Текст книги "Рассказы"

Автор книги: Леонид Леванович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)

Михаленок слушал ораторов, а в душе крепло желание выступить, предложить Ковалевича. Идя на собрание, он ничего не знал, выступать не собирался. Но здесь почувствовал, что он должен сорвать этот фарс, хватит уже Стрижаку поучать людей, пудрить мозги и малым, и старым.

– Прошу слова! – крикнул Михаленок, как только председатель сельсовета закончил речь.

Лидия Сергеевна на мгновение растерялась, ибо в сценарии собрания после председателя сельсовета была записана телятница Маханькова.

– Кто там просит слова? – всматривалась она в зал.

– Михаленок, – поднимаясь уже на сцену, сказал он.

Секретарь райкома Карпухин строго глянул на Лидию Сергеевну, мол, что же вы не руководите собранием, допускаете анархию?

– Товарищи дорогие! Дождались мы интересного времени. Теперь можно по правде выбрать руководителя. А то ж как раньше было. Привезут кота в мешке, расхвалят, мы поднимаем руки. За год или два «кот» промотает хозяйство. Везут из района нового… И все нам диктовали. Когда и что сеять. Когда жать и молотить. И вот настала перестройка. Ну и что? Вместо одного «кота» привезли двух…

В зале грянул хохот.

– Думай, что болтаешь! – крикнул Стрижак.

– Я предлагаю, товарищи, своего, нашего кандидата на должность директора – Ковалевича Ивана Ивановича.

– Правильно! Ковалевича надо!.. – послышались голоса.

– Разрешите узнать, – решительно послышались голоса.

– Разрешите узнать, – решительно поднялся Карпухин. – Кто вас уполномочил вносить кандидатуру?

– Никто. У меня своя голова на плечах. А не кочан капусты. Мы же все знаем Ковалевича. Человек семь лет работает в совхозе. Образование есть. Хозяин рачительный, семьянин хороший. Не лодырь, не пьяница. Есть один у него недостаток… – в зале установилась напряженная тишина. Михаленок провел языком по сухим от волнения губам и негромко сказал: – Не торопится Ковалевич лизнуть в зад начальство. Вот потому и нет его кандидатуры.

Зал снова взорвался хохотом и аплодисментами.

– Включить в список Ковалевича! Давайте голосовать! – со всех сторон слышались возгласы.

Михаленок шел с трибуны, мужчины жали ему руку, хлопали по плечу: «Молодец, Иван Сазонович, крепко врезал!»

Между тем в президиуме шло совещание. Лидия Сергеевна что-то доказывала Карпухину, энергично махала руками, разводила их в стороны. Лицо ее было бледно, а шея покрылась красными пятнами. Видимо, секретарь райкома почувствовал настроение зала и понял: против людей не попрешь.

Когда поставили на голосование предложение Михаленка, в зале поднялся лес рук. Против был только Стрижак.

– Лидия Сергеевна, а вы за кого? – прозвенел чей-то голос.

– Я? Я… воздержалась, – и она, будто школьница, подняла руку.

Большинством голосов новым директором совхоза избрали Ковалевича.

V

Солнце свернуло с полудня, но припекало еще сильно. Михаленок шагал по лесу почти с полной корзиной грибов. Были в ней коричневато-желтые моховики, крупные и махонькие, как солдатская пуговица, золотистые лисички. На самом верху красовалось несколько боровиков. Иван Сазонович любил, чтобы белые грибы всегда были сверху.

Он вышел на выжженную некогда делянку, где теперь дружно поднимался березняк, а понизу пышно цвел вереск. Михаленок сделал несколько шагов и остановился: так сильно запахло медом. «Идешь – вересок переступи», – вспомнилось услышанное где-то поучение.

Над вереском жужжали пчелы. А над ними, будто коршуны, кружили хищные стрекозы: хватали пчел, металлически стрекотали блестящими крыльями и уносились прочь со своей добычей. Это было настоящее побоище. Никогда Михаленок не видел столько крылатых разбойниц, самой разной величины и самой разной окраски: зеленых, коричневых, блестяще-светлых. Над делянкой царил пчелиный и шмелиный гул и сухой металлический шорох крыльев: словно кто-то невидимый со всех сторон стрекотал ножницами. Вспомнил, как лязгала над ухом парикмахерша, которая называла детей «шпротами».

– Бедные пчелки! Сколько же вас не вернется домой, – тихо сказал он, подивился, что ни разу не видел подобной картины, пожалел, что не завел себе пчел. Чтоб не идти по вереску, повернул в сторону.

Шел и думал о жестокости природы. Однако стрекозы ловят пчел, чтобы жить самим, потому как питаются ими да мухами. Здесь происходит естественный отбор. Слабые погибают. А почему воюет человек? Почему уничтожает себе подобных? Вечный вопрос бытия.

Впереди было сухое болотце, поросшее сосняком и березками. Михаленок пошел напрямик – торопился, вечером нужно дежурить на току. Новый директор совхоза уговорил по ночам заведовать током на время молотьбы: руководить сушкой, погрузкой зерна. Михаленок сначала отказался, мол, здоровье уже не то, глаза подводят. И жена советовала не соглашаться, чтобы не таскаться по ночам. Но Коваленок не отступал, упрашивал:

– Вы же меня выдвинули. Так помогайте. Тогда и дела наши пойдут лучше.

Пришлось Ивану Сазоновичу согласиться. Ему было приятно, что с таким уважением относится к нему новый директор, что он, пенсионер Михаленок, «карандашик», которому чудом удалось уцелеть на страшной, кровавой войне, повернул собрание в другую сторону, и справедливость восторжествовала.

Иван Сазонович продирался через густой подлесок, упрекая себя, что не пошел в обход, по дороге. Вдруг ему показалось, что в чаще затарахтел трактор – мотор дизеля, так залопотала крыльями громадная птица, тяжело поднялась и, словно торпеда, ринулась в кустарник.

«Черт тебя дери! Напугал! Наверное, глухарь, – подумал Михаленок. – Значит, есть еще. Не всех перебили». Он обрадовался, что в ближнем лесу живут глухари. На днях, когда под вечер возвращался с грибами, видел семейку лосей.

Вскоре он вышел на дорогу. До села еще была добрая верста, а в ногах он уже почувствовал усталость: выходил он сегодня немало. В стороне от дороги лежала громадная ель – ветер вывернул ее с корнем.

«Дерево большое, а корни слабые», – отметил Михаленок, сел на шершавый ствол с густыми сухими сучьями. Толстый комель ели венчала темная шапка корней, которые торчали во все стороны. Он вытер вспотевший лоб, осмотрелся вокруг, увидел маленькую курчавую сосенку, прижатую сухими ветвями. Встал, освободил ее из плена, но деревце стояло, склонив верхушку, будто не верило, что можно свободно выпрямиться.

«Вот так и я жил. Боялся сказать, что думал. Считали меня винтиком, „карандашиком“. Эх, если б раньше можно было выпрямиться во весь рост», – вздохнул Михаленок и широким легким шагом направился домой.

1989

Перевод автора.

Просина тайна, или как петух гусака отдубасил

Как-то утром дед Авхим услышал жалостливый писк гусёнка, глянул за веранду и увидел в углу двора петуха, который колошматил малого гусенка. Дед бросился на помощь, но с другого конца двора, растопырив крылья летел гусак. Он опередил хозяина, сильно скубанул петуха за хвост, тот испуганно кинулся удирать. Гусёнок, прихрамывая, поплелся к своей семье, гусак задрал вверх красно-желтый клюв и победоносно загоготал. Гусыня ласково гегала, будто гладила клювом малыша, но в ее голосе слышались нотки упрека: что ж ты, озорник, отбился от семьи, вот и получил нахлобучку.

С того дня гусак люто возненавидел петуха и не давал ему проходу. Дед Авхим пробовал помирить их, но попытка не удалась. Он рассказал о конфликтной ситуации в хозяйстве бабе Просе, предложил:

– А может, в суп певника?

– Ты что? Такой молодой, красивый. Такой певун. Да и наседка еще не вывела цыплят. Куры без петуха яйца нести перестанут. Разве, что ты их топтать будешь? – игриво глянула Прося на мужа.

– От, раскудахталась! Тебя, балаболку, только зацепи, – проворчал дед, взял косу и пошел со двора.

Через несколько дней Прося сама увидела, как гусак загнал петуха в угол и долбал его со всей пролетарской ненавистью. Прося поймала гусака, зажала между ног крылья, подсунула петуху, что б он отомстил, напугал обидчика и тот больше не лез.

– Пыль-пыль-пыль! Петя, ходи, не бойся. Я держу твоего обидчика. Дай ему, что б он тебя бояся!

Петух осмотрелся, подошел поближе, мгновенно оценил ситуацию, сверкнул красно-оранжевым мстительным глазом и давай долбать гусака.

– Ну хватит. Проучил разбойника. Припугнул хорошенько и дос.

Прося отпустила гусака, тот рванул удирать без оглядки. Но петух, как коршун, взлетел вверх, догнал гусака. Вцепился на спине и начал клевать в шею. Гусак кружил по двору, но сбросить наездника не мог. Такого поворота баба Прося не ждала. Теперь ей довелось спасать гусака. Ухватила она веник-деркач, согнала петуха-забияку.

Вскоре вывелись цыплята. Их было тринадцать – именно столько яиц положила Прося под наседку. Радовались дед и баба.

– От, молодчина наш певник. Все яйца наигранные. Отличный топтун. Работяга!

– Не то, что ты, – упрекнула деда Прося.

– Так он же совсим молодой. А я восьмой десяток разменял, – оправдывался хозяин.

Как-то под вечер, когда гуси возвращались с поля, Авхим увидел необычайную картину: петух оседлал гусака и гонял его по двору. Дед остолбенел от удивления, позвал бабу Просю:

– Смотри, что делается! Чистае кино. Боевик американский! Петух дубасит гусака! Это же он своих детей боронит. Во, природа! Пересилил свой страх…

– Что ты рот разинул? Спасай гусака! А то этот разбойник до крови задолбает.

Прося деркачем согнала петуха, гусей заперла в сарае. Про свою «педагогическую практику» ничего не сказала. Петух – черный, шея и хвост желто-пестрые, ярко-красный гребень – словно боксер-победитель на ринге, важно разгуливал по двору. Авхим залюбовался своим петухом, пошел похвалиться соседу Гришке.

Однажды, воскресным утром, петух снова оседлал гусака. В это время во двор зашел со Гришка, механизатор широкого профиля, заядлый пчеловод, весельчак и балагур. Гришка захохотал так громко, что соседи повыбегали из домов, собрались возле Авхимовой избы. Все дивились, дружно смеялись. Прося ухватила метлу, загнала петуха в курятник. Но народ не хотел расходиться. Этот момент использовал Гришка и рассказал веселую историю.

– Служил я на Кавказе. В Грузии. Как-то в воскресенье заглянул на рынок. Смотрю, продает человек петуха. Подошли две женщины, спрашивают: «Сколько стоит петух?» – «За пятнадцать рублей отдаю». – «А он чубаток топчет?» – «Какой топчет? Он интеллигентный петух. Оч-чень хороший!» – «Так на хрена он нужен. Такой интелягент». Продавец всё понял. Сразу сменил пластинку. «Продается петух. Атлычный топтун. Кура – топчет. Утка – топчет. Гуси – топчет. Вчера овечку оттоптал!» Толпа собралась. «Нуй петух! – послышались голоса. – Что ж ты продаешь такого героя?» – «Панымаеш, подлэц, на жену посматривать начал…»

Слушатели Гришки захохотали громче, чем покупатели кавказского рынка. Смеялась и Прося. Однако свою тайну не открыла.

Шли дни. Как только сходились петух и гусак, начиналась война. В конце концов Прося не выдержала и сварила с петуха вкусный, наваристый бульон. Со вкусом пообедали дед и баба. Раздобрелая Прося рассказала Авхиму про свою тайну. Весело смеялся дед. А вечером повел Просю на сено – вспомнить молодость.

После объятий счастливая Прося тихо улыбалась. Дивилась дедовой силе и думала: из цыплят по всем признакам будет шесть курочек и семь петушков, одного оставим на зиму, двух отдадим дочерям, чтобы сварили бульон зятьям. Остальные пусть будут себе.

Чтоб дед Авхим был молодым и горячим.

2003

Перевод автора

Живи, мой дятлик

Однажды утром я сидел за письменным столом в летнем домике. Вдруг в окно кто-то постучал, послышался шелест крыльев. Я вздрогнул от неожиданности– сквозь стекло на меня с любопытством смотрел пестрый дятел. Вертел долгим клювом. Глаза-коноплинки осматривали комнату. Потом дятел порхнул на яблоню, которая росла невдалеке, с нее перелетел на можжевельник, сел на самой верхушке и поворачивался во все стороны, будто показывал себя: смотри, какой я красавец! На стройном, высоком, будто кипарис, ядловце-можжевельнике пестрая, яркая птаха смотрелась удивительно красиво. И я невольно вспомнил.

Сначала промелькнуло воспоминанье, как лет двадцать тому назад сажал осенью маленькое деревце ядловца. И вот какое оно вымахало! И что оно наверное понравилось лесному гостю. И прилетел он, видимо, не случайно.

Выплыл из памяти жаркий июньский день минувшего лета. Я выбрался с корзинкой в лес: уже начали расти лисички. Иду по дороге, усыпанной желто-коричневой иглицей. Вдруг из высокой травы высунулась пестрая птица, растопырила крылья и, прихрамывая, побежала между деревьев. Я догнал ее, поймал. Это был желторотый птенец дятла. Видимо, выпал из гнезда. Вскоре вверху послышались тревожные крики – большой пестрый дятел перелетал с дерева на дерево.

«Значит, это мать птенца», – решил я. Посадил птенца на ладонь, чтобы осмотреть его. Осторожно потянул за одну лапку, потом за другую. Дятлик вздрогнул от боли. Но тут же успокоился.

Сидя на ладони, птенец все время то поднимал, то опускал желтый клюв, словно кланялся мне. Иногда на голове задирался чубок, похожий на пестрый колючий плавник окуня. И все кланялся – видимо, от врожденной способности молотить клювом по дереву. А мне подумалось, что он так благодарит. Я осторожно подышал на птенца, погладил его чубок, клюв. Потом встал на высокий пень, дотянулся до толстого соснового сука и посадил на него дятлика. Ни собака, ни лиса там достать птенца не могли.

Часа через два, насобирав на суп лисичек, возвращался домой. Дятлик сидел на ветке еще выше – или сам перелетел, или родители помогли. Назавтра я уехал в город. Когда вернулся, почти каждый день ходил в лес, но дятлика больше не видел. И вот он прилетел показаться. Я не сомневался, что это мой знакомец – раньше дятлы никогда не прилетали в деревню.

Через день дятлик появился снова. И уже не один, а со своей подругой. Уселись крылатые гости на можжевельнике. Я вышел полюбоваться птицами. Они взлетели в воздух, опустились на дорогу, подпрыгивали, как дрозды. Первый раз видел я дятлов на дороге. На песчаных залысинах, заросших травою, они казались сказочно красивыми. Однако долго любоваться не пришлось – птицы поднялись и полетели в лес.

Сентябрьским утром отправился я за грибами. Шел по лесной дороге. Вдруг над головой прошелестели крылья. Пестрый дятел прошмыгнул вверху, сел на сухой сук и с размаху замолотил клювом. Громкая, раскатистая барабанная дробь покатилась по лесу. А у меня аж сердце екнуло: лет сорок тому назад я слышал подобную песню. И было то в родном лесу над Беседью. Тогда и родился один из первых рассказов на белорусском языке, подписанный псевдонимом Леонид Леваноич. «Песне дятла» повезло: рассказ понравился известной литовской писательнице Эмилии Легуте, она перевела его и опубликовала в литовской молодежной газете.

Тем временем мой новый друг – дятел барабанил без устали.

– Ну, здравствуй, дружище! Оказывается, ты – отличный музыкант! Спасибо тебе за такую песню. Живи, мой дятлик. Прилетай почаще в гости.

2009

Перевод автора.