Текст книги "Китай – великая держава номер один?"
Автор книги: Леонид Млечин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Русские сражаются в Китае
Среди военных советников, присланных из Москвы, были очень известные люди. Прославленный полководец Василий Константинович Блюхер окончил Первую мировую унтер-офицером, отличился в Гражданскую. В 1921 году впервые попал на Дальний Восток в роли военного министра и главнокомандующего Народно-революционной армией буферной Дальневосточной республики.
В 1924 году его командировали в Китай главным военным советником. Он взял себе экзотический псевдоним Зой Всеволодович Галин – по именам детей и жены. Одновременно с ним советским военным атташе в Китае был другой будущий маршал – Александр Ильич Егоров. Помощником к нему отправили одного из создателей Красной армии Валентина Андреевича Трифонова (см. «Вопросы истории», 2001, № 11, 12).
Вернувшись домой в марте 1926 года, Валентин Трифонов отправил в политбюро записку «О работе полномочного представительства Советского Союза в Китае». Его взгляды резко разошлись с мнением политического и военного руководства страны.
«Наши советники встали на путь создания просоветского правительства, – писал Трифонов. – Создавать в Китае правительство нашими руками – это авантюризм… То, что делается Советским полпредством в организации вооруженных сил Китая, является в чистом виде беспочвенной военной авантюрой. Стоит эта авантюра огромных средств советских налогоплательщиков и нашей репутации в Китае…
Наша политика такова, что столкновения в Маньчжурии и на КВЖД – неизбежны. Китайский народ рассматривает нашу активность в Китае и на КВЖД не как помощь национально-освободительному движению, а как империализм…
Мне кажется, что надо сначала выяснить, кому и для чего мы помогаем, и только потом помогать. Иначе наша миссия в Китае сведется к тому, чтобы поддерживать в Китае состояние непрерывной вооруженной борьбы, в чем нас склонны обвинять некоторые круги китайцев».
Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД) была построена Россией в соответствии с русско-китайской декларацией 1898 года о предоставлении России в аренду на двадцать лет Порт-Артура (Люйшунь) и Дальнего (Далянь) и права на постройку железнодорожной ветки Транссибирской магистрали в эти порты. Движение поездов началось в июле 1903 года. КВЖД проходила по территории Северо-Восточного Китая до станции Суйфыньхэ, несколько веток вели в Дальний, Порт-Артур и другие города. Конвенция утратила силу после поражения России в войне с Японией – тогда и начались трудности с управлением КВЖД.
Армейское и политическое руководство выводы Валентина Трифонова отвергло. В Москве все еще верили в мировую революцию и надеялись поднять революционную волну в беднейшем Китае. Начальник Политуправления РККА Андрей Сергеевич Бубнов заявил на заседании комиссии политбюро: «Соображения Трифонова находятся в противоречии стой линией, которую мы ведем».
Валентина Трифонова из армии убрали. Но он оказался прав.
В 1927 году, когда Чан Кайши приказал арестовать коммунистов и изгнал из страны советских военных советников, Китай из потенциального союзника превратился во врага. В декабре правительство в Нанкине разорвало отношения с Москвой. В том же году резко ухудшились отношения не только с Китаем, но и Великобританией. Британское правительство разорвало дипломатические отношения с Советским Союзом.
Информационный отдел ОГПУ докладывал о реакции на выступление наркома по военным и морским делам Климента Ефремовича Ворошилова перед участниками московской губернской партийной конференции: «Среди городского и сельского населения распространились по многим районам Союза слухи о близкой войне. На этой почве в отдельных местностях среди некоторой части городского и сельского населения создалось паническое настроение. Местами население старалось запастись предметами первой необходимости: солью, керосином, мукой… Отмечаются случаи отказа крестьян продавать хлеб и скот на советские деньги, благодаря чему сократился подвоз этих товаров на рынок».
Вопрос о возможности войны обсуждался на пленуме ЦК партии в июле 1927 года. Сталин, выступая, говорил: «Война неизбежна – это не подлежит сомнению. Но значит ли это, что ее нельзя оттянуть хотя бы на несколько лет? Нет, не значит. Отсюда задача: оттянуть войну против СССР либо до момента вызревания революции на Западе, либо до момента, когда империализм получит более мощные удары со стороны колониальных стран – Китая и Индии».
10 июля 1929 года китайская полиция арестовала советских работников Китайско-Восточной железной дороги, которая находилась в совместном владении. Этот эпизод был использован для силовой акции против слабого Китая.
Решением Реввоенсовета 6 августа 1929 года все военные силы на Дальнем Востоке были объединены в Особую Дальневосточную армию (ОДВА). Ее возглавил Василий Блюхер как главный специалист по региону. 16 августа Советский Союз разорвал дипломатические отношения с Китаем.
Сталин санкционировал отправку в Маньчжурию отрядов специального назначения, которые должны были поднять там восстание.
Советские военные разведчики, которые успешно действовали в Китае, помогали китайским коммунистам. Среди них был знаменитый Рихард Зорге, который в ноябре 1929 года приступил к работе в 4-м управлении штаба Рабоче-крестьянской Красной армии. Ему сразу предложили ехать в Китай, который стал полем боя между Советским Союзом и Японией. Зорге появился в Шанхае в качестве корреспондента немецкой сельскохозяйственной газеты. Радистом ему дали немца Макса Клаузена, который в Шанхае женился на русской женщине – Анне Жданковой. В Шанхае Зорге познакомился с японским журналистом Ходзуми Одзаки, который станет одним из главных его помощников.
Рихард Зорге завел отношения с разочарованной женой одного из немецких военных советников в штабе правительственной армии и раздобыл коды генерального штаба. Это позволяло знать о перемещениях гоминьдановских войск. Но Зорге работал в основном с левыми, коммунистами, и его довольно быстро отозвали, боясь, что китайская полиция его расшифровала.
В октябре 1929 года начались боевые столкновения с китайцами. Перед Блюхером поставили программу-минимум: нанести чувствительный удар по Китаю и «преподать урок» Чан Кайши. Программа-максимум – поднять революционное восстание в соседней Маньчжурии, создать там дружественное Советскому Союзу правительство.
7 октября 1929 года Сталин объяснял своему ближайшему помощнику в политбюро Вячеславу Михайловичу Молотову:
«Пора нам перейти на точку зрения организации повстанческого революционного движения в Маньчжурии. Отдельные отряды, посылаемые нами в Маньчжурию для выполнения отдельных эпизодического характера заданий, – дело, конечно, хорошее, но это не то. Теперь надо пойти на большее.
Нам надо организовать две полковые бригады главным образом из китайцев, снабдить их всем необходимым (артиллерия, пулеметы и т. д.), поставить во главе бригад китайцев и пустить их в Маньчжурию, дав им задание: поднять восстание в маньчжурских войсках, развернуться в дивизии, занять Харбин, установить революционную власть…
Никаким "международным правам" не противоречит это дело. Всем будет понятно, что мы против войны с Китаем, наши красноармейцы охраняют лишь наши границы и не имеют намерения перейти на китайскую территорию, а если внутри Маньчжурии имеется восстание, то это вполне понятная штука в обстановке того режима…»
Военную операцию Василий Блюхер провел успешно. Слабая китайская армия не могла сдержать напора войск Блюхера. Чан Кайши уступил. 29 декабря 1929 года в Хабаровске было подписано соглашение с Китаем об урегулировании ситуации на Китайско-Восточной железной дороге. Советские войска покинули территорию Маньчжурии. Блюхер первым удостоился только что учрежденного ордена Красной Звезды.
По всей стране проходили митинги и демонстрации, проводились встречи с героями войны против «бело-китайских милитаристов», вспоминал генерал-майор Петр Григорьевич Григоренко. Подростки распевали частушку на злобу дня:
Ой, чина-чина-чина —
упала кирпичина,
убила Чжан Цзолиня,
заплакал Чан Кайши.
Китайский генерал Чжан Цзолинь, правивший Маньчжурией, был в 1928 году убит японцами. Впрочем, некоторые историки ныне утверждают, что его уничтожила советская разведка…
Но поднять революцию в Маньчжурии Красной армии не удалось. Пришлось восстанавливать отношения с китайским правительством. Чан Кайши тоже не мог позволить себе полный разрыв с Советским Союзом, где находился его сын Цзинго.
Еще в 1925 году советские представители уговорили Чана отправить сына в Москву. Назад не отпускали. Сын президента Китая превратился в заложника. А Чан Кайши дорожил наследником. 14 декабря 1931 года записал в дневнике: «Я совершил страшное преступление: подверг риску жизнь наследника». На запросы президента Москва неизменно отвечала, что его сын вполне счастлив и отказывается возвращаться в Китай.
Принято считать, что компартия Китая всегда держалась особняком, а Сталин не доверял Мао, который хотел быть самостоятельным. В реальности в руководстве компартии существовали три группировки: старые коминтерновские кадры, выпускники московских учебных заведений и местные партизанские командиры. Сталин не давал какой-то одной группе взять верх. Командующий китайской Красной армией Чжу Дэ и секретарь ЦК партии Чжоу Эньлай, будущий глава правительства, хотели избавиться от соперника – отправить Мао на лечение в Москву. Им не позволили.
Компартия Китая 7 ноября 1931 года провозгласила создание советской республики. Мао Цзэдун возглавил это непризнанное государство и стал называться на советский манер – председателем Центрального исполнительного комитета. Вот тогда подчиненные и стали именовать его «председатель Мао».
На седьмом конгрессе Коминтерна летом 1935 года Мао назвали знаменосцем мирового коммунистического движения – вместе с болгарином Георгием Димитровым, который прославился после неудачной попытки нацистов обвинить его в поджоге рейхстага.
Главным противником Мао был руководитель китайской делегации в Коминтерне Ван Мин, безжалостный и амбициозный человек. Он себя видел руководителем партии. В его аппарате составили справку о Мао – для руководителей Коминтерна: «Социальное происхождение – мелкий помещик… Сильный работник, агитатор и массовик, умеет внедряться в гущу массы. Имеет богатейший опыт крестьянского движения и партизанской войны… Есть недостатки. Недостаточна теоретическая подготовка, поэтому легко может совершить отдельные политические ошибки».
Ван Мин обвинял Мао в троцкизме и переправлял свои критические послания в Москву через советских военных разведчиков. Но его обвинения не погубили Мао. Летом 1938 года Москва согласилась на избрание Мао генеральным секретарем ЦК компартии.
«С конца двадцатых годов, – считает профессор Александр Панцов, автор биографии Мао Цзэдуна, – именно Москва активно способствовала выдвижению Мао. Сталинский Коминтерн поддерживал его и вставал на его защиту, когда кто-либо из руководящих деятелей компартии Китая выступал против него. Москве и прежде всего Сталину Мао обязан своим возвышением».
С начала 1930-х китайская политика Сталина стала определяться противостоянием с Японией, территориальные аппетиты которой росли с каждым днем. Корея уже была японской колонией, и с ее территории императорская армия пыталась захватить Китай. Чан Кайши попросил военной помощи у Советского Союза. Он предложил забыть прежние распри и объединиться против общего врага.
Прежде Сталин не спешил ему на выручку.
Когда Япония в 1931 году оккупировала Северо-Восточный Китай, Сталин держался край не осторожно. 23 сентября 1931 года он, находясь в отпуске, писал своим ближайшим соратникам Лазарю Моисеевичу Кагановичу и Вячеславу Михайловичу Молотову:
«Наше военное вмешательство, конечно, исключено, дипломатическое же вмешательство сейчас нецелесообразно, так как оно может лишь объединить империалистов, тогда как нам выгодно, чтобы они рассорились…
В печати надо вести себя так, чтобы не было никаких сомнений в том, что мы всей душой против интервенции. Пусть "Правда" ругает вовсю японских оккупантов, Лигу Наций как орудие войны, а не мира, пакт Келлога как орудие оправдания оккупации, Америку как сторонницу дележа Китая. Пусть кричит "Правда" вовсю, что империалистические пацифисты Европы, Америки и Азии делят и порабощают Китай. "Известия" должны вести ту же линию, но в умеренном и архиосторожном тоне…»
Разница между двумя газетами состояла в том, что «Правда» была органом ЦК партии, а «Известия» – Центрального исполнительного комитета СССР, то есть формально представляла государственную точку зрения.
Сталину, конечно, не нравилось, что японцы оккупировали Маньчжурию и оказались у советских границ. Но помогать китайцам он не спешил – не был уверен, что готов к военному противостоянию с Японией.
Весной 1932 года Советский Союз признал Маньчжоу-го де-факто и разрешил марионеточному государству открыть консульства в Чите и Благовещенске. Маньчжоу-го, то есть японцам, продали и Китайско-Восточную железную дорогу, которую японцы использовали для переброски своих войск. Китайцы обиделись, считая такой шаг недружественным. Но китайским политикам в Москве не доверяли. Нарком Ворошилов откровенно выразил эти настроения в письме своему заместителю Яну Борисовичу Гамарнику: «Япошки – и мерзавцы, и наглые ловкачи. Китаезы – идиоты и болваны».
Но избежать противостояния с Японией было невозможно, и Китай становился естественным союзником. Теперь Сталина больше интересовала не революция в Китае, а его готовность воевать с японцами. Он был готов поддержать любого китайского политика, намеренного сражаться против императорской армии.
Начальника политуправления и заместителя наркома Яна Гамарника командировали на Дальний Восток посмотреть, что понадобится армии Блюхера, если начнутся боевые действия. Ворошилов 13 января 1932 года писал Гамарнику: «По имеющимся дополнительным сведениям японцы действительно ведут напряженную работу по подготовке войны и как будто бы к весне текущего года. Есть сведения, что зашевелились всерьез белогвардейцы, которые хвастаются возможностью выброски на территории СССР до ста тридцати тысяч войск. Проектируется создание "русского" дальневосточного правительства…»
В Харбине и других районах Китая после Гражданской нашли убежище немало русских людей. Это были и просто беженцы, и бывшие солдаты и офицеры Белой армии, и даже небольшая группа молодых русских фашистов.
Особую Краснознаменную Дальневосточную армию Блюхера, которая действовала на огромной территории, преобразовали в Дальневосточный фронт в составе двух армейских направлений – Приморского и Забайкальского. Так было проще управлять войсками.
2 июня 1932 года Каганович докладывал Сталину, который отдыхал на юге:
«Телеграммы, идущие из Японии, показывают усиление как будто мирных настроений, но в то же время есть телеграммы о том, что японские аэропланы кружатся уж очень близко возле нашей границы, и как будто (еще не проверено) были даже факты перелета, хотя и незначительного, нашей границы на Амуре.
Блюхер прислал телеграмму Ворошилову, в которой предлагает обстрелять японские аэропланы, как только они перелетят через границу, то есть через середину реки Амур. Ворошилов ответил ему, что можно лишь в том случае обстрелять, если они действительно перелетят через границу или будут летать в районе нашей флотилии.
Мы собрали Дальневосточную комиссию и решили категорически запретить стрелять и точно информировать о всех случаях Москву. Приняли мы это потому, что нельзя дать возможность командиру роты или взвода определять, когда обстрелять, когда нет. Мы не гарантированы, что какая-либо группка японских фашистов-военных может нас пробовать провоцировать на войну, и решение таких вопросов должно быть в руках центра. Думаю, что мы решили правильно.
Не обошлось, к сожалению, без инцидента с Ворошиловым: дело в том, что он не счел нужным этот вопрос не только поставить на обсуждение, но даже оповестить нас или прислать копию телеграммы. Несмотря на то, что мы не обостряли этой стороны вопроса, а обсуждали по существу, Ворошилов заявил: "Не стану бегать к вам по мелочам, вы тут решаете сами много вопросов, а я не могу телеграмму послать".
Хороша мелочь! Обстреливать ли японские аэропланы или нет! Ну, конечно, поругались. Я думаю, мы поступили правильно, собрав комиссию и приняв такое решение, именно такой постановке вопроса мы учимся у Вас каждодневно».
Сталин не был уверен в способности Красной армии одержать победу на Дальнем Востоке и не спешил затевать с японцами войну, поэтому не поощрял никаких действий, которые могли бы ускорить столкновение.
Связываться с японцами тогда никто не хотел. СССР и США все еще не установили дипломатические отношения, разорванные после революции. И государственный департамент не спешил вступать в переговоры с Москвой, потому что американцы боялись японцев, которые уже захватили Китай и намеревались продолжать расширять свою империю. Американские дипломаты опасались, что сближение с Советской Россией еще больше «разозлит бешеную собаку, сорвавшуюся с цепи на Дальнем Востоке», – так говорили тогда о Японии.
Столкнуть своих противников лбами надеялись и в Москве. Беседуя с работниками аппарата Президиума ВЦИК, член политбюро и формально президент страны Михаил Иванович Калинин откровенно говорил: «Мы не против империалистической войны, если бы она могла ограничиться, например, только войной между Японией и Америкой или между Англией и Францией».
Но получилось иначе…
7 июля 1932 года советник японского посольства в Москве передал в Наркомат иностранных дел ноту, в которой говорилось, что арестованный японскими властями кореец Ли признался: он и еще трое корейцев были завербованы владивостокскими чекистами, их снабдили взрывчаткой и отправили в Японию с заданием взорвать ряд мостов.
Руководитель полномочного представительства ОГПУ по Дальневосточному краю Терентий Дмитриевич Дерибас самокритично доложил в Москву, что организованная им операция не удалась («шуму наделали, а мост не взорвали»), агентов-взрывников поймали, и они во всем признались.
Сталин, возмущенный скандальным провалом чекистов, писал Кагановичу:
«Нельзя оставлять без внимания преступный факт нарушения директивы ЦК о недопустимости подрывной работы ОГПУ и Разведуправ Маньчжурии.
Арест каких-то корейцев-подрывников и касательство к этому делу наших органов создает (может создать) новую опасность провокации конфликта с Японией. Кому все это нужно, если не врагам советской власти?
Обязательно запросите руководителей Дальвоста, выясните дело и накажите примерно нарушителей интересов СССР. Нельзя дальше терпеть это безобразие!
Поговорите с Молотовым и примите драконовские меры против преступников из ОГПУ и Разведупра (вполне возможно, что эти господа являются агентами наших врагов в нашей среде). Покажите, что есть еще в Москве власть, умеющая примерно карать преступников».
Разумеется, на официальном уровне отрицалась любая причастность советских органов госбезопасности к террористическим акциям. 26 июля 1932 года заместитель наркома иностранных дел Лев Карахан пригласил к себе японского посла в Москве и сделал ему заявление от имени советского правительства:
«Все сообщение корейца Лис начала до конца является злостным и провокационным вымыслом… Ни Владивостокское ГПУ, ни какое-либо другое советское учреждение во Владивостоке не могло давать и не давало тех поручений, о которых показывает Ли-Хак-Ун, ни каких-либо других аналогичного характера ни корейцу Ли, ни каким-либо другим лицам…
Советское правительство надеется, что японские власти отнесутся должным образом как к автору провокационного заявления, так и примут все необходимые и энергичные меры к выяснению вдохновителей и организаторов этого преступного дела, имеющего несомненной целью ухудшение отношений между СССР и Японией».
Тем временем в Москве после короткого расследования обнаружили виновных. 16 июля политбюро приняло решение:
«а) Обратить внимание ОГПУ на то, что дело было организовано очень плохо; подобранные люди не были должным образом проверены.
б) Указать т. Дерибасу, что он лично не уделил должного внимания этому важнейшему делу, в особенности подбору и проверке людей.
в) Объявить строгий выговор т. Загвоздину как непосредственно отвечающему за плохую организацию дела.
Предрешить отзыв тов. Загвоздина из Владивостока.
г) Поручить ОГПУ укрепить кадрами военно-оперативный сектор».
Для Терентия Дерибаса тогда все закончилось благополучно. В конце года он получил второй орден Красного Знамени. Комиссар госбезопасности 1-го ранга Дерибас работал на Дальнем Востоке до ареста в августе 1937 года. Расстреляли его через год, в июле 1938 года.
Николай Андреевич Загвоздин, который так подвел Дерибаса, служил в госбезопасности с 1920 года. В апреле 1931 года его перевели из Нижегородской губернии на Дальний Восток начальником Владивостокского оперативного сектора. После провала организованной им диверсионной операции Загвоздина перебросили в Среднюю Азию начальником особого отдела полномочного представительства ОГПУ и Среднеазиатского военного округа. Он несколько лет руководил военной контрразведкой округа. В декабре 1934 года стал по совместительству заместителем наркома внутренних дел Узбекистана, а через две недели – наркомом. Николая Загвоздина избрали депутатом Верховного Совета СССР, дали спецзвание майора госбезопасности. Из Узбекистана в сентябре 1937 года перевели наркомом в Таджикистан. Загвоздин счастливо проскочил период массового уничтожения чекистских кадров и все-таки был арестован в феврале 1939 года, когда Берия убирал остатки старых кадров. 19 января 1940 года недавнего наркома приговорили к высшей мере наказания и в тот же день расстреляли…
12 декабря 1932 года дипломатические отношения с Китаем (гоминьданом) восстановились. Военным и пограничникам на Дальнем Востоке строго-настрого запретили ввязываться в боевые столкновения с японцами и поддерживать китайцев.
8 марта 1933 года политбюро постановило:
«Дать следующий приказ за подписями тт. Ворошилова и Ягоды тт. Блюхеру и Дерибасу. В связи с непрекращающимся переходом китайских отрядов на нашу территорию приказываем:
1) Впредь интернировать только высший и старший начсостав с соблюдением ранее установленного порядка.
2) Остальной состав после разоружения не заключать в концлагерь, не кормить их, предложив им встать на работу, а в случае отказа от работы – гнать их в шею подальше от границ. В случае их желания вернуться в Китай не препятствовать их выезду своими средствами.
3) ГПУ взять под особое наблюдение всех китайцев, перешедших на нашу территорию».
Но военные действия удалось лишь ненадолго отсрочить. Избежать конфликта при амбициях обеих сторон было невозможно. Через несколько лет начались спорадические столкновения между красноармейцами и подразделениями японской Квантунской армии, расквартированной в Маньчжурии, – в районе Гродеково в 1935 году, у острова Сычевский на Амуре и в районе селения Пакшекори в 1937 году.
Китай превратился в поле боя между Советским Союзом и Японией. Японцы полагали, что они вправе управлять всем Дальним Востоком и Юго-Восточной Азией. У Сталина были свои виды на обширные территории Китая.
Очевидная слабость центрального правительства располагала соседей к территориальным приобретениям. Сталин старался помешать тому, чтобы Китай перешел под управление японцев. Но он не хотел и укрепления китайского правительства. Он одновременно играл на нескольких досках. Китайцам это было очевидно, но они японцев боялись больше, чем русских, и потому рассчитывали на советскую военную помощь.
В Москве старались руководить действиями вооруженных формирований китайских коммунистов. 8 сентября 1936 года Каганович и Молотов отправили Сталину шифртелеграмму:
«Командование Китайской красной армии сообщило два варианта дальнейших действий…
Считаем возможным:
1) Согласиться с первым вариантом плана действий Китайской красной армии, а именно: занятие района Нинся и западной части провинции Ганьсу. Причем категорически указать на недопустимость дальнейшего продвижения Китайской красной армии по направлению к Синьцзяну, что может оторвать Китайскую красную армию от основных китайских районов.
2) Предрешить, что после занятия Китайской красной армией района Нинся будет оказана помощь оружием в размере 15–20 тысяч винтовок, 8 пушек, 10 минометов и соответствующего количества боеприпасов иностранного образца.
Оружие сосредоточить к декабрю 1936 года на южной границе МНР и продать через известную Урицкому (руководитель военной разведки. – Л. М.)иностранную фирму, подготовив транспорт для переброски его в Нинся».
Вождь согласился.
Китайских коммунистов просили не приближаться к провинции Синьцзян, потому что Сталин одновременно помогал живущим там уйгурам, казахам, киргизам и другим народам обрести самостоятельность в надежде, что они вообще отделятся от Китая и, может быть, присоединятся к Советскому Союзу. В конце 1944 года, когда значительная часть Китая была оккупирована японцами, в Синьцзяне образовалась Восточно-Туркестанская республика. Ее провозгласило восставшее против центрального правительства Китая – не без помощи советской агентуры – местное мусульманское население. Правительство республики возглавил Алихан-тюре Закирходжаев, узбек по происхождению. Он сразу же обратился за помощью в советское консульство и получил ее.
Восточно-Туркестанской республикой занимались и наркомат внутренних дел, и наркомат госбезопасности. Лаврентий Павлович Берия докладывал Сталину: «В случае удачи в Синьцзяне возникнет независимое от Китая дружественное СССР мусульманское социалистическое государство».
Уйгурам отправили советских военных инструкторов и оружие, хотя еще шла война и все ресурсы требовались на германском фронте. Однако независимый Синьцзян даже при советской поддержке просуществовал недолго. После капитуляции Японии в августе 1945 года китайское правительство бросило против мятежников большие силы.
Берия обратился к Сталину: «НКВД просит указаний о целесообразности дальнейшей поддержки повстанческого движения мусульман в Синьцзяне». Но стало ясно, что дело обреченное. Воевать против Чан Кайши в тот момент Сталин не мог – китайцы, как и англичане с американцами, были союзниками в войне против Германии и Японии. Советских инструкторов вывели на территорию СССР, оружие у уйгуров забрали. 12 октября 1945 года правительство Восточно-Туркестанской республики вступило в переговоры с центральным правительством Китая. 2 января 1946 года подписали мирное соглашение. Непризнанная республика перестала существовать.
Китайцы эту историю с попыткой отделить Синьцзян тоже не забыли. Но мы забежали вперед…
В ночь на 12 декабря 1936 года «Молодой маршал» Чжан Сюэлян и генерал Ян Хучэн, связанные с коммунистами, арестовали Чан Кайши и потребовали от него создать единый фронт гоминьдана и КПК и решительно действовать против Японии (см. «Проблемы Дальнего Востока», 2009, № 1). Сталин велел по каналам Коминтерна добиваться «мирного решения конфликта» и тем самым спас жизнь Чан Кайши. Этот инцидент убедил Чан Кайши в искренности СССР. И он пошел на примирение с коммунистами. В качестве ответного жеста отпустили его сына Цзян Цзинго.
13 июня 1937 года советский полпред Дмитрий Васильевич Богомолов писал в НКИД: «Японцы в ближайшее время не рискнут ни на какую новую большую авантюру к югу от Великой Стены… К большой войне в Китае японцы не готовы».
Полпред ошибся. 7 июля война началась.
Японские войска развернули наступление, намереваясь полностью оккупировать Китай. Чан Кайши сразу попросил военной помощи у Советского Союза. Предложил забыть прежние распри и объединиться против общего врага. На сей раз Сталин откликнулся немедленно.
Еще до заключения договора, 29 июля 1937 года, на политбюро приняли решение отправить в Китай двести самолетов и двести танков, а также обучать в СССР китайских летчиков и танкистов. Чан Кайши предлагал подписать договор о взаимной помощи. Сталин не хотел напрямую втягиваться в войну, поэтому 21 августа 1937 года полпред Дмитрий Богомолов и министр иностранных дел Ван Чжунгуй в Нанкине подписали более скромный договор о ненападении (см. «Новая и новейшая история», 1999, № 6).
Полпред от имени правительства огласил секретную декларацию: «Советский Союз не заключит какого-либо договора о ненападении с Японией до того времени, пока нормальные отношения Китайской Республики и Японии не будут формально восстановлены». (Заметим, что это обещание не помешало Сталину 13 апреля 1941 года подписать договор о нейтралитете с Японией…) Китайский министр в ответ обещал, что Китай «не заключит какого-либо договора с третьей державой о так называемых совместных действиях против коммунизма, который практически направлен против СССР».
Сталин предложил ввести договор в действие немедленно, без ратификации. Почему-то он остался недоволен Богомоловым. В сентябре полпреда отозвали. 18 ноября 1937 года приехавшему в Москву китайскому генералу Ян Цзе Сталин сказал: «Я хочу, чтобы Чан Кайши понял, мы имели от Богомолова неправильную информацию… Мы вызвали Богомолова и спрашиваем, кто ты такой? Оказывается, он троцкист. Плохих информаторов, и послов в том числе, мы арестовываем».
В наркомате приготовили записку для Молотова: «Бывший посол в Китае предатель Богомолов как накануне, так и после начала войны всячески старался дезинформировать правительство СССР… Однако несмотря на вредительство Богомолова, наше правительство правильно оценило события 7 июля и сделало дальнейший шаг в направлении улучшения отношений СССР и Китая».
Дмитрия Богомолова расстреляли в мае 1938 года. Оставшимся в советском полпредстве временным поверенным в делах Сталин тоже был недоволен. Бросил в раздражении: «Река Янцзы у вас глубокая? Может, утопить его в ней?»
В Китай вновь стали прибывать советские военные специалисты. Некоторые из них уже приезжали в Китай в 1920-е годы.
Гражданская война между компартией и гоминьданом приостановилась. 22 сентября 1937 года появилось обращение ЦК КПК к народу с призывом создать единый национальный фронт для сопротивления агрессии. Чан Кайши, в свою очередь, прекратил преследовать коммунистов. 23 сентября он согласился на легализацию партии и Красной армии. Мао Цзэдун получил из Москвы указание признать центральное правительство и передать под командование Чан Кайши Красную армию для совместной борьбы против Японии. В сентябре 1937 года коммунистическая партия Китая и центральное правительство подписали соглашение о совместных действиях против оккупантов. Но даже сообща они с трудом противостояли наступавшей японской армии.
