Текст книги "Пережитое"

Автор книги: Леонид Сандалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Па командном пункте становилось все многолюднее. Возвратились из войск начальники различных служб и отделив армейского управления. Командарм провел с ними краткое совещание. Речь шла о том, как быть, что делать. Решили сосредоточить все усилия по обороне. На случай прорыва противника к Жабинке наметили оборудовать в тылу несколько новых оборонительных рубежей. В районе Кобрина эта задача возлагалась на сводный полк. По реке Мухавец, от Буховичей до Пружан, такой рубеж предполагалось создать силами одного из полков 205-й моторизованной дивизии и не имеющими боевых машин подразделениями 30-й танковой дивизии. В районе Березы на строительстве оборонительного рубежа использовались главные силы 205-й моторизованной дивизии.

Сильно поредевшие и страшно уставшие части 28-го стрелкового корпуса, едва сдерживая натиск превосходящих сил врага, все плотнее прижимались к Жабинке. Туда же отходила понесшая значительные потери 22-я танковая дивизия, преследуемая двумя танковыми дивизиями немцев. С танкистами смешались команды новобранцев, к ним присоединились семьи командиров, жители Бреста и даже артисты московской эстрады, которые накануне выступали в брестском театре.

К 15 часам командир 22-й танковой дивизии генерал Пуганов донес, что все силы, которыми он располагает, сосредоточились в восьми километрах юго-западнее Жабинки. Потом от него поступило сообщение о тяжелом ранении начальника штаба подполковника А. С. Кислицына. 112-113 – Схема

А около 16 часов меня вызвали на запасной командный пункт армии, в район Запруды (20 километров северо-восточнее Кобрина). С этим пунктом по проводам наркомата связи сумел наконец связаться начальник штаба округа генерал Климовских. Вместе со мной на переговоры поехали и командующий армией, и член Военного совета. В их присутствии я кратко доложил по телеграфу обстановку и получил от генерала Климовских следующие указания:

"Штаб округа развернулся в штаб Западного фронта. Объявлена общая мобилизация. Армию перевести на штаты военного времени. Войска соседней с вами армии в 10 часов дрались на границе. С тех пор связи с ними нет. Командующий фронтом приказывает 4-й армии: контрударом, главным образом силами корпуса Оборина, разгромить противника в районе Бреста и выйти к границе. В помощь вам из полосы соседней армии, с рубежа Бельск – Гайновка, будет действовать в направлении на Брест механизированный корпус генерала Ахлюстина".

Мы только руками развели.

– Да разве наши обессиленные войска, почти лишившиеся поддержки с воздуха, смогут нанести контрудар под Брестом?! – воскликнул Шлыков. – Смогут ли еще корпуса Попова и Оборина удержать оборот на подступах к Жабинке?

Я поддержал Федора Ивановича:

– Корпус Ахлюстина в Бельске только формируется. Боевой техники и машин у нею меньше, чем у Оборина. Рассчитывать на помощь этого корпуса едва ли следует.

– Надо просить округ утвердить наше решение о переходе к обороне, обратился Шлыков к командующему.

– Хотите, чтобы нас назвали трусами и отстранили от командования армией? рассердился Коробков. – Если хотите, можете вносить такое предложение лично, от себя...

От имени командования армии я передал Климовских, что мы приступаем к подготовке контрудара.

Из телеграфного аппарата опять потянулась лента. Начальник штаба фронта сообщал:

"Для участия в контрударе утром из Пинска к Бресту направилась Пинская флотилия под командованием контр-адмирала Д. А. Рогачева. Правофланговые войска Юго-Западного фронта, примыкавшие к нам южнее Влодавы, сдерживают врага в 10-12 километрах от границы. Не дайте возможности противнику вклиниться в стык между фронтами в Полесье, Ваш сосед, 10-я армия, на белостокском направлении обороняется на границе, а левофланговыми дивизиями ведет бои на подступах к Беловежской пуще".

Заканчивая переговоры, Климовских передал распоряжение генерала Пазлова связаться с 10-й армией и передать в ее подчинение нашу правофланговую 49-ю дивизию.

"Вместо этой дивизии, – заключил Климовских, – к Барановичам из тыла выдвигается стрелковый корпус, который вольется в состав вашей армии".

Тотчас же после этих переговоров был написан приказ о нанесении на рассвете 23 июня контрудара в брестском направлении: 14-м механизированным корпусом с рубежа Видомль – Жабинка и 28-м стрелковым корпусом из района Жабинки.

Командиру авиационной дивизии было послано в Пинск приказание – поддержать сохранившимися самолетами действия механизированного корпуса.

Основной командный пункт армии переместился в Запруды. Оттуда удалось установить проволочную связь с обоими корпусами, а также с Пружанами и Пинском. Для укрытия от налетов вражеской авиации мы впервые отрыли узкие щели.

Решение нанести на рассвете контрудар не сняло вопрос о тыловых оборонительных рубежах. Около 19 часов я выехал в Кобрин проверить, что там делает сводный полк. Этим полком, собранным, как говорят, с бору да с сосенки, командовал начальник отдела боевой подготовки армии подполковник А. В. Маневич. В его распоряжении было до двух батальонов пехоты, артиллерийский дивизион и две роты танков.

Вместе с Маневичем мы прошлись вдоль всего рубежа, потом наметили объекты для взрыва на случай, если противник овладеет городом. Эвакуировать что-либо из Кобрина по железной дороге было уже поздно: станция и значительная часть путей были разрушены. Кобринский райвоенком пешком отправлял в Пинск команды мобилизованных. Точно таким же порядком пришлось эвакуироваться и большинству семей командного состава управления армии. Они напрасно просидели несколько часов поблизости от станции в ожидании специальных поездов.

Когда я возвратился в Запруды, я неожиданно встретился там со своим товарищем по Академии Генштаба полковником Л. А. Пэрном. Я знал, что он служит начальником штаба во 2-м стрелковом корпусе, дислоцировавшемся в районе Минска.

– Неужели второй корпус прибыл к нам на подмогу? – невольно вырвалось у меня.

Пэрн отрицательно покачал головой:

– Я всего-навсего делегат связи от десятой армии. Война застала командование нашего корпуса на полевой поездке под Белостоком, и командующий армией Константин Дмитриевич Голубев приказал ехать к вам в качестве его представителя.

От Пэрна я узнал, что в середине дня войска генерала Голубева прочно занимали оборону у границы и лишь на флангах, особенно на левом, отошли на несколько километров к востоку. Штаб 10-й армии находился в лесу западнее Белостока. Связи со штабом фронта не имел. Авиационная дивизия там, так же как и у нас, в первые же часы войны потеряла большую часть своих самолетов.

Вслед за делегатом связи от соседней армии в Запруды прибыл и представитель штаба фронта. Им оказался генерал И. Н. Хабаров, накануне войны помощник командующего округом по военно-учебным заведениям, а теперь и сам не знавший своей должности. Его устаревшие сведения об обстановке и доставленные им письменные приказы об "уничтожении прорвавшихся фашистских банд" вызвали лишь чувство досады. Но Хабаров приехал к нам не только с этим. Он сообщил о выдвижении в район Слоним, Барановичи 47-го стрелкового корпуса. Хабаров заверил, что сам видел первые эшелоны управления корпуса и одной его стрелковой дивизии, следовавшей из Бобруйска. Другая стрелковая дивизия из Гомеля уже выгружалась в Барановичах. Третью, расположенную в Слуцке, вечером начнут перевозить фронтовым автотранспортом по Варшавскому шоссе к Березе.

Это прибавило нам бодрости.

С наступлением темноты Коробков и Шлыков с группой командиров штаба выехали в район Жабинки проверять подготовку войск к контрудару. Надежд на успех они, конечно, не имели. Не верили в это и командиры корпусов. Но что было делать: приказ есть приказ.

Ночью у меня состоялся телефонный разговор с Коробковым. Он сообщил, что 22-я танковая дивизия имеет около 100 танков с очень небольшим запасом снарядов и горючего, что для пополнения этих запасов, а также обеспечения танкистов и частей 6-й стрелковой дивизии продовольствием приходится использовать транспортные средства 205-й мотодивизии.

Вместе мы посетовали на то, что в мирное время армия не имела своих тылов. Рассчитывали, что успеем сформировать их в период мобилизации, и вот теперь расплачиваемся за этот жестокий просчет.

В течение всей ночи в 28-м стрелковом корпусе и 22-й танковой дивизии собирались и приводились в порядок отставшие или рассеянные при отступлении от границы подразделения. По дорогам из Бреста через Жабинку продолжали свой скорбный путь семьи командного состава, местных партийных и советских работников. Радисты штаба армии предпринимали попытки установить связь с Брестской крепостью. Мы знали, что там остались люди из 6-й и 42-й стрелковых дивизий. Судьба их не могла не волновать нас, но она так и осталась не выясненной до конца войны.

Не могу не упомянуть здесь и еще об одном геройском подвиге, обретшем известность только после войны. Когда гитлеровские войска ворвались в Брест, военком области майор Г. Д. Стафеев возглавил группу военкомовских командиров, несколько десятков партийных и советских работников города, вооружил их и вплоть до вечера 22 июня оборонялся в здании облвоенкомата. Лишь с наступлением темноты гитлеровцы под прикрытием танков ворвались в это здание и варварски истребили всех его защитников. В числе других погиб и майор Стафеев.

2. От Бреста к Барановичам

Встречное сражение в районе Жабинки. – Прорыв танковых дивизий врага к Березе. – Лесные оборонительные бои. – Передовые части 47-го стрелкового корпуса выдвигаются в район Барановичей

Теплая летняя ночь близилась к концу. Наступал так называемый "артиллерийский рассвет".

В 6 часов 23 июня войска 4-й армии нанесли противнику контрудар из района Жабинки. Немцы никак не ожидали этого и на ряде участков фронта были отброшены на несколько километров Но через полчаса над нашими войсками появилось множество вражеских самолетов. Пикирующие бомбардировщики Ю-88 буквально висели над боевыми порядками 14-го механизированного корпуса С противным визгом они почти отвесно падали вниз и, сбросив бомбы, с ревом взмывали кверху. Я невольно обратил внимание на то, что, если находишься недалеко от цели, на которую пикирует бомбардировщик, кажется, будто он и все его бомбы несутся прямо на тебя...

Под прикрытием авиации перешла в наступление группа Гудериана. И вот на рубеже Каменец – Жабинка – Радваничи развернулось ожесточенное встречное сражение. В него втянулись как с нашей, так и с немецкой стороны почти все танки и самолеты, предназначенные для действий на брестском направлении.

С наблюдательного пункта полковника Богданова был хорошо виден бой двух наших танковых полков с огромным количеством вражеских танков и сопровождавшей их артиллерией. Против первого эшелона 30-й танковой дивизии развернулись две фашистские танковые дивизии – 17-я и 18-я. Поле боя из конца в конец было усеяно пылающими боевыми машинами.

Долго задерживаться здесь я не мог. Надо было возвращаться в Запруды на командный пункт армии. По пути встретил командира 22-й танковой дивизии генерала Пуганова,

– Пока еще держимся, – доложил он. – Буквально несколько минут назад уничтожили батальон вражеской моторизованной пехоты, усиленный танками. Захватили несколько пленных.

– Немедленно отправьте их в штаб армии, – распорядился я.

Это были первые пленные, взятые в полосе нашей армии. Пленение их произошло при несколько необычных обстоятельствах. Неожиданно в стык между танковыми полками, южнее полотна железной дороги, с запада вклинилась мотоколонна противника с 7-8 танками. Впереди колонны шла легковая машина советской марки "М-1". Передние грузовики в колонне также были советские. Расчет был на то, чтобы обмануть нашу бдительность и с ходу захватить мост через Мухавец в районе Жабинки. Но из этого ничего не получилось. Наши танковые полки взяли в клещи вражеский батальон и в упор расстреляли его. Невредимыми остались только командир головной роты и два унтер-офицера, следовавшие в легковой машине: они вовремя подняли руки вверх...

На командном пункте я застал Коробкова. За полчаса до меня он возвратился из 28-го корпуса.

Командарм выглядел угрюмым, подавленным. Последние сведения из войск были нерадостные.

– Только сейчас передали, что танки противника обходят в районе Каменца правый фланг тридцаток танковой дивизии и распространяются на Пружаны, заговорил он. – Части двадцать второй танковой дивизии, против которой также наступает около двух немецких танковых дивизий, понесли большие потери и с боями отходят на Кобрин. Начал отступление вдоль шоссе на Кобрин и двадцать восьмой стрелковый корпус; командный пункт его переместился к Кобрину. А командир механизированного корпуса – юго-восточнее Пружан. Все в один голос утверждают, что отступление наших войск вызвано прежде всею безнаказанными действиями вражеской авиации. Надежно прикрыть с воздуха боевые порядки дивизий и корпусов у нас, к сожалению, нечем... Приказал Попову занять оборону на подступах к Кобрину и совместно с двадцать второй танковой дивизией во что бы то ни стало остановить противника. Оборин силами танковой дивизии Богданова организует оборону Пружан.

– Напрасно мы утром предприняли контратаки и встретились с превосходящими силами врага в чистом поле, – с еле сдерживаемым раздражением заметил Шлыков. – Оборонительный рубеж под Жабинкой хотя и наспех оборудовался, а все же давал нашим войскам кое-какое преимущество перед наступающим противником.

– Контрудар мы нанесли по приказу фронта, – возразил Коробков. – А приказ есть приказ... И вообще, к этому вопросу возвращаться теперь бессмысленно.

Потом командарм обратился ко мне:

– Пошлите в район Березы своего заместителя со связистами готовить запасной командный пункт. Сами снова поезжайте в дивизию Богданова, помогите ему организовать оборону под Пружанами.

Когда я направился уже к выходу, вновь заговорил Шлыков:

– Огромным злом является отрыв крупных штабов от войск. Это приводит к потере управления боем. Что происходит на фронте, неизвестно, и решения принимаются без учета реальной обстановки... Вы сами чувствуете, – адресовался он к Коробкову, – насколько худо то, что штаб фронта находится где-то в районе Минска, более чем за триста километров от передовых войск. Штабы армий, чтобы по потерять связь с ним, тоже располагаются в глубине– – местами более чем на пятьдесят километров от линии фронта. Командные пункты корпусов в этих же целях размещаются в двадцати – тридцати километрах от частей первого эшелона. А куда эго к черту годится!.. Словом, спешить с перемещением в Березу нам не следует, – заключил он.

Командный пункт 30-й танковой дивизии мне удалось разыскать под Пружинами лишь к 8 часам. Незадолго до меня там побывал уже полковник Тутаринов и оказал большую помощь Богданову в организации боя. Бой этот вылился в своеобразный танковый поединок с несомненным преимуществом на стороне противника. У немцев и танков было больше, и авиация их поддерживала лучше. Мы располагали здесь только легкими тихоходными Т-26 с лобовой броней в 15 миллиметров и 45-миллиметровыми пушками. Немецкие же танковые дивизии имели в своем составе значительное число новых машин Т-4 с лобовой броней в 30 миллиметров и вооруженных 75-миллиметровыми пушками. Наши танки могли вести действительный огонь по танкам врага лишь с расстояния, не превышающего километр, а враг предпочитал стрелять с дальних дистанций. У нас боевые машины заправлялись бензином и при попадании снарядов мгновенно воспламенялись, а враг использовал тяжелое, а значит, и менее огнеопасное топливо. К тому же немецкие танкисты обладали боевым опытом, а у экипажей наших танков, сильно разбавленных новобранцами, не хватало даже элементарной выучки.

И все-таки 30-я танковая дивизия дралась упорно, люди ее вели себя геройски, и враг нес большие потери. Лишь к 10 часам 17-й и 18-й дивизиям Гудериана удалось захватить западную часть Пружан.

По моему предложению генерал Оборин усилил 30-ю дивизию одним полком моторизованной дивизии. С подходом этого подкрепления была предпринята контратака, и враг оказался опять за пределами Пружан. В руках гитлеровцев остались лишь отдельные строения на западной окраине.

Городская площадь была вся усеяна вражескими трупами, среди которых застыли в разных положениях 20 подбитых немецких танков. Здесь особенно отличились танковые батальоны капитана Ф. И. Лысенко и майора М. А. Бандурко.

Во второй половине дня противник возобновил атаки, но и они не принесли ему успеха, а лишь увеличили число потерь.

Я опять возвратился на командный пункт армии в Запрудах. Первыми моими вопросами были:

– Как дела в двадцать восьмом стрелковом корпусе? Что слышно о двадцать второй танковой дивизии?

Оперативный дежурный ответил кратко:

– И стрелковый корпус и двадцать вторая танковая дивизия ведут сейчас оборонительные бои под самым Кобрином.

Остальное досказала рабочая карта.

В то время как 30-я танковая дивизия отражала натиск противника в районе Пружан, части 28-го С1релко-вого корпуса и 22-й танковой дивизии под ударами двух танковых, одной моторизованной и нескольких пехотных дивизий 12-го армейского корпуса немцев медленно отступали от Жабинки к Кобрину. Около 10 часов дня им удалось задержать гитлеровцев на рубеже Тевли – Андроново Патрики. До 16 часов противник не смог здесь продвинуться ни на шаг.

Душой обороны на этом рубеже была 22-я танковая дивизия, оборонявшаяся северо-западнее Кобрина. Севернее ее, вплоть до населенного пункта Тевли, оборону занимала 42-я стрелковая дивизия, основной силой которой, как и под Жабинкой, являлся 459-й стрелковый полк под командованием майора Никитина.

Вместе с танковой дивизией дрался сводный отряд, составленный из подразделений 6-й стрелковой дивизии. Во главе его стояли заместитель командира дивизии полковник Осташенко и начальник политотдела полковой комиссар Пименов. Здесь же оказался (в качестве начальника штаба отряда) и бывший командир 125-го стрелкового полка полковник Ф. Ф. Берков, который за несколько дней до войны сдал полк, но уехать к новому месту службы не успел.

Непосредственно под Кобрином оборонялись другие части 6-й стрелковой дивизии и отряд подполковника Маневича.

В целом оборонительными боями на рубеже Тевли – Кобрин руководил командир 28-го стрелкового корпуса генерал-майор В. С. Попов.

В 16 часов бои на кобринском направлении вспыхнули с новой силой. Враг повел наступление методом, применяющимся обычно лишь при прорыве заблаговременно подготовленной обороны. Под Кобрин была стянута масса авиации. Наступлению предшествовала мощная артиллерийская подготовка.

В ожесточенных боях на подступах к Кобрину, доходивших часто до рукопашных схваток, наши бойцы и командиры проявили исключительный героизм. Их самоотверженность и стойкость удивили не только привыкших к легким победам гитлеровцев, но и нас самих. Особенно беззаветно сражался здесь один из батальонов 84-го стрелкового полка под командованием капитана В. П. Ольшевского. Добрую память оставил по себе и командир 22-й танковой дивизии генерал-майор В. П. Пуганов: он геройски погиб в танке недалеко от селения Именин. С этого момента в командование дивизией вступил ею заместитель полковник И. В Кононов...

Ценой больших потерь противник прорвался севернее Кобрина. Его танки стали выходить на Варшавское шоссе. Однако около 17 часов они снова были задержаны у реки Мухавец выдвинутыми сюда накануне подразделениями 205-й моторизованной дивизии.

На этот же рубеж отошли впоследствии 22-я танковая дивизия с отрядом полковника Осташенко, 42-я стрелковая дивизия и часть 6-й стрелковой. Главные силы последней под командованием полковника Попсуй-Шапко совместно с отрядом подполковника Маневича продолжали еще бои в Кобрине.

Командный пункт 28-го корпуса тоже переместился за реку Мухавец. А командование и штаб армии переехали в район Березы.

Около 19 часов противник подтянул к реке Мухавец танковые дивизии 24-го моторизованного корпуса и при мощной поддержке авиации еще раз атаковал наши части. Измотанные длительными боями, при остром дефиците снарядов, зенитных средств, противотанковой артиллерии и даже противотанковых мин для устройства заграждений, войска 4-й армии не выдержали этого удара. Немецкие танки прорвались в направлении Верезы и частично от Запруды повернули на Пружаны.

Около 20 часов во фланг была атакована 30-я танковая дивизия. На этот раз она оказалась не в состоянии удержать Пружаны и стала отступать на Селец. Перед 47-м моторизованным корпусом немцев, безуспешно топтавшимся под Пружанами с самого утра, открылся наконец путь в направлении Слонима.

С этого момента у нас еще больше осложнилось положение с материальным обеспечением. Оставив Кобрин и Пружаны, мы лишились ближайших баз снабжения горючим, а наши тылы и без того подводили нас. По существу, к началу войны армия не имела тылов в теперешнем их понимании. У нас не было армейских складов, не было и армейских транспортных средств.

С началом боевых действий каждая часть вынуждена была посылать свои машины или подводы за боеприпасами на окружной артиллерийский склад в Пинске. Это было сопряжено с большими затратами времени. К тому же посланные транспорты по возвращении не всегда находили свои части.

То же самое происходило и с подвозом продовольствия, Да еще в большинстве частей 28-го стрелкового корпуса и 22-й танковой дивизии не оказалось походных кухонь. В результате бойцы и командиры в течение первых двух суток войны питались, как правило, одним хлебом.

Единственно, в чем войска не испытывали нужды, это в горючем – окружные склады ГСМ находились под боком. Но как только противник вышел к Кобрину и Пружанам, мы вынуждены были взорвать их, и забот у нас прибавилось. Теперь нужно было думать, откуда и каким образом обеспечить армию горючим.

К исходу дня 23 июня 14-й механизированный корпус удерживал противника у реки Ясельда, на рубеже Селец – Береза. Главной силой была здесь в то время 205-я моторизованная дивизия, которой командовал полковник Ф. Ф. Кудюров.

За Ясельду отходили и части 28-го стрелкового корпуса. Используя преимущественно грунтовые дороги и тропы, многие из них передвигались на подводах, мобилизованных у местного населения.

Из 6-й стрелковой дивизии за Ясельду отходили подразделения двух стрелковых и артиллерийского полков под общим командованием полковника Матвеева. Остальные ее частя во главе с командиром дивизии полковником Попсуй-Шапко после боев в Кобрине отошли на три – четыре километра к востоку и прикрывали направление на Пинск.

На левом фланге армии 75-я стрелковая дивизия под командованием генерал-майора Недвигина продолжала успешно обороняться в районе Малорита, сдерживая натиск кавалерийской и двух пехотных дивизий противника.

Уцелевшие самолеты авиационной дивизии по-прежнему базировались на Пинский аэродром и готовились с утра оказать помощь войскам, оборонявшим район Березы.

Около 22 часов на короткое время появилась проволочная связь со штабом фронта. Ознакомившись с обстановкой в полосе 4-й армии, командующий фронтом приказал любой ценой удержать противника на реке Ясельда.

– Вам, – сказал он в заключение, – передаются две свежие дивизии. Одна из них – пятьдесят пятая стрелковая, выдвигается из Слуцка автотранспортом по Варшавскому шоссе к реке Щара. Другая – сто двадцать первая стрелковая, после выгрузки из эшелонов в районе Слонима завтра на рассвете выступит в Ружаны.

После этих переговоров генерал Коробков поручил оборону рубежа по реке Ясельда командиру 28-го стрелкового корпуса и подчинил ему 205-ю моторизованную дивизию. Танковые дивизии механизированного корпуса выводились во второй эшелон армии на рубеж Коссово – Иванцевичи.

Ночь на 24 июня выдалась такая же тихая и теплая, какими были и две предшествовавшие ей. Роса не выпадала. Работники армейского управления располагались отдыхать прямо на земле.

С наступлением темноты стрельба прекратилась. Лишь изредка кое-где даст короткую очередь пулемет да взовьется ввысь над передним краем немецкая ракета, и снова водворяется странная тишина. Как будто и нет войны!..

В единственной на командном пункте палатке обосновались и командующий, и член Военного совета, и почти все основные работники штаба армии. На столе два сальные свечи и аппарат Морзе. Телеграфная связь со штабом фронта очень неустойчива, и на аппарате работает лично начальник связи армии полковник А. Н. Литвиненко. Попытки связаться с фронтом по радио из-за дальности расстояния не удаются. Связь с соединениями поддерживаем только через делегатов.

Командарма опять вызывает Павлов и уточняет задачу армии на завтра:

"Упорно обороняясь по реке Ясельда, утром 24 июня совместным ударом в направлении Ружаны – 121-й стрелковой дивизией от Слонима и 14-м механизированным корпусом от Селец – выбить противника из Ружан, а затем из Пружан и закрыть ему путь на Барановичи. Армейский контрудар будет поддержан фронтовой авиацией. Боеприпасами пополнитесь на артиллерийском складе в Барановичах. Из Барановичей в Слоним перешла 155-я стрелковая дивизия, которая остается в моем резерве".

До конца выслушать командующего фронтом и передать ему наши соображения не удалось: Морзе замолчал опять.

– Снова контрудар, – нервно пожимает плечами член Военного совета. Сегодня мы уже убедились, чем это оборачивается при многократном превосходстве врага в танках и авиации. А завтра условия будут еще хуже. Да и какими, собственно, силами сможем мы нанести этот новый контрудар? Танков у Оборина почти не осталось, а снарядов – по десятку на пушку.

Шлыков был по-своему прав, но я тем не менее высказался в том смысле, что для совместных действий со 121-й стрелковой дивизией часть сил из мехкорпуса выделить все же необходимо. Ведь шоссе и железная дорога Белосток-Барановичи являются важнейшими жизненными артериями фронта и нашей армии. А цель контрудара, вероятно, в том и состоит, чтобы не дать противнику перерезать эти артерии.

– Сейчас вот приедет командир механизированного корпуса, доложит о состоянии своих дивизий, тогда и примем решение, – заключил командарм.

– Дело не только в количественном превосходстве врага, – стоял на своем Шлыков. – Помнится, на последних занятиях по марксистско-ленинской подготовке вы сами, товарищ командующий, приводили выдержки из Энгельса о громадном значении качества оружия в войнах Прусского государства.

– Так что же, по-вашему, если у нас танки пока хуже немецких, так нам остается только отступать? – вспылил командарм.

– Я не хотел бы, чтобы меня так поняли, – возразил Шлыков. – Речь идет о другом: своими контрударами, заведомо обреченными на неудачу, мы только умножаем шансы на успех противника...

Подоспевший к этому времени генерал Оборин всецело солидаризировался со Шлыковым и также стал убеждать командарма в бесцельности и опасности контрудара из Пружан:

– Рубеж по реке Ясельда в районе Березы обороняется сейчас почти исключительно двести пятой моторизованной дивизией. Вышедшие сюда части двадцать восьмого корпуса реальной силой не являются. Молодые, слабо обученные бойцы моторизованной дивизии неплохо отрыли окопы, но перед окопами у них ни мин, ни проволоки, никаких других заграждений. Даже мост через Ясельду взорвать нечем. Таким образом, участие моторизованной дивизии в контрударе, безусловно, исключено. Танковая дивизия полковника Кононова понесла такие потери, что говорить о ней сейчас, как о дивизии, просто нельзя. Относительно боеспособной осталась только танковая дивизия полковника Богданова, переместившаяся из Селец в Коссово, но у нее очень мало боеприпасов...

Командарм слушал Оборина не перебивая. Потом задал несколько вопросов мне, а также начальнику автобронеотдела армии полковнику Кабанову и принял решение:

– Для совместного со сто двадцать первой стрелковой дивизией наступления в направлении Ружаны – Пружаны выделить танковую дивизию полковника Кононова и отряд полковника Осташенко. Ударом от Селец на Ружаны они должны помочь сто двадцать первой захватить Ружаны и в дальнейшем действовать в подчинении ее командира. Сорок вторую стрелковую дивизию в составе стрелкового и гаубичного полков переместить в район Коссово в резерв. Остальные ее части, обороняющиеся на реке Ясельда, передать в подчинение командиру моторизованной дивизии. Танковой дивизии полковника Богданова, оставаясь в армейском подвижном резерве на рубеже Коссово – Иванцевичи, подготовить этот рубеж для обороны...

Около полуночи возвратились один за другим командиры штаба армии, ездившие в Слоним и Слуцк для установления связи с 55-й и 121-й стрелковыми дивизиями. От майора П. В. Ставцева, вернувшегося из Слуцка, мы узнали, что к 23 часам два стрелковых полка 55-й стрелковой дивизии наполовину перевезены, но разгрузились не у реки Щара, а на рубеже Городище – Синявка.

– Автотранспорт, – докладывал Ставцев, – возвращается для перевозки остальных подразделений этих полков. Штаб дивизии и гаубичный полк на марше, выступили из Слуцка с заходом солнца. Артиллерия стрелковых полков, дивизионная артиллерия на конной тяге и тыловые учреждения с восемнадцати часов тоже в пути; двигаются отдельной колонной. Отмобилизоваться дивизия не успела, автотранспорта из народного хозяйства не получила. Боеприпасов имеет один боекомплект. Противотанковых мин нет.

– Почему же части выгружаются так далеко от реки Щара? – спросил командарм.

– Подразделения, следующие вторым рейсом, будут доставлены прямо к реке, а те, что были подняты первым рейсом в течение ночи, доберутся туда пешком, ответил Ставцев. – Третьим рейсом намечено перевезти последний стрелковый полк...

Майор Н.Н. Григорьев, ездивший в Слоним, застал там не только 121-ю, но и 155-ю стрелковые дивизии. На рассвете 24 июня она собиралась выступить на запад, а 121-я – на юго-запад.

– Командир сто пятьдесят пятом стрелковом дивизии генерал-майор II. Л. Александров привел свое соединение из Барановичей в полном составе, докладывал Григорьев. – Сто двадцать первая перевозится из Бобруйска по железной дороге и выгружается на станциях Слоним и Лесьна. Командир ее генерал-майор П. М. Зыков приказал поставить вас в известность, что эшелоны с гаубичным полком, специальными подразделениями дивизии и тылами на место еще не прибыли. На тех же станциях выгружается и еще одна дивизия – сто сорок третья стрелковая. Из тридцати семи ее эшелонов, следующих из Гомеля, выгрузились пока пятнадцать.

– А командования сорок седьмого стрелкового корпуса там нет? – осведомился командарм.