Текст книги "Лихорадка в квартале Маре"

Автор книги: Лео Мале

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава IV
СЛЕД, ВЗЯТЫЙ ПОЛИЦИЕЙ

В десять часов утра следующего дня я вошел в дверь бюро Агентства Фиат Люкс, Нестор Бюрма, директор. Элен Шателен, красивая и цветущая, несмотря на то, что я задолжал ей зарплату за два месяца, с преданностью, достойной более приличной фирмы, терпеливо ждала возможного клиента. Эти клиенты просто не знают, что теряют, держа нас в таком черном теле.

– Ничего нового?– спросил я по привычке после обычных приветствий.

– Ничего,– ответила Элен,– а как ваша простуда?

– Ложная тревога… Кстати, о простуде, я тут выставил Гроссэ, эскулапа, надо было… Хотите десять тысяч франков?

– Охотно… начали какое-нибудь дело?

– Откуда вы взяли?

– Заваттер.

– Пробный шар. Может ничего не дать.

– Связано с убийством этого Кабироля?

– Весьма отдаленно.

Больше она объяснений не потребовала, и мы стали болтать на разные темы, кроме папаши Самюэля, на которого постепенно всем стало наплевать. Из десяти газет, прочитанных мною за завтраком, только три продолжали информировать своих читателей о внезапной и горестной кончине ростовщика, не давая при этом никаких новых сведений. Репортерская братия разводила водичкой вчерашние новости. Было похоже, что расследование с самого начала зашло в тупик, но я подозревал, что Фару со своей кликой знали больше, чем говорили. Определенные особенности не могли укрыться от глаз, привыкших все замечать. Если это было не так, то пришлось бы засомневаться в целесообразности расходных статей бюджета на полицию.

Мне не пришлось долго мучиться с этим вопросом.

Когда примерно к одиннадцати часам наша беседа стала затухать, появился человек, решивший помочь нам в этом деле,– Флоримон Фару собственной персоной, со своими пышными усами, большими и деланно суровыми глазами, мятой шляпой, шоколадный цвет которой плохо гармонировал с цветом плаща.

Он был один и казался в хорошем настроении, что мне весьма понравилось.

– Привет, детки,– сказал комиссар.

Он снял свою шляпу, пожимая руку Элен, но водрузил ее обратно на череп, когда стал пожимать мою.

– У вас тут что, военный совет?

– Для этого я слишком миролюбив,– ответил я,– мы просто ждем, когда объявится клиент,

– Чтоб его облапошить?

Я пожал плечами:

– Считаете себя хитрым?

– А вы? – усмехнулся он.

– Не больше, чем любой другой.

Он поискал глазами стул. Элен подвинула ему один, и он уселся.

– Вы хорошо сделали, что позвонили мне вчера. Это избавило меня от одного сюрприза…

Он сделал паузу по всем правилам театрального драматического искусства и выдал:

– Мы нашли следы вашего присутствия у Кабироля.

Элен подавила движение, которое не ускользнуло от комиссара, но он никак не откомментировал этот факт.

– Значит, он держал свою бухгалтерию более или менее в порядке? – спросил я, набивая трубку.

– Нет.

– Нет? Значит, он записывал имена своих должников на стенке? Что касается моего…

– Мне кажется, что я выражаюсь грамотно по-французски. Кто вам говорил об именах, Бюрма? Речь идет об одном отпечатке…

Он глядел на меня с улыбкой, наслаждаясь моим замешательством. Последующая тишина была нарушена зажженной мною спичкой.

– Очень хорошо,– вздохнул я, пустив немного дыма в потолок,– сейчас я все вам скажу.

– Пожалуйста, не надо,– добродушно запротестовал он.– Жизнь слишком коротка. Ограничьтесь ответами на мои вопросы.

– Валяйте.

– Вы недавно посетили этого ростовщика?

– Да.

– Когда?

– Позавчера.

– В день убийства?

– Да.

– В котором часу?

– Сразу после полудня.

– Он был уже мертв?

– Нет. Я бы вас известил. Убегать от жмурика – это приносит дурную славу, если общественность узнает об этом.

– Очень дурную, действительно.

– Я не пошел бы на этот риск.

– Уже пошли.

– Если бы труп был связан с делом, которым бы я занимался, то возможно. Но это не тот случай.

– Зачем же вы тогда пошли к Кабиролю?

– По его специальности. Я был на мели.

– Ах так?

– Надеюсь, вы хотя бы в этом мне поверите?

Он рассмеялся, потом сказал:

– Продолжайте.

– Это все.

– У вас есть расписка?

– Какая расписка?

– Нельзя сказать, что он вел настоящую бухгалтерию, но, с другой стороны, ведь должен был выдавать расписку в получении тех вещей, которые он соглашался взять под залог, не правда ли? Вы ему что-то принесли, это ясно…

– Побрякушки моей покойной тетки. Но мы с ним не пришли к соглашению. Он предложил совершенно смехотворную сумму, и было разумнее выставить кого-нибудь на пару купюр. Что я, впрочем, и сделал.

– Могу я спросить, кого?

– Нет. Вы пойдете морочить голову этому типу, а в следующий раз, когда я попрошу у него помощи, он пошлет меня куда подальше.

– Бог с ним,– сказал Фару, сделав широкий жест рукой, который чуть не лишил Элен одного глаза.– Это не имеет значения.

– И, соответственно, все то, что этому предшествовало. У вас странная манера вести дела, Флоримон. Вы ничего не проверяете, а если уж проверяете, то все.

Он не обиделся:

– Я веду мои дела так, как считаю нужным, и проверяю то, что должен проверить. На этом ставим точку. Я уже отчаялся отучить вас от ваших дурных привычек. Черт побери! Вместо того, чтобы честно признаться мне, что вы там были…

– Послушайте, старина, возможно, что я действовал как полный недотепа. Очевидно, это от недостатка денег. Когда у вас нет финансовых возможностей, то и остальные отпадают сами собой. Поставьте себя на мое место. Я иду к этому ростовщику, торгуюсь с ним хороших четверть часа, потом узнаю, что его пришили. Поскольку я уже имел с ним дела – это правда, я вам не наврал по телефону,– мое имя должно фигурировать в его регистрах. Тут я подумал: «Фару задаст себе вопрос, почему я держал рот закрытым, когда узнал о смерти этого человека». Я не думал об отпечатках пальцев, которые мог оставить, а думал о тех следах, которые могли остаться в книгах. В этом случае не надо создавать впечатления, что уклоняешься от ответственности… но, поскольку я не хотел, чтобы вы воображали себе Бог знает что, то замолчал факт моего присутствия там в тот трагический день.

– Да, да. Хотя все эти ваши фокусы и предосторожности могут в один прекрасный день сыграть с вами плохую шутку. Если бы я не знал, что вы не являетесь убийцей…

– Ах так, потому что я не убийца?

– Не заводитесь.

– Кто знает?

– Если бы я пришел с плохими намерениями, то был бы не один. Я хотел дать вам урок, пугнуть немного…

– Гм… ну хорошо, спасибо, что сняли с меня этот груз. Так кто же убийца?

Он не ответил прямо:

– Один тип, который тоже оставил отпечатки пальцев. Не на оружии. Рукоятку кинжала он протер, но отпечатки оставил там, где, по его мнению, их быть не могло. Один из наших старых клиентов. Ваше счастье, Бюрма. Может быть, я идиот, но из детектива-тарана и уголовника-рецидивиста я все-таки предпочитаю детектива.

– Ах| Так вот что значит «очень интересные отпечатки»…

– Да. Этот Кабироль был не только взаимодателем под залог, но еще и скупщиком ворованного добра, а такие типы обычно служат также камерой хранения для нескольких бандитов. Очень опасные связи. Некоторые из этих преступников в определенных условиях испытывают острую нужду в деньгах.

– Увы, не только преступники. Вы поймали этого бродягу? Я ничего не видел в газетах.

– А там еще нечего видеть. У типа, о котором идет речь, длинные ноги. А сейчас не пойти ли нам позавтракать? Тогда никто уже не скажет, что я имею на вас зуб. Я угощаю.

Продолжительным зевком я замаскировал свое удовлетворение этим поворотом дела, которое могло закончиться куда хуже.

– Очень мило с вашей стороны… Значит, у этого типа Длинные ноги?

– Да. Куда мы пойдем? Вам известен подходящий ресторан в этих краях?

Он не хотел говорить ничего больше. Как ему будет угодно. Это меня уже не волновало. И если он думал поймать меня в ловушку, ждет, что я себя выдам, проявив излишнее любопытство, то ему придется расстаться с этой мечтой.

– В двух шагах отсюда.

Мы отправились все втроем. Завтрак прошел гладко. Во время десерта в зал зашел газетчик и стал переходить от столика к столику, предлагая свой товар. Я купил «Крепю», «Ле Суар», «Франс-Суар» и «Пари-Пресс». О Кабироле не говорилось ничего иного, кроме сказанного в утренних и вчерашних выпусках. Нигде не намекалось на последние подозрения полиции, касающиеся человека с «интересными отпечатками».

– Вы жмете на педали весьма осторожно,– констатировал я.

– Педаль – это как раз то слово,– усмехнулся легавый.

– Почему?

– Да просто так.

– А?…

Я пролистал «Крепю» в поисках материала, которого не нашел, зато натолкнулся на другой, которого не искал: рассказ о крупномасштабной облаве прошлой ночью в увеселительных местах, где «певицы» в большинстве своем оказались переодетыми в баб мужиками.

Все это соответствовало вышеприведенному диалогу и расширило мои горизонты.

– Фару, вы знаете Кювье?

– Кто такой?

– Один тип, именем которого названа целая улица в Пятом Парижском районе. Он удостоился такой чести лишь за то, что был ученым, пюццлеонто…

– Палеонтологом,– поправила Элен.

– Что касается Кювье, то это все равно, что так, что эдак. Дело в том, мой дорогой Фару, что Кювье по одному лишь осколку кости ископаемого животного мог описать целый скелет любой доисторической скотины за то время, пока вы два раза болтнули ложечкой в чашке кофе.

– Ну, и дальше?

– Так вот, я тип вроде Кювье.

– Вы, как всегда, скромны. Хорошо…

Он посмотрел на свои часы.

– Нет времени слушать вашу клоунаду. Пора вернуться в контору.

Он позвал официанта, чтобы заплатить по счету.

– Вы полагаете, ваша команда взяла Шошотту?– тихонько спросил я.

Комиссар перестал считать свои деньги.

– Что-что? – чуть не подавился он.

Я улыбнулся:

– Кювье… Длинные ноги, сексуальное меньшинство, облава в кабаре определенного сорта, внезапное молчание о беглеце из тюрьмы Фреси, который все еще в бегах, а ему, возможно, нужны деньги, даже наверняка, речь идет о беглеце – короче, я говорю о Латрюи[1]1
  Латрюи – свиноматка.


[Закрыть] или Латюиль[2]2
  Латюль – черепица – символ несчастного случая.


[Закрыть], по кличке Шошотт[3]3
  Шошотт – слово женского рода.


[Закрыть].

– Латюи.

– Я не знал точно фамилию. Итак, это правда?

– Да, но держите эту блестящую игру ума при себе, Бюрма. Если я найду хоть малейший намек, вышедший из-под пера, ну, скажем, Марка Кове, я позволю себе сделать вам большую бяку на основании того, что в тот самый день вы таскались на улицу Франк-Буржуа.

– С чего вы взяли, что я пойду все рассказывать Кове? Мне это и в голову не приходило.

– Тем лучше.

– Итак, по-вашему, этот Шошотт пришил Кабироля?

– А вы предпочитаете сомневаться?

– Ни в коем случае. У вас прекрасный объект для подозрений, поберегите его.

– Это больше, чем подозрения. Я в себе уверен. Эти профессиональные тетеньки…[4]4
  Тетя – пассивный гомосексуалист.


[Закрыть].

– Он что, левша-правша?

– Что это значит?

– Так называют этих перевертышей, мужских проституток, которые жрут из двух кормушек, то есть иногда спят и с дамами. Иногда их называют биметаллистами. А вы не знали? И чему вас там учат, в вашей фараонской школе? Так вы не договорили – эти профессиональные тетеньки…

– …рано или поздно начинают баловаться ножичком. Может быть, в приступе отвращения к самому себе, не знаю.

– Ну, вот вы и ударились в психологию. Не смешите меня. Если мотивом преступления был грабеж…

– Да. Но есть еще кое-что. В нашей профессии бывает и такое, чего не надо рассказывать за столом, а то можно потерять аппетит.

– Ничего. Мы уже закончили.

– А также в присутствии девушек.

– Элен уже давно таковой не является. Надеюсь, во всяком случае…

Фару поднялся и пожал плечами:

– До удара ножом для разрезания бумаг начиналась вакханалия. Мы обнаружили следы губной помады на губах Кабироля.

Он скривил рот, вытер его платком и заключил:

– Если хотите знать мое мнение, то бывают и такие, которые отвращения не испытывают.

* * *

– Ай-яй-яй, месье Бюрма! – пожеманничала Элен, когда мы вернулись в Агентство,– а вы мне об этом не рассказывали!

Я усмехнулся:

– Успокойтесь, дорогая. И Флоримону я тоже не все сообщил.

Ее глаза заблестели.

– Правда? Ну, если я и в будущем месяце не получу жалованья, то, по крайней мере, это случится по уважительной причине.

– Какой?

– По той, что вас сунут за решетку.

В этот момент зазвонил телефон. Это был Роже Заваттер со своим первым сообщением:

– Алло. Скажите, патрон, дело действительно касается человека по имени Мориса Баду? Вы не ошиблись с персонажем? Может быть, я слишком поздно забеспокоился, но все-таки лучше поздно, чем никогда…

– Морис Баду,– сказал я,– живет на улице Тампль, такой…

– Худосочный очкарик, от горшка два вершка, похож на школьного учителя, который линейку проглотил…

– Он самый. Что, улизнул от вас?

– Такой опасности нет, но он меня далеко не повел. Сначала в ресторан, потом в Национальный Архив. Недавно вошел. Я навел справки и выяснил, что там он завсегдатай, а сейчас наверняка просидит до самого закрытия. И совсем не похож на парня, который каждый божий день обнаруживает трупы.

– Тем не менее обнаружил труп Кабироля.

– Верно. Мне что, продолжать?

– Это предпочтительно. Потом посмотрим.

– Мне кажется, все и так ясно,– произнес Заваттер без всякого энтузиазма и повесил трубку.

Вполне возможно, он был прав.

Видимо, я поддался силе моего воображения. Вокруг убийства Кабироля царила такая таинственная атмосфера, что мне чудились несуществующие загадки. Для Флоримона Фару было все просто: беглый арестант, испытывая острую нужду в деньгах, убивает ростовщика, с которым был связан до ареста. Но Фару неизвестно, что, кроме вашего покорного слуги, по крайней мере, еще двое находились на месте драмы и предпочли об этом не сообщать: молодой человек, напрасно звонивший по телефону, и одна блондинка. Эта дама даже имела дополнительное удовольствие – увидеть рядом с трупом еще одного персонажа, оглушенного ударом дубинки. Если только не… У меня была одна идейка на этот счет. По многим логическим соображениям, мне больше всего хотелось бы встретить именно эту блондинку, но, кроме самого невероятного случая, надеяться было не на что. Я нашел телефонную кабину, откуда молодой человек звонил Кабиролю, и мне было бы несложно его найти, несмотря на косые взгляды компании из музыкального кафе на улице Вольта, но, с другой стороны, что мне это даст? Я знал, что молодой человек, звонивший по телефону, не виновен в убийстве ростовщика. Это был обычный жулик, намеревавшийся сбагрить какой-то товар Кабиролю, не более того.

Оставался Баду-младший.

Он один меня интересовал. Он тоже был невиновен, но он солгал всем насчет причины визита к Кабиролю. Если он оказался замешанным в каких-нибудь темных сделках, имеющих отношение к Кабиролю в то время, когда тот был еще жив, и это выйдет наружу, то его папаша воспользуется своими финансами и сделает все, чтобы использовать таланты детектива моего пошиба и вытащить сынулю из переделки.

Битый час я мусолил все эти варианты, выкуривая трубку за трубкой, пока табак и работа мысли не высушили окончательно мою глотку. В офисе у меня имелся только коньяк, а горло требовало напитка менее благородного и не такого крепкого. Я пошел в табачную лавку напротив, где располагался также широкий выбор нужного мне товара.

Бывают случаи, что когда тебя мучит жажда, и ты пошел выпить, то это приносит пользу.

Когда я, освежившись кружкой пива, выходил из лавки, пакет купленного трубочного табака выскользнул у меня из рук и покатился в опасном направлении – к канализационной решетке, в щели которой он, к счастью, не провалился. Я Нагнулся, чтобы его поднять. Один пешеход отпрянул в сторону, чтобы не раздавить пакет, а также, чтобы не наступить мне на руку. Затем, всего лишь секунду спустя, женская нога, обутая в туфлю, остановилась в нескольких сантиметрах от меня.

И мне показалось, что я перенесся на два дня назад.

Естественно, туфли из змеиной кожи существуют на этом свете не в одном экземпляре. Это было бы слишком прекрасно для змей. А тот невероятный случай, возможность которого я только что отмел в сторону, оказался бы слишком хорош для детектива…

С сильно бьющимся сердцем я выпрямился и поглядел на женщину.

Я не грезил.

Это была она.

Глава V
БЛОНДИНКА

Одной рукой она прижимала к себе кожаную сумку рыжего цвета, другой держала фирменный пакет магазина нижнего белья. Вместо двустороннего плаща сейчас на ней был спортивный костюм изумрудного цвета.

Светлые волосы тяжелой золотистой массой падали на плечи, обрамляя лицо, которому слегка выдающиеся скулы придавали экзотическую прелесть. Темно-синие глаза с зеленоватым отблеском, обрамленные великолепными, в данный момент лихорадочно трепещущими ресницами, прекрасно гармонировали со всем остальным. Нос маленький, прямой и тонкий, как принято говорить, прекрасно очерченный. Чувственные губы, напоминающие спелый плод, намазаны яркой помадой, болезненно напоминающей мне ту, которую я видел пару дней тому назад.

На лестнице в доме Жюля Кабироля я не очень хорошо разглядел ее лицо, частично скрытое носовым платком и капюшоном плаща, и, если бы у меня не имелось других доказательств, кроме пары туфель из кожи пресмыкающегося, то я счел бы эту примету недостаточной. Но молодая девица, в ужасе застывшая от неожиданной встречи, глядела на меня, а на лице ее отразилось слишком необычное выражение. Можно было поклясться, что так же замер Дон Жуан перед статуей Командора.

А когда она поднесла свою руку в перчатке ко рту, чтобы подавить готовый вырваться крик, у меня не осталось никаких сомнений.

– Не падайте в обморок,– сказал я, резким движением схватив ее за руку,– бывают люди похуже меня.

– Боже мой! – пробормотала она.

– Мир тесен, не правда ли? Если не сшибаюсь, мы с вами уже встречались.

Она не пыталась отрицать.

Ее наполненные ужасом глаза, казалось, не могли оторваться от моих губ, на которых я бессознательно пытался изобразить нечто вроде улыбки.

Совершенно не владея собой, она утвердительно кивнула головой:

– Да, да… кажется…

Ее глухой голос казался усталым. Впрочем, все в ней так и кричало о полном изнеможении.

Проходящего мимо мальчишку развеселила наша поза ссорящихся любовников, и он еще не раз обернулся, глядя на нас с идиотской улыбкой.

– …О! Отпустите меня, месье, прошу вас. Вы делаете мне больно.

Вполне возможно, что, действуя бессознательно, я сжимал ее руку больше, чем требовалось.

– Дудки!– сказал я,– чтобы вы тут же удрали? Поскольку судьба нас свела, пойдем поговорим по-хорошему.

– Если хотите,– ответила она обреченно.

Я отпустил ее руку.

Она стояла передо мной, как вкопанная, не делая ни одного жеста. Мне это не понравилось. У меня едва не появилось желание, чтобы она бросилась бежать. Тогда бы концы сходились с концами. А эта перепуганная девушка…

У меня было такое ощущение, что я пытаюсь принести воды в сите… Ну и горе мне с моим воображением!

– Пойдемте в мой офис,– сказал я.

– Ваш офис?

– Надо же где-нибудь поджидать удачу. Вот я и снял себе офис для этой цели. Большую часть времени там я и сплю. Это как раз напротив. Только дорогу перейти. Мы будем одни, в спокойной обстановке.

Я снова взял ее за руку, она кивнула головой и покорно пошла, не оказывая сопротивления.

Мы молча поднялись по лестнице. Я не ошибся хотя бы в смысле ее ножек: они были очень красивы.

Поднявшись на второй этаж, она тут же заметила на моей двери табличку, сообщавшую о роде моих занятий. Сначала она на мгновение застыла, потом отшатнулась.

– Поли… вы полицейский?

– Частный детектив. Это не имеет большого значения. Не бойтесь.

Я отступил в сторону, давая ей пройти. Переступая порог Агентства Фиат Люкс, она пробормотала какую-то неразборчивую фразу. Может быть, молитву. В наши дни религия проникает в самые невозможные места, и ее приспосабливают черт знает к чему. При виде того, что я притащил из своего похода в табачную лавку, глаза Элен расширились до размера обычной нелетающей тарелки.

– Меня ни для кого нет,– объявил я.

И пригласил таинственную блондиночку в святая святых Агентства, а она тут же наполнила ее своим дурманящим ароматом.

– Садитесь,– предложил я, закрыв обитую дверь.

С отсутствующим взглядом она рухнула в первое попавшееся кресло, не бросив ни одного взгляда на окружающую обстановку. А между тем на стене в застекленной рамке висел липовый диплом с моим именем и хвалебным отзывом, портрет парня в пиджаке, который, видимо, решал сложную проблему, а может, думал о своем сборщике налогов, короче говоря, судя по выражению его физиономии, находился в незавидном положении, а также фотография в полный рост нагой дамы образца 1900 года, завернувшейся в свою шевелюру до самых ступней ног, которые у нее были великоваты. Неизвестно, где витали ее мысли в этот момент. Я имею в виду блондинку. Может быть, у Кабироля? Мысленно я опять увидел мертвого ростовщика под полками, уставленными старыми и жалкими вещами бедняков, среди которых – плюшевый мишка, вырванный из ручонок ребенка разорившихся родителей.

Выругавшись про себя, я подошел к блондинке и получше ее рассмотрел. Ей не было еще и двадцати двух – очень красивая, прекрасно сложена, и в любом положении, будь то стоя, сидя или лежа, заслуживала того, чтобы ею заняться. В конечном итоге – еще более сенсационная, чем я оценил ее первый раз в тот день.

– Я чувствую себя получше, чем позавчера,– сказал я,– зато с вами, видать, неладно. Хотите чего-нибудь подкрепляющего? Мне кажется, вам это необходимо.

Никакого ответа. Только еле заметный кивок головой, может быть, непроизвольный, но который я истолковал как знак согласия. Пошел в кладовую рядом за набором предметов для пьяницы-домоседа. До моего возвращения она не пошевельнулась. Я наполнил стаканы.

– Не познакомиться ли нам?– предложил я.– Меня зовут Нестор Бюрма, вы видели это имя на табличке, когда входили сюда. А вас?

– Одетта Ларшо,– ответила она после короткого колебания.

– Это, конечно, шутка?

Она пожала плечами:

– У меня нет настроения шутить.

Я протянул ей стакан:

– Выпейте-ка.

Освободившись от своей сумки и положив пакет на колени, она взяла его немного дрожащими, все еще в перчатках, пальцами. Я молниеносно нагнулся и схватил сумку, пакет свалился с ее колен и остался лежать на полу. Блондинка вздрогнула и слабо вскрикнула в знак протеста, не сделав ни одного жеста, чтобы мне помешать, но половина содержимого стакана пролилась на пол. Она одним глотком выпила оставшееся и ничего не предприняла, чтобы помешать мне рыться в ее сумке.

А там находились обычные мелочи: губная помада, пудреница, флакон духов, носовой платок и т. д.

Я извлек оттуда конверт и прочел вслух написанный на нем адрес: «Мадам Эрнестин Жакье, улица Ториньи…»

– Хотелось бы знать правду, о ком идет речь,– заметил я.

– Это моя мать,– ответила она.

– Второй раз замужем?

– Овдовела и вышла замуж второй раз.

– Вы воруете ее почту?

– Мне понадобилась бумажка для записи… взяла то, что попалось под руку.

Конверт оказался пустым, на обратной стороне виделся штемпель отправителя: нотариус, метр Диану, Бульвар Фий-де-Кальвер, записанное карандашам название журнала мод и дата.

– …Поскольку вы уже производите обыск, то делайте до конца,– добавила блондинка на высоких тонах.– Мое имя – Одетта Ларшо – значится на записной книжке, которую вы все равно найдете.

Я улыбнулся.

– Можно сказать, что алкоголь идет вам на пользу. Вы приходите в себя

– Я согласилась бы выпить еще, если вы не против. Да, он действует на меня хорошо.

Было похоже, она быстро пьянеет. Тем лучше, это облегчит мою задачу. Я опять наполнил ее стакан. Она его пригубила, оставив на краю ярко-красное пятно.

Я продолжил исследование сумки и обнаружил упомянутую записную книжку. Имя Одетты Ларшо фигурировало на месте для записи данных владельца, без какой-либо другой информации. Возможно, это ничего не значило, во всяком случае, я должен был довольствоваться тем, что есть. Я перелистал книжку, в ней оказалось много незаполненных страниц, кое-где попадались короткие заметки, не представляющие видимого интереса.

Я сложил все обратно и застегнул сумку.

– Вы тоже живете на улице Ториньи?– спросил я.

Она осушила свой стакан.

– Да. Это что, запрещено?

Ответ прозвучал, как щелканье кнута. Кнутом в данном случае был алкоголь.

– При чем тут запрещение? Улица, как и все другие.

– Вы ее знаете?

– А что, я должен был бы ее знать?

Она топнула ногой.

– Вы – тупица. Это вот так действуют детективы? Роются в чужих сумках?

– Есть и такие, которые прежде всего обыскивают ту, которой сумка принадлежит. Вам, такой красотке, я не пожелал бы попасть в лапы подобного джентльмена.

– Отдайте мою сумку.

– Пожалуйста.

– Надеюсь, вы нашли там то, что хотели?

– Нет.

– А что вы ищете?

– Револьвер.

Она подпрыгнула на кресле.

– Рев… На кой черт я носила бы с собой револьвер?

– Это точно. Вы правы. Я дурак. В самом деле, зачем револьвер? Ведь вы предпочитаете нож для разрезания бумаги.

Тут будто облако затмило ее взгляд, и задиристый вид, который она на себя напустила, покинул ее, как плохо прикрепленная маска.

– Ах, вот оно что? – прошептала она.

– Не знаю, оно или не оно, но, может быть, вы поможете мне сделать какой-то вывод?

– Потому что… Потому что вы думаете, это я убила эт… этого человека… Кабриоля?

Я поднял пакет, приобретенный в одном из магазинов нижнего белья, пошел и сел за свой письменный стол.

– А разве не так?

Это был розовый пакет с надписью голубыми буквами: «Розианн. Чулки. Тонкое белье. Улица Пти-Шамп». В десяти метрах от моего Агентства по направлению к авеню Опера. Элегантная витрина, теплая и провоцирующая, со всем необходимым, чтобы заполнить сновидения холостяка, а то и женатого человека. Такие вот товары.

– Нет, это неправда,– яростно запротестовала она,– и тем лучше, что я вас встретила. Теперь я имею возможность все вам рассказать. Облегчить свою душу. Если бы только это могло меня успокоить…

Я открыл пакет и вытащил оттуда черные женские трусики из тончайшего нейлона с кружевами.

– Вот уже два дня, как я больше не живу… Я… Вы меня не слушаете,– застонала она.

– Вы ошибаетесь. Я могу запросто заниматься двумя делами одновременно… (я развернул почти невесомую принадлежность женского туалета и держал ее в вытянутой руке)… Но это же пр-е-е-лесть,– изобразил я настырного коммивояжера.– Однако ваши страдания, о которых вы говорите, не мешают вам обзаводиться всякими пустячками, а?

– Ох! Ну что это все должно означать? (Она нетерпеливо топнула ногой.) Женщина всегда женщина. Я и сама не знаю, зачем я купила эти трусы…

– Во всяком случае, это очень красивая вещь, очень волнующая… Они должны прекрасно сидеть на вас…

Ее щеки залились краской, и она взорвалась:

– Я не позволю вам злоупотреблять обстоятельствами. В конце концов с меня хватит. Понятно? Довольно! Хватит! (Она задрожала.) Все вы одинаковые скоты, как бы ни назывались – Кабироль, Бюрма или еще черт знает как. Грязные, омерзительные скоты. Я…

Она задохнулась. Под румянами, покрывавшими лицо, кожа стала белой как мел. Глаза закатились. Она издавала негромкие жалобные крики, сползла с кресла на пол.

Я пошел за подкреплением.

– Помогите, Элен, она шлепнулась в обморок.

Элен, которая до этого делала вид, что печатает на машинке, прекратила показуху и пристально посмотрела на мою правую руку.

– Может быть, ей противно, когда с нее сдирают трусы?

Я с проклятием зашвырнул трусы в угол. Элен оставила «Ундервуд», с иронической улыбкой перешла в директорский кабинет и принялась реанимировать потерявшую сознание блондинку.

– Кто это?– спросила она, продолжая работать.– Клиентка?

– Развлечение.

– Чем дальше, тем страшней. Я…

Она замолчала.

Потерпевшая начала приходить в себя. Она не осведомилась: «Где я?» Теперь это уже не принято. Она разразилась рыданиями. Это еще допустимо.

– Успокойтесь,– ласково сказала Элен,– он давно уже не опасен.

Она помогла блондинке подняться и вновь сесть в кресло.

Я предложил ей третью порцию спиртного, но она отказалась.

Подняла на меня глаза побитой собаки, обрамленные потоками туши, которую смыли слезы с ее длинных ресниц. Несмотря на это, она по-прежнему была очень красива.

– Простите меня,– пробормотала она.– Я… этот кошмар последние два дня… это напряжение… Я хочу уйти.

Она постаралась произнести последнюю фразу как можно энергичнее. Я знавал тряпок, которые раскисали куда больше.

– Не в этом состоянии,– сказал я.– Отдохните, придите в себя и упокойтесь.

Я сделал знак Элен, что она может вернуться к своей клавиатуре. Моя секретарша подчинилась без лишних комментариев.

Одетта Ларшо и я остались одни. Оба молчали. Постепенно молодая девушка успокаивалась, ее дыхание становилось реже и регулярнее, слезы прекратились. Она вытерла глаза и высморкалась в смятый носовой платок. Потом вздохнула, провела рукой по вспотевшему лбу, убрала назад волосы, которые падали ей на щеку.

Прокашлявшись, я сказал:

– Гм… Видите ли, я не хотел быть злым, вы понимаете?

Она не ответила.

– Естественно, я оживил неприятные воспоминания…

Она всхлипнула, и это было все.

– Если я правильно понимаю, Кабироль был похотлив. Не очень здоровый, но не прочь полакомиться свежатинкой, и он хотел…

– Месье, я вас умоляю,– прошептала она.

– Слушайте, малышка. Мне надо знать. Я и сам более или менее замешан в этом деле.

Я взял стул и уселся напротив блондинки.

– Итак? Да или нет?

– Да.

– Но он не дошел до конца. Он вас только поцеловал?

– Да.

– Тогда вы схватили нож для разрезания бумаг и нанесли ему хороший удар.

Вокруг ее глаз внезапно появились синяки, сами глаза приняли оттенок пасмурного неба. Драматичная и неподвижная, она глядела на меня в упор.

– Это было ужасно…

Я пожал плечами и по-отечески похлопал ее по коленке.

– Ничего не надо преувеличивать. Со всех точек зрения Кабироль был злым и омерзительным человеком.

Она почти закричала:

– Но что же вы ничего не поняли, месье Бюрма? Я этого не делала.

– Вы его не убивали?

Она отрицательно покачала головой.

Я улыбнулся.

– Ну так в этом случае, может, он и не был мерзавцем, каким мы его сейчас себе представили? Он не был чужд раскаяния и сам проткнул себе сердце в наказание за недостойное поведение по отношению к вам.

Она замотала головой. Ее волосы разлетелись во все стороны.

– Какой же вы жестокий…

Она закрыла лицо руками и оперлась локтями на колени. Сквозь пальцы она пробормотала:

– Он меня… да он меня поцеловал… грубо, очень грубо… он прижал меня к себе, но я вырвалась, оттолкнула его… и убежала, стыдясь до боли…

– И встретили меня внизу лестницы.

– Я… да… возможно… не знаю.

– А я знаю. Знаю также, что вы потом вернулись, может быть, не специально, чтобы стукнуть меня по голове… но в конце концов я это заслужил.