Текст книги "Путин, Буш и война в Ираке"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

ЧЕТЫРЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ

В районе Персидского залива начал формироваться мощный военный кулак.

За малым исключением арабские страны – после некоторых колебаний – выступили против Ирака. Одни согласились предоставить американцам свою территорию для развертывания их войск, другие даже обещали включить свои вооруженные силы в состав коалиции. Небольшие страны региона понимали, что могут стать следующей жертвой Саддама, поэтому глава Объединенных Арабских Эмиратов Саид ибн-Султан и султан Омана Кабус ибн-Саид сказали Бушу, что «мы должны стоять плечом к плечу».

Важнее всего была позиция Саудовской Аравии. Король Фахд не хотел раздражать исламских фундаменталистов, не желавших видеть солдат в американской форме на священной земле. Но он понимал, что только Соединенные Штаты могут спасти его от иракского нападения, и согласился принять американские войска. Операция по переброске живой силы и техники получила наименование «Щит пустыни».

Американцев попросили не привозить с собой Библии.

Посол Саудовской Аравии в Вашингтоне принц Бандар ибн Султан предупредил Колина Пауэлла:

– Нашим таможенникам приказано конфисковывать у ваших солдат Библии.

– Ты шутишь? – поразился генерал Пауэлл.

Они нашли выход: Библии доставляли прямиком на американские военные базы, саудовские таможенники, видя религиозную литературу, отворачивались.

Кроме того, посол Бандар сказал, что на земле Саудовской Аравии запрещено проводить религиозные службы для солдат-евреев.

Колин Пауэлл вновь удивился:

– Ты разрешаешь этим людям умереть, защищая твою землю, но запрещаешь им молиться?

Саудовский посол развел руками. Принц Бандар был сыном саудовского министра обороны и племянником короля Фахда, он учился военному делу в американских военно-воздушных силах и в определенном смысле американизировался, но не настолько, чтобы отказаться от ненависти к евреям.

Договорились, что религиозных евреев будут вывозить на американские авианосцы в Персидском заливе, чтобы они могли там помолиться.

А вот алкоголь – по просьбе тех же саудовцев – американские генералы запретили с удовольствием, поэтому дисциплина в войсках коалиции была выше обычной.

По инициативе египетского президента Мубарака большинство членов Лиги арабских стран проголосовали за отправку арабских сил для обороны Саудовской Аравии. Саддама поддержали Организация Освобождения Палестины и Ливия.

Саддам забеспокоился. Он вызвал к себе американского поверенного в делах и сказал ему:

– Передайте президенту Бушу, что он может считать эмира Кувейта историей. Мы никогда не уйдем из Кувейта, чтобы его взял кто-то другой. Мы будем бороться. Вы – сверхдержава, и я знаю, что вы можете нанести нам вред, но вы никогда не поставите нас на колени. Имейте в виду, что мы тоже не будем сидеть сложа руки.

В тот же день, 6 августа, Бейкер позвонил министру Шеварднадзе, чтобы рассказать об американских военных планах.

Когда Шеварднадзе услышал о переброске войск, настроение у него испортилось.

– Вы нас только информируете или просите содействия? – уточнил он.

– А почему бы вам не присоединиться к нам? – неожиданно сказал Бейкер.

Госсекретаря никто не уполномочивал делать такое предложение Москве. Это была импровизация. Более того, президент Буш этого не хотел. Своим помощникам он сказал:

– Мы не должны упускать из виду давнее советское желание получить доступ в порты на теплых морях. Мне не хотелось бы воскрешать эту мечту.

Советник президента по национальной безопасности Скоукрофт считал, что слова Бейкера были импульсивными, необдуманными: «Мы десятилетиями старались не допустить советского военного присутствия в регионе, и теперь приглашать их туда было бы преждевременно. Чейни, Пауэлл и я выступали против советского участия в военных действиях коалиции».

Но американские политики напрасно беспокоились. Горбачев и Шеварднадзе не воспользовались предложением Бейкера. У них были свои основания отказаться от участия в военной операции. Отдыхавшему на юге Горбачеву пришлось вновь и вновь объяснять, почему он осудил Ирак вместе с американцами:

– Другая реакция была для нас неприемлема, поскольку акт агрессии был совершен при помощи нашего оружия, которое мы согласились продавать Ираку с целью поддержания его обороноспособности, а не для захвата чужих территорий и целых стран.

18 августа американская разведка доложила, что из иракских портов вышли пять танкеров с нефтью. Буш считал необходимым с помощью военного флота остановить танкеры и отправить их назад, чтобы Саддам перестал зарабатывать нефтедоллары. Шеварднадзе попросил пять дней на переговоры. Он считал, что еще можно убедить Саддама уйти из Кувейта.

24 августа разочарованный Шеварднадзе перезвонил Бейкеру и сказал, что Ирак не желает договариваться. На следующий день Совет Безопасности ООН принял резолюцию, позволявшую принять «все необходимые меры» для обеспечения морской блокады Ирака.

24 августа 1990 года американский военный флот ввел полную морскую блокаду Ирака. Саддам лишился возможности вывозить нефть танкерами и закупать оружие.

5 сентября в Москву прилетел министр иностранных дел Ирака Тарик Азиз.

Горбачев внушал ему, что необходимо политическое урегулирование. Тарик Азиз с гордым видом отвечал, что Ирак не боится ни американцев, ни мировой войны, жаловался, что существует настоящий заговор против Ирака, и упрекал Михаила Сергеевича в том, что он напрасно говорит на одном с американцами языке.

Не выдержав, Горбачев заметил:

– Возможно, вы получаете наставления от всевышнего, но хотел бы все же дать совет. Нельзя отказываться от поиска политического решения на реалистической основе. Пока вы, чувствуется, не созрели. Но следовало бы учесть, что в дальнейшем ситуация будет ухудшаться.

9 сентября 1990 года Горбачев и Буш встретились в Хельсинки. Американский президент прилетел накануне. Самолет болтало, Буш устал и не выспался.

Американский президент откровенно сказал Горбачеву, что, если Саддам не выведет войска, придется применить силу.

– Я рассчитываю, что вы нас поддержите, – говорил Буш. – Это может оказаться для вас трудной задачей, но, надеюсь, вы справитесь с ней. Журналисты спрашивали меня, буду ли я вас просить послать войска. Я ответил, что у меня таких планов нет, но вам я говорю: если вы на это решитесь, то со мной никаких проблем не будет.

Американские и русские солдаты, сражающиеся вместе, произведут очень сильное впечатление, объяснил Буш Горбачеву. Скоукрофт вздрогнул, услышав эти слова. «Появления советских войск на Ближнем Востоке следовало всячески избегать, – писал он позднее. – К счастью, Горбачев никак не реагировал на эту реплику президента».

Советский президент объяснил, что память об Афганистане не позволяет ему отправлять советских солдат сражаться за границами родины. Хотя дело было в другом: советские политики чувствовали себя неуютно. Они никак не могли решить: ту ли сторону они поддержали?

Буш спросил Горбачева, не станет ли он возражать, если они будут называть друг друга просто по имени.

– Отлично, Джордж! – довольно ответил Горбачев.

Он укорил американского президента за поспешность:

– Мы осудили агрессию Ирака. Но для нас это было трудным шагом, потому что вы сначала послали войска и только потом поставили нас в известность.

Горбачев считал ненужным применение силы: Ирак не собирается нападать на Саудовскую Аравию, поэтому не стоит начинать новую войну. Саддам и так стал героем в глазах многих арабов.

– Примаков лично знает Саддама Хусейна, – говорил Горбачев. – Мы считаем, что было бы ошибкой загонять Саддама в угол. Ему надо дать возможность спасти лицо.

Горбачев предложил развернутый план. Саддам выводит войска из Кувейта, Соединенные Штаты возвращают домой свои части, расквартированные в Саудовской Аравии, и соглашаются на проведение международной конференции по Ближнему Востоку.

– Применение силы, – настаивал Горбачев, – разрушит все, что нам удалось достигнуть.

Буш не согласился с ним.

– Если оставить кувейтский вопрос открытым и согласиться на международную конференцию, это будет политическая победа Саддама. Он получит то, что хочет. Он совершит новую агрессию, как только американские войска вернутся домой.

– Если его загнать в угол, – гнул свое Горбачев, – нам это обойдется дороже. Ему надо оставить какую-то возможность показать, что он не поставлен на колени.

– Это все равно, как если бы Гитлеру предложили удобный для него выход и позволили бы ему остаться во главе Германии.

– Тогда была другая ситуация, – сказал Горбачев.

– Ситуация та же, личность другая, – подчеркнул Буш.

На следующей встрече Михаил Сергеевич больше не настаивал на своей позиции. Убедившись, что он не может переубедить американцев, предпочел согласиться с ними. Возможно, он с самого начала не желал защищать Саддама, но делал это по внутриполитическим соображениям. В Москве на него давили, уговаривали сделать все, чтобы избежать американского удара по Ираку.

Горбачев и Буш подписали совместное заявление с требованием немедленного и безоговорочного вывода иракских войск из Кувейта. Две державы продемонстрировали, что они едины.

Именно тогда у Буша появилась мысль, что создается новая мировая система, в которой ООН действительно будет играть ту значительную роль, которая ей предназначалась, а Соединенные Штаты и Советский Союз должны взять на себя большую ответственность в создании системы коллективной безопасности.

Об этом в годы Второй мировой войны говорил советскому наркому иностранных дел Молотову американский президент Франклин Рузвельт:

– После войны останутся четыре полицейских, которые будут следить за остальными странами – это Англия, Соединенные Штаты, Советский Союз и Китай. Этим четырем странам только и будет позволено иметь оружие.

К Франции Рузвельт относился презрительно и в список великих держав не включал.

Горбачев и Буш-старший договорились действовать сообща. Но, видя, что Соединенные Штаты твердо намерены применить силу, раз Саддам и не думает уходить с оккупированных территорий, Горбачев попытался решить кризис самостоятельно. Он считал, что иракский вождь не понимает ситуации, не видит, что дело идет к войне. Горбачев хотел попытаться «привести в чувство» Саддама Хусейна, объяснить ему, что его ждет.

Евгений Максимович Примаков, лично знакомый с Саддамом Хусейном, сказал Горбачеву, что сумеет убедить иракского лидера вывести армию из Кувейта. Главное – дать Саддаму возможность уйти с достоинством: арабский лидер не может потерять лицо. Таковы традиции Востока.

Шеварднадзе был против поездки Примакова в Ирак, он доказывал Горбачеву, что Саддам истолкует его появление как выражение поддержки. Но Горбачев мечтал: а вдруг Примаков с его опытом работы на Ближнем Востоке сумеет объяснить иракцам, что их ждет, и Саддам выведет войска?

На Горбачева влиял и его советник по военным делам маршал Сергей Федорович Ахромеев, бывший начальник генерального штаба. Он предупреждал, какой кровопролитной может быть война. Маршал Ахромеев был высокого мнения о вооруженных силах Саддама. Он говорил Горбачеву: иракская армия располагает тремя тысячами советских танков – лучших в мире – и накопила боевой опыт за восемь лет войны с Ираном. Американцы с Саддамом не справятся. Это будет второй Вьетнам…

Михаил Сергеевич, как всегда, колебался.

С одной стороны, твердо держался за партнерские отношения с американцами. С другой, санкционировал личную дипломатическую миссию Примакова. Надеялся, что это уменьшит давление тех, кто был на стороне Ирака, и доказывал, что нельзя предавать старого друга.

Шеварднадзе возмущался:

– Не может быть у страны две внешние политики!

Но получилось именно так.

Линия Шеварднадзе – стратегическое сотрудничество с американцами ради одной цели: не дать агрессору возможности воспользоваться плодами победы.

Линия Примакова – попытка, используя личные отношения с иракскими руководителями, найти выход из положения, до того момента как будет применена сила.

ФАКТОР ПРИМАКОВА

Когда молодой Евгений Максимович Примаков впервые приехал в Египет в роли собственного корреспондента «Правды», арабский восток бурлил. Это была кипящая лава, благодатный материал для журналиста. Государства соединялись и раскалывались. Делился Йемен. Объединились, хотя и не надолго, Сирия и Египет.

Арабские политики устраивали кровавые перевороты и свергали предшественников, с которыми только что обнимались. Все новые люди появлялись у власти. Они ненавидели друг друга и время от времени воевали между собой.

Смена лидера влекла за собой резкую перемену политического курса. Арабский мир не мог решить, каким путем ему идти. Консервативные режимы тянулись к богатому Западу, к Соединенным Штатам в первую очередь.

Молодые лидеры, напротив, искали помощи у Советского Союза. Во-первых, они не хотели иметь дело с западными странами, бывшими колонизаторами. Во-вторых, социалистическая система казалась им более справедливой. В-третьих, Советский Союз был готов помогать им на безвозмездной основе, снабжал оружием, ничего не требуя взаимен.

Приехав в Каир, Примаков погрузился в этот бурлящий мир, где традиционная восточная экзотика смешивалась с еще более экзотической политикой.

Президентом Египта был самый знаменитый в те годы ближневосточный политик Гамаль Абд-аль Насер, о котором Примаков много и часто писал – с симпатией и уважением. Насер был главным партнером и любимцем Советского Союза на Ближнем Востоке. Он пытался построить арабский социализм, и этим был более чем важен для Москвы.

После его смерти в сентябре 1970 года политические симпатии Советского Союза постепенно перешли на Сирию. Она получала советскую помощь по полной программе. Но холодно-расчетливый президент Хафез Асад чисто по-человечески ничем не походил на горячего и искреннего Насера.

Впрочем, к этому времени Примаков уже вернется в Москву и из «Правды» перейдет в Институт мировой экономики и международных отношений. Его годы на Ближнем Востоке пришлись на время президента Насера. Сначала главной темой его статей были экономические и социальные преобразования в Египте. Затем на первый план вышел арабо-израильский конфликт.

Арабские страны не признавали Израиль, требовали уничтожить еврейское государство, а его территорию вернуть арабам. О создании самостоятельного палестинского государства тогда не говорили. Часть территории, которую ООН в 1947 году решила отдать палестинским арабам, прихватила Иордания. Другую часть – сектор Газа – присоединил к себе Египет.

Египет и Иордания управляли этими землями девятнадцать лет, до шестидневной войны 1967 года, но им и в голову не пришло передать эти территории самим палестинцам, чтобы они создали свое государство.

В истории человечества Палестина, эта узкая полоска земли, обрела значение, которое нельзя объяснить обычными экономическими или политическими терминами. Ни одна территория такого небольшого размера не оказала столь глубокого влияния на мировую историю, потому что здесь зародились три мировые религии…

Примаков видел триумфальные выступления Насера перед египтянами, которые восторженно встречали своего вождя, и его трагедию, когда Египет потерпел сокрушительное поражение в шестидневной войне 1967 года.

И в 1967 году, и позднее Примаков писал очень злые антиизральские статьи и книги. Израиль тогда неизменно именовался агрессором. Современная история трактует события тех лет иначе.

Египетская армия, несмотря на значительное превосходство в силах, была разгромлена. Она накопила много хорошего советского оружия, египетские офицеры учились в Советском Союзе, но не смогли оказать сопротивления наступавшим израильтянам и позорно бежали с поля боя. Победа Израиля стала тяжелым ударом по арабской гордости.

Гамаль Абд-аль Насер даже объявил о том, что уходит в отставку, но советское посольство приняло все меры, чтобы удержать его от этого шага.

Для Египта поражение в войне обернулось еще и тяжелыми экономическими проблемами, в том числе и потому, что был закрыт Суэцкий канал. Египет потерял нефтяные скважины на Синайском полуострове, которые давали шестьдесят процентов всей необходимой ему нефти.

Египтяне были благодарны Советскому Союзу, за то что Москва разорвала дипломатические отношения с Израилем. Египет еще в большей степени стал зависеть от Советского Союза, потому что Насер начал бешено перевооружаться, все его мысли были только о военном реванше. Армия съедала все деньги.

Но Гамаль Насер ушел из жизни раньше, чем смог увидеть, как египетские вооруженные силы впервые противостояли израильской армии в октябре 1973 года…

Арабский мир нравился Примакову. Эти симпатии останутся у Примакова навсегда. Со временем, когда его назначат министром иностранных дел, а затем и главой правительства, его политические симпатии и антипатии окажутся предметом тщательного изучения. На Западе его считали настроенным антиамерикански.

Примаков всегда отвечал, что на Ближнем Востоке надо иметь дело с теми лидерами, которые есть. Отказываться сотрудничать с ними по моральным соображениям? Ждать, пока их свергнут и появятся другие? Наивно. Следующий вождь может быть точно таким же. Кроме того, он видел, что период быстрых перемен на Ближнем Востоке закончился. Арабские политики, которые получили власть в семидесятые годы, прочно сидят на своих местах больше двадцати лет.

В шестидесятые годы корреспондент «Правды» Евгений Примаков побывал и в Багдаде. Он познакомился и подружился с иракским журналистом Тариком Азизом, таким же веселым и живым человеком. Азиз, в свою очередь, познакомил советского коллегу со своим другом Саддамом Хусейном. Они стали обращаться на «ты» и называли друг друга по имени.

ТОСТ ЗА ПРЕЗИДЕНТА

5 октября 1990 года Саддам принял в Багдаде Примакова. Он говорил московскому гостю, что Кувейт – исторически часть Ирака, поэтому он никогда не выведет свои войска. Саддам согласился отпустить на родину только тех советских специалистов, срок контракта которых истекал в течение года (примерно треть всех работавших в Ираке советских граждан), остальные должны были остаться. Тем самым советские специалисты превращались в заложников, в живой щит Саддама Хусейна.

Примаков ожидал большего успеха от своей поездки. Вернувшись, он предложил Горбачеву: попробуем уговорить Саддама уйти, обещав ему заняться решением судьбы палестинцев.

Горбачев поручил Шеварднадзе действовать вместе с Примаковым. Но министр иностранных дел не был согласен с Примаковым: любые обещания Саддаму создают у него ощущение, что он может настоять на своем, если проявит упорство.

16 октября в Москву прилетел министр обороны Соединенных Штатов Дик Чейни. Отношения с партнером – советским министром обороны маршалом Язовым – у него не сложились. Главным образом потому, что Дмитрий Тимофеевич не хотел сближаться с американцем.

На ужине, устроенном коллегией Министерства обороны в честь американского гостя, Дик Чейни, желая сделать хозяевам приятное, произнес тост за президента Горбачева, только что удостоенного Нобелевской премии мира. Все молчали. Ни один из советских военачальников не поддержал тост.

– У меня было такое чувство, – рассказывал потом Чейни, – словно я сделал что-то непристойное на глазах у всех присутствующих. Ни премия Горбачеву, ни сам Горбачев не вызывали у них никакого энтузиазма.

Визит министра носил формальный характер, но Горбачев все-таки приказал Язову информировать Чейни об оружии, которое имеет иракская армия.

Тем временем Примаков полетел в Европу, а потом в Соединенные Штаты со своим планом мирного урегулирования.

Шеварднадзе, раздраженный сверх меры, передал американцам через своего помощника Сергея Тарасенко:

– Примаков направляется в Вашингтон с предложением, которое мне не нравится.

Евгений Максимович уговаривал американцев дать Саддаму возможность уйти, сохранив лицо. В частности, оставить ему хотя бы два кувейтских острова и нефтяное месторождение, которые, собственно, и стали предметом спора с Кувейтом. И обещать ему, что будет созвана международная конференция для обсуждения палестинского вопроса.

Американцы отвечали, что такого рода уступки агрессору неприемлемы:

– Получится, что Саддам Хусейн, оккупировав Кувейт, получил все, что хотел. Он превратится в глазах арабов в величайшего героя, способного навязать свою волю мировому сообществу. Уступки приведут со временем к еще более кровопролитной войне…

19 октября во время встречи в Белом доме Примаков рассказал президенту Джорджу Бушу, что, по его наблюдениям, приближенные Саддама плохо его информируют и иракский президент пребывает в уверенности, будто мир его поддерживает.

Примаков передал слова, сказанные ему Саддамом: «Я реалист, я знаю, что мне придется уйти из Кувейта, но я не могу уйти просто так. Если передо мной будет выбор – уйти или сражаться, я буду сражаться до смерти».

Евгений Максимович внушал Бушу:

– Не загоняйте Саддама в угол, иначе он будет сражаться до последнего. Ему надо помочь найти путь к политическому решению.

Буш решительно возразил Примакову:

– Я не понимаю, что значит помочь Саддаму найти путь к политическому решению. Саддам совершил преступления, сравнимые с гитлеровскими. Как же можно идти на уступки такому человеку? Возвращайтесь и скажите Саддаму, что я не собираюсь идти на уступки.

Буш отправил Горбачеву шифротелеграмму, возражая против любых попыток помочь Саддаму спасти лицо.

Примаков понял, что вопрос будет решен военным путем. Это подтвердил посол Саудовской Аравии в Вашингтоне принц Бандар. Он сказал Примакову, что, если война начнется, все будет решено за несколько часов:

– Знаете, что произойдет с иракскими танками в пустыне, где негде укрыться? Это прекрасная мишень для авиации. Они будут гореть, как спички. Не переоценивайте иракскую армию.

В Лондоне Примаков поинтересовался у премьер-министра Маргарет Тэтчер, когда может начаться война.

– Этого я не могу вам сказать, – отрезала «железная леди», – поскольку операция должна застигнуть Ирак врасплох.

Примаков еще раз полетел в Багдад – уже в другом настроении. Саддам принял его в присутствии всех членов Совета революционного командования. Примаков рассчитывал на более плодотворную беседу в узком составе.

Саддам объяснил Примакову:

– Я хочу, чтобы ты видел, что среди иракского руководства есть не только ястребы, но и голуби.

Примаков заметил, что предпочел бы иметь дело только с голубями. Вице-президент Рамадан ответил:

– Тогда придется нам всем уйти отсюда, оставив вас наедине с нашим любимым лидером.

В такой обстановке сколько-нибудь откровенный разговор становился практически невозможным.

Примаков все-таки предупредил Саддама:

– Вы меня знаете давно и понимаете, что я говорю вам только правду. Если вы не уйдете из Кувейта, по Ираку будет нанесен удар.

Саддам ответил, что не может уйти, пока не решен вопрос о полном выводе американских войск из Саудовской Аравии, пока Ираку не обеспечен выход к морю и не решена палестинская проблема.

Примакову не оставалось ничего иного, кроме как развести руками и вернуться в Москву.

Несмотря на все колебания советской политической элиты, Горбачев, выбирая между Саддамом и американцами, считал куда более важными близкие отношения с Соединенными Штатами.

А ведь это происходило осенью 1990 года. Горбачева атаковали со всех сторон, и ему оставалось находиться в Кремле всего год. С учетом внутриполитической ситуации, ему было бы куда проще и выгоднее осудить американцев и военную операцию против Ирака.

Но, как выразился помощник президента Черняев, Горбачев «держался достойно: от американцев нельзя отслаиваться, как бы ни хотелось обойтись без войны. Тогда все полетит».