, как туго все переплелось.

Может, ты помнишь, я с детства люблю старые слова. Выстраданные и испытанные, отмытые в реке времени так, что к ним пришел совершенно новый смысл.

Так вот, Светлана.

Я знаю пока во Вселенной одно божество – человека. И воля его не может быть иной, кроме воли любви, счастья и добра. Это его предопределение, его светлый рок, если хочешь – фатум, но только рукотворный, улыбчивый. Это, наконец, – судьба человечества. Им лично выбранная – раз и навсегда, добытая кровью и потом, и потому непреложная!"

Письмо сестре было как взрыв, как освобождение от сокровенных и давно созревших мыслей.

Сразу стало легче. И сразу навалилась неодолимая усталость, которая собиралась несколько недель подряд и которую он старался отогнать все эти дни...

Где-то над городом пробовала свой голос гроза.

Но Илья уже не слышал ее громыхания. Он спал, неудобно согнувшись в кресле и положив под правую щеку ладонь.

– Вот беда, – пробормотал Гуго, останавливаясь. – Передохнем минутку. Здесь поляна.

Он явно не выдерживал темпа, который задал Илья: часто и трудно дышал, на широком, добродушном лице блестели капельки пота.

– Ты обижаешь свой организм, брат. Запустил совершенно, – укоризненно заметил Илья, хотя все его мысли были сейчас о девочке.

Что с ней?

Где она?

Вокруг стоял ночной лес. Кроны сосен глухо шумели, иногда слышались голоса людей, перекликающихся между собой, вскрикивали потревоженные птицы. В полукилометре от их поляны над лесом неподвижно висел гравилет, поддерживая чашу сверхмощного прожектора. Мертвенный голубой свет, казалось, даже не касался земли. Плавал, клубился над слоем хвои, вместе с туманом стекал на дно оврагов.

"Еще час назад, – подумал Илья, – я мирно спал в кресле. Так мирно, что даже не услышал сигнала вызова. Спасибо Гуго – разбудил..."

Он снова увидел над собой лицо товарища, услышал его взволнованную скороговорку:

– Проснись, брат, проснись скорее. Беда.

– Что случилось? – подхватился он.

Уже на ходу Гуго пояснил:

– Пропала девочка. Нина Лад просила всех, кто свободен, помочь в розыске. Представляешь, – добавил он сокрушенно, – там около десяти тысяч гектаров нетронутых лесов, овраги...

Перед нарядным зданьицем местного отделения Службы Солнца уже собралась толпа. Люди стояли молчаливо, в дождевиках и куртках, с фонариками. У некоторых к поясам были пристегнуты комплекты первой помощи.

– Чего ждать? Чего? – заторопился Гуго. – Машины уже поданы.

К белому пятачку посадочной площадки в самом деле подошла колонна пассажирских гравилетов.

– Спасибо, друзья! – возле входа в головную машину появилась высокая гибкая женщина. Она повернулась лицом к толпе – на груди сверкнул знак Солнца. – Спасибо, но мы не можем забрать с собой всех. Нам нужно сто сто двадцать добровольцев.

Не обращая внимания на ропот недовольства, Нина Лад продолжила:

– Объясняю суть дела. Девочку зовут Аленой. Двенадцать лет, одежда светлая, легкая. Четыре часа назад она заказала у нас грозу для отца-звездолетчика и побежала его встречать. Девочка не знала, что отец ее не вернулся. Вообще не вернулся... В дом свой Алена так и не вошла. Где она – никто не знает.

– Мог ли кто сообщить ей о несчастье? – спросил чернобородый юноша в куртке службы Сервиса.

Нина Лад покачала головой:

– Исключено. Но хватит об этом. Надо искать.

И вот уже два часа, как длятся поиски. Что с девочкой? Где она?

– Давай разойдемся, – предложил Илья Гуго. – Так будет быстрее.

Света прибавилось – над лесом зажгли еще два прожектора. Прибавилось и тумана. Он поднимался, будто паводковая вода, струился вверх, к верхушкам, скрадывая контуры стволов. От него веяло холодом и тревогой.

Что с Аленой?

Мигнул браслет связи. К Илье тотчас вернулись ночной лес, туман, голоса людей и птиц.

– Будьте все внимательны, – предупредила Нина Лад. – Только что нам сообщили: во время грозы девочку видел биоархитектор Евгений Павлов. Это в вашем квадрате, Илья, за питомником. Павлов окликнул ее, но девочка или не услышала, или не обратила внимания. Бежала сломя голову. Глаза дикие, остекленевшие...

– Спасибо за информацию. Ищем.

"Скорей всего аффективно-шоковая реакция, – подумал Илья, перебирая свои медицинские познания. – Форма гиперкинетическая: реакция "двигательной бури" по Кречмеру. Похоже, очень похоже. Паническое бегство, движения беспорядочны и хаотичны. Где находится, что с ним – человек не осознает..."

В чаще испуганно ухнул филин. Туман разрастался, осторожно обходил ветки, будто боялся поколоться о хвою.

– Илья-я-я!

Возглас долетел глухо и невнятно, откуда-то из темных глубин оврага.

– Сю-ю-да-а! – опять позвал Гуго.

Илья поднял руки, чтобы защитить лицо, и ринулся вниз.

Девочка лежала на боку, неестественно повернув голову, а Гуго суетился вокруг и только мешал.

– Вызывай гравилет, – отрывисто бросил Илья, поднимая маленькое закоченевшее от холода тельце на руки. – Здесь они не сядут, деревья мешают, пусть идут за нами по пеленгу. К поляне.

Выражение ужаса, застывшее на лице у девочки, изменило ее черты, к тому же в овраге было темно, однако Илья все равно почувствовал в облике Аленки нечто очень знакомое.

"Странно... Я определенно где-то ее видел. Впрочем, лучше под ноги смотри. Чертовски скользко! А диагноз подтвердился. Классический случай, по Кречмеру. После "двигательной бури" – реакция "мнимой смерти"... Бедная девочка. Как тебя горе ударило... А что, если попробовать? Нет, гипноз сейчас ничего не даст... А что, если..."

Громадина гравилета возникла перед ним внезапно, буквально в двух шагах. Илья увидел рядом с собой Гуго, и Нину Лад увидел, и были еще какие-то люди, но мир для него вдруг сошелся на маленькой женщине, которая шла к нему будто слепая, на ее горестном лице и моляще протянутых "Девочка моя!" – руках.

"Она, – тупо и удивленно отметил Илья. – Незнакомца. Моя Прекрасная Незнакомка!"

– Алена уже вне опасности, – сказал он. – Уберите резкий свет.

– В медцентр, – скомандовала Нина Лад.

Гравилет прыгнул в небо.

"Будь что будет, попробую, – решил про себя Илья. – Соединить два сознания без помощи поливита, конечно, трудно. Почти невозможно. Но попробовать надо".

Лицо Прекрасной Незнакомки опять всплыло перед его глазами. Она о чем-то спрашивала, но Илья, приняв решение, от всего отключился.

– Мне нужна тишина, – сказал он, укладывая холодное тельце на сидение. – И фон. Думайте все. Интенсивно, сосредоточенно. Нужен фон тепла и участия. Вы как бы пытаетесь проникнуть в душу девочки. В душу, которая захлопнулась от болевого удара... Осторожней, пожалуйста. Ласковей!

Он опустился на колени, чтобы было удобней, положил пальцы на виски Алены.

– Думайте, – попросил Илья, закрывая глаза и сосредоточиваясь. Ласковее. И настойчивее. Еще настойчивее!

Девочка шевельнулась, застонала.

– Беру, – прошептал Садовник, раскачиваясь, будто в трансе. – Беру на себя!

Чужая боль обожгла мозг. Илья, коротко вскрикнув, отпрянул.

Контакт сознании прервался, но дело уже было сделано: Алена потянулась к матери, заплакала. Жалобно, взахлеб, вздрагивая всем телом.

За теми рыданиями пассажиры гравилета почувствовали облегчение, будто девочка, наконец, сбросила с себя огромный и непосильный для нее груз.

Илья знал: климатологи после некоторых пререканий в местном Совете продлили купальный сезон до двадцатого октября.

Небольшая гроза, прошумевшая вечером по заказу Алены, не остудила Днепр. Парная, даже более теплая, чем обычно, вода обнимала и уносила Садовника в ночь. И тело, испокон веков недоверчивое тело, на какой-то миг обманулось, отдалось изначальной среде.

Среда эта в сей благословенный час одинаково ласково принимала все. И поздние звезды осени, и предостерегающий блеск буйков, обозначающих фарватер, и одинокого пловца. Стояла такая фантастическая тишина, что Илья, казалось, слышал, как в дальних заводях ворочаются во сне двухметровые сомы.

"Пора!" – коротко всплеснула под рукой волна.

Илья повернул к берегу.

Ива, которую он не раз снимал, стояла сонная и немая. Дерево показалось Илье растерянным: тут пора одежды скидывать, жизненный цикл подсказывает, а река советует зеленеть... Ива оставалась. Илья улетал и увозил записи из ее жизни, и ее нехитрые тайны увозил.

"Жаль только, – подумал он, – что никакая запись не сохранит для меня волшебство птичьих ораторий".

Городок без них не мыслился, впрочем, как и память о нем, однако стажеру надо было торопиться.

Вообще-то можно было вылететь утром.

На пределе скорости, загерметизировав модуль, Илья успевал к месту встречи, даже если бы вылетел в семь. Но утром пришлось бы прощаться – с Гуго и Калием, Ниной Лад и, пусть мысленно, с Прекрасной Незнакомкой, чья боль отрезвила его, отвлекла от бесплодных мечтаний. Прощаться Илье ни с кем не хотелось.

Ночное купанье взбодрило его. Куда и девалась противная тяжесть в ногах – наблуждался все-таки по лесу, упорядочились мысли.

Вот и Шестое кольцо. Дом его крепко спал.

Илья зажег в обеих комнатах средний свет, и, хотя в модуле было абсолютно чисто, для чего-то скомандовал автоматике:

– Все убрать. И живо.

Затем на глаза попалось неотправленное письмо к сестре.

Илья перечитал несколько фраз, прикрыл на миг глаза: "Да, я действительно знаю во вселенной одно божество... Но каким слабым оно бывает! Как сложны его пути к совершенству! И как трудно убедить подчас беспомощное, хнычущее божество в том, что оно – велико и прекрасно, заставить его поверить в свое великое человеческое, а может, и космическое предназначение... Разве это не конкретное и нужное дело, к которому хотела бы приобщить меня Светлана? Кроме того, она не знает..."

Светлана не знала, что вчера Юджин Гарт прежде чем поздороваться объявил ему решение комиссии о присвоении Илье Ефремову квалификации Садовника и, подмигнув, поинтересовался:

"Не передумал лететь на стройку? Смотри, Анатоль уже будто бы взялся за ум, кроме того, с ним Ирина. Экзамен тебе зачли. Теперь ты волен выбирать".

Его опять начала одолевать усталость, клонило ко сну. Илья глянул на браслет связи. До встречи оставалось четыре часа. Он вернулся на лоджию, устроился в кресле и стал слушать, как свистит ветер. И опять услышал голоса птиц. Как тогда, в Птичьем Гаме, ранним утром...

Его разбудило солнце. Огромное, лохматое, оно, казалось, раскачивалось перед самым носом и беспощадно слепило. Он зажмурился, а когда открыл глаза, то первым делом увидел внизу плавный и мощный изгиб Волги. Река сверкала чистотой и солнцем. Само же светило вернулось на свой пост, а вместо него метрах в трехстах от Ильи плыл желтый модуль Жданова.

– Эй там, на палубе, – крикнула Язычница, высовываясь из окна. Приготовиться к стыковке! Кос-с-смический вариант! В небе над Волгой!

Модули медленно сближались.

– Где Анатоль? – крикнул Илья.

– На кухне, – засмеялась Ирина. – Я поручила ему, как монументалисту, украсить стол. Надеюсь, ты не успел позавтракать.

Их модуль стал разворачиваться.

– Осторожно, ребята, – предупредил Илья. – Сейчас тряханет.

Удар оказался сильнее, чем он предполагал.

Высокая ваза из монохрусталя упала на пол и разбилась. Что-то рухнуло с полок. Только ванька-встанька сначала бешено заплясал на столе, потом раскланялся, но все-таки не упал.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. СВЕТ В ОКНЕ

ОСОБЫЕ ПОЛНОМОЧИЯ

– Давай на скоростную, – предложил Егор.

Они перепрыгнули на голубую дорожку. Скорость движения заметно возросла. Только на этих узких дорожках Илья замечал, что под ногами не твердь, а жидкость. Тяжелая, маслянистая, чуть вздрагивающая то ли от их движений, то ли от лихого нрава электромагнитных полей, которые увлекали ее за собой, но все-таки жидкость. Конечно, все это элементарно, но ощущение такое, будто несет тебя по земле не чудо техники, а всамделишный голубенький ручей. Так казалось в детстве. С возрастом ощущение не прошло и Илья каждый раз ему радовался.

– Тебе-то куда спешить? – спросил он. – Или, может, вдвоем махнем?!

– Оля в порту ждет, – пояснил Егор. Лицо его чуть погрустнело. – Хочет проводить тебя.

"Это здорово, что придет Ольга, – подумал Илья. – От нее светлей становится. Вот уж кто от рождения создан для Службы Солнца: одним своим видом исцеляет душевную маету. Счастливец Егор! Три года любви и работы разве это не счастье?! Интересно, что сказали в институте трансплантации?"

– Как у нее дела? – спросил он. – В институте, имею в виду.

– Ты знаешь, – Егор развел руками. – Она отказалась от... живой ткани. Не хочу, говорит, чужие глаза. Вдруг, мол, мы не понравимся друг другу, что тогда делать? Ты же знаешь – у Ольги очень своеобразная логика.

– И что решили?

– Будут выращивать искусственно. Дело новое, еще не отработанное. Особенно, говорят, с сетчаткой много возни и с передачей цветового спектра... В случае удачи месяца через три можно ожидать... – Егор умолк.

– К тому времени я, наверное, уже вернусь, – заметил Илья. – Двадцать дней на дорогу – туда и обратно. И на "Галактике" максимум два месяца. Правда, пользы с меня никакой. Я уже сто лет не оперировал, хотя это и не меняет дела. Операцию вживления все равно ведут автоматы.

Дорожка перемахнула через холм, заросший кустами орешника. В лица ударило ветром, остро пахнущим грозой. В долине, километрах в двух от них, на белокаменной террасе стояло веретено здания космопорта дальнего следования, а на зеленых склонах будто грибы-дождевики белели шары нуль-пространственных звездолетов. Снабжали окрестности озоном именно они: Илья не раз наблюдал, как насыщается все электричеством, когда многотонная громадина, окруженная ядовито-голубым свечением, с легким свистом воспаряет над землей и плавно уходит на ионной тяге в небеса.

– Да, сроки жесткие, – тихо сказал Егор, и непонятно было, что он имеет в виду, – то ли командировку Ильи, то ли время надежд на прозрение Ольги.

На встречных пассажирских ручьях появилось несколько групп людей. Лица в основном были будничные и деловые, хотя попадались и рассеянно-удивленные. "Новички, – безошибочно определил Илья. – Дальний космос ошарашивает любого. Интересно, с каким лицом я прибуду на Станцию? Ведь я как-никак уже нырял во вселенную..."

Он поймал на себе несколько любопытных девичьих взглядов, открытых и смелых, и машинально отметил, что причина, наверное, в форме Садовника. Великолепной белой форме с веселой мордашкой Солнца на груди. Форма по сравнению с рабочим комбинезоном была тяжеловата, зато обладала массой преимуществ. При желании она мгновенно превращалась в скафандр средней защиты, имела гравитационный движитель, систему автономного жизнеобеспечения, модуль поливита и еще с десяток различных приспособлений вплоть до миниатюрного логического блока с довольно обширным запасом знаний. Так называемого "Помощника". Экипировку Ильи довершала кобура с универсальным инструментом, который в случае необходимости мог служить и как грозное оружие. Илья знал, что и форма эта, и инструмент – почти точная копия амуниции исследователей. Знал он и то, что Садовникам подчас приходится работать в невероятно сложных и опасных условиях, в одиночку, да и задачи у них бывают такие, которые обычно решают целые экспедиции – с базовой техникой, коллективным мышлением и надежным контактом с Землей.

– Ты после возвращения обязательно пощеголяй в форме, – засмеялся Егор, меняя тему разговора. – Может, наконец, женишься. А то меня как специалиста твой культ Прекрасной Незнакомки начинает настораживать. До сорока – еще ладно, а...

– А я с ней, кстати, познакомился, – сказал Илья и перепрыгнул на красную, среднюю дорожку.

– Ух ты! – Егор мгновенно последовал за ним. – И что в результате?

– В результате она ждет мужа, – ответил Илья. На миг он снова перенесся в тревожный ночной лес, ощутил на руках безвольное тельце Аленушки, а затем все затмили потемневшие от горя глаза Незнакомки, губы ее, что повторяли: "Его друзья верят... друзья верят..."

"Зачем я солгал Егору? – спросил Илья у этих глаз, но они не заметили его, как и тогда, три года назад. – Почему не оборвал этот никчемный разговор, не сказал правду?"

Молчание товарища только разожгло любопытство Егора.

– Он тоже улетел, да? В космос? И она его любит?

– Она его ждет, – неохотно ответил Илья. – А раз ждет – значит, любит.

Егор обрадовался известию. Он терпеть не мог неопределенные, тупиковые ситуации.

– Это же великолепно! Мой брат, наконец, сбросил оковы душевного рабства. Он свободен, как птица, и всемогущ, как бог... потому что в форме... Илья, послушай, Илья. А как ты лечил сердечную рану? – лицо Егора стало хитры м-прехитрым. – Самовнушением или... того, зашел украдкой в кабинку Службы Солнца и...

– Да ну тебя, – отмахнулся Илья и, спрыгнув с движущегося тротуара на перрон, пошел навстречу молодой женщине в темных очках.

– Здравствуйте, Ольга, – заговорил он еще издали. – Я не видел вас тысячу лет, а этот болтун житья мне не дает. Через него я, наверное, и рейсового дожидаться не стану – отправлюсь налегке, в скафандре... Вы случайно не знаете, Ольга, как таким легкомысленным людям, как ваш муж, доверяют заботу о морали и счастье других?

Ольга обернулась и с улыбкой протянула Илье свою узкую ладошку.

Музыка грянула очень громко и торжественно. И, главное, – неожиданно.

– Что это? – спросила Ольга. Лицо ее стало напряженным, ладошка, которую Илья до сих пор держал в своей руке, налилась силой, как бы затвердела.

Всего какая-то доля секунды понадобилась Илье, чтобы мгновенно отключиться от непринужденной беседы, все увидеть и понять.

Патетика невидимого оркестра... звездолетчики, построившиеся во фронт... их взгляды – пристальные, вопрошающие и чуть ироничные.

– Все нормально, Ольга, – засмеялся Илья. – В старину это называлось почетный караул. Да, да, – продолжал он беспечно. – Есть прекрасные ритуалы, которые переживут нас и детей наших тоже. Вон и флаг Совета Обитаемых миров... Четче шаг, Оля. Форма лица – бесстрастно-значительная. Егор, убери живот... Сейчас должен объявиться капитан звездолета и отрапортовать.

Капитан действительно объявился. Окруженный какими-то людьми, он стоял у входа в космопорт – пожилой, в серебристом комбинезоне со множеством знаков профессионального различия.

– Калчо Драгнев, – представился звездолетчик. – Экипаж "Джордано Бруно" готов к старту.

– Рад, – сказал Илья и прищурился: – За экипаж я крайне рад. И за вас, капитан, тоже рад. Особенно!

К ним пристроился худенький юркий распорядитель. Он шел впереди, настороженно поглядывая на богатырскую фигуру Ильи, затем нырнул в сторону, тут же вернулся и наклонил голову:

– Прошу в зал прощаний.

Они остались одни. В огромном пустом зале, светлом, будто последние дни сентября. Но не успели они перемолвиться даже словом, как из стен вдруг вышли хороводы берез, открылась даль – свежая, утренняя – и закапали звуки. Немножко грустные, немножко обнадеживающие, будто перезвон капели.

– Отставить! – повелительно сказал Илья и поднял руку, сигнализируя какому-то невидимому автомату.

Березки тотчас же растаяли, бирюзовые стены, в которых копошились желтые искорки света, вернулись на свои места. А музыка осталась. Только стала тише, растеклась вокруг.

– Зачем все это? – спросил Егор, недоумевая и немного сердясь. – Ты же дважды летал. И безо всякой буффонады.

– Особый случай, друзья, – задумчиво сказал Илья. Они подошли к стене-окну, за которым открывался амфитеатр космопорта. Ольга прислушалась: ловила отзвуки капели и в то же время старалась ничего не пропустить из их разговора.

– Особый случай, друзья, – повторил Илья. – Хотя, в конечном счете, все это мальчишество. А причин для эдакой нарочитой торжественности много. Во-первых, Окно, куда я сейчас лечу, не просто кусок пространства, наделенный странными свойствами, а одна из самых больших тайн, с которыми человечеству приходилось иметь дело. Там, на Станции, собрались лучшие умы Обитаемых миров. Представьте себе интерес к Окну остальных людей и прежде всего, конечно же, исследователей. Представили?

Ольга улыбнулась.

– Во-вторых, – продолжал Илья, – это первое серьезное вмешательство Службы Солнца в исследования дальнего космоса. Тут срабатывают и боязнь за тайну (вдруг отберут?), и какие-то реликты престижности профессии. Ведь почти два столетия все мальчишки буквально бредили космосом, мечтали только об одном – о героических путях первопроходцев и исследователей. Затем эти пути превратились в рейсовые линии, звездных избранников оказалось двенадцать миллионов и пришла пора заняться самим человеком. Его микровселенной. Для некоторых чересчур деятельных натур это кажется преждевременным, несущественным... Понимаешь?

– Я понимаю, – тихо сказала Ольга.

– А поработаешь когда-нибудь с нами – убедишься, – заключил Илья. Услышав тройную трель звонка, Садовник решительно шагнул к двери.

У выхода на поле он обернулся:

– В-третьих, и это главное, – голос Ильи зазвучал вдруг сухо и официально, – там бессмысленно гибнут люди, а я наделен особыми полномочиями... Восемь человек... Погибло... Между этими двумя фактами существует прямая и жесткая связь.