355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лео Мале » Тайны одного Парижского бульвара » Текст книги (страница 1)
Тайны одного Парижского бульвара
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 10:52

Текст книги "Тайны одного Парижского бульвара"


Автор книги: Лео Мале



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Лео Мале
Тайны одного Парижского бульвара

I

Через окно, распахнутое на оживленную улицу, весенние запахи вливаются в помещение агентства «Фиат Люкс» – сыск всех видов, доверительные поручения, его директор Нестор Бурма.

На балконе над табачной лавкой в доме напротив легкий весенний ветерок играет двумя знаменами (одно французское, другое британское), которые не счел нужным убрать какой-то добросовестный гражданин, уважающий обычаи, поклонник королевы и т. д. и т. п., хотя ее всемилостивейшее Величество отбыло домой уже несколько дней тому назад.

В праздничной обстановке – трубка в зубах, стакан под рукой – мы с Элен (мой секретарь) обсуждаем другое радостное событие. Свежий выпуск газеты "Крепюскюль" только что сообщил выигрыш по билету Национальной лотереи, который мы купили на двоих, и теперь нам предстоит поделить два миллиона франков[1]1
  Здесь и дальше речь идет о старых франках – Примеч переводчика.


[Закрыть]
.

Внезапное треньканье колокольчика над входной дверью прерывает нашу беседу и дает знать, что кто-то вошел в переднюю, служащую одновременно комнатой ожидания. Элен вздыхает и морщится. Я говорю ей:

– Дорогая, если вы еще держитесь на ногах, пойдите взгляните, пожалуйста.

Она еще раз вздыхает, встает, поправляет волосы, приглаживая их грациозным жестом, и идет на разведку. Через минуту возвращается, прикрывает за собой обитую дверь, прислоняется к ней и с гримасой воздевает глаза к небу.

– Ну вот, – говорит она.

– Что – "ну вот"?

– Всегда одно и то же. Когда ждешь клиентов, то хоть бы нос одного из них показался, а когда можно было бы без них обойтись...

– Это клиент?

– Да.

– Как выглядит?

– Нейтрально.

– Его имя?

– Не сказал.

– Обычно вы об этом осведомляетесь.

– То обычно, а сегодня особый случай.

– Ладно, а чего он хочет?

– Вас видеть. В последнее время люди стали любопытными.

– Да, это – влияние королевского визита...

Я выбиваю трубку в пепельницу и продолжаю:

– Меня видеть! Это все, что он сказал?

– Это все.

– Ну, хорошо...

Я прячу трубку и выпивку, поправляю галстук.

– А вот я совсем не против, и вообще тот факт, что мы выиграли в лотерее, не может служить предлогом, чтобы посылать клиентов куда подальше. Введите этого типа, и я надеюсь, что придусь ему по вкусу.

С шелковистым, выразительным шуршаньем Элен поворачивается, снова открывает дверь и обращается к невидимому визитеру с приглашением:

– Прошу вас, месье!

Тип входит, бросает взгляд вокруг. Несколько шагов коротких ножек, и вот он напротив меня. Затем следует довольно ненужный вопрос:

– Месье Нестор Бурма?

– Я самый, – с поклоном отвечаю я.

– Очень приятно...

Он протягивает мне руку. Я ее пожимаю. Рука у него мягкая, тонкая, с длинными пальцами, ухоженными ногтями, очень белая, очень чистая, без обручального кольца или какого-нибудь перстня.

– Очень приятно, – повторяет он. – Моя фамилия Гольди. Омер Гольди.

Вылетело резко, как пуля. Может быть, он имел целью поразить меня, как-то на меня воздействовать. А может быть, и нет. Не знаю.

– Садитесь, пожалуйста, месье Гольди, – говорю я.

Он усаживается в мягкое кресло с видимым удовольствием, придерживая тонкими руками свой головной убор на коленях. В знак приветствия я встал, когда он вошел. Теперь я сажусь в свою очередь. Элен, чуть подальше, следует нашему примеру и кладет ногу на ногу – обтянутые нейлоном красивые ножки.

Этот приятный спектакль достается, по-видимому, мне одному. Впрочем, он находится в поле зрения и нашего посетителя, но просто с ума сойдешь, до чего же у месье Омера Гольди вид человека, которому наплевать на женские ножки и на все, что к ним прилагается. Есть и такие, клянусь вам! Ну да ладно...

Омер Гольди – маленький человечек, лет пятидесяти, серолицый, сероглазый и сероволосый. Элен права – нейтральный. Одет в скромный серый костюм. Своей старомодной элегантностью он чем-то похож на провинциального нотариуса, особенно своими отворотами пиджака, обшитыми блестящей тесьмой.

Присмотревшись к его лицу, замечаешь под каждым глазом темный круг. Наверно, сердце не работает как надо, а может, недавно ему кто-то врезал. Такое может случиться и с безобидным пятидесятилетним господином.

– Итак, как я уже имел честь вам сообщить, меня зовут Гольди, – говорит Гольди. – Омер Гольди.

Очевидно, он очень дорожит своим именем – Омер.

– У меня на улице Лафайет ювелирный магазин, я специалист по бриллиантам.

И тут же добавляет номер дома, номер этажа и номер телефона.

Я не знаю, откуда мне приходит в голову мысль, что этот господин сам по себе довольно-таки странный, по всему похоже, что он хочет продемонстрировать открытость и откровенность. И, как всегда в подобных случаях, у меня создается впечатление, что это ненадолго.

Он продолжает:

– Вы занимаетесь... гм... конфиденциальными поручениями, не так ли, месье? Вы беретесь за сбор сведений об определенных лицах, сведений, носящих конфиденциальный характер?

Я утвердительно киваю и указываю жестом на дверь:

– Об этом гласят медная табличка, прикрепленная к моей двери, и мои рекламные объявления.

– Да... да... прекрасно...

Он оставляет свою шляпу, рискуя, что она упадет на пол, и потирает руки... свои белые, чистые, почти аристократические руки, которые, по-видимому, поглаживали, перебирали влюбленно или нет, в зависимости от их стоимости, столько бриллиантов, камней, украшений и всякого прочего драгоценного добра. И теперь я нахожу иное объяснение его темным кругам под глазами. Возможно, это не признак плохой работы его сердца. Часто, очень часто – работа обязывает – он вставляет то в одну, то в другую глазницу свою лупу. Очень методичный, скрупулезный тип.

– Прекрасно, прекрасно, – повторяет он.

Он снова хватается за свой головной убор, недолго молчит, затем говорит:

– Знаете ли вы китайца по имени Чанг Пу?

– Нет. А что? Я должен был бы его знать?

– Нет, это не обязательно. Может быть, это облегчило бы вашу работу, а может быть, нет. Я не знаю.

Он смотрит на меня, как бы спрашивая: "А вы как думаете? "

Я молчу, поскольку тоже пребываю в неведении.

– Хорошо, – говорит Гольди. – Этот Чанг Пу держит ресторан на улице Гранж-Бательер.

– Китайский ресторан?

Эта фраза имеет целью подчеркнуть мои дедуктивные способности, проявляющиеся накануне получения крупной суммы.

– Да.

Он бросает на меня понимающий взгляд:

– Так вы знаете?

– Не очень. Вы говорите: улица Гранж-Бательер?

Он кивает головой и уточняет:

– В двух шагах от Монмартра. Почти на углу.

Мысленно я переношусь в этот уголок Парижа и намекаю с улыбкой:

– Поблизости от Фоли-Бержер, не так ли?

– Мм... Да... Он морщится:

Вы интересуетесь Фоли-Бержер, месье? Похоже, он бросает мне упрек. Если я его шокировал, то меня это не удивляет. И в самом деле, что другого можно ждать от мужчины, который не обращает внимания на ножки Элен?

Я пожимаю плечами:

– Так. Время от времени, разок-другой. Но... гм... вы же ювелир, а этим девицам из Фоли-Бержер далеко не наплевать на вашу продукцию – я получил такие сведения от моей приятельницы Ивон Менар. Я имею в виду бриллианты и прочие дорогие штучки... Вот я и подумал...

Он заканчивает за меня:

– Что работа, которую я хочу доверить вам, имеет отношение к моей профессии?

– Пожалуй... да...

– Совсем нет, – отрезает он четко и категорически. Значит, без бриллиантов в поле зрения?

Я вздыхаю.

Жаль. Бриллианты, они всегда украшают жизнь. Этот Гольди имеет дело с таким товаром, и нет, чтобы пристегнуть его к тому делу, за которым пришел сюда. Но, в конце концов, мне наплевать на это.

– Хорошо, – говорю я. – В таком случае не будем больше говорить о Фоли-Бержер, а вернемся к этому Фу, то есть Шу...

– Пу. Чанг Пу.

– Как вам будет угодно, мне все равно. Я слушаю вас, месье Гольди.

– Ладно. Итак, я хотел бы, чтобы вы собрали о нем полную информацию.

– В каком плане? Вы недовольны его кухней?

– Дело не в этом.

– Извините, я пошутил.

Его серые глаза в обрамлении темных кругов дают мне понять, что лично он не шутит...

– Ну что же, – продолжаю я. – Ясно. Вопрос о кухне не стоит, но тогда о чем же идет речь? Вы понимаете, месье Гольди, я вполне готов собрать все возможные сведения об этом китайце, поскольку не в моих интересах опровергать то, что вы прочитали на табличке при входе сюда, я, безусловно, хочу, если будет возможно, представить вам полный список его дел, начиная с рождения, оглавление его жизни, как сказал один поэт, подать его вам, в чем мать родила, прозрачным, как кусок стекла, но мне хоте лось бы знать, откуда пускаться в путь и куда идти. Вы хотите взять его в повара?

Ювелир вздыхает:

– Я вижу, вы опять шутите.

– Как сказать, – протестую я. – Как сказать.

– Хорошо.

Он ерзает в своем кресле.

– Вы сбиваете меня с толку вашими замечаниями Моя задача и так нелегка...

Он замолкает, на минуту задумывается и продолжает:

– Я буду откровенен...

Я уже давно жду эту фразу. Как раз сейчас надо будет держать ухо востро. Я ободряюще улыбаюсь ему:

– Да, месье Гольди.

– Я действую не от своего имени... Это услуга, которую я оказываю одному своему другу... Другу, у которого есть сын, а этот сын столкнулся с неприятностями любовного характера...

– Да.

– Это довольно сложная история... история личная, чисто личная, и вы должны понимать, что я вынужден соблюдать определенную тайну... об одних вещах можно говорить, о других нельзя. Вы понимаете, не правда ли?

– Я понимаю.

Что вы! Ну конечно! Нестор Бурма – это же воплощенная понятливость. Надо полмира обойти, чтобы откопать типа, более понятливого, чем он.

– Все, что я могу вам сказать, – излагает дальше Гольди, – молодой человек, сын моего друга, был вовлечен этим китайцем в одно грязное дело из-за женщины... Вас должен интересовать только китаец – продолжает он, заметив, что я открываю рот, чтобы, как и подобает вежливому человеку, осведомиться о даме. – Китаец и никто больше на данный момент. Когда мы будем иметь о нем какие-то сведения, мы подумаем. Но на данный момент – только китаец.

– Очень хорошо, – говорю я. – Китаец.

Он снова ерзает.

– Об одних вещах говорить можно, о других нельзя, – повторяет он. – Но что я могу сказать... да, я думаю, что могу это сказать... – это то, в каком направлении ориентировать ваше расследование. Безусловно, мы хотим иметь исчерпывающие сведения о Чанг Пу, но в одном определен ном направлении...

Я соглашаюсь.

– Мы хотим знать, знаком ли он с одним или не сколькими русскими, и что это за русские.

– Китаец! Русские! Вы уверены в том, что вам не следовало бы обратиться в ООН?

Он улыбнулся.

– Я восхищен вашим чувством юмора и сожалею, что не обладаю таким же... (улыбка исчезает). Для нас это очень серьезно, месье Бурма.

– Я в этом не сомневаюсь. Итак, женщина, о которой идет речь, русская? Сын вашего друга пал жертвой славянских чар?

Опять двадцать пять. Он снова выпускает свой головной убор из рук, разводит их в стороны с жестом разочарования и неодобрения.

– Есть вещи...

– О которых можно говорить, о других – нет. Я знаю.

– Простите меня, но я не могу сказать вам больше.

– Ладно. Резюмируем: Чанг Пу общается или не общается с русскими. Если общается, то поможет ли это вашему другу, если он узнает, что это за русские, вытащить своего сына из переделки, куда тот влип?

– Точно. Я прошу вас простить меня за скрытность, но...

– Я знаю, знаю. Я на вас не сержусь, месье Гольди. Вы просите меня провести расследование не о вас и не о вашем друге, а о китайце.

– Совершенно верно. Вы согласны, месье Бурма?

– Значит так... Дайте мне подумать...

Я делаю вид, что соображаю изо всех сил с риском, что мой котелок разлетится на куски. Незачем пояснять, что я притворяюсь. Тут не о чем думать. Все уже продумано. Я поглядываю на ноги Элен, это помогает убить время. Маленький кусочек нижней юбки выглядывает наружу. Очень красиво. Какую же прорву белья она себе накупит на свой миллион! Мой взгляд покидает ноги моей красотки и переносится на лицо месье Гольди. Месье Гольди слегка вспотел. Хороший вид он будет иметь в глазах своего друга, если я откажусь. Но так вопрос не стоит. Я откашливаюсь и говорю:

– Ну что ж, я согласен.

– О, спасибо, месье Бурма. Большое спасибо!

Я поднимаю руку.

– Я согласен, но выслушайте внимательно. Когда через китайца я выйду на эту русскую, о которой идет речь, и когда я дам вам ее адрес и так далее... я не знаю, что будете делать вы, ваш друг или сын вашего друга. Эти любовные истории, я их опасаюсь. Вы не думаете, что этой русской могут навсегда отбить охоту есть икру? Это будет скверно для моей репутации, подобный финал. Так уже произошло с одним из моих собратьев где-то в году 1925. Он предоставил одному обманутому мужу все доказательства плохого поведения его жены. Он даже уточнил: завтра, в такое-то время, в таком-то месте любовники должны встретиться. Муж тоже явился на свидание и пришил обоих голубков. У моего собрата была куча неприятностей, и он был вынужден записаться в безработные. Я не хотел бы, чтобы со мной произошло то же самое.

– Такое с вами не произойдет.

– Мне это неизвестно.

– Послушайте, – говорит Гольди, потея еще больше. – Русская, русский или русские, о которых нам хотелось бы знать, – общается с ними Чанг Пу или нет, – мы даже не знаем, какого они пола.

– О! Но это еще более деликатный вопрос, это еще опаснее!

Гольди вздыхает.

– Месье Бурма. Я не могу сказать ничего больше. Но... вы мне сказали, что вы согласны, а я вижу, что это совсем не так...

– Да нет же! То, что я сказал, остается в силе. Но, учитывая, что эта дело несет в себе непредсказуемые факторы, которые могут свалиться мне на голову, – факторы, каких обычно никогда не бывает в расследованиях, что я веду, – я буду вынужден предъявить вам более крупный счет по сравнению с моим обычным тарифом.

– Ах, так?

– Да, так.

– Ну, конечно, конечно. Так назовите цифру, месье Бурма. Я посмотрю, если...

– Аванс в двести тысяч франков не кажется мне чрезмерным.

Гольди молчит, а Элен бросает мне признательный взгляд, как бы говоря: "Вы правы, предъявляй такие высокие требования, шеф. Это единственный способ вежливо избавиться от этого субчика. В данной ситуации с клиентами можно вполне повременить. С выигрышем в Национальной лотерее..."

– Двести тысяч, – бормочет Гольди, как бы про себя. Теперь наступает его очередь поразмыслить, что он и делает, нахмурив брови и сжимая красивыми руками свой головной убор. Хорошо продумав ситуацию, взвесив все за и против, он впивается своими серыми глазами в мои.

– Договорились, – произносит он.

Элен вздыхает. В душе она должна проклинать этого типа. Вот, пожалуй, единственный случай, когда ее устроил бы скупердяй.

– Решено, – повторяет Гольди. – Это не превышает возможности моего друга. Во всяком случае, я думаю, что могу взять на себя ответственность принять ваши условия. Я с ним улажу это дело. Но естественно... при мне нет такой суммы. Я не мог подумать, не правда ли... Но, во всяком случае, я вам оставлю приличный задаток...

Он вытаскивает из внутреннего кармана пиджака свой пухлый бумажник, открывает его и кладет на мой письменный стол восемьдесят тысяч франков.

– Вы получите остальные сто двадцать тысяч самое позднее завтра. Пойдет?

– Конечно, пойдет.

Я немного удивлен, видя, как вот так запросто таскают при себе подобные суммы, но не подаю виду. В конце концов, его деньги чистоганом лучше чека. С чеком ничего не знаешь наперед. Но, тем не менее, мне это кажется странным, и весьма. А! В конце концов, неважно... Я забираю деньги.

– Элен.

– Да, месье.

– Выдайте расписку месье Гольди. Расписку на восемьдесят тысяч франков и приготовьте квитанцию на полный расчет.

– Да, месье.

Она усаживается за машинку и выстукивает документы, о которых идет речь. Молниеносно. Она в ярости. Когда она кончила, сверяю тексты и передаю их Гольди для подписи. Наверно, у него немного взмокли руки. Прежде, чем взяться за авторучку, он вытирает их платком. Затем расписывается и уходит.

– Готово дело, – говорю я в трагической тишине. Элен – ни звука. Съежилась в своем кресле и дуется.

Это видно по тому, как она одернула юбку на коленях. Если я хочу поглазеть на что-то приятное, остается лишь пойти куда-нибудь еще. Я вытаскиваю спрятанные трубку и горячительное, пропускаю за воротник стаканчик и раскочегариваю свою трубку. Элен молчит, по-прежнему молчит. И внезапно взрывается:

– Итак, это сильнее вас, да? Выигрываем мы в лотерею или нет, не имеет значения! А я-то думала, что мы позволим себе отдохнуть. Вы что, не могли послать его, этого Гольди?

– А мне он нравится.

– А вот мне – противен.

– Надеюсь, дорогая. Не хватало только, чтобы вы в него втюрились.

– О, ладно уж. Надоело. Вам так уж хочется получить удар по черепу?

– Какой удар по черепу?

– Без которого не обходится ни одно из ваших расследований.

– Удара по черепу не будет.

– Это было бы впервые. А, ладно. Какой простак!

– Кто?

– Этот Гольди.

– Не такой уж простак. Даже, если вы хотите знать мое мнение, дорогая, совсем не простак.

– Не простак? Кто же тогда по-вашему простак? Вы у него просите двести тысяч за дело, которое едва тянет на пятьдесят, он тут же соглашается. И это не простак?

– Он не сразу согласился. Он подумал. Долго думал. Он взвесил, стоит ли игра свеч. Меня интригует одно: отстегнуть два куска за сведения о китайцах, русских, турках мужского или женского пола – смешно. Но совсем не смешно, если в итоге пахнет миллионами. На это можно поставить двести тысяч... А этот Гольди, моя курочка, если бы когда-нибудь принял участие в конкурсе лжецов, то почти наверняка выиграл бы приз. Не то, чтоб он был очень убедителен, но это врун...

– Ну, а по-вашему, в чем там все-таки дело?

– В чем угодно, только не в друге, сын которого имеет неприятности любовного характера. Я специально запросил крупную сумму, чтобы посмотреть на его реакцию. Что б он там ни говорил, этот шахер-махер имеет связь с его профессией. Ювелир по бриллиантам, не забывайте этого. Бриллианты – дело серьезное. Он и его китаец связаны бриллиантовой аферой.

– Допустим, а что это вам дает?

– Мне? Ничего.

– Тогда бросьте. Нам хватит на харчи и без этих двух кусков от месье Гольди.

– Харчи? А интеллектуальный аспект, как вы к этому относитесь?

– Какой аспект? Ах да, интеллект, манящая тайна...

– А почему бы и нет?

– А удар по голове?

– Хватит морочить мне голову ударами по голове, ведь речь идет не о вашей. Если такое предстоит, то для этого имеется моя голова. У меня приоритет в этом плане.

Она пожимает плечами:

– Ох, в конце концов, вы сами сказали: это ваша голова, а не моя. Может быть, вам это нравится в плане необычных ощущений.

II

Немного погодя Элен успокаивается. Ее гнев капризной девочки никогда не длится по-настоящему долго. А я трачу это время на ряд телефонных звонков, чтобы узнать насчет Национальной лотереи, в частности, сколько надо выждать, прежде чем получить наши два миллиона, а заодно и начать мое расследование о Чанг Пу и его русских связях. Если я довольно легко удовлетворил свое любопытство по поводу Национальной лотереи, то остальные звонки дали только пшик.

– Пойдем поглядим на этот ресторанчик вплотную, – говорю я Элен.

Она ничего не имеет против, и мы выходим из дома. От улицы Пти-Шамп до улицы Гранж-Бательер не так далеко. Мы преодолеваем эту дистанцию пешком, поскольку парижская весна – самая прекрасная на всей земле – отлично подходит для такой разминки. Многие оглядываются на пару, которую мы составляем. Я надеюсь, что объектом является Элен, и только Элен, хотя в первые погожие дни, да еще вот в этом уголке, никогда и ни в чем нельзя быть уверенным.

Ресторан, о котором идет речь, действительно стоит на том месте, о котором говорил Омер Гольди: улица Гранж-Бательер, между предместьем Монмартр и проездом Жоффруа. Заведение называется "Международная концессия", над большим тентом между вторым и третьим этажом вертикально висит красная с золотом вывеска, покрытая иероглифами, сделанная не то из бумаги, имитирующей ткань, не то из ткани, имитирующей бумагу.

Ресторан как ресторан, только с той разницей, что он китайский, очень чистый, в меру роскошный, с оригинальной витриной, где неизвестные под нашим небом растения окружают аквариум, в мутной воде которого плавают экзотические рыбки.

Возле двери вывешено меню в медной рамке, блестящей как золото. Я подхожу ближе и читаю, что хозяина заведения действительно зовут Чанг Пу.

Пока это все. Мы вернемся вечером, чтобы отведать ласточкиных гнезд. Сегодня или никогда.

Вечером мы прибываем на место.

Смакуя курицу с миндалем, проращенные бобы сои, особый соус и другие необычные блюда, я наблюдаю за тем, что происходит вокруг. В китайских ресторанах всегда найдется над чем посмеяться. Я хочу сказать о тех придурках белой расы, которые ради экзотики упорно пытаются есть палочками, не зная как ими пользоваться. Они расшвыривают рис направо и налево, видимо, не замечая этого. Их ближайших соседей можно только пожалеть. И запивают они все это красным вином! Что уж совсем не соответствует местному колориту. Я же пользуюсь вилкой, не будучи обученным орудовать за столом спицами, и хлебаю чай, много чая, чтобы залить пожар революции, полыхающий на нёбе в результате съеденного перца. Помимо придурков, о которых я сказал, в ресторане сидят туристы, студенты азиатского типа и пара парней, явно с площади Пигаль. По всей видимости, это беженцы, жертвы международных событий, торговцы, которые держали лавки в предместье Сайгона и которых разорило прекращение военных действий в Индокитае. Но я за них не беспокоюсь. Они не похожи на бродяг.

Из-за занавеси доносится нестройная музыка. Хотя электрофон играет тихо, она все же вызывает зубовный скрежет. Не знаю, помогает ли это пищеварению.

Все гарсоны – китайцы, безукоризненные в своих белых куртках, снуют по залу с суповыми мисками, полными риса, и чайниками. Молодая китаянка в широких шелковых шароварах, с крохотными ножками в деревянных сандалиях, переходит от стола к столу и предлагает разноцветные бумажные цветы, которые принимают разную форму, как только их встряхнешь.

Чанг Пу восседает за кассой. Я знаю, что это Чанг Пу, потому что один клиент, явно завсегдатай, бросил ему: "Здравствуйте, месье Чанг Пу". Господин Чанг Пу – китаец очень западного типа. Не первой молодости, но на его круглом невозмутимом и загадочном лице, похожем на Луну цвета шафрана, не видно ни морщинки. На нем костюм превосходного покроя, а в петлице пиджака цветок – настоящий. У него задумчивый вид. Не похоже, что он сидит тут, в двух шагах от Фоли-Бержер и Больших Бульваров. Можно поклясться, что он парит за Третьими Небесными Вратами, где-то в Перламутровой Империи Сладкого Блаженства. Но может быть, не стоит доверять его виду.

Я спрашиваю себя: кроме кухни его ресторана, где он еще кухарит. Опиум? Торговля девушками желтой расы? И тут же одергиваю себя. Никаких поспешных выводов, Нестор. Омер Гольди платит тебе за то, чтобы ты собрал сведения о китайце, но из них двоих этот китаец выглядит наименее подозрительным. Но тебе заплатили. Поэтому выполняй свою работу. Изучай этого Пу. Гляди и разбирай его связи, особенно русские. Я ухмыляюсь. Русские связи Чанг Пу – это что-то вроде друга Гольди, сына друга с его любовными неприятностями. Выдумки ювелира, который хочет иметь сведения о Чанг Пу, я точно даже не знаю какие, как и не знаю зачем. Ну да ладно. Я постараюсь дать всем то, что им полагается за их деньги.

Мы кончили уминать наш обед, я прополаскиваю глотку чаем, подзываю гарсона и плачу. Затем Элен закуривает сигарету, а я – свою трубку. И мы дымим понемногу, как двое влюбленных, которым не о чем особенно разговаривать. Через некоторое время, похлопав мою подругу по коленке, я встаю и направляюсь к умывальникам. Прохожу мимо Чанг Пу, застывшего как изваяние. Хоть убей, не понимаю, видит он меня или нет.

Рядом с умывальником есть телефонная кабинка, а немного подальше дверь, на которой табличка "Входить воспрещается". За дверью под грохот кастрюль мечутся люди. Это – кухня. К тому же, это ясно по запаху.

В это мгновение появляется гарсон и передает заказ. Посвистывая, я прячусь в туалет. Когда становится понятно, что путь свободен, я выхожу оттуда.

В нескольких шагах от кухни я замечаю еще одну дверь. Проверяю, закрыта ли она на ключ. Нет. Толкаю ее, вхожу, прикрываю за собой. Ищу выключатель, нахожу его и нажимаю. Зажигается фонарь и освещает узкую и крутую лестницу. Тут я чуть-чуть пережидаю. Никто не возникает. Тем лучше. У меня есть готовое извинение, чтобы объяснить мое присутствие в этом месте, по всей видимости, запретном, но я приберегу его на другой день. Я взбираюсь по лестнице, по беззвучной китайской лестнице, которая вряд ли может о чем-либо рассказать.

Я попадаю в комнату самого банального и благопристойного вида. Обнаруживаю я это, конечно, лишь после того, как включаю свет. Кстати о свете. Я гашу свет на лестнице и прохожу в соседнюю комнату.

И вот тут-то я обнаруживаю типографскую машину.

Эта комната представляет собой скорее чулан, чердак и, не будь она на верхотуре, могла бы быть мастерской и всем вместе. Станок находится в углу. Это такая штука с педалью для печатания небольшим тиражом, той модели, которую больше не производят, но в прекрасном состоянии. Купленная по оказии на аукционе в "Друо".

Я себя спрашиваю, что этот Чанг Пу может делать с типографской машиной. Не изготавливает же он фальшивые доллары?

Я подхожу поближе и шарю в бумагах, которые валяются вокруг. Мое внимание привлекает лист плотной розовой бумаги. Я его подбираю и внимательно рассматриваю. Неровный текст, расположенный на листе (видно, это был пробный вариант), написан по-английски. Я очень удивился бы, если бы это было приветственное послание в адрес Ее Величества. Я не знаю английского, но два или три слова, которые я видел где-то в других контекстах, не кажутся мне протокольными. Я сую лист в карман, потом еще два-три с тем же текстом, но лучше удавшимся с технической точки зрения, и иду посмотреть в другой угол, нет ли там еще чего любопытного.

Там ничего нет.

Я не делаю из этого трагедии.

В тишине помещения с моих губ срывается смешок. Я не знаю, куда метил Гольди, поручая мне это дело, но неважно, – оно обещает нечто. А пока что надо будет, чтобы он оплатил мне ускоренные курсы иностранных языков, если так пойдет дальше. Идите разберитесь в связях русских с китайцем, который печатает тексты по-английски.

– Чертов Гольди, – говорю я. И вспоминая, как он дорожит своим именем, добавляю: – Чертов Омер Гольди.

И тут же прикусываю язык. Я напрочь забыл, что шляюсь по частной жилплощади хозяина ресторана, который кого-кого, а меня уж, наверняка, может прищучить за нарушение неприкосновенности жилища, если застукает у себя дома. Я замираю и прислушиваюсь. Ни звука. Ничего. Ладно. Следует ли мне продолжить мою рекогносцировочку или лучше смыться? Передо мной дверь. Это довольно соблазнительно. Я ее открываю.

Он стоит передо мной, как статуя командора, такой же неподвижный и недоброжелательный, с типичной улыбкой на тонких губах, таинственный и все прочее, что положено самому что ни на есть китайскому китайцу.

Он смотрит на меня, я – на него. Мы смотрим друг на друга. Это продолжается пять секунд или целый век. Пожалуй, век. Он атакует первым:

– В следующий раз запаситесь карманным электрическим фонарем, – советует он.

Он говорит на чистом французском языке без малейшего акцента. Я спрашиваю себя, настоящий ли он китаец или поддельный. Но в моем положении...

– Это избавит вас от необходимости, поднимаясь по лестнице, зажигать свет, а заодно и сигнальную лампу у меня на пульте, там, внизу, возле кассы, которая сообщает мне, что кто-то посторонний шарит по моим приватным помещениям.

Я ничего не говорю. Я в ярости и чувствую себя идиотом. Господи, чего это мне приспичило действовать так скоропалительно? Почему бы не окружить Чанг Пу плотной сетью наблюдения и подождать? Так нет же, этого от нас требует современный стиль. Быстро. Делать быстро. Современный стиль. Черный юмор плюс идиотизм того же цвета. Мне хочется укусить этого Чанг Пу. Чем я рискую? Я ведь отведал его кухни.

– Вы не отвечаете? – спрашивает он.

– Нет.

– Вы не нашли то, что искали, не правда ли?

– Я ничего не искал.

– Ах, так? А я подумал... Извините.

Он спокойно изгиляется надо мной. Он не современный. Он не спешит, и времени у него много. Ловит кайф, глядя на мою дурацкую рожу, тянет резину, этот утонченный Сын Неба.

Он втыкает себе сигарету в рот и... о, черт! – вытаскивает пушку.

Я не делаю ни того, ни другого. У этого субчика, наверняка, есть что скрывать. Имел бы я хорошую мину, если бы он позвал полицейских, но в этом плане бояться нечего, он их не позовет. А сейчас сходу сведет со мной счеты. Минутку. Ярость ослепляет меня. Я бросаюсь на него.

Прежде всего я выбиваю пушку из его клешни, и она вальсирует в угол комнаты, где рассыпается на части, при виде которых у меня вырывается весьма мощная гирлянда выражений с упоминанием всуе Господа Бога. Это просто невозможно – набрать такую коллекцию глупостей за один сегодняшний день. Очевидно, это реванш за мой выигрыш в Национальной лотерее. Но это не утешает. То, что я принял за пистолет, оказалось подделкой. Хорошо сделанной, но подделкой. Это – зажигалка, пистолетная ручка которой служит портсигаром, и сейчас эта штука валяется в углу посреди рассыпанных сигарет.

Но что бы там ни было, отступать уже поздно. Чанг Пу, получивший от меня тумак, возвращает его мне с процентами, используя мое удивление. Я отвечаю ударом кулака по физиономии и бью ботинком по голени китайца. В свою очередь, получаю по уху. Ругаюсь и бросаюсь врукопашную. Этого китайца я опасаюсь. Не хочу, чтобы он показал мне приемчик дзюдо. Китайцы и японцы, похоже, не переносят друг друга, но это не мешает культурному обмену между ними. Да, если этот китаец приверженец дзюдо... Если есть сомнения, ни в чем не надо себе отказывать. Надо бить, как оглашенный, используя все приемы уличной драки, все ломать, бить в пах, отбивать почки. Я хватаю моего типа, и мы катимся по полу, сжимая друг друга до тошноты. Катаемся вправо и влево, как по палубе корабля во время качки. То один сверху, то другой. Это становится уже невыносимым. Надо кончать. Тем более, что могут возникнуть другие гладиаторы. Я перевожу дух, вернее, стараюсь это сделать... и вдруг Чанг Пу выскальзывает из моих рук, предварительно врезав мне по первому классу. Я врубаюсь в шкаф, дверца которого открывается от удара. Китаец снова набрасывается на меня, но я успеваю лягнуть его прямо в живот. Чанг Пу сгибается вдвое и отступает. Я вскакиваю, кидаюсь на него, вытаскивая из кармана свой пистолет (настоящий, а не липовый) и бью рукояткой по голове. Он падает, нажимая на какую-то кнопку, оказавшуюся у него под рукой. Может быть, я его и нокаутировал, но мои дела от этого не лучше. Где-то звенит звонок, и я понимаю, что это он его включил. Давай, Нестор! Уноси ноги, смывайся от желтой опасности.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю