Текст книги "Берлинские похороны"

Автор книги: Лен Дейтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

Коридорный мат: если король может ходить только по ограниченному маршруту (коридору), его можно заматовать, закрыв этот коридор.

Бордо, Франция, вторник, 15 октября

Вошла пожилая женщина в черном платье, обязательном для французского правительственного учреждения. Перед собой она катила потрепанную тележку, сделанную в стиле «арт нуво». На тележке разместились дюжина чашек с блюдцами, ситечки, ложки, фаянсовый чайник с крышкой и газовая горелка с большим барабаном из нержавеющей стали. Когда она сняла крышку с чайника, комната заполнилась терпким запахом хорошо прожаренного кофе. Она положила драгоценные зерна на ситечко и, поднося его к нашим чашкам, лила на них кипящую воду. Рядом с чашками она положила по два завернутых в бумагу кусочка сахара и вывезла свое гремящее и звенящее чудо из кабинета.

– Я не могу утверждать наверняка, что она работает на разведку Западной Германии, но что еще можно предположить? – спросил я его.

Гренад открыл крышечку своего ситечка и поморщился от боли.

– Каждый день обжигаю пальцы. – Он опустил кусок сахара в кофе, взглянул на меня и сказал: – Я знаю цену вашей искренности, знаю, что вы просто используете нас в своих целях.

– Тогда забудьте ее, – сказал я. – Забудьте, что я вообще говорил вам о Валкане, девчонке или Луи Поле Бруме.

Гренад записал что-то на бумажке.

– Я не могу этого сделать, как вы сами прекрасно понимаете; и вы не смогли бы, если бы находились в своем кабинете и мы с вами поменялись ролями. – Он снова приподнял крышку ситечка – Кофе готов. Почему вы так возитесь с девчонкой и позволяете мужчине разгуливать на свободе?

Сквозь французские окна небо казалось почти черным. Я обвел взглядом кабинет Гренада: стенные панели в коричневых пятнах, оштукатуренные стены с протеками у потолка и старомодные металлические радиаторы, кремовые пупырышки за которыми говорили о неряшливой работе маляра. На стене в стеклянной клетке качался маятник.

– Нам мужчина пока нужен, – сказал я. На столе Гренада лежало какое-то приспособление из кованого железа, похожее на игрушечную карусель; «наездниками» служили сияющие луковидные резиновые печати. Гренад крутанул карусель. Потом тихонько засмеялся.

– Так давайте же вашу просьбу, – сказал он. – Не терплю неизвестности.

– Видите ли, – начал я, – нам бы хотелось, чтобы он работал без помех еще примерно неделю, но я просил бы вас присматривать за ним, сообщать мне, что он с собой возит, а потом отпустить его с миром.

Гренад покачал головой и улыбнулся. Первые капли дождя упали на оконное стекло.

– Не зря у вас, англичан, такая репутация.

– Но у вас же остается девчонка, – произнес я с нотками негодования. – Она может выдать вам всю сеть, если за нее толково взяться. Все, чего я хочу...

Гренад замахал своей длинной костлявой рукой.

– Я согласен, если вы ответите мне на один вопрос. – Он не стал ждать моего согласия. – Но на сей раз правду, не пытайтесь обмануть меня, а то я рассержусь. – Пошел настоящий дождь, по французскому окну потекли причудливые ручейки.

– Я скажу правду или вообще ничего, – сказал я. Радиатор издал пулеметную очередь. Гренад вытянул свою тонкую изящную ногу и, опершись руками на стол, сильно пнул его.

– Откуда вы знаете, что Валкан находится у нас под наблюдением? – спросил Гренад.

– Я знал, что ШТАЗИ[30]30
  Служба государственной безопасности Восточной Германии (примечает).


[Закрыть] знает, где находится девица. На самом деле они умышленно допустили утечку информации. Весьма вероятно, что раз они ведут консортное наблюдение[31]31
  Консортное наблюдение заключается в том, чтобы знать, где находится человек (например, подкупив консьержку), но не обязательно следить за ним все время (примеч. авт.).


[Закрыть] за девчонкой, вы следите и за наблюдаемой и за наблюдателями.

Гренад издевательски поклонился мне в знак признательности. От сильного порыва ветра задрожали оконные стекла.

– Если бы они сказали мне, что девчонка в Париже, то я едва ли бы пришел к такому умозаключению. Но Анди, там ничего скрыть невозможно.

Гренад снова пнул радиатор и сказал:

– Звучит правдоподобно.

Я протер очки и попытался принять вид респектабельного англичанина. Интересно, какую часть моей информации заглотил Гренад? Сказанное мною было недалеко от истины, но ведь это верно по отношению к любой приличной лжи. Я получил информацию от Восточной Германии, правда, не от ШТАЗИ, а от секретных служб Красной Армии. Он назвал Анди, но речь шла только о мужчине, о девушке и слова не было. А как быть с ней? Версия о ее работе на разведку Западной Германии для Гренада правдоподобнее. А ей пора уже самой о себе позаботиться.

Гренад поднялся и подошел к картотеке. Выдвинув один из ящиков, он взял оттуда карточку и вернулся с нею к столу. Он внимательно прочитал карточку с лицевой стороны, а потом и с обратной.

– Ладно, – сказал он. – Мы сделаем это для вас. – Говорил он это тоном человека, обещающего вовремя отправить потребителю пылесос.

Я резко встал и, опираясь ладонями на стол, наклонился к нему. Мне был виден маленький шрам у него на лбу и несколько волосков, растущих только из одной ноздри.

– В следующий раз, когда вам случится попасть в Лондон, я надеюсь, у вас будет возможность поблагодарить меня за услугу, – сказал я тихо.

Гренад лениво крутанул свою карусель, выбрал резиновый штамп и отпечатал слово «аннулировано» на моей руке.

– Не спугните удачу, – сказал он, протянув мне через стол свою тонкую руку, которую я крепко пожал. – Будьте внимательны, – добавил он. – Это очень скверный, мерзкий город.

– Я собираюсь пробыть в Берлине всего несколько дней, – сказал я.

– Я имел в виду Лондон, – пояснил он сухо. Потом позвонил в маленький колокольчик, и на пороге кабинета появился молодой худощавый, коротко остриженный человек в очках без оправы. – Альберт проводит вас вниз, – сказал Гренад. – Это убережет вас от неприятности у проходной. Со времени вашего последнего приезда мы стали ужасно секретными. – Гренад снова улыбнулся.

Я начал спускаться вслед за Альбертом по громадной спиралевидной лестнице. На полпути вниз я услышал голос Гренада. Я взглянул на сияющее небо. Гренад свешивался с балкона в верхней части этого громадного колодца. Он выглядел крошечным в этом необъятном каменном здании, забитом тщательно ведущимися архивами и немолодыми бюрократами, которые скребут перьями в тишине, прерываемой только звяканьем перьев о чернильницу. Гренад снова окликнул меня, почти прошептал:

– Вы, мой друг, неисправимый лжец. – Спирали лестницы уходили в бесконечность вслед за эхом шепота Гренада. В самом маленьком кольце блеснула улыбка Гренада.

– Такая уж профессия, – сказал я и продолжил спуск по бесконечной лестнице. Я знал, что клеймо на моей руке непросто уничтожить, и принялся смущенно тереть его.

Глава 26

Опытный шахматист запоминает и использует комбинации из партий мастеров.

Бордо, Франция, вторник, 15 октября

Бордо занимает особое место в сознании французов (такое же положение занимает в сознании британцев Мюнхен). В 1871, 1914 и в 1940 годах в Бордо бежало французское правительство, завещав держаться тем, кого оно бросало. Каждый большой отель в городе знал на своем веку нашествие складных стульев и картотечных шкафов, машинисток и вооруженных охранника Проезжая мимо этих зданий, я вспоминал июнь 1940 года; Бордо служил перевалочным пунктом на полпути между Верденом и Виши.

Я нажал на акселератор; наступил момент, когда скорость уже начала играть некоторую роль. Я все разгонял и разгонял «мерседес-бенц 220 СЕ». И на большой скорости машина, снабженная хорошей гидравликой, чутко реагировала на любое мое движение. Большинство попадавшихся на дороге машин медленно ехали в направлении от Бордо, и через какие-то полчаса вся дорога была моей. Я почти все время поддерживал скорость 150 километров в час и все убеждал себя, что утро я провел не напрасно.

Миновав казино в Анди-пляже, я въехал на Морской бульвар с самым безмятежным видом. Взобравшись на бордюрный камень, я поставил машину на том же самом месте, где она стояла раньше. «Кадиллак-эльдорадо» Валкана тоже был на прежнем месте. Даже без двадцати одиннадцать утра поселок выглядел совершенно безжизненным. Я открыл входную дверь. Из кухни доносился шум воды, наливаемой в чайник. Я поднялся к себе в комнату. Табличка «Просьба не беспокоить» все еще висела на ручке двери. Я повернул ключ в замке и осторожно открыл дверь, стоя чуть в стороне от дверного проема. Я делал в точности так, как меня учили в Гилфорде, но нужды в этом не было – Валкан все еще был далеко отсюда. Я налил себе виски из бутылки, которая стояла у меня в шкафу. Поставив будильник наручных часов на время ужина, я лег спать. Больше пока делать было нечего. Оставалось только ждать. Когда что-нибудь дойдет до точки кипения, я услышу.

Глава 27

Любой ход, которым нападают на короля противника, называют шахом.

Анди-пляж, Франция, вторник, 15 октября

В половине седьмого вечера в дверь забарабанили. На пороге стоял рассерженный и грустный Джонни Валкан.

– Входи, – сказал я. Джонни смотрел на меня зло. Я ответил ему тем же, но поскольку глаза мои были полузакрыты, он этого не заметил.

– Я из полицейского участка, – сказал он. Кашемировый плащ он перекинул через плечо, рукава свисали безжизненными плетями.

– Да ну? – сказал я тоном человека, удивляющегося из вежливости. – За что же?

– Меня подвергли допросу третьей категории, – сказал он. Он провел рукой по своим седым волосам и огляделся вокруг в поисках прячущихся полицейских.

– За что? – переспросил я. – Ты, должно быть, чем-то рассердил их. – Я начал одеваться.

– Рассердил их! – он почти кричал. – Начать с того, что я работаю на ваше правительство.

– Надеюсь, ты не сказал им об этом. – Я зевнул. – Ты случайно не сидишь на моем галстуке?

– Нет, конечно, – возмутился Джонни. – Я им ничего не сказал. – Он все более раздражался. – Меня допрашивали, – он бросил взгляд на свои золотые часы, – четыре часа.

– Ты, видимо, от жажды изнываешь. – Я налил ему виски.

– Нет, – сказал он, хотя и проглотил виски с невероятной жадностью. – Я здесь не собираюсь торчать. Я возвращаюсь в Берлин.

– Как хочешь. Я просто пытаюсь помочь. – Он ответил мне презрительным взглядом. – Перестань, Джонни, – продолжал я. – Либо расскажи мне, в чем дело, либо вообще ничего не говори, только не жди, что я поверю, будто полицейские забрали тебя в участок просто потому, что им не понравился пробор твоей прически.

Валкан сел на кровать. Я налил ему еще виски, и в это время зазвонил сигнал моих наручных часов.

– Я приехал сюда, чтобы проконсультироваться с одним человеком, Вчера вечером я поехал к нему. Он живет в Испании.

Я старался держать себя, как человек, выслушивающий вынужденные извинения другого.

– Этот человек, – продолжал Джонни, – служил со мной в...

– В концлагере? – спросил я.

– Да. Он был лагерным врачом. Я знаю его очень давно. Французы, похоже, зуб на него имеют. Когда он вез меня сюда, его не пропустили через границу, а меня вытащили из машины.

– О, – воскликнул я, как человек, до которого неожиданно дошел смысл происходящего. – Значит, ты был в Испании, и тебя задержали на границе.

– Да, – подтвердил Джонни.

– Тогда бы я об этом не беспокоился. Обычная проверка.

Снизу раздался звоночек, означавший, что наш ужин готов. Я торопливо закончил туалет, а Валкан успел за это время выпить много виски. Ужин наш веселым назвать было трудно, потому что Валкан был мрачнее тучи. В полиции ему сказали, что Саманту выслали из страны, поскольку ее документы были не в порядке.

– Какие документы? – повторял Валкан, и я не мог ответить ему. – Все пошло наперекосяк в этом деле, – сказал Джонни, когда принесли кофе. Он вытянул ноги и принялся рассматривать носки своих дорогих оксфордских ботинок. – Я стараюсь, чтобы всем было хорошо... – Он в отчаянии развел руками.

– Когда стараешься, чтобы всем было хорошо, – сказал я, – скорее всего превратишься в богатую посредственность, но никогда не сделаешь ничего стоящего.

Джонни так долго и пристально смотрел на меня, что мне стало казаться, будто он свихнулся.

– Вы правы, – сказал он наконец. Вернувшись к созерцанию своих ботинок, он еще несколько раз повторил: «Вы правы». Я налил ему кофе. Он поблагодарил меня с выражением все той же мрачной задумчивости и спросил: – Теперь Лондон разозлится на меня?

– Почему? – спросил я.

– Ну... – Он остервенело махнул рукой. – Я болтаюсь здесь по каким-то своим делам, вместо того чтобы быть в Берлине, где я нужен для исправления фамилии в документах. Иногда я чувствую, что не рожден для такой жизни. Мне следовало музыку писать, а не бороться в одиночку с Лондоном. Лондон может убить меня.

– Лондон не имеет личностного начала, – сказал я. – Поверь мне, я их всех хорошо знаю. Они напоминают большую вычислительную машину. С одного конца закладываешь историю об успешной карьере, а с другого получаешь деньги и продвижение по службе.

– Хорошо, – прервал меня Джонни. Он снова уставился на меня прежним пристальным взглядом. – Им нужен этот Семица, ладно, черт возьми, я им его достану.

– Вот и молодец, – сказал я, каким-то чудом пересилив себя и изобразив одобрение.

Глава 28

Развитие само по себе недостаточно. Каждый ход должен иметь цель.

Лондон, четверг, 17 октября

– И нечего винить Хэллама, – говорил Доулиш. – Вы от него получили больше помощи и информации, чем можно было ожидать. Боже, поработали бы вы с министерством внутренних дел в те времена, когда меня к ним прикомандировали.

– Давайте не будем говорить о каменном веке, – сказал я. – Мне сегодня приходится решать свои проблемы, и я совсем не хочу слышать о ваших прошлых подвигах.

– А вот впутать в это дело людей из Сан-Себастьяна – это уже большая ошибка. Люди Гренада наверняка все прослушали.

– О Гренаде не беспокойтесь, – сказал я. – Я отдал ему девчонку, указав, что она работает на Бонн. На пару дней им этого занятия хватит.

– Вам не приходится сидеть здесь и улаживать все эти проблемы, – сказал Доулиш. – Вы понаделаете неприятностей по всей Европе, а я тут улыбайся, целуй ручки, извиняйся, объясняй, что ошибки бывают у каждого, короче, выноси за вас дерьмо.

– У вас это прекрасно получается, – сказал я и повернулся, чтобы уйти.

– И еще одно, – сказал Доулиш. – Молодой Чиллкотт-Оукс пришел тут как-то ко мне и начал нести какую-то чушь о книгах и тычинках чертополоха. Я не понял ничего, кроме того, что он услышал это от вас.

– Я ему только сказал, что вы интересуетесь полевыми цветами. Разве это секрет?

Доулиш стал снимать со стола вещи, словно собирался танцевать на нем гопак. Это был знак большого волнения.

– А вы знаете, что и моя жена ими увлеклась? Люди, прослышавшие о них, приходят посмотреть. Приходят посмеяться. Я знаю об этом, но, посмотрев, влюбляются в них, а пара человек даже растения мне принесли. У меня теперь есть васильки, удивляюсь, почему я не завел их с самого начала. Есть у меня алый сочный цвет, непахучая ромашка, которую вы скорее всего знаете под названием пупавка...

– Да, – сказал я.

Доулиш смотрел в неведомую даль, пока перед его мысленным взором маршировали сорняки.

– Сладкий бурачок, galinsoga, желтая маргаритка и другие замечательные травы, птицы и бабочки.

– Я надеюсь, вредных насекомых вы разводить не будете. Ни проволочников, ни колорадскик жуков, – сказал я.

– Нет, – сказал Доулиш.

– А как насчет ядовитых растений? – спросил я. – Как насчет наперстянки и аконита, смертельного паслена и аронника или пластинчатых грибов? Совершенно убийственные.

Доулиш покачал головой.

Он включил селектор и попросил Алису принести какое-то досье, выключив селектор, он сказал:

– К каким бы выводам вы ни пришли, не обманывайтесь насчет Хэллама. Он чертовски хороший парень, что бы вы о нем ни думали, министерство внутренних дел без него работать не сможет. Оставьте его в покое или будете иметь дело со мной – лично.

Я кивнул. Доулиш протянул мне тонкую исписанную бумажку.

– Я буду вам признателен, если в будущем вы прекратите запрашивать даже рутинную информацию от полевых подразделений без моего разрешения. Вы не понимаете... – Он помахал листком бумаги. – Эти вещи стоят нам денег.

– Ладно, – сказал я. – У Доулиша было счастливое свойство, он умел дать знать, что встреча заканчивается, хотя и изображал зачастую удивление при вашей попытке уйти.

– Кстати, – сказал он. – Что касается трепа о том, что я пишу книги о полевых цветах.

– Да, – сказал я.

Доулиш смущенно пожал плечами.

– Это вы правильно делаете, – сказал он и тут же углубился в бумаги, лежавшие перед ним на столе.

Глава 29

Шахматисты, предпочитающие агрессивную напористую игру и инициативу, часто прибегают к испанской партии.

Лондон, четверг, 17 октября

Куда: необозначенному полевому подразделению через Лондон, кому: УООК (П), Источник: Като 16.

В ответ на ваш запрос. Указанный вами номер машины принадлежит доктору Эрнсту Мору, который уже четыре года находится под наблюдением. (В дальнейших запросах следует называть его Траш.) Ваши (лондонские) картотеки содержат о нем подробную информацию. Краткие сведения: рост – 6 футов 1 дюйм. Вес – 12 стоунов 12 фунтов. Глаза – карие. Волосы – практически лыс. Шрамов и других отличительных признаков нет. Родился в Лейпциге в 1921 г. Получил диплом доктора (медицины) в Лейпциге в 1941 г. Вступил в германскую армию в 1941 г. Служил в базовых госпиталях в Германии в 1941 – 1944 гг. Служил на Восточном фронте в 1944 – 1945 гг. Попал в плен в Гамбурге в 1945 г. Проходил свидетелем по делу военных преступников в Гамбурге в 1946 г., проводимом Британской военной администрацией (см. дело 275/угол./нн). Освобожден и направлен работать в английский военный госпиталь в 1946 г. Связан контрактом с боннским правительством (разведка, не Геленова) с 1948 г. Начал работу как представитель фирмы по производству оборудования для радиологического лечения в 1948 г. В 1949 г. получил место представителя фирмы по производству оборудования для радиологического лечения в северной Испании. Начал скупать местные земельные участки (побережье северной Испании) в 1951 г. Уволился из фирмы в 1953 г. Женат на испанской гражданке с 1953 г. Имеет двоих детей.

Доктор Мор является в настоящее время гражданином Испании. Он продолжает посылать отчеты в Бонн, но мы думаем, что это известно Мадриду, с которым он, похоже, вступил в соглашение. Бонн относится к нему с минимальным доверием.

В упоминаемый вами день он провел с ДВ пять часов, и с тех пор французские иммиграционные власти запретили ему въезд в страну. Мы предполагаем, что здесь сыграли роль ваши контакты. Информации о ДВ у нас здесь не имеется. Надеемся, что это поможет вам.

Като 16

Глава 30

Дальнобойность в шахматах измеряется не расстоянием, а числом клеток, на которые возможен допустимый ход.

Лондон, четверг, 17 октября

Я взял сообщение в свой кабинет и прочитал его дважды. Потом бегло просмотрел «входящие» документы. Зазвонил телефон. Оператор сказал, что Хэллам звонил уже дважды за последние полчаса. Соединить ли меня с ним? Да.

– Привет, это Хэллам из Специального бюро по импорту.

– Говорят, что вы меня просто преследуете.

– Я иду с вами рядом, рука об руку, – сказал Хэллам. – Я вас не преследую. – Мы оба посмеялись над этой шуткой. Затем я спросил:

– Так в чем дело?

Я просто хотел сказать вам, что все готово.

– Что готово?

– Таможенные и иммиграционные документы, машина, которая будет ждать в Саутгемптоне или Дувре. У нас есть гостевой дом в Эксетере. Он побудет там около недели. – Хэллам замолчал.

– Ах, да, – сказал я.

– Вот почему мы отдаем предпочтение Саутгемптону, – сказал Хэллам.

– Очень удобно, – сказал я. – Может, он с собой и грелку захватит?

– Об этом необходимо думать заранее, – сказал Хэллам своим назидательным голосом. – Какой толк смотреть свысока на бытовые приготовления?! Вы будете выглядеть весьма глупо, если на борту парома, плывущего через Ла-Манш, вам вручат извещение о «запрете въезда в страну».

– Не более глупо, чем если бы я держался за руки с...

– Хватит, хватит, – решительно перебил Хэллам и повесил трубку.

Окончание своей фразы я произносил уже в молчащий телефон, и тут вошла Джин. Она спросила: «Хэллам?» и поставила на стол две чашки кофе.

– Совершенно верно, – сказал я.

– Ты не должен поддаваться на его уловки, – сказала она.

– Он мне действует на нервы.

– А ты думаешь, он не понимает этого? – спросила Джин. – Он такой же, как и ты, – обожает действовать людям на нервы.

– Да что ты говоришь?!

– Это же просто, как дважды два, – сказала Джин.

– Вот как? Придется пересмотреть отношение к этому старому скучному ублюдку. – Я протянул ей сообщение Като 16, а сам принялся за горячую воду, чуть разбавленную растворимым кофе. Джин прочитала сообщение внимательно.

– Интересно, – сказала она.

– Что именно?

– Не знаю. Интересно то, что ты запросил его. Для меня оно бессмысленно.

– Не хотел бы разрушать твою веру в меня, но для меня тоже.

– А что ты ожидал? – спросила Джин.

– Трудно сказать. Видимо, я надеялся, что это сообщение в точности совпадет с описанием Брума, которое я получил от Гелена, или что каким-то образом оно будет связано с Валканом.

– А может, оно и связано, – сказала Джин. – Если ты в него вчитаешься. Обрати внимание на этот отрывок о Восточном фронте. Возможно, они с Валканом служили в одном концлагере, как сам Валкан об этом говорит.

– Возможно, возможно, – согласился я неохотно. – Просто я надеялся на какие-то большие драматические события.

– Но ты же сам всегда учишь меня не рассчитывать на большие драматические события, – сказала Джин.

– Я не жду, что ты будешь следовать моему примеру. От тебя требуется только послушание.

Джин скорчила гримасу и снова прочитала сообщение.

– Если хочешь, я просмотрю все наши материалы на него и поищу упоминаний о Валкане. – Я колебался. – Дел сейчас особых нет, – продолжала Джин. – Прическу я делаю всего два раза в неделю.

– Если досье Мора подействует на тебя столь же благотворно, как парикмахерская, валяй, – сказал я. – С удовольствием подпишу пропуск в информационный фонд.

– Ты посмотри, как вырос твой цветок, – сказала Джин. – Вот здесь новый листок появился.

Я пригласил Джин пообедать в «Тратториа Террацца», где мы когда-то обедали в день нашего знакомства. Мы сидели в роскошном нижнем зале и пили «кампари» с содовой; я, рискуя растолстеть, заказал большую порцию «лазаньи», за которой последовала котлета по-киевски. Хозяин траттории Франко принес нам граппу с кофе, и мы сидели и беседовали о Большом Билли и Вешателе Харри, о том, что именно косой продавец из рыбного магазина кричал дорожному инспектору. Я откинулся на стуле и рассматривал пустые бутылки и полные пепельницы, рассуждая о том, как бы я работал санитарным инспектором.

– Вам бы не понравилось, – сказал Франко.

– Как знать? – сказала Джин. – От него многого можно ожидать.

Я в это время молча боролся с икотой. Особого смысла возвращаться на службу в половине пятого не было, поэтому я пригласил Джин в кино на фильм, который в воскресных выпусках газет назвали поэтическим произведением. Фильм мог вызвать разве что судороги.

Джин вела себя очень заботливо. В бакалейном магазине в Сохо она купила разной провизии, и после кино мы поехали к ней на Глостер-роуд, где она и принялась готовить.

Квартира Джин продувалась всеми ветрами. Мы сели в кухне с включенной духовкой, которую оставили открытой, разбивали яйца и варили артишоки, а Джин в это время читала вслух инструкции из кулинарной статьи в «Обсервере». Только я начал понемногу согреваться, как зазвонил телефон. Джин ответила на звонок, но оказалось, что звонят мне.

Я пытаюсь дозвониться до вас с четырех часов, – раздраженно заявила телефонистка с Шарлотт-стрит.

– Я в туалет ходил, – объяснил я.

– Это из Бордо, из отделения ДСТ[32]32
  См. приложение 5 (примеч. авт.).


[Закрыть]. Видимо, шифратора у вас там нет.

– Нет, – сказал я. – Это квартирный телефон мисс Тоннессон.

– Тогда после соединения с Бордо я буду шифровать здесь, а вам уже текст пойдет открыто.

– Хорошо, – сказал я, видимо, без должной признательности.

– Это вопреки правилам, сэр. Вы должны добраться до ближайшего телефона с шифратором: такова инструкция. И только потому, что я договорилась с руководителем службы связи в Фримантле и он сам взялся установить связь, только поэтому я и могу рискнуть.

– Это, конечно, исключительно мило с вашей стороны. Я постараюсь быть очень сдержанным в разговоре.

– А сарказм здесь ни к чему, сэр. Я просто делаю свою работу.

Я промолчал, в трубке зашуршало – это Шарлотт-стрит подключалась к правительственной телефонной линии, проложенной под каналом. Раздался незашифрованный шум, и, наконец, Шарлотт-стрит подключила шифратор, затем зазвучал голос Гренада:

– ...счастлив сделать это. Однако вам придется положиться на память Альберта. Вы хорошо меня слышите?

– Хорошо, – сказал я. – Продолжайте.

– Если он снова появится во Франции, мы его арестуем, – сказал Гренад.

– Еще чего, – сказал я. – По какому же обвинению?

– Я вам скажу, – пообещал Гренад. – До нашего разговора ваш друг был для нас всего лишь глубоко запрятанным в наших архивах именем. Кем-то, кто представлял для нас интерес. Но если он снова приедет сюда, мы предъявим ему обвинение в терроризме и убийстве, и, смею заверить, покопавшись, отыщем несколько военных преступлений.

– А нельзя ли немножко поконкретнее? – попросил я.

– Я посылаю вам наше обычное письменное уведомление, – сказал Гренад.

– Но кого он убил? – спросил я. – И когда?

– В конце 1942 года он убил члена вишистского правительства.

– Зачем? – спросил я.

– Потому что он был членом ФТП[33]33
  ФТП – Французская сеть Сопротивления во время второй мировой войны, организованная коммунистами и действовавшая отдельно от всех остальных (примеч. авт.).


[Закрыть], – сказал Гренад. – Это было политическое убийство.

– Продолжайте, – сказал я.

– В феврале 1943 года его арестовала в Кольмаре вишистская полиция. У нас здесь есть список судебных дел времен войны, я пошлю вам его фотокопию. Он заявил, что является немецким гражданином, и его отослали в Германию. У нас здесь, конечно, нет немецких судебных дел. У Альберта чертовски хорошая память, и он говорит, что тот отделался тюремным сроком.

– УАльберта должна быть действительно чертовски хорошая память, – сказал я. – Ведь Альберту во время этих событий было что-то около пяти лет.

– Альберт часто работает у нас внизу, в архивах, у него прекрасная память на документы. Вы, надеюсь, понимаете, что я имею в виду.

– Вы меня ошарашили, – сказал я. – Вы хотите убедить меня, что Джон Валкан был коммунистом и убил члена вишистского правительства. Я в это просто не могу поверить.

– Я говорю не о Валкане, – сказал Гренад. – Мы все прекрасно знаем, что из себя представляет Валкан. Он ведь из вашей банды, верно? Я говорю о Бруме.

– Бруме? – удивленно переспросил я.

– Мы и сами все здесь удивились. Я считал, что этот Брум всего-навсего очередной продукт вашей буйной фантазии. Я так и Альберту сказал.

– Ну нет, – возмутился я.

В разговор вклинилась телефонистка и попросила нас заканчивать, поскольку требовалась линия, но я настоял на продолжении разговора. После короткого жужжания снова послышался голос Гренада:

– ...жаловался, что исчезла его подружка. Ха-ха. Мы знали, что он из ваших ребят, но он в этом не признался, уверяю вас. – После паузы Гренад продолжил: – Нам достоверно известно, что Валкан работает на вас.

Я хмыкнул. Гренад сказал:

– Признайтесь, мой друг. Скажите правду хоть однажды. Вас это может вдохновить.

– Мы платим ему за работу, – сказал я осмотрительно.

Гренад издал короткий победный смешок.

– Прекрасно, мой друг. Это тонкое различие в случае с Валканом совершенно необходимо. – Он снова засмеялся.

– Где этот Брум сейчас? – спросил я.

– Никаких следов, – сказал Гренад. – А почему бы вам самим не пошевелиться? Сделайте запросы. Не ленитесь.

– Спасибо, – сказал я телефонистке. – Нас можно разъединить.

Гренад закричал:

– Альберт пьет виски «Димпл Хейг».

– Ваши внутренние проблемы меня не интересуют, – сказал я.

– С вами очень тяжело, – сказал Гренад.

– Но это мало кто замечает, – сказал я. В этот момент телефонистка прервала наш разговор.

Джин бросила мне чистую салфетку и принесла ужин. Я пересказал ей разговор с Гренадом.

– А какая разница, кто этот Брум и что он делал во время войны? Наша задача состоит только в том, чтобы перевезти человека по имени Семица из Восточного Берлина в Лондон.

– Ты, как всегда, упрощаешь, – сказал я. – Если бы это было так просто, то с этой задачей справился бы и Картер Патерсон. Причина нашего участия в том, что мы хотим узнать как можно больше и о Карлхорсте в целом, и о Стоке в частности. Во-вторых, я хочу выяснить, насколько надежен Валкан и можем ли мы доверять ему в серьезной ситуации. В-третьих, мы не знаем в деталях замысла Гелена, а также хотим проверить его лояльность Бонну, госдепартаменту, армии США...

– Нам, – добавила Джин.

– Даже нам, – согласился я. – А кроме того, есть еще и сам Семица, главное действующее лицо всей истории. Как только он перейдет Циммерштрассе, он станет Полем Луи Брумом и у него будет достаточно доказательств, чтобы опровергнуть любого, кто усомнится в этом. Вот почему я хочу знать, кто был Брум и почему Семица так хочет стать им.

– С чего же ты начнешь? – спросила Джин.

– "Начни с начала", – так советовала королева Алисе. «Дойди до конца. Потом остановись». Поль Луи Брум родился в Праге.