Текст книги "Пережитое"

Автор книги: Леонид Сандалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

Нового начальника штаба округа генерала Климовских я знал значительно лучше Это был весьма образованный и опытный штабной руководитель, но по мягкости своею характера он вряд ли мог уберечь командующего от неверных решений Климовских не принадлежал к тем людям, которые, будучи убеждены в правильности своей точки зрения, способны отстаивать ее перед кем угодно.

– Ну, а как вам понравился новый член Военного совета округа? – спросил Шлыков.

– Дивизионный комиссар Фоминых тоже едва ли сможет играть заметную роль при Павлове, – без обиняков ответил я и выразил искреннее сожаление, что в этой должности так недолго побыл у нас очень всем полюбившийся комкор Филипп Иванович Голиков. Этот энергичный. принципиальный человек, обладавший уже тогда широким военно-политическим кругозором, за короткий срок завоевал в округе прочный авторитет, но незадолго до похода в Западную Белоруссию его перевели на Украину и назначили командующим одной из вновь сформированных там армий.

– Да, – поддержал меня Чуйков, – в теперешней сложной международной обстановке новое командование Западного особого округа – не такое уж большое приобретение. Но давайте-ка лучше говорить о делах, касающихся непосредственно 4-й армии.

Василий Иванович подошел к висевшей на стене карте, сдвинул в сторона прикрывавшую ее шторку и заговорил, обращаясь только ко мне одному:

– Вы, конечно, знаете, что северная граница армейской полосы идет от Дрохичина через станцию Черемха на Барановичи. Последние для нас исключаются... На юге разгранлиния проходит прямо по границе между Западной Белоруссией и Западной Украиной. Второй эшелон армии – стрелковую дивизию в Березе и танковую бригаду в Пружанах – вы уже видели. А в первый эшелон съездим вместе: это две дивизии 28-го стрелкового корпуса и еще одна танковая бригада. Расположение их вам также известно – район Бреста, главным образом Брестская крепость. На месте 8-й стрелковой дивизии, которую вы сами отравляли на Карельский перешеек, обосновалась теперь 49-я стрелковая дивизия. Рекомендую познакомиться и с подчиненной нам в оперативном отношении авиационной дивизией, штаб ее находится в одном здании с нашим, так что завтра же можете побывать там. А главное – вникните хорошенько в строительство Брестского укрепрайона и оборудование сооружений на границе...

Так как штаб 4-й армии в основном был уже знаком мне, я по совету Чуйкова большею часть следующего дня провел в авиационной дивизии. Меня сопровождал командир ее, полковник Николай Георгиевич Белов. Четыре полка этой дивизии размещались так: бомбардировочный – в Пинске, один истребительный полк недалеко от Кобрина, другой истребительный и полк штурмовиков – в районе Пружан. Аэродромы оказались примитивными, без бетонированных взлетно-посадочных полос. Летчики ждали замены старых самолетов новыми. Командиры полков в осторожных тонах, но довольно настойчиво обращали мое внимание на то, что в случае войны полкам немедленно нужно перебазироваться, так как старая аэродромная сеть немецкому командованию хорошо известна.

– Запасные полевые аэродромы для полков у нас намечены, но еще не подготовлены, – как бы оправдываясь, доложил полковник Белов...

Когда мы ехали в Пинск, меня привело в восхищение качество и состояние брусчатой мостовой на участке Кобрин-Пинск. Но, так как восточное Пинска дорога обрывалась, значение ее было весьма ограниченным. В Пинске, кроме авиационного полка, находились один из полков корпусной артиллерии 28-го корпуса и окружной артиллерийский склад. Там же был штаб Пинской военной речной флотилии, в состав которой входили отряд глиссеров, группа канонерских лодок, дивизион бронекатеров, дивизион катеров, дивизион тральщиков, а также сторожевые корабли, минный заградитель и зенитный артиллерийский дивизион на механической тяге. В случае войны флотилия предназначалась для совместных действий с 4-й армией на направлении Пинск – Брест.

Осмотрев часть боевых судов этой флотилии, а также Днепро-Бугский канал и мелководною реку Мухавец с их шлюзами, я усомнился, что такая флотилия может успешно вести боевые действия в современных условиях. Своими сомнениями поделился с генералом Чуйковым.

– Я не рассматриваю флотилию как реальную силу, которая может сыграть какую-либо роль на фланге армии, – ответил командующий. – Трудно себе представить, как и с кем могут вести бои ее маленькие суда, разбросанные по каналу и реке, ширина которой местами не превышает пятидесяти метров...

Потом состоялась поездка в Брест. Как и было задумано командармом, мы выехали туда вместе и прихватили с собой командира 28-ю стрелкового корпуса генерал-майора В. С. Попова. Это был опытный командир, но человек здесь новый. Со своим корпусным управлением он прибыл в 4-ю армию всего лишь несколькими днями раньше меня.

Генерал Попов предложил нам начать осмотр с крепости.

Брестская крепость была построена русскими в 1842 году. Основу ее составляла цитадель, расположенная на острове, омываемом с юго-запада Бугом, с юго-востока рекой Мухавец, а с севера – рукавом Мухавца. По внешней окружности цитадели проходила сплошная кирпичная двухэтажная казарма, которая в то же время являлась и крепостной стеной. Казарма имела 500 казематов для размещения войск, под казематами находились подвалы, а еще ниже – сеть подземных ходов. Двое ворот (Брестские и Холмские) глубокими туннелями выводили из цитадели к мостам через Мухавец и далее на бастионы крепости. Одни ворота (Тереспольские) находились против моста через основное русло Буга (см. схему на стр. 99).

Вне цитадели располагалось прикрывавшее ее кольцо бастионов и других крепостных сооружений. По внешней окружности этого кольца более чем на шесть километров тянулся земляной вал высотой в десять метров. Его опоясывали рукава Буга и Мухавца, а также широкие рвы, заполненные водой. Система каналов и рукавов рек образовала три острова – западный, южный и северный. Позже в нескольких километрах от кольца бастионов было сооружено кольцо фортов отдельных железобетонных сооружений, которые должны были сдерживать противника на подступах к крепости, не позволять ему вести по ней артиллерийский огонь.

Когда мы приехали в крепость, там размешались основные силы 6-й и 55-й стрелковых дивизий. Почти все помещения южного острова занимал окружной госпиталь, отчего этот остров стал называться Госпитальным. Помещения западного острова были переданы пограничникам, и остров получил название Пограничный.

Осмотр крепости оставил у нас не очень отрадное впечатление. Кольцевая стена цитадели и наружный крепостной вал, опоясанный водными преградами, в случае войны создавали для размещавшихся там войск чрезвычайно опасное положение. Ведь на оборону самой крепости по окружному плану предназначался лишь один стрелковый батальон с артдивизионом. Остальной гарнизон должен был быстро покинуть крепость и занять подготовляемые позиции вдоль границы в полосе армии. Но пропускная способность крепостных ворот была слишком мала. Чтобы вывести из крепости находившиеся там войска и учреждения, требовалось по меньшей мере три часа.

Мы решили ходатайствовать о немедленном выводе из крепости окружного госпиталя и хотя бы одной дивизии. Кстати, это диктовалось и чисто бытовыми потребностями: войска в крепостных помещениях испытывали тесноту, бойцы спали на многоярусных нарах.

Очень полезным для меня оказалось ознакомление и с 49-й стрелковой дивизией, которая располагалась севернее Бреста, в районе Высокое, Волчий, Каменец. Эта дивизия, подчиненная непосредственно командованию армии, с оперативной точки зрения занимала выгодное положение. Она удачно прикрывала правый фланг. Но осенью 1940 года из нее уволили большое число младших командиров и рядовых. На смену им пришли новобранцы, отчего боеспособность полков резко снизилась. Пришлось пойти на несколько необычную меру: 49-я дивизия передала значительную часть своего состава в дивизии 28-го стрелкового корпуса, а оттуда получила взамен старослужащих.

Части 49-й дивизии занимались оборудованием для жилья землянок и переданных местными властями разного рода помещений, строили столовые, конюшни, склады. И лишь немногие подразделения были заняты строительством в пограничной полосе полевых оборонительных позиций.

– Эта дивизия, – пояснил В. И. Чуйков, – своими силами должна оборудовать оборону на сорокакилометровом фронте. В центре армейской полосы на фронте до шестидесяти километров оборудуют позиции дивизии двадцать восьмого стрелкового корпуса. А вот на нашем левом фланге участок границы протяженностью около пятидесяти километров остается необорудованным. Войск четвертой армии там нет, других – тоже, так что стыке Киевским военным округом не защищен...

Следующий день ушел на ознакомление с Брестским укрепрайоном, комендант которого генерал-майор М. И. Пузырев вместе со всем своим управлением находился тогда также в Бресте. Этот укрепрайон простирался главным образом на северо-восток от города по восточному берегу Буга. Работы по сооружению дотов развернулись там широким фронтом. Кроме строительного управления и специальных частей, переброшенных из Слуцка, округ прикомандировал в распоряжение генерала Пузырева окружной инженерный полк и несколько корпусных саперных батальонов из восточной части Белоруссии.

Расспрашивая коменданта укрепрайона о количестве людей, работающих на строительстве каждого дота, о видах транспорта, которым подвозился на стройплощадки разного рода материал – песок, щебень, арматура, – я высказал предположение, что немцы, наверное, наблюдают за нами с вышек и часть дотов, несомненно, будет засечена их разведкой.

– К сожалению, – вздохнул Чуйков, – немецкая разведка знает об укрепрайоне в целом и расположении отдельных его дотов не только путем наблюдения, ни и через свою агентуру. Выселить подозрительных лиц из пограничной зоны пока не удалось. Впрочем, разрушить дот, даже если известно, где он находится, не так-то просто.

– И потом надо иметь в виду, – добавил от себя Пузырев, – что после окончания строительства все доты будут тщательно замаскированы. Попробуй отличи их тогда от окружающей местности. Правда, вынос укрепрайона к самой границе – дело непривычное. Раньше мы всегда строили доты на некотором удалении от границы. Но тут уж ничего не поделаешь. Мы должны руководствоваться не только военными, но и политическими соображениями, исходя из известного положения: "Ни одного вершка своей земли не отдадим никому..."

Когда я вернулся из поездки в войска, меня ждали уже прибывшие из Минска жена и маленькая дочурка. С появлением рядом семьи жизнь сразу вошла в свою колею. Отпали лишние бытовые заботы, завязались более прочные знакомства с сослуживцами.

В сентябре В. И. Чуйкова и меня пригласил командующий округом. Проехав из конца в конец всю Беловежскою пущу, мы нашли недалеко от станции Гайновка вагон командующего. Кроме Павлова и начальника штаба Климовских, в вагоне находились командующий Московским военным округом И. В. Тюленев и член Военного совета того же округа Л. И. Запорожец. Почти одновременно с нами прибыл начальник штаба 3-й армии А. К. Кондратьев. Когда все оказались в сборе, завязался врезавшийся мне в память полуофициальный разговор. Начал его Павлов.

– Генеральный штаб, – сказал он, – предполагает провести с окружным и армейскими управлениями оперативную игру на местности со средствами связи. Будет проигрываться начальный период войны. Возглавит игру, вероятно, сам нарком. Штабы армий начнут ее в местах дислокации и будут передвигаться, сообразуясь с обстановкой.

– А те штабы, которые стоят у самой границы? Куда им двигаться? – не удержался я – По-видимому, придется обороняться.

– Вначале, может быть, придется и отступить, – уточнил Павлов. – У немцев теперь не стотысячная армия, какую они имели в 1932 году, а трехмиллионная. Она насчитывает свыше трехсот соединений, располагает большим количеством самолетов. Если враг перед началом войны сосредоточен наших границ хотя бы две трети своих сил, нам в первое время придется, конечно, обороняться и даже отступать... А вот когда из тыла по дойдут войска внутренних округов, – Павлов посмотрел на Тюленина, – когда в полосе вашей армии будет достигнута уставная плотность – 7,5 километра на дивизию, тогда, конечно, можно будет двигаться вперед и не сомневаться в успехе. Не так ли?

На миг воцарилось молчание, но затем поднялся Чуйков:

– Вам хорошо известно, товарищ командующий округом, что в первом эшелоне 4-й армии весной этого года было всего лишь две дивизии на сто пятьдесят километров фронта. Летом нам подбросили еще одну. Значит, плотность теперь пятьдесят километров на дивизию. Во втором эшелоне тоже не густо – только одна дивизия. Это же не армия, а всего лишь корпус... Почему бы в нашу полосу не выдвинуть заблаговременно две-три дивизии из тыла страны?

– Как вы не понимаете, что подобными действиями можно спровоцировать войну? – раздраженно ответил Павлов. – Да и казарм у нас нет для размещения новых войск.

Я поспешил на помощь Чуйкову:

– Выдвижение в полосу армии новых дивизий можно провести весной под видом учебных сборов. С жильем гоже найдется выход: на первых порах будем строить землянки. Ведь поселили же мы таким образом сорок девятую дивизию.

Меня перебил Запорожец:

– У нас с Германией договор о ненападении, и нет никаких оснований сомневаться, что она не выполняет своих обязательств. Да и вообще, – он повернулся в сторону Павлова, – мне начинает казаться, что у вас здесь некоторые командиры начинают проявлять чрезмерную немцебоязнь.

И хотя Запорожец произнес последние слова с улыбкой, Павлов, который знал то, чего не знали ни Чуйков. ни я, почувствовал, что это говорит уже не член Военного совета столичного округа. Он тоже изобразил на своем лице улыбку и попытался внести полную ясность:

– Вы высказываетесь в данном случае, как член Военного совета Московского военного округа или уже как начальник Главного управления политпропаганды{3}? Насколько мне известно, вопрос о вашем назначении на этот пост уже предрешен.

Запорожец пожал плечами:

– Кандидаты есть и кроме меня...

В тот же день мы возвратились домой. А в первых числах октября к нам уже поступил приказ о назначении Александра Ивановича Запорожца начальником Главного управления политической пропаганды.

Осень 1940 года выдалась в Белоруссии необыкновенно теплая, сухая. Пользуясь этим, все части армии интенсивно вели строительные работы. В округе началась полоса полевых командирских и штабных занятий и войсковых учений. Показ, как проводить учения с войсками, был организован в основных округах лично Наркомом обороны Маршалом Советского Союза С. К. Тимошенко, и в основу их был положен опыт советско-финляндской войны.

У нас в 4-й армии такое занятие по теме "Наступление стрелкового полка" состоялось на артиллерийском полигоне под Брестом. Вспоминаю, каким непривычным показалось нам пустынное поле, на котором через несколько минут должны были начаться тактические учения. Но вот эти минуты истекли, и грянула артиллерия. Под ее прикрытием к проволочным заграждениям и минным полям (мины были поставлены учебные) ползком подобрались саперы и стали проделывать проходы. Потом из глубоких окопов поднялась пехота и, прижимаясь к разрывам снарядов, ринулась в атаку. Вместе с пехотой шли танки и тоже вели огонь боевыми снарядами.

Подводя итоги этою учения, С. К. Тимошенко многократно подчеркивал:

– Надо учить войска действовать, как на войне, и только тому, что будет нужно во время войны.

Позже состоялась окружная игра на местности, о которой Павлов толковал с нами еще в сентябре. Но проходила она уже без участия наркома. Игрой руководил генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, назначенный незадолго перед тем заменителем начальника Генерального штаба. И надо сказать, провел он ее блестяще, создав условия, очень близкие к тем, в каких менее чем через год началась действительная война.

"Противник" сосредоточил на границе силы, значительно превосходившие войска Западного военного округа, и перешел в наступление. Приграничные армии, прикрывая сосредоточение и развертывание наших главных сил, с тяжелыми боями отходили от рубежа к рубежу к прежней государственной границе. Затем с подходом резервов из глубины страны после упорных оборонительных боев на тыловом рубеже было осуществлено контрнаступление, и "противника" изгнали с нашей территории.

Эта оперативно-стратегическая игра являлась, пожалуй, единственной, когда нас учили руководить войсками в обороне и даже предпринимать отступление с целью создания благоприятных условий для контрнаступления.

К концу 1940 года, несмотря на германскую дезинформацию о подготовке к вторжению гитлеровских войск на Британские острова, все отчетливее стала вырисовываться опасность вероломного нападения их на нашу Родину. Затрудняюсь сказать каким образом, но к нам просачивались сведения о том, что гораздо позже нашло отражение в мемуарах Гудериана. Для нас не было секретом, что Гитлер тщательно изучает деяния королей Германии, пытается подражать некоторым из них, а портрет Фридриха Барбароссы всегда носит в кармане. Это его преклонение перед германским императором, положившим начало новому этапу в немецкой политике – "Дранг нах Остен", не могло не настораживать.

И наше чутье не обманывало нас. Теперь весь мир знает, что именем Барбароссы Гитлер назвал план разбойничьего вторжения в пределы Советской страны. План этот, подписанный в декабре 1940 года, фактически начал осуществляться уже летом того же года. Для нападения на Советский Союз создавались три мощные группировки немецких войск. Группа армий "Север" нацеливалась через Прибалтику на Ленинград. Группа армий "Юг" – на Киев. А для наступления на центральном, варшавско-минском стратегическом направлении предназначалась самая сильная группа армии "Центр". В состав последней включены были две полевые армии и две танковые группы. Общая численность входивших в нее войск превышала пятьдесят дивизии. Непосредственно на брестском направлении вводились в действие 4-я полевая армия немцев и 2-я танковая группа.

Разгром советских войск в Белоруссии немецкое командование планировало осуществить внезапным ударом по флангам Западного особого военного округа и "молниеносным" продвижением танковых соединений от Бреста и Сувалок на Минск. Затем полевые армии должны были уничтожить наши войска, оказавшиеся в окружении, и, используя успех танковых групп, выйти на рубеж Днепра и Западной Двины.

Таков был "план Барбаросса", о существовании которого мы тогда еще не знали, но намерения Гитлера предвидели. В условиях нарастающей угрозы войны в конце 1940 и начале 1941 года Советское правительство приняло ряд мер по укреплению мощи наших Вооруженных Сил: стрелковые дивизии в приграничных округах переводились на новые, не столь громоздкие, как раньше, штаты, оснащались новым артиллерийским, противотанковым и стрелковым оружием; разведывательные батальоны стрелковых дивизий получили легкие танки и бронеавтомобили; началось формирование механизированных корпусов и частей противовоздушной обороны; самолеты устаревших конструкций стали заменяться более современными; утвержден был план строительства новых аэродромов с бетонированными полосами.

По нашей 4-й армии реорганизация и перевооружение стрелковых дивизий было закончено к весне

1941 года. А в феврале того же года в полосе армии начал формироваться 14-й механизированный корпус, чему, однако, предшествовал ряд событий, имевших весьма– печальные последствия. Об этом стоит рассказать подробнее.

В конце 1940 года неоднократные представления генерала Чуйкова о необходимости разгрузить Брестскую крепость и усилить правый фланг армии. возымели наконец действие. Из крепости была передислоцирована в Слуцк 55-я стрелковая дивизия. Готовился к перемещению окружной госпиталь. На левый фланг армии, южнее Бреста, для обеспечения стыка с Киевским округом весной должна была перейти из Мозыря 75-я стрелковая дивизия. Однако и сам Василий Иванович Чуйков в середине зимы был также "передислоцирован" за пределы Западного особою военною округа.

– По-видимому, хотят иметь более покладистого командующего армией. горьки иронизировал он перед отъездом от нас.

И действительно, стоило только Чуйкова исчезнуть с нашею горизонта, как 4-ю армию стали всячески ущемлять. Добытые нами с таким трудом улучшения в размещении войск на границе очень скоро были сведены на нет. А началось это как раз с формирования 14-го механизированного корпуса.

Генеральный штаб предложил: одну танковую дивизию сформировать в Березе на базе брестской танковой бригады полковника Кривошеина, там же создать и управление корпуса, вторую танковую дивизию развернуть из бригады, размещавшейся в Пружанах; моторизованную дивизию формировать в Пинске. Оперативная выгодность такого порядка формирования и дислокации мехкорпуса была очевидна. Несколько оттянутый от границы, он имел бы в случае войны время на то, чтобы изготовиться к бою и нанести удар в любом направлении.

Однако командующий войсками округа имел на этот счет свое мнение. Осматривая намеченные для дислокации корпуса пункты, Павлов заявил нам:

– Не воображайте, что я позволю частям и штабам армии размещаться лучше, чем механизированному корпусу, который вы рассчитываете, как видно, держать в черном теле. Рекомендую помнить, что всего несколько месяцев назад я был начальником автобронетанковых войск.

Вдвоем с членом Военного совета 4-й армии Ф. И. Шлыковым мы попробовали напомнить, что дислокация мехкорпуса определялась не нами, а Генеральным штабом, но на Павлова это не подействовало.

– Управление механизированного корпуса сформируем в Кобрине, – сказал он тоном, не терпящим возражений. – На днях к вам прибудет командир корпуса генерал майор Оборин. Передайте ему под штаб часть помещений вашего армейского управления Танковые дивизии будем развертывать из танковых бригад в местах их нынешней дислокации – Пружанах и Бресте, а моторизованную дивизию – в Березе. Представьте ей казарменный фонд сорок второй стрелковой дивизии, а ту переведите в Брест, в помещения, которые занимала раньше пятьдесят пятая стрелковая дивизия. Разумеется, такое размещение корпуса надо считать временным, вызванным нехваткой жилого фонда. С постройкой казарм этот вопрос пересмотрим...

Павлову, вероятно, удалось убедить начальника Генерального штаба. Через несколько дней к нам поступило официальное письменное распоряжение, подтверждавшее все то, что Павлов высказал устно. Единственной "уступкой" нам было разрешение ставить за пределами Брестской крепости один стрелковый полк 42-й дивизии и разместить его в районе Жабинки.

– Ну что ж, – тяжело вздохнул Федор Иванович Шлыков, – теперь у нас в армии не стало ни второго эшелона, ни резервов Больше нам незачем ездить к востоку от Кобрина: там ничего нашего не осталось...

Весной 1941 года Брестский гарнизон пополнился новой стрелковой дивизией. Да находившаяся там раньше танковая бригада, развернувшись в танковую дивизию. увеличилась численно в четыре раза. Словом, в Бресте скопилось огромное количество войск И окружной госпиталь по-прежнему оставался в крепости.

Для размещения личного состава пришлось приспособить часть складских помещений и даже восстановить некоторые форты крепости, взорванные в 1915 году. В нижних этажах казарм устраивались четырехъярусные нары.

И как раз в это время прибыл новый командующий 4-й армией генерал-майор А. А. Коробков. Его я знал давно. Это был очень деятельный командир, быстро продвигавшийся по служебной лестнице и оставивший позади многих своих сослуживцев. В 1938 году он командовал стрелковой дивизией, с дивизии пошел на корпус, а к весне 1941 года стал уже во главе 4-й армии.

Новый командарм педантично исполнял волю командующего округом по размещению войск Своей точки зрения на этот предмет он либо не имел, либо тщательно скрывал ее.

А войск в полосе армии все прибавлялось. Вслед за механизированным корпусом, который в апреле – мае принял основную массу переменного состава и получил часть артиллерийскою вооружения, был сформирован Кобринский бригадный район ПВО. Развернулось строительство десяти новых аэродромов, осуществлявшееся силами нескольких строительных и рабочих батальонов общей численностью до 30 тысяч человек.

Но немцы явно опережали нас. В майской информационной сводке, разосланной штабам округов и армий сообщалось, что в течение всею марта и апреля Германия усиленно перебрасывала к границам СССР новые и новые дивизии.

Учитывая это, командование округа дало нам указания о действиях войск по обороне пограничной полосы на случай чрезвычайных событий. Каждому соединению, каждой части 4-й армии была поручена оборона определенных позиций. По тревоге они должны были в предельно краткие сроки занять эти позиции и стойко удерживать их.

С мая все стрелковые полки дивизий первого эшелона стали выделять по одному дежурному батальону. Этот батальон в течение одной-двух недель неотлучно находился на отведенном полку рубеже в полном боевом составе, с оружием, с боеприпасами и занимался дальнейшим усовершенствованием оборонительных позиций.

На южном крыле 4-й армии, в стыке с Киевским особым военным округом, появилась новая дивизия – 75-я стрелковая. Она выдвинулась к границе из Мозыря, поставила в лесах тщательно замаскированные палаточные городки и находилась в постоянной боевой готовности.

Интенсивнее пошло строительство Брестского укрепрайона. Кроме специальных строительных и саперных частей, сюда было привлечено по вольному найму 10000 граждан с 4000 подводами. К 1 июня здесь было закончено сооружение нескольких десятков дотов, и для них из Мозырского укрепрайона стало поступать вооружение.

К этому же времени окружные и войсковые склады пополнили свои запасы, израсходованные во время советско-финляндской войны. Было завезено горючее, боеприпасы. Не хватало, правда, снарядов для противотанковой артиллерии, совсем не было противотанковых и противопехотных мин, а также проволоки для заграждений.

Развернулись работы и по улучшению дорожной сети. К 1 июня на 80 процентов была отстроена железнодорожная линия Тимковичи-Барановичи. Однако увеличить пропускную способность старых железных дорог Западной Белоруссии удалось лишь в весьма ограниченных масштабах,

Заканчивался ремонт шоссе и основных грунтовых дорог. Подверглась реконструкции большая часть мостов. Но новых шоссейных или хотя бы грунтовых коммуникаций и рокад в полосе 4-й армии проложить не успели.

Все части армии, исключая специальные, сдавались на зимних квартирах или устраивали себе палаточные лагеря поблизости от пунктов постоянной дислокации. Но зенитчики проходили окружные сборы на специальном окружном полигоне восточное Минска, полки полевой артиллерии в порядке очереди выводились для стрельб на полигон под Брестом, связисты были на сборах в районе Кобрина.

А тем временем фашистский зверь уже изготовился к своему коварному прыжку. На стопятидесятикилометровом фронте против 4-й армии Западного особого военного округа развертывались основные силы 4-й немецкой армии под командованием фельдмаршала Клюге. Подготавливая удар в направлении Брест Пружаны – Барановичи, она имела в своем составе двенадцать пехотных дивизий и одну кавалерийскую, то есть, превосходила нашу 4-ю армию более чем в три раза.

Но это еще не все. Армии Клюге была придана 2-я танковая группа Гудериана, состоявшая из трех корпусов, называвшихся в то время моторизованными. Как и наши механизированные корпуса, они имели по две танковые и одной моторизованной дивизии с такой же примерно, как и у нас, штатной численностью. Следовательно, группа Гудериана превосходила оперативно подчиненный нашей армии 14-й механизированный корпус тоже в три раза.

Что же касается авиации, то там соотношение сил складывалось для немцев еще более благоприятно. Нашу 4-ю армию поддерживала лишь одна смешанная авиадивизия. Немецкая же 4-я армия могла рассчитывать на большую часть самолетов 2-го германского воздушного флота, поддерживавшего группу армий "Центр".

Сведения о сосредоточении у нашей границы немецких войск и вероятности скорого их вторжения в Белоруссию доходили до нас разными путями. Время от времени мы получали информацию сверху{4}. С нами регулярно делились своими наблюдениями пограногряды и наши подразделения, занятые на постройке оборонительных сооружений в пограничной зоне. Ими отмечалось, что немцы с каждым днем все интенсивнее проводят работы на западном берегу Буга, подводят к реке инженерную технику, устанавливают маскировочные щиты перед открытыми участками, сооружают наблюдательные вышки и т. д.

Многое мы узнали от задержанных при переходе границы и передаче радиограмм немецких шпионов, от двух пойманных в Полесье диверсантов-парашютистов, от арестованного в Гайцовке вражеского резидента, осуществлявшего связь со своими хозяевами посредством голубиной почты.

Наконец, в наши руки попадало немало писем из-за кордона, от всякого рода панов и темных дельцов.

"Вы и не подозреваете, – писал один спекулянт другому, – как близко время нашей встречи, как скоро перейду Буг немцы. Спешите сбыть все советские деньги, закупайте в первую очередь продовольствие, ткани, кожу..."

"Скоро я вернусь... Помните, что вы головой отвечаете за целостность моею завода..." – запугивал служащих одного предприятия бывший его владелец.

"Шепните наиболее надежным людям, работающим в военном подсобном хозяйстве, организованном в моем имении, что если они сохранят в целости завезенное русскими имущество, то получат от меня награду", – обращался к своему агенту какой-то бывший помещик.

Друзья Советской власти десятками приносили такие письма в местные партийные комитеты или пересылали их в армейские политорганы.

Слухи о том, что скоро придут немцы, вовсю циркулировали среди местного населения. У магазинов толпились очереди. Мука, сахар, керосин, мыло раскупались нарасхват. Владельцы частных портняжных, сапожных и часовых мастерских охотно принимали новые заказы, но выдавать заказчикам их палью, костюмы, сапоги и часы не спешили. Особенно задерживались заказы военнослужащих.

В войсках это вызывало тревогу, а из округа шли самые противоречивые указания. Помню, как сейчас, недели за две до начала войны командующий и член Военного совета нашей армии по возвращении из Минска пригласили к себе начальника отдела политической пропаганды армии, командира механизированного корпуса, командира авиационной дивизии и меня. Нам было объявлено, то Павлов озабочен состоянием боевой подготовки войск и у него обсуждался вопрос о предстоящих летних учениях.