Текст книги "Атавия Проксима"
Автор книги: Лазарь Лагин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 30 страниц)
– Я.
– Как ваше здоровье? Начальник велел узнать, как ваше здоровье. Он говорит, что вы настоящий молодчага.
– Спасибо, – сказал Наудус, чуть приоткрывая дверь, – здоровье мое могло бы быть лучше. Этот проклятый Карпентер лягнул меня, что твой мул. Я чуть не вознесся прямо в рай… Вы его еще не поймали?
– Сейчас снова отправляемся по его душу. Мы вам обязательно сообщим, как только застукаем его, можете быть уверены… Спокойной ночи, Наудус!
– Спокойной ночи! Желаю удачи!
Фрау Гросс обменялась с профессором многозначительным взглядом. Нет, этот Карпентер совсем не дурак. Он знал, где спрятаться…
Когда шаги полицейских затихли вдали, Онли отправился провожать Энн. Настроение его заметно улучшилось. И не только потому, что он был польщен похвалой начальника кремпской полиции. Он был более, чем доволен. Он был счастлив. Наконец-то ему, кажется, удалось поймать за хвост жар-птицу: он придумал способ, как быстро и по-настоящему разбогатеть.
То есть, если говорить по-честному, Онли Наудус давно уже придумал этот способ. Больше того, не он его даже и придумал. Кому не известно, что нет лучшего средства быстро и основательно разбогатеть, чем приобрести в подходящий момент акции солидных военных фирм. На пути к этому способу у Онли Наудуса стояло всего лишь два препятствия. Во-первых, поди-ка угадай, когда начнется война, несущая бешеные дивиденды акционерам; во-вторых, даже когда тебе уже определенно известно, что война ожидается со дня на день, где взять денег на приобретение волшебных акций?
И вот сегодня вечером, совсем недавно, уже после того, как полицейский из-за дверей пожелал ему спокойной ночи, Наудуса вдруг осенило: наконец-то фортуна ослепительно, умопомрачительно улыбнулась ему! Умные люди, ко мнению которых он привык прислушиваться, предсказывали, вопреки всяким там европейским конференциям и совещаниям, близкую войну со всеми ее сказочными прибылями. Что же до денег, то деньги фортуна прислала ему руками его умершего брата Сима, Тысячу сто кентавров. Не очень много, конечно. Но если у господа бога есть хоть малейшее чувство юмора и он, смеха ради, хоть раз уделит его рабу Онли Наудусу от неисчислимых милостей своих, то и акции на тысячу сто кентавров могут при нормальном течении войны по крайней мере удвоиться в стоимости за каких-нибудь две недели. А если Бетти пролежит в больнице подольше (у нее достаточно тяжелое ранение), то они и утроятся и он не только вернет Бетти ее деньги (упаси боже, он никогда не льстился на чужие деньги), но и расплатится за мебель, женится на Энн, и у него еще останется на новые биржевые спекуляции. В конце концов большинство миллиардеров начинало с еще меньших сумм.
Но так как Онли Наудус по самому складу его характера был обречен на постоянные волнения, то и сейчас, когда счастье его было уже так близко, он все же не сомкнул глаз ни на минуту. В ночь на двадцать пятое февраля две заботы не давали ему покоя. Первая: как бы вдруг не уменьшилась опасность войны, и вторая: как бы Бетти раньше времени не вышла из больницы.
Утром, отпросившись на полчасика с работы, Наудус побежал в банк Айка Сантини, приобрел на все тысячу сто кентавров акций акционерного общества «Перхотт и сыновья. Оружие» и стал с нетерпением ждать начала войны.
5
За то, что мадемуазель Грэйс так удачно и так своевременно спровадила ребятишек Сима Наудуса, Гомер Юзлесс ее весьма одобрил.
– Хвалю, – сказал он долгоносой экономке доктора Раста. – Очень, очень хвалю. У вас светлая голова и доброе сердце, мадемуазель Грэйс. Человеку, которому удалось бы уговорить вас выйти за него замуж, будет завидовать весь деловой мир Фарабона. Это я вам говорю со всей ответственностью и со всем знанием жизни.
– Вы мне льстите, господин Юзлесс, – потупила глаза мадемуазель Грэйс. Ее нос стремительно покраснел и стал похож на морковку. – Но я действительно не могу без слез видеть страдания детей. Милосердие к детям – моя слабость.
– И моя! – горячо подхватил Юзлесс. – Клянусь богом, нет у меня большей слабости, чем это самое… как его… милосердие к детям… Но только, само собою разумеется, не во время работы, моя прелестная мадемуазель… А наш дорогой друг доктор Раст при всем его глубоком уме и обширных познаниях представляется мне человеком чрезмерно чувствительным. Не так ли? Ваше мнение для меня исключительно важно.
– Именно так, сударь, – отвечала милосердная дева, и ее нос, совсем было принявший свой обычно желтовато-серый цвет, снова стал быстро краснеть. – Ах, как вы правы! И эта чувствительность сегодня чуть не влетела ему в копеечку…
Гомер Юзлесс имел эту возвышенную беседу с Грэйс часа через два после того, как она с помощью господа бога и начальника полиции усадила маленьких Наудусов в поезд, увезший их в объятья любящего дядюшки.
Сам доктор Раст возлежал в горячей ванне под наблюдением своего философствующего компаньона и осоловело пялил каштановые глазки на сырые пятна, обильно украшавшие облупленный потолок ванной комнаты. Господин Юзлесс бдительно следил, чтобы доктор, упаси боже, ненароком не захлебнулся. Разговор с Грэйс, стыдливость которой была обратно пропорциональна ее шансам выйти замуж, происходил через чуть приоткрытую дверь.
– Он потому и хватил лишнего, – сказала из прихожей экономка, – что ужасно расстроился, когда узнал про смерть этого Наудуса.
– Изумительный человек! – похвалил Юзлесс своего компаньона. – Какое величие души! Ведь покойник был ему совершенно чужим человеком!.. Поразительно!
Экономка решила, что сейчас самое время всхлипнуть. Из-за двери в ванную донеслись звуки, которые можно было бы сравнить с теми, которые издают плохо работающие велосипедные насосы.
– Не плачьте, – оказал господин Юзлесс. – Я вас очень прошу, мадемуазель Грэйс, не надо плакать!
Звуки насоса прекратились.
– Он хотел побежать на квартиру к этому покойному Наудусу, чтобы всучить ребятишкам побольше денег. Но я ему сказала, что они уже уехали. И он тогда стал плакать как ребенок и все вскрикивал: «Ах, как мне больно! Ах, как мне больно!» Вы не поверите, господин Юзлесс, у меня сердце разрывалось на части…
Насос в прихожей снова заработал.
– А потом еще пришло это ужасное письмо из Кремпа, и он узнал, что его батюшка разорен и что погибла гостиница и в гостинице – его матушка, и тогда он стал колотить себя кулаками по голове и стал рвать на себе волосы и кричать, что это его господь бог наказал за смерть этого Наудуса. А я ему говорю, помилуйте, доктор, как господь бог мог вас наказать авансом? Ведь ваша матушка погибла двадцать второго, а этот Наудус умер двое суток спустя. Разве это в обычае нашего милосердного господа, наказывать за еще не совершенные грехи? Это ведь так на него не похоже! И потом, какой тут может быть ваш грех, когда вы же его хотели вылечить, а он сам вас упросил не лечить его? А он слушал меня, слушал, да так напился, что я поначалу даже подумала, не умер ли он от горя. Я и не знала, что мне делать… Боже мой, боже мой! Вы явились так вовремя, господин Юзлесс, ну прямо как ангел господень… Как он там теперь?
Насос в последний раз всхлипнул и замолк.
– Где у вас тут нашатырный спирт? – спросил Юзлесс.
– На второй полочке, сударь. На полочке, где губки и мыло. Нашли?
– Нашел. Только, пожалуйста, не плачьте. Он уже приходит в себя…
– Хвала всевышнему! – всплеснула руками экономка.
Прихожая наполнилась зычными рыданиями, на сей раз радостными.
– Ну, дорогой доктор, – промурлыкал Юзлесс и плотно прикрыл дверь перед самым носом Грэйс, – как мы себя чувствуем?
– Кто это там? – прохрипел Раст, мотнув головой в сторону двери.
– Не беспокойтесь, доктор, это ваша экономка мадемуазель Грэйс. Она плачет от счастья, что вы, наконец-то, пришли в себя.
– Святая женщина!
– В этом нет ни малейшего сомнения. Женщина редких душевных качеств.
Раст поморщился. У него страшно болела голова. Он закрыл глаза, потом снова их открыл, вспомнил о Наудусе, и его распухшее лицо перекосилось.
– Он умер, Юзлесс!
– На то была воля неба. Не будем роптать.
– Юзлесс, это я его убил.
– Глупости, доктор. Вы чисты перед богом и людьми.
– Я его убил, и от этого мне никуда не уйти.
– Вы делали доброе дело. Вы помогали нуждающемуся меньшому брату, безработному, обремененному семьей.
– Я должен был его лечить.
– Он не хотел, чтобы его лечили. Я свидетель, что он не хотел.
– Он не понимал, чем это ему грозило, а я врач, я понимал.
– Он тоже понимал. Помните, он все время смотрел на своих ребятишек, пока вы с ним работали прогнозы?
– Я должен был его лечить. Я убийца. Боже мой, Раст – убийца!..
– Он ушел бы, помните, он совсем уже собрался уходить, когда вы сказали, что надо лечиться. Неужели вы не помните это обстоятельство?
– Помню… Боже мой, боже мой!
– Будьте мужчиной, доктор! Перестаньте терзать себя без всяких оснований. Вы сделали все, что могли, Он ушел бы и все равно бы умер. Но не оставил бы своим бедняжкам лишней тысячи кентавров, почти тысячи, если я не ошибаюсь?
– Даже больше тысячи, – уточнил доктор Раст, утирая слезы.
– Ну вот видите, целое состояние.
– Но я заработал куда больше.
– Что может быть естественней? Вы врач. Вы специально учились.
– Но умер он.
– Все мы смертны. И врачи и пациенты.
– Я его убил. Я убийца. И господь меня покарал. Вы уже слышали, как жестоко он меня покарал?
Распухшее лицо Раста оросилось обильными слезами.
– Я слышал о вашем несчастье и искренно вам соболезную. Но не понимаю, о какой каре вы ведете речь.
– Моя мама погибла. Мой отец разорен. Боже мой, все это по моей вине!
– Не клевещите на господа, доктор! Господь никогда не наказывает авансом.
– Это мне уже говорила Грэйс. Вы с нею сговорились?
– Мы с нею не сговаривались, но мы оба верим в одного и того же бога. Разве ваши родители плохие христиане?
– Они святые люди, Юзлесс. Особенно моя бедная мамочка.
– Ну вот, сами поймите, какой расчет был господу разбрасываться такими людьми в наказание за несуществующие грехи их сына, тем более проживающего отдельно от них?
– Ах, Юзлесс, если бы вы знали мою мамочку! Она была святая женщина.
– Успокойтесь, мой друг. Вам нужно думать о работе. Работа вас примирит с жестокой действительностью. Вам нужно сейчас подумать о заработке, чтобы помочь вашему разорившемуся отцу снова встать на ноги. Успокойтесь!
– Я не хочу успокоиться, я хочу умереть. Почему вы не даете мне спокойно умереть?
– Потому что вы, невозможный вы человек, нужны людям, Атавии, всему человечеству.
– Хватит и без меня плохих зубных врачей.
– Кому нужен зубной врач Дуглас Раст?! – патетически воскликнул Юзлесс. – Кто вам сказал, что человечеству нужен зубной врач Раст?
– Тем более.
– Человечеству нужен первоклассный прорицатель, украшение отечественной индустрии симпатической медицины доктор Раст!
– Вы поэт, господин Юзлесс. И фантазер.
– Я деловой человек! Я за милю чувствую, когда в воздухе пахнет тысячами кентавров.
– Тысячами?
– Сотнями тысяч! Быть может, даже миллионами. Да, миллионами, если вы не будете нюней, если вы хотите на самом деле быть добрым отцом своих детей, добрым сыном вашего несчастного отца, великим утешителем и учителем тысяч и тысяч добрых атавцев. Если вы…
– Я хотел бы умереть, – пробормотал доктор Раст, поднялся в ванне и стал ловить все еще непослушной рукой махровое полотенце, висевшее на ржавом гвоздике. – Я очень хотел бы умереть… Дайте мне понюхать нашатырного спирта.
Он понюхал нашатырного спирта, обвел печальными глазами ванную комнату, сидевшего рядом с ванной на плетеном бамбуковом стульчике Юзлесса. Гомер Юзлесс обладал счастливой внешностью. Один взгляд на него способен был внушить мятущимся душам оптимизм и веру в собственные силы.
Дрожа всем телом, Раст вылез на пробковый коврик и стал вяло вытираться.
– А где мы достанем человека с гангреной в зубе? Наудуса ведь больше нет… Дайте мне еще раз понюхать.
– Это уже моя забота. Я уже присмотрел подходящего человечка.
– Только чтобы он был бездетным… Хотя все равно нет, – передумал Раст. – Я не могу стать убийцей еще одного человека, хотя бы и бездетного. Это свыше моих сил…
– Вы не станете убийцей… Вы спасете от голодной смерти целую семью… Я присмотрел одного толкового парня, актера без работы… Превосходный мимист… Клиенты, глядя на него, не смогут удержаться от слез…
– И этот превосходный мимист будет терзаться зубной болью, пока мы с вами…
– Кто вам сказал, что он будет терзаться зубной болью? У него сроду не болели зубы.
– Обман клиентов?! – догадался Раст. – Вы, кажется…
– Не валяйте дурака! – позволил себе Юзлесс рассердиться. – Вы будете обманывать клиентов не в большей степени, чем при Наудусе… Скажите, пожалуйста, ему обязательно требуется, чтобы кто-нибудь при этом страдал от зубной боли! Жестокий вы человек!
– Я не жестокий.
– Конечно, если вам очень не хочется зарабатывать тысячи по две в день, то…
– По две тысячи в день?!
– А то и по три…
– Не кричите так, – поморщился Раст. – У меня дьявольски болит голова… А сколько мы ему будем платить? Тому, кого вы подыскали, ну, который мимист.
– Двадцать кентавров в день, если вы не будете возражать.
– Двадцать кентавров? Гм… А не слишком ли это жирно? Подумаешь, работа – сидеть в мягком кресле с разинутой пастью! – Доктор Раст подумал немного и заключил: – За глаза хватит и пятнадцати. Мы всегда сможем найти на его место сотню других, которые с радостью согласятся и на десять кентавров. Даже на пять.
– Ваша правда, – согласился Юзлесс. – Хватит с него и пятнадцати…
Той же ночью мадемуазель Грэйс по поручению хозяина послала в Кремп Андреасу Расту тысячу кентавров. Нам приятно отметить это обстоятельство потому, что любящие дети, да еще посылающие родителям такие крупные переводы, достойны того, чтобы о них знало как можно больше людей.
Кто-то очень правильно заметил: ничто так не содействует успеху, как успех.
Уже двадцать пятого февраля доктора Раста пригласили стать членом-учредителем и одним из директоров вновь организуемого общества «Успех. Гарантия», – специальность: высококачественные заячьи лапки.
Мы склонны допустить, что многие наши читатели (если нашему повествованию суждено иметь много читателей) далеки от ясного представления о месте заячьих лапок в атавском образе жизни.
Заячья лапка приносит счастье. Точно так же, как черная кошка несчастье. Не верите, спросите у любого атавца, не зараженного ядом материализма. Недаром из заячьих лапок когда-то изготовлялись плетки, а сейчас – общедоступные сувениры. Могут заметить, что семь слоников тоже приносят счастье. На этот счет мнения расходятся. Во всяком случае, на стороне лапок одно бесспорное преимущество: они портативны, то есть более приспособлены для ношения с собою, не хрупки и несоизмеримо дешевле стоят. Мы не знаем, сколько атавских женщин носят с собой в сумочках фарфоровых слоников. Полагаем, немногие. А с заячьими лапками не расстаются миллионы атавок. Доказано, что некоторым атавцам (почему-то главным образом состоятельным) эти лапки определенно приносят счастье. И в то же время замечено, что те лапки, которые принадлежат состоятельным людям и обычно безотказно выполняют свою благодетельную функцию, роковым образом теряют магические свойства как раз тогда, когда в них назревает особенная необходимость. Мы имеем в виду времена экономических кризисов.
С поступательным движением атавской научной мысли она в конце концов занялась и загадкой заячьей лапки.
Недели за три до описываемых нами событий ежемесячный научный бюллетень Постоянного консультативного совета Национальной Ассоциации Астрологии и симпатической медицины Астрального Взлета опубликовал на своих веленевых страницах статью профессора астрологии и теософии достопочтенного Акима Шхина. Статья называлась «Фрагменты потустороннего» и представляла собой обработанные для печати тезисы его недавнего доклада «Метафизика и астральный индекс гипер– и гипомагии заячьей лапки» на годичном конгрессе вышеназванной ассоциации.
И именно профессору Шхину принадлежит заслуга уточнения и систематизации всего того, что уже давно напрашивалось на обобщение и что, как и все гениальное, было чрезвычайно просто и понятно даже самой невежественной даме из атавских высокопоставленных салонов.
Мы далеки от попыток подробно пересказать эту во многих отношениях примечательную статью. Это выше наших сил. Мы ограничиваемся только самым основным выводом, сделанным профессором Шхином на основании почти полутора десятков лет кропотливых изысканий. Оказывается, не всякая лапка и далеко не всякого зайца обладает магическими свойствами.
«Счастье, – писал профессор Шхин, – приносит левая задняя лапка дикого зайца, убитого серебряной пулей на кладбище в полночь при луне в пятницу рыжим, хромым и косым наездником на белой лошади».
Теперь все встало на место. Наука сделала свое дело и уступила место атавскому деловому гению. Атавский деловой гений, раскусив безграничные возможности открытия профессора Шхина, организовал акционерное общество «Успех. Гарантия» с местонахождением правления в Эксепте.
Почти одновременно в Боркосе была сделана попытка создать другое акционерное общество с теми же задачами. Но уже через два дня после того, как слухи об этом новом начинании дошли до Эксепта, президент этого нового акционерного общества трагически погиб во время автомобильной катастрофы, а остальные его члены-учредители, не полагаясь больше на безопасность автомобильного движения, благоразумно отказались от дальнейших попыток конкурировать с эксептцами.
Таинственное землетрясение и чума ускорили разворот деятельности вновь учрежденной компании. Был приглашен в ее научные руководители не кто иной, как сам профессор Шхин, на оклад, раз в пять превышающий оклад президента республики. Было срочно заарендовано кладбище. Для того чтобы уточнить, какое именно кладбище следует заарендовать, была привлечена метеорологическая служба республики: надо было узнать, где в ближайшую же пятницу небо будет свободно от туч. В два дня было заказано и получено достаточное количество серебряных пуль. То, что они действительно серебряные, было в присутствии многочисленных представителей печати удостоверено высшими чинами Пробирного ведомства министерства финансов. Были разосланы агенты по экстренной заготовке зайцев.
В пятницу, двадцать пятого февраля, ровно в полночь на одном из кладбищ неподалеку от Эксепта при свете луны и десятков юпитеров был заснят и уже на другой день показывался во всех кинотеатрах страны и по телевизионной сети небывалый документальный фильм. Десятки рыжих, хромых и косых наездников верхом на белых лошадях скакали по кладбищенским аллеям и расстреливали из автоматов короткими очередями серебряных пуль тысячи завезенных сюда зайцев. Обезумевшие от пальбы, стрекота киноаппаратов и восторженных криков представителей печати, зайцы косяками метались по кладбищу, но везде их настигали серебряные пули.
Кроме этих необыкновенных картин, по телевидению был показан процесс производства механизированного счастья – от доставки заячьих тушек на завод до упаковки уже совершенно готовых к употреблению задних лапок в целлофановой гигиеничной обертке.
А пока претворялась в жизнь эта широко задуманная реклама, президент компании вплотную взялся за комплектование правления и совета директоров. «Правление и совет директоров – это не только руководство фирмы, – сказал он вице-президенту. – Это, если хотите знать, вывеска, символ, аромат фирмы, ее знамя, щит от подозрений и нападок. Это – доверие и деньги покупателя!»
Первым, кого он пригласил в директора, был профессор Патоген – гордость атавской науки и делец высшей марки. Вторым был приглашен доктор Дуглас Раст – не только быстро идущий в гору провидец, но и сын Андреаса Раста из Кремпа, того самого, который так жестоко пострадал от козней агентов Москвы и первый публично разоблачил их непосредственную причастность ко взрыву в Киниме.
И доктор Раст и профессор Патоген сразу оценили блистательное будущее компании и согласились украсить собой список ее именитых директоров-компаньонов. Доктор Раст позволил себе поставить два условия. Он потребовал, чтобы его отца, Андреаса Раста, того самого, который и т. д. и т. д., назначили представителем компании по Кремпскому округу. Это условие было принято не только без возражений, но и с самым живейшим удовлетворением. Второе его требование – принять во вновь организуемое Кремпское агентство некую Бетти Наудус на должность уборщицы – было с надлежащими извинениями отклонено, так как подобные вопросы находились в компетенции представителя компании, в данном случае господина Андреаса Раста, к которому упомянутой Бетти Наудус и надлежало обратиться с соответствующим ходатайством.
Но высшим достижением главы новой компании явилась его договоренность с правительством. Правительство, как всегда заинтересованное в процветании атавцев, бронировало за собой десять процентов заячьих лапок для распределения их среди безработных и многосемейных рабочих, а также для снабжения семей военнослужащих, «погибших или имеющих погибнуть» на полях сражений в боях за западную цивилизацию, за атавизм.
«Это будет одним из самых сокрушительных ударов, когда-либо нанесенных правительством Атавии по нужде и горю, – заявил в беседе с представителями печати специальный помощник министра финансов. – Впервые с момента образования нашей республики государство берет на себя обеспечение самых нуждающихся и самых обездоленных его граждан счастьем и деловой удачей по себестоимости».
Эта договоренность и это заявление стоили многих газетных полос рекламы.
Поэтому компания «Успех. Гарантия» ограничилась в дальнейшем только тем, что опубликовала в крупнейших газетах и журналах страны на правах объявления известную уже нам статью профессора Шхина с коротенькой припиской о том, что производство научно апробированных заячьих лапок на основе строгого соблюдения принципов, изложенных в этой статье, является целью, которую, не щадя затрат, поставила перед собой компания.
Население предупреждалось: остерегайтесь подделок! Приобретайте только задние левые лапки, на которых будет клеймо компании: на голубом фоне розовый рог изобилия, из которого сыплются золотые буковки «У» и «Г» начальные буквы обоих слов, составляющих название фирмы.
Только теперь, прочитав статью профессора Шхина, миллионы атавцев поняли, наконец, почему им так не везет в жизни и почему им вообще так плохо живется: они покупали не те заячьи лапки.
– За что я терпеть не могу полигонцев, так это за их нахальство, сказал Онли Наудус господину Андреасу Расту, который от нечего делать бродил по городу и заходил то в одну лавку, то в другую. Господина Квика, хозяина, не было на месте, и Наудус взял на себя труд развлечь почетного гостя высказываниями по вопросам международной политики.
– Читали, что они там натворили в своем вонючем Пьенэме? (Так называлась столица Полигонии.)
Господин Раст мотнул головой. Ему не хотелось размениваться на болтовню с каким-то замухрышкой приказчиком. Но как будущий кандидат в мэры города он не мог себе позволить обидеть одного из избирателей. Поэтому он коротко бросил: «Сволочи они, эти полигонцы!», и снова замолк, погрузившись в свои думы. Его беспокоило, что за ним до сих пор не прислали человека из Главного совета Союза атавских ветеранов.
– Жаль, что у нас в Кремпе не проживает ни один завалящий полигонец! – горячо продолжал Наудус, нисколько не обижаясь на некоторый холодок со стороны господина Раста. Он был скромный молодой человек и прекрасно понимал пропасть, лежавшую между ними… – Если бы у нас проживал хоть один полигонец, я бы первым делом с удовольствием швырнул камень в его окошко… Не-ет, мы с ними слишком много нянчимся. Будь я президентом, я бы им еще вчера вечером объявил войну… Вот что я бы сделал первым делом, – промолвил он после некоторой паузы, забыв, что только он собирался первым делом швырнуть камнем в полигонское окошко.
– Я еще потом зайду, – сказал Раст, наскучив приказчичьей болтовней, и вышел на улицу.
– Можно подумать, что он не атавец, этот старый трактирщик без трактира! – позволил себе, наконец, обидеться Наудус. – Неужели мы так просто и спустим полигонцам такие оскорбления? Война, только война! Война во что бы то ни стало!
Не будем удивляться воинственности Наудуса, который с сегодняшнего утра был кровно заинтересован в войне, скорейшей и кровопролитнейшей, как держатель акций «Перхотт и сыновья» на целых тысячу сто кентавров. Куда более удивительно и страшно было то, что тысячи людей в Кремпе и многие миллионы других атавцев, которые не имели никаких военных акций и которым война грозила только тягчайшими бедствиями, проявляли в тот день такую же воинственность. Они были одурманены лжепатриотической пропагандой печати, контролируемой крупными монополиями.
