Текст книги "Харизма"
Автор книги: Леонид Каганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Я уже лег спать, когда раздался телефонный звонок мне на мобильник.
– Алло! – сказал незнакомый голос с хрипотцой. – Господин Матвеев?
– Я слушаю.
На том конце провода удовлетворенно цыкнули зубом.
– Алексей… как по отчеству?
– Можно просто Алексей.
– Алексей, – задумчиво сказал голос и снова цыкнул зубом. – Переговорить надо.
– А в чем дело?
– Нет-нет! – категорично сказал голос. – Проблем никаких. Просто разговор. Типа предложение.
– Я вас слушаю.
– Не по телефону.
– А в чем суть предложения? Скажите заранее. А то у меня со временем не очень.
– Один человек хочет переговорить. Считайте, что работа. Не по телефону.
– Сразу говорю: если связано с криминалом, то я с криминалом не работаю.
– Дело чистое, – сказал хриплый после небольшой паузы. – Железно.
Мне это нравилось все меньше. Но было любопытно. В конце концов, что я теряю?
– Хорошо, я согласен обсудить. Где и когда?
– Завтра. У метро “Маяковская” в шесть вечера, мы встретим.
– А как я вас узнаю?
– Мы тебя сами узнаем. По телику видали.
На этом разговор закончился, и ровно в шесть я стоял на Маяковке. Через пару минут ко мне подошел парень в кожаной куртке с приплюснутым носом.
– Алексей?
– Алексей.
– Поговорим… – Парень неуклюже поднял руку, приглашая меня пройти с ним.
Мы подошли к белой иномарке, припаркованной неподалеку. Там сидели три человека довольно странного вида. Тот, что сидел на месте водителя, явно был шофером. Рядом с ним сидел мужик сильно в возрасте, с крупными чертами лица. Был он одет в бежевый плащ, а лицо его украшали крупные очки в тяжелой на вид металлической оправе. Если бы не высокий лоб с седыми залысинами и слишком большой живот, можно было подумать, что он бывший спортсмен. На заднем сиденье находился еще один парень, похожий на того, что встречал меня на площади. Эдакий крепыш с бегающими глазами. Ну, может, чуть повзрослее. Что меня удивило – у него совсем не было бровей.
Парень, что привел меня, распахнул дверь машины, приглашая сесть на заднее сиденье. Тот, что сидел внутри, подвинулся. Сидеть посередине, между двумя странными людьми, мне не хотелось, поэтому я решительно отступил на шаг и махнул рукой, приглашая его сесть первым. Повисла неловкая пауза. Затем парень пожал плечами и сел в машину. Я залез следом и захлопнул дверь.
– Сильнее хлопни, – сказал водитель.
Я хлопнул сильнее и посмотрел вперед – громадных размеров приборная доска светилась перед водителем мягкими красноватыми тонами. Машина была, судя по всему, из дорогих. Я думал, что мы сейчас куда-нибудь поедем, но машина не двигалась, и сидели мы молча. Безбровый изучал меня пристально. Очкастый смотрел на меня через зеркало в салоне рассеянным унылым взглядом. Я осматривался.
– Видел передачу, – сказал безбровый, и я узнал хрипловатый голос. – Хорошая передача.
Я молчал.
– Да только верится с трудом, – сказал безбровый. – Тебе пальцы отрезало, и новые выросли. Выходит, так? Я молчал.
– Повторить сможешь? – спросил безбровый.
– Что, отрезать и вырастить новые? Нет.
– Что мешает? – Безбровый слегка наклонил голову.
– Неприятное дело.
– Не спорю. Неприятное. Но этот вопрос решается, верно?
– Не думаю, – сказал я, подумав.
– Значит, ты гнал в передаче туфту и за базар не отвечаешь?
– Не гнал.
– Что мешает повторить?
– Больно. Неприятно. Не вижу смысла. – Я решил ничему не удивляться.
Безбровый цыкнул зубом.
– Больно – это рабочие мелочи, это решается. Сам вопрос обсуждаемый?
– А зачем? – спросил я. – Вам пальцы нужны для пересадки?
– – Нет, просто так. Тебе это не проблема, верно? Деньги хорошие. Десять штук евро. Чик – и свободен.
Я призадумался. Безбровый помолчал и продолжил:
– Анестезия будет. Врач будет. Лезвия будут стерильные.
– Десять за один палец? – спросил я.
– Один. Мизинец.
– Десять мало, – сказал я. – Пятьдесят – это минимум.
– Видишь, в чем дело, – цыкнул зубом безбровый, – за пятьдесят я могу у кого хочешь отрезать, хоть у президента.
Сидящий передо мной господин в очках вдруг заговорил не поворачиваясь – медленно и без интонаций:
– Алексей, посмотри вокруг. Что ты видишь?
Я молчал, но он, казалось, и не ждал моего ответа.
– Мы в центре Москвы. По улицам ходят люди. Одни мечтают о хорошей машине, об отдельной квартире, другие – о новых ботинках и вкусной еде. Как ты думаешь, сколько найдется людей, готовых продать свой мизинец за полтинник?
Я промолчал.
– И даже за штуку евро перед нами очередь выстроится из бомжей.
– Но вам же не нужны пальцы бомжей, некачественные? – спросил я.
– Нам без разницы, – сказал безбровый.
– Тогда зачем разговор со мной?
– Интересен, – степенно откликнулся господин в очках, – вопрос сотрудничества. Мизинец – десятка. Дальше будем обсуждать. Торговаться не надо. Согласен – беседуем дальше. Не согласен – разбежались и больше не встретились.
– Допустим, согласен. Поехали отрежем.
– Не сегодня, – сказал безбровый. – Послезавтра. Сначала будет репетиция.
– Два раза отрезать мизинец? Так мы не договаривались.
– Отрежем один раз. Под хорошей анестезией, быстро, безболезненно. А до этого все остальное придется репетировать и учить.
– Что – остальное?
– Вопли, – сказал господин в очках. – Вопли ужаса.
Мама вошла на кухню, когда я задумчиво мешал сахар в чашке и думал о предстоящем завтра собеседовании – похоже, я все-таки нашел работу намного лучше, менеджером в филиале Энергетического банка. И еще я думал о предложении бандитов – мысленно я их называл именно так. Мама села рядом.
– Леша, – сказала она и заглянула мне в глаза. – Нам надо с тобой поговорить. Это очень важно. Я встречалась с тетей Леной, она дала мне книгу. Я прочла ее и многое поняла.
– Мама, это ты говорила и про прошлую книгу тети Лены. Помнишь? Про травоедение. “Мята от всех болезней” – кажется, так?
– Леша, не паясничай, – строго сказала мама. – Послушай меня. Тебе знакомо такое слово – “программирование”?
Я поперхнулся чаем.
– Нет предела совершенству, мама. Тетя Лена меня научит программированию…
– Леша, это не смешно, – сказала мама. – Ты в большой опасности. Тебе знакомы такие слова, как “драйвер”, “подключение” и “вирус”?
– Я не верю, что тетя Лена тебе дала Справочник по программированию. Ну вот не верю я. Как книжку зовут?
– Книжка называется – послушай меня! – “Самая главная книга”.
– Библия?
– Нет, не Библия. Просто “Самая главная книга”.
– Еще главнее?
– Прекрати паясничать! Почему с тобой никогда нельзя говорить серьезно?
– А кто автор?
– Ты его не знаешь. – Мама скосила глаза под стол, там на коленях она держала книгу. – Автор – Евгения Чмот.
– Чмо?
– Чмот. “Т”. Она психолог и парапсихолог. Эта книга объясняет все. Я тебе сейчас прочитаю отрывок, только ты не перебивай. “Энергетический вампир подсоединяется к ауре при помощи информационного канала и начинает качать биоэнергию. Делает он это так – внимание! – мама подняла палец и посмотрела на меня, – так, что жертва не замечает опасности!”
– И на какой скорости происходит перекачка энергии? – спросил я.
– Леша, это очень серьезно. Это касается всего, что с тобой происходит. Слушай дальше.
– Я весь во внимании.
– Действия энергетического вампира обычно не ограничиваются перекачкой энергии. Также вампир может поставить на ауру жертвы вирус, драйвер, эгрегор и порчу.
Я вздохнул.
– Мам, а можно ты это почитаешь тете Лене, а не мне? У меня завтра собеседование, послезавтра – еще одно важное дело. Почему я должен это слушать?
– Вот! – сказала мама. – Одно из проявлений вируса на ауре – жертва отказывается слушать близких, которые хотят помочь снять вирус и драйвер!
– Мам, все это безумно интересно. Но какое отношение это имеет ко мне?
– Как это какое? – удивилась мама. – А со здоровьем твоим что творится? Только недавно неотложку вызывали! Когти, клыки, уши! Еще неизвестно, все ли хорошо закончилось! Это явно сделано. И сделано недоброжелателями.
– Какие недоброжелатели, мама?
– Сынок, ты хорошо учишься, оканчиваешь институт. У тебя сейчас очень хорошая работа. Конечно, многие тебе завидуют черной завистью. И многие среди них – энергетические вампиры. Ты совсем отрицаешь биоэнергетику?
– Не задумывался.
– И этим они пользуются! Ты беззащитен перед вампирами.
– Безумие, – вздохнул я.
– Послушай меня! – сказала мама. – Давай проверим. Есть очень простой метод обнаружить, присосались ли к твоей ауре вампиры, вот. – Она полистала книжку. – Подними руку.
Я поднял руку.
– Ладонью, ладонью вверх. Вот! Теперь надо представить вокруг себя энергетическую сферу. Представил?
– Ну, допустим.
– Это очень важно. Ты чувствуешь покалывание в пальцах или тепло?
– Ни того, ни другого.
– Так не может быть, – огорчилась мама. – Если тепло – значит, аура цела. Если покалывание – значит, пробит энергетический канал. Вот у меня аура сначала цела, а если я держу руку долго, то покалывание – значит, энергетический канал пробивается.
– Может, у меня пальцы не те? Может, мне отрастить вампирские?
– Нет! – сказала мама твердо. – Вся твоя болезнь от сглаза.
– Тетя Лена сказала?
– Я ей рассказала все, что с тобой было, – кивнула мама. – Она сказала, что это мог кто-то навести порчу.
– Можно я пойду спать?
– Ну иди, раз не хочешь со мной разговаривать, – огорчилась мама и отложила книгу. – До беды доиграешься!
Но беды никакой не было. Напротив, собеседование в банке прошло успешно. Условия, которые я поставил, назвать скромными было трудно. Не знаю, что им во мне понравилось, подозреваю, что уверенность в своей правоте. Но ответ был утвердительным, и мы договорились, что уже с понедельника я приступаю к новым обязанностям.
А на следующий день я поехал к бандитам. Не то чтобы мне были нужны деньги – в последнее время я зарабатывал прилично. И бандиты были мне неприятны. Но я чувствовал – в этом есть какой-то шанс. Я заметил, что в последнее время у меня появилось чутье на шансы. Даже не то чтобы на шанс, словно какая-то сила заставляла меня исследовать любую возможность, реагировать на все, что меня окружало. Ведь я не хотел идти на эту передачу. И будь дело еще год назад – ну точно бы не пошел. Постеснялся. Чтобы не показаться дураком, не опозориться. Вообще, как я теперь понимаю, очень многое в моей жизни происходило под девизом “не опозориться бы”. И ведь постоянно так и выходило, что все равно позорился! Теперь же – как рукой сняло. Однажды – это было, конечно, после той поездки на дачу – я много думал об этом и в итоге рассудил так: вот я живу на земле. Жить мне здесь осталось, ну, хорошо, если пятьдесят лет. И чего дальше? Ну и кто будет вспоминать, был ли такой Лекса, как он себя вел, чего делал, в каких делах и проектах опозорился? Да никто не вспомнит, у потомков своя жизнь и свои проблемы. Они тоже будут жить и думать – не опозориться бы. Ну и спрашивается, ради кого мне тут стараться? Буду жить как живется, как хочется – и плевать я хотел на то, что и как обо мне там подумают. И вот как только я начал жить по этому принципу – вот тут-то и оказалось, что никакого позора и нет. С таким настроем и на улице уже не поскользнешься на банановой кожуре. И глупость сказать в разговоре, о которой потом жалеешь, – и то не удается. Если ты твердо знаешь, что делаешь только то, чего хочешь сам, и тебя не волнует мнение окружающих, то и окружающие начинают воспринимать тебя как Человека, Который Не Делает Ошибок. И если ты поскользнулся на банановой кожуре, засмеялся, встал и отряхнулся, то они думают – вот ведь жизнь у человека! Здорово он поскользнулся, вон как доволен! А если ты бред несешь в разговоре, но со знанием дела, то и окружающие воспринимают это как само собой разумеющееся. Говорит человек загадками, знает, что говорит, куда уж нам, тупым, понять его…
О чем я рассказывал-то? А, ну да, как я на стрелку с бандитами поехал. Приехал, короче. Оделся прилично – костюм свой рабочий, дорогой, галстук там, все нормально. Поймал тачку, приехал. Сидят голуби в своей тележке, ждут. Ну, только без главного своего, очкастого. Сел к ним, поздоровались, поехали. Привезли меня, короче, в полную задницу. Далеко за городом, через три шоссе, особняк у них. Мне даже на моей новой работе на такой особняк копить лет восемьдесят, да и то если при этом ничего не есть, а вечерами еще в переходе метро песни петь. Ехали мы в этот особняк не меньше часа. И молчали всю дорогу. Они вообще, как я понял, ребята неразговорчивые. Но час молчать! Я, конечно, тоже молчу, чего я буду чирикать, если все молчат?
Короче, приехали. Они типа так вежливо мне издали показали – вот, мол, здесь у нас офис. Три этажа. Но водить по особняку не стали, так, издали показали. И провели сразу в подвал. Подвал у них – это надо видеть, конечно. Еще три этажа вниз. И отделаны тоже как офис. Привели меня в одну из комнат. Комнатушка – мелкая, выходит в коридор. Точнее, коридор идет мимо. Я так понимаю, на это у них весь расчет был. И выходит ихний главный, который пожилой, в очках. “Здравствуйте, Алексей”. Типа вежливый. И руку подает. Рука у него очень противная – мягкая, скользкая, педераст, что ли?
– Вот тут, – говорит, – мы и будем с вами работать. Концепция тупая, но ее надо освоить.
– Нет проблем, – говорю, – излагайте.
– Концепция такая, – говорит очкастый, – сначала плач и крик “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем идут наши реплики в некотором количестве, затем снова повторяется “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. И плач.
– Ни фига, – говорю, – так мы не договаривались. Откуда я вам плач возьму? Я вам не этот. Не Станиславский-Немирович. Так что давайте мне текст упростим.
– Нет, – говорит очкастый, – будем делать плач. По крайней мере слезы должны быть.
– И где я их возьму?
– У нас все продумано, – отвечает очкастый. – Слезы будут.
– Лук нюхать?
– Зачем лук? Будешь нюхать нашатырный спирт. И с точки зрения клиента нашатырный спирт будет смотреться уместно – типа мы тебя в чувство приводим.
– Ох, – говорю, – парни. Зря вы со мной связались. Ой зря. Лучше бы вам кого-нибудь из своих натурально покалечили.
– Спокойно, – говорит очкастый. – Если все будет хорошо, нам еще с тобой работать много в этом направлении. И расценки повысим. Так что будешь жить хорошо.
– Да я, – говорю, – и так живу неплохо.
– А кем ты работаешь? – говорит очкастый и словно впервые мой костюм замечает.
А костюм у меня неплохой, очень неплохой. Полторы сотни иностранных рублей! Вообще такой стоит больше раз в пять, это я его купил по случаю за полторы, в инете нашел подержанный. На переговоры в нем ходить – самое дело. Начальство, которое большими деньгами ворочает, очень это дело понимает. Хоть с виду костюм – ну совсем ничего особенного. Я бы такой сроду не купил. Но понимающий человек сразу видит, что за качество ткани и вообще почем штучка. Вот только не знаю, зачем его надел сегодня.
– Это, – говорю, – не ваше дело.
– Не хами, – говорит очкастый с сомнением, еще раз поглядев на мой костюм. – Не знаешь, с кем разговариваешь. Делай что говорят. Если все пройдет удачно – сработаемся, не обидим.
– А если неудачно?
– А что может быть неудачно? – поднимает бровь очкастый. – Неудачно будет, если у тебя мизинец обратно не прирастет. Но это, сам понимаешь, проблемы твои. Не надо было свистеть в программе. Никто тебя за язык не тянул, что ты пальцы умеешь обратно выращивать. Пробазарил – ответь. Понял? Заявление нам подпишешь – и проблемы дальше твои.
– Что за заявление?
– Потом принесут. Сейчас репетируем “отпустите меня!” и “что вы со мной делаете?”. Затем “не надо! не надо!”. Затем “папа! папа, помоги! папа!”.
– Папа?
– Папа – это ключевое в концепции, – говорит очкастый, – “папа, помоги!” и еще “не надо! Пожалуйста, родненькие, пожалуйста, миленькие! все, что хотите, сделаю!”.
– Все?
– Все. И дальше чик и мизинец отрезаем. Предупреждаю сразу, чтобы не было вопросов. Нет вопросов?
– А какие вопросы? – говорю. – Только вопрос денег. Деньги вперед.
– Гоша, принеси десятку, – говорит очкастый через плечо безбровому и снова поворачивается ко мне. – Деньги не вопрос. Вопрос, в другом. Объясняю еще раз. Ты сам на это подписался. Подписался?
– Подписался.
– А раз подписался, раз сюда приехал, то поворота обратно нет. Ясно?
– В каком смысле? – говорю.
– В том смысле, – говорит очкастый, – что у нас через два часа клиент приезжает. И через четыре часа – второй клиент. И встречу нам срывать нельзя. Поэтому если ты, к примеру, сейчас в штаны наложишь, мизинчик свой пожалеешь и к воротам побежишь, то сам понимаешь. Сукой будешь. И поступим с тобой как с сукой. Ясно?
– Не надо грязи, – говорю. – Не с тем разговариваешь. Сказал – значит, сделаю.
– А никуда не денешься, – говорит очкастый. – Отсюда не убежишь. Еще раз повторяю, если ты не понял. Мизинец мы отрезаем совсем. Ясно? Под корень. И себе оставляем. Ясно? Даже слушать ничего не хочу! Ты подписался!
– А я чего, возражаю?
– Если ты думаешь, что мы его на лоскутке оставим висеть или тебе отдадим, чтобы ты его обратно пришил…
– Не вопрос, – говорю, – мы все уже обговорили. Я другого не понял – что там за второй клиент? Про второго клиента мы не говорили.
– Спокойно, – говорит очкастый. – Мизинец один. Второму клиенту его же и предъявляем. И дарим как сувенир. У нас все рассчитано.
– Ишь оптовики-затейники! – говорю. – Не было такого в уговоре. За второго клиента – еще десятку.
– С какой стати? – удивляется очкастый. – Ты со вторым клиентом не работаешь, мизинец уже отрезан. Предъявляем только его и твою руку окровавленную.
– Мизинец, – говорю, – можете предъявлять сколько угодно и кому угодно. Вы его купили – и предъявляйте кому хотите. Хоть президенту, хоть ментам на дорожном посту. А чтобы меня второй раз предъявлять, такого разговора не было. Десятка.
– Гоша! – говорит очкастый, повернув голову. – Еще пятерку принеси.
– Десятку.
– Не наглей, парень. Мизинец один. Пятерка.
– Хорошо, договорились.
Мы помолчали немного, приходит Гоша и приносит пачку денег и листок. Очкастый, значит, берет у него листок и мне протягивает. Там напечатано: “Я, Алексей Матвеев, выполняя загородно-строительные работы в поселке Оклушки, но не имея опыта работы со строительным оборудованием (типа циркулярки), официально заявляю в присутствии свидетелей, что за любые производственные травмы, произошедшие по причине моего неумения с ней обращаться, сам отвечу. Дата-подпись”. Главное, адрес мой там был и номер паспорта! Я им ничего не говорил такого! Ну, делать нечего, хмыкнул я и подписал им бумагу. Деньги пересчитал и по карманам рассовал.
И начали мы репетировать. Час репетировали, все очкастому интонация не нравилась. Типа крики у меня получались неубедительные. Цирк, да и только. Он совсем разгорячился, никакой солидности в нем не осталось. Сам бегает по комнатушке, показывает, орет: “Не надо! Пожалуйста, родненькие, пожалуйста, миленькие! все, что хотите, сделаю!” Нет, это не расскажешь, это слышать надо было. Сразу видно – большой личный опыт у человека. А ведь очень даже немолодой человек, кто бы подумал, что у него такие таланты. В общем, интересно.
Я увлекся тоже, и к концу часа у меня уже стало очень даже неплохо получаться. Более того – даже слезы получилось вызывать безо всякого нашатыря и лука! Самому приятно. Даже мысль мелькнула такая – может, мне бросить к черту все эти компьютеры, сети и весь этот банковский менеджмент, и пойти в кино, например. Или театр. С моими-то способностями к перевоплощению?
Помню, я еще тогда подумал – как дурак полнейший себя веду последнее время, ну куда это годится? Руки-крюки, морда волка, уши осла. Клыки. Ну не бред? Не детский сад? А ведь сесть перед зеркалом и серьезно поработать (покушать, покушать только перед тем!) – ведь я, наверно, смогу изобразить не тупые клыки или там морду щетинистую, а натуральное портретное сходство. Владимир Ильич Ленин, зд'гаствуйте! А?
Тут пришел безбровый Гоша в комнату. Неглупый парень был, кстати, земля ему пухом. Хотя ладно, не буду вперед забегать, рассказываю по порядку. Значит, пришел Гоша в комнату – напряженный такой.
– Едут! – говорит. – Готовимся!
– Стоп! – говорю. – Мне еще переодеться надо. Принесите мне одежду, рванину какую-нибудь.
– Одурел? – изумляется очкастый. – Я-то порадовался, что ты хорошо концепию понял. Какую, к черту, рванину? У тебя костюм самое то. Белую рубашку кровью залить – вот самая концепция.
– Что?! – говорю. – Ты знаешь, сколько костюм стоит?!! Кровью залить?
– Нет, ну можно с такими работать? – вздыхает очкастый и оборачивается на Гошу. – Правильно мне говорил босс – надо или живца брать натурально, или клоуна приглашать, фокусника.
– И надо было фокусника, – пробасил Гоша. – Изобразил бы нам тут хоть ногу отрезанную, хоть яйца. За те же деньги.
– Рожу их каждая собака знает, клоунов этих, – поморщился очкастый.
– Ладно, – говорю, – еще штука денег – и пиджак ваш.
– Некогда мне, – говорит очкастый. – Пойду встречать босса с клиентом. Гоша, разберись с ним, дай ему денег, чтоб не ныл.
И уходит. Гоша хмуро вынимает из кармана горсть бумажек и дает мне.
– Так, – говорю, – а я что-то не понял, наркоз где? Врач где?
– Врача тебе, – говорит Гоша. – Наркоза тебе.
– Иначе не буду работать.
– А куда ты денешься, голубчик?
И ухмыляется так мерзко. И вынимает из кармана ножик-выкидушку. Здоровенный такой ножик, лезвие с кровостоком – короче, все дела.
– А никуда не денусь, – отвечаю ему, – только клиенту вашему я буду кричать “помогите, спасите”…
– Вот и молодец, – кивает Гоша.
– “Помогите-спасите, буду кричать. Я клоун из детского сада и приехал сюда фокусы с пальцами показывать за деньги, а меня тут мучают, заслуженного артиста Гагаринского района!”
– Хитрый, с-с-сука, – говорит Гоша. – Да шучу я, шучу, будет тебе наркоз. И перевязка. Только врача тут, сам понимаешь, нету никакого. Поэтому я вместо врача. Но ты не трясись, у меня, может, опыта в таких делах побольше, чем у врача. Ты в армии не служил?
– Не служил.
– Ну вот послужи в горячей точке, вернешься врачом. Понял?
– Понял, неси давай заморозку или что ты мне колоть. будешь.
– Герыч, – говорит Гоша и начинает шарить в кармане. – Понюхаешь – и нормально.
– Это что такое? – говорю. – Героин, что ли?
– А больше ничего тут нету, брат, – отвечает Гоша и в кармане озабоченно шарит. – Где же? Неужели потерял?
– Вот суки, – говорю. – Последний раз с вами работаю, подонками. Не шарь, не шарь, не нужна мне твоя отрава, даже видеть не хочу. Слышал, что это такое, спасибо, не надо. Лучше без наркоза режь мизинец. Но это еще пять штук.
– Что?! – говорит Гоша. – Шиш тебе!
– Ну все, – говорю. – Я – клоун. Понял?
Тут Гоша нервно вынимает мобилу и прижимает к уху.
– Але! – говорит. – Слушай, тут гаврик быкует. Я его стукну пару раз? Чего? Говорит, что клоуна будет изображать перед клиентом. Может, ему рот заклеить?
– Я и с закрытым ртом клоуна изображу – будь здоров!
– Чего? – говорит Гаврик в трубку и переходит на шепот, сразу видно, что очкастый с ним шепотом говорит. – Чего быкует? Что заморозки нет и врача. Нет. Нет, не бил. Я ему герыч предлагал, отказывается. Денег просит. Дать ему в рыло? Чего? Денег дать? Может, в рыло? Ладно. – Кладет в карман мобилу.
– Ну чего, – говорю, – решили?
– Даст он тебе пятерку, – говорит Гоша. – Вымогатель. Но только в следующий раз. Если не последний раз мы работаем.
Но я уже понял, что с этих жмотов больше ничего не вытрясти. Гоша тем временем вынимает веревку и начинает меня привязывать к стулу, как договаривались. Тщательно привязывает, со знанием дела. Профессионал.
– Ну, – говорит Гоша, – с Богом. Готов?
– Готов, – отвечаю. – Какой палец подставлять? Правый, левый, какой?
– Какой хочешь, мне без разницы. Переговариваемся прямо как в поликлинике, будто я анализ крови сдавать пришел.
– А ножиком своим не промахнешься?
– Я не ножом. Как я тебе ножом отрежу? Ножу стол нужен, упор. Я кусачками.
И вытаскивает из кармана кусачки. Не то чтобы ржавые, но вид поганый.
– Так мы совсем не договаривались! – возмущаюсь я. – Что за антисанитария такая?!
– Почти новые кусачки, еще ни разу не использовались по назначению. Чище, чем мой нож, в три раза, – убедительно говорит Гоша.
– Ни фига себе, – говорю. – Это по какому такому назначению они не использовались? Если вы ими каждый день пальцы режете, то я против. Еще мне СПИДа не хватало занести в рану. Или гепатита, тоже, говорят, примерно одна фигня.
– Обижаешь, – говорит Гоша, подносит кусачки к моему лицу и щелкает. – Какие пальцы? Видишь зазубрины? Проволоку резали. Колючую.
– Все равно зараза.
– Я их водкой протер, не волнуйся, – говорит Гоша. – Мамой клянусь.
Ну не скотина? Врет ведь! Нагло врет. Но тут в коридоре шаги раздаются, и я вижу в открытую дверь комнаты, как мимо проходят люди. Здоровые такие туши. Серьезные, судя по виду. Настолько серьезные, что совсем не страшные, потому что таким я не интересен. Даже если у меня пятнадцать тысяч денег сейчас в кармане. И вот они проходят и уходят, только один на меня зыркнул мимоходом и глаза отвел. Бегающие глаза такие, деловые. Сразу видно – охранник чей-то. Я смотрю на Гошу, Гоша смотрит на меня, мол, все в порядке, жди. И мы сидим молча еще минут двадцать. Уж не знаю, что там у них происходило, видно, беседовали, но нам отсюда ничего не было слышно. Вообще подозреваю, что через подвал их провели просто так и вывели снова на первый этаж коттеджа.
И вот раздаются снова шаги, за дверью слышу голос “кстати, заглянем на секунду вот сюда”. И вваливается в комнату вся процессия. И зырит на меня. А Гоша встал за мной и плечо сжимает – мол, приготовься. А я смотрю на эти лица. Один очень толстый господин кавказской внешности. Очень важный и серьезный. Но бледный, напуганный. С ним – видимо, его охрана. А рядом еще одна суровая морда. Конечно, моложе, чем мой очкастый, но сразу видно – это его босс. И еще два быка, видно местные.
– Здравствуй, Кирилл, – говорит босс и выразительно на меня смотрит.
Я чего? Я отыгрываю испуг.
– Плохие для тебя новости, – говорит босс. – Беседовал с нашими общими знакомыми. Которые денег взяли, а отдавать не спешат. Так вот, Кирилл, наши общие знакомые даже тебе помочь не хотят. Понимаешь?
Я открываю рот и начинаю голосить:
– Отпустите меня! Что вы со мной делаете? Не надо! Не надо! Папа! Папа, помоги! Папа!
Очкастый удовлетворенно кивает, а гости переглядываются.
– Не проблема! – громко объявляет босс. – Мы тебя обязательно отпустим в ближайшие дни.
Я в ступоре. Этого мы не репетировали. На всякий случай молчу.
– Отпустим, – повторяет босс. – Но по частям. Первую часть отпускаем сегодня.
И кивает Гоше. Тот яростно выхватывает кусачки и поднимает их победно, чтоб зрители видели.
– А-а-а-а-а-а-а!!! – кричу я. – Не надо! Пожалуйста! Родненькие, пожалуйста, миленькие! Все что хотите сделаю! Позвоните папе! Дайте я позвоню папе! Не надо! А-а-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
И дергаюсь, типа вырываюсь. Но не сильно дергаюсь, я ж не дурак, промахнется Гоша – оттяпает мне вею кисть.
Надо отдать должное Гоше – молодец. Сделал все красиво и быстро. Щелк, хрусть – и мизинец на полу, а из руки кровь хлещет. Гости в ужасе, рвутся вон из комнаты, в двери давка. Не ожидали такого. Я, конечно, ору как положено, захлебываюсь до хрипа. Только мне не больно. А проблема у меня другая – чувствую, что палец растет снова. И ничего не могу с этим поделать. Поэтому прячу руку на груди, все равно пиджак уже испорчен.
– Все, – говорит Гоша шепотом, – молодец, братан, хорошо поработал. Давай быстрей перевяжу, как рука?
Ну я поднимаю руку – а там все нормально.
– Обосраться! – говорит Гоша в восхищении и поднимает с пола мизинец. – Выросло заново!
– А ты думал? – говорю.
– Я думал – это свистеж и эта, как ее, компьютерная графика. Научи, как ты это делаешь?
– Витаминов надо больше жрать, а не наркотиков.
– Слушай, братан, – произносит Гоша, задумчиво вертя мизинец, – а пальчики?
– В смысле?
– В смысле – отпечатки? Теперь разные? Я протягиваю руку, и он начинает сравнивать два пальца, сощурив глаза.
– Фиг разглядишь при таком свете, – говорит он наконец. – Но очень похожи. Жаль, если одинаковые. А то полезная была бы способность. Можно хорошие штуки делать.
– Давай-ка отвяжи меня от стула лучше. Гоша начинает меня развязывать, медленно и задумчиво.
– Слушай, – говорит он, – а как же мы будем второму клиенту культю показывать?
– Мизинец отрубленный покажете. А руку перебинтуем.
– А вдруг босс не согласится? – с сомнением говорит Гоша.
– Его проблемы, – пожимаю плечами.
– Тс-с-с, браток. Ты знаешь, кто у нас босс? Счастье твое, что не знаешь.
В это время в коридоре раздаются шаги, и входит улыбающийся очкастый. Я еще не видел его улыбающимся.
– Молодца! – говорит мне и вынимает из кармана пачку денег. – Отлично поработал. Получишь добавку за без “наркоза”. Ты не думай – мы люди честные.
– Я и не думаю.
– И не думай, не думай.
– Не думаю.
– Ты смотри, – хмуро кивает ему Гоша. – У него уже все выросло.
Я поднимаю руку и шевелю мизинцем.
– Дела-а-а-а… – цокает языком очкастый. – Профессионал. И как мы его Климу теперь покажем?
– Перебинтуете руку, – говорю.
– Не, не пойдет, – говорит очкастый. – Клим не лох. Это они лохи полные, а Клим не лох. Поэтому мы тебе и рот заклеивать будем, и воплей не будет. Клим поймет. Почует. Так что придется снова рубить.
– Во-первых, мне уже пора, – говорю, – мне вечером еще диплом писать. У меня месяц до защиты, когда я диплом буду писать? У меня экономическая часть не подсчитана вообще.
– Больной, что ли? – говорит Гоша. – Ты за эти деньги себе три диплома купишь. Вместе с тремя дипломницами!
– Не, я так не работаю. Короче, мне пора.
– Стоп, стоп, стоп, – говорит очкастый. – Пешком, что ли, пойдешь? Погоди, выступишь перед Климом, и мы тебя в город закинем, на работу.
– Никак. Ну, только еще десятка. И пятерка за отсутствие наркоза. Ну ладно, пятерку скину за опт. Десятка – и я работаю.
– Десятка? – говорит задумчиво очкастый. – Ты что ж это думаешь, мы их тут штампуем, что ли? Ты думаешь, нам деньги так легко достаются, да? Ты вообще как, с головой пацан или как?
– Как видишь, – говорю.
– Так вот послушай меня, парень. Я бы тебе, конечно, мог сказать, что дам и десять, и двадцать, и пятьдесят. И ничего не дать. Но мы же честно работаем, да? Мы же тебя не обманываем, да? Поэтому я тебе честно скажу. Как сыну. Сынок! Ни хрена ты сегодня больше не получишь! Потому что и так получил все, что надо. То, се, костюм, наркоз – куча денег. На два пальца уже получил. Поройся в карманах своих оттопыренных. Поэтому отработаешь еще раз. По-честному. Мы честно, и ты честно. Ясно?
– Очень нехорошо получается.
