Текст книги "Поверить в счастье"

Автор книги: Лавиния Бертрам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

– И обо мне они, конечно, тоже не слышали?

– Разумеется. После того, как я перебралась в Портленд, Малкольм сообщил им, что я здесь, но не более того.

Мигель отложил вилку и недоумевающе посмотрел на нее.

– Почему ты никогда не рассказывала мне о себе? Мы прожили вместе полтора года. У меня никогда не было от тебя секретов.

– Не было секретов? А Рафаэлла Саморано? Почему ты не рассказал мне о том, что у тебя есть невеста? Почему она всплыла лишь тогда, когда ты решил избавиться от меня? – Карина сделала паузу, чтобы отправить в рот еще один кусочек восхитительной копченой лососины, заказанной вопреки возражениям Мигеля. – Так что в этом отношении мы квиты. Не изображай из себя святого, тебе это не идет.

Он развел руками, как бы признавая ее правоту.

– Ты планируешь рассказать своим родителям всю правду? О своей карьере, о ребенке. Они должны быть рады.

– Не знаю. – Карина вздохнула. – Может быть, ты и прав. Не сейчас, а попозже.

– Они могут гордиться тобой. Ты доказала, что можешь прожить самостоятельно, ты помогла брату. Уверен, они скучают по тебе.

– Наверное. Но переехать к ним сейчас я не могу. Мама все равно будет винить меня в том, что я забеременела, не позаботившись надеть на палец кольцо. Она всегда считала, что для женщины самое главное – это удачно выйти замуж.

– Почему же ты не последовала ее совету?

– Мне нужен человек, а не банковский счет. Мне нужен человек, которого бы я любила.

– Тогда выходи замуж за меня.

Она ответила не сразу. Если бы Мигель сделал это предложение тогда, весной, в Нью-Йорке…

– Нет. Не могу.

– Почему?

– Я не люблю тебя больше.

– Не понимаю. Между нами ведь не произошло ничего особенного. Ты не хуже меня знаешь, что такое долг перед семьей.

– Какая же короткая у вас, мужчин, память. Разве не ты приказал выбросить меня из квартиры, в которой мы прожили вместе полтора года? Из квартиры, в которой я зачала твоего ребенка? О чем ты думал тогда? Какую ответственность чувствовал? Ты в один момент избавился от меня, когда тебе понадобилось жениться на другой.

– Но я же не женился на ней.

– Только потому, что ее у тебя перехватили.

Мигель насупился и тяжело вздохнул.

– Ты уверена, что я женился бы на ней, если бы не Крис?

– Нисколько в этом не сомневаюсь.

– И мне никак не убедить тебя в обратном?

Почему он завел этот не столь уж приятный для себя разговор? Что хочет доказать? – гадала Карина. Мигель никогда не делал ничего просто так, без причины.

– Нет.

– Но ведь я искал тебя. Я потратил кучу денег на детективов. И поиски эти начались буквально через несколько дней после того, как ты покинула Нью-Йорк.

– Я целую неделю жила в отеле, ожидая, что ты передумаешь. Ты даже не позвонил. Ты знал о ребенке, но предпочел не поверить мне. На первом месте для тебя был брак. На каком была я? Не знаю. Ты поступил со мной так, как поступил. Я это не забыла и не забуду. Жизнь многому меня научила.

Мигель не ответил. Он налил себе вина и выпил залпом, как воду. Лицо его помрачнело и стало похожим на грозовую тучу, готовую вот-вот разразиться громом и молниями. Карина подумала о том, что никогда не пыталась представить эмоциональное состояние Мигеля. Почему? Может быть, этому мешала обида? Может быть, потому что он сам вел себя так, словно был бесчувственным чудовищем?

– Извини, если причинила тебе боль.

– Тебе не за что извиняться. Я действительно виноват перед тобой. – Он вытер губы салфеткой. – А теперь послушай меня. Наш ребенок должен расти в нормальной семье, а таковой может быть лишь семья Гомес. Ничего не имею ни против тебя, ни против твоих родителей, но обстоятельства исключают возможность его воспитания в иных условиях.

Итак, он расспросил ее о родителях, выяснил планы на будущее и сделал вывод. Разумеется, вывод в свою пользу. Фамильная честь на первом месте. Фамильная гордость не может быть ущемлена.

– Я понимаю, как важно для ребенка чувствовать любовь и заботу окружающих. Для меня не имеет решающего значения, будет ли он носить фамилию Гомес или Мелроуз. Главное – ему должно быть хорошо. Можешь ли ты сказать то же самое о себе?

Он бросил на нее холодный взгляд.

– Ты ведь считаешь меня неспособным к проявлению каких-либо теплых чувств, зачем же спрашиваешь?

Похоже, Карина и вправду полоснула по еще не зажившей ране.

– Извини, я не хотела.

– Ладно. Десерт будешь?

– Пожалуй, нет.

– Тогда вернемся в отель. Если у тебя есть возражения против моего предложения, то лучше поговорить в отеле.

Возвращались молча. Карина чувствовала себя виноватой. Если Мигель не любит ее, это еще не означает, что он не способен любить их ребенка. В любом случае не следовало разбрасываться обидными намеками.

Карина все еще раздумывала над тем, в какую форму облечь извинение, когда они вошли в апартаменты.

– Мигель, я…

– Все, хватит. – Он потер лоб. – Я устал.

То, что такой человек, как Мигель Гомес, признался в слабости, ошеломило Карину.

Заметив ее удивление, он сухо усмехнулся.

– Считаешь, что я не могу устать, как обычный человек? У каждого из нас свой предел, только не каждый этот предел знает.

Вот как? Несгибаемый Мигель Гомес познал свои пределы? Интересно, когда это произошло?

– Я не спал практически трое суток, да и последние месяцы выдались нелегкими. Мне казалось, что самое трудное – найти тебя, что, как только это случится, все остальное урегулируется автоматически, само собой. Ты согласишься выйти за меня замуж. Мы вернемся в Нью-Йорк. Потом полетим в Ла-Плата. Я думал, что твоей злости хватит на день-два, и никак не ожидал, что встречу женщину, которая меня ненавидит.

– Я уже говорила, что не питаю к тебе ненависти.

– Да-да, я помню, ты не хочешь ненавидеть меня ради ребенка. Я понимаю. Но ты и замуж за меня не хочешь. Ты мне не доверяешь. Я в полном замешательстве. Я не знаю, что делать дальше. Как ты некоторое время назад видела в карьере актрисы единственное средство решения финансовых проблем семьи, так и я вижу в браке единственный выход из нынешней ситуации.

Теперь вздохнула уже Карина.

– Понимаю.

Она впервые видела Мигеля в таком странном настроении. Никогда раньше он не говорил о себе столь откровенно. Но самое поразительное было еще впереди.

– Мне так не хватает тебя ночами.

– У мужчины с деньгами не должно быть таких проблем.

– Я не занимался любовью с того самого дня, когда сказал тебе, что собираюсь жениться на Рафаэлле.

Теперь Карине многое стало понятнее. Для мужчины, в списке жизненных приоритетов которого секс стоял на одном из первых мест, воздержание в пару недель уже означало трагедию. Почему-то это признание Мигеля доставило ей тайное удовольствие.

– Понятно.

– Сомневаюсь. Но надеюсь, что когда-нибудь поймешь. – Он посмотрел на нее так, как смотрел раньше: с жадностью изголодавшегося хищника. – Ты могла бы мне помочь.

Она отступила к двери.

– Я хочу пораньше лечь. Мне… мне надо еще принять душ и… я давно…

Карина не закончила предложение, потому что не знала, чем его закончить, и малодушно нырнула в комнату и закрыла дверь.

Надо быть внимательнее. Мигель уже доказал, что по-прежнему имеет над ней определенную власть. Не стоит маячить у него перед глазами, предлагая себя в качестве главного блюда сексуально постящемуся человеку.

Она повернула защелку и впервые за последние пять минут спокойно вздохнула. Ей нужна абсолютная ясность ума и эмоциональная независимость, чтобы как следует обдумать сложившуюся ситуацию, а для этого необходимо прежде всего оградить себя от влияния Мигеля Гомеса.

Горячая ванна с ароматной солью и пушистой пеной и теплый душ. Стакан холодного сока на стеклянной полке. Карина блаженствовала.

Мысли постепенно замедляли хаотичное движение, выстраиваясь в четкий логический ряд.

Оставаться в Портленде далее невозможно. Во-первых, ей не хотелось становиться обузой для Малкольма и Эрики. Во-вторых, как только ее родители узнают о ее беременности, кто-то из них – скорее всего мать – примчится сюда и тогда покою не видать уже всем. В-третьих, надо подумать и о Мигеле. Как-никак он отец ребенка, и ему нельзя отказать в возможности видеться с ним как можно чаще. У их малыша должно быть двое родителей. Пусть Мигель не любит ее, но в его любви к ребенку и наследнику сомневаться не приходилось. Значит, нужно возвращаться в Нью-Йорк. Загадывать на будущее, конечно, пока рано, но в случае чего можно вернуться в шоу-бизнес, ведь кое-какие связи уже налажены.

Карина закрыла глаза, подставляя упругой, сильной струе то грудь, то спину.

Внезапно свет погас, и в следующую секунду в ванную кто-то вошел.

– Мигель? – испуганно пробормотала она.

– Я, – прошептал он, подходя к ней сзади.

– Ты… тебе нельзя быть здесь.

Он уже успел раздеться и теперь стоял у нее за спиной, совсем близко, настолько близко, что Карина слышала, как бьется его сердце. Он знал, как доставить ей удовольствие. Он знал, что ей нравится. Он умел доводить ее до экстаза. До того состояния, когда земля уходит из-под ног, а душа срывается и несется в бездну, как сорвавшийся вагончик на «американских горках».

– Нам надо поговорить, – выдавила из себя Карина, уже зная, что ее отвлекающий маневр не имеет ни малейшего шанса на успех.

– Нет, хватит разговоров, – твердо отрезал Мигель, приступая к первой фазе той пытки, в которой и палач, и жертва в равной степени оттягивают последний миг и желают его. – Разговоры с тобой бесполезны. Ты не желаешь слушать. Пришло время прибегнуть к другим аргументам.

– Секс не решит нашу проблему, – простонала Карина, отчаянно цепляясь за ускользающие обрывки здравого смысла. – Из-за него все и началось.

Пальцы Мигеля, кружившие вокруг ее сосков, сжали их, и Карина задохнулась от наслаждения.

– Нет, секс здесь ни при чем. Когда мы занимались любовью, мы становились единым целым, струной и смычком, объединенным одной мелодией, которую мы доводили до совершенства. Это слова все испортили. Из-за них мы разошлись. Из-за сказанных и несказанных. Твоих и моих. Больше никаких слов.

У нее уже не было сил сопротивляться. Его ласки становились все требовательнее, движения все быстрее. Прелюдия закончилась, они подходили к главной теме.

Да, Мигель прав, мелькнуло у нее в голове. Нас развели слова. Неправильно понятые, многозначные, коварные, лживые, скользкие, как угри, тяжелые, как небесный свод на плечах атлантов, острые, как опаляющий луч лазера. В том, что происходило сейчас, была лишь красота, приближенная к идеалу.

Карина вскрикнула, почувствовав, как Мигель входит в нее, – медленно, осторожно, словно слепой, впервые идущий новым маршрутом. Впрочем, осваиваться долго ему не пришлось, и вскоре они уже поймали нужный темп.

В какой-то момент Карина почувствовала, что душа ее отрывается от тела и, как подхваченный ветром листок, взмывает ввысь, туда, где она может существовать отдельно, где нет ни боли, ни ревности, ни отчаяния.

– Еще… еще… еще… – долетали до нее чьи-то слова. – Пожалуйста, Мигель…

Наверное, он не слышал ее, как не слышит ничего пианист-виртуоз, полностью сосредоточенный на особенно сложной пьесе.

Перед глазами Карины появилась вдруг странная картина: два несущихся друг другу навстречу поезда. Она знала, что они вот-вот столкнутся, но испытывала не страх, а некий восторженно-благоговейный ужас. И в тот момент, когда поезда уже выскочили на прямой участок, в мозгу у нее что-то щелкнуло.

Она пришла в себя на широкой двуспальной кровати в комнате Мигеля, который бережно растирал ее мягким полотенцем. Его смуглая кожа в приглушенном свете прикроватной лампы казалась медно-красной.

Увидев, что она открыла глаза, он улыбнулся.

– Не волнуйся, с тобой все в порядке.

Она недоверчиво покачала головой.

– Я потеряла сознание. Со мной никогда ничего подобного не случалось.

– Ничего особенного. Женщины нередко падают в обморок в подобных ситуациях.

Она ощутила укол ревности.

– Похоже, у тебя большой опыт по этой части.

Мигель покачал головой и посмотрел на нее уже совершенно серьезно.

– Тебе не о чем тревожиться. У меня никого не было с тех пор, как появилась ты.

– Откуда же… – Карина прикусила язык, но было уже поздно.

Мигель пожал плечами.

– Откуда я это знаю? Милая, мужчины тоже читают определенные журналы. В наше время тайн уже не существует. – Мигель отложил полотенце.

– Спасибо, – прошептала она.

Он погладил ее по плечу, и прикосновение отозвалось сладкой истомой, растекшейся по телу, как растекается свежий, пахучий, только что собранный мед.

– Это мне надо благодарить тебя. Ты не представляешь, что я чувствую, когда ты дотрагиваешься до меня. Во мне будто вспыхивает огонь. – Он прикрыл ее одеялом и выпрямился.

– Мигель?

– Ты ведь хочешь поспать, да? Не стану тебе мешать.

Она протянула руку.

– Разве ты не хочешь остаться?

Мигель рассмеялся и, наклонившись, крепко сжал ее пальцы.

– А разве ты не видишь?

Взгляд Карины скользнул по его обнаженной груди и наткнулся на обмотанное вокруг пояса полотенце. Глупый вопрос.

– Я хочу любить тебя днем и ночью, но я никогда не возьму то, что ты не захочешь дать сама.

Такого ответа она не ожидала. С его стороны было бы естественным закрепить одержанную в ванной победу. Ей казалось, что его план состоит именно в том, чтобы обольстить ее. Если его намерения были именно таковы, то что-то изменило их. Что? Карина не знала, но была тронута. Мигель отказывался пустить в ход свое самое сильное, безотказно действующее оружие. Он предоставлял ей выбор.

Такая смена тактики дала ему неожиданное преимущество, поколебав ее решимость сопротивляться. Что толку сидеть в окопе, если противник не наступает? Инициатива переходила к ней. Карина хотела его не меньше.

Она потянула за край полотенца, и оно мягко, словно неохотно сползло на пол.

– Ты уверена? – хрипло спросил Мигель.

Их взгляды встретились. Карина отбросила одеяло.

– Я хочу тебя.

Мигель не заставил ее просить дважды.

– Ты даришь мне рай.

Наслаждение, на которое она уже больше не рассчитывала, затопило ее, заполнив каждую клеточку тела. Приподнявшись на руках, оберегая Карину от веса своего внушительного тела, Мигель застыл. Глаза у него были закрыты, лицо напряглось, и только приоткрытые губы подрагивали, как у человека, возносящего молитву Богу.

Карина тоже не двигалась, вбирая в себя полузабытые, но в чем-то новые ощущения. Она не сразу поняла, в чем дело, и лишь спустя какое-то время вспомнила. Мигель обошелся без презерватива. Да, теперь в этом не было необходимости.

– Ты уверена, что мы можем себе это позволить? – с тревогой спросил он, заглядывая ей в глаза.

– Конечно, – поспешно ответила она. – Врач сказал, что секс допустим до самых родов.

– Точно? – Он уже пришел в движение, начав, как всегда, нарочито медленно.

– Ты же мужчина, ты сам должен это знать, лукаво напомнила Карина.

Он покраснел.

– В мужских компаниях такие вещи не обсуждаются.

Карина рассмеялась.

– Оказывается, и тебе есть чему поучиться.

Мигель лежал рядом, стараясь восстановить дыхание, и Карина завороженно наблюдала, как поднимается и опускается его могучая грудь, покрытая густыми черными волосками.

– Как ты вошел? Дверь ведь была закрыта.

– Неужели ты думаешь, что я умею только делать деньги?

– Нет, ты прекрасно делаешь кое-что еще. – Она провела ладонью по поджарому животу. – И в этом деле ты настоящий мастер.

Он остановил ее руку.

– Подожди, дай мне несколько минут.

– Я соскучилась. – В доказательство своих слов она потерлась бедром о его ногу. – Так ты вскрыл замок?

– Меня научил этому отец Рафаэллы. Он прожил трудную жизнь, рос на улице, зарабатывая на кусок хлеба не только головой, но и кулаками. Так вот, он часто повторял, что мужчина должен уметь все. От него я и научился кое-каким штучкам. Открыть замок для меня не проблема.

– А как это воспринял твой отец?

– О некоторых из моих талантов он не догадывается.

Ей было так хорошо рядом с ним. Как в старые добрые времена. И даже лучше. Тревоги и беспокойства отступили, и Карина наслаждалась почти забытым ощущением покоя и комфорта.

– Похоже, кое-какие из своих способностей ты утаивал и от меня. Я, например, не припоминаю случая, чтобы ты помогал мне готовить.

– У тебя и так все прекрасно получалось. Кроме того, мужчине не место в кухне. Хотя, конечно, это не значит, что я не могу поджарить яичницу или сварить кофе. – Он вздохнул. – Мне нравилась та наша жизнь в Нью-Йорке.

– А помнишь, как ты разозлился, когда я сказала, что нам не нужна ни горничная, ни кухарка?

– Мне казалось, что ты просто не справишься с домашними делами. По-моему, глупо все делать самому, если есть возможность переложить часть обязанностей на кого-то еще.

– А мне хотелось делать все самой. Хотелось заботиться о тебе. Хотелось чувствовать себя хозяйкой. Наверное… – Карина замолчала. Да, наверное, подсознательно она стремилась к постоянству. Стремилась поддерживать иллюзию дома и семьи. Стремилась не думать о том, что их отношения носят временный характер. Может быть, поэтому разрыв доставил ей такую боль. Мигель разрушил все то, что было ее миром, что создавалось с надеждой и любовью, что было для нее смыслом жизни.

Она закрыла глаза. Как вычеркнуть из памяти то, что произошло? Как забыть боль и безнадежность последних месяцев? Говорят, что время залечивает самые глубокие раны. Хорошо бы.

– Ты не хочешь включить свет?

– Нет. Мне нужна только ты. Все остальное – лишнее. Прошлое… настоящее… будущее…

Карине было понятно это чувство. Она лежала, прижавшись к Мигелю, слушая глухие удары его сердца, вбирая в себя исходящее от него тепло, вдыхая запах его тела.

– Как дела у твоей матери?

– Она тяжело восприняла известие о том, что у нас с Рафаэллой ничего не получилось. Мать относилась к ней, как к дочери, и считала, что мы вот-вот подарим ей внуков. Но сейчас она уже оправилась.

– Почему ты никогда не говорил мне о том, что она серьезно больна?

– А почему ты никогда не рассказывала о своей семье?

– Потому что у Рины Роуз не было семьи.

– Я чувствовал, что ты скрываешь от меня что-то, и подозревал самое худшее.

Удивленная столь неожиданным признанием, она приподнялась на локте и заглянула в казавшиеся черными глаза, в самой глубине которых мерцали желтоватые огоньки.

– Ты подозревал, что я встречаюсь с кем-то еще?

Мигель промолчал.

– Ты думал, что, познав секс, я не удержусь от того, чтобы испытать его с другими мужчинами?

Он виновато пожал плечами.

– Как же ты мог! – Злость вскинулась в Карине, как пенная волна. Кулак взлетел и опустился на грудь Мигеля.

Мигель хмыкнул и перехватил ее руку.

– Эй, погоди! Да, я подозревал, но не верил. Если бы поверил, то сразу разорвал бы наши отношения.

Да, такой поступок был бы в его стиле.

– Но ты же не поверил, что ребенок твой.

– Не поверил. Если бы ты знала, чего только я не передумал за ту неделю! Знаю, что ты хочешь сказать, и не стану оправдываться.

– Даже не пытайся! – бросила Карина.

В глубине души она понимала, что у Мигеля было достаточно оснований подозревать ее в неверности. Наверное, ему приходилось нелегко, когда она уезжала на гастроли или задерживалась после спектаклей. Популярность требует определенных жертв. И, конечно, его задевало то, что у нее есть от него секреты. Почему она не рассказывала ему всего? Ответ был прост. Та часть ее жизни, о которой он не знал, служила чем-то вроде защитного механизма. Она любила Мигеля отчаянно, самозабвенно, но в глубине души боялась, что, отдав ему всю себя, без остатка, останется в случае беды без какого бы то ни было якоря. Все получилось не так. Защитный механизм не сработал. Якорь не удержал. И теперь у нее не было ничего. Кроме его ребенка.

Мигель вздохнул.

– Мне позвонил отец. Он сказал, что если я не назову дату нашей с Рафаэллой свадьбы, то мать откажется от операции, без которой ее шансы на выздоровление равнялись бы нулю. Я не хотел оставлять тебя, но другого выхода не было. Бывают ситуации, когда выбирать приходится не между хорошим и лучшим, а между плохим и худшим.

Карина недоверчиво посмотрела на него.

– Не может быть. Ты хочешь сказать, что родители склонили тебя к браку шантажом? Но как же они могли поступить так с собственным сыном?

– Ни отец, ни мать ничего не знали о тебе.

Она молчала, потрясенная этой, только что открывшейся ей картиной.

– И все-таки…

– Люди их возраста смотрят на жизнь иначе, чем мы. Они заботились о чести семьи и хотели быть уверены в том, что я выполню свой долг.

– А получилось так, что ты выгнал беременную любовницу и потерял невесту. Вот уж верно говорят, что добрыми намерениями вымощена дорога в ад.

Мигель горько улыбнулся.

– Получается, что так.

– И после этого ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж! Как же они это воспримут? Как отнесутся ко мне? Ты об этом подумал?

– Мои родители будут счастливы, когда узнают, что у них будет внук. Ты станешь их любимой невесткой.

– О чем ты говоришь? Посмотри на меня – толстая, неуклюжая, некрасивая. Настоящая уродина.

Он обнял ее за плечи.

– Ты самая красивая женщина на свете. Леди Совершенство.

– С такой-то фигурой?

– Она только добавляет тебе шарма.

– С этими короткими волосами?

– Перестань. С такой прической ты стала еще сексуальнее. Меня притягивает к тебе, как магнитом.

– Я похожа на тыкву.

Он взял ее за руку.

– Опусти ее под одеяло и найдешь самый веский аргумент, подтверждающий мои чувства к тебе.

Она так и сделала. Аргумент действительно впечатлял. Слова утратили смысл. Все прочие чувства отступили под натиском пробудившегося ненасытного желания.

Потом, когда все закончилось и плавная волна вынесла их на берег, они затихли в объятиях друг друга, как два сплавленных кусочка огромного мира, прошедших очищающее пламя любви.

Сколько раз за последние месяцы Карина просыпалась, чувствуя рядом Мигеля? Сколько раз она открывала глаза, надеясь, что кошмар миновал и что они снова лежат на просторной кровати в их нью-йоркской квартире? Сколько раз она осторожно протягивала руку, чтобы прикоснуться к его плечу, ощутить его тепло? Сколько раз вслушивалась в тишину, чтобы услышать его дыхание? И каждый раз ее встречали пустота, безмолвие и отчаяние.

Неужели все изменилось?

Ей не понадобилось ни протягивать руку, ни напрягать слух, ни открывать глаза. Мигель лежал рядом. Слабое дуновение его дыхания согревало ее щеку. Его нога прижималась к ее бедру. Его рука покоилась на ее животе.

Они занимались любовью всю ночь напролет. Они упивались друг другом, как путники, преодолевшие пустыню и добравшиеся до спасительного оазиса, упиваются чистой родниковой водой. Мигель был нежен, заботлив и ненасытен. Неужели это тот самый человек, который несколько месяцев назад ушел от нее, не оглянувшись?

Впрочем, если верить ему, он все же оглянулся, пусть и с опозданием. Оглянулся и обнаружил, что ее нет. Его вынудили так поступить. Теперь, когда Карина знала причину, она могла найти для него оправдание. И все же…

Стали бы его родители выдвигать ультиматум, если бы он честно и откровенно рассказал им о ней, если бы объяснил, какое важное место она занимает в его жизни? Очевидно, проблема заключалась в том, что никакого особенного места она там не занимала. Мигель воспринимал ее как временную любовницу, не более того.

С другой стороны, прошедшая ночь давала надежды на лучшее будущее.

Открывшиеся обстоятельства позволяли взглянуть на случившееся три месяца назад с несколько иной точки зрения, но в любом случае ни болезнь матери, ни требование отца не заставляли Мигеля отказываться от ребенка. Просто между ними не было доверия, и часть вины за это лежала на ней.

Они оба оберегали друг от друга свои секреты. Мигель всегда уклончиво отвечал на вопросы о своей семье. Карина ничего не знала ни о Рафаэлле, ни о болезни его матери. Она почти ничего не знала о его работе.

И вот теперь предложение выйти за него замуж. Что же изменилось?

Она повернулась. Боже, как же хорошо и покойно рядом с ним! Боже, как же ненавистно это чувство комфорта и покоя, появляющееся только тогда, когда он рядом!

Что же изменилось? Ответ ясен. Все изменилось из-за ребенка. Гомесам нужен наследник, а поэтому Мигель готов принять и ее. В качестве приложения к ребенку.

Не слишком ли поздно?

Изменилось и еще кое-что. Рафаэлла вышла замуж на другого. Мигель вел себя так, словно ничего особенного не случилось, но разве его гордость – мужская гордость, фамильная гордость – не была задета? Разве нельзя предположить, что, предлагая ей выйти за него замуж, он руководствовался всего лишь желанием заглушить боль, залить бальзамом полученную рану?

Прошлой ночью она признала, что по-прежнему любит его, но уже без былого обожания. Стала ли она от этого сильнее или слабее?

– Ну как, ты уже все решила? – спросил Мигель.

Карина и не заметила, что он проснулся.

– Что решила?

– Как жить дальше. Тебе. Мне. Нам.

– С чего ты взял, что я что-то решала?

Мигель невесело улыбнулся.

– Можешь не признаваться, но я-то тебя знаю. Просыпаясь, ты всегда о чем-то думаешь, а в настоящий момент самое главное для тебя – это будущее ребенка.

– И ты предполагаешь, что в этом будущем есть место и для его отца?

– Разумеется. Мы можем пожениться или не пожениться, быть любовниками или врагами, но в любом случае, независимо от характера наших отношений, я не останусь в стороне от жизни моего ребенка.

Он говорил с такой непреклонностью, с такой твердостью, словно весь мир пытался встать стеной между ним и его ребенком. Но у Карины-то и в мыслях этого не было.

– Ты неправильно меня понял. Я вовсе не собираюсь ограждать его от твоего влияния.

– Даже при том, что презираешь меня? – не глядя на нее, спросил Мигель.

Она недоуменно посмотрела на него. Неужели он всерьез считает, что женщина способна с такой страстью отдаваться мужчине, которого презирает?

– Я не презираю тебя.

– Но и не любишь больше.

Чтобы ответить на этот вопрос, ей пришлось бы солгать, а потому Карина предпочла переменить тему.

– У тебя есть планы на сегодня?

– Конечно.

– Тогда нам, пожалуй, пора вставать.

Его рука легла ей на грудь.

– Вовсе не обязательно.

– Но…

– Эти планы состоят в том, чтобы добиться от тебя согласия выйти за меня замуж. Лучше всего, как мне кажется, мои аргументы действуют здесь. – Мигель похлопал ладонью по кровати.

Карина замялась, не зная, что ответить, и в этот момент зазвонил телефон. Мигель бросил на нее многообещающий взгляд и поднялся.

Неужели он действительно собирается добиться от нее согласия стать его женой? Карина прекрасно помнила те два месяца настойчивых ухаживаний, в течение которых Мигель проявлял завидный напор и редкую изобретательность, склоняя ее переехать к нему. В конце концов она все же уступила. Боже, какие это были сумасшедшие дни! Да, тогда жизнь с ним казалась непрерывным праздником. Говорят, в одну реку нельзя войти дважды, но… Что ж, там будет видно.

– Карина.

Она моргнула и вопросительно взглянула на него.

– Что?

– Это тебя. Эрика.

– Эрика? – Она перекатилась на другую сторону кровати и взяла протянутую трубку. – Привет. Что-то случилось?

– Сначала скажи, как дела у тебя? Он тебя не обижает? – Голос Эрики звучал непривычно взволнованно.

– Не спрашивай.

– Что, все так плохо?

Плохо? Хорошо? Как объяснить, если она и сама еще не разобралась в ситуации? Конечно, улечься с Мигелем в постель после того, как он унизил и оскорбил ее, было не самым благоразумным шагом. Точнее это было полной глупостью.

– Нет, просто нам многое нужно обсудить.

– Он предъявил доказательства того, что все же не женился на своей… как ее там?

– Да.

– Это уже хорошо. Может быть, твой Мигель и не такая уж свинья. Знаешь, Малкольму он даже понравился.

– Неужели?

– Да, твой брат говорит, что мужчины не сразу понимают, в чем их счастье. – Эрика тяжело вздохнула и замолчала.

Карина напряглась, почувствовав неладное.

– Послушай, у вас все в порядке? – обеспокоенно спросила она. – Где сейчас Малкольм?

– На работе. Ты же знаешь, ему сейчас нелегко. Надо восстановить все прежние связи. – Еще один вздох. – А тут еще…

– Эрика, перестань. Скажи, в чем дело?

– Ладно, скажу, хотя твой брат и предупреждал меня не тревожить тебя по пустякам. Звонил ваш отец. Малкольм рассказал ему все.

– Все? Что ты имеешь в виду?

– Все. О тебе. О твоей беременности. Об этом чертовом Мигеле.

– Боже. – Карина едва не выронила трубку. – Зачем же он это сделал? Мы же договаривались…

– Меня в тот момент не было. – Эрика произнесла это таким тоном, словно Малкольм был маленьким мальчиком, который в отсутствие родителей самовольно взял спички. – Объясняет тем, что родители очень волнуются. Мы с ним даже слегка поругались. В общем, надо ждать гостей.

Некоторое время Карина молчала, совершенно потрясенная услышанным. Можно представить, что случится, если ее мать и отец появятся в Портленде.

– Эрика, пусть Малкольм позвонит мне, как только придет домой, хорошо?

– Конечно. Ты только постарайся не волноваться.

– Ладно. Обязательно воспользуюсь твоим советом.

– Между прочим, судя по голосу, дела у тебя обстоят не совсем плохо. Может быть, у вас еще все сладится.

– Давай не будем загадывать.

– Все, целую.

Карина положила трубку. Мигель, успевший за время этого разговора накинуть халат, подошел сзади и обнял ее за плечи.

– Ты очень расстроена?

– Пожалуй. – Она закрыла глаза. – Мой брат…

– Я понял. – Он поцеловал ее в шею. – Может быть, это и к лучшему. Рано или поздно твои родители все равно бы все узнали. Я прекрасно понимаю, как они волнуются.

– Ты не знаешь мою мать. Если она появится здесь, скандала не избежать.

– Любая мать думает прежде всего о том, чтобы ее детям было хорошо. Полагаю, что твоя не исключение. Мы с ней договоримся.

Карина раздраженно всплеснула руками.

– Ты не понимаешь! Самое важное для моих родителей – это чтобы все было благопристойно, чтобы их дети не «опозорили честное имя семьи Мелроуз». И если мой брат Малкольм более или менее соответствует придуманному ими стандарту, то я…

Мигель опустился на кровать и посадил Карину себе на колени.

– Думаю, мы оба совершили немало ошибок. Мы оба пытались скрыть друг от друга некоторые обстоятельства своей жизни. Мы видели только то, что хотели видеть, и не замечали остальное.

– Конечно, тебя вполне устраивало, что ты живешь с модной актрисой, женщиной, устраивающей тебя в сексуальном плане. Ты никогда не стремился заглянуть чуть поглубже, довольствуясь тем, что на поверхности.

– Верно, некоторые поверхности так обольстительны, что забираться дальше не хватает сил. – Он легонько стиснул двумя пальцами ее сосок, и Карина едва сдержала стон. – Но отныне все будет иначе. Ты нужна мне. И ты будешь моей.

Она попыталась подняться, но Мигель не отпускал.

– Сейчас мы примем душ, а потом я займусь делами. Ни о чем не беспокойся и предоставь все мне.