Текст книги "Лихорадка в квартале Маре"
Автор книги: Лео Мале
Жанр:
Крутой детектив
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
– Не переживай по этому поводу. Привет. Может, я к тебе зайду.
– Буду рад. До свидания.
Я положил трубку.
– Прекрасно. Ну вот, сделано хотя бы одно нужное дело. Можно бы и отдохнуть. Раньше четверга или пятницы я не смогу увидеть этих людей. Ну, что будем делать, моя прелесть? Пойдем в кино или в Шавийонский лес?
– Я предпочла бы кино,– ответила Элен.– Весной в этот лес ходить опасно.
* * *
В тот день вечерние газеты и в первую очередь «Крепюскюль» дали подробные отчеты о Морисе Баду и его кладе.
Хотя определение «подробные» было несколько преувеличено.
Существование бродяги, сделавшего бывший дворец Изабеллы Баварской своим жилищем, по-прежнему замалчивалось. Никто не вспоминал также о Латюи, бежавшем из тюрьмы Фресн и который, по всей видимости, продолжал гулять на свободе.
* * *
Утром следующего дня мне позвонил Флоримон Фару.
– Таким образом, вы можете констатировать,– со смехом сказал я,– что ваш Бюрма не рвет себе жилы, прочесывая улицы города, чтобы устроить вам очередной подвох.
Он тоже хохотнул в ответ:
– Кончайте блажить и отдыхайте на здоровье.
– Чем могу служить?
– Баду не был воришкой, как вы предполагали, и у нас есть доказательства его честности. Я сообщаю это с целью убедить вас на всякий случай. Воображая, что он мошенник, вы способны соорудить очередную, привычную для вас комбинацию
– Ни в коем случае. А откуда у него эти документы?
– Кабироль был одним из тех, кто покупал все что угодно и давал в долг тоже под залог чего угодно…
– Даже под плюшевого медвежонка.
– Да, действительно, на его складе имелось и такое.
– Как подумаешь, что вы транжирите деньги честных налогоплательщиков, чтобы поймать его убийцу… Значит, если я верно понял ваши слова, он эти документы купил?
– Во всяком случае, они находились у него. И поскольку он был знаком с Баду… Молодой человек рано или поздно обратился бы к нему за помощью Зная, что Баду был человеком образованным, хорошо осведомленным об исторических руинах и т. д., мы предполагаем, что Кабироль нанял его для расшифровки документов и определения, как их повыгоднее использовать.
– И Баду сопоставлял эти документы в Национальных Архивах?
– Значит, я был прав, когда думал, что Кабироля и Баду связывали другие отношения, чем заем небольшого количества франков под залог каких-нибудь часов.
– Да, были правы.
– И теперь вы знаете, зачем он приходил к Кабиролю, когда обнаружил труп последнего?
– Более или менее.
– Я вам скажу, зачем. Он приходил докладывать о проделанной работе. А когда увидел Кабироля мертвым, сказал себе, что продолжит поиски на свой страх и риск Но легавым этого открыть не мог, поэтому рассказал, будто приходил что-нибудь заложить. Точно?
– Точно.
Итак, дело закрыто. Ликвидировано, как и сам Баду. Его странное поведение, ложь полицейским, интересы, которые связывали его с Кабиролем,– все прояснилось.
Это было тоже кое-что.
Расчищало поле деятельности.
Глава XI
РОГОНОСЕЦ ДАЕТ ЗАДНИЙ ХОД
В последующие дни царил полный штиль. У меня не оставалось другого выхода, кроме как поджидать дальнейшие события. Слово было за его величеством Случаем. Мне сейчас полагалось дождаться, пока мисс Пирл вернется в Париж в компании с месье Жакье. Это было все. Что же касается остального, то я не Господь Бог.
В газетах за понедельник я ничего интересного не вычитал.
Инстинктивно я искал в отделах происшествий чего-нибудь, касающегося III Парижского округа, и во вторник прочитал в «Крепю» об ограблении предприятия «Марёй, сын и К°» по производству игрушек и предметов для фокусов и шуток. Грабили не подвыпившие гуляки. Ночной визитер охотился за деньгами. Похоже, что «Марёй, сын и К°» оставляли на ночь в магазине солидные пачки наличности. Марёй! Черт побери! Так это же тот парень, что помолвлен с Одеттой!
В последующие часы я решительно дежурил у телефона. Послал подальше двух шалопаев, перепутавших номер Заваттер тоже объявился, правда, довольно смущенно. Он узнал о несчастье, приключившемся с Баду, и выразил свое сожаление. Я ему ответил тем же, не упрекая за дезертирство. И опять потекли часы.
Пополудни в среду в трубке зазвучал возмущенный голос мадам Жакье. Без приветствий и протокола – сразу к делу командным тоном:
– Я хотела бы вас видеть. Как можно скорее.
– Что-нибудь не в порядке? – спросил я.
– Ну, естественно, вы же ничего не знаете.
И после иронического смешка:
– В таких условиях совершенно бесполезно терять время. И мои деньги. Не соблаговолите ли вы вернуть мне чек? Мэтр Диану был прав. Мы вполне можем действовать сами, без помощи детектива.
Вот это меня никак не устраивало.
– Мне пришлось уже поработать по этому делу,– запротестовал я,– думаю, будет лучше, если я приду к вам.
– Тогда поспешите.
* * *
На улице Ториньи дверь мне открыла невзрачная старушка с грустным лицом, спиной, согнутой под тяжестью лет и забот. Без сомнения, мать сошедшего с ума плавильщика. В окружении мадам Жакье чокнутых было предостаточно.
Она тоже стояла тут, мадам Жакье, в полутьме вестибюля, в двух метрах позади своей служанки, прямая, как Правосудие и, по всей видимости, готовая намылить мне шею.
– Следуйте за мной,– сказала она.
Мы вошли в гостиную с буржуазной мебелью и благородным потолком. На этот раз бутылки, приготовленной в мою честь, не было видно. Мадам Жакье не предложила мне сесть. Сама она стала ходить взад-вперед, видимо, в надежде побить рекорд по километражу в закрытом помещении.
– Я схожу с ума,– заявила она.
Что и соответствовало моим впечатлениям, но я оставил это при себе и спросил:
– Одетты здесь нет?
Она завизжала:
– Оставьте Одетту в покое! Да вы что, в конце концов, считаете меня идиоткой?
Я изобразил небольшой отрицательно-вежливый жест.
– Дело касается месье Марёй…– продолжала она.
– А, да! Я узнал, что он ограблен. Вы…
– Мне наплевать на все, что может с ним случиться. Он порвал с моей дочерью.
– Порвал?
– Вас это удивляет?
– То есть…
– Я сумасшедшая идиотка. Мне повторяли это тысячу раз. Но и у меня бывают минуты просветления. Клюнула на ваши красивые слова. Вы показались мне симпатичным. Видите, как иногда можно ошибиться.
И тут ее прорвало яростно-обличительной речью.
Я полностью получил по заслугам. Я был виноват во всем. Потому что состоял в любовной связи с Одеттой, ведь не посмею же я это отрицать, а? Марёй застал нас вместе, и вот этого он не смог перенести…
– …И моя чаша терпения тоже переполнена! – гремела мадам Жакье.
– И моя тоже! – заорал я, переходя на тот же диапазон.
И пользуясь тем, что она заткнулась, добавил:
– Послушайте, я ничего не стану вам говорить, но у меня есть алиби, которое можно проверить…
– О! Избавьте меня от вашего жаргона…
– Нет, он подходит к данной ситуации. Есть способ доказать мою невиновность. Устройте мне очную ставку с месье Марёй.
– Похоже, вы очень уверены в себе,– сказала она после короткой паузы, во время которой она, видимо, размышляла, при условии, что была на это способна.
– У меня на то есть основания.
– Я не могу решиться на такой шаг. Это слишком неприятно. После того, что произошло… А потом какая разница, кто виноват – вы или кто другой. Самая большая вина лежит на моей дочери. Наверное, я не должна была давать ей такую большую свободу…
– В конечном итоге единственная и настоящая виновница – это вы. Но сейчас стоны ничем не помогут. Как вы сами сказали, этот или тот, Марёй не изменит своего решения. Но в моих интересах заручиться вашим доверием. Вы поручили мне одно дело, и я хочу его закончить. Не из любви к этой работе, а потому, что мне нужны деньги и я не хочу возвращать вам чек.
– Это так неприятно,– повторила она.
– И для меня это тоже не удовольствие,– сказал я.– Итак?
Без часов в руке я установил, что молчание длилось ровно пять минут. Пять минут – это долго.
– Пошли,– выдохнула наконец мадам Жакье,– но все это страшно неприятно.
* * *
Кроме этих слов, они ничего не могли сказать.
– Это страшно неприятно,– заявил месье Марёй, которого продажа шуточных товаров не научила большому юмору.
Это был красивый молодой мужчина, напыщенный и холодный – ни дать ни взять сотрудник похоронного бюро. Он в точности соответствовал тому образу, который я создал себе для автора модели пингвина с широким диапазоном применения. (Изготовление антарктического ластоногого, несомненно, прекратится ввиду разрыва между двумя семьями, что представляет положительный фактор в этой истории.) Месье Жан Марёй занимал тесную, темную и строгую контору в глубине одного двора по улице Пасту-рель. Чтобы попасть в нее, приходилось пройти через несколько складов, набитых картонными коробками и разноцветными предметами из бумаги.
– Я сам не понимаю, почему я принимаю вас, мадам. Вы же понимаете, что невозможно… Это страшно неприятно…
Он посмотрел на меня.
– Кто этот месье?
Мадам Жакье полностью растерялась.
– Вы… Вы его не знаете?
– Не имею чести.
– Это не…
Месье Жан Марёй улыбнулся. Это была улыбка несколько грустная, но в первую очередь высокомерная и презрительная. Но тут его грубость вырвалась наружу:
– Ах, так! Значит, их много! (Он ухмыльнулся.) Ну и легко же я отделался! Нет, мадам. Не знаю, что означает эта дурацкая комедия, но это не тот месье, которого я застал в… галантной беседе с мадемуазель, вашей дочерью. Этот месье не из шпаны…
Может быть, он хотел мне польстить. А может, оскорбить. Я так и не смог составить себе об этом определенного мнения.
Мадам Жакье задохнулась от возмущения.
– Из шпаны! Знайте, месье…
Какая ей в конце концов была разница – похож или не похож на шпану тот парень, который спит с ее дочкой?
Месье Жан Марёй вздохнул:
– Все эти хахали…
Словарный запас господина вполне соответствовал его внешнему виду.
– …всегда выглядят шпаной. Во всяком случае, в глазах тех, кто находится по другую сторону баррикады.
Он вертел в руках парижское изделие, которое валялось на столе. Голая танцовщица – точная копия рукоятки ножа для разрезания бумаг, которым убили Кабироля, но эта была из меди.
– …И вообще я так привык повсюду видеть шпану, что начал себя спрашивать: а существуют ли на свете другие люди?
Я прервал эту болтовню:
– Могу ли я вставить пару слов, месье?
– Прошу вас, месье… месье…
– Бюрма. Нестор Бюрма, частный детектив.
Он подскочил на своем стуле.
– Детектив? Ах так, понятно…
На губах преждевременного рогоносца расцвела улыбка. Он повернулся к мадам Жакье.
– Надеюсь, дорогая мадам, что у вас нет намерения преследовать меня при помощи частного детектива по поводу разрыва помолвки. Я…
– Ничего подобного не предвидится,– прервал я его,– все разорвано, и мне на это наплевать. Но мадам Жакье вообразила, что все произошло из-за меня…
– Нет, не из-за вас.
– Прекрасно. Это все. Или почти… Вы допустили непочтительную реплику, которую я хотел бы опровергнуть. Понимаю, что вы были в гневе, а я сам не понимаю, почему защищаю мадемуазель Ларшо, но уж такой я человек. У мадемуазель Ларшо нет целой кучи любовников. Ей хватает одного.
– Вполне,– проскрипел он,– извиняюсь за это невежливое замечание. Но вы понимаете, что все это…
– …страшно неприятно, да?
– Итак, если у нас больше нечего друг другу сказать…
И он проводил нас до дверей конторы, холодный, как родина его липовых пингвинов.
– Вот так,– сказал я мадам Жакье, когда мы вышли на улицу Пастурель,– надеюсь, убедились?
– Да,– ответила она и простонала: – ну и шлюха, ну и шлюха!
– Мне надо ее увидеть. И умоляю вас, не повторяйте, что это страшно неприятно.
* * *
Теперь можно было покончить с приличиями, не так ли? Она приняла меня в своей комнате, в постели, в отсутствие своей матери, которая пошла нюхать соли. Ей это было совершенно необходимо. Голова Одетты лежала на подушке, по которой рассыпалась ее спутанная белокурая шевелюра. Небольшая помятость лица придавала ему некую патетическую красоту. Окруженные синяками глаза лихорадочно блестели. На ней была прозрачная ночная рубашка, ничуть не скрывавшая красоты ее округлых грудей. Обычно такая стыдливая (кроме того момента, когда ее застукал потенциальный муж в неприличной позе), сейчас Одетта не сделала ничего, чтобы убрать из моего поля зрения эти привлекательные подробности.
– Ну вы даете,– сказал я.
– Я больна,– вздохнула она.
– Вижу. Ваша мать чуть не выцарапала мне глаза. Она вообразила…
Я рассказал ей, что вообразила ее мать, но в ответ услышал только нейтральное и безразличное «Ах!». Мысли Одетты, казалось, блуждали где-то очень далеко. Она пошевелилась на постели и легла немного повыше.
– Я идиотка,– сказала она,– потеряла голову. А так дорожила этой свадьбой, что готова была на все на свете…,
– Что-то не похоже.
– Вы не понимаете… Вы не можете понять… Он пригрозил выдать все…
– Что выдать?
– Нашу старую связь.
– Кто?
– тан.
– Марёй?
– Нет. Он тоже называется Жан.
– Очень практично,– усмехнулся я,– если любовник и муж носят одно и то же имя. Можно без боязни отдаваться своим чувствам.
– Не будьте таким жестоким… Господи!
Она зарыдала. Я дал ей волю поплакать. Мне это не вредило, а ей шло на пользу.
– Я напрасно вас утомляю,– сказал я, когда она успокоилась.– Ладно, я пошел. Отдыхайте и попытайтесь ни о чем не думать.
Я протянул ей руку. Она взяла ее своими тонкими пальцами и не отпускала.
– Но я так хотела, чтобы вы меня поняли,– сказала она, поднимая на меня свои прекрасные влажные глаза с зеленоватыми отблесками.
– Здесь понимать-то нечего.
– Я не шлюха.
– А я ничего не имею против шлюх.
– Но я не из них… Послушайте меня… Прошу вас…
Она все не отпускала мою руку и легонько терлась о нее щекой. Облако духов достигло моих ноздрей.
– Вам нечего мне сказать,– прошептал я.
– Нет, есть,– настаивала она,– я хочу, чтобы вы поняли… Я не могла ему не уступить… еще раз… он сохранил некоторые мои письма, самые значительные… и хотел отдать их Жану… Жану Марёй. Повторяю вам, я так дорожила этой свадьбой…, что была готова на все, лишь бы устранить все препятствия… он принудил меня купить у него эти письма, а потом… захотел… тут же…
– Получить премию?
– Давайте презирайте меня. Ничего другого я не заслужила.
Она наконец оставила мою руку и зарылась лицом в подушку. Молча я глядел на формы ее тела под одеялом. Потом на комнату – чистую и симпатичную, полную ароматов и шелка. Это произошло здесь или в другом месте? В другом месте фабрикант бутафории не застал бы их. Мадам Жакье, наверное, отсутствовала. Что касается старой служанки, так та не в счет.
– Я не шлюха,– повторила Одетта.
Она завертелась в постели и села.
– Мне надо уходить,– сказал я,– это неважно…
Я улыбнулся.
– Если бы я знал, что вы так чувствительны к шантажу… Ну, ладно. До свидания.
– До свидания.
Она подняла руку, чтобы отвести белокурую прядь волос, упавшую на щеку, и при этом движении одна грудь, как розовое пламя, выскользнула из складок шелковой рубашки. Я почувствовал, как у меня пересохло в горле и участился пульс. Огромное желание вдруг нахлынуло на меня перед этой девушкой, которая отдавалась с таким спокойным бесстыдством. Я…
Нет. Я не мог.
И я вышел, унося с собой воспоминание о ее аромате.
Глава XII
ПЯТНИЦА 14-го
Газеты уже не уделяли много места Самюэлю Кабиролю (расследование продолжалось), совсем забыли о Баду и Латюи-«Шошотт» – убийце, сбежавшем из тюрьмы, но уделили почетное место арестованной накануне банде жуликов высокого класса.
«Наконец-то обезврежена банда похитителей драгоценностей, действовавшая до сих пор с исключительной наглостью и пользовавшаяся скандальной безнаказанностью».
Газеты спешили добавить, что деятельность банды не бросала тень на эффективность и добросовестность полиции, которая делала все, что могла, а преступники не были обезврежены раньше лишь потому, что имели мощную и серьезную организацию. Однако даже лучшие организации подвержены износу, что и случилось с бандой Друйе по кличке Ритон Роанне. В прошлом они сбывали свою добычу без всяких накладок. Никогда и нигде похищенные драгоценности, описание которых распространялось в соответствующих кругах, не пускали в продажу. Можно было подумать, что бандиты просто-напросто хранили их у себя. Но на этот раз они были менее удачливы. Браслет тончайшей работы из золота и платины, похищенный у американки мисс Томпсон, находившейся проездом в Париже, был предложен одному ювелиру. Это привело к задержанию Дараньо по кличке Жожо-Музыка, а затем Феликса Бюффара и Анри Друйе.
Один ре-портер из газеты «Крепюскюль» (это не был Марк Кове) рассказал о забавном эпизоде, связанном с этим делом. Забавным эпизод показался репортеру, но не тому, о ком шла речь. Жозефина Б., барменша одного из музыкальных кафе, которое посещал Ритон со своими дружками, чуть ли не поздравляла себя с тем, что Жожо-Музыка сел в тюрьму. «По крайней мере там он не будет крутить по пятьдесят раз один и тот же диск!» – говорила она всем, кто хотел ее слушать. За эти речи дружки меломана подставили ей великолепный фингал под глазом.
Что же касается меня, то я усмотрел во всем этом одну истину: смерть Кабироля кое-кому вышла боком. Если это было не так, то, значит, я не умею читать газеты. А если умею…
Кабироль был непревзойденным скупщиком краденого, у него имелись свои маленькие секреты по части сбыта этого товара тихо и без накладок. Едва Кабироль исчез, как воры, с которыми он обделывал делишки, дали себя поймать, как скворцы. Жожо-Музыка и был тем взволнованным типом, который звонил Кабиролю. В тот день он со своей компанией имел товар, чтобы сбыть Кабиролю, возможно, как раз браслет мамаши Томпсон. Очевидно, у них была назначена встреча где-нибудь в другом месте, а не в доме на улице Франк-Буржуа, и любитель «Вальса Гордых» удивился, не встретив там старого ростовщика.
Позже другие события, более детальное изучение этих газетных статей ценой двух-трех мигреней помогут мне узнать больше. А на данный момент я уже мог поставить Жожо-Музыку на его настоящее место во всей этой заварухе. Это было кое-что, но особого значения не имело.
* * *
Наступил момент, когда я должен был, а также имел возможность заняться мадам Жакье. То есть ее супругом. Дабы убедиться, что она о нем еще не забыла, я позвонил ей в пятницу утром. Персона, которая на улице Ториньи сняла трубку и сказала «Алло!», была Одетта.
– Привет вам, говорит Бюрма.
– О! Здравствуйте.
– В постели или на ногах?
– На ногах.
– Значит, уже лучше?
– Да. Я была дурой в тот день.
– Вы все время повторяете это, и моя вежливость обязывает меня каждый раз вас опровергать. Но когда-нибудь мне надоест. Ваша мать здесь? Я хочу с ней поговорить.
– Да. Передаю трубку.
– Алло,– отозвалась мадам Жакье добрую минуту спустя.
Возможно, она боялась, как бы я ее не укусил.
– Сегодня великий день,– сказал я,– в скором времени встречусь с мисс Пирл. Позвонить вам, если узнаю что-нибудь?
– Да, пожалуйста. Я не выйду из дома. Могу я предупредить мэтра Диану?
– Если хотите.
* * *
Я уже звонил в «Арену», караван-сарай для путешественников, указанный мне Мишелем Селдоу, и там мне любезно дали все необходимые сведения. Да, мисс Пирл, месье Марио и месье Гюстав будут проживать в этой гостинице в течение всего времени их ангажемента в соседнем цирке. Их номера зарезервированы заранее. В разговоре никакого намека на кого-либо, похожего на месье Жакье, но это ничего не значило. Сообщили также, что вышеупомянутые лица прибудут не раньше одиннадцати часов утра в пятницу 14 апреля.
В одиннадцать пятнадцать я был у мисс Пирл. Она выглядела так же хорошо, как и на фотографии, выданной мне Спящим Дежурным. Крупная красавица нордического типа, гибкая, как кошка. Задумчивые прозрачно-голубые глаза на прелестном с правильными чертами лице. Белокурые волосы агрессивно платинного оттенка, перевязанные лентой, очевидно, прекрасно выглядели при свете прожекторов. Что касается декольте, то здесь произошли изменения. Она куталась в домашний халат со своей монограммой, из-под которого не выглядывало и сантиметра кожи. Зато под халатом, очевидно, ничего не было, кроме трусиков, и то это следовало еще доказать. Надо признать, что если бы мне довелось выбирать между мамашей Жакье и нею, я бы долго не колебался. Но сюда я пришел не с целью оправдывать легкомысленного мужа.
Мисс Пирл занимала просторный и комфортабельный номер. Посреди комнаты стояли два больших чемодана, половина содержимого одного из них валялась на полу. Мисс Пирл занимала этот номер не одна. С ней находился здоровенный детина метра восьмидесяти ростом, без ботинок. Это был не Жакье. Волосы ежиком, квадратный подбородок и черты лица, словно вырубленные топором. На нем тоже надет халат, но более скромный, типа боксерского, с именем владельца на спине: Марио. Я увидел это в зеркале шкафа, перед которым тот стоял.
– Извините за беспорядок,– сказала мисс Пирл после короткого обмена приветствиями. (Этот беспорядок усугублялся тем, что она пыталась кое-что прибрать.) – Мы только что приехали после нескольких дней отдыха в Фонтенбло. Там очень мило.
Фройлен Ингеборг скорее, чем мисс Пирл. Она говорила с явным германским акцентом. Но «Мисс Пирл», вероятно, звучало лучше.
– Очень мило,– подтвердил я.
– Садитесь, пожалуйста.
Подавая пример, она сама села на разобранную кровать, быстро запахнув полу халата, из-под которого на секунду мелькнула часть ноги. Марио с любезной улыбкой пододвинул мне стул. Я сел.
– Что вы хотите узнать? – спросила акробатка.
– Я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Слушаю вас.
Я повернулся к крепышу.
– Я хотел бы поговорить с мисс Пирл.
– Валяйте, старина,– тепло и дружелюбно подбодрил он меня,– я привык к идиотским вопросам, которые журналисты задают моей жене.
– В этом вы правы. Для того, чтобы меня пустили наверх, я рассказал внизу, что я журналист, но это неправда.
Он нахмурил брови.
– Тогда кто же вы такой?
Я показал ему свой патент.
– Частный детектив. Вы уже пожили на свете и много чего знаете, эта бумажка с печатью большого впечатления на вас не произведет. Я это знаю. Можете выкинуть меня отсюда, у меня нет возможности вам помешать. Я один, а вы стоите двух таких, как я. Но я говорю с вами как мужчина с мужчиной без всякой лишней трепотни. Всем будет лучше, если вы дадите мне поговорить с мисс Пирл наедине.
Он захохотал, широко раскрывая рот, в котором блестели прекрасные здоровые зубы. Но его темные глаза стали жесткими и смотрели на меня в упор.
– Вы сказали, без трепотни, а я, черт побери, не понимаю, что же вы тогда здесь делаете?
– Если в один прекрасный день я захочу с вами потрепаться, вы увидите разницу. В этом деле я большой мастак.
– Все это журналистские выкрутасы. Кстати, вы все-таки не из них?
Я засмеялся, в свою очередь.
– Конечно. А теперь могу я поговорить с мисс Пирл?
– Один на один?
– Желательно.
Он прислонился к шкафу и сунул руку в карман халата. Послышался шелест бумажек и звон монет.
– Нет, дорогой.
– Я буду говорить о вещах, которые вам удовольствия не доставят.
– Ничего страшного.
Я повернулся к его жене.
– Я всегда стараюсь делать мою работу как можно корректнее. Сглаживаю углы и все такое прочее. Если в вашей семье запахнет жареным, это будет его вина.
Она смотрела на меня пристально и с любопытством. Я забыл, что она не француженка и, возможно, мой жаргон был ей вообще непонятен. Но не заниматься же мне переводом.
– Так вот,– продолжил я,– дело касается Жакье. Поля Жакье.
– Да, да,– еле слышно прошептала мисс Пирл.
– Жакье… Гм…– промычал Марио.
Чтобы избежать ошибки, я вынул фотографию и показал ее женщине.
– Да, да,– повторила она.
Я хотел дать фото Марио.
– Уберите от меня эту рожу,– гаркнул он с гневным жестом,– я достаточно на нее насмотрелся.
– Видите? Я оказался прав. Я же вас предупредил, что буду говорить о вещах, которые вам удовольствия не доставят.
Марио проворчал:
– Да, вы были правы, что дальше?
– Он крутился вокруг мисс Пирл в ноябре прошлого года, не правда ли? Извините меня, я делаю свою работу.
– А в чем заключается ваша работа? Мы не обязаны давать отчет. Наши постельные дела касаются только нас самих…
Он пожал своими мускулистыми плечами.
– Извините меня, в свою очередь. Я сорвался зря. Все это уже в прошлом.
– Мне поручено найти Жакье.
– Очень сожалею, старина, но у меня при себе его нет.
И он похлопал себя по карманам, где мелочь гремела, как металлолом.
– Вроде он уехал вместе с вами… Может быть… гм…
– Да, да, понимаю,– хохотнул он.– Нет, не со мной, конечно. Только этого еще не хватало!
Он посерьезнел.
– Он действительно поехал за нами, но по пути мы его потеряли.
– Где? Он нужен своей жене.
– Ей надо было получше за ним присматривать.
– Возможно. Но дело не в этом. Он не вернулся вместе с вами?
– А больше вам ничего не надо? Он путался у меня под ногами больше месяца. Думаю, этого достаточно, а? Когда до меня дошло, чем он занимается, я быстро дал ему пинка.
– И где это произошло?
– В Лондоне… Послушайте, старина, я пойду вам навстречу, сделайте то же и вы. Этот разговор никакого удовольствия мне не доставляет. Я выдам вам всю информацию, а вы не морочьте больше мне голову этой историей. Ей это тоже не очень приятно.
И он показал на акробатку, которая явно была не в себе.
– Приношу свои извинения,– сказал я.
– Ладно,– сказал Марио,– все понятно, вы зарабатываете себе на хлеб… Теперь о Жакье. Он сначала следовал за нами в Лондон, потом в Брюссель, потом опять в Лондон. И там у меня возникли сомнения. Как видите, мне понадобилось для этого порядочно времени. Но так или иначе, с этим было покончено. Вот так, старина. Я не знаю, остался ли он в Лондоне или еще где.
– А где он там жил?
– Не знаю.
Я пристально посмотрел в голубые глаза немки.
– Хм… вы его где-нибудь встречали?
Прежде чем она успела открыть рот, Марио разразился смехом.
– У Риты Браун, в Сохо. В один прекрасный день я псшел следом за мадам… Рита Браун, дом для встреч, № 75 Лоуренс Форд Стрит, Сохо. Будь оно проклято! Этот адрес я долго буду помнить.
– Очень хорошо,– сказал я,– запишу на всякий случай.
Затем я встал.
– Еще раз приношу мои искренние извинения. До свидания, месье. Без обиды?
– Без обиды.
Он протянул мне мощную массивную руку, в которой моя исчезла полностью. Я улыбнулся.
– Итак, вы оставили его в Лондоне?
– Вот именно, в Лондоне.
– А вы уверены, что не на дне Темзы?
– Ну вы даете!
Он разразился гомерическим хохотом, который вдруг оборвался.
Он сообразил что к чему.
– Нет, не в Темзе. В этом я уверен.
– Тем лучше. До свидания.
– Привет.
– Мое почтение, мисс Пирл. Я очень огорчен…
– Ничего страшного. Не извиняйтесь.
Ее немецкий акцент стал еще более явным. Беспокойный блеск в глазах. Она пожала мне руку, и я почувствовал на своей ладони какую-то бумажку.
Будучи далеко от «Арены» и от супругов, я разглядел, что это такое: билет для почетных гостей на цирковое представление.
У мисс Пирл было что мне сказать, и она пригласила меня в цирк. Возможно, там у нее будет свободная минутка, когда она сможет со мной поговорить в отсутствие партнера.
* * *
Цирк был битком набит веселыми, шумными, добродушно настроенными зрителями. Элен, которую я пригласил с собой, веселилась, как малое дитя, предвкушая приятное времяпрепровождение, как истая парижанка. Мы заняли кресла в первом ряду напротив красного занавеса на выходе артистов, по бокам которого стояли служители в безупречной голубой униформе с золотыми галунами.
Судя по программе, которая была у меня в руках, выступление мисс Пирл было назначено примерно на середину второго отделения, после великолепного иллюзиониста Мишеля Селдоу. Немного позже, за номером жонглеров, выступал Марио с другим партнером. Без сомнения, это будет момент, когда мне придется подсуетиться и встретиться с мисс Пирл за кулисами. До этого момента мне не о чем было беспокоиться, и я мог полностью насладиться прелестями спектакля.
Который и начался.
Зажглись прожекторы, направленные на оркестр, и пятнадцать музыкантов в ярких костюмах пустили в ход свои инструменты. Неповторимая оглушающая цирковая музыка заполнила все огромное пространство под куполом, и клоуны с шумом принялись развлекать зрителей.
Первый антракт наступил очень быстро, и мы пошли за кулисы в поисках уборной моего друга иллюзиониста. Один служащий показал нам ее.
– Мое почтение, старик,– сказал Селдоу, увидев меня.– Спасибо, что пришел на представление. Будет хотя бы один зритель, который оценит мою работенку. Да, знаешь, ты уже можешь его сажать.
– Кого?
– Марио.
– Вопрос так не стоит.
– Тем лучше для него, но дело в том, что он отдал мне долг, так что…
– А!
– Да, вероятно, он сэкономил деньги во время турне. Дай Бог, чтобы это продолжалось и дальше.
– Ты знаешь, где находится уборная мисс Пирл?
– Пирл и Марио имеют одну на двоих. Только у Гюстава, другого партнера,– отдельная.
– А где находится эта уборная?
Он мне сказал, и я пошел на разведку, но слишком близко не подошел. Когда я вышел в фойе, звонок уже призывал нас вернуться на свои места. Оркестр играл прелюдию, и мы уселись в кресла.
Когда настал момент для моего друга появиться на арене, он был встречен бурными аплодисментами, но чувствовалось, что все с нетерпением ждут следующего номера. И вот продолжительное «А-а-а-а!» вырвалось из груди всех присутствующих. Под звуки тихой и нежной музыки по ковру шла мисс Пирл со своими партнерами. Высоко под куполом покачивались трапеции. Трио раскланялось с публикой на все четыре стороны. Марио и Гюстав – примерно одного телосложения, было видно, как под кожей играют их мускулы. Мисс Пирл с подобранной назад золотистой шевелюрой, в тесно облегающем трико, меняющем цвет под лучами прожекторов, встретил восхищенный шепот. Ее воздушные поцелуи, адресованные публике, вызвали аплодисменты. Она действительно была красавицей, существом высшей расы. Ничего не скажешь, у Жакье есть вкус.
Под звуки музыки акробаты гибкими движениями поднялись на платформу, с которой им предстояло взять старт, и фантастический воздушный балет начался. Сейчас музыка была едва слышна. В воздухе звучал навязчивый речитатив. Две тысячи зрителей с открытыми ртами, запрокинутыми головами, затаив дыхание, следили за маневрами акробатов, которые бросались в пустоту, подхватывали друг друга, летали по перекрещивающимся траекториям. Оркестр перестал играть, слышался только рокот барабана. Вдруг замолк и он. Весь цирк вскочил на ноги, крик ужаса взлетел к куполу. Элен прижалась ко мне, обвила руками мою шею и с рыданиями уткнулась лицом в мое плечо. Один сантиметр, а может быть, и меньше. Но даже один ничтожный сантиметр много значит в жизни акробата, работающего на трапеции. Марио не хватило одного сантиметра, чтобы поймать мисс Пирл, когда она бросилась к нему, и сейчас она лежала в центре арены, как сломанная кукла на одном из ковров, которые привыкли принимать подобные жертвы, в эту минуту он впитывал в себя кровь дочери Германии.