Текст книги "Лев правосудия"

Автор книги: Леена Лехтолайнен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

6

Я проснулась в четыре утра и встала посмотреть в окно. Было такое чувство, будто Давид где-то поблизости и хочет срочно сказать мне что-то важное. Проверила телефон и электронную почту – абсолютно ничего. Город спал; пожалуй, был самый тихий час суток. По дороге двигалось всего несколько машин, у парка Старой церкви маячил одинокий прохожий. Я совсем не верила во всякие сверхъестественные вещи вроде телепатии, тем не менее попыталась «открыть» свое подсознание сообщению Давида. Единственное, что пришло мне в голову, был приказ: «Позвони Лайтио и расскажи о трупе Карло Дольфини».

Хм. Это я собиралась сделать и сама, хотя знала, что могут возникнуть проблемы. Со старшим констеблем Центральной криминальной полиции Теппо Лайтио нас связывали особые отношения любви-ненависти. Вероятно, я больше нравилась Лайтио, чем он мне. Во всяком случае, меня безмерно разозлило, когда Лайтио догадался о моем чувстве к Давиду. Не терплю людей, которые проникают в мою душу.

Заснуть не получалось, и я открыла одолженный ноутбук. Я не просила в отеле пароль для доступа в сеть, но в самом центре Хельсинки хватало незащищенных беспроводных сетей. В их использовании заключался определенный риск, но нет ничего необычного в том, что кто-то интересуется бизнесменом Уско Сюрьяненом.

Его фамилия красовалась то в заголовках желтой прессы, то в экономических новостях. Сюрьянен заработал состояние на торговле автомобилями в 1980-х годах и расширил сферу деятельности, занявшись недвижимостью в застойное время начала 1990-х. Он безрассудно покупал имущество разорившихся предприятий, опустевшие офисы и расформированные деревенские школы, словно в первый раз играющий в «Монополию» младшеклассник, который не знает таблицы умножения и ничего не понимает в правилах. Ему удивительно повезло: после окончания застоя часть недвижимости он выгодно перепродал, другую превратил в коттеджные поселки, дома престарелых и караоке-бары. Усадьбу на Хиденниеми в Котке он увел из-под носа у моей прежней работодательницы Аниты Нуутинен, а сейчас планировал застройку на земле тщательно охраняемого частного клуба. К сожалению, соседи не захотели продавать участки. В интервью для местной газеты Сюрьянен сетовал, что в Финляндии отсутствуют коттеджные поселки класса «All inclusive», где мировые суперзвезды и местные «дерзкие и красивые» могли бы проводить свободное время, не натыкаясь то и дело на слишком любопытных граждан. По словам Сюрьянена, многие состоятельные люди предпочли бы отпуску в Провансе или на Карибах отдых в родной стране с ее прекрасной экологией, если бы только могли быть уверены, что не станут объектом навязчивого внимания, отягчающего их будни. Сюрьянен знал, о чем говорил: круглый год в его бассейне не ощущалось недостатка в молодых цветущих девушках, у которых главным мотивом для знакомства с мультимиллионером было стремление вытянуть из него деньги. Вероятно, Сюрьянен извлек урок из своих ошибок и теперь искал конфиденциальности частной жизни. Со своей второй женой он расстался прошлой осенью, и уже через пару недель газеты заговорили о его новой любви – двадцативосьмилетней модели из России. Но о ней не было известно ничего, кроме имени – Юлия.

О событиях, приведших к взрыву яхты «I believe», а также к смерти своего бизнес-партнера Бориса Васильева и тех, кто на него работал, Сюрьянен осторожно молчал. Он был приятелем и спонсором многих ведущих политиков, в том числе прежнего премьер-министра; пожалуй, они убедили его, что политическая безопасность страны требует хранить в тайне происходящее за кулисами. Скорее всего, общественность не одобрит методов властей.

К какому времени относились заметки Сюрьянена о Коппарняси? Документ был записан на флешку этой весной, но создан мог быть гораздо раньше, когда Давид работал в Хиденниеми у Бориса Васильева телохранителем и штурманом. Столкнувшись с Давидом в Коппарняси, я воображала, что он следит только за мной, но, очевидно, для исследования территории у него была и другая причина. Я проверила, не изменился ли за последние годы логотип фирмы Сюрьянена, но это оказалась та же колонна из трех полосок, что использовалась с 1986 года. Сейчас это смотрелось почти как ретро.

Сюрьянен знал Давида… Верил ли он, что Давид погиб при взрыве «I believe»? В Финляндии о роли Давида были осведомлены лишь несколько человек. Политики из самых верхов считались надежными людьми, но вдруг тайна ненароком сорвалась с языка в беседе с приятелем по сауне? Майк Вирту пришел в настоящий ужас, когда услышал от меня о культуре посещения сауны, бытующей среди финских политиков. Идти нагишом в парную с руководителями соседних стран? Разве финны не понимают, какие здесь таятся возможности для скрытой съемки и шантажа? И вообще, разумно ли человеку, занимающему руководящий пост, выставлять себя напоказ таким, каким его создала природа? В ситуации переговоров это может поставить его в невыгодное положение. Эдвардо, со свойственной ему прямотой, спросил у Вирту: имеет ли он в виду, что мужчина с меньшим членом теряет в своем авторитете по сравнению с тем, кто снаряжен инструментом побольше? Майк кивнул, и я была почти уверена, что одновременно он покраснел. Мне пришлось рассказать всему курсу, как в Финляндии во время длинных сеансов сауны ведется бизнес, а Майк поручил нам составить список факторов риска для этой ситуации.

Жара и нагота были не единственными вещами, которые заставляли Майка озабоченно покачивать головой. Его неодобрение вызывали и огонь в камине или в печи-каменке, и кипящая вода при температуре, зашкаливающей за сто градусов (двести двенадцать по Фаренгейту), а тем более перепад температур, когда выходишь из сауны на мороз охладиться. Когда я рассказала, что переговоры иногда прерывают, чтобы поваляться в сугробе или поплавать в проруби, и что посетители сауны временами изрядно напиваются, Майк объявил, что он, как телохранитель, просто запретил бы своему подопечному участвовать в этом ритуале. Я же заслужила уважение однокурсников: вот так выдержка у финнов! Раздеться догола в присутствии совершенно чужих людей, да еще окунаться в ледяную воду. Некоторые однокурсники настойчиво просили меня составить им компанию для похода в сауну – в Нью-Йорке ведь есть все что угодно, даже финская сауна. Мне не составило бы труда показать им, что такое настоящая сауна.

Мне попалась свежая фотография Уско Сюрьянена. Я не сомневалась, что узнаю этого человека при встрече, тем не менее снова всмотрелась в его черты. На первый взгляд никаких ярких примет: немного за пятьдесят, среднего телосложения. Он поддерживал свою форму, играя в гольф и катаясь на горных лыжах: под шерстяным свитером угадывались по-спортивному широкие плечи, намечался небольшой животик, ноги были коротковаты. Сюрьянен любил носить ковбойские сапоги и говорил о себе не иначе как о мужчине, который, в соответствии с идеалами Запада, всего добился сам. Несколько лет назад ему сделали лазерную коррекцию зрения, но почти на всех фотографиях Сюрьянен щурился. Веки набрякшие, кожа под глазами начала отвисать. Маленький рот, очень тонкие губы. Сюрьянен любил легкую небритость, и на самой свежей фотографии у него были небольшие усы.

Небо на востоке просветлело, в направлении Кяпюля протянулись пурпурно-красные полосы. Я выключила свет и компьютер, но отключить собственное сознание было не так просто. В мыслях крутилась карта Коппарняси, на нее наплывали воспоминания о том, как я ходила за грибами, наткнулась на Давида и еле-еле поборола искушение скормить ему бледную поганку. Высушенные кусочки той поганки я по-прежнему носила с собой в коробочке для лекарств. Этот гриб действует не так быстро, как цианид, я хранила его не для себя, а для врагов. Никогда не знаешь, кто таковым окажется.

Когда я проснулась, мне пришлось изрядно поторопиться, чтобы успеть на завтрак. Официанты уже убирали посуду, когда я устремилась к омлету, бекону, ржаному хлебу и селедке. Я не заметила, как все это проглотила, а потом с удовольствием съела десерт из замороженных лесных ягод. Официанты демонстративно стучали тарелками, но я, не обращая внимания, в полном спокойствии все доела и выпила три чашки кофе.

После этого я почувствовала в себе достаточно сил, чтобы позвонить Теппо Лайтио. Вернувшись в номер, сначала почистила зубы и подосадовала, что не сообразила привезти Лайтио гостинец – парочку сигар. В основном он работал у себя дома на Урхейлукату, поскольку в помещениях управления на Йокиниеми нельзя курить, а мозг Лайтио работал тем лучше, чем больше дыма висело в воздухе.

– Илвескеро, вот черт! Ты откуда звонишь?

– Из «Торни».

– Смотри-ка, настоящая «Дева в башне»! [12]12
  Название отеля «Торни» означает «башня»; «Дева в башне» – опера Сибелиуса. (Прим. перев.)


[Закрыть]Тут станешь романтиком! – Лайтио засмеялся, я не поняла чему. – Чем вызвана такая честь?

– Дело в трупе.

– Какой труп? Где?

– Не стану рассказывать по телефону. Тебя наверняка прослушивают. Мы можем встретиться?

– Фига с два меня прослушивают! Это было бы нарушением закона о полицейских. У тебя явная мания преследования, не сходить ли тебе к психиатру?

– Лучше я к тебе зайду. Мы можем встретиться на Урхейлукату?

– От тебя ведь не отделаешься, если ты что-то решишь. – Лайтио вздохнул. Я могла бы сказать о нем то же самое. Послышался щелчок зажигалки. – Посмотрим… Приходи в половине второго. К этому времени Рютконен уже, наверное, улетучится.

Я не стала спрашивать, кто такой Рютконен, какое мне дело? Лайтио глубоко затянулся, и я почти почувствовала запах сигарного дыма. По слухам, сотрудникам полиции предлагались курсы по избавлению от табачной зависимости, даже услуги гипнотизера, но Лайтио махнул на них рукой. Курение было не его проблемой, а проблемой окружающих. Не сомневаюсь, что сказал бы Майк Вирту о позиции Лайтио, особенно поскольку речь шла о блюстителе закона: «Помните, охраннику на задании следует отстраниться от собственных потребностей. Нет ни усталости, ни жажды, ни полного мочевого пузыря. Вы сумеете забыть обо всем этом, только как следует упражняясь в достижении концентрации». В учебную программу академии также входили уроки умения успокоиться и медитации, которые поначалу многие из нас находили странными. По-моему, медитация сродни поездкам с дядей Яри на зимнюю рыбалку, где мы проводили в безмолвии многие часы, или чуткому сну Фриды, от которого она пробуждалась в мгновение ока, если чуяла что-то тревожное. Поэтому уроки по избавлению сознания от ненужных мыслей, в сущности, мне давались легко.

Пора было освобождать номер, но прежде я хотела попытаться застать Касси. Искать телефонную карту было некогда, поэтому я решила позвонить из гостиницы. Но, разумеется, не из своего номера. Натянув перчатки, я выскользнула в коридор и посмотрела, не видна ли тележка горничной. На моем этаже ее не было. Этажом ниже ее тоже не наблюдалось, и тут мне повезло: дверь одной из комнат была открыта. Надеюсь, горничная не слишком скоро вернется. В номере уже навели порядок: постель заправлена, полотенца чистые; видимо, нужно было пополнить мини-бар.

Я набрала номер Касси и сразу с разочарованием услышала: «Абонент временно недоступен, пожалуйста, перезвоните позже». В телефонной справочной сказали, что номер Касси закрыт. Можно было предвидеть.

Я только успела выругаться про себя, когда в двери звякнул ключ. Горничная, вот черт! К счастью, в этом номере был не просто туалет за прозрачной дверью, а стандартная ванная комната. Едва я скользнула туда, как дверь отворилась. Надеюсь, даже если горничная и вспомнит, что оставляла дверь номера открытой, проверять санузел не пойдет, а подумает, что кто-то из постояльцев случайно ее захлопнул. Впрочем, я всегда могу прикинуться любопытной дурочкой, желающей поглазеть на чужие номера.

Открылась дверца какого-то шкафа, затем зазвенели бутылки: моя теория насчет мини-бара подтвердилась. Вот комната опустела, я вздохнула с облегчением, но выйти решилась не сразу: горничная могла быть где-то в коридоре поблизости. Поэтому я сначала посчитала до пятисот. Тележка горничной стояла в противоположном конце коридора, но ее самой, к счастью, не было видно. Я забрала вещи из своего номера и отнесла в камеру хранения в холле, потому что вчера вечером забыла взять у Моники ключ. Решила прогуляться в Тееле – хотелось размяться. Обложки газет кричали об облаках пепла, нарушивших воздушное сообщение, какой-то политик дал телевидению интервью на эту тему, стоя на лестнице перед зданием парламента. Кажется, я встречала его, когда работала телохранителем, а потом помощником депутата Хелены Лехмусвуо. Даже короткий опыт позволил мне сделать вывод, что парламент – не место для разумного человека.

В парке Тееленлахти уже цвели крокусы, но прохладный воздух заставлял ускорить шаг: тонкий анорак не спасал от ветра. Вся моя теплая одежда осталась на Унтамонтие, а сейчас она пришлась бы кстати. Времени у меня было вдоволь, и я совершила пробежку вокруг футбольного стадиона и Ледового дворца. На стадионе тренировалась женская команда, завсегдатаи-выпивохи опрокидывали свои бутылки, заканчивая третье пиво за день и выкрикивая всевозможные комментарии и призывы. Я припомнила, как смотрел на женщин Рейска. Груди той светленькой приятно подпрыгивали, тесные брюки шатенки симпатично обтягивали попку. Конечно, прохожие были не в состоянии проникнуть в мысли Рейски, но, перевоплощаясь в него, я стремилась быть мужчиной даже в мыслях. Внезапно Рейска потребовал для себя места в душе, он хотел опять стать видимым. Может быть, мне удастся застать Касси в образе Рейски? Этот увалень вполне способен ошибиться номером, особенно если возьмется за телефон после пары кружек пива.

В домофон Лайтио я позвонила немного раньше условленного времени, поскольку небо затянулось толстым слоем облаков и даже начал накрапывать дождь. Мне не хотелось промокнуть, когда я только-только согрелась после прогулки.

– Это Илвескеро? – пропыхтел знакомый голос из динамика. – Заходи. Рютконен, правда, еще здесь.

Я поднялась по лестнице на верхний этаж. Лифт выглядел старым и совершенно не внушал доверия. Это вообще не самое удачное изобретение, в лифте можно застрять. Со мной однажды такое случилось в сорокаэтажном нью-йоркском небоскребе. В кабине площадью три квадратных метра оказалось еще пять человек, кроме меня. Один из них вылил на себя месячный запас парфюма, другой от страха наделал в штаны. Сама я избежала паники с помощью уроков Майка Вирту.

Наверху плавали облака дыма. Семья Лайтио – насколько мне было известно, с ним жили только жена и кошка с плохим характером по имени Кокки – распоряжалась в квартире побольше, а в соседней двушке Лайтио устроил себе кабинет и одновременно курилку. Дверь стояла открытой. Среднестатистический финский сосед давно засыпал бы все инстанции жалобами на дым; интересно, при помощи каких угроз Лайтио усмирял своих соседей?

Я шагнула в квартиру и захлопнула дверь за собой: те, кто внутри, не могли не услышать. Дверь из прихожей в кабинет Лайтио тоже была приоткрыта. Оттуда вышел очень странный мужчина: невысокий, чуть больше полутора метров, но недостаток роста возмещался весьма развитой мускулатурой. Шириной плеч он не уступал Давиду, бедрам было тесно в светлых хлопчатобумажных брюках.

– Теппо пошел в туалет, – сказал он. Надо же, какая ценная информация! – Привет. Я Мара Рютконен, комиссар заграничного отдела Центральной криминальной полиции.

Он протянул руку, но я подала свою не сразу и чуть не сказала: «Приятель, не ври». С такой фигурой нечего делать в полицейской академии. Затем мне пришло в голову, что, возможно, комиссаром можно стать и иначе. Рукопожатие было именно таким, как я ожидала: другую женщину оно заставило бы вскрикнуть от боли. В ответ я так же сильно сдавила его ладонь и подумала: мы с ним приблизительно одного веса, но благодаря моему росту и владению дзюдо в рукопашном бою я бы его одолела. Если, конечно, он не обучен еще каким-нибудь видам борьбы.

– Илвескеро, – ответила я, когда Рютконен наконец отпустил мою руку.

– Знаю. У нас в ЦКП есть на тебя досье. – Рютконен широко улыбнулся. Его лицо было чувственным, с высокими скулами, а на мускулистой шее возвышался безмерно огромный кадык, как если бы Рютконену удалось каким-то образом накачать и его тоже. – По слухам, ты родом из Саво, из Каави. Я из Ийсалми.

Мне не хотелось обсуждать мое происхождение с кем бы то ни было, особенно с полицией, которая знала обо мне и так уж слишком много. Где там Лайтио застрял – у него что, расстройство желудка? За одной из запертых дверей раздалось покашливание, потом зашумела вода. Ко всему этому вскоре присоединилось журчание воды из крана. Но вот наконец Лайтио, явно никуда не спешащий, вышел в прихожую, важно поддергивая брюки. В прошлый раз я видела его мельком перед Рождеством, мы выпили глёг и на закуску выкурили по сигаре. За зиму в пышных усах порядком прибавилось седины, да и цвет лица не мог похвастаться свежестью.

– Рютконен до сих пор не ушел? – проворчал Лайтио, хотя речь шла о его начальнике. Лайтио был только старшим констеблем.

– Надо же было составить компанию этой барышне, – добродушно ответил Рютконен. – Я сейчас уйду, но завтра устроим совещание в главном офисе. Пока. – Он прикрыл за собой дверь.

Только когда шум его шагов на площадке был перекрыт стуком подошедшего лифта, Лайтио кивнул мне. У нас не было принято обниматься, наши рукопожатия тоже не дышали дружелюбием, так что в знак приветствия мы лишь обменялись кивками.

– Чертовски любопытен этот Рютконен. При нем не стоит говорить ни о каком трупе. Выпьешь кофе? Или хочешь закурить? – Лайтио шагнул в комнату и закрыл распахнутое окно.

Он взял из пепельницы наполовину выкуренную сигару, сунул ее в рот, но не зажег.

– Нет, спасибо. Перейдем прямо к делу. – Я уселась, не дожидаясь приглашения, а Лайтио остался стоять у окна. – Привет из Тосканы.

– Так вот где ты была в романтическом путешествии. Конечно же, со Сталем?

– В настоящее время он известен как Даниэль Ланотте. Не знаю, сколько у Давида личин. Но он может серьезно вляпаться из-за своего внезапного исчезновения.

Я пыталась сохранять спокойствие, хотя испытывала большую неловкость. Рассказала об исчезновении Давида, о моем посещении ресторана «Трюфель» и о трупе, в кармане которого нашла телефон Давида. Взлом ящиков комода я сохранила в секрете, но призналась, что нашла в мобильнике Давида два номера: мой собственный и второй, при помощи которого установила личность погибшего.

– И где сейчас этот телефон? – Усы Лайтио зловеще дрогнули, он поспешил зажечь сигару.

– Я бросила его в реку.

Лайтио подошел и выдохнул сигарный дым прямо мне в лицо – будто пощечину отвесил.

– Ты же сообразительная женщина, Илвескеро. И как тебе удается раз за разом делать подобные глупости? Вот так сразу уехать и не сообщить о трупе!

– Я не знала, кто он! А если убийца – Давид?

– Сначала он якобы от тебя скрылся, потом подождал, пока ты уйдешь, и притащил в квартиру своего приятеля, чтобы его убить? По женской логике такое возможно, но вовсе не по мужской. Да как ты вообще осмелилась прийти рассказывать мне подобные глупые истории! Лучше бы молчала.

Лайтио обошел комнату кругом. На ногах у него были поношенные коричневые уличные туфли; правый у большого пальца протерся почти насквозь. Коротковатые штанины тускло-коричневых брюк позволяли видеть носки в синюю и горчичную полоску. Вытянувшаяся шерстяная кофта была такого же горчичного цвета, и на ходу с нее сыпались желтоватые ворсинки, по всей видимости кошачьи.

– Я хочу знать, кто такой Дольфини и почему его убили. Ты полицейский и можешь связаться с итальянскими коллегами в рамках служебной помощи.

– И на каком основании? Откуда мне знать о существовании этого трупа?

– Придумай что-нибудь. Врать ты умеешь не хуже меня.

– Но ты не вляпаешься так запросто в дерьмо, потому что твоему начальнику до всего есть дело! Возьмем-ка хотя бы Рютконена. О жителях Саво говорят, что они мастера нагородить с три короба, но на Рютконена это не распространяется! Он ни капли не кривит душой и не понимает, что ради достижения результата иногда нужно проявить гибкость, а не цепляться за букву параграфа. Да он сам – ходячая должностная инструкция, кандидат юридических наук, написал диссертацию о каком-то вздоре, но не имеет ни малейшего понятия о настоящей полицейской работе. Ни дня не провел в патруле, не задержал ни одного пьяницы и вряд ли когда-нибудь видел труп. И таких теперь делают начальниками, черт побери!

– Разве сейчас не самый подходящий случай слегка изменить сложившуюся практику? – рискнула я спросить и еще улыбнулась в заключение, хотя в действительности мое сердце колотилось с бешеной скоростью.

Конечно, я могла бы поехать в Лаго-ди-Сканно и побеседовать с госпожой Дольфини, но на какие деньги? Внезапное возвращение обошлось мне непозволительно дорого. Кроме того, я нужна Монике.

– Я не знаю никого в полиции Италии, а ассигнования на агентов уменьшаются год от года, – привел еще один довод Лайтио.

Он уселся в кожаное кресло за столом и отыскал в ящике толстый том в кожаном переплете, который при ближайшем рассмотрении оказался чем-то средним между адресной книгой и альбомом для визиток.

– Флоренция… Это в Тоскане?

– В ней самой, что-то вроде столицы.

– Не знаю, работает ли еще Карузо… Может, он уже на пенсии. Я спас его однажды… Ну, не будем об этом, это не для ушей молодой женщины. Во всяком случае, за ним должок.

Я улыбнулась этому трогательному желанию уберечь меня от лишней информации. В своей жизни я видела, как покрывались намного более тяжкие преступления, чем его маленькая авантюра. Пусть хранит свою тайну, у меня ведь тоже кое-что есть.

– Дай номер Дольфини. И что ты сказала об этих ногах разной длины, повтори-ка! – Лайтио начал делать пометки в блокноте.

На его домашнем рабочем столе даже не было компьютера. Я повторила, изо всех сил стараясь не упустить ни одной подробности, связанной с Дольфини.

– Отправляйся-ка восвояси, пока я не начал раскаиваться, – пропыхтел Лайтио, когда я замолчала. Он дышал с трудом, возможно, уже докурился до хронического бронхита. – Не звони мне, я сам свяжусь с тобой, когда что-нибудь узнаю. Конечно, кроме того случая, если будут новости о Стале.

– Понятно, – сказала я, поднимаясь.

Направляясь вниз по лестнице, я думала, не стоило ли мне скрестить пальцы, давая это обещание. Если Давид объявится, я сама решу, кому об этом рассказать. Однако он хорошо сделает, если припасет убедительное объяснение всему случившемуся! Настолько блестящее, чтобы благодаря ему я смогла бы даже защитить убийцу.