Текст книги "Южный Урал, № 31"
Автор книги: Леонид Куликов
Соавторы: Яков Вохменцев,Михаил Аношкин,Ефим Ховив,Анатолий Порохняков,Михаил Смёрдов,Григорий Цапурин,Александр Рябухин,Александр Шмаков,Анатолий Козлов,Рустам Валеев
Жанры:
Советская классическая проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)
Об этом почине бригады Калмыкова появились заметки в газете, среди монтажников начались разговоры.
– Как? Калмыков хочет сразу поднять газопровод? Да это же рискованное дело!
– За рекордами гонится. Узнал, что никогда так никто не делал, вот и решил покрасоваться… – говорил кое-кто.
Калмыков знал, что взял на себя большую ответственность. Не без волнения все это переживал он. А взвесила ли его бригада все свои силы и возможности? Не сорвется ли?
Хотя бригадир и был уверен в своих силах, но все же решил посоветоваться в партийном комитете. Когда он зашел в кабинет к секретарю, тот встретил его приветливо.
– Ну, как дела?
– Посоветоваться решил с вами, – сказал Калмыков.
– Давай говори.
– Дело мы большое затеяли, все рабочие обсуждают наш риск. Все равно теперь пути к отступлению отрезаны. Остается одно – ломись напролом. Понятно? Умно рисковать всегда нужно, риск, как говорят, благородное дело.
И они вдвоем обсудили самые малые детали предстоящей работы.
Бригада стала срочно готовить мачты лебедок. С утра начали собирать газопровод на земле, все звенья его подготовили плотно и точно, а затем приступили к подъему. Как и предполагала бригада, всю работу выполнили за четыре часа. Газопровод был поднят.
На другой день по всей стройке разнеслась слава о трудовом подвиге бригады Калмыкова. А ведь это был далеко не единственный подвиг бригады! Получив задание спустить в котлованы резервуар для воды за 40 часов, бригада спустила его за четыре часа. Месяц давали на то, чтобы закончить конденсор, а выполнили эту работу за десять дней.
Все помнят на стройке забойщика Семена Лисогурского. Он приехал в Магнитку в 1929 году, оставив поля Украины. Начал он работать здесь каменоломщиком на 14-м участке, а затем его назначили бригадиром. На горе Атач велась тогда подготовка к пуску рудника. 75-я шахта Атача стала местом работы Лисогурского. Трескучие морозы не испугали молодого горняка. Он возглавил комсомольско-молодежную бригаду. Пустая порода вскрывалась, обнажая сплошной массив драгоценной руды. Эшелоны вагонеток сползали со склонов горы. Там, вверху, комсомольцы докапывались до основного рудного массива. Лисогурский учился сам и обучал мастерству свою бригаду.
Накануне пуска рудника состоялся комсомольский субботник. Перед тем, как идти на работу, в раскомандировке собралась бригада.
После короткой беседы комсомольцы пошли на субботник. Бригадир Лисогурский установил новый магнитогорский рекорд, выдав за смену 12 вагонеток руды, вдвое больше нормы.
Из маленькой захолустной деревни Быстримовка, Петропавловской области, в начале строительства Магнитогорского комбината приехал Гриша Мурзаев. Его поставили вначале сборщиком в бригаду Киселева, работавшую на монтаже доменных печей. Работа незнакомая. Но бригада Киселева была лучшей комсомольской бригадой на участке, и Гришу сразу же взяли «на буксир». Вскоре он стал бессменным владельцем ударной карточки, так как перевыполнял производственные задания. Вскоре Мурзаева перевели в бригаду сборщиков-такелажников, которой руководил Кульков. Однажды бригаде было поручено поставить за смену трубу холодного дутья для домны № 3. Давая это задание, прораб Цветков знал, каких трудов будет стоить бригаде этот приказ. Но сделать это нужно было: без трубы холодного дутья задерживался дальнейший монтаж. Хоть и работали в этой смене с двойным напряжением и больше обыкновенного, но выполнить задание все же не смогли. Поздно вечером, не закончив установку трубы, бригада разошлась. Около монтируемой трубы остался лишь один бригадир Кульков. К нему подошел Гриша Мурзаев.
– Мы сегодня плохо работали, – сказал он бригадиру.
– Почему плохо? Видишь, сколько сделали. Ничего, завтра с утра доделаем.
– Как же завтра, – сказал Мурзаев, – когда нам поручено было поставить трубу сегодня.
– Так что же ты будешь делать, когда не успели?
– Что? Доделать надо, – сказал Мурзаев.
– Вдвоем с тобой, что ли?
– А что же, разве не сможем?
Бригадир воспрянул духом.
Утром приемщик работ записал в график: бригада Кулькова выполнила задание. Трубы холодного дутья установлены.
И еще вспоминается один случай. 25 декабря 1932 года пронесся ураган. Он налетел с такой силой, что на ногах устоять было невозможно. Вихри шквала рвали и уносили железо с крыш, где-то развалило бетонитовую стену, на складе заготовок проката повалило до десятка шеститонных колонн, установленных вместе с подкрановыми балками и подстропильными фермами. Сорокаградусный мороз дополнял это бедствие. Все, кто оставался наверху, на улице, спешил укрыться в первом попавшемся помещении.
Когда начался ураган, Гриша Мурзаев, вместе с мастером Остапенко возвращался после работы в барак. У полотна железнодорожной насыпи они вдруг остановились. Мимо них вихрем пронесло лист железа. Это сразу напомнило о площадке.
– А 143-я колонна? Она ведь только что сегодня была установлена бригадой на болтах, но не закреплена в расчалку. Никто ведь не ожидал такой бури, – сказал мастер.
И Гриша вместе с мастером тотчас же вернулся на площадку. Ничего нельзя было разобрать в вихре снега. Час борьбы с ураганом для Гриши и Остапенко прошли незаметно. Они сделали свое дело.
Так закалялись люди на строительной, площадке Магнитки, так приумножалась слава магнитогорского комсомола, вложившего свой доблестный, героический труд в создание гиганта металлургии.
Никогда не изгладится в памяти день пуска первой доменной печи.
Это было 31 января 1932 года. На дворе тогда стояла студеная погода. Мороз доходил до 40 градусов. Американские консультанты из фирмы «Мак-Ки» считали безумием задувать домну в такую погоду. Мистер Хейвен – представитель этой фирмы – возражал, писал меморандумы, снимал с себя ответственность.
– Мы все-таки дадим чугун в тот день, в какой обещали партии, – говорили магнитогорцы.
На пуск доменной печи собралось много людей. Здесь были руководители строительства и завода, рабочие, инженеры, служащие, дети.
…Дутье мощными накаленными струями вырвалось через фурмы в домну.
Люди слушали звон дутья, заглядывали в окошечки фурм, посматривали на пирометр. У горна стояла смена мастера Уса. Она была занята приготовлением литейного двора. Разводились костры для сушки стоков.
К семи часам выдали третий шлак.
Кто-то сказал:
– Домна сейчас даст чугун.
И люди приготовились встретить свой праздник.
Комсомольцу Георгию Герасимовичу выпала большая честь. Он был поставлен в смене старшим горновым. Рядом был и начальник строительства. Встретить чугун – дело особой чести. И горновые сознавали: их сегодняшняя ударная работа знаменует собой переход Магнитостроя в металлургический завод, в действующее предприятие.
…9 часов 30 минут вечера. В летку вырвался язык пламени, сухо лизнул трубы водоохладительной системы. Люди слегка отпрянули от горна. И вот властно хлынул ослепительный белесой струей чугун и быстро поплыл по желобам!
Вот уже его струя падает в ковш…
Заполнены два громадных 80-тонных ковша.
Люди, застывшие в первый момент, кинулись к начальнику строительства поздравлять его с великой победой. А он с улыбкой на энергичном лице сам поздравлял всех, жал руки рабочим, инженерам, всем тем, кому эта победа несет радость и воодушевление для дальнейших таких же громких и ярких побед.
Из первой плавки были отлиты памятные барельефы и детали для механизмов временной электростанции. В 12 часов 2 февраля 1932 года домна дала вторую плавку.
Так пошел магнитогорский чугун. Четверть века прошло с того времени… Как неузнаваем стал комбинат, как непохожи теперь методы труда и технология производства на те, какие были в первые дни пуска и освоения Магнитогорского комбината!
* * *
….Мы зашли в газовую будку седьмой комсомольско-молодежной домны № 7. За небольшим круглым столом сидел мастер Константин Хабаров. Его многие знают в Магнитке.
Мальчиком приехал он в Магнитогорск. Видел, как оживала безлюдная степь, разбуженная советскими людьми, запомнил первые котлованы. Здесь он ходил в школу, потом поступил в ремесленное училище и, закончив его, пришел в доменный цех. Но и сейчас он не прекращает учебу. После трудового дня Хабарова можно встретить в аудиториях Горно-металлургического института. Он – студент вечернего отделения.
Вместе с Хабаровым на печи работают опытные мастера Леонид Рябцев, которому присвоено звание лучшего мастера Советского Союза, Иван Колдузов – лучший горновой Советского Союза, горновой Дмитрий Карпета, которого избрали депутатом Челябинского областного Совета депутатов трудящихся.
Слава о седьмой комсомольско-молодежной домне разнеслась далеко за пределы Магнитогорска. Ее люди удостоены грамот ЦК ВЛКСМ и занесены в Книгу Почета за высокие производственные технико-экономические показатели.
У молодых доменщиков вошло уже в традицию перевыполнять план. За год они дали сверх задания 20 тысяч тонн чугуна высокого качества и сберегли государству 2,5 миллиона рублей. Металл их печи, как и металл других доменных печей Магнитки, самый дешевый в нашей стране.
Дружный, спаянный коллектив неустанно совершенствует производство. Трудовую деятельность молодых доменщиков можно охарактеризовать одним словом – творчество. Творчество всегда, везде и во всем, творчество, которое не дает застывать на достигнутом, а непрерывно широким, размашистым шагом заставляет идти вперед, двигаться навстречу мечте, превращать ее в явь. От мастера до рядового рабочего здесь все проявляют заботу о внедрении передовых методов труда, используют достижения науки, техники, ценный опыт мировой практики доменного производства.
Коллектив доменной печи имени Шестой Пятилетки широко известен не только трудящимся Южного Урала, но и всей стране. Производственный опыт молодых доменщиков был предметом обсуждения на Всесоюзном совещании молодых доменщиков, состоявшемся в Магнитогорске. ЦК ВЛКСМ одобрил почин комсомольско-молодежной доменной печи, начавшей Всесоюзное соревнование молодых доменщиков Советского Союза. Соревнование это продолжается и сейчас, и магнитогорцы идут впереди. Они совершенствуют технику и технологию, с каждым днем выдают все больше и больше металла.
Когда-то в первые годы работы доменного цеха приезжал в Магнитку Серго Орджоникидзе. Он говорил доменщикам:
«Американцы на таких же домнах дают коэффициент единицу, т. е. на каждый кубометр объема домны – тонну чугуна. Неужто вы, советские доменщики, будете хуже американцев работать? Нет для этого причин».
Сбылись мечты. Магнитогорцы далеко уже обогнали Америку. Доменщики Магнитки добились лучшего в мире коэффициента – 0,629, а на седьмой печи комсомольцы добились еще лучшего результата – 0,627. Теперь доменные печи Магнитогорского комбината дают за сутки намного больше чугуна, чем американская печь такого же объема.
На Магнитогорском комбинате широкое применение получили новейшие методы управления доменными печами. Здесь почти завершен полностью автоматический цикл управления производством.
Далеко вперед шагнула Магнитка! Магнитогорский комбинат выплавляет сейчас в год чугуна и стали и производит проката больше, чем вся царская Россия.
…Ровно работают гигантские доменные печи Магнитки. Скип за скипом идут вверх к колошникам: руда, кокс, агломерат. То под одной, то под другой домной вспыхивает багровое пламя, и мощной струей льется чугун в огромные ковши. По ночам отблески этого пламени отражаются облаками.
С удовольствием смотрят на огненные сполохи бывшие строители Магнитки. Многие из них связали свою судьбу с комбинатом. Бывший ростовский экскаваторщик Кузьма Полухин, приехавший с первой партией комсомольцев на стройку, стал председателем городского Совета депутатов трудящихся; бывший горновой Григорий Герасимов – помощником начальника доменного цеха; газовщик Николай Савичев – мастер доменного цеха. Иван Лычак, которому выпала большая честь дать дутье в доменную печь № 1 в час ее пуска, сейчас лучший рационализатор, новатор производства, мастер газового хозяйства доменного цеха; бывший землекоп бригады Галиулина Мухамед Зинуров – лучший сталевар Советского Союза; Иван Коковихин, приехавший в Магнитку без профессии, стал заместителем главного инженера треста «Магнитострой» и руководителем жилищного строительства правобережной части города.
Никогда не смолкнет слава о героических подвигах комсомольцев и молодежи Урала, вложивших свой доблестный труд в строительство и освоение гиганта металлургии – гордости нашей страны.
Сергей Черепанов
ПОРАЖЕНИЕ МИСТЕРА ФИНИ
(Из старой тетради)
1
– Русские пишут в газетах, что обгонят Америку, – усмехнулся мистер Фини; прикурив сигару, добавил: – Но вы посмотрите, Эвальд, на эти домишки…
Он показал на окно, за которым виднелись потемневшие от времени хмурые, словно уставшие от жизни, деревянные дома.
– Вы забываете, дорогой Фини, что это – русские, – ответил Эвальд.
– То есть?..
– Я хочу сказать только то, что известно всем. Они не бросают слов на ветер.
Улыбка сбежала с губ Фини.
– Кажется, вы заражаетесь идеями коммунистов?
Эвальд отрицательно покачал головой:
– Нет. Но, видите ли, я прожил здесь уже почти год. И я наблюдаю…
Фини начал ходить по комнате. Он был высок, хороша сложен; лицо свежее, без морщин; темные волосы чуть тронуты сединой. Твердые серые глаза и широкий подбородок обнаруживали упрямый характер.
Усмешка Фини по адресу русских была понятна. Прошло не более месяца, как он приехал в Челябинск из Соединенных Штатов Америки. Россия была для него еще неведомой страной. Он знал о ней не более, чем любой американец, ежедневно «просвещаемый» желтой прессой.
Начинался 1933 год. Строительство и монтаж тракторного завода были в полном разгаре. Фирма, которую представлял Фини, обязалась доставить и пустить оборудование кузнечного цеха. Когда заключался договор, фирма хотела условиться, что весь монтаж будет полностью проведен ее рабочими. Но представители завода отказались: им требуется лишь один консультант. Фини, назначенный фирмой на эту должность, не хотел ехать. Отказ мотивировался просто: он не может руководить там, где рабочие не имеют опыта. Однако представители завода предложили хорошие условия, и Фини согласился, рассудив, что, в конце концов, не его дело, если монтаж затянется…
– Ну, и что вы увидели? – не без ехидства спросил он своего собеседника.
– Я увидел то, что вам предстоит еще увидеть…
– Это сказано ядовито, но довольно уклончиво.
– Вы требуете более ясного ответа? Пожалуйста. Я увидел людей, обладающих неиссякаемой силой, – лицо Эвальда стало серьезным. – То, что они говорят и пишут, неоспоримо.
Фини фыркнул.
– Такого легкомысленного вывода я от вас не ожидал, коллега. Вы, наблюдая русских, не учли очень важного обстоятельства. У них нет специалистов. Это невежественные люди. Они построят громадный завод, но что они будут делать, когда мы, американцы, уедем?
– Не торопитесь с выводом. Вы видели Россию пока из окна вагона. Русские поймут и изучат наши машины прежде, чем мы отсюда выберемся.
– Фантазия!
– Они, если захотят, управятся и без вашей помощи.
Фини громко расхохотался.
– Коллега, вам надо стать юмористом.
Эвальд досадливо потер рукой свою лысую голову и добродушно заметил:
– Смейтесь, смейтесь… Я посмеюсь над вами потом.
Разгоревшийся спор был прерван телефонным звонком. Фини досадливо покривился и положил сигару.
Звонил переводчик Каминский. Извинившись за беспокойство, он передал, что начальник кузнечного цеха просит господина консультанта прибыть на завод. Выслушав просьбу, Фини решительно отрезал:
– У меня есть регламент работы. Мой послеобеденный отдых еще не окончен. Это вам следует знать.
Бросил трубку. Через минуту телефон зазвонил снова. Переводчик повторил просьбу, добавив, что начальник решается просить мистера отступить от правила, так как имеет к нему неотложное дело.
На этот раз консультант раздраженно ответил:
– Хорошо, я приеду. Но передайте мистеру Лещенко, что я делаю это не по служебной обязанности.
Через полчаса оба иностранных специалиста ехали на строительство завода. Дорога была широкая, мощеная, но не покрытая асфальтом. Машина подскакивала на булыжниках. Фини хмурился и молчал. Эвальд, вызвавшийся сопровождать коллегу, закутался в теплую шубу и дремал.
По сторонам дороги началась степь. Снежная поземка стлалась по белому полю. Небо было прозрачное, холодное. Солнце стояло низко над горизонтом. По шоссе, с завода и на завод, шли люди. Лица их багровели от острых порывов ветра. Одни шли, прихватив носы рукавицами, другие то и дело поворачивались к ветру спиной.
Километра через два от окраины города поднимался поселок строителей. Каменные четырехэтажные дома, расположенные на переднем плане, стояли неоштукатуренные, из окон их торчали железные трубы печей-времянок, выбрасывающие в морозный воздух густой, темный дым. Дальше, в степи, кладка жилых домов только начиналась. Еще дальше раскинулись корпуса завода. После тихого города с его провинциальными домиками и сугробами снега действительно открывался новый мир, предвестник великих свершений.
Возле заводоуправления машина остановилась. Эвальд высунул голову из мехового воротника и, кивнув в сторону завода, многозначительно сказал:
– Дорогой Фини, этот красавец сделал бы честь любому американскому городу. Они создали его за три года. И с этим надо считаться…
2
В кабинете начальника кузнечного цеха Сергея Михайловича Лещенко шло совещание. Собрался весь цеховой коллектив. Здесь, тесно расположившись на скамьях, сидели монтажники из трестов «Котлотурбина», «Бензоскладстрой», «Госсантехстрой», сварщики, каменщики, мастера и инженеры.
Совещание шло, как видно, уже давно и без перерыва, потому что в кабинете было жарко, накурено.
Оба американца, не глядя по сторонам, прошли к столу и, усевшись на освобожденные им места, окаменели. Было ли это подлинное равнодушие или только игра в безразличие, трудно судить. Во всяком случае, на лицах господ консультантов нельзя было прочесть ни одобрения, ни сочувствия, ни тени волнения.
В кабинете сразу повеяло холодком.
Лещенко, перед этим державший речь, вежливо поклонился прибывшим.
– Уважаемый господин консультант. У нас очень серьезный вопрос. Правительство поручило нам сократить срок пуска отделения легких молотов и с 25 февраля начать изготовление звеньев гусениц трактора.
Каминский перевел.
Брови мистера Фини высоко поднялись.
– О! – произнес он. – Так не может быть.
По рядам участников совещания пронесся легкий шумок. Лещенко нахмурился.
– Это должно быть. Приближается весна. Звенья нужны стране как запасные части к тракторам, которые будут работать на полях наших колхозов.
Фини пожал плечами.
– Но, – сказал он с нескрываемым удивлением, – ведь до срока, о котором вы говорите, осталось всего восемь дней!
– Мы всё учитываем, – подчеркнуто ответил начальник цеха, – и знаем – задача не легка.
Господин консультант кивнул головой. Да, ему об этом тоже хорошо известно. Он уже не раз бывал на месте монтажных работ. Вся площадка загромождена оборудованием, кругом горы земли, канавы, траншеи, в беспорядке сваленные трубы. Все надо убрать, поставить на место, вдохнуть жизнь в сложную систему парового и нефтяного хозяйства, в молоты и нагревательные печи.
– На все это требуется, по крайней мере, три-четыре недели, – решительно заявил он. – Я знаю это из опыта.
– Да, но подобный срок исключается, – ответил Лещенко. – Мы здесь с товарищами уже все обсудили и думаем, что задание правительства выполним.
Сделав короткую паузу и как бы стараясь смягчить решительный тон своей речи, он вежливо спросил:
– Согласны ли вы нам помочь, господин консультант?
Вопрос был поставлен прямо и так неожиданно, что мистеру Фини ничего не оставалось, как так же прямо и откровенно ответить. И он ответил:
– Это решение нереально. Мы, американцы, деловые люди. Поэтому, как представитель фирмы, я не могу принимать участие в каких-либо планах, выходящих за деловые рамки.
Эвальд, до сих пор молчавший, одобрительно кашлянул. Он знает русских как упорных людей, но факты – упрямая вещь. Невозможное есть невозможное, чудес не бывает.
Лещенко прошелся возле стола.
– Мы не хотим вас обременять, господин консультант. Но, поскольку оборудование закуплено у вашей фирмы, нам хотелось бы послушать ваш совет по некоторым техническим деталям плана монтажа.
– О-о! – протянул Фини. – Я пока не имею ничего, что мог бы вам предложить. Я желаю подумать…
Лещенко развел руками.
– Ну что ж, думайте.
Наступило молчание. За окном небо стало темнее, словно сгустилось. Далеко на стеклянной крыше блеснул и погас последний солнечный луч, Кончился короткий февральский день. Ветер закрутил хрупкий снег, мелкие льдинки начали биться в окно.
Сидевший у самых дверей широкоплечий и суровый на вид бригадир слесарей Кузнецов встал и, обращаясь к начальнику цеха, спросил:
– Этот господин американец что-нибудь по-нашему, по-русски, понимает?
На Кузнецова со всех сторон обратились удивленные взгляды.
– Нет, не понимает.
– Тогда вот что я скажу. Все равно, сколько ему ни толкуй, он нас никак не поймет. У него свой характер, а у нас свой.
Кто-то удовлетворенно крякнул. Лещенко отвернулся, чтобы скрыть усмешку. Мистер Фини тронул переводчика Каминского за плечо и спросил о причине веселья. Переводчик смутился и что-то неуверенно, пробормотал.
Лещенко рассказал о плане монтажных работ. Отдельные участки монтажа предлагалось объединить в один общий фронт. На всех узлах, начиная от паросиловой и кончая молотами, ставились монтажные группы. Работы должны проводиться одновременно.
Фини слушал и приглядывался. Поднимались и говорили разные люди. Одни одобряли предложенный план, другие спорили. Одни горячились, другие выбирали слова, произносили их медленно, раздельно, веско. Это чувствовалось даже без переводчика.
Каминский шепотом называл фамилии и профессию выступавших. Вот совсем молодой, с едва пробивающимися усиками, монтажник Алексей Воробьев. Каждое доказательство он отсчитывает, загибая пальцы на руке: первое, второе, третье… Громадного роста, неуклюжий, как медведь, каменщик Васюкин явно не умел говорить. Он потоптался на месте, не зная куда спрятать руки, и, наконец, сказал коротко:
– Понятно, так и сделаем.
Слесарь-трубопроводчик Зайцев, сухощавый, весь, кажется, собранный из сухожилий, решительно заявил, что он не пойдет домой, пока не исполнит задания.
Фини с сомнением покачал головой.
Следующим выступал цеховой парторг Савин. В кабинете стало тише, все слушали внимательно. Переводчик сказал, что монтажники любят и уважают парторга, что парторг квалифицированный рабочий.
Савин говорил о вопросах, которые были мало понятны мистеру Фини. Речь шла о соревновании. Понятие «соревнование» всегда укладывалось в голове американца, как конкуренция, стремление побить своего противника и за его счет получить себе наибольшие материальные выгоды. Но соревнование, к которому призывал Савин, имело совершенно иной смысл. Оратор называл соревнование великой силой, делом чести и доблести. Каминский добросовестно переводил каждое его слово. Консультант, вначале внимательно слушавший, все больше и больше начинал хмуриться. Речь Савина ему не нравилась.
Последним снова выступил Лещенко. Сказал, словно приказ прочитал:
– Говорить, товарищи, хватит. Теперь к делу. Сегодня, 17 февраля, директор завода издал приказ о начале монтажа в отделении легких молотов. 23 февраля мы должны дать первые поковки звеньев, а к началу весенних полевых работ – 96 тысяч звеньев. Приказ у меня. Пленум партийного комитета завода одобрил установленные сроки. Наша задача – исполнить. Сегодня же в ночь начнем. Всем задание понятно?..
– Понятно!
– Тогда вот что. Все вы знаете свои участки. А для общего руководства, в помощь себе, назначаю инженера Любовь Ивановну Соколову. Она комсомолка, человек способный и энергичный. Слушать ее прошу беспрекословно. Тоже понятно?
– А чего тут? Все ясно. Девка она наша, небось, не подведет, – сказал бригадир слесарей Кузнецов и, поднявшись с места, спросил: – Все?..
– Все.
Кузнецов расправил плечи, двинулся к выходу.
Со скамейки встала молодая девушка в черной ватной телогрейке, голубоглазая, с припухшим ртом и вздернутым носиком, тронула Кузнецова за рукав.
– Подожди. Сейчас распределим задания на ночную смену.
Взглянув на нее, Фини понял: это и есть инженер Соколова. Про себя усмехнулся: мало того, что эти русские начальники задумали такое нереальное дело, они и поручили его птенцу.
Эвальд сидел с закрытыми глазами. Фини потрогал его, кивнул головой по направлению к дверям.
– Вы уходите? – спросил Лещенко.
– Да! – ответил консультант.
– Ну, что же, гладкой дороги.
В тоне его Фини не услышал, а скорее почувствовал плохо скрытое недружелюбие. Обернувшись к Каминскому, спросил:
– Что это значит?
Переводчик посмотрел ему прямо в глаза, не торопясь ответил:
– У нас принято говорить такие слова тем, кто уходит.
– А-а. Ну, прекрасно.
И, поклонившись Лещенко, на прощание бросил:
– Сэнк-ю… Сэнк-ю.
3
На следующий день, в десять часов утра, Фини подъехал к заводоуправлению.
Сквозь морозный молочно-серый туман очертания завода проступали расплывчато. Снег хрустел под ногами. В открытые настежь ворота въезжали подводы. Лошади всхрапывали! Скрипели полозья.
Фини, подняв воротник мехового пальто, пошел к проходной.
У входа стояла толпа закутанных в шали женщин, с корзинками и узелками. Дежурный вахтер, широко расставив нови, загораживал вход, а они кричали и толкали его в грудь…
– Пусти, тебе говорят…
– Пропусти по добру, а то самого вытолкаем!
– Гражданки, сказано вам, без пропуска нельзя. Не положено, – резонно и спокойно пытался оправдать свои действия вахтер, но женщины не слушали его, волновались и продолжали напирать. Наконец одна полная женщина растолкала толпу и закричала: «А ну-ка, бабы, дайте мне!» Она сгребла вахтера в охапку и притиснула его к стене. Женщины ринулись в освободившийся вход, чуть не сбив Фини с ног.
Озадаченный вахтер покачал головой, потом сплюнул и развел руками.
Фини, с интересом наблюдавший всю эту сцену, прищурил глаза и не без иронии спросил следовавшего за ним Каминского:
– Это что? У вас так часто бывает?
Как выяснилось из рассказа вахтера, мужья этих женщин, работавшие на монтаже кузнечного цеха, ночью домой не пришли, а остались на заводе. Встревоженные жены явились сюда сами, прихватив узелки с едой.
Фини удивленно изогнул брови и молча прошел в завод.
Перед входом в кузнечный цех бригада такелажников тянула на катках станину парового молота. Тяжелая, неуклюжая металлическая улита ползла медленно и нехотя. Люди напирали на нее плечами и ломами, пели протяжно и дружно:
– И-и р-р-раз, еще бе-ерем!..
– И-и р-р-раз, еще бе-ерем!..
Консультант прошел мимо, поднялся на второй этаж, в кабинет начальника цеха. Лещенко на месте не было. В кабинете, где еще вчера стоял скромный дубовый стол и простые деревянные скамьи, теперь были расставлены железные койки, заправленные простынями и байковыми одеялами. На одной из них спал какой-то монтажник. Раздавался его храп и неясное бормотание.
Фини брезгливо поморщился, закрыл дверь.
Было очевидно, что монтажники приступили к выполнению обязательств. Этот рабочий, спящий в кабинете начальника цеха, конечно, из числа тех, кто работал всю ночь. Фини подумал об этом вскользь. Мысль, не задерживаясь, последовала дальше. Сам того не сознавая, заинтересовался, много ли сделано за прошедшую ночь. Можно ли верить в успех их дела, или прав он, их консультант?
Медленно спустился в цех, останавливаясь на каждой ступени лестницы. Пристально вглядывался в самый дальний конец пролета, где шли основные работы по монтажу паропроводов.
Монтажная площадка кишела, как муравейник. Десятки людей трудились возле оборудования. Ярко вспыхивал и гас синий огонь электросварки. Шум, грохот, звон и визг металла, заглушали звуки человеческого голоса.
Со вчерашнего дня площадка изменилась. Вчера в цехе было просторнее. Сейчас станины молотов, обрезных прессов и многие другие механизмы, малые и большие, в ящиках и без ящиков, стояли на бетонном полу цеха, загораживая проходы. Как видно, все это оборудование монтажники втянули в цех за минувшую ночь.
Сходя с лестницы и направляясь к монтажникам, консультант выругался про себя:
– Черт возьми, как можно в этом хаосе разобраться и говорить о сокращении срока монтажа!
Обогнув штабель труб, Фини чуть не налетел на бригадира слесарей Кузнецова и молодую девушку в ватнике, оказавшуюся прорабом Любовью Ивановной Соколовой. Рядом с огромным Кузнецовым девушка казалась совсем маленькой и хрупкой. Они сидели на дубовых брусьях, предназначенных на подушки к шаботам, и ели крутые яйца с хлебом. Яичная скорлупка сыпалась к ним на колени.
Оба молчали. Перед ними, как мать, охраняющая детей, расставив обутые в валенки ноги и упершись руками в бока, стояла та самая женщина, которая оттеснила вахтера в проходной. На лице ее было такое выражение, будто она хотела сказать: «А ну-ка, попробуйте меня ослушаться!»
Увидев консультанта, Любовь Ивановна поперхнулась и густо покраснела. Кузнецов встал, смахнул с усов крошки и посторонился.
– Хау ду ю ду! – приветствовал их Фини.
Подошедший следом за ним Каминский тихо шепнул с укоризной: «Не могли уж другого места выбрать…»
– Здравствуйте, – ответила Соколова и, чтобы замять смущение, добавила:
– Простите, господин консультант, но мы со вчерашнего вечера не ели, а вот тут жена Кузнецова принесла нам завтрак.
Фини кивнул. Потом показал глазами на расставленное по цеху оборудование, прищурился и сказал:
– Что вы скажете о такой, извините, культуре монтажа?
Девушка смутилась.
– Видите ли, господин консультант, мы вынуждены это временно сделать.
– Хм!
– И это только сегодня. Ночью мы во всем разберемся и завтра вы ничего этого не увидите.
– Хм!
Кузнецов сердито посмотрел на консультанта и спросил переводчика:
– Чего он хмыкает?
Каминский подмигнул, но ничего не ответил. Кузнецов поднялся и ушел, показав всем своим видом, что зря тут время тратить не стоит.
Любовь Ивановна вздохнула, глаза ее стали спокойными и глубокими. Сказала сухо и официально:
– О состоянии работ я вам сейчас доложу.
На лице Фини отразилось сомнение. Но доклад Соколовой, сверх ожидания, оказался интересным. Водя рукой по синей поверхности чертежа, она подробно говорила о проделанной работе. Слушая ее, консультант вынужден был признать, что девушка совсем не глупа и что способ ведения монтажа общим фронтом, пожалуй, заслуживает внимания. Ночная смена сделала больше, чем можно было ожидать.
– Теперь, я думаю, все подготовительные работы сделаны, – не поднимая от чертежа глаз, сказала Соколова. – Сегодня ночью мы потянем паропроводы по туннелю, а двадцать первого числа пустим пар. В тот же день мы намерены пустить нефть и дать воду. Монтаж молотов и печей не задержится.