Текст книги "Рука Зеи"

Автор книги: Лайон Спрэг де Камп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

– Sim?[3]3
  «Sim?» – «Да?» (порт.).


[Закрыть] – девушка обернулась, широко раскрыв огромные голубые глаза. На Куштаньозо она уставилась с таким нетерпеливым вниманием, будто он собирался, по меньшей мере, поделиться с ней беспроигрышной методикой игры в бридж.

– Письмо, рог favor.[4]4
  Por favor – пожалуйста, будьте добры (исп.).


[Закрыть] От Геркулио Куштаньозо и так далее – Его Несравненной Грозности Киру бад-Баладу, доуру Бал-хиба и Кубьяба, наследному дашту Джешанга, титулованному пандру Чилихага, и прочая, и прочая. Имеем честь поставить Вашу Грозность в известность относительно того, что межпланетная служба безопасности испытывает нужду великую в сведениях, касательство имеющих…

Закончив диктовать, он распорядился:

– Переведите на гозаштандоу и перепишите от руки на местной бумаге.

– Должно быть, смышленая девчонка, – заметил Барнвельт.

– Это уж точно.

Заслышав эту скупую похвалу, девушка зарделась. Геркулио обратился к ней:

– Сеньорита, это наши гости, сеньоры Джордж Тангалоа и Дирк Барнвельт; мисс Элин Фоли.

– Что там за история с бородой короля? – полюбопытствовал Барнвельт. У местной публики, должно быть, недюжинное чувство юмора.

– Вы, гляжу, даже десятой доли всего не знаете. Этот самый Шургез был послан за бородой в порядке епитимьи, потому что убил кого-то в Микарданде. Кир чуть не лопнул со злости, поскольку у кришнян бороды практически не растут и ему всю жизнь пришлось положить, чтоб ее вырастить.

– Вполне представляю, каково ему пришлось, – кивнул Барнвельт, припомнив, как однокашники по педагогическому колледжу однажды насильно избавили его от усов. – А когда это было?

– В 2137 году, после задержания Ферриана с мумией и скандала с Гоишем.

И Куштаньозо поведал им об удивительных приключениях Энтони Фаллона и Виктора Хассельборга, дополнив свой рассказ другими подробностями из новейшей кришнянской истории.

– Запутано почище вопросника для вычисления подоходного налога, заметил Барнвельт. – Что-то не припомню, чтоб я про это где-нибудь читал.

– Вы забываете, сеньор Дирк, что известия об этих событиях еще не достигли Земли до вашего отлета, а путешествовали вы ни много ни мало двенадцать земных лет, по объективному времени.

– А-а, ясно. Что-то мне такое говорили про эффект Фицджеральда. Правда, я не чувствую, что стал на двенадцать лет старше.

– Конечно, потому что физически этого не произошло – вы постарели разве что на три-четыре недели. А с Хассельборгом вы разминулись в пути: он недавно вернулся на Землю.

– Кхе-гм, – вмешался Тангалоа. – Давайте все же вернемся к сути дела, джентльмены. Как бы нам попасть в Сунгар?

Куштаньозо подошел к стене и опустил свернутую в рулон карту.

– Взгляните, сеньоры. Мы находимся вот здесь. Это река Пичиде, которая отделяет империю Гозаштанд на севере от республики Микарданд на юге. Тут пролив Палиндос, который на юге сообщается с морем Ваандао, а вот он и Сунгар.

Как видите, ближайший к Сунгару порт на море Ваандао – Малайер, но в тех краях идет война, и кто-то мне говорил, будто этот Малайер осадили кочевники Каата. Так что вам придется спуститься по Пичиде до Маджбура, потом доехать по железной дороге вдоль побережья до Джазмуриана, а оттуда по обычной дороге добираться до Рулинди, столицы Квириба. Далее, полагаю, лучше двигаться водой, если, конечно, вы не предпочтете посетить Сотаспе, (он ткнул в некую точку на карте вдалеке от моря Садабао), – где можно зафрахтовать один из ракетных планеров Ферриана.

Если вы спросите, как вам действовать после Рулинди, то честно скажу: не знаю, поскольку искренне не представляю, как вы ухитритесь проникнуть на этот континент из sargaco[5]5
  Sargaco – водоросли (исп.).


[Закрыть] без того, чтоб вам, по меньшей мере, не перерезали глотки. Однако тот же Квириб еще сравнительно не затронут земным влиянием, и я уверен, что вы сочтете его достаточно живописным с точки зрения кинематографии.

Тангалоа помотал головой:

– В контракте сказано Сунгар. А как нам ехать до этого Рулинди?

– В смысле, – уточнил Барнвельт, – в качестве кого нам путешествовать? Открыто, как землянам?

– Лично я не стал бы, хотя некоторым это удается без особых происшествий. Наш парикмахер вполне в состоянии помочь вам с небольшим маскарадом – накладными антеннами, остроконечными ушами и зеленой краской для волос.

– Ох! – простонал Барнвельт.

– Или же, если не хотите красить волосы, что вдобавок сопряжено с необходимостью повсюду таскать с собой запас краски по причине роста волос, можете путешествовать в качестве уроженцев Ньямадзю, где принято брить голову наголо.

– А где находится это самое Нья-как-его-там? – спросил Барнвельт. – Ну и названьице – прямо родной городок Игоря!

– Ньямадзю. Это в районе южного полюса, в тысячах ходдов отсюда, взгляните на глобус. Да, лучше вам действительно стать ньямцами. Они редко добираются до этой части планеты, так что, если будете выдавать себя за них, никого не насторожит ваш акцент и незнание местных обычаев.

– А у вас есть тут какое-нибудь оборудование для интенсивного изучения языков? – поинтересовался Тангалоа.

– Да, есть механический тасовщик карточек со словами и наборы записей, а в разговорном языке вас поднатаскает сеньорита Фоли. В любом случае вам придется потратить несколько дней, чтоб упорядочить свои знания в области кришнянского социального поведения.

Когда они согласились с предложением путешествовать в качестве ньямцев, Куштаньозо объявил:

– Я должен дать вам ньямские имена. Сеньор Джордж, вы будете… гм… Сеньорита, вам не идет на ум парочка достойных ньямских имен?

Девушка наморщила лобик.

– Помню, были два таких знаменитых ньямских авантюриста – Таджди из Вьютра и Сньол из Плешча.

– Годится! Сеньор Джордж, вы будете Таджди из Вьютра. А вы, сеньор Дирк, – Сньол из Плешча. Плешча, две согласные. А теперь вот что: вы умеете ездить верхом и фехтовать? Мало кто из землян умеет.

– Могу и то, и другое, – сказал Барнвельт. – Честно говоря, даже знаю воинственные баллады на шотландском наречии.

Тангалоа застонал:

– Мне пришлось выучиться скакать верхом во время той экспедиции на Тор, хотя какой из меня всадник. Но что же касается всяких там сражений на мечах – это увольте! Повсюду, кроме этих погрязших в невежестве планет класса «X», вы можете спокойно залезть в какой-нибудь летательный аппарат и застрелить кого вам надо из ружья, как подобает цивилизованному человеку.

– Но здесь не совсем цивилизованная планета, – возразил Куштаньозо. К примеру, вот эту самую батиграфию сеньора Штайна вам брать с собой нельзя. Во-первых, это против правил, а во-вторых, любой кришнянин при виде трехмерного изображения сразу решит, что это какое-то колдовство землян. Можете, правда, сделать с нее обычный плоский отпечаток и взять с собой.

– Теперь вот что, – продолжал представитель службы безопасности межпланетных перевозок. – Я дам вам рекомендательное письмо к Горбовасту в Маджбуре, а он, в свою очередь – к королеве Квириба, которая в дальнейшем может оказаться вам полезной. Если ей не следует знать, что вы земляне, какой назовем предлог вашего появления?

– Разве не могут быть у людей какие-нибудь законные дела на море Ваандао? – поинтересовался Барнвельт.

– Могут, конечно. Например, охота на гвамов из-за их камней.

– Гвам – это такая помесь меч-рыбы с гигантской каракатицей? – уточнил Тангалоа.

– Точно. Будете охотниками на гвамов. Камни из их желудков поистине бесценны, поскольку у кришнян существует поверье, будто ни одна женщина не устоит перед мужчиной, у которого есть такой камень.

– То, что тебе надо, Дирк, – хихикнул Тангалоа.

– Да ладно тебе! – отмахнулся Барнвельт. – Я в такие вещи не верю, так что они для меня действительно бесценны – в смысле, никакой цены не имеют. А что сейчас вообще – день, вечер, сеньор Геркулио? Мы так долго проторчали в этом летающем саркофаге, что совершенно потеряли представление об объективном времени.

– Считайте, вечер. Нам уже пора закрываться.

– Ну а чем бы вы посоветовали закрепить это ощущение, что уже пять вечера?

Куштаньозо ухмыльнулся:

– Бар «Нова-Йорк» находится в соседнем здании. Если вы, джентльмены…

Зеленоватое небо уже почти полностью очистилось, заходящее солнце багрянцем и пурпуром подсвечивало снизу редкие оставшиеся облака.

Незатейливые бетонные здания выстроились прямоугольником, образуя замкнутую глухую стену. Все окна и двери выходили только во внутренний дворик.

В баре Куштаньозо посоветовал:

– Попробуйте по кружечке квадра – это основной спиртной напиток на Кришне.

– Надеюсь, – заметил Барнвельт, – его готовят не из того, что пожевали и выплюнули местные женщины, как принято на родине Джорджа.

Куштаньозо скривился. Как только они сделали заказ, где-то рядом вдруг раздался чей-то высокий, скрипучий голос: «Зефт! Зефт! Чувой зу! Зефт!»

Барнвельт выглянул из-за перегородки, которая отделяла их кабинку от соседней, и обнаружил огромного красно-желто-синего какаду, восседающего на жердочке.

– Это Фило, – пояснил Куштаньозо. – Мирза Фатах привез его с собой на последнем корабле – том самом, с которого высадился человек, предположительно являющийся вашим доктором Штайном.

– А почему он оставил попугая здесь? – полюбопытствовал Барнвельт.

– Согласно правилам, птица должна была пройти карантин, а Мирза очень торопился на съезд своей секты в Мише. Так что он отдал попугая Абреу, моему шефу, а шеф передал его мне, когда Фило укусил сеньору Абреу. Кстати, джентльмены, вам не нужен попугай?

Когда исследователи покачали головами, какаду взвизгнул: «Зефт! Багган!»

– Кто-то научил его всем гозаштандским непристойностям, – вздохнул Куштаньозо. – Когда у нас бывают приличные кришняне, мы его прячем.

– А кто такой Мирза Фатах? – спросил Барнвельт. – Похоже на иранское имя.

– Так оно и есть. Он космотеистский миссионер – маленький такой толстячок, который болтается между цетическими планетами, проповедуя свой культ.

– Бывал я в Иране, – заметил Тангалоа. – Подходящая страна.

Куштаньозо продолжал:

– Сеньора Мирзу мы не видели уже несколько лет, поскольку он летал на Землю получать благословение главы культа.

– Это вы про мадам Вон-Зейц? Которая уверяет, будто является перевоплощением Франклина Рузвельта и посредством телепатии черпает вдохновение от некого бессмертного имама, что живет в пещере среди арктических льдов?

– Про нее самую. Как бы там ни было, Мирза обрабатывает этот регион уже почти как век. Забавный тип: совершенно искренне, как мне кажется, верит во всю свою сверхъестественную галиматью, да и человек он добрый, а вот доверять и на грош нельзя. На Вишну его как-то уличили, что он плутует в карты.

– Все эти ханжествующие теоретики вообще, как правило, жулики, заметил Барнвельт.

– Что-что? Вообще-то у него жизнь не сахар, у бедняги. Лет двадцать назад, перед самым отлетом на Землю, он потерял здесь, на Кришне, жену с дочерью.

– А я думал, у космотеистов обет безбрачия.

– Верно, и я сам слышал, как Мирза, заливаясь слезами, которые струились по его пухлой физиономии, твердил, что обрушившаяся на него беда и была следствием нарушения этого табу.

– А как это случилось?

– Они ехали из Маджбура в Джазмуриан (вам это тоже предстоит), и на поезд напала банда грабителей. Жену Мирзы сразу убили стрелой из лука. Сам Мирза, который вообще не отличается отвагой, избежал подобной участи, прикинувшись мертвым, а, когда открыл глаза, обнаружил, что девочка пропала. Грабители наверняка утащили ее с собой, чтобы продать потом в рабство.

В разговор вмешался Тангалоа:

– Потрясающе, но лучше расскажите нам поподробней про Квириб.

– Да о чем речь! Квириб – это королевство, правда, я бы уточнил, королевство от слова «королева», а не «король». Это матриархальное государство в незапамятные времена основала королева Деджаная. И мало того, что страной правят женщины, – есть там один диковатый обычай. Королеве выбирают среди мужчин супруга – консорта, и, после того как он прослужит год, его с великой помпой и церемониями казнят и выбирают следующего.

– В точности, как у некоторых древних земледельческих племен на Земле! Взять, к примеру, первобытный Малабар…

– Не думаю, – заметил Барнвельт, – что на столь рискованную должность очень большой конкурс. Есть, наверное, и более простые способы зарабатывать себе на жизнь, даже на Кришне.

Куштаньозо пожал плечами:

– Мнение этих бедолаг никого не интересует. Их избирают большинством голосов, хотя мне приходилось слышать, что результаты голосования частенько подтасовываются. Существует движение за замену настоящей казни символической, чтобы отставному королю лишь давали шлепка, оставляя отметину. Но консерваторы считают, что подобные перемены разгневают богиню плодородия, в честь которой всякий раз и затевается эта отвратительная церемония.

Барнвельт поинтересовался:

– А не получится ли, что столь высокая честь будет оказана кому-то из нас? Лично меня такая перспектива что-то не прельщает.

– Да нет, что вы, правом избрания обладают только подданные Квириба! Тем не менее вам обязательно следует запастись каким-нибудь презентом для королевы Альванди.

– Хм, – задумался Барнвельт. – Ну что, Джордж, насколько я понимаю, наши командировочные фонды ожидает первый серьезный удар…

– Погоди-ка чуток! – сказал Тангалоа, поглядывая маслеными глазками на попугая. – А как насчет этого какаду, сойдет? Не думаю, чтобы у королевы были какие-нибудь земные птицы, а?

– То, что надо! – одобрил Куштаньозо. – Кстати, это обойдется вам бесплатно: только рад буду избавиться от этой твари.

– Эй! – встревожился Барнвельт. – Я, конечно, люблю животных, но у меня жуткая аллергия на перья!

– Будь спок! – заявил Тангалоа. – Клетку, так и быть, понесу я, а ты все остальное барахло.

А Куштаньозо добавил:

– Обязательно предупредите королеву, чтоб была с Фило поаккуратней.

– Мне кажется, – заметил Барнвельт, – он потому такой злой, что давно не встречал какаду женского пола.

– Возможно, но поскольку ближайший таковой какаду находится в двенадцати световых годах отсюда, придется ему с этим смириться.

– А как насчет его словарного запаса? Королеве может прийтись не по вкусу столь шокирующая лексика.

– Об этом не беспокойтесь. Она, говорят, и сама за словом в карман не лезет.

– Ну, давай поднимайся, – довольно резко объявил Барнвельт на следующее утро. – Нечего тебе тут валяться, весь день переваривая завтрак! Ты почище того борова, что был у моего старика на ферме! Пошли!

И, всячески понукая и подталкивая явно не страдающего избытком трудового энтузиазма Тангалоа, он поволок его в гимнастический зал Новуресифи. Хоть номинально старшим считался Джордж, Дирк понял, что ему следует все больше и больше забирать бразды правления в собственные руки, если они вообще рассчитывают куда-то попасть.

В зале они обнаружили какого-то коренастого лысоватого голубоглазого детину, подтягивающегося на турнике. Детина сообщил, что его зовут Хёггстед.

– Сто зелаете? Массаш? – поинтересовался детина, стоя на голове.

– Нет, пофехтовать, – ответил Барнвельт.

– Сопрались ф путешестфие по стране, очефитно? У меня ест фсе, сто нузно, – заверил Хёггстед, делая глубокие наклоны. Прервался он только затем, чтобы притащить пару защитных масок, жилеты, перчатки и шпаги.

– Спаги потязелей семных, – пояснил он, раскинув руки и делая диагональные наклоны. – Зтоп больсе похотили на криснянские меси. Криснянский месь тязелый, зтоп доспехи пропифал. Фы снакомы с оснофами? добавил он, продолжая безостановочно выполнять всевозможные упражнения.

– Угу, – отозвался Барнвельт, напяливая жилет. – А ну-ка одевайся, Джордж, пока я на твоей шкуре свои инициалы не наколол!

– Я уже поставил тебя в известность, что я полный чайник во всех видах спорта, за исключением разве что крикета, – с несчастным видом простонал Тангалоа.

– Да ладно тебе! Ты плаваешь как рыба.

– А это не спорт, а чисто утилитарный метод преодоления водной преграды при отсутствии моста или лодки. Как полагается держать этот архаичный предмет?

Барнвельт продемонстрировал, пока Хёггстед делал стойку на брусьях.

– Я устал, уже просто наблюдая за мистером Хёггстедом, – пожаловался Тангалоа, вяло выставляя перед собой клинок.

– Шрат нато поменьше, – огрызнулся Хёггстед, стоя на одной руке, пит, курит, спат то полутня! Попати фы ко мне ф руки, я пы стелал ис вас муссину! Наусил пы тействфительно насластаться сиснью!

– Я уже и так насладился настолько, что сомневаюсь, выдержу ли дальше, – пропыхтел Тангалоа. – Ох!

– Ис неко ф сисни не фыйтет фехтофальсик, – заметил Хёггстед, подпрыгивая в воздух, делая сальто и вновь оказываясь на ногах. – У неко нет инстинкта упифать, фот ф сем пета! Он тершит ее, как филку са опетом!

– Конечно, нет, берсерк вы норвежский! – с готовностью согласился Тангалоа. – Я ученый, а не кровожадный гладиатор! Единственный случай, когда я кого-то пришил, был тогда на Торе, когда на нас подумали, будто мы сперли священный пирог, и нам пришлось прорываться со стрельбой.

Тангалоа и вправду не казался многообещающим учеником. Он был слишком медлителен, неуклюж, да и интереса особого не проявлял.

– Давай, жиртрест несчастный! – подбадривал его Барнвельт. – Да выстави ты руку подальше! Что бы подумал д'Артаньян?

– А мне чихать, что бы там подумал какой-то немытый европеец из семнадцатого века. И никакой я не толстый, – с достоинством ответствовал Тангалоа. – Просто в меру упитанный.

Где-то через половину кришнянского часа Барнвельт оставил страдальца в покое и обратился к Хёггстеду:

– Не хотите сразиться?

Этим они и занялись. Тангалоа, обливаясь потом, сидел на брезенте спиной к стене и смотрел.

– Это более подходящая роль для моего созерцательного темперамента, заметил он при этом. – Пока средневековые романтики занимаются своим делом, мое дело – наблюдать.

– Он просто лентяй и пытается скрыть это фысокопарными слофесами! сказал Хёггстед. – А у фас неплохо полузяется, хот на фит фы тофольно неуклюши. Туше![6]6
  Туше! – «Попал!» – Возглас фехтовальщика, которым он подтверждает, что противник нанес ему укол (фр.).


[Закрыть]

– Все дело в практике, – откликнулся Барнвельт, выполняя отскок с двойным дегаже.[7]7
  Двойное дегаже – удвоенный перевод оружия (фехтовальный термин).


[Закрыть] – Игра, в которой у Джорджа практики навалом, на Кришне нам не поможет.

– Не такие уш они и мастера, эти крисняне, – успокоил его Хёггстед. У них осен сапутанный метот опусения, осен формальный, по картинкам на полу. Туше!

Барнвельт сделал еще несколько выпадов и вернул Хёггстеду инвентарь.

Тангалоа зевнул:

– Полагаю, что следующим делом надо заглянуть к Куштаньозо и посоветоваться насчет снаряжения.

– Никаких извинений! – воскликнул Куштаньозо. – Это моя работа.

– Можно с вами? – спросила Элин Фоли, бросая робкий взгляд на шефа.

– Конечно! – отозвался тот и, выйдя из кабинета, провел их через внутренний дворик в лавку, торгующую всевозможной экипировкой, где их встретил первый кришнянин, которого Барнвельт сумел рассмотреть вблизи.

Местный молодец просто-таки до чрезвычайности походил на обычного человека, хотя ярко-зеленые волосы, огромные остроконечные уши и антенны, растущие между бровей, придавали ему такой вид, будто он сошел со страниц какой-то земной детской книжки. Когда Барнвельт пригляделся к кришнянину попристальней, то начал подмечать и другие небольшие отличия: в цвете и форме зубов, ногтей, глаз и так далее. По сравнению с Барнвельтом кришнянин был низкорослым, но мускулистым и жилистым. Физиономия его украшалась шрамом, который по диагонали пересекал курносый нос.

– Это Визгаш бад-Мурани, один из наших доверенных кришнян, – сказал Куштаньозо. – Он продаст вам всю необходимую экипировку. Визгаш, эти джентльмены собираются путешествовать в качестве ньямцев.

– У меня есть как раз то, что вам нужно, джентльмены, – с акцентом заверил кришнянин чудным дребезжащим голосом и с редкостным достоинством направился к подставке, увешанной яркими отороченными мехом костюмами, в которые можно было одеть взвод Санта-Клаусов из земных супермаркетов.

– Нет-нет! – вмешался Куштаньозо. – Я не имел в виду, что они собираются в Ньямадзю. Они едут в Квириб, а там они в таких нарядах просто спарятся!

– На мою родину? – проговорил кришнянин. – Но там им не понадобятся костюмы!

– Вы хотите сказать, что они там ходят голые? – забеспокоился Барнвельт, поскольку к нудизму относился отрицательно и вовсе не считал свои голенастые формы образчиком совершенства.

– Да нет, разве когда купаются, – ответил Куштаньозо. – Он имеет в виду, что квирибцы не носят сшитых портным облегающих костюмов, как это принято у нас и жителей Гозаштанда. Они просто обертываются парой кусков ткани, скалывают их булавками и считают себя одетыми с ног до головы. Правда, если вы заберетесь еще дальше на юг, то повстречаете кришнян, которые и вовсе считают ношение одежды излишней роскошью.

– Хотела бы я на вас посмотреть, если б вам под такого пришлось маскироваться! – сказала Элин Фоли Барнвельту.

– Вы были бы разочарованы, – буркнул Барнвельт, заливаясь краской.

– А откуда вы знаете, чего я ожидаю?

– Я просто буду больше обычного похож на лошадь.

«Ну и язва», – подумал при этом Барнвельт. Куштаньозо предостерег:

– Держитесь от таких подальше: с ними вы за своих не сойдете. По-моему, лучше всего остановится на летних гозаштандских костюмах.

– Сорок четвертый размер, третий рост, – добавил Барнвельт.

Визгаш согласно выложил на прилавок обмундирование, состоящее из тесной курточки, штанов, больше похожих на широченные, словно юбка, удлиненные шорты, чего-то вроде старинных панталон, чтоб надевать под них, и вязаной шапочки, завязки которой полагалось обматывать вокруг головы на манер тюрбана.

– Когда доберетесь туда, где потеплее, нижние штаны можете не надевать, – пояснил Визгаш. Уставившись на Тангалоа, он прибавил: – Боюсь, что вашего размера у меня нет. Придется попросить нашего портного…

– А вот вроде что-то просторное, – сказал Барнвельт, роясь в куче одежды.

– Охе, а я и забыл! Один стокилограммовый землянин заказывал, да помер, прежде чем мы успели отправить.

Тангалоа напялил костюм, после чего Барнвельт заметил:

– Твой видок, Джордж, заставил бы покатиться со смеху самого неисправимого мизантропа.

– По крайней мере, у меня коленки не торчат, – огрызнулся страновед.

– Теперь займемся оружием и доспехами, – объявил Куштаньозо.

– Сюда, – пригласил Визгаш. – Если вы мне растолкуете, что задумали…

– Наблюдать людей и обычаи, – поспешно ответил Барнвельт. – Обычное страноведческое исследование.

– Вы собираетесь изучать такие вещи, как кришнянская история и археология?

– Да, а еще экологию, социодинамику и религию.

– Хорошо, а почему бы тогда не начать с посещения руин к западу от Коу? Это совсем недалеко – большие руины с надписями, которые никто не может прочитать. Никто не знает, кто их построил.

– Давайте прямо завтра все вместе поедем туда на пикник, – предложила Элин Фоли. – Это будет воскресенье, и мы сможем взять большую лодку нашей конторы.

Барнвельт с Тангалоа вопросительно переглянулись.

– Хорошая мысль, – сказал Куштаньозо. – Сам я поехать не могу, но для вас обоих это будет прекрасной возможностью потренироваться в кришнянском поведении. Полагаю, что Визгаш отправится с вами в качестве гида.

Барнвельт подозревал, что Куштаньозо попросту пытается вежливо сбыть их с рук, но возражений никаких не видел. Когда все детали предстоящего пикника были утрясены, он с помощью Визгаша выбрал себе нижнюю рубашку из тонкой кольчуги, меч и кинжал. Тангалоа от клинка отказался.

– Ну уж нет! – заявил он при этом. – Я человек цивилизованный и не собираюсь навьючиваться всяким примитивным металлоломом. К тому же там, куда мы направляемся, если я не сумею уладить дело простыми уговорами, оружие нам все равно вряд ли поможет.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался Визгаш. – У меня тут есть несколько прелестных… э-э… амулетиков в виде балхибского бога Бакха. Их можно носить везде, кроме Верхней Герры, где это считается государственным преступлением. И всякие кришнянские книги: словари, путеводители…

– А это что такое? – полюбопытствовал Барнвельт, развязывая шнурок, который стягивал две деревянные крышки. Между ними была вложена книга в виде длинной сплошной ленты из местной бумаги, сложенной зигзагом. – Прямо кодекс майя!

– Навигационный справочник, изданный в Маджбуре, – отозвался Визгаш. Здесь есть таблицы, показывающие эволюции всех трех лун, созвездий и приливно-отливных течений, а также указатель счастливых и несчастливых дней.

– Беру.

Они расплатились, договорились с мисс Фоли о времени языкового урока и направились в парикмахерскую приобретать маскарадные личины.

На лодочной станции службы безопасности перевозок дежурил какой-то хвостатый тип с Колофтских болот, весь заросший волосами и страшный, как смертный грех. Элин Фоли вручила ему записку от коменданта Кеннеди и поинтересовалась:

– Ничего в последнее время не слышно о разбойниках на Пичиде, а, Еревац?

– Нет, – ответствовал Еревац. – С та великая битва – нет. Моя там быть. Треснуть разбойник по башка, вот как…

– Он готов рассказывать эту историю любому, только б слушали, шепнула Элин Фоли. – Возьмем вон ту лодку.

Она указала на гребную лодку со вставленными в борта полукруглыми дугами, которые образовывали над корпусом ряд тонких арок.

– А почему не эту? – спросил Тангалоа, поглядывая на моторку.

– Господи, а вдруг она попадет в руки кришнянам? Это только на самый крайний случай.

Барнвельт ступил в лодку и подал руку мисс Фоли. Визгаш влез следом, придерживая ножны. Когда к содержимому лодки добавил свой вес Тангалоа, та ощутимо просела. Еревац подал им корзину с провизией, отвязал конец и отпихнул их от мостков багром.

Как только их вынесло на открытую воду, Тангалоа заметил:

– Я, конечно, в местной метеорологии не спец, но осмелюсь предположить, что вот-вот пойдет до…

Конец фразы заглушил раскат грома, а щелканье первых крупных капель сделало дальнейшие комментарии излишними.

Визгаш вытащил из носового отсека тент, и совместными усилиями они натянули его на дуги.

– Самое сырое лето с тех пор, как я вылупился, – заметил кришнянин.

– Боюсь, что кто сядет на руль, тот здорово вымокнет, – сказал Тангалоа.

– Пускай Визгаш, – предложил Барнвельт, – Он знает, куда плыть.

Недовольно бурча, кришнянин завернулся в плащ и взялся за румпель, пока земляне разбирали весла.

Тангалоа снял с пальца перстень с камерой и сунул его в карман, заметив при этом:

– Все это очень напоминает мне один пикничок, на котором я присутствовал в Австралии.

– Это какая-то местность на вашей планете? – поинтересовался Визгаш.

– Точно. Я там несколько лет прожил – по правде говоря, даже в школу ходил.

– На том пикнике тоже дождь шел?

– Нет, но знаете, какие у них там в Австралии муравьи: вот такие здоровенные, жала на обоих концах…

– А что такое муравей?

Пока земляне растолковывали, что такое муравей, дождь перестал и на зеленоватом небосводе, затянутом низкими тучами, вновь засиял Рокир. Тент опять убрали. Они уже достаточно прилично спустились вниз по Пичиде, и лодочная станция пропала из виду. Вскоре они достигли конца бетонной стены, которая шла вдоль северного берега реки и защищала Новуресифи от всяких неприятных неожиданностей.

Тангалоа попросил:

– Расскажите нам о Квирибе, сеньор Визгаш, раз уж вы оттуда родом.

– Держитесь оттуда подальше, – продребезжал Визгаш. – Э-э… как это говорится – паршивая страна. Правление женщин развалило ее вконец. Я сбежал оттуда много лет назад и возвращаться не собираюсь.

Южный берег меж тем становился все ниже, покуда между водой и небом не осталась лишь темно-зеленая полоска камышей с понатыканными то тут, то там диковинного вида кришнянскими деревьями.

– Это Колофтские болота, где обитают дикие сородичи Ереваца, пояснила Элин Фоли.

Тангалоа оглядел свои руки, словно опасаясь волдырей, и заметил:

– А против течения грести будет уже не так весело.

– Будем возвращаться у самого берега, там течение слабое, – успокоил его кришнянин.

Вдруг острая, словно конек крыши, борозда, образованная неким скользящим под водой существом, стремительно взрезала речную гладь перед самым носом лодки и растаяла вдали.

– Нам до самого Коу грести? – поинтересовался Барнвельт.

– Нет, – откликнулся Визгаш, – стоянка чуток не доезжая Коу, на южном берегу.

Из прибрежных зарослей с пронзительными криками и хлопаньем перепончатых крыльев поднялась пара акебатов, они кругами набрали высоту и улетели к югу. Визгаш то и дело прихлопывал веревками румпеля каких-то мелких летучих тварей.

– Что хорошо, – заметила мисс Фоли, – так это, что насекомые нас не беспокоят. Видно, мы сильно отличаемся по запаху от бедняги Визгаша.

– Наверное, мне надо переехать на вашу планету, чтоб они меня тоже не кусали, – отозвался страдалец. – А вон и стоянка.

Камыши вдоль южного берега реки уступили место пологим бурым откосам в два-три человеческих роста.

– А как бы узнать время? – спросил Барнвельт. – Куштаньозо не разрешил нам взять часы.

Визгаш отстегнул с руки браслет, защелкнул его снова и поднял за длинную тонкую цепочку.

– Сейчас без четверти девять дня: по вашему времени где-то час после полудня. Правда, поскольку наши дни и часы не совпадают, я не уверен в точности такого перевода. Солнце сквозь эту дырочку освещает метки внутри, как сквозь бойницу крепостной башни в романе «Аббек и Данжи». Может, купите такие, когда вернемся в Новуресифи?

– Может, и купим.

Барнвельт уложил весла на борта и неуклюже полез вперед.

В воде у самого берега возвышался простейший причал – частокол из коротких разномастных бревен, засыпанный мелкими камнями. К нему огромными висячими замками были прикованы две лодки явно кришнянской постройки. Через прорытый в обрывистом береге спуск к причалу сбегала узкая грязная дорожка. Как только плавсредство службы безопасности ткнулось носом в сваи, в воду с плеском скользнули две какие-то небольшие чешуйчатые твари.

Когда путешественники вылезли на причал и привязали лодку, Визгаш повел их вверх по дорожке, которая поворачивала влево, в сторону Коу. Вдали вдруг послышалось рычание, и всевозможные попискивания, шорохи и чириканье мелких обитателей придорожной растительности разом смолкли.

– Все в порядке, – приободрил спутников Визгаш. – Они редко подходят близко к деревне.

– Теперь не жалеешь, что не купил меч, а, Джордж? – сказал Барнвельт. – Лично я без своего чувствовал бы себя, как адвокат без портфеля.

– С такими защитниками, как вы с Визгашем, я чувствую себя просто замечательно. Держи-ка корзину.

Барнвельт безропотно подхватил корзину с провизией, в чем-то завидуя нахальству Тангалоа, который всегда без зазрения совести мог переложить тяжелую ношу на плечи кому-нибудь другому. Жара и кочковатая тропа вскоре окончательно отбили у них охоту болтать на ходу.

– За мной! – бросил наконец Визгаш, продираясь сквозь кусты по левой стороне дороги.