Текст книги "Рука Зеи"

Автор книги: Лайон Спрэг де Камп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Давай! – крикнул Барнвельт, и на носах кораблей маджбурской эскадры захлопали катапульты.

Дирк сполна познал то беспокойное чувство, с которым главнокомандующий отдает последний приказ, выполнения коего можно ожидать с более-менее обоснованной уверенностью в самом начале битвы. Очень хочется внести в планы последние усовершенствования, но теперь уже поздно, и исход боя целиком и полностью ложится на плечи простых бойцов.

О загородку из щитов стали с грохотом и звоном ударяться всевозможные летающие предметы. Треск и взрыв воплей на корме возвестили, что огонь защитников угодил в цель.

Барнвельт, выглянув из-за щитов, обнаружил, что лишь затычка из водорослей и несколько метров чистой воды отделяют его от галеры, сторожившей вход. Галера беспрерывно стреляла, снаряды неслись у них над головой с протяжным гудением и свистом. Четыре маджбурские галеры вплотную приблизились к затычке и стреляли в ответ, хотя, уткнувшись носами в водоросли, могли использовать только передние катапульты, а лучникам на баках было просто не развернуться.

С атакующих галер на тараны полезли люди с крюками и граблями, растаскивая на длинные пряди золотисто-коричневую вязкую массу с пурпурными поплавочками. Пряди они передавали наверх остальным, чтоб покрепче вцепиться в затычку. Прямо на глазах у Барнвельта один из багривших водоросли был подбит стрелой и рухнул в воду. Место его тут же занял другой.

Протяжное шипение над головой заставило Барнвельта поднять взгляд. Это был один из планеров Ферриана, который закладывал вираж над вражескими позициями. За ракетами его тянулся длинный хвост желтого ясуварного дыма. Когда планер пролетал над сторожевой галерой, с него посыпалось что-то похожее на дождь. Барнвельт знал, что это была пригоршня стальных стрелок, великое множество которых принц Ферриан наготовил для своих авиаторов.

Другой планер долетел до основного поселения, где тоже что-то сбросил. Там поднялось облако дыма и как следует ахнуло, хотя Барнвельт не заметил, чтобы вся эта пиротехника причинила какой-либо реальный ущерб.

Хрясь! Чугунное ядро из вражеской катапульты проломило загородку в двух щитах от Барнвельта и кегельбанным шаром прокатилось по палубе бака. Двое матросов бросились заменять расколотый щит. Внизу, среди водорослей, уже валялось несколько человек. Барнвельт увидел, как одно из тел как-то странно дернулось, и мельком углядел у самой воды пятнистую шкуру. Привлеченные кровью, собирались фондаги, или ядовитые угри.

Одна из маджбурских галер уже завела на палубу несколько косм терпалы и начала табанить, но, как следует натянувшись, те одна за другой порвались. Над головами прошипел еще один планер. На сторожевой корабль просыпался град мелких снарядов, не причинивших никакого вреда.

– Владыка мой Сньол! – крикнул капитан «Джунсара». – Сюда движется принц Ферриан!

Барнвельт добежал до кормы в тот самый момент, когда Ферриан, стройный и смуглый, уже перемахивал через фальшборт, сверкая на солнце своими воронеными доспехами. Экипаж вельбота, доставившего его с «Куманишта», устало опустил весла под кормой «Джунсара».

Несколько секунд Ферриан переводил дух, после чего выпалил:

– Некий странный флот приближается к нам с севера, владыка мой! Один из летунов моих узрел его с высоты.

– Что за флот?

– Пока не ведомо, но послал я другой планер выяснить.

– Кто же это может быть? Королю Ростамбу стало стыдно, и он решил прийти нам на выручку?

– Все возможно, но более вероятно, что сие флот Дюра спасать идет дружков своих разбойничков!

Дюр! Барнвельт про него и думать забыл. А между тем неистовая перестрелка с сунгарцами не ослабевала.

– Я отправлюсь с вами на «Куманишт» и посмотрю, что можно сделать, решил он, после чего обратился к Тангалоа: – Оставайся здесь. Просигналь на транспорты, чтоб не высаживали лыжный десант до следующих указаний.

«Было бы совсем ни к чему, – мрачно размышлял он, слезая по веревочной лестнице в вельбот, – подвергнуться нападению с моря в разгар столь тонко разработанной операции».

Оказавшись на борту авианосца, он принялся нервно расхаживать по планерной палубе, отходя в сторону во время взлетов и посадок. Наконец планер, посланный к северу на разведку, вернулся и с грацией бабочки скользнул на палубу, где был подхвачен матросами.

Авиатор вылез из него со словами:

– Еще четверть часа, и оказался бы я в море из-за нужды в горючем! Владыки мои, флот надвигающийся, и впрямь принадлежит Дюру, что без сомненья по парусам видно квадратным в манере Ваандао бурного.

– Сколько их там? – спросил Ферриан.

– Насчитал я четырнадцать великих кораблей да еще, пожалуй, столько же поменьше.

Барнвельт прикинул в уме.

– Если мы будем держать сунгарцев заткнутыми, у нас еще останется преимущество, чтоб разобраться с Дюром.

– Не видали вы еще великих кораблей дюрских, – угрюмо огрызнулся Ферриан. – На крупнейших галерах у них не менее чем по тысяче народу на каждой, и одною лишь целую эскадру наших раздавить можно, как жуков под каблуком! А посему, владыка мой, извольте-ка поскорей проявить ту изобретательность сверхъестественную, о коей Альванди все уши нам прожужжала, покуда солнце заходящее не высветило лучами своими картину грустную, как вы, я и все наши вояки бравые на корм отправляются фондагам. Итак, зер, каковы будут распоряженья?

На корм фондагам? Барнвельт задумался, ухватившись рукой за свой длинный подбородок. Минутку, а ведь это палка о двух концах!

– Скажите мне вот что, – начал он. – Вот уже битый час ваши планеры забрасывают сунгарцев всякой дрянью совершенно без толку…

– Планеры мои – величайшее изобретенье военное с той самой поры, как побил Карар воительниц Варзени-Гандераны зельем своим магическим! – горячо возразил Ферриан. – Благодаря им стали мы столь же могущественны в искусстве Кондиора, как земляне проклятые! Но согласен, – тут он слегка утихомирился, – что не доведены они еще до уровня должного. Что предлагаете вы?

– Сколько они могут взять груза?

– Для полета короткого – столько же, сколько человек весит, помимо пилота. К чему это вы клоните?

– На судах сопровождения у нас полно кувшинов с водой. Если вылить из них половину или две трети, каждый будет весить приблизительно, как человек – если даже не меньше…

– Но что проку нам от бомбардировки кувшинами с водою? Разве, что одному-другому врагу прямиком по башке угодишь…

– А если кувшины набить фондагами?

– Ао, вот теперь предложенье ваше похоже на дело! – вскричал Ферриан. – Наживкою послужат тела павших, а ловить будем крюками, коими надоумили вы маджбурцев водоросли рвать на клочья… Капитан Заир, шлюпки на воду! У адмирала нашего распоряженье есть для флота! Живей, живей!

– Но, владыки мои! – пролепетал капитан Заир с выражением ужаса на лице. – Люди смертельно боятся сих тварей, и по доброй причине!

Барнвельт и сам их здорово побаивался, но виду не подал.

– Дело большое! Лично меня они нисколечко не страшат. Раздобудьте мне толстую кожаную куртку и пару рукавиц, и я покажу.

Как обычно, принцу Ферриану достаточно было уловить лишь суть идеи. Вскоре он уже носился во всех направлениях, одних посылая вязать рыболовные снасти, других гнуть крюки из наконечников для копий, а третьих передавать распоряжения остальному флоту.

На все это ушло время. Первым делом Барнвельту пришлось лично продемонстрировать, как обращаться с фондагами, чтобы не быть укушенным, благодаря богов за опыт с земными акулами и угрями. К тому времени, как экипажи всех кораблей, уткнувшихся в терпалу, уже вовсю выуживали, поддевали и накалывали на пики извивающихся, щелкающих зубами чудищ и запихивали их в кувшины с водой, второй планер вернулся с сообщением, что флот Дюра вот-вот покажется на горизонте.

Барнвельт бросил взгляд на высокое, жаркое солнце.

– При этом южном ветре, – сказал он Ферриану, – на организацию у нас остается от силы час. Я собираюсь разделить флот и вверить вашему попечению ту часть, которая выступит против дюрцев.

Заметив, что Ферриан насмешливо поднял антенны, он добавил:

– Нашим главным оружием против них являются планеры, что понимаете вы лучше кого-либо другого. Я же хочу вернуться на «Джунсар», потому что уверен – когда пираты увидят, как большинство нашего флота уходит, то наверняка попытаются сделать вылазку.

Он повернулся к шкиперу «Куманишта»:

– Капитан Заир, дайте сигнал всем адмиралам собраться здесь.

В корму «Куманишта» ткнулся баркас, нагруженный кувшинами. Рулевой весело распевал:

– А вот рыбы кому? Прекрасной свежей рыбы? Один укус – и ты мертвая туша!

Матросы бросились перегружать кувшины на авианосец. Одно из суденышек поменьше, заваленное амфорами, тоже пристроилось к борту. Ряды кувшинов на взлетно-посадочной палубе галеры стали расти на глазах.

Командиры один за другим поднимались на борт. Барнвельт посвящал их в свой план, сразу отсекая все возможные возражения:

– Это все – выполняйте!

Когда он спустился в вельбот, с «вороньих гнезд» на мачтах союзного флота стали доноситься крики: «Парус на горизонте! Парус на горизонте! ПАРУС НА ГОРИЗОНТЕ!»

Флот Дюра показался в поле зрения.

«Джунсар» между тем продолжал участвовать в перестрелке. Все корабли были уже изрядно покорежены. Выпущенные из катапульт снаряды повыламывали куски фальшбортов, в стенах рубок зияли обширные дыры. На одном маджбурском корабле была снесена бизань-мачта, на другом вдребезги разбита катапульта, в то время как вражеские палубы казались буквально усыпанными обломками.

С кормы «Джунсара» Барнвельт с Тангалоа наблюдали за эволюциями основного флота. Массивный «Куманишт» расположился посередине, а остальные рассыпались по морю в стороны, выстраиваясь в виде огромного полумесяца с выставленными вперед рожками. На горизонте проглянули бледные крошечные прямоугольники – паруса дюрских кораблей.

Часа через два моряки маджбурской эскадры оторвали от затычки уже половину водорослей, отчего приблизились к сторожевику еще теснее, и перестрелка стала еще жарче.

– Владыка мой Сньол, – подал голос маджбурский адмирал, – мыслится мне, что и впрямь вылазку они затевают, как вы и предсказывали!

За сторожевым кораблем в глубине канала показалась двойная колонна сунгарских галер. Барнвельту не удалось их сосчитать, поскольку корпуса ведущей пары заслоняли остальные, но и так было ясно, что численное преимущество далеко не на его стороне.

Тангалоа оторвался от киносъемки, чтобы заметить:

– Эти чуваки сейчас попытаются подойти к нам вплотную, потом выстроятся впритык друг к другу, и к нам хлынет бесконечный поток абордажников.

– Ясно дело. Как бы убедить тебя надеть хоть какие-нибудь доспехи?

– А вдруг я свалюсь в воду?

Барнвельт хмуро наблюдал за приближением сунгарцев. Пришла бы только в голову какая-нибудь светлая идея!.. Если пиратам и впрямь удастся прорвать блокаду, погонятся ли они за основным флотом или же рассыплются по сторонам? Впрочем, это не должно его особо волновать: к тому моменту его уже наверняка убьют.

Шум впереди заметно попритих. Люди на палубе сторожевой галеры временно прекратили огонь, стараясь развернуть ее так, чтобы она не загораживала проход остальным. Весла ее шевелились еле-еле, да и у подходящих галер тоже, что навело Барнвельта на мысль, что они, должно быть, сильно недоукомплектованы гребцами.

– Надо пока прекратить огонь, – сказал он маджбурскому адмиралу, чтобы убрать обломки, укрепить фальшборт и набрать побольше снарядов. Ну как, наберем?

– Еще как наберем, зер, ибо корабль мой стрелами да копьями утыкан, будто взбешенный эвашг колючками!

– Все наши шесть кораблей нужно связать между собой, как я покажу, и толкать ими затычку вперед. И напомните людям насчет того человека, который мне нужен живым!

Барнвельт провел пальцем по заточке меча.

Маджбурские корабли сцепились швартовами. Гребцы, оказавшиеся внутри получившегося супер-катамарана, убрали весла, поскольку места для них не осталось. Оставшиеся навалились на вальки, и гигантское сооружение двинулось вперед, заталкивая затычку из водорослей вместе с изуродованным сторожевиком в глубь канала.

Однако вскоре два первых пиратских корабля тоже воткнулись таранами в ком терпалы, толкая его в другую сторону. Поскольку весел у них в ходу было больше, они остановили продвижение затычки и принялись выпихивать ее обратно в открытое море.

– Что это ты там делаешь, Джордж? – удивился Барнвельт.

– Да так, хочу кое-что попробовать, – отозвался Тангалоа. В руках он держал метровый обломок катапультной стрелы, к которому привязывал длинную тонкую веревку.

– Они вылезают, – объявил Барнвельт. Две сунгарские галеры уже достаточно далеко вытолкали затычку и шесть маджбурских кораблей в море, чтобы пиратское суденышко поменьше, которое доселе держалось позади, смогло проскользнуть мимо них и обогнуть затычку, хотя и цепляясь веслами за водоросли при каждом гребке. Мало-помалу оно пролезло сквозь узкий проход в терпале, пока не уткнулось носом в правый крайний корабль маджбурской эскадры.

Барнвельт и Тангалоа бросились туда, смешавшись с людьми, свободными от гребли. В тот же момент с борта на борт перелетели тросы с крючьями. Взревели трубы, и с обеих сторон на доски ринулись абордажники. Сшиблись они аккурат посередине. Люди сцеплялись друг с другом и падали с мостков, ударяясь о торчащие внизу тараны и плюхаясь в пропитанную водой тину. Сзади тут же напирали другие, а с баков обоих кораблей лучники и арбалетчики посылали стрелы в самую гущу противостоящих бойцов. Лучники с соседнего маджбурского корабля тоже включились в перестрелку.

Работая локтями, Тангалоа протолкался сквозь людскую кашу на баке. Добравшись до фальшборта, он взял наизготовку свой самодельный кнут и принялся раскручивать его над головой. Конец хлыста змеей метнулся над полоской воды между сцепившимися кораблями. Щелк! Хлыст обвился вокруг шеи кого-то из сунгарцев, и в ту же секунду тот перелетел через борт. Плюх! Тангалоа подобрал веревку и вновь замахнулся. Щелк! Плюх!

Барнвельт уже дошел до того взвинченного состояния, в котором его просто-таки тянуло в драку, но толпа на носу плотно перекрыла ему дорогу. Под превосходящим огнем маджбурцев и взмахами кнута Тангалоа сунгарцы стали отступать, пятясь по мосткам, пока маджбурцы бурным потоком не выплеснулись на шкафут пиратской галеры, увлекая за собой Барнвельта. Он спотыкался о трупы, не в силах что-либо толком рассмотреть из-за толпы и ничего не слыша из-за жуткого шума.

Давка и шум еще больше возросли, когда на корму посыпались пираты с другой сунгарской галеры. Как и предсказывал Тангалоа, пираты составили свои корабли впритык друг к другу и перебегали по ним, как по мосту, чтобы ввести в действие максимально возможные силы. Барнвельт почувствовал, что его теснят в сторону носа, и вскоре уперся спиной в фальшборт. Теперь, хотя внезапный натиск толпы мог сбросить его за борт, ему, по крайней мере, было видно, что происходит. Половина палубы была уже забита сунгарцами, которые упорно пробивались вперед.

Не в силах добраться до облепленных людьми мостков, Барнвельт убрал меч в ножны, слез через фальшборт на таран, перешагнул чей-то труп, перепрыгнул на таран маджбурского корабля и вскарабкался на борт. Бак был по-прежнему битком набит людьми. Посреди всей этой неразберихи высился маджбурский адмирал, закованный в доспехи, как омар, и одно за другим ревел какие-то распоряжения.

Тангалоа прислонился к поручню, преспокойно покуривая.

– Тебе не следовало бы так поступать, – изрек он. – Главнокомандующий должен держаться позади, где он действительно может главнокомандовать, а не лезть в вульгарную потасовку.

– Честно говоря, до настоящей потасовки я так и не добрался.

– Скоро доберешься. Вон они уже где!

Клин сунгарцев развалил ряды противника надвое и опять прорвался к мосткам. Маджбурцы на мостках были либо зарублены, либо сброшены вниз, либо оттеснены назад на свой собственный корабль, а пираты, не отставая ни на шаг и с безумной свирепостью размахивая оружием, следовали за ними. Во главе их бушевал коренастый землянин с багровой физиономией, испещренной множеством крошечных морщинок.

– Игорь! – заорал Барнвельт, сразу узнавая начальника за железным наносником шлема.

Игорь Штайн тоже заметил Барнвельта и ломанулся к нему, вращая кривым клинком. Барнвельт парировал удары сплеча, а то и колющие тычки, но удары следовали так часто, что, кроме обороны, ни о чем другом и помыслить было нельзя.

Шаг за шагом Штайн загонял его на корму маджбурского корабля. Шлем Барнвельта лязгнул под ударом, достигшим цели.

Раз или два Штайн открывался при отскоке, но Барнвельт не решился воспользоваться оплошностью противника. Вот если б удалось огреть шефа по башке плоскостью меча, как того художника в Джазмуриане… Но он, зараза, шлем напялил, только меч сломаешь.

В пылу схватки Барнвельт даже не заметил, что всеобщая потасовка успела растечься по всем маджбурским галерам. Время от времени ему приходилось бросать быстрые взгляды через плечо, чтоб кто-нибудь неожиданно не напал сзади. Мельком он увидел Тангалоа, проламывающего вражеский череп палицей, пирата, который перебрасывал кого-то из маджбурцев за борт на острие пики…

Штайн с дьявольской силой продолжал теснить его назад. Барнвельт терялся в догадках: откуда, к чертям, у Штайна, в его-то возрасте, такая физическая выносливость. Будучи куда как моложе и куда лучшим фехтовальщиком, Барнвельт, тем не менее, уже попросту выдыхался. Ноющие пальцы едва удерживали ставшую скользкой от пота рукоять, а Штайн все пер и пер вперед.

Полуют заметно возвышался над палубой. Барнвельт нащупал ногой у себя за спиной первую ступеньку и начал шаг за шагом подниматься наверх, отражая замахи Штайна у самых ног. Конечно, это совсем нечестно, когда приходится драться с человеком, который только и думает, как бы тебя убить, а самому тебе убивать его нельзя!

Размахивая мечами, они пересекли полуют. Барнвельт стал приходить к мысли, что если он в самом скором времени как-то не ранит Штайна, тот наверняка его зарубит, поэтому принялся метить ему в руки и ноги. Раз он почувствовал, что куда-то попал, но Штайн продолжал наступать все с той же бешеной мощью.

В спину Барнвельта уперся поручень фальшборта. Теперь ему оставалось выбирать только между посвистывающим клинком Штайна впереди и морем Ваандао позади. За спиной Штайна замаячила могучая туша Тангалоа, но по какой-то непонятной причине Джордж просто стоял себе на юте, никуда не двигаясь.

Штайн приостановился, свирепо сверкнув глазами, перехватил поудобней саблю и опять обрушился на Барнвельта. Тангалоа по-прежнему стоял столбом. На сей раз вопрос уже стоял прямо: либо тот, либо другой…

Внезапно разом взревели трубы. В тот же самый момент в воздухе что-то мелькнуло, щелкнуло и обвилось вокруг левой щиколотки Штайна. Веревка рывком натянулась, выдергивая из-под Штайна одну ногу и заваливая его навзничь на палубу.

Прежде чем он успел подняться, сверху на него шмякнулась необъятная туша Тангалоа, выпустив из него воздух, как из аккордеона перед укладкой в футляр.

Барнвельт скакнул вперед, наступил на кулак, сжимавший саблю, вырвал у Штайна оружие, сдернул с него шлем и от души жахнул шефа по темени плашмя мечом. Штайн отрубился.

А тем временем сунгарцы, успевшие проникнуть на все маджбурские корабли, разом бросились назад к мосткам, которые вели на их собственные посудины. Кое-где еще вспыхивали мелкие стычки, как язычки пламени в догорающем костре, но маджбурцы, потерявшие почти четверть своего личного состава, большей частью не мешали неприятелю убираться восвояси. Галеры были буквально усыпаны мечами, копьями, топорами, шлемами, щитами и прочим боевым снаряжением, а также телами своих и врагов.

Пока Тангалоа вязал Штайну руки за спиной, Барнвельт спросил:

– Где это ты так насобачился обращаться с хлыстом, а, Джордж?

– А-а, это в Австралии. Какое жлобство все эти драки! Настоящему ученому вроде меня тут вообще не место.

– Какого черта ты стоял как пень, почему сразу не вмешался? Он же меня чуть не прикончил!

– Я вас снимал.

– Что?!

– Ну да, из вашей со Штайном драки вышел просто-таки изумительный эпизод. Он обязательно войдет в нашу картину о Сунгаре.

– Ни хрена себе! – взвыл Барнвельт. – Мне это нравится! Из меня тут, можно сказать, котлету делают, а он, видите ли, думает, как бы это заснять покрасивши! Я полагаю…

– Ну ладно, ладно, – произнес Тангалоа примирительным тоном. – Я прекрасно знал, что такому спецу по фехтованию не может грозить особая опасность. Так ведь и вышло, разве нет?

Барнвельт даже и не знал, то ли с кулаками на Тангалоа лезть, то ли рассмеяться, то ли надуться от гордости. Наконец он пришел к заключению, что Джорджа все равно уже не перевоспитаешь, и предпочел замять эту тему.

– А куда это сунгарцы сматывают? – поинтересовался он. Я-то думал, они победили!

– Оглянись!

Барнвельт оглянулся и увидел, что союзный флот возвращается обратно. Уже слышались даже удары гонга, задающего ритм гребцам. Посреди переваливался на волнах авианосец «Куманишт», который тащил на буксире огромную галеру с прямым парусным вооружением и длиннющими, рассчитанными то ли на восемь, то ли на десять гребцов веслами, расположенными в два яруса.

Пираты, которые успели в полном составе убраться на свои корабли, посбрасывали в воду мостки и суматошно отпихивались от маджбурских галер шестами, копьями и веслами. Через некоторое время неприятель уже торопливо плюхал вверх по каналу, в сторону основного скопления пиратских судов.

Первый раз за очень долгое время Барнвельт взглянул на солнце, уже низко повисшее над горизонтом. Бой занял большую часть дня.

Солнце зашло. Штайн был надежно упрятан в трюм «Джунсара», а раны Барнвельта – пара неглубоких порезов – крепко перевязаны. Сам Барнвельт председательствовал на собрании адмиралов в просторной каюте «Джунсара».

– Что тут творилось, владыка Сньол? – кричал принц Ферриан. – Люди толкуют, будто увлекли вы лично абордажников на корабль сунгарский, каждым замахом снося по три головы пиратские, и чуть ли не в одиночку всех негодяев побили. Верно ли сие?

– Это явное преувеличение, хотя мы с Таджди действительно сами пленили того землянина, который был нам нужен.

– Не дозволишь ли мне сварить его в масле? – деловито осведомилась королева Альванди. – Хватает пиратов нам и в собственном мире, чтоб еще…

– У меня другие планы, Ваша Грозность. Принц Ферриан, расскажите лучше, что происходило у вас.

– Сечи великой не вышло – скорей, комедия, гения Хариана достойная! Знаете вы, наверное, что на кораблях своих чудовищных дюрцы рабов на весла сажают, поелику даже доходы их неправедные не позволяют им такую тьму свободных гребцов нанять. И согласно обыкновенью, на дело пускаясь, каждого раба цепью за ногу приковывают к лавке надежно, цепь оную в колечко бронзовое, к дереву привинченное, пропуская.

Так вот, корабли дюрские, будто стадо биштаров бешеных, на нас напустились; но не узревши ничего, помимо частокола мачт наших на горизонте, сочли, будто полно у них времени, дабы к битве приготовиться достойно. И тут нежданно-негаданно пал на них с поднебесья один из парней моих отважных на планере своем, сбросивши кувшин свой прямиком на флагман. И треснул оный кувшин аккурат посреди скамеек для гребцов, когда господа и половины рабов своих не заковали, чем конфузию превеликую промеж них учинил. Фондага сей момент извиваться зачала да хватать кого ни попадя, рабы визжать истошно, укушенные в агонии предсмертной биться, а надсмотрщики кнутами без толку размахивать. Одним словом, полная неразбериха да базар приключились.

Когда ж еще два посланья таких любовных последовали, окончательно рабы взбеленились и бунт на борту учинили. Те, что свободны еще были, прочих от цепей избавили, покуда другие на матросов да надсмотрщиков с голыми руками накинулись, одних в море выкидывая, других же на мелкие кусочки растерзывая. Адмирал дюрский спасся от участи подобной лишь тем, что кирасу скинуть успел и в море выпрыгнуть, где подобрала его лодка связная.

А меж тем и прочие летуны наши кувшины свои сбросили. Хоть некоторые емкости притом и в воду попадали, другие же в цель угодили с результатами просто-таки восхитительными. Ибо, даже если рабы на других кораблях и прикованы были, одно лишь присутствие преотвратнейших тварей морских весь порядок нарушило и любым маневрам воспрепятствовало. Короче, невиданная доселе природа нападенья настолько лишила врага присутствия духа, что часть кораблей в бегство обратилась, не успели мы к ним приблизиться. Другие же, бойню узревши на корабле флагманском и не ведая, что адмирал цел и невредим, ибо флаги свои персональные захватить он с собою позабыл, в замешательстве пребывали. И когда «Сагганд» сурускандский задумал корабль великий протаранить, последний даже не пошевелился, дабы гибельный удар отвратить, вследствие чего ко дну пошел незамедлительно, а остальные же в бегство ударились. Взяли на абордаж мы флагман, где все еще баталия бестолковая бушевала, диспутантов утихомирили и на буксир взяли. Все наши потери – один из летунов моих, что мимо полосы посадочной промазал и потоп, бедолага.

На следующее утро, как только заалевший Рокир разорвал оковы тумана на горизонте, на флагмане союзного флота протрубили сигнал к штурму. Маджбурская эскадра во главе с потрепанным «Джунсаром» двинулась на веслах вверх по каналу.

А тем временем вдоль края терпалы, по обе стороны от входа в пиратскую крепость, на плотный слой водорослей широким полумесяцем высаживались со своих судов десантники с лыжами на ногах. Воины неловко пошатывались, впервые оказавшись на зыбкой, чавкающей тверди. Некоторые тут же попадали, и их пришлось поднимать. Однако вскоре целые сотни их двинулись вперед, выстроившись в три цепи: первая несла огромные плетеные щиты, чтобы прикрыть себя и идущих позади от метательных снарядов, вторая – копья, а третья – луки.

Со стороны пиратских укреплений не доносилось ни звука. За ночь сунгарцы составили большинство своих кораблей вместе, так что получилось нечто вроде цитадели, где посредине, в окружении суденышек поменьше, располагались наиболее крупные галеры. Все это хозяйство, в свою очередь, было оцеплено нагромождениями плотов и шаланд. Такой строй не позволял таранить пиратские корабли, по крайней мере, до тех пор, пока оставались на месте менее ценные посудины по краям.

«Джунсар» придвинулся еще ближе – по-прежнему зловещая тишина. Штурмовики, шлепавшие сквозь терпалу, тоже подтягивались, охватывая поселение с боков, чтобы проникнуть в него сразу с обеих сторон.

Приблизившись на расстояние выстрела из катапульты, «Джунсар» замедлил ход, чтобы выпустить вперед бирему «Сагганд» – тот самый корабль, что днем ранее столь отважно таранил дюрскую галеру втрое крупней себя.

От удаленных жилых посудин по краям поселения донеслось щелканье самострелов, и в сторону надвигающейся цепи лыжников пронеслись темные черточки. Барнвельт понял, что далеко не все пираты оттянулись в центральную цитадель, чтобы сдерживать их на подступах к плавучему городу. Десантники-лучники открыли ответный огонь над головами своих соратников.

В глубине цитадели сработала катапульта. Гигантская стрела пронеслась над каналом, чтобы нырнуть в воду у борта «Сагганда». После этого скрип, стук и хлопанье катапульт стали слышаться беспрерывно.

«Сагганд» уткнулся носом в ближайший из плотов, которыми была заставлена цитадель. Нос «Джунсара» при этом притянули швартовами к его правому борту, а «Доурии Деджанаи» королевы Альванди – к левому. Остальные галеры, словно стадо слонов, плотно сгрудились за ними. Все корабли быстро соединили мостками, чтобы бойцы могли без помех высадиться с них на передний край цитадели.

Барнвельт, стоя на носу «Джунсара», услышал вопли и лязг битвы, завязавшейся по бокам поселения, когда лыжники добрались до крайних судов и попытались на них закрепиться. Однако разглядеть что-либо было трудно. Его воины выстроились в затылок у него за спиной, один за другим соскальзывая по канату на палубу «Сагганда», а оттуда уже перелезали через носовой фальшборт на плот.

И тут цитадель разразилась таким бешеным огнем, какой только Барнвельт когда-либо видел. Свист и жужжание катапультных снарядов, больших и маленьких стрел, камней, выпущенных из пращей и рогаток, слились в единый протяжный вой. Смертоносный дождь обрушился на плот и палубу «Сагганда», кося ряды нападавших. Уцелевшие бестолково заметались на тесном пространстве, пытаясь отступить, но большей частью тоже полегли под огнем. Отдельные счастливчики успели метнуться вперед и полезли на борт небольшой галеры на противоположной стороне плота. Навстречу им тут же встали сунгарцы.

Барнвельт обнаружил, что истошно орет: «Давай-давай! Вперед!!!»

Ко всему прочему, захватчиков ждал еще один неприятный сюрприз: вдоль канала, оставляя за собой длинный хвост густого дыма, пронеслась здоровенная ракета, с торчащим спереди то ли копьем, то ли просто заостренным бревном. Летела она крайне неустойчиво, бестолково вихляясь в разные стороны, но, тем не менее, врезалась точнехонько в полуют «Джунсара» и с грохотом разорвалась, взметнув в небо горящие обломки. Воины, выстроившиеся в затылок в проходе между скамьями для гребцов, разлетелись по сторонам, а экипажу «Джунсара» пришлось спешно кидаться тушить множество очагов пожара по всему кораблю. Другая такая же ракета ударилась в нос «Доурии Деджанаи». Застлавший корабли дым и языки пламени мешали прицеливаться, и пехотинцы сразу лишились огневой поддержки.

В конце концов атака захлебнулась. Воины понемногу стали стекаться назад. Десятки из них едва двигались, а десятки других усеивали «Сагганд» и плот, убитые или слишком тяжело раненные, чтобы спастись бегством.

Под бомбардировкой со стороны цитадели на организацию новой атаки ушло несколько часов. Барнвельт увидел, что передовой отряд на сей раз снабдили такими же большими плетеными щитами, что и у десантников. Последние вроде уже более-менее прочно закрепились на подходах к поселению. Больше Барнвельту не удалось ничего выяснить, поскольку связь с ними поддерживалась исключительно посредством гонца, шлепавшего туда-сюда на лыжах по слою терпалы.

Вторая атака началась вскорости после полудня. Прикрываясь плетеными щитами, передовой отряд пробился на галеру за плотом и чуть было окончательно не выбил с нее пиратов, прежде чем внезапная контратака обратила его в бегство.

Долгий кришнянский день тянулся невыносимо медленно. Барнвельт распорядился задействовать все гребные лодки флота и начать комбинированную атаку, окружив ими цитадель и высаживая людей во всех возможных местах.