Текст книги "Восемьсот виноградин"
Автор книги: Лаура Дейв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– Мам, мне сейчас не до того.
– Я сказала, что мы остановились на рыбе.
Я растерянно уставилась на нее.
– Неужели ты отменила свадьбу и забыла мне сообщить? – спросила мама.
– Нет.
– Значит, какой-то части твоей души не хочется ее отменять.
– А другой части?
Она посмотрела мне прямо в глаза.
– Если хочешь наладить отношения, надо с чего-то начинать. Для тебя это «что-то» – рыба.
– Кстати, о рыбе… – перебила я. – Помнишь, как в свой пятнадцатый день рождения Финн сбежал из дома и автостопом добрался до Лос-Анджелеса, чтобы попасть на концерт группы «Фиш»?
– В шестнадцатый день рождения. Конечно, помню.
При одном воспоминании об этом мама помрачнела. Финна забрали в полицейский участок, и родителям пришлось посреди ночи ехать за ним в Лос-Анджелес.
– Почему ты об этом заговорила?
– Потому что нам с Бобби тоже тогда влетело, хотя мне было всего тринадцать.
– Четырнадцать. Если память мне не изменяет, ты самовольно отправилась к Квинам на вечеринку в честь сбора урожая, пока мы ездили в Лос-Анджелес.
– А как бы иначе я туда попала?
– Очень смешно!
Воспоминание о том, как я «одолжила» мамину машину и поехала на вечеринку, не казалось маме забавным.
– По-моему, мы немного отвлеклись от темы, – заметила она.
– Ты не выпускала нас из дому так же долго, как Финна. Помнишь почему?
– Ты, судя по всему, помнишь.
– Финн сам не знал, что творил, так сильно ему хотелось попасть на концерт. А мы понимали, насколько это опасно, но не постарались его остановить и не сообщили вам с папой. Ты сказала, что так нельзя. Когда мы любим кого-то, то не сидим сложа руки и не смотрим, как он совершает ошибку. Нужно помешать ему сделать то, о чем он потом пожалеет. Или хотя бы попытаться.
– Ты ведь понимаешь, что я говорила тогда о детях?
– Разве ко взрослым те же принципы не применимы?
– Наверное, применимы.
Мама взяла меня за руку и прижала мою ладонь к своей щеке. Джош с Питером заворочались во сне и теснее прильнули к ее ногам.
– Так вот что ты пытаешься сделать? – произнесла она. – Помешать любимым людям совершить то, о чем они потом пожалеют?
– Да. Именно так.
Мама поцеловала мою ладонь.
– Но в каком случае мы пожалеем? Вот в чем вопрос.
Холмы Себастопол-Хиллс, Калифорния, 1984 г
Малышка плакала.
Мальчики тоже плакали. Причем уже давно. Лежа в спальне, он слышал всех троих. Слышал, как Джен пытается их успокоить. Дэн хотел встать и помочь ей, но она велела ему отдыхать. Он проработал всю ночь и скоро должен снова вернуться в виноградник. Стрелки показывают десять. Нужно поспать хотя бы час.
Дэн лежал на спине, глядя в потолок. У них трое детей, а они того и гляди разорятся.
Первый урожай, первое удачное вино пробудило в нем обманчивое чувство уверенности – казалось, теперь-то Дэн понял, что к чему. Как бы не так – ничего он не понял. Погода действовала против него: два года постоянных ливней, год вообще без дождя. Трое детей…
Себастопол постепенно меняется, но вряд ли он когда-нибудь превратится в рай для виноделов. А тут как раз нашелся человек, готовый купить у него землю, чтобы разделить на десять участков, каждый в акр величиной, и понастроить помпезных коттеджей.
Дэну не хотелось думать об этом, но выхода не было. Он дал себе пять лет – пять урожаев. Если продать виноградник прямо сейчас, Дэн хоть что-то выручит. Даже останется в прибыли. Но еще один такой урожай, и ему придется брать взаймы сверх того, что он уже назанимал.
Нельзя так поступать с женой и детьми. Мальчики ссорятся, постоянно ссорятся. Если переехать в город, они не перестанут шуметь, но там, по крайней мере, он будет реже бывать дома и меньше их слышать. А может, они станут меньше плакать. Такое тоже возможно.
На пороге появилась Джен с дочкой на руках. Малышка спала. Джен улыбнулась этой маленькой победе, и Дэн улыбнулся в ответ. Он любил ее так сильно, что боялся, как бы эта любовь его не сломила.
– Привет, солнце, – сказала она.
Джен устроилась рядом с Дэном и положила между ними малышку. На девочке было голубое платье, из-под которого торчали милые пухленькие ножки. В ней сочетались черты обоих родителей. Бобби получился точной копией матери, Финн – отца. Но дочка походила на обоих и в то же время ни на одного из них.
Дэн положил малышку себе на грудь и взял Джен за руку.
– Все хорошо? – спросил он.
– Я сдалась, – вздохнула она. – Дала мальчикам мешок с печеньем.
– Мудрое решение.
– Каждому. По мешку каждому.
Он улыбнулся и повернул к ней лицо.
– Удалось тебе хоть немного поспать? – спросила Джен.
– Да, – ответил он, чтобы успокоить жену.
– Врунишка!
Она смежила веки, сама готовая заснуть.
– Нужно принять предложение, – сказал Дэн.
Джен тут же открыла глаза.
– Я могу вернуться в университет. Я только что разговаривал с Биллом – он готов взять меня на прежнюю должность. Деньги выручим: риелторша говорит, у нее есть потенциальный покупатель.
– Так вот что ты делаешь вместо того, чтобы спать? Пытаешься принять решение?
– Да, пытаюсь принять решение.
Они переедут в Сан-Франциско. Джен будет работать сессионным музыкантом. У них обоих появится постоянный заработок, и они смогут купить тот фиолетовый дом в викторианском стиле, который видели в Пасифик-Хайтс. Смогут нанять детям няню.
Жена посмотрела на него и улыбнулась. Он обожал эту улыбку и готов был горы ради нее свернуть. Джен улыбалась, потому что он согласился дать им передышку – согласился начать все сначала.
Внезапно ее улыбка исчезла.
– Ты еще кому-нибудь звонил?
– Что?
– Рассказывал ты кому-нибудь о своем плане, кроме Билла?
– Нет. А что?
На мгновение Джен прильнула к нему, обнимая одной рукой его, другой малышку. Потом встала, оставив девочку мирно спать у него на груди.
– Просто пытаюсь вычислить, кому нужно перезвонить.
Он растерянно посмотрел на нее.
– Перезвонить и сказать, что мы остаемся.
Вид, открывающийся в восемь утра в последнее воскресенье сезона сбора урожая
Мне снилось, что я выхожу замуж у подножия Эйфелевой башни. Над Парижем всходило солнце. Мой жених, одетый в зеленый костюм, стоял рядом и улыбался. Сон не был похож на сон именно из-за этого горохово-зеленого костюма, который мы купили на блошином рынке в Южной Пасадене вскоре после того, как Бен переехал в Лос-Анджелес. Он его обожал и носил при всяком удобном случае, поэтому происходящее казалось вполне правдоподобным. Мы произнесли брачные обеты, и Бен уже собирался надеть мне на палец кольцо, но внезапно швырнул его в сторону металлической лестницы. Кольцо приземлилось где-то высоко в башне.
– Вперед! – крикнул Бен.
Мы бросились в погоню. Бен начал взбираться по лестнице еще прежде, чем я добралась до башни. Ему нужно было преодолеть первые триста ступеней, чтобы попасть с нижнего этажа на первую платформу, а потом еще триста, соединяющие первую платформу со второй. Все это Бен объяснял на ходу. Он хотел, чтобы я поняла, куда он направляется. Однако не пожелал объяснить, зачем ему туда.
Как только я добежала до башни, меня окатили водой. Я проснулась и увидела, что надо мной стоят отец и Финн. Брат держал в руке самодельный пульверизатор, из которого мама опрыскивала растения.
– Что ты делаешь?!
– Я мог бы спросить то же самое у тебя, – отозвался Финн.
– Вы до смерти меня напугали!
– Значит, цель достигнута, – улыбнулся отец. – А теперь поехали.
– Куда?
– В «Дегустационный зал», – ответил Финн.
Он поднял штору, и в комнату хлынул яркий солнечный свет. Я попыталась загородиться руками, но это не помогло.
Отец указал на дверь шкафа, на которой висело мое свадебное платье, чистое и подшитое. Должно быть, мама привела платье в порядок и потихоньку принесла мне в комнату, чтобы я увидела его, как только открою глаза.
– Красиво, – сказал отец.
Оставив его замечание без ответа, я села в постели.
– Почему мы едем в «Дегустационный зал» в восемь утра? – поинтересовалась я.
– А почему в восемь утра ты все еще спишь? Или у юристов теперь так принято?
Отец уже пять часов как был на ногах и успел не только позавтракать, но и пообедать – самое время чего-нибудь выпить.
– Ты разве не в курсе, какой сегодня день? – спросил Финн.
Воскресенье. Последнее воскресенье сезона сбора урожая. До моей свадьбы осталось всего шесть дней.
Я заслуживала гораздо большего наказания, чем душ из пульверизатора. Неужели я позабыла обо всем, что имеет значение для моей семьи? В последние выходные сезона сбора урожая жизнь шла раз и навсегда заведенным порядком.
Все начиналось в воскресенье утром, когда отец проводил дегустацию – впервые открывал вино предыдущего урожая и угощал местных виноделов. Вечером – семейный ужин в винохранилище, а во вторник – вечеринка в честь сбора урожая. Почти как мальчишник и репетиционное застолье накануне собственной свадьбы.
Обычно вечеринку устраивали в следующую субботу – через неделю после окончания сезона сбора урожая, – но в этом году план изменился, потому что на субботу была назначена моя свадьба.
– Пора ехать, – объявил отец. – Вылезай из постели!
– Можете дать мне пару минут?
– Нет.
– Давай притворимся, что она этого не спрашивала, – предложил Финн.
– Мне некогда притворяться, – отрезал отец. – Выезжаем через пять минут.
Финн распахнул мой чемодан и бросил на кровать джинсы и спортивную кофту с капюшоном.
– Я в этом не поеду! – запротестовала я.
– Выбор невелик, – заметил брат и направился к двери. – Или предпочитаешь облачиться в свадебное платье?
* * *
– Итак, малышка… – начал отец.
Мы сидели в кузове пикапа, придерживая с двух сторон бочку с вином. Финн вел быстро и размеренно, в магнитофоне играл альбом «The River».
В утро первой дегустации отец всегда ставил Брюса. Брюс Спрингстин, любимый певец отца, был необходим для синхронизации: под его музыку собирали первые виноградины, под нее же проходила официальная дегустация. Отец никогда не отступал от этой традиции.
Финн свернул налево и выехал на главную улицу: он выбрал кружной путь.
– Бен, – произнес отец. И это не был вопрос.
В кабине громко пел Брюс.
Мама говорила, что не стала рассказывать отцу о нас с Беном. Значит, он не знает. Зато знает меня: если бы ничего не случилось, я бы не приехала.
– Ты сомневаешься? – спросил он.
– Можно и так сказать.
– Уже сказал.
С Себастопол-авеню Финн свернул направо, и мы очутились в самом сердце города. Себастопол – довольно серое местечко, но в нем есть свои прелести. Например, лучшее мороженое в округе, кинотеатр для автомобилистов и местный салун. Главную улицу недавно оккупировал новый торгово-развлекательный комплекс, где можно купить фермерские продукты, посетить гламурные цветочные магазины или остановиться в маленьком шикарном отеле, который берет пятьсот долларов за ночь – словом, настоящая мини-Напа. Однако в это время дня в Себастополе было по-прежнему тихо и уютно.
– Знаешь, прежде чем познакомиться с мамой, я едва не женился на другой. Но за неделю до свадьбы объявил, что нужно все отменить. Конечно, я выразился деликатнее – предложил еще раз подумать.
– Правда?
Отец кивнул.
– Я стал виноделом не по собственной воле. У меня было отличное место в университете – бессрочный контракт. Но большую часть свободного времени я думал о вине. Та, другая девушка сочиняла стихи, и на стене у нее висела цитата. Кажется, из Фицджеральда. Там говорилось, что он не может не писать – у него просто нет иного выбора. Так же и у меня с виноделием.
Отец обвел рукой раскинувшийся вокруг пейзаж: сколько хватало глаз, вдоль дороги тянулись маленькие виноградники.
– На самом деле моя девушка…
– Поэтесса?
– Да, поэтесса. Она сильно усложняла мне жизнь. Говорила, что не намерена сидеть и смотреть, как я воплощаю свою мечту в действительность, когда может отправиться в Лондон, в Париж… Если я решу заняться виноделием и поселюсь в каком-нибудь провинциальном городишке в Калифорнии, сказала она, это станет последней каплей… Так я и назвал виноградник.
Челюсть у меня со стуком упала на пол. Отец всегда говорил, что придумал название для виноградника в «Таверне братьев», далеко за полночь, после пяти кружек пива. Это была целая история, которую он часто и подробно рассказывал.
– Не понимаю… – пробормотала я.
– А тут нечего понимать. Я вам врал. Только никому не говори.
Я обескураженно уставилась на него.
– На подлинную историю мама всегда реагировала немного болезненно. Ей кажется, что она всю жизнь провела на винограднике, который посвящен другой женщине. И неважно, что я выбрал виноградник, а не женщину.
Похоже, с тех пор ничего не изменилось. Отец по-прежнему ставит виноградник на первое место, а мама по-прежнему чувствует себя на втором. Но какое отношение все это имеет к Бену? Что хотел сказать отец? Что со своими демонами нужно разбираться на месте, а не откладывать на потом? Создавая семью, строя совместную жизнь, пытаясь ее сохранить, мы в итоге сталкиваемся с теми же самыми демонами, что и раньше.
– Что бы ни происходило между вами с Беном, ты вольна уйти. Ты также вольна остаться. Вы с ним построили прекрасную жизнь, и это важно. Не менее важно, чем то, что заставило тебя в нем усомниться.
– По-моему, все не так просто.
– В большинстве случаев все очень просто. В большинстве случаев человек хочет чего-то одного сильнее, чем всего остального. Именно за это что-то он и готов бороться.
Отец отвернулся, расстроенный и сердитый. Внезапно я засомневалась, говорим ли мы о нас с Беном или о них с мамой. Всю жизнь мама боролась за свою семью, за папу, а теперь, похоже, борется за кого-то другого.
Финн остановил машину перед «Дегустационным залом» и помахал Биллу и Сэди Нельсон, которые как раз подходили ко входу. Билл и Сэди – виноделы из Хилдсбурга и старые друзья родителей. Первые, кого отец сагитировал перебраться в Себастопол. Папа указал на меня – они заулыбались и помахали рукой.
Финн вылез из кабины.
– Пошли – не тормозите!
– Еще секундочку, – попросил отец.
– Я пришлю кого-нибудь за бочкой, – сказал Финн.
Билл и Сэди придержали ему дверь, и он исчез внутри.
– Так у Бена есть ребенок?
Я по-прежнему смотрела на Билла с Сэди, поэтому подумала, что ослышалась.
– Ну и мир! – произнес отец и достал из заднего кармана джинсов стопку карточек.
– Ты знаешь? – потрясенно спросила я.
– Конечно, знаю. Мама все мне рассказывает.
– Почему же сразу не признался?
Отец поднял голову и встретил мой взгляд.
– Не хотел, чтобы ты пропустила мои слова мимо ушей. Правда, ты в любом случае собираешься пропустить их мимо ушей и сразу перейти к вопросу, что делать, если человек, которому ты доверяла больше всех на свете, тебя обманул.
– Ну и что же мне делать?
Он сунул карточки с записями в передний карман.
– Если хочешь выйти замуж – выходи. Если не хочешь – не выходи.
– Потрясающий совет!
– Стараюсь, как могу, – усмехнулся отец. – В любом случае нельзя испытывать тех, кого любишь. Это гадко. Вне зависимости от того, что они сделали или не сделали, в конечном счете мы чувствуем себя так, словно это мы не прошли испытание.
Затем, как будто тема была исчерпана, он поцеловал меня в щеку и направился к «Дегустационному залу».
Винодельческий ливер
Дважды в год отец проводил для местных жителей и членов винного клуба экскурсию по винограднику – одну в начале сезона сбора урожая, другую в конце. В остальные дни его вина можно было попробовать только в «Дегустационном зале».
Не один отец поручал проведение дегустаций Гэри с Луизой. Многие знают, что в долине Напа можно мимоходом заглянуть на винодельню и за десять долларов или стоимость одной бутылки вина попробовать несколько разных сортов сразу. Однако подобные дегустации обычно проводят только крупные винодельни вроде «Марри Грант» – винные гиганты по сторонам шоссе номер двадцать девять. Они с удовольствием наживаются на ничего не понимающих в вине туристах, которым все равно, что пить – главное, пить.
В большинстве маленьких виноделен Сономы дегустационных залов не было, поэтому они продавали свои вина Гэри с Луизой. Гэри наливал их только тем, кто действительно что-то понимает. Тем же, кто ничего не смыслит и попал к нему в бар случайно, он предлагал напитки попроще. Не подумайте, что это снобизм. Дело тут не в деньгах – Гэри с Луизой часто оказывались в убытке. Дело в том, что одни посетители могли оценить хорошее вино, а другие нет.
Сегодня в «Дегустационный зал» пускали только виноделов, а единственным вином в меню было папино.
«Дегустационный зал» – место настолько классное, что описать его словами невозможно. С виду он напоминает закусочную в стиле пятидесятых, только прилавок для продажи газированной воды превращен в барную стойку, а вместо флуоресцентных ламп горят фонари и свечи в деревянных бра. Покрытый плиткой пол моют и натирают два раза в неделю. На маленьких столиках стоят вазы, наполненные пробками.
Я вошла внутрь и тут же почувствовала, что рада оказаться здесь, среди виноделов, которые каждый год собирались вместе в честь сбора урожая. Они называли себя виноведами: многие из них раньше были учеными. Одних убедил обосноваться в Себастополе отец, другие приехали в девяностые, во время винодельческого бума, когда «пино нуар» стало по-настоящему популярно.
Здесь был Брайан Квин, бывший сослуживец отца, – чуть ли не единственный винодел в регионе, производящий «гренаш». Еще один папин коллега, Терри, вместе с женой Сарой теперь изготовлял «совиньон блан» на реке Рашен-Ривер. А вот Линн со своим похожим на Роберта Редфорда бойфрендом по имени Мастерс перешла на темную сторону – переехала в долину Напа. Зато ее «каберне совиньон» газета «Нью-Йорк таймс» назвала одним из десяти лучших вин Калифорнии. И разумеется, Гэри с Луизой, владельцы «Дегустационного зала». Из выращенного на заднем дворе винограда они делали самое восхитительное игристое вино в мире. По крайней мере, так бы сказали они сами, если бы кто-нибудь спросил их мнение. Впрочем, никто не спрашивал – все просто пили.
Гости обнимались. О моей свадьбе они, слава богу, не вспоминали.
– Смотри-ка.
Финн кивнул на заднюю дверь, в которую только что проскользнула мама в длинном белом платье. Рядом с ней шагал Бобби в галстуке и элегантном пиджаке спортивного покроя. Вслед за ними вошел Джейкоб Маккарти в совершенно неэлегантных джинсах и кашемировом жилете на молнии.
– Рад, что она пришла.
– Ему ты тоже рад? – спросила я, указывая на Джейкоба.
Мама помахала, и они с Бобби подошли к нам.
Она обняла меня, как будто мы не виделись десять месяцев, а не десять часов.
– Вы так незаметно ускользнули! Почему не предупредили, что уезжаете?
– Не думали, что ты тоже собираешься ехать, – сказала я, следя глазами за Джейкобом: он пересек комнату и дружески поздоровался с папой.
– Разумеется, я собиралась поехать! – обиженно ответила мама. – Просто Маргарет хотела со мной поговорить. И нужно было покормить близнецов. Не могла же я оставить их голодными?
К нам подбежала Луиза.
– Твою дочь тоже не мешает покормить! – Она поцеловала маму и крепко стиснула меня в объятиях. – Тебя что, в Лос-Анджелесе морят голодом?
Все в Луизе было необъятным: фигура, доброта, любовь к вину. Я ни разу не видела ее абсолютно трезвой, и сегодняшний день не был исключением: в руке она держала баночку из-под желе с остатками вина.
– Вот что бывает, когда переезжаешь в крупный город, – заметила Луиза.
– Начинаешь сидеть на диетах? – спросил Финн.
– Точно! – рассмеялась она.
Бобби положил руку мне на плечо.
– Очень скоро Джорджия поселится в еще более крупном городе. Она ведь у нас важная птица – юрист по вопросам недвижимости. Переезжает в Лондон вместе со своим потрясающим женихом.
Брат хотел помочь, но эффект, как всегда, получился обратным.
– Ладно, ребята, давайте приступим! – сказал Гэри.
Он весело хлопнул в ладоши и сделал отцу знак начинать.
Отец поставил бочку рядом со столом и театрально замер, а потом под одобрительные крики гостей вынул ливер.
Ливер. Инструмент, с помощью которого винодел берет пробу из бочки. Он похож на изогнутую соломинку для коктейля. По сути, это и есть соломинка. Отец опустил его в бочку и зажал свободный конец, чтобы извлечь немного вина. Все притихли, как будто мы внезапно оказались в библиотеке. Папа осторожно вытащил ливер и стал наполнять бокалы.
Когда он закончил, виноведы громко зааплодировали. Финн выступил вперед и принялся раздавать наполненные бокалы.
Обычно этим занималась мама. Я огляделась, ища ее глазами. Она стояла в углу, рядом с автоматом для приготовления газированной воды, точно хотела с ним слиться.
Я так внимательно смотрела на нее, что не заметила, как передо мной возник Джейкоб с двумя бокалами вина в руках. Бежать было некуда.
Джейкоб протянул мне один.
– Привет! – сказал он.
– Что ты здесь делаешь?
– Меня пригласил твой отец.
– Просто хотел показаться вежливым, – буркнула я и взяла у него бокал.
Джейкоб улыбнулся.
– В таком случае это ему удалось.
– Дамы и господа! – выкрикнул Гэри. – Помолчите, пожалуйста.
Все обернулись. Гэри стоял рядом с отцом, обнимая его за плечи. Отец наклонился к старому приятелю и ждал, что он скажет.
Гэри поднял бокал.
– Джен, чего ты прячешься в углу? Иди сюда!
Все уставились на маму, которая по-прежнему стояла рядом с автоматом для газирования воды. Она улыбнулась, разгладила платье, затем протиснулась вперед и заняла свое обычное место рядом с отцом.
– Хочу рассказать вам одну историю, – начал Гэри. – Я спокойно занимался своим делом – содержал винный магазин в Сан-Франциско, в районе Хайт-Эшбери. И вот однажды заявляется туда этот парень и говорит, что в жизни не видел такой чудесной подборки вина. Потом обещает показать мне место, куда я непременно захочу переехать. Я решил, что Дэн чокнутый. Потом приехал сюда и понял, что он действительно чокнутый.
Отец улыбнулся.
– Никто из нас не перебрался бы сюда, если бы не Дэн Форд. Если бы не Джен Форд. И мы вам обоим благодарны. – Гэри поднял бокал. – Даже если вы решили закрыть лавочку и уехать к чертям. Хотя я до сих пор не могу поверить, что вы продаете виноградник этому монстру, «Марри Грант». За сколько бишь вас купили?
Гости засмеялись – довольно злорадно. Поклонников «Марри Грант» среди виноведов не было. Я посмотрела на Джейкоба: он натянуто улыбался и делал вид, будто ничего особенного не происходит.
– Что вы задумали, Дэн? – спросил Брайан Квин. – Второй медовый месяц?
– Об этом лучше спросить у Джен, – со смехом заметила Луиза.
Мама растерянно смотрела на папу – беззвучно спрашивала, как лучше ответить. Никто не знал, что родители уезжают порознь, а не вместе.
Потом она взяла себя в руки, подняла бокал и слегка наклонила его в папину сторону.
– Как захочет Дэн, так и будет!
Виноведы одобрительно зашумели, а папа неловко обнял маму одной рукой, глядя на нее с неестественной улыбкой на губах. Смотреть на это было невыносимо. Я схватила еще один бокал и залпом осушила.
Держа в руке бутылку вина без этикетки, отец повернулся к гостям.
– Не знаю, помните вы или нет, но на одной из первых встреч виноведы подсчитали, сколько трудов приходится на одну виноградину – начиная с висящей на лозе грозди и заканчивая готовым продуктом. Отдельная виноградина – это начало, а конец – бутылка у меня в руке, в которой восемьсот таких виноградин.
Отец оглядел толпу коллег и друзей.
– Все мы знаем секрет: в этой бутылке не только восемьсот виноградин, но и терпение, сосредоточенность, жертвенность и… скука, черт побери.
Виноведы засмеялись.
– Назовем это просто время. В бутылке – то долгое время, что мне посчастливилось провести среди вас. Спасибо, ребята. Спасибо за сегодняшний день и за все остальное. Нам было хорошо с вами.
Затем, согласно традиции, он откупорил бутылку и отпил прямо из горлышка. Гости зааплодировали.
Отец казался счастливым – пожалуй, впервые с тех пор, как я вернулась домой. Он еще раз попробовал вино и кивнул, довольный результатом – довольный всеми своими достижениями. Мама подняла к нему лицо, и их взгляды встретились. Они вместе переживали это мгновение – вместе ощущали вкус вина.
Несмотря на Генри.
Несмотря на то, что между ними происходило.
Бобби стоял рядом с родителями и улыбался. Финн стоял у задней двери и тоже улыбался.
И тут я уронила бокал – стекло со звоном разлетелось вдребезги. Ни раньше, ни позже…
Все повернулись ко мне и уставились на мое залитое слезами лицо. Виноделы застыли с поднесенными к губам бокалами. Бобби и Финн поразевали рты. Мама удивленно распахнула глаза. Улыбка отца померкла.
Не разбирая дороги, я со всех ног бросилась к выходу.
