Текст книги "Лошадь под водой (Кровавый круг)"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

Теперь мы возрождаемся. Новая Европа – это Европа среднего класса, которой будут руководить люди со вкусом, не выскочки из тредюнионов и не террористы, будоражащие чернь; люди, обладающие культурой, воспитанием и вкусом.

Что-то за моей спиной приковало взгляд да Куньи. Я не смел обернуться. Его острые костлявые пальцы сжали мою руку, слова выскакивали как плевки:

– Ты назвал меня фашистом...

– Нет, – возразил я нервно, – ничего подобного я не говорил.

Он не стал ждать моего ответа.

– Может быть, я и есть фашист. «Молодая Европа» – фашистская организация, тогда я горд тоже называться фашистом!

Мальчик-слуга топтался у двери. Как он вырос! Я в первый раз заметил, что это – более шести футов смазанных жиром мускулов.

– Взять его! – закричал да Кунья. Он дернул меня за руку, и его ловкое движение заставило меня потерять равновесие.

– Забери его в погреб, – крикнул он, – дай ему шесть ударов плетью. Я покажу этим вороватым реакционерам – друзьям еврея Кондита, что я понимаю под дисциплиной!

Его рот кипел злобной пеной.

– Такой человек, как вы, никогда не бросит в тюрьму посланца, – мягко произнес я. Да Кунья вытянулся, приняв царственную позу. – Я отвезу ваше послание моему правительству, – выдавил я.

Он посмотрел сквозь меня. Это длилось одно мгновение или чуть больше. Затем медленно притянул меня к себе и прошипел в лицо:

– Только потому, что посланец, ты останешься жив.

Теперь он говорил немного спокойнее.

Я поймал взгляд мальчика-слуги. Тот слегка повел плечами. Его жест я воспринял, как то, что он пожал плечами.

– Я передам ваши слова Англии, – громко заявил я, будто произнес слова из «Сна в летнюю ночь».

Мы с да Куньей торжественно пожали друг другу руки, словно один из нас собирался вступить в капсулу космического корабля. Он сказал:

– Можете вы показать мне послание вашего офиса в Лондоне?

– По поводу молекулярного восстановления частиц воды. Боюсь, что нет, я ведь не принес его с собой.

– Допустим, – кивнул он. – А как звучала последняя фраза?

– Я помню ее. Она звучала так: «Работа профессора Кнобеля представляет жизненный интерес для положения свободного мира в Арктике».

– Когда вы достигнете моего возраста, такая пища для собственного "я" иногда означает для человека очень много, – растроганно произнес да Кунья.

– Я понимаю, – сказал я. Но это было некоторым преуменьшением.

Глава 55Праздник лжи

– Великолепно! – воскликнул Осси. – Просто восхитительно!

И это было правдой. Пончики с джемом в буфете на железнодорожной станции Марракеша – лучшие из тех, которые мне когда-либо приходилось пробовать.

– Достал? – спросил я.

– Да, – улыбнулся Осси и положил брезентовый пакет на стол.

– Все прошло как во сне. Точно, как ты сказал. Слабенький. Людей, которые делают такие паршивые сейфы, следует просто сажать.

– Ты отправил сообщение?

– Я передал: «Первая фаза завершена. Приступаем ко второй. Точка. Устранение Бейкера». Они прислали подтверждение. – Осси снова расплылся в улыбке. – Ты думаешь, когда они перехватят сообщение, то решат, что Бейкер – это Бей?

– Если только он не еще больший остолоп, чем я думаю. Я использовал простой код, одинарный. Не представлял, как сделать, чтобы ему совсем облегчить задачу.

Осси снова хихикнул. Он беспричинно невзлюбил Бея, и ему нравилось, что тот начнет прятаться от несуществующего убийцы.

– А как прошло у тебя? – спросил Осси. – Ты посматриваешь на часы. За тобой следили, нет?

– Нет. Поезд должен прийти через пять минут, – сказал я. Было два пятьдесят пять дня.

– От того, что ты будешь смотреть на часы, он быстрее не придет. Расскажи мне о своем разговоре со старым мошенником. И съешь пончик. Ты уверен, что за тобой не следили?

– За мной никто не следил.

Я взял еще один пончик и рассказал Осси о разговоре с да Куньей.

– Не может быть! – несколько раз перебивал меня он.

– Если ты будешь говорить «не может быть» каждый раз, когда я рассказываю что-то неправдоподобное, лучше иди и прополощи горло или оставайся с больным.

– Ты самый лучший лгун, какого я только знаю! – воскликнул Осси с восхищением. – Значит, старый негодяй действительно связан с английскими фашистами?

– С английскими фашистами, с французскими фашистами, с бельгийскими и даже с германскими.

– Значит, у немцев они тоже есть, – задумчиво произнес Осси, будто он не рылся последние четверть века своими, похожими на свиные сосиски, пальцами в секретных документах.

– Ты здорово придумал историю с посланием из Лондона. Мне очень понравилось. А что на самом деле написали из Лондона?

Я дал ему телеграмму от Доулиша.

«Кнобель тчк нацист тчк мистификатор тчк открытия по замерзанию воды невосстановимы тчк повторяю: невосстановимы и совершенно не заслуживают доверия повторяю: совершенно тчк Доулиш».

Длинный зеленый современный поезд вполз на станцию. Я помог Осси погрузить наш багаж.

Человек с лицом как наполовину съеденная плитка шоколада «Аэро» потребовал денег за то, чтобы показать нам места в почти пустом вагоне. В ответ на мой отказ он научил меня нескольким новым арабским глаголам. Поезд вышел с уютной маленькой станции Марракеш.

– Вот бы мне хотелось взглянуть на лицо этого Бея, – усмехнулся Осси.

– Вот чего я как раз стараюсь избежать, – остудил его я, открывая брезентовую сумку. Мы оба посмотрели на маленький радиоприемник, с помощью которого можно связываться с прибором на морском дне.

Глава 56Глубинный сигнал

Длинные гибкие лопасти рассекали воздух над нашей головой. Я похлопал пилота по руке.

– Еще один обзор, и мы вернемся на корабль, а завтра попробуем снова.

Мы резко снизились над бурным морем, и я наблюдал, как поток воздуха от движения лопастей срезал верхушки волн.

– О'кей, шеф, – крикнул я через плечо.

Старшина Эдвардс с военного британского корабля «Вернон» высунулся из дверцы и рассматривал поверхность океана.

– Немного назад! – прокричал Эдвардс. Это была обычная шутка штурманов, но сейчас пилот послушно повернул вертолет в обратном направлении.

«Всего лишь плавучий кусок дерева», – сообщил голос по связи.

Мы передвинулись на следующий квадрат участка поисков. В двенадцати милях с правого борта я видел побережье Португалии у мыса Санта-Мария. По серой морской воде пробегали черные вены, когда вода освещалась огнями. – Уже слишком темно, – сказал я, и Осси выключил свое радио. Кабина осветилась зеленым светом приборного щитка.

Прошло два с половиной дня, и наши усилия увенчались успехом. Долгие часы «Давай немного назад» над покрытыми пеной кусками грузов, смытых с кораблей, и скольжения, чтобы ближе взглянуть на стаи мелких рыбешек.

И вот наконец, когда мы установили контакт, сверхдлинноволновый радиоприемник на коленях у Осси, тот самый, который он украл из сейфа да Куньи, издал ответный сигнал «бип-бип!». Пилот удерживал вертолет на месте. Гребни волн были от нас на расстоянии нескольких дюймов.

«Бип, бип!» – передавался нам сигнал. Осси кричал по внутренней связи, а я стиснул закрытую резиной руку ныряльщика и пытался заставить его еще раз за тридцать секунд выполнить инструкцию. Эдвардс погладил меня по руке и одними губами произнес:

– Все будет о'кей, сэр.

Затем, как царь демонов в пантомиме, старшина исчез. Скрестив руки, опустив вниз лицо, он с плеском вошел в воду. Только теперь я увидел цель, за которой он нырял. Серебристый металлический предмет, плававший среди волн, просвечивал то там, то тут сквозь зеленую растительность.

Старшина Эдвардс в течение десяти минут обмотал вокруг него проволоку. Оператор лебедки поднял металлический цилиндр вверх и затем с плеском и брызгами втащил его в кабину вертолета.

Доулиш сделал свое дело. Когда вертолет вернулся на корабль, там нас ждали, и все было готово. Даже порция рома для еще мокрого старшины Эдвардса. Я с цилиндром разместился в дневной каюте капитана. У входа стоял матрос-часовой, и даже капитан, только постучавшись, прежде чем войти, мог спросить, не требуется ли мне еще что-нибудь.

Два болта пришлось срезать, что следовало ожидать после того, как они пробыли под водой более десяти лет. Открылась панель из легкого сплава, и я увидел небольшое пространство, где помещались регуляторы барометра, термометра, гидрометра и моторов.

Эти цилиндры выбрасывались в океан германскими судами и самолетами во время Второй мировой войны. Каждые двенадцать часов они всплывали на поверхность и передавали радиосообщение, содержавшее метеоданные – показатели с находившихся внутри приборов. Таким образом германская метеослужба подготавливала прогнозы, предупреждая суда и самолеты о погодных условиях при выполнении опасных заданий. Но этот цилиндр имел особую послевоенную миссию. Да Кунья, или Кнобель (имя, под которым он числился на подводной лодке "U"), приказал наполнить его личными предметами.

Каждые двенадцать часов этот металлический цилиндр всплывал, и его «голос» сообщал да Кунье, что он все еще «жив и здоров».

Ферни Томас пытался удержать его на поверхности и не дать погрузиться снова на дно моря. Гэрри Кондит знал, что его лодка проходила по двенадцать миль каждый раз, когда да Кунья совершал свои поездки. «Вдоль берега», – решил он, потому что считал себя единственным, у кого были свидания в море.

Я проник туда, где когда-то находились приборы, и обнаружил тонкую металлическую банку с нацистским орлом и яркой красной восковой печатью.

Прежде чем открыть ее, я послал за кофейником и сандвичами. Похоже, что предстояла долгая работа.

Глава 57Письма, затерявшиеся на почте

"Рождество, 1940 г.

Дорогой барон!

Какой удивительный сюрприз – получить Ваше письмо! Оно шло до нас почти девять недель. Вас, вероятно, интересует, каковы настроения здесь, в Англии.

Вы не узнали бы № 20 теперь, и я не могу вспомнить такого Рождества. Сады превратились в свалки хлама. В пяти домах живут польские офицеры, которые все время кричат и поют.

Джеральд в Камеруне ведет переговоры с французами, а Билли служит на флоте и сейчас Бог знает где. Из прислуги у нас остались только повар и Джанет. Мы устроились «лагерем» в кабинете и золотой комнате, которая так нравилась Вам. В Лондоне совсем не бываем. Бензин трудно достать, а поезда затемнены и набиты битком. Ходят разговоры, что скоро закроют рестораны.

Не сомневаемся, что Карл хорошо проводит время в Париже. Как мы ему завидуем! Будете писать ему, передайте мой привет.

Мы согласны с Вами по поводу этой ужасной войны. Правительство наше совершенно растерялось под давлением лейбористов, а сэр Б. абсолютно уверен, что эти крикуны в сговоре с большевиками. Но папа утверждает, что в следующем месяце они заставят замолчать «Дейли уоркер».

Согласна с вами, если бы нам удалось встретиться и обсудить все проблемы, мы могли бы помочь нашим странам в эту годину смертельных испытаний.

Я уверена, что это не так уж невозможно, как Вам кажется. Лорд К. в феврале отправляется в США, и Мириам едет с ним. Так не могли бы Вы под каким-либо предлогом приехать в Лиссабон? Вы ведь всегда умели найти повод, чтобы навестить бабушку в Гудвиде.

Кстати, как она поживает? Вы знаете, что Сирил все еще в Цюрихе, адрес у него прежний. Полагаю, он был бы рад повидать Вас снова. Господи, как много времени прошло!

Конечно, Гельмут может пользоваться домом в Ницце, у агента в деревне есть ключи. Надеюсь, что дом не разрушен, но сейчас трудно сказать что-нибудь определенное. То, как ведут себя в последнее время французы, за пределами понимания.

Пожалуйста, напишите нам поскорее. Известие о том, что все вы здоровы и по-прежнему думаете о нас, принесло бы нам глоток свежего воздуха и хоть чуть-чуть скрасило бы нашу измотанную, унылую жизнь!

Ваш искренний друг Бесс".

~~

"Воскресенье, 26 января, 1941 г.

Дорогой Вальтер!

Я прошу тебя сжечь это сразу после того, как только прочтешь. Скажи К.И.Ф., что он должен поставлять с фабрики в Лионе все, что ты попросишь. Напомни ему, что жалованье последние десять месяцев ему платило не французское Сопротивление. Я хочу, чтобы трубы как можно скорее задымили снова, или я продам предприятие.

Не заинтересуются ли люди из вермахта приобретением завода? Если хочешь, я назначу тебя посредником на обычных условиях. Уверен, фабрика в свободной зоне Виши может оказаться полезной в свете «Списка узаконенной торговли с противником».

Я думаю, что обыватели здесь начинают понимать, куда дует ветер, и шумная бравада поутихла. Запомни мои слова, если ваши ребята действительно вступят в конфликт с Советами, мы, англичане, не станем долго раздумывать, как следует поступить.

Наш завод в Латвии после того, как его прибрали к рукам большевики, пропал, и я могу только радоваться, что планы по Буковине не осуществились.

Теперь создаю «Мозговой трест» (как они это называют) из моих единомышленников, и, когда страна наконец опомнится, мы сможем что-нибудь предпринять.

Ты прав относительно окружения Рузвельта; после того как он благополучно засел на третий срок, его приспешники станут разжигать злобную истерию среди здешних социалистов. Однако, как тебе известно, Рузвельт – это еще не вся Америка. И если твои люди не совершат какой-нибудь глупости (например, бросят бомбу на Нью-Йорк), только незначительное число американцев захочет взять в руки оружие при условии, что им придется отказаться от банковского счета!

Сожги это письмо!

Твой Генри".

Глава 58Быстро собрать все воедино

Может, они не типичны для тех писем, которые я извлек из цилиндра? Я разложил их на столе. Некоторые были написаны на бумаге с выгравированным именем автора, другие – на листах, вырванных из тетрадей. Что же между ними общего?

Я вытряхнул маленькую коробочку с кристаллами силекагеля, которые помогали сохранить документы сухими, и перелистал книжку с именами и адресами, грубо напечатанными на желтых страницах. «Можно ли считать, что эти бумаги относятся к величайшим сокровищам мира?» – подумал я и решил, что нельзя. Но тогда кто же такой да Кунья? Он выглядел больше чем просто маленькая точка. Да Кунья, который сидел и читал мне лекцию о святости среднего класса.

Когда нацистская Германия распадалась, крупные «шишки» постарались ухватить кое-что на память, кое-что, что они знали и любили, вроде денег.

Некоторые любили большие картины, и они тащили полотна старых мастеров, другим нравились маленькие картинки, и они присваивали коллекции марок, кто-то обожал роскошь, и они набивали карманы золотом, некоторым хотелось «красивой жизни», и они предпочитали героин. Но у одного был особенно развит вкус к власти. Он взял эти письма.

Когда вермахт напряженно следил сквозь туман за положением по ту сторону Ла-Манша, появился приказ сформировать английское марионеточное правительство. Германским дипломатам поручили вступить в контакт с возможными сторонниками, используя по возможности индивидуальный подход. И, таким образом, серьезные очаровательные личные письма достигали серьезных очаровательных людей, которые не возражали стать членами парламента при поддерживаемом нацистами национал-социалистическом правительстве. Временно, пока Лондон не будет готов, ему предстояло обосноваться на островах в Ла-Манше.

Когда наступила зима, эти письма пронумеровали, зарегистрировали и спрятали. Их извлекли на свет Божий в конце следующего лета, и подобные письма были еще направлены серьезным милым бессарабам, украинцам и литовцам. Потом они пылились, пока однажды в 1945 году один человек не сообразил, что такого рода письма от влиятельных людей могут облегчить его жизнь в этом враждебном мире.

Капитан фрегата Кнобель, офицер германского флота и ученый, взял пакет с письмами, свою канистру с героином и поднялся на борт подводной лодки XXI серии "U" в Куксхафене. Да Кунья знал все о метеорологических буях. Он запечатал свои сокровища, предназначенные для шантажа, в буй и поставил водонепроницаемую печать. В районе Албуфейры он приказал командиру выбросить буй, а сам отправился на берег в резиновой лодке. Командир подводной лодки вскоре потерял и свое судно, и свою собственную жизнь, потому что его сложный корабль пошел ко дну со всем экипажем.

Что произошло? Этого, пожалуй, никто никогда не узнает. Очень мало подводных лодок типа XXI серии "U" спускалось под воду. Когда пришли союзники, большинство из них еще находилось в полузавершенном виде на стапелях Северной Германии. Насколько мне известно, нигде в мире не существует ни одной целой лодки XXI серии "U", если не считать дна Атлантического океана около Албуфейры.

Томас понимал, если пренебречь плавающими вокруг разлагающимися трупами, то с подводной лодки, предназначенной для бегства высокопоставленных нацистов, можно получить ценную добычу. На что рассчитывал Томас, мы уже не узнаем никогда. Но, подняв со дна моря канистры с героином (это был популярный способ перевозки нацистских сокровищ), он знал, что ему потребуется помощь для того, чтобы распорядиться наркотиком. Он не мог подыскать более подходящего помощника, чем Гэрри Кондит. Фраза в дневнике Смита: «Скажи К» (Кнобелю) заставила меня подумать, что Гэрри Кондит – ученый.

Томас никогда не утрачивал уважения к да Кунье. Он замирал, если тот приближался, и отвечал ему кратко, односложно, в манере, принятой на германском флоте.

Как и все немцы, да Кунья смог научиться говорить по-португальски без акцента. Трудно сказать, что знал Томас о буе, но ему стало известно достаточно, чтобы шантажировать по крайней мере одного человека, чье имя фигурировало в списках Смита.

Хотя Томас каждые шесть месяцев отправлялся с да Куньей проверять цилиндр, до нашего совместного путешествия он никогда не делал попытки извлечь его с морского дна. Томас получил от да Куньи только радиоприемник, а мы украли у него радиопередатчик, с помощью которого цилиндр можно было вызвать с морского дна, а не только получать каждые двенадцать часов сигнал от него. Томас бросился, чтобы достать цилиндр, когда ему стало известно, что да Кунья сбежал (как и предвидел Гэрри Кондит).

Почему да Кунья держал документы на морском дне? Он был шантажист. Смита он «убедил» оборудовать ему исследовательскую лабораторию и что меня следует отозвать из Албуфейры. Скольких еще людей «убеждали» совершать различные поступки?

Я взял досье с названием «OSTRA». Устрица, лежащая на дне моря с жемчужиной внутри, – вот что представлял собой цилиндр да Куньи. Я добавил туда письма, которые извлек из буя. Они образовали небольшую горку на блестящем письменном столе Доулиша.

– Вот и все, – презрительно фыркнул Доулиш.

– Да, – пожал я плечами. – Я думаю, что большинство этих людей ссужали время от времени деньгами движение «Молодая Европа».

– Весело! – улыбнулся Доулиш. – Я знал, что ты справишься.

– Конечно, – кивнул я, – особенно когда вы хотели отменить всю операцию. – Доулиш взглянул на меня поверх очков, что могло означать крайнее раздражение. – Более того, вы знали, что девушка работает на американское бюро по вопросам наркотиков, и не предупредили меня.

– Да, – произнес Доулиш мягко, – но она служащая очень незначительного ранга. И к тому же я не хотел способствовать установлению связей внутри группы.

Минуты две-три мы смотрели друг на друга несколько смущенно.

– Социальных связей?

– Конечно, – согласился Доулиш. Он вычистил содержимое своей трубки с помощью перочинного ножа.

– Когда будет арестован Смит? – спросил я.

– Арестован? Какой странный вопрос. Почему он должен быть арестован? – уставился на меня Доулиш.

– Потому что он краеугольный камень международного фашистского движения, собирающегося свергнуть демократическое правительство, – терпеливо констатировал я.

– Ты, конечно, не воображаешь, что можно отправить в тюрьму каждого, кто соответствует этому понятию. Где нашлось бы столько места для них? Кроме того, боннское правительство осталось бы без государственного аппарата. – Он сардонически улыбнулся и похлопал по пачке бумаг на столе. – Наши друзья приносят гораздо больше пользы там, где они находятся, пока знают, что английское правительство имеет эту небольшую пачку бумаг в хранилище Кевина Касселя.

Он открыл ящик стола и извлек еще значительно большую пачку документов, сложенных в папку. На ней стояло: "Движение «Молодая Европа», написанное бисерным почерком Элис. Это свидетельствовало о долгих месяцах работы, о которой Доулиш никогда мне не говорил.

– Ты не понимал своей роли, мой мальчик, – чопорно добавил он. – Мы не ждали от тебя какого-то открытия. Просто мы знали, что ты заставишь их совершить какую-нибудь неосторожность.