Текст книги "Неспокойные воды Жавель"

Автор книги: Лео Мале

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

Глава V

По железнодорожному пути, идущему вдоль набережной Жавель, медленно двигался состав платформ с каркасами автомобилей «дё шво», тащил его локомотив, он тяжело пыхтел, посылая в низко нависшее небо густые клубы белого дыма. Плывущий по реке невидимый буксир выразил свою симпатию ползущему с трудом локомотиву хриплым стоном гудка. Сквозь ветровое стекло, по которому гуляли дворники, я увидел здания большой автомобильной фирмы. Четырехэтажные зеленоватые строения с широкими окнами и названием Ситроен, выведенным на самом верху огромными синими буквами. По обе стороны шоссе стояли машины, и все либо «дё шво», либо «дээс». Так что я даже засомневался, а не будет ли моя «дюга-12» выглядеть здесь непрошеной гостьей. Я остановился, чуть-чуть не доезжая улицы Леблан. По счастью, нашлось-таки свободное место между «дофином» и «фрегатой», которые казались там явной провокацией. Зато между этими двумя машинами моя «дюга» будет чувствовать себя не так сиротливо, подумалось мне. Втиснув ее туда, я вышел и направился к широким воротам, откуда шли рельсы, ведущие к железной дороге. Как только я миновал вывеску, запрещавшую доступ посторонним лицам, из застекленной будки вышел сторож в форме и спросил, что мне нужно.

– Рьессек,– сказал я в ответ, заглянув в свои записи, которые сделал у жены Демесси.– Он начальник или мастер цеха № 15. Могу я его видеть?

– По какому поводу?

– По поводу одного человека, который работает под его началом. Некий Демесси. Мне нужны кое-какие сведения на его счет…

Я сунул под нос церберу свои документы частного сыщика.

– Я работаю на одного нотариуса. Этот Демесси получил наследство, а найти его не удается. Он, можно сказать, сбежал из родного дома…

Я нарочно так подробно все объяснял ему, чтобы он окончательно запутался и вынужден был, чтобы избавиться от меня и заставить замолчать, либо выдворить меня коленом под зад, либо выполнить мою просьбу. Видно, парень он был неплохой, хоть и в форме. Он предпочел выполнить мою просьбу.

– Послушайте,– сказал он,– я позову Рьессека, но не могу вам гарантировать, что он сразу же прибежит. Здесь работают, понятно?

И чтобы доказать мне это, он зевнул. Затем вернулся к себе в будку, оставив меня на улице, на промозглом ветру. Какие-то типы в комбинезонах сновали по двору взад-вперед, занимаясь различными делами. Монотонный гул свидетельствовал о том, что огромный завод работает. В нос бил запах металла и масла. Через какое-то время сторож, который – я видел это через стекло его будки – позвонил куда-то, положил трубку на место и вышел ко мне.

– Он скоро придет,– молвил он.– Только не следует этим слишком часто увлекаться. Так что ж, этот Демесси, выходит, получает наследство?

– Выходит так. От какого-то дальнего родственника, он о нем, может, вообще никогда и не слыхал.

И в этот самый момент он дает деру?

– Похоже, что так. Вы его знаете?

– Здесь их несколько тысяч. Всех не упомнишь. Но об пом я слышал дня два или три назад. Жена приходила и спрашивала его.

– Знаю,– сказал я.

В этот момент появился какой-то тип в белом халате, он вышел через металлическую дверь, вделанную в стену из красного кирпича.

– А вот и месье Рьессек, – сказал сторож.

Это был мужчина лет сорока с немного полысевшей макушкой. Я представился и выложил ему свою нехитрую историю. Он счел нужным заметить, что это и впрямь обидно: не знать, где найти Демесси в тот момент, когда с неба ему падает богатство.

– Гм…

Рьессек задумался, потом смущенно улыбнулся, словно извиняясь за то, что собирался сказать.

– А он один получает наследство или их несколько?

– Их несколько.

– А наследство большое?

– Относительно. Мэтр Пешмор, нотариус, который обычно поручает мне такого рода поиски (а это, представьте себе, случается чаще, чем принято думать), не называл точную сумму, но, думаю, она превышает три миллиона.

Когда требовалось, я тоже не скупился: одним куском больше или меньше – какая разница.

– А его не могли убрать, чтобы увеличить оставшуюся долю, а? – высказал предположение мастер.

– О! Не думаю…

Нет, откровенно говоря (неудержимый взрыв внутреннего веселья), я так не думал.

– Не думаю,– повторил я.– Хотя в наше время ничему не следует удивляться. Но откуда вдруг такая идея, месье Рьессек? Вы заметили что-нибудь необычное?

– Да нет, ничего. То есть вообще-то в последнее время он казался каким-то странным. Надо сказать, что я всегда относился к нему внимательнее, чем к остальным моим рабочим. Это серьезный парень, который стремится занять более высокое положение, чем простой чернорабочий. Год назад, например, он принялся долбить механику и сразу все усек. К несчастью, обстоятельства не позволили перевести его в другой цех. Но я не терял надежды.

– Странным, вы говорите?

– Да.

– Что вы имеете в виду?

– Точно, ей-богу, не знаю. Он был сам не свой, вот и все!

– Удрученный?

– Наоборот, скорее воодушевленный. Словно он чего-то ждал. Но, откровенно говоря, эта мысль пришла мне в голову только сейчас. Вам такое, конечно, знакомо?

Я сказал, что мне такое знакомо.

– Короче, он сам был не свой. Вот я и подумал… это еще одна мысль, которая пришла мне в голову только сейчас… что, может, он знал об этом наследстве, а если знал, не пойму, зачем ему понадобилось бросать жену и работу как раз в тот момент, когда на него должно было свалиться целое состояние? Да ладно бы работа, это-то еще можно понять, но ведь ему следовало сидеть дома и дожидаться визита нотариуса, как вы считаете?

– Да, это было бы гораздо логичнее, чем ударяться в бега.

– Вот почему я и говорю, что он, возможно, не удирал. Вы понимаете, что я имею в виду?

– Еще бы, отлично понимаю. Удар по башке, кирпич на шею и бросок в Сену. В газетах много болтают о подобных штуках, но люди всегда почему-то удивляются, если это случается с кем-то из знакомых, и все-таки я не думаю, что в отношении Демесси можно предположить что-либо похожее… Хотя как знать. Однако вернемся к более конкретным вещам, к чему-нибудь такому, что вы видели собственными глазами. Когда у него появилась эта странность в поведении, эта перемена, которую вы заметили?

– Особенно в последние дни. Скажем, с неделю или полторы. Хотя началось это гораздо раньше.

– То есть?

– В конце октября.

Он посмотрел на свои часы и сверил их с контрольными часами на проходной, в углу двора.

– Ну что ж, благодарю вас, месье Рьессек,– сказал я.– Не хочу вас больше задерживать. Извините,– я улыбнулся,– но у нас, следователей, свои методы работы, порою непонятные для непосвященных. Я задам вам еще один вопрос, который, возможно, покажется вам глупым… Скажите, Демесси не занимал у вас денег?

– Никогда.

– Вы его ценили. Он, должно быть, знал, что вы его цените. Если бы он нуждался в помощи, он наверняка обратился бы к вам, не так ли?

– Безусловно.

– Но он этого не сделал?

– Он этого не сделал.

– Кроме вас, к кому из заводских служащих он мог бы обратиться с просьбой о деньгах?

– Понятия не имею. И потом, все зависит от суммы. Среди товарищей по цеху случается, конечно, перехватить тайком от жены тысячу франков или две… на холостяцкие расходы в ожидании получки, ясно?

– Речь не о двух тысячах франков, а много больше.

– В таком случае не знаю. И потом… если вы спрашиваете об этом, у вас, конечно, есть свои резоны… Но может, вы не в курсе, так я вам скажу: он не просил расчета, просто не вышел на работу, и все. Стало быть, там, где он находится – где бы он ни находился,– деньги ему не нужны.

– Да,– сказал я,– деньги ему в любом случае не нужны. Если он плывет в сторону Руана, он уже, само собой, не помышляет ни о приключениях, ни о том, чтобы утолить жажду, ни тем более о бабках. Но мне думается, что такого рода трагический поворот событий исключен. Речь, видимо, идет о банальнейшем закидоне.

– От всей души этого желаю.

Он протянул мне на прощанье руку. Мастер был так любезен, стараясь всеми силами помочь мне, но ничего другого он не мог. Я пожал его руку и, не отпуская, сказал:

– Мне хотелось бы порасспросить кое-кого из его приятелей по цеху. Людей, с которыми он был в более или менее близких отношениях. Не могли бы вы посодействовать моей встрече с этими ребятами?

Я отпустил его пальцы.

– Это очень легко сделать,– сказал он.– Но только не здесь.

– Где им будет угодно.

– Через час кончается рабочий день. Стало быть… Маршан, Дютайи и Буска были в очень хороших отношениях с Демесси. Они нередко выпивали по стаканчику у Фирмена, это бистро на площади Балар. Если бы вы могли подождать их, я сказал бы им, что вы там.

– Решено. И еще скажите, что сегодня угощаю я.

Прежде чем расстаться, мы снова пожали друг другу руки.

* * *

Я высвободил свое авто, зажатое между «дофином» и «фрегатой», предоставив тех своей судьбе средь вереницы «дё шво», и направился к площади Балар по улице Леблан, названной так в честь химика, а не романиста. Окаймленная с левой стороны заводами, чьи зубчатые крыши готовы были, казалось, укусить уже подернутое вечерней мглой свинцовое небо, а справа – высокой, угрюмой стеной, служившей когда-то опорой крепостных укреплений, улица Леблан выглядела пустынной и мрачной. И только когда я добрался уже до улицы Сен-Шарль, навстречу мне попалась первая машина – городской автобус. Проехав еще немного, я очутился на площади Балар, чертовски провинциальной, на удивление тихой и спокойной, как, впрочем, многие площади 15-го округа, будь то внутри него – например, Богренель – или возле мостов, в особенности Гренель и Мирабо. Очарование этих площадей и перекрестков не поддается описанию, и, так как в тот момент внимание мое поглощали другие заботы, я решил отвлечься от мечтаний одинокого автомобилиста и принялся искать бистро, указанное мастером цеха Рьессеком. Оно находилось у входа в метро, рядом с парикмахерской. Надпись «У Фирмена» была выведена наискось на стеклянной двери. Краску росчерка под ней следовало бы освежить.

Я посмотрел на часы. Мастер сказал – через час. У меня оставалось время, чтобы заскочить на заставу Л а Плен, к некоему Жаннену, использовавшему какое-то время таланты Демесси в механике.

Развернувшись под железнодорожным мостом, я выехал на бульвар Виктор.

Над министерством военно-воздушного флота слабо подрагивал на ветру промокший до нитки трехцветный флаг. У ворот стоял на вахте дежурный солдат. Над полиюном Исси-ле-Мулино маневрировал вертолет.

Я доехал до Версальских ворот. Здания Выставочного парка олицетворяли собой, если можно так выразиться, полную заброшенность и запустение. Поставленный у входа большой щит возвещал скорое появление в этих помещениях международного цирка, но даже подобная перспектива не вносила ни малейшего оживления в окружающую картину. До Парижской ярмарки было еще далеко и соответственно, конечно, до сопровождавшей ее обычно пыли, составлявшей главное очарование этого коммерческого мероприятия.

Свернув на авеню Ла-Порт-де-ла-Плен, я заметил на углу кокетливую лавчонку, возле которой стояли два мотоцикла и мотороллер. Чуть поодаль виднелся гараж или мастерская. Я остановился, вылез из машины и вошел в лавку, всю заставленную новенькими двухколесными средствами передвижения. Молодая женщина за конторкой что-то подсчитывала при свете лампы. Заслышав меня, она подняла от работы красивое и необычайно симпатичное лицо, приветливо поздоровавшись со мной.

– Добрый день, мадам,– сказал я, приподняв шляпу и добродушно улыбнувшись.– Месье Жаннен здесь?

– Да, месье.

– Могу я его видеть?

– Конечно.

Она встала и, открыв находившуюся за конторкой дверь, позвала:

– Кики!

– Да,– ответили ей откуда-то из глубины мастерской.

– Тебя здесь спрашивают.

– Иду.

Минуту спустя месье Кики Жаннен стоял передо мной. Это был человек среднего роста, крепыш, с умным лицом и смеющимися глазами. Я выложил ему ставшую уже привычной байку о так называемом наследстве, которое сделает Поля Демесси почти ровней Ага-Хану, с разницей, ну, скажем, в каких-нибудь несколько миллиардов, затем принялся расспрашивать его об этом человеке. Месье Жаннен подтвердил, что да, Демесси помогал ему иногда, но вот уже два месяца, как он не нуждается больше в его услугах. А точнее, он его попросту выставил за дверь.

– По двум причинам. Видите ли, в основном я занимаюсь мотоциклами. Иногда попадается автомобиль, но это, в общем-то, редкость. А Демесси интересовался почти исключительно механикой автомашин. Нельзя сказать, что он был плохим механиком, но ему не хватало практики.

– И это вторая причина?

– Нет. Он позволил себе отпустить один или даже несколько сомнительных комплиментов в адрес моей жены.

Я взглянул на молодую женщину. Не было ни малейших сомнений в том, что она достаточно красива и наверняка вызывала восторги, а уж сомнительные или нет – дело десятое.

– А!

– Словом, неприятный тип,– заявил в заключение мой собеседник.

Я не стал его спрашивать, занимал ли у него Демесси деньги. На это у того, пожалуй, не хватило бы нахальства. Мы обменялись еще кое-какими замечаниями, затем я распростился с приятной парой и двинулся в обратный путь, на площадь Балар.

* * *

Хозяин бистро, судя по всему овернец, с большими черными усищами и густыми бровями, угрюмо мыл, и мыл, и мыл стаканы. То и дело погружая руки в мойку, он обменивался односложными замечаниями с молоденькой девушкой, которая время от времени приходила из кухни через дверь, находившуюся в восточной стороне стойки, и без всякой видимой пользы вставала рядом с ним. Из «заднего зала», отделенного невысокой створкой, доносился стук костяных шаров, сталкивавшихся на зеленом сукне бильярда. Бистро освещалось тусклым желтоватым светом. Конечно, это не Бог весть что, но, по мне, лучше уж такое освещение, чем эти новомодные лампы дневного света, которые суют теперь повсюду, отчего все вокруг принимают очаровательный вид жмуриков.

В зале со стойкой я был единственным клиентом. Я выбрал столик у радиатора, от которого веяло приятным теплом, упомянутая мной девушка принесла аперитив. Компанию мне составлял красивый, упитанный, полосатый кот, дремавший, застыв вроде сфинкса, на планке радиатора. С трубкой во рту я дожидался, пока у «Ситроена» пробьет час освобождения. Дым от моей трубки медленно, но довольно-таки нахально устремлялся к потолку.

На улице лил дождь. Вода струилась по стеклам, и порою на фоне этого водяного занавеса возникали редкие тени – прохожие, которые куда-то спешили, прижимаясь к стенам, то ли чтобы укрыться, то ли чтобы принять душ, попав под водосточный желоб. В автобусной конторе на другой стороне улицы тихо мерцал свет. Когда автобус проходил по улице Леблан слишком близко к тротуару, слышно было, как громко хлюпает взметнувшаяся из-под колес вода.

В бистро вошли двое рабочих, они размахивали фуражками и отряхивались, кляня эту собачью погоду. То, что падало с неба, похоже, не отличалось приятной теплотой. Они пожали руку хозяину, который другой рукой продолжал тем временем полоскать свои стаканы, сделали заказ, потребовали игральные кости и начали партию в 421. Не прошло и минуты, как явились еще двое посетителей. Девушка, о которой уже говорилось, с привычной улыбкой заняла свое место за стойкой, в любой момент готовая принять заказ. Глубоко вздохнув, хозяин бросил мытье посуды. Таков, видно, здесь обычай. Теперь, когда клиенты были уже на месте, им предстояло самим заниматься мытьем стаканов, если они хотели получить их чистыми, свежевымытыми.

Кафе мало-помалу заполнялось шумным пролетарским людом. Потревоженный кот открыл один глаз, потом второй, потянулся и потихоньку отправился на поиски более спокойного местечка.

Я заранее сообщил свое имя хозяину бистро и официантке и попросил, в случае если ребята, которых я не знаю, спросят меня, направить их к моему столику, но до сих пор ко мне так никто и не подошел. От набережной Жавель до площади Балар не ближний конец, и, возможно, мои металлисты отступили под натиском холодного ливня, который, казалось, вовсе не собирался утихать.

Но вот в ту минуту, когда двое мужчин покидали бистро, четверо других, наоборот, вошли, и вместе с ними ворвался сырой воздух. Среди этих четверых один был североафриканец, но он, похоже, не принадлежал к их компании. Едва переступив порог, он оторвался от группы, с трудом нашел место у стойки и, облокотившись на нее, со смиренным видом заказал кофе. А трое других, войдя в заведение, все вместе стали оглядываться по сторонам. За столиком сидел только я один, и как бы там ни было, верно, по моему виду сразу можно было догадаться, что я кого-то дожидаюсь. Самый молодой из этой тройки, высокий и сухощавый, в американской фуражке с поднятым вверх козырьком, подошел к моему столику.

– Извините, месье,– сказал он, поднося палец к своему намокшему кепарю,– но, может, это вы нас ждете. Вы – Нестор Бюрма, тот самый, о котором говорил нам наш мастер?

– Да, это я,– отвечал я.– Господа Маршан, Дютайи и Буска, если не ошибаюсь?

– Верно.

– Дружки Демесси?

– Точно.

– Ну что ж, очень рад, господа.

Мы пожали друг другу руки. Буска – это был молодой парень в фуражке. Дютайи – тот чуть постарше, женатый, на нем была куртка и мягкая шляпа. Маршан, ровесник Дютайи, походил на Исидора Флапи – самый настоящий атлет: нос посреди его треугольного лица, казалось, так и просил оплеухи. Мы уселись, и, когда молодая официантка принесла нам выпить, я выложил свою историю с наследством Демесси.

– Да,– сказал Дютайи, закуривая сигарету, мастер говорил нам об этом наследстве. Он еще говорил, что мы вроде могли бы подкинуть вам кое-какие сведения.

– Неясно только какие,– добавил Маршан,– но раз уж мы все равно имеем привычку приходить сюда каждый вечер, то вот и подумали, что…

– Послушайте, ребята,– сказал я.– Я задам вам несколько вопросов, а вы постарайтесь на них ответить. Мне нужно отыскать этого Демесси, он сбежал, как самый последний кретин, причем в тот момент, когда нотариус, на которого я работаю, собирался туго набить его кошель.

– И сколько же это потянет? – поинтересовался Маршан.

– Около грех миллионов.

– Вот это да,– одобрительно закивали они все разом.

– А если Демесси не найдется, нельзя ли его заменить, к примеру, мной? – усмехнулся Маршан.

– Не думаю, иначе я сам бы уже выдвинул свою кандидатуру. Но если вы поможете мне напасть на его след, если я найду моего клиента, немного деньжат всем перенадет.

– Десять процентов,– пошутил Буска.

Если и дальше так пойдет, хорош я буду в конце концов с этими моими байками и надувательством.

– Немного деньжат,– снова повторил я.

– Ну что ж, валяйте, шеф. Задавайте ваши вопросы.

Я задал свои вопросы, и они, как могли, ответили мне, но ничего нового я не узнал. Они с Демесси были дружками, это верно, только он никогда не делал им никаких признаний. И в общем-то я остался ни с чем. Пропустив еще по стаканчику, мы поболтали о том, о сем.

– Может, следует поискать какую-нибудь бабенку,– высказал предположение молодой Буска.– Не хочу сказать о Демесси ничего плохого, но все думаю, а не был ли он… как это называется?…

– Сексуально озабоченным? – подсказал Маршан.

– Ага. Сексуально озабоченным.

– Сам ты сексуально озабоченный,– ухмыльнулся Дютайи, пожав плечами.– Кто этот шельмец, который покупает журналы, где сплошь одни фотографии голых девок?

Буска покраснел.

– Что за черт! Просто я люблю красивые вещи.

– Сексуально озабоченный? – переспросил я.– А почему вы думаете, что Демесси сексуально озабочен?

– Ну,– промычал Буска,– сексуально озабоченный – это, может, чересчур сильно сказано, определение, может, не совсем то. Вот это, пожалуй, будет вернее: неудовлетворенный. Точно. Он был не удовлетворен. Он… Нет, опять не то… В общем, с некоторых пор женщины, можно сказать, не давали ему покоя.

– А мне кажется,– подхватил Маршан,– что это всегда не давало ему покоя, и реагировал он на такие вещи не совсем нормально. Не знаю, как объяснить, только в словах малыша Луи есть правда.

Малыш Луи – это был Буска.

– А я понимаю, в чем тут суть,– проворчал Дютайи.– Не удовлетворен! Что это значит? Да все мы в той или иной мере неудовлетворены, и неважно, идет ли речь о женщинах или о зарплате, а то и о самой гнусной жизни, которую мы ведем.

– Согласен, но он – другое дело. Не знаю, как объяснить, только тут совсем другое.

– А я так понимаю, в чем тут суть,– повторил Дютайи.– Несете черт-те что, лишь бы выманить монету у этого человека…

И пальцем, на котором блестело обручальное кольцо, показал на меня.

– Не страшно,– с улыбкой сказал я.– Плачу только после того, как найду Демесси.

– Тогда это еще не скоро. Я хочу сказать, не скоро – в том случае, если вы рассчитываете найти его с помощью нашей болтовни. Что касается меня, то я выложил все, что знал. Боюсь, негусто, это верно. А теперь мне пора идти.

Он встал и протянул мне руку.

– До свидания, месье.

– До свидания… Кстати, к вопросу о деньгах, скажите-ка, прежде чем уйти, Демесси, случаем, не брал у вас взаймы?

– Нет. А что?

– Похоже, будто он занял недавно.

– Во всяком случае, не у меня.

– И не у нас,– заявили Буска с Маршаном.

– А-а! Ну что ж, спасибо и на том.

Эта история с деньгами не давала мне покоя. Я чуял, что тут-то и кроется разгадка тайны.

Дютайи ушел, а Буска, возвращаясь к своей мысли, проворчал:

– Что там ни говори, а он был чудной по части баб. Его-то бабу вы знаете, месье?

– Я видел ее.

– Нельзя сказать, что соблазнительна, а?

– Не шибко. Но если вы хотите сказать, что она ему осточертела и поэтому он смылся, то я в курсе. Я вовсе не доискиваюсь причин его бегства. Я просто хочу установить, куда он мог деться. Вы не знаете, была у него какая-нибудь связь? Ну, например, с женщиной с «Ситроена»?

– Уж и не знаю, какая баба могла бы ему потрафить,– вздохнул Маршан.– С этим Дютайи со смеху умрешь. Изображает из себя почтенного отца семейства, умудренного опытом старца. А почему, спрашивается? Он всего на два года старше меня. Малыш Луи, в общем-то, прав, Демесси из категории неудовлетворенных. Да и по части баб чудной. А почему – не могу вам объяснить. Чувствовалось, что дело тут неладно. Чертовски требователен. С такой женушкой, как у него, оно понятно, и все-таки. Надо же знать меру. Ему подавай Мартин Кэрол или Брижит Бардо, и то, пожалуй, мало!

– Может, он чересчур увлекался кино?

– Уж и не знаю. Но Боже ты мой, скажи-ка, малыш Луи, помнишь, что он отмочил в тот день, когда мы заигрывали с Зизи?… Зизи, пояснил он,– это та самая, которую вы видите вон там, за стойкой, она нас обслуживала. Лакомый кусочек, а?

– Ничего.

– Ничего?… – Он чуть было не задохнулся от возмущения. – Вот черт! Ну и ну! Скажите на милость! Ничего себе! Да вы, я вижу, и сами-то не хуже Демесси!

– Не знаю. Так что же он такого отмочил?

– Мы заигрывали, шутили, говорили, что Зизи многим нам обязана, но мы с нее все равно ничего не возьмем. Тогда он – да с каким презрением, вы бы видели, бросил нам, будто у него кое-что и получше есть, только он этим не пользуется. Слово в слово.

– Это так, для красного словца. Сами знаете. Он просто шутил.

– Какое там шутил. И Зизи это сразу почувствовала, она здорово обиделась, а нам, само собой, было неприятно. Ведь так, Луи?

– Да, что и говорить, он всех нас умыл.

Я ничего не сказал вслух, но про себя подумал: немного же вам надо. И еще подумал, что все это никуда меня не продвигает.

– Не о своей же жене он говорил,-заметил Маршан.

– А о ком тогда?

– Ну уж!…

И металлист в недоумении развел руками. Я полностью разделял его чувство беспомощности. Никогда еще мне не доводилось испытывать такого острого ощущения, что молодость уходит. Я машинально взглянул на часы, висевшие над стойкой,– неумолимый механизм, как говорит поэт. Следуя моему примеру, Маршан тоже посмотрел на настенные часы, поморщился, увидев время, которое они показывали, и встал.

– Ну что ж, месье, если мы вам больше не нужны…

– Пожалуй, нет.

– Пошли, Луи?

– А? – очнулся углубленный в свои мысли Буска.

– Пошли?

– Ну… ну, конечно.

Он тоже поднялся со стула.

– До свидания, месье.

– Мы вам, наверно, оказались не так уж полезны, а? – спросил Маршан.

Я пожал плечами.

– Видите ли, сразу попасть в точку трудно. К тому же я застал вас немного врасплох… – И в утешение всем добавил:– Возможно, какие-то детали придут вам на память – не сегодня, так завтра, словом, в ближайшее время. В таком случае… Напомню вам свое имя. Бюрма. Нестор Бюрма. Вы найдете меня в справочнике.

– Ладно. Привет, месье.

– Привет.

Они удалились.

Снова набив трубку, я закурил ее и подошел к стойке, где стало чуть-чуть посвободнее. Расплачиваясь с небезызвестной Зизи за аперитивы, я рассмотрел девушку гораздо внимательнее, чем прежде. Она была недурна, эта Зизи, даже более того – очень хороша, но было кое-что и получше, как говорил Демесси, и… Внезапно меня осенила одна идея. Впрочем, по правде говоря, не так уж внезапно, ибо она, должно быть, давно уже пробиралась в моем подсознании, громко стуча высокими каблуками. Да, было кое-что и получше, и вполне возможно, что Демесси это лучшее заполучил… Но теперь, когда он этим не пользовался, доказательств не было никаких.

Я вышел из бистро.

На улице по-прежнему лил дождь. Я надвинул шляпу на глаза, поднял воротник пальто и направился к машине, которую оставил в самом начале авеню Феликс Фор.

И тут я услыхал, как меня окликнули:

– Эй! Месье!

Я обернулся на голос молодого Буска. Его залихватский козырек завзятого буяна нисколько не защищал лицо от дождя. Капли шлепались на него с размаху, стекая вниз, но он не обращал на это внимания. Он весь запыхался.

– Я откололся от Маршана,– едва выговорил он.– И примчался, как только смог, чтобы… Короче, я хочу вам кое-что показать. Вернемся в бистро?

– Пойдем лучше ко мне в машину,– предложил я.– Там можно включить свет.

– Я не знал, что у вас есть машина,– молвил он, как бы извиняясь.

– Я тоже не знал, что вы собираетесь мне что-то показать,– возразил я с усмешкой.– Вы только сейчас это обнаружили?

Он не ответил. Мы добрались до моей «дюга», сели на переднее сиденье, и я включил верхний свет.

– Ну что?– спросил я.

Малыш Луи откашлялся, стряхнул стекавшую вдоль носа каплю дождя.

– Так вот,– начал он.– Я не стал ничего говорить в присутствии ребят, не хотел прослыть легавым. Они и без того все время подшучивают надо мной, потому что я покупаю эти легкомысленные журнальчики да еще читаю полицейские романы, куда уж больше… только имейте в виду, что это мои приятели и я вовсе не собираюсь в чем-то винить их, а если то, что я покажу вам, чего-то стоит, я с ними, конечно же, поделюсь, но говорить об этом в их присутствии мне было не с руки. В общем, хочу вам сказать, что, как только мастер рассказал нам о частном сыщике, который работает на какого-то нотариуса и разыскивает Демесси на предмет наследства, а потому желает встретиться с дружками Демесси, я сразу смекнул… привычка к полицейским романам, ясно?… что вы нам зададите кучу вопросов и чем больше всего мы вам расскажем, тем лучше будет для Демесси. Словом, упускать нельзя ничего!

– Верно.

– И тогда мне пришла мысль заглянуть в шкафчик Демесси. Я знал, что он оставил там комбинезон и старый пиджак. Может, я ничего и не найду, думал я. Но я нашел.

Я протянул руку.

– Выкладывайте, старина.

Он вручил мне конверт в масляных пятнах. Я открыл его. В нем лежали профсоюзная листовка, маленький рекламный календарик и любительская фотография. На смятой по краям фотографии с загнутым левым верхним углом на фоне сельского пейзажа была изображена смеющаяся во весь рот девушка в бикини. Я тотчас узнал ее. То была Жанна Мариньи – свеженькое, жизнерадостное и скандальное создание,– с которой я встретился на лестнице дома на улице Сайда.

– Великие умы всегда найдут общий язык,– заметил я.– Две минуты назад я как раз думал об этой девушке.

– Вы ее знаете?

– Более или менее. А вы?

– Фотографию эту я вижу не в первый раз. Однажды она выпала из бумажника Демесси. Я сказал ему, что девчонка у него классная.

– Да. Не то что ваша Зизи, а?

– Точно, тут уж надо признать. Так вот я сказал ему, что девчонка у него классная, и он с этим согласился.

– А вы не спросили его, спал он с ней или нет?

Малыш Луи поморщился.

– Бывают моменты, когда от скромности мы не умрем, так ведь?

– Ну а он что ответил?

– Посмеялся, и все. Но смех у него был какой-то странный.

– Со временем все начинает казаться странным. Особенно смех.

– Возможно.

Он мотнул подбородком, показывая на фотографию, которую я держал в руках, и в результате несколько дождевых капель упали с его козырька на приборный щиток.

– Это чего-нибудь стоит?

– Тысячу монет за то, что пошарил в шкафу, и еще тысячу за то, чтобы эта находка осталась у меня. Две косых на круг. И я в убытке.

– А я – нет,– ухмыльнулся он.

Я вручил ему деньги.

– Ничего другого нет?

– Пока нет.

– Тогда спасибо и до скорого, если что-то появится.

– Ладно.

Он вышел из машины и бегом пересек авеню, пытаясь выйти сухим из воды. А дождь лил пуще прежнего. Я полюбовался фотографией Жанны Мариньи, прочитал профсоюзную листовку, что было далеко не так весело, потом сунул все это себе в карман и несколько секунд сидел с погасшей трубкой во рту, положив руки плашмя на руль и слушая, как дождь лупит по крыше машины. «Ты собралась на бал черномазых, Жанна? Так рано?» – звучал у меня в ушах насмешливый голос подростка с улицы Сайда. Я погасил верхний свет и включил сцепление. Светящиеся стрелки на часах бортового щитка показывали двадцать часов пять минут.