Текст книги "10 вождей. От Ленина до Путина"

Автор книги: Леонид Млечин

Соавторы: Дмитрий Волкогонов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 77 страниц) [доступный отрывок для чтения: 28 страниц]

Нужно знать Сталина: всю жизнь, когда после смерти Ленина стал реально влиять на историю, он «пришпоривал» ее. Он торопил время. Его маниакальной идеей было «обогнать» всех. «Пробежать» 100 лет за 10 лет… Так заявил лидер партии в феврале 1931 года. «Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Сталин жил идеей исторического опережения естественного хода событий. Но люди меняются медленно. А кроме того, сколько еще в стране живет выходцев из российской буржуазии, бывших офицеров, едва ли разоружившихся членов различных партий, движений, группировок, скрытых вредителей и шпионов… Тем более, ведь он доказал, что налицо «обострение классовой борьбы» {367}367
  Сталин И.Вопросы ленинизма. С. 229–232.


[Закрыть]. Система должна пройти генеральную чистку. От этого она станет крепче, однороднее и сможет ускорить «переход ко второй фазе коммунизма».

Поэтому появление «единственной в мире до конца демократической конституции» {368}368
  Сталин И.В.О проекте Конституции Союза ССР. С. 24.


[Закрыть]и «расчистка» для ее действия социального поля – вещи тесно взаимосвязанные. Сталинская конституция была предтечей большого террора. Действительность «подгонялась» под нее. На все времена.

Сталинская система была такой, что выполнение основных ее экономических, социальных и политических задач в области индустриализации, милитаризации, коллективизации, ликвидации кулачества, идеологизации общества были невозможны без перманентных чисток, террора, постоянной войны против собственного народа. У нас обычно «большой террор» ассоциируется только с 37-38-м годами. Это не так.

Весь период владычествования И.В. Сталина в советском государстве был кровавым. Но эпицентром террора были 30-е годы целиком. Инициировал бесконечные «дела» сам Сталин; он хотел расчисткой, «санитарной» обработкой обеспечить большее «морально-политическое единство общества» и его однородность. Молчащий народ (правда, громко скандировавший дикие лозунги, когда ему приказывали) привел к появлению и «выкорчевыванию» бесчисленных враждебных групп.

…В 1932–1933 годах ОГПУ начало дело о так называемом «союзе марксистов-ленинцев» во главе с М.Н. Рютиным, В.Н. Каюровым, А.Н. Слепковым. Марксисты «романтичного» толка полагали, что возвращение к Ленину позволит преодолеть кризис в партии и убрать с поста ее генерального секретаря И.В. Сталина. Аресты, внесудебные расправы, тюрьмы, лагеря. Мартемьян Никитич Рютин, не в пример многим, проявил исключительное мужество. В последнем письме в ЦИК СССР Рютин писал, что «не страшится смерти», даже будучи в руках аппарата НКВД полностью «беззащитным, бесправным, связанным по рукам и ногам, наглухо закупоренным от внешнего мира». Духовное сопротивление мученика было прервано расстрелом 10 января 1937 года вместе с единомышленниками.

Сталин, узнав о «закрытии дела», бросил:

– Давно надо было прикончить…

…С начала 20-х годов (еще при Ленине), а затем «раскрученные» Сталиным велись дела о так называемом «национал-уклонизме». Грузинский, татарский, белорусский, казахский, башкирский, украинский, «бухарский» и иные «национализмы» были постоянно на эшафоте сталинской системы. Даже понимая, что сам по себе национализм – сфера, где много негативного, категорически нельзя согласиться со сталинскими методами. На протяжении многих лет Сталин и его чекистские опричники отстреливали «националистов», часто единственной виной которых было стремление сохранить национальную культуру и национальное самосознание своих народов. Были сметены в небытие М.Х. Султан-Галиев, Б. Мдивани, М. Окуджава, С. Чихладзе, Г. Элиава, СВ. Косиор, М.М. Хатаевич, А. Икрамов, Ф. Ходжаев, У. Ашуров, Н. Максум, А. Рахимбаев, Е.Я. Чаренц, А.Г Ханджян и многие, многие другие.

«Националисты» были уничтожены, ибо подозревались в отсутствии лояльности к сталинскому национальному курсу. Ведь диктатор хотел ускорения, опережения текущих темпов истории и в национальной сфере, форсируя реализацию сумасшедшей, дикой идеи о «слиянии наций». Система выравнивала, нивелировала, однообразила людей. Но на национальном поле сделать это оказалось особенно трудным.

…Карательные органы открывали промышленные, аграрные, идейные «дела». Не хватало военного. В летние дни 1937 года возникло и такое. Сталин не просто вдохновлял «дело», но и лично руководил его ходом. Вначале диктатор, как это он делал не раз, играя с жертвой, вызвал к себе в Кремль Маршала Советского Союза М.Н. Тухачевского после доноса К.Е. Ворошилова. Принял Тухачевского 13 мая 1937 года в 17.05, беседовал сорок пять минут в присутствии Молотова, Ежова, Ворошилова, Реденса, Кагановича. Тухачевский вышел от вождя бледным как мел и молча удалился. А 22 мая лично Сталин распорядился немедленно его арестовать вместе со многими другими военачальниками.

Меньше чем через неделю самого молодого маршала сломили, и он «сознался» в «шпионаже», встрече в Лондоне с сыном Троцкого, продаже себя фашистам и т. д. Для расправы создали специальное судебное присутствие Верховного суда. Система уже набила себе руку на абсолютно незаконных делах. Сталин лично несколько раз инструктировал А.Я. Вышинского, В.В. Ульриха и других палачей. Суд состоялся 11 июня 1937 года. В ходе процесса, до вынесения приговора, В.В. Ульрих в 16 часов был вызван к Сталину {369}369
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1.Д. 412. Л. 21.


[Закрыть]. Беседа была короткой: «во всем сознался, как и другие». Сталин одобрил приговор. В 23 часа 35 минут В.В. Ульрих объявил приговор. Естественно, всех к расстрелу. Уже через неделю после расстрела Тухачевского и всех его семи «подельцев» были арестованы 21 командир корпуса, 37 командиров дивизий, 29 командиров бригад, многие десятки командиров полков и комиссаров. Военный «заговор» оказался широкомасштабным.

Процесс был командой: в армии и на флоте в течение двух лет, что документально подтверждено (см. Протоколы Верховного суда СССР, дела Военной коллегии), репрессировали свыше сорока тысяч командиров и политработников. Из состава Военного Совета при наркоме обороны, состоящего из 85 человек, избежали репрессий лишь девять военачальников… А 68 членов Совета были расстреляны.

Сталин хотел с помощью этой чистки освободиться от всех сомнительных, «неустойчивых», «запятнанных» связями с «врагами народа». Обезглавив армию перед лицом угрозы большой европейской войны, вождь был намерен довериться новой генерации командиров. Новой волне выдвиженцев, не знающих былых оппозиций и былых вождей, не имеющих военного, боевого опыта. Государственная гильотина не должна была бездействовать.

…Было и «кремлевское дело», и дело группы «рабочей оппозиции», дело «антисоветского объединенного троцкистско-зиновьевского центра» и много-много других «дел». Война, поставившая на карту само существование системы, приостановила сталинскую машину террора. Хотя уже осенью 1941 года жертвами сталинской методологии стали советские немцы, сосланные в Сибирь и Казахстан. Репрессии при Сталине не прекращались никогда. Как только исход войны стал ясен, началось выселение других народов, заподозренных сталинскими органами в неверности.

Есть серьезные основания полагать, что незадолго до смерти Сталин намеревался осуществить новую крупномасштабную чистку. Он больше, чем кто-либо, понимал, что два главных механизма его власти – Ложь и Насилие – не должны замирать ни на минуту. Иначе последствия могли быть для него печальными: ослабнет хватка липкого страха, и у людей постепенно может начаться прозрение… Это было недопустимо.

…По личной инициативе Сталина в мае-июне 1952 года Военная коллегия Верховного суда СССР рассмотрела «дело» Еврейского антифашистского комитета. Как всегда, обвинение было стандартно – шпионаж. Сразу же была «забыта» большая работа комитета в годы войны по мобилизации мирового общественного мнения, финансовых средств на борьбу с фашизмом.

Суд, конечно, состоялся без участия представителей государственного обвинения и защиты. Еще до суда Сталин «обговорил» на «своем» политбюро это очередное «дело». Решили: расстрелять всех, кроме академика Лины Соломоновны Штерн. Остальные несчастные: С.А. Лозовский, И.С. Фефер, И.С. Юзефович, Б.А. Шимелиович, Л.М. Квитко, П.Д. Маркиш, Д.Р. Бергельсон, Д.Н. Гофштейн, В.Л. Зускин, Л.Я. Тальми, И.С. Ватенберг, Э.И. Теумин, И.С. Ватенберг-Островская – были осуждены и расстреляны. В связи с этим делом была арестована и получила пять лет лагерей в Сибири и жена Молотова – П. Жемчужина за «связи с членами антифашистского комитета». Молотов постыдно промолчал, не заступившись за жену, которая, находясь на отдыхе в Сочи, писала мужу: «Береги как самого себя нашего дорогого Иосифа Виссарионовича…».

Как и возникшее вскоре «дело врачей», позорный процесс над Еврейским антифашистским комитетом не только начинал новую сталинскую волну террора, но и подогревал традиционный антисемитизм большевистских властей. Естественно, после «главного дела» начались аресты граждан еврейской национальности различных профессий; последовали новые расстрелы, приговоры о направлении в скорбный архипелаг ГУЛАГ на 15, 20, 25 лет…

Тоталитарная система, возникнув после октябрьского переворота на волне беззаконий, террора, демагогии, не могла позволить себе остановиться. Ведь «50-100 лет надо было пробежать за 10 лет…». Гонка за эфемерным идеалом укрепляла абсолютную власть партийного ордена и его вождя, поставив за скобки здравого смысла элементарную мораль и судьбу конкретного человека. Тотальный контроль за состоянием умов людей диктовал и тотальные действия по поддержанию идейного однообразия в общественном и индивидуальном сознании. А сегодня, когда партийные архивы ВКП(б) – КПСС стали доступны, выясняется, что полного «однообразия» мышления довольно часто не было.

…Сталинская конституция, венчавшая «юридическое» оформление системы, была, разумеется, триумфально принята. А между тем секретно-политический отдел Главного управления государственной безопасности НКВД доносил в политбюро высказывания людей по этому поводу.

Вот несколько выдержек из отчета по Ивановской области:

Колхозник Логинов Я.С. «Что нам дает ваша конституция? Что там написано Сталиным, так оно и будет, а не по-нашему… ведь жить-то становится совершенно нечем… Есть самим нечего, а тут все отдавай государству».

На ткацкой фабрике им. М. Горького созвали собрание по обсуждению проекта конституции. «Чтобы удержать рабочих, заперли двери. Подмастер Скурихин с группой рабочих, обманув сторожа, с криком отворили двери, и человек 40 ушли с собрания… Кто не успел уйти, спал до конца собрания».

Член правления колхоза деревни Карики на собрании заявил: «Конституцией нас не оденете, а вот частную торговлю ликвидировали и товаров не стало…» {370}370
  Архив ОГПУ. № 471. Т. III. С. 18–31.


[Закрыть]

Подобных высказываний – сотни. И это только те, что попали в донесения секретно-политических отделов ОГПУ, созданных в марте 1931 года. Разумеется, реакция начальства была однообразной:

«Усилить борьбу с враждебными элементами».

Само бытие советской общности в этих условиях стирало грани между ложью и истиной, насилием и властью. Псевдокультура меняла все: христианские представления о добре и зле, несправедливости и счастье, прекрасном и безобразном. Может быть, мы до сих пор плохо поняли изнутри шизофрению ленинско-сталинской системы? Может быть, например, социалистический реализм это и есть просто ленинский «авангард»? А жуткие убийства миллионов невинных людей – ритуалы тайного идеологического смысла?

Но нет. Мистика здесь только кажущаяся. Власть идеи – это не идея власти. Власть политических уголовников особенно наглядно видна, если в руки берешь стенограммы материалов пленумов ЦК ВКП(б) тех сумасшедших лет.

Известно, что в декабре 1936 года проходил пленум ЦК, обсуждавший вопрос о троцкистских и правых антисоветских организациях {371}371
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 575. Л. 1-193.


[Закрыть], а в марте 1937 года «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» {372}372
  РЦХИДНИ. Ф. 17. Оп. 2. Д. 612. Вып. III. Л. 9-45.


[Закрыть].

Ознакомление с докладами, выступлениями, репликами, диалогами создает жуткую картину иррационального мира, где то и дело слышатся слова: «сволочи», «гады», «уничтожить физически», «шпионаж», «диверсии», «громить и корчевать», «оголтелая банда»…

Словно не руководители великого государства собрались на свое совещание, а сборище вурдалаков, упырей, уголовных преступников, коим абсолютно неведомы достижения цивилизации, элементарные нормы человеческих отношений, даже ими же провозглашенные принципы и идеалы в «самой демократической конституции».

Подобные сборища сталинских соратников (правда, большинство из них вождь во имя своих химер отдал позже на заклание службам НКВД) лучше всего характеризуют власть, существующую во имя уродливой идеи, а не человека.

Сталинская система, между тем, продолжала излучать свой зловещий «бордово-темный свет»…

Жезл генералиссимуса

До нападения гитлеровской Германии на Советский Союз оставалось полтора месяца…

В германском рейхстаге 4 мая 1941 года с большой речью выступил фюрер нации. Речь Гитлера многократно прерывалась аплодисментами. За трибуной был бесспорный победитель. Он вновь торжествующе рассказал, как были сокрушены Польша, Франция, оккупированы Норвегия, Бельгия, Голландия, рассказал о победоносной кампании немецких войск в Греции, политике Берлина на Балканах и в отношении своих союзников. Как всегда, острие его угроз было направлено против «еврейского капитализма», «английских и американских поджигателей войны», непосредственно против У. Черчилля.

О СССР прямо – ни слова… Гитлер, готовясь к этой важной речи, мог вспомнить, «как ему удалось в августе 1939 года, решительно вмешавшись в переговоры Советов и так называемых «западных демократий», быстро «уломать» Сталина, подписавшего почти тут же не только пакт о ненападении, но и через месяц «Договор о дружбе и границе между СССР и Германией». Гитлер добился от Сталина всего, чего хотел, фактически он получил невоюющего союзника против Запада.

Тогда, 20 августа 1939 года, Гитлер продиктовал шесть пунктов жесткой, даже ультимативной телеграммы Сталину. Послание заканчивалось: «Я считаю, что в случае намерения обоих государств вступить друг с другом в новые отношения, целесообразно не терять времени. Поэтому я еще раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, а самое позднее в среду, 23 августа…» {373}373
  Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918–1945. Bd. VII. Baden-Baden, 1956. S. 131.


[Закрыть]Гитлеровский ультиматум.

Почему два диктатора так быстро договорились? С Англией и Францией за долгие месяцы никак не могли согласовать даже исходных позиций, а здесь за 2–3 дня все решили…

Сегодня нам ясно, что молниеносные договоренности двух диктаторов стали возможны в силу родства их тоталитарных душ. Оба вожди, оба «имели мировые планы, оба ненавидели демократию и любили сверхвооружения, и тот и другой ловко орудовали тоталитарными инструментами – ложью и насилием. Правда, вождь из Москвы был расист социальный, а из Берлина – этнический.

Уже поздно вечером 23 августа взволнованный Риббентроп звонил Гитлеру прямо из кабинета Молотова о том, что «все свершилось…». А свершилась договоренность о «разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе», о фактическом соглашении поделить независимую Польшу. Германия, отказавшись затем от «куска» Литвы, в январе 1941 года получила письменное доказательство Москвы о готовности СССР выплатить Берлину компенсацию в размере 31 миллиона 500 тысяч золотых германских марок. Циничный торг и полюбовное соглашение коммунистического вождя и фашистского фюрера подготовили роковое развитие событий в Европе и мире.

А сейчас, в своей речи 4 мая 1941 года, Гитлер ни словом не упомянул о фактическом не воюющем «союзнике» Сталине, с коим его связывал договор о «дружбе». Впрочем, нет. Глухая угроза в адрес восточного друга прозвучала: «Немецкие вооруженные силы постоянно будут вмешиваться тогда и там, когда и где это будет необходимо». Тем более что «для немецкого солдата, – заявил Гитлер, – нет ничего невозможного!» {374}374
  Фолькишер беобахтер. 1941. № 125. 5 мая.


[Закрыть].

На другой день, 5 мая 1941 года, Сталин должен был выступить в Кремле на выпуске слушателей военных академий. Буквально за полчаса до начала банкета вождю доложили секретную телеграмму из Берлина с кратким изложением речи Гитлера. Как мы увидим, Сталин на встрече с «академиками» дал на нее ответ. Правда, речь советского лидера не публиковалась.

Почему Германия побеждает? – вопрошал Сталин, выступая в Кремле. Он отметил хорошую организацию и боевую технику немцев, глубокомысленно намекнул на наличие у нее «союзников». Однако в результате побед в германской армии (здесь он «отвечал вчерашней речи Гитлера») «появилось хвастовство, самодовольство, зазнайство. Военная мысль не идет вперед, военная техника отстает от нашей…».

Было на банкете много тостов, здравиц. Три тоста произнес и сам Сталин. Когда разгоряченный спиртным генерал-танкист предложил выпить «за мирную сталинскую внешнюю политику», Сталин не спеша поднялся и остановил выступавшего:

– Разрешите внести поправку.

Медленно подбирая слова, жестикулируя здоровой рукой, лидер гигантской страны заявил: «…Мирная политика дело хорошее. Мы до поры до времени проводили линию на оборону до тех пор, пока не перевооружили нашу армию… А теперь, когда мы нашу армию реконструировали, насытили техникой для современного боя, когда мы стали сильны, – теперь надо перейти от обороны к наступлению. Проводя оборону нашей страны, мы обязаны действовать наступательным образом. От обороны перейти к военной политике наступательных действий. Нам необходимо перестроить наше воспитание, нашу пропаганду, агитацию, нашу печать в наступательном духе. Красная Армия есть современная армия, а современная армия – армия наступательная» {375}375
  РЦХИДНИ. Ф. 558. Oп. 1. Д. 3808. Л. 1-12.


[Закрыть].

Естественно, «бурные аплодисменты» офицеров были ответом вождю.

Кое-кто, прочитав эти строки, скажет: «Вот видите, Суворов – автор книги «Ледокол» – был прав. Сталин готовился к нападению на Германию». Как я уже неоднократно и письменно, и устно публично говорил: в том, что Сталин, большевики всегда, подчеркну-всегда, готовились только к наступательной войне, нет и не было никакого секрета. Данная позиция, исходя из ленинской установки на мировую революцию, опирается на коминтерновское мышление, стремящееся всю планету сделать красной. Сталин готовился к войне с Германией. Это несомненно. Возможно, он и хотел упредить Гитлера. Тоже возможно. Когда? Сроки, однако, не определялись. Нет ни одного известного документа, где бы об этом говорилось. Если бы были директивы о начале нападения СССР на Германию 6 июля 1941 года, как утверждает Суворов, это, в конечном счете, было бы невозможно скрыть. Многомиллионная Красная Армия имела бы в округах, армиях, в других высоких штабах соответствующие директивы в «Особых пакетах». Генштаб, все военные ведомства вели бы между собой секретную переписку, следы которой непременно бы остались. А история, как и математика, – наука точная. Версии еще не доказательства. Возможно, они и есть, но нам пока неизвестны.

Нарком обороны Тимошенко и начальник Генштаба Жуков 14 мая 1941 года отправляют директивы «особой важности» командующим войсками Западного, Прибалтийского, Киевского военных округов. Главная задача определена так: «К 20 мая 1941 года лично Вам с начальником штаба и начальником оперативного отдела штаба округа разработать детальный план обороны(курсив мой.  – Д.В.) государственной границы…». Нигде ни слова о готовности удара по немецким войскам, никаких данных о превентивном нападении СССР на Германию. А совершить широкомасштабное нападение на немецкого «друга» без детальной оперативно-документальной проработки, создания соответствующих группировок, иных многочисленных мероприятий – невозможно. Вербально, устно, бросить в бой можно лишь подразделение, часть, а не многомиллионную армию. Если Сталин и готовился напасть на Гитлера первым, что, конечно, нельзя исключать, то собирался сделать это позднее. Сроки? Повторю, они нам неизвестны. Пока это тайна истории, если действительно такие сроки и были определены.

Версия Суворова о намерении напасть на Германию 6 июля 1941 года не подтверждается пока никакими известными ныне документами и планами. Есть ли они вообще? Ни опровергнуть, ни подтвердить этого не могу. Нужны документы. Словно опасаясь обвинений, которые в будущем могут возникнуть в отношении его истинных намерений, Сталин счел необходимым заявить, выступая по радио 3 июля 1941 года: «…наша миролюбивая страна, не желая брать на себя инициативу нарушения пакта, не могла встать на путь вероломства» {376}376
  Сталин И.О Великой Отечественной войне Советского Союза. М.: ОГИЗ, 1946. С. 11.


[Закрыть]. Диктатор к тому моменту был не готов «брать на себя инициативу…». А когда смог бы? Возможно, в 1942, 1943 годах. Никто теперь этого не узнает.

Даже Гитлер в своем откровенном письме Муссолини 21 июня 1941 года не упоминает, не говорит о «превентивности» своего нападения. «Сотрудничество с Советским Союзом, – пишет фюрер, – сильно тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами…»

В этой истории, связанной с истоками, началом войны, главную роль сыграл Гитлер. Сталин был подыгрывающей стороной. На все времена, навечно в исторической летописи сказано: ранним утром 22 июня 1941 года войска германского вермахта и его союзников совершили, вопреки пакту, нападение на Советский Союз. Этот факт не опровергнуть никакими версиями, фактически оправдывающими Гитлера.

Какой она была, эта война, теперь все знают. Но осуществи Сталин заранее хотя бы ряд необходимых мер, о которых его просили генералы, разведчики, предупреждал Уинстон Черчилль {377}377
  Переписка Сталина с президентами США и премьер-министрами Великобритании. М., 1976. Т. 1. С. 84.


[Закрыть], кровавая война была бы совершенно иной: более короткой и менее жертвенной. Даже если бы за неделю до нападения вермахта войска СССР были приведены в состояние полной боевой готовности, заняли заранее намеченные районы и позиции для обороны, удар гитлеровской машины был бы в решающей степени амортизирован. Может, и попятились бы советские войска на 100–150 километров в глубь своей территории, но никогда бы оккупантам не бывать ни в окрестностях Москвы и тем более на Волге. Сталинские просчеты носят столь огромный, катастрофический, поражающий воображение характер, что им невозможно найти историческую аналогию подобного масштаба. На донесении Зорге, который 15 июня 1941 года сообщал о точной дате нападения – 22 июня, Сталин начертал: «немецкая дезинформация». Следующее донесение от начальника первого управления НКГБ (Народный комиссариат государственной безопасности) Фитина, последовавшее 16 июня 1941 года – «Подготовка вооруженного выступления против СССР полностью закончена, и удар можно ожидать в любое время» {378}378
  АПРФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 45. Л. 50–52.


[Закрыть]– вождь оценил следующей резолюцией: «Т-щу Меркулову. Может, послать вам «источник» из штаба Герм, авиации к яб-ной матери. Это не «источник», а дезинформатор. И. Ст.» {379}379
  АПРФ. Ф. 3. Оп. 50. Д. 45. Л. 50.


[Закрыть].

Можно с полным основанием сказать, что, находясь в плену культивируемой им самим шпиономании, Сталин оказался не в состоянии оценить разнообразную информацию, которая обильно поступала ему накануне войны в Кремль. Глубокая переоценка своих интеллектуальных возможностей, подогреваемая апологетикой его имени, полностью исключила возможность свободного коллективного обсуждения стратегических проблем. Генетический исток этого вождистского порока кроется в ущербности самой большевистской Системы.

Сталин уверовал в то, что его оценки и желания совпадают с объективными потребностями партии и страны, в которых он хозяйничал как неограниченный монарх. Все последующие первые лица советского государства, хотя и не в столь абсолютистской форме, но также несли личину непогрешимости и пользовались огромной властью. Без этого скрепа ленинская система не могла бы функционировать.

Столь трудная, вымученная, жертвенная победа советского народа в войне объясняется не столько мощью и вероломством Германии, сколько крупными просчетами военно-политического руководства СССР. Автор книги уже упомянул выше некоторые роковые дипломатические ошибки Сталина, как и его крайне искаженную оценку точнейшей информации, поступавшей в Кремль от советской разведки.

Но не менее тяжелыми по последствиям оказались ошибочные выводы о направлении главного удара германской военной машины в случае войны. Разработчики плана обороны СССР, среди которых выделялись Б.М. Шапошников и A.M. Василевский, исходили из необходимости быть готовыми отразить нападение агрессора как на Западе, так и на Востоке. Генеральный штаб полагал, памятуя, что во всех выигранных кампаниях Гитлер шел по прямой линии к столицам поверженных стран, что нужно ждать основной удар вермахта на минско-смоленском направлении. Так оно впоследствии и получилось. Но Сталин при обсуждении «Соображений об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил на Западе и Востоке на 1940–1941 годы» высказал сомнение в реальности предположений Генштаба. По его мнению, следовало ждать главного удара на юго-западе.

Аргументы вождя были из арсенала Гражданской войны: «уголь Донбасса», «хлеб Украины», прямой «путь к нефти» и т. д. Военные, давно отученные возражать и спорить, сразу же согласились с доводами Сталина. Решили серьезно усилить Юго-Западное направление и перебросить туда еще 25 дивизий с Западного.

Первый стратегический эшелон, согласно «Соображениям», предусматривалось построить по глубине равномерно: войска прикрытия – 57 дивизий, вторая линия – 52 и резерв – 62 дивизии. В последующем это позволило гитлеровским соединениям легко прорывать слабую диафрагму фронта, ибо в узловых пунктах не было высокой концентрации войск, и наносить поражение советским объединениям по частям…

Позже Сталин все эти просчеты свалит на военных. Катастрофическое начало войны требовало «козлов отпущения». Очень многих. Десятки генералов были арестованы. Символом судьбы этих людей стала трагедия 44-летнего генерала армии Павлова Дмитрия Григорьевича, Героя Советского Союза, в свое время обласканного и высоко вознесенного вождем. Как писал спустя десять лет после окончания войны генерал-полковник Сандалов: «Поражение войск наших западных округов произошло вследствие более слабого технического оснащения и более слабой подготовки войск и штабов Красной Армии по сравнению с армией гитлеровской Германии…» {380}380
  ЦАМО. Ф. 15. Оп. 725588. Д. 36. Л. 305.


[Закрыть]Старый генерал еще не решился сказать свое слово в адрес московских руководителей.

В своем последнем слове на молниеносном суде 22 июля 1941 года (ровно через месяц после начала войны) бывший командующий Западным фронтом Д.Г. Павлов скажет: «…Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне». Генерал вел себя с достоинством, решительно отвергнув стандартное обвинение в злом умысле и предательстве. Его настойчиво вынуждали признать, что он, Павлов, участвовал в «военном заговоре» с целью «преднамеренно открыть фронт» противнику. Следователи Павловский и Комаров все же «добились», что Павлов 7 июля «признал» наличие в своих поступках «вражеской деятельности», но на суде генерал решительно отмежевался от этих своих «выбитых» показаний. Через несколько часов после «суда» разжалованный Павлов, как и другие его «подельцы» генералы В.Е. Климовских, А.Т. Григорьев и А.А. Коробков, будет расстрелян.

Такой же трагической оказалась судьба Маршала Советского Союза Г.И. Кулика, еще одного выдвиженца Сталина, малограмотного военного, которого вождь знал еще со времен Гражданской войны.

Уже в первые месяцы войны Кулик разочаровал Сталина, по сути, не выполнив должным образом ни одного приказа и распоряжения Верховного Главнокомандующего.

Роковой для Кулика оказалась его поездка по приказанию Сталина в Керчь с задачей удержать этот крымский город. 11 ноября 1941 года маршал прибыл в осажденную Керчь. Оборонявшиеся там 271, 276-я и 156-я стрелковые дивизии имели, собственно, лишь «номера» соединений, ибо личного состава в них было по 200–300 человек. Естественно, что деморализованные, почти не управляемые остатки советской группировки войск не смогли противостоять 42-му армейскому немецкому корпусу {381}381
  ЦАМО. Ф. 15. Оп. 725588. Д. 35. Л. 2-17.


[Закрыть]. Маршал с его весьма посредственными данными полководца бессилен. 15 ноября Керчь пала.

По указанию Сталина Специальное присутствие Верховного суда СССР 16 февраля 1942 года лишило Кулика звания маршала и всех наград. Ему грозил, как и Павлову, расстрел. Но в последний момент Сталин, что совсем не похоже на него, проявил «снисхождение». В его рабочем дневнике того времени сохранилась запись: «Сегодня. Вопрос о Кулике в Сибирь?» {382}382
  АПРФ. Ф. 45. Оп. 1.Д. 28. Л. 107.


[Закрыть]

Но и Сибири маршал избежал – стал генерал-майором и пребывал на второстепенных должностях. Завершая после войны свою службу в Приволжском военном округе, как-то в частной беседе с опальным генерал-полковником В.Н. Гордовым, у которого он был заместителем, «оплакал» раз-другой горечь своей судьбы. Этого оказалось достаточно, чтобы они оба в компании с третьим генералом Ф.Т. Рыбальченко, начальником штаба округа, были арестованы и 24 августа 1950 года расстреляны {383}383
  Известия ЦК КПСС. 1991. № 8. С. 197–221.


[Закрыть].

Благодаря «карательным органам», которые не бездействовали ни минуты, каждый военнослужащий на фронте подвергался смертельной опасности со стороны не только врага, но и недремлющего ока «особых отделов». Об атмосфере того времени, особенно в первый период войны, красноречиво свидетельствует донесение Сталину командующего 43-й армией генерал-майора К.Д. Голубева. В документе есть строки: «Армия перестала бежать и около 20 суток бьет морду противнику… Пришлось в гуще боя человек 30 расстрелять, кого надо – обласкать… Просьба: перестать применять ко мне, как к командующему, политику кнута, как это имело место в первые пять дней. На второй день по приезде меня обещали расстрелять, на третий день отдать под суд, на четвертый день грозили расстрелять перед строем армии» {384}384
  Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. С. 220–221.


[Закрыть].

Если мерить сталинскими мерками, вождь сам в числе первых попадал в категорию дрогнувших, растерявшихся. В книге «Сталин» я утверждал, что вождь в конце июня под влиянием катастрофических неудач на фронте впал в прострацию и несколько дней не появлялся в Кремле. Меня оспаривали, не соглашались, утверждали, что Сталин ни на один час не выпускал государственных рычагов управления. Сейчас я документально могу подтвердить выдвинутую мной версию, которая в результате проведенного анализа превращается в научно доказанный факт.

Дело обстояло следующим образом. Приехав к обеду 28 июня 1941 года в Кремль, Сталин до 00.50 29-го принял 21 человека. Подавляющее большинство из них военные. Тимошенко, Жуков, Голиков, пробывшие у диктатора в кабинете с 21.30 до 23.10 (Голиков, начальник Главного разведывательного управления, был отпущен на полчаса раньше). Они ему доложили (а авиационные начальники Жигарев и Супрун затем подтвердили), что немецкие танки уже замечены восточнее Минска… Пораженный Сталин не хотел этому верить: