Текст книги "Рука Зеи"

Автор книги: Лайон Спрэг де Камп

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

– Восхищен вашим присутствием духа, мадам, – заметил Барнвельт, – но насчет общественного устройства я бы на вашем месте не выступал. Начать хотя бы с того, что у вас самой права на власть довольно сомнительные, поскольку за всю жизнь вы не снесли ни одного жизнеспособного яйца. За это, если я не ошибаюсь, у вас полагается казнь. – (Королева съежилась.) – Чтобы прикрыть это, вы купили похищенную девочку-землянку, младенца, и выдали ее за собственную дочь. Покажешь, Зея? Вот так!

Он протянул руку ко лбу и сорвал накладные антенны. Зея сделала то же самое.

– А сейчас, – продолжал он, – я не хочу убивать вас только потому, что вас и так ждет плаха согласно вашему же собственному идиотскому закону. Поскольку существующий режим держался только на обмане людей, пришла пора изменить старые порядки, которым придется уступить место новым. Я помогу написать конституцию…

– С собою в качестве правителя? – ядовито поинтересовалась Альванди.

– Ни в коем случае. Мне эта должность нужна, как дырка в голове. Я ограничусь ролью советника – к примеру, посоветую изгнать вас. А потом возьму Зею, пару-тройку кораблей, кое-кого из добровольцев и отправлюсь на Сунгар.

– Но он мой, согласно договору с адмиралами…

– Был ваш, вы хотели сказать. Это государственное имущество, и мои последователи, которые одновременно и квирибцы, и сунгарцы, вольные распоряжаться его судьбой, отдали его мне.

Королева повернулась к Зее.

– Ужель, дочка, по своей воле уступишь ты домогательствам нечестивым самохвала сего распутного?

– А почему бы и нет? Не дочь я вам, но существо расы иной, кое, будто марионетку, использовали вы для поддержанья власти собственной. Настолько во лжи вы своей погрязли, что даже к альянсу кровосмесительному понудить меня не погнушались! Предпочитаю супруга я своей породы!

– Заккомир? – обернулась Альванди.

– Я тоже.

– Все супротив меня! – проскрежетала королева, совсем падая духом. Она повернулась к Барнвельту с последним проблеском вызова: – А что с воительницами моими ты сделал, коих похитил столь дерзко? Обесчестил да рыбам скормил?

– Ну зачем же, королева! Все они повыходили замуж за моих бывших пиратов.

Сделав то, что следовало сделать для сохранения порядка в Рулинди – в частности, подвергнув примерному наказанию пару обывателей мужского пола, пытавшихся отпраздновать наступление свободы грабежом магазинов, Барнвельт навестил Зею в ее покоях. Обретя способность говорить, она произнесла:

– Властитель мой и возлюбленный, ежели и впрямь ты меня любишь, то почему же, ведая о происхождении моем земном, держался ты в стороне, покуда не дошло до тебя посланье Заккомира? Еще мгновение, и навеки были бы скованы мы с ним узами брачными!

– А откуда я мог это ведать? Надеюсь, ты не считаешь, что я способен дергать каждого встречного за антенны, чтобы проверить, хорошо ли они держатся?

– Но я-то догадалась, кто ты такой!

– Как? У меня кончик уха отклеился, или еще что-нибудь?

– Нет, но когда сушили мы платье свое на плоту в Сунгаре, и когда потом еще от сажи отмывались после пожара, узрела я, что имеешь ты пупок!

Барнвельт хлопнул себя по лбу.

– Ну, конечно! Стоило тебе об этом сказать, до меня дошло, что яйцекладущим существам он совсем ни к чему!

– Так вот, зная, что и ты видел его у меня, решила я, будто тебе все известно, и никак объясненья сыскать не могла робости твоей уклончивой! Может, мыслилось мне, воспитывался в Ньямадзю он с младенчества, как я в Квирибе воспитывалась, и больше кришнянином мнит себя, нежели землянином? Может, лишь колесико он в неком заговоре коварном? Иль, может, просто уродиною меня считает…

– Уродиной?! Ну знаешь ли, дорогая…

– Во всяком случае, ясней было пиков дарийских, что, тогда как знали мы с тобою истинную расу друг друга, желал ты, тем не менее, чтоб продолжали оба мы кришнянами себя выставлять. И хоть снедало меня любопытство великое, отважилась я не более чем на намек крохотный. Помнишь слова мои, что одной мы с тобою породы?

– Действительно, что-то такое припоминаю, но тогда я просто не въехал. У меня тогда голова была занята… гм… несколько другими вещами.

Он пожирал ее взглядом, пока она не залилась краской.

– И далее, когда намек сей до цели не долетел, будто акебат под стрелою охотника меткого, согласна была я на то, что считала желаньем твоим. Ибо любила и люблю я тебя настолько, что – несмотря на решимость хранить честь мою девичью, как принцессе приличествует – понуди ты меня отдать наипоследнейшую драгоценность мою, не ведала бы я, как тебе отказать.

Барнвельт с несчастным видом вздохнул:

– Теперь я все понял. Считай меня последним идиотом – хотя, пожалуй, во время подобного перехода такая ошибка была только кстати. Но как же ты прятала свой пупок, когда шла купаться или изображала скульптуру в парке?

– Прикрывала я его заплатою накладною, но перед фестивалем отлепила ее, не видя нужды в ней под мантией официальной.

– Ясно. Раз уж пошли признания в жульничестве, то это был никакой не екий на дороге в Шаф, когда ты вздумала от меня уйти. Это я сам рычал.

– Надо же, будто я не знала! – лукаво отозвалась она. Через некоторое время Барнвельт проговорил:

– А теперь нам нужно решить, каким именно образом мы поженимся – мы ведь поженимся, верно?

– Давно уж я гадаю, когда ж, наконец, до сего ты додумаешься, произнесла она многозначительно. – Ну что ж, зер, коли хватило ума у тебя, по крайней мере, спросить меня, ответ мой – да и еще раз да. Но за чем же заминка?

– Мы земляне, а я где-то читал, что только земляне могут законно сочетать браком других землян. Единственный, кто может нас окрутить на Кришне с полным юридическим эффектом согласно земным законам, – это комиссар Кеннеди и судья Кешавачандра в Новуресифи. А нам совсем ни к чему делать такой здоровенный крюк, раз мы собираемся в Сунгар.

– А как насчет Кванселя-астролога иль кого-то из жриц?

– Не пойдет. Твой брак с Заккомиром, кстати, тоже не был бы законным. Дай подумать… На Земле есть какое-то правило насчет того, что мужчина и женщина могут законно считать себя мужем и женой, если встанут перед свидетелями и это скажут. Это называется гражданский брак. Такая система есть даже у квакеров,[27]27
  Квакеры – христианская протестантская секта, отличающаяся строгостью в вопросах морали.


[Закрыть] а это весьма почтенная публика. Наверное, в качестве свидетелей вполне сгодятся наши квирибские друзья. Подожди здесь.

Через несколько минут он притащил в апартаменты Зеи Гизила, Заккомира и придворного астролога.

Когда они выстроились перед ними, он сказал:

– А теперь встань, дорогая, и дай мне руку – левую. Берешь ли ты, Зея бад-Альванди, меня, Дирка Корнелиуса Барнвельта, себе в мужья?

– Да! Берешь ли ты, Дирк, меня в жены?

– Беру. Этим кольцом, – он стянул с пальца перстень с камерой и надел ей, – я соединяю нас!

И он заключил ее в объятия.

Еще десятиночие, и свежевыкрашенная «Доурия Деджаная» у причала дамовангской гавани приготовилась отдать концы. На корме ее Барнвельт прощался со своими друзьями-кришнянами.

– Мним мы вас мужем скромности нечеловеческой, что возвел в президентство меня заместо того, чтоб самому оный пост занять! провозгласил Гизил.

– Не забывайте, что я не квирибец, – напомнил Барнвельт. – Всем очень скоро надоело бы правление проклятого землянина, и меня живо бы скинули. А потом, выбрали-то вас.

– Благодаря той конституции, что вы нам составили!

– Ну что ж, вы просили наипоследний образец республиканской конституции, так я такую и написал. Надеюсь, сойдет. Допивайте, ребята, мы отваливаем.

Провожающие сошли на берег. Корабль отошел от причала в сопровождении еще двух, составлявших маленький флот Барнвельта.

Когда из-за расстояния уже нельзя было различить людей на берегу, а солнце опустилось за вершины Зоры, Барнвельт отвернулся, обнял Зею и направился вниз. По пути он приостановился у клетки Фило, чтоб почесать какаду между перьями (королева позабыла прихватить с собой попугая, улепетывая из Квириба), а потом и у клетки со своим недавним приобретением – парой бижаров, купленных в том же зоомагазине в Рулинди, где в свое время он обнаружил потерянного Фило.

– Думаешь, что новый закон, что дал ты квирибцам, будет незыблем, как скалы харгайнские?

Припомнив замечания Тангалоа относительно базовых культурных представлений, он задумчиво произнес:

– Учитывая тот факт, что у них нет традиции демократического самоуправления, я буду приятно удивлен, если эта новенькая, с иголочки конституция сумеет противостоять человеческим слабостям и амбициям хотя бы несколько лет. Но сейчас, по-моему, это как раз то, что нужно освобожденным бедолагам.

– А что за правленье намерен основать ты в Сунгаре? Послушай-ка, зер, побольше вниманья ко мне и поменьше к зверям сим неразумным, особенно монстру земному, из-за коего носом ты шмыгаешь! При нынешнем количестве собранья твоего предвижу я день, когда величайшую славу Сунгар приобретет как парк зоологический!

– Извини, – ответил Дирк, выдвинул стул и налил ей вина. – Я думаю основать то, что на Земле именуется акционерным обществом, с тобою и мной в качестве держателей большинства акций. Будем капиталистами. Послушай, Зея…

– Да, дражайший Сньол… то есть Дирк.

Он улыбнулся при этой оговорке. Потом ему пришло в голову, что Зея тоже наверняка не ее настоящее имя, хотя, если оно их обоих устраивало, не было смысла выкапывать на свет божий некое полузабытое персидское. При такой куче псевдонимов в их кругу – его собственном, Тангалоа, Гизила – и так уже в голове все путалось. Дабы еще больше усложнить этот вопрос, все поголовно квирибские мужчины поменяли матрилинейные фамилии на патрилинейные.

Не в силах сдержать любопытство, однако, он произнес:

– Шума фарси харф мизанад?

Она слегка вздрогнула.

– Вообще-то, да… Что это было, любимый? Язык сей мнится мне смутно знакомым, хоть ныне окутан для меня туманом. Спросил ты меня: не могу ли произнести я речь некую?

– Как-нибудь потом объясню, – сказал он, с наслаждением проводя рукой по порядком отросшей щетине на голове. С тех пор как Зея бросила красить волосы, они у нее тоже стали обретать нормальный цвет воронова крыла.

– А почему Альванди взяла земного ребенка, а не кришнянского? спросил он.

– Взяла поначалу она и впрямь младенца кришнянского, да умер он за десятиночье до церемонии представления наследницы. Так что в спешке великой и тайне Альванди работорговца к себе вызвала, дабы замену подыскать. Послал он меня, не сказавши, что землянка я, а когда обман сей распознался, поздно уж было, и исчез мошенник с уплатою. Временами гадала я, кто ж родители мои истинные могли быть.

Имелся прекрасный шанс разыграть из себя доброе божество и воссоединить семью, поскольку лично у него не было абсолютно никаких сомнений, что она была дочерью Мирзы Фатаха. Однако спящего эшуна лучше было пока не трогать. Ему хотелось поближе познакомиться с папой Фатахом, перед тем как приглашать его переехать к ним. Из того, что ему приходилось слышать про миссионера, напрашивался вывод, что он вряд ли чем-то лучше его собственной матери или королевы Альванди.

Лихорадочная неделя политиканства практически не оставила ему времени подумать о будущем. С целью финансирования своего сунгарского проекта он заключил со Штайном договор на съемку дополнительного киноматериала и регулярную отсылку его на Землю, в ответ на что Штайн открыл на его имя текущий счет в банке Новуресифи. Тангалоа особенно интересовали кадры и данные, касающиеся хвостатых фоссандеранцев. В то же время «Межроу Гурардена» изрядно потаскала его по квирибским судам за самозванство в роли курьера…

– Дирк, – проговорила Зея. – Хоть и рада я, что все утряслось и теперь мы солидная пара супружеская, недостает мне все ж волненья упоительного побега нашего с Сунгара. Никогда не жила я еще жизнью столь насыщенной! Как думаешь ты, придут ли к нам вновь подобные чувства?

– Выше нос, дорогая, – отозвался он, раскуривая сигару. – Приключения только начинаются.

Кришнянский год спустя в баре «Нова-Йорк» в Новуресифи разглагольствовал какой-то поднабравшийся толстяк:

– На хрен это надо – позволять этим дикарям вытворять, что им вздумается! Давно бы уже послали армию и цивилизовали их к чертовой матери! Пущай устроят тут современный водопровод, демократию, массовое производство и все такое прочее. И религию какую-нибудь поприличней… Слышь, а это что за фрукт? – он ткнул пальцем в долговязого, с лошадиной физиономией землянина в кришнянском наряде, с треугольной зарубкой на левом ухе, который сидел за одним столиком с комендантом Кеннеди и помощником начальника службы безопасности Куштаньозо.

– …Да не приглашал я его! – горячо доказывал долговязый. – Он прочитал про нас в газете, которую издают у них там в Мише, и просто помножил два на два. И в один прекрасный день я вдруг узнаю, что он сошел с малайерского корабля и всем твердит, что он мой давно потерянный тесть. А поскольку Зея просто от него без ума, теперь от него уже не отделаешься. Вообще-то говоря, против самого Мирзы я ничего не имею, он нас, по крайней мере, окрутил по-человечески, так что прекратилась вся эта болтовня, будто мы, мол, как-то не так женаты. Но вся эта шизовая публика, которая к нему шляется…

– А почему бы вам не запрячь его в работу? – предложил Куштаньозо.

– Обязательно запрягу, как только…

– Это, – ответил спутник толстяка, – знаменитый Дирк Барнвельт, президент Сунгарской корпорации. Он только что провернул крупную сделку с Межпланетным Советом. Хотите познакомиться?

– Ясно дело. Жуть как хочу познакомиться хоть с каким-нибудь человеком.

– Э-э, сеньор Барнвельт, разрешите представить сеньора Элиаса. Новичок.

– Рад познакомиться, – отозвался Барнвельт, стискивая пухлую ручку.

– Так вы, выходит, из тех ребят, что живут среди местных?

– Можете понимать и так, – не особо любезно бросил Барнвельт и собрался было отвернуться.

– Без обид, сынок! Меня тут просто интересует, уж не считаете ли вы их лучше наших?

– Нисколько. Кто-то считает, что с ними проще ладить, чем с землянами, кто-то нет. И мне с ними проще, хотя я не нахожу их лучше там, или хуже. Все зависит от конкретного человека.

– Конечно-конечно. Но они ведь жутко примитивные? Национальные суверенитеты, войны, благородство и прочая такая фигня?

– Честно говоря, они мне и такие хороши.

– Да вы, видать, из романтиков?

– Нет, скорей мне нравится быть первопроходцем.

– Первопроходцем!

Толстяк погрузился в туповатое молчание. Барнвельт, сочтя своего нового знакомого невоспитанным и утомительным типом, встал было, чтобы уйти, но Элиас очнулся и спросил:

– А что за новая сделка? Вонг мне что-то там такое говорил.

– Ох! Слышали про Сунгар?

– А-а, такая здоровенная куча тины посреди моря?

– Угу. Там в свое время делали янру из терпалы…

– Слышьте, а я вас знаю – вы тот самый парень, который удрал с кришнянской принцессой, только потом она оказалась землянкой. Пардон, так чего там со сделкой?

– Ну вот, на Сунгаре теперь хозяйничаю я, так что с производством янру и Кольцом контрабандистов покончено. Однако мне захотелось получить кое-что взамен, так что я убедил М. С. выдать мне разрешение на техническую помощь для основания на Кришне производства мыла. Водоросли дают неограниченное количество поташа, а на Кришне мыла нет. Так что…

Барнвельт вновь сделал попытку удалиться, но толстяк крепко вцепился ему в руку.

– Собираетесь стать мыльным магнатом, выходит? Вот покончите с кришнянами, станут они сплошь цивилизованные вроде нас, и придется вам искать другую немытую планету… Скажите, а давно вы… того… женились на этой даме?

– Около года назад.

– Детишки есть?

– Трое. Вас не затруднит отпустить мою руку?

– Трое. Так-так. Тут это как – годы длинней, чем у нас? Не-ет, ихний год короче земного. Трое, говорите? Хо-хо-хо…

И без того румяная физиономия Барнвельта стала просто-таки пунцовой, и его костлявый кулак с треском смазал по жирной роже. Элиас отлетел назад, опрокинул стол и рухнул на пол.

– Господи, Дирк! – воскликнул Кеннеди, вскакивая, чтобы вмешаться.

– Пусть попробует еще выступать насчет моей жены, – проворчал Барнвельт.

– Но погодите, – встрял спутник толстяка, – я все-таки не улавливаю. Вы вправду сказали «трое», так что, сами понимаете…

Барнвельт резко обернулся к нему:

– У нас тройня. Что в этом смешного?

УКАЗАТЕЛЬ МОРСКИХ ТЕРМИНОВ (комментарий переводчика)

Бак – носовая часть палубы.

Бакштаг – курс, промежуточный между курсами фордевинд и галфвинд.

Бейдевинд – курс, при котором парусное судно движется против ветра под углом к нему: используется для лавировки.

Бейфут – снасть, крепящая середину реи к мачте.

Бреге – снасть, которая крепится к концу реи и служит для управления парусом наряду со шкотами.

Ванты – снасти, при помощи которых раскрепляется мачта.

Выбленки – тросовые или деревянные ступеньки, привязанные к вантам.

«Высота» – положение судна относительно какого-то ориентира (например, другого судна) с учетом направления ветра; «набрать высоту» – подняться против ветра.

Галс – положение судна относительно ветра (правый галс – когда ветер дует справа, левый – слева); нижний передний угол паруса.

Галфвинд («полветра») – курс, при котором ветер дует перпендикулярно борту.

Гак – горизонтальное рангоутное дерево, шарнирно крепящееся к мачте.

Квадрант – старинный угломерный астрономический инструмент, служивший для измерения высоты небесных светил над горизонтом и угловых расстояний между светилами.

Косое парусное вооружение – в отличие от прямого, позволяет двигаться и в лавировку против ветра.

Крутизна хода – угол между курсом судна и направлением ветра при движении в бейдевинд; чем он меньше, тем выше лавировочные качества судна.

Лавировать – зигзагообразно двигаться против ветра курсом бейдевинд, меняя галсы.

Люверс – металлическое кольцо, которым укрепляют отверстие в парусе от разрыва и перетирания.

Набивать снасть – сильно натягивать.

Оверштаг – поворот, при котором нос судна пересекает линию ветра; служит для смены галсов на лавировке.

«Полветра» – см. галфвинд.

Полуют – приподнятая относительно основной палуба в корме.

Порт – отверстие в борту, как правило, прямоугольное.

Прямое парусное вооружение – вооружение, позволяющее ходить курсами не круче галфвинда; пригодно лишь при попутном ветре.

Пяртнерс – отверстие в палубе для мачты.

Румб (угловая величина) – 11° 5 .

Сезень – снасть, при помощи которой парус притягивается к рее при его убирании.

Стеле – гнездо, в которое вставляется шпор мачты; устанавливается на киле в трюме.

Табанить – грести назад; тормозить веслами.

Топ – верхушка мачты.

Травить снасть – отпускать.

Фал – снасть, служащая для подъема паруса на мачту.

Фордевинд – курс, при котором ветер дует прямо в корму судна, движение с попутным ветром; поворот, при котором корма судна пересекает линию ветра при смене галса на курсе бакштаг.

Шкаторина – кромка паруса.

Шкот – снасть, служащая для управления парусом.

Шпор – нижний конец мачты.

Ют – кормовая часть палубы.