355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Ларс Свендсен » Философия Зла » Текст книги (страница 7)
Философия Зла
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 18:04

Текст книги "Философия Зла"


Автор книги: Ларс Свендсен



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Эстетическая притягательность зла

Действительно, субъект, прекрасно осознающий, что совершает зло, может иметь для этого основания, не относящиеся, однако, к области морали. Быть может, такие поступки просто-напросто внушают субъекту чувство радости. Фрейд утверждает, что «часто зло совсем не вредно и не опасно для «Я»; напротив, оно бывает для него желанным и приносящим удовольствие»307307
  Freud: Ubehaget i kulturen, s. 74.


[Закрыть]
. Однако мы опять не получаем дальнейших разъяснений.

Колин Макджинн тесно сплетает этику с эстетикой, утверждая, что зло проявляется в ужасающих деяниях, что насилие отвратительно и т.д.308308
  McGinn: Ethics, Evil and Fiction, s. 101


[Закрыть]
Он основывается на давно ушедшей предмодернистской эстетике309309
  Например, Марк Аврелий пишет: «Я усмотрел в природе добра, что оно прекрасно, а в природе зла, что оно постыдно». (Размышления, книга И.)


[Закрыть]
: складывается впечатление, что он не подозревает о некогда существовавших романтизме и модернизме. Мы, романтики, или, вероятно, постромантики, способны видеть во зле красоту, а в насилии – проявление прекрасного310310
  Вопреки своему учителю Гегелю (jf. Hegel: Vorlesungen uber die Asthetik, s. 288f) Карл Розенкранц отмечал, что зло обладает свойством пробуждать эстетический интерес. (Roscnkranz: Asthetik des Haslichen, s. 260-309), и эта позиция стала в модернизме определяющей.


[Закрыть]
. На мой взгляд, применительно к злу определение утонченное подходит больше, нежели прекрасное. Согласно Канту, утонченное пробуждает в нас «негативное удовольствие», которое притягивает и отталкивает одновременно311311
  Kant: Kritikk av dommekaften, § 23, s. 118.


[Закрыть]
. Кант отмечает, что война является чем-то возвышенным312312
  Ibid,§28,s. 137f.


[Закрыть]
. Американский солдат, воевавший во Вьетнаме, рассказывает о мысли, поразившей его, когда он стоял, глядя на трупы северовьетнамских солдат:

Это был один из тех моментов, когда я оказался за гранью человеческого, смотрел в бездну и наслаждался тем, что видел. Я отдался во власть эстетики, отделяющей от фундаментальной способности к сопереживанию, позволяющей нам чувствовать страдания других. И я увидел красоту, приводящую в ужас. Война не только отвратительна, война – это свершение сокрушительной и искушающей красоты313313
  Цит. no: Oppenheimer: Evil and tbe Demonic, s. 79.


[Закрыть]
.

В этой цитате слышится эхо манифеста Маринетти по поводу колониальной войны в Эфиопии:

Двадцать семь лет противимся мы, футуристы, тому, что война признается антиэстетичной-. Соответственно мы констатируем: -.война прекрасна, потому что обосновывает, благодаря противогазам, возбуждающим ужас мегафонам, огнеметам и легким танкам господство человека над порабощенной машиной. Война прекрасна, потому что начинает превратить в реальность металлизацию человеческого тела, бывшую до того предметом мечты. Война прекрасна, потому что делает более пышной цветущий луг вокруг огненных орхидей митральез. Война прекрасна, потому что соединяет в одну симфонию ружейную стрельбу, канонаду, временное затишье, аромат духов и запах мертвечины. Война прекрасна, потому что создает новую архитектуру, такую, как архитектура тяжелых танков, геометрических фигур авиационных эскадрилий, столбов дыма, поднимающихся над горящими деревнями, и многое другое... Поэты и художники футуризма, вспомните об этих принципах эстетики войны, чтобы они осветили., вашу борьбу за новую поэзию и новую пластику?314314
  Цит. по: В. Беньямин. Произведение искусства в эпоху его технической воспроизводимости. Избранные эссе. М.: Медиум. 1996. С. 66-91.


[Закрыть]

Процесс эстетизации – к примеру восприятие войны как художественного фильма, может превратить страшные события в прекрасные315315
  Восприятие солдатами войны формируется в том числе и фильмами, которые они видели. Многие испытывают разочарование от того, что реальная война не соответствует образу, созданному фильмом, – другие же утверждают, что война для них была точно фильм (Bourke: An Intimate History of Killing s. 26ff.).


[Закрыть]
. Можно восхищаться музыкой пулеметов, сверкающей сталью оружия и цветом напалма. Война кажется забавным представлением, а раненые и убитые становятся чисто комическими персонажами. Когда реалии войны представляются в виде игры, проще перенести собственную уязвимость и страдания других. Однако, кроме того, насилие обладает собственной притягательностью. Можно утверждать, что насилие отвратительно, но с тем же успехом можно говорить о том, что насилие прекрасно. Нет ничего, что доказало бы неверность каждого из этих суждений. В обоих случаях речь идет о ценителях, а эстетическое чувство не подчинено нашим понятиям о нравственности. Эстетическое часто рассматривается как автономная сфера, свободная от законов морали, а зло, превращенное в объект эстетики, в значительной мере утрачивает нравственные характеристики.

Платон во многом был прав, осуждая искусство: иррациональность эстетического таит в себе опасность. Торхильд Бьорнвиг почти половину века назад описал «болезнь эпохи», которую он определил как «эстетическая идиосинкразия». Она характеризуется «восторженностью, вызываемой любым пустяком, вспышками необузданной страсти к тому, что кажется прекрасным, и столь же неистовым отвращением и ненавистью к тому, что кажется уродливым»316316
  Bjornvig: Den æstetiske idiosynkrasi, s. 41.


[Закрыть]
. Мы также можем назвать это иррациональностью эстетики, которая отличается тем, что эстетическая оценка становится побуждающей к действию силой, а то, что кажется эстету уродливым, – уничтожается. Бьорнвиг приводит массу примеров, начиная с новеллы Эдгара Алана По «The Tell-Tale Heart» («Сердце-обличитель»), заканчивая массовым истреблением евреев нацистами. Главный герой новеллы По убивает старика исключительно из-за того, что не выносит вида его глаза. Он говорит, что, ни много ни мало, – любит старика, но этот глаз просто отвратителен, и все прочие качества человека уже не имеют для преступника никакого значения317317
  Рое: «The Tell-Tale Heart», i Tbe Complete Illustrated Stories and Poems, s. 244.


[Закрыть]
. Убивая, он не может воспринимать что-либо еще, кроме отдельно взятого глаза. Подобный идиосинкразический поступок описан

Гамсуном в «О бессознательной духовной жизни», где он рассказывает о человеке, убившем лошадь из-за ее взгляда:

Я знаю одного крестьянина тридцати лет, абсолютно здравомыслящего человека, три года назад застрелившего лошадь соседа только за то, что она искоса взглянула на него.Заметьте: взглянула искоса. Этот человек никак не мог по-иному объяснить свои действия: косой взгляд лошади настолько подействовал ему на нервы, что это буквально свело его с ума. А поскольку он стеснялся открыто выставить столь смехотворную причину, чтобы объяснить, почему он убил чужую скотину, ему пришлось терпеть отношение всех окружающих к его поступку как проявлению самой примитивной злобы318318
  Кнут Гамсун. В сказочном царстве. Путевые заметки. Статьи. Письма. О бессознательной духовной жизни М.: Радуга, 1993– С. 300. Перевод: Э. Панкратовой.


[Закрыть]
.

Описывая Клэггерта, садиста, мучившего Билли Бадца в рассказе, написанном в 1890 году, Герман Мелвилл вплотную подбирается к тому, что Бьорнвиг называет эстетической идиосинкразией319319
  Melville: Billy Budd, особенно s. 136f.


[Закрыть]
. Единственное, что движет Клэггартом в его издевательствах над Билли Бадцом, – это, по сути, нетерпимость к непорочности Билли. Бьорнвиг определяет нацизм как эстетическую идеологию. Берель Ланг в конечном счете также понимает истребление евреев как модернистское произведение320320
  Lang: Act and Idea in the Nazi Genocide, s. 29,56.


[Закрыть]
.
На мой взгляд, это заблуждение. Несмотря на то что в нацизме нравственное и эстетическое было тесно переплетено, впрочем как и в любой другой тоталитарной системе321321
  См. Замечание Walter Benjamin: фашизм эстетизирует политику, а коммунизм политизирует искусство (Kunstverket i reproduksjonstidsalderen, s. 64).


[Закрыть]
, речь тем не менее может идти о нравственном, нежели эстетическом явлении, а эстетическая составляющая заключалась не в том, чтобы создать произведение из процесса уничтожения евреев, а в том, чтобы устранить неэстетичных людей, рассматриваемых просто как грязь, омерзительный объект, сравнимый разве что с отбросами. Представление о евреях как о грязи возникло не по причине процессов дегуманизации, произошедших в лагерях, ведь оно существовало еще до того, как началось массовое истребление, – скорее, напротив, процессы дегуманизации были призваны подкрепить это, идеологически обоснованное представление о грязных евреях, с целью подавить в палачах муки совести. В той мере, в которой можно воспользоваться художественной метафорой, мы должны сказать, что вовсе не концлагеря были произведением искусства -шедевром представлялся результат очистки, аналогично тому, как скульптор удаляет лишний материал, чтобы добиться совершенства. Тем не менее, как бы это ни противоречило моим собственным эстетическим предпочтениям, я не могу исключить, что некоторые, возможно, испытывали эстетическое наслаждение от массового убийства.

Ницше утверждает, что человек обычно «наслаждается злом» и находит «бесчеловечное зло наиболее привлекательным»322322
  Nietzshe: Nachgelassene Fragmente 1885-1887, s.466.


[Закрыть]
. Вероятно, Ницше отталкивается от постулата: зло обладает притягательностью, бесчеловечное зло является большим из зол. Однако основной вопрос заключается в том, в чем именно состоит притягательность зла. Жан Жене начинает «Дневник вора» с утверждения, что он был движим «любовью к тому, что зовется злом»323323
  Genet: Tyvens dagbok, s. 7.


[Закрыть]
. Он хочет «найти новый рай», «заставив признать зло в невинном обличье»324324
  Ibid. S. 194.


[Закрыть]
. Однако это становится «благом» Жене, и он критически описывает некоторых полицейских как «озлобленных уродов»325325
  Ibid. S. 183.


[Закрыть]
. Это говорит о том, что Жене считает себя диссидентом326326
  Ibid. S. 106,162f.f 227ff.


[Закрыть]
, определяя свое собственное «благо» в противовес официально принятому благу, от которого он отклоняется. То, что общество называет злом, Жене также называет злом, однако он трактует его как благо. Тем не менее главное, прекрасно ли это, т.е. этическое подчинено эстетическому327327
  Ibid. S. 18f.


[Закрыть]
.

Жене следует в этом за Бодлером, который негативно воспринимает зло, как чисто нравственную категорию328328
  Это видно, к примеру, из следующего: «Вдумайтесь и вглядитесь во все естественное, в поступки и страсти, свойственные естеству человека, и Вам откроются ужасающие вещи. Все прекрасное и благородное есть результат работы разума и расчета. Преступление, вкус к которому человеческое животное обретает еще в утробе матери, является, по своей сути, естественным. Напротив, творить добро – это нечто искусственное, нечеловеческое, поскольку во все времена, всякому народу нужны были боги и пророки, чтобы усмирить животное человечество, и поскольку самостоятельно человек не постиг бы блага. Мы совершаем зло легко, естественно, неминуемо; добро всегда требует умения». Baudelaire: Kunsten og det moderne liv s. 118f.


[Закрыть]
, однако зло в качестве категории эстетики он, напротив, оценивает положительно. Эстетические и этические оценки зла диаметрально противоположны. В черновом варианте предисловия к «Цветам зла» Бодлер писал о своем намерении «выявить прекрасное во зле»329329
  Цит. no: Hagerup: «Etterord», i Charles Baudelaire: Spleen og Ideal, s. 142.


[Закрыть]
. Прекрасным можно сделать все, но Бодлер прежде всего связывает прекрасное со злом и пишет, что убийство – излюбленное украшение красоты330330
  Baudelaire: «Hymne til veniciken», i Spleen og Ideal s.41f.


[Закрыть]
. Мораль подчиняется эстетике, добро и зло рассматриваются лишь как категории эстетики: «В самом скверном мы способны найти очарование»331331
  Baudelaire: «Til lesaren», i Spleen og Ideal, s. 11.


[Закрыть]
. Зло подается как лекарство от тоски, которая отчетливо ощущается в «Цветах зла». Зло выглядит своего рода благом или, точнее, неким суррогатом блага, однако это эстетическое благо332332
  См. также примечания в: Baudelaire: Daghokur, н, 26,33.


[Закрыть]
. Если мы говорим о зле ради зла, то зло должно быть нравственной основой поступка. Если же поступок имеет эстетическую основу, тогда не возникает особых проблем в его объяснении. Речь идет не о предпочтении нравственного зла как такового, а об эстетическом удовлетворении, которое является результатом совершенного зла.

Садизм

Ни в одном из рассмотренных нами случаев мы не увидели четкого связного примера того, что зло совершается исключительно ради зла как такового -для поступков всегда находилась иная побудительная причина. Но как быть с классическим садистом, который испытывает радость от страданий других?

Чудовищные страдания, причиненные другому, обычно объясняются тем, что истязатели редуцируют жертву до вещи, предмета, жертвы объективируются до такой степени, что связь «я – ты» перестает существовать. Эта модель объективации приемлема лишь в некоторых примерах, таких, как, скажем, отлаженный механизм в нацистских лагерях смерти, однако данная модель не объясняет сути удовольствия, получаемого садистом. Если представить себе, что преступник редуцирует другого человека до вещи, то многие убийства просто теряют смысл. Тогда он с тем же успехом мог бы стоять и пинать камень, другими словами, сам поступок был бы не важен. Существует причина, по которой мучитель бьет ногой по голове, а не по камню. Сознание того, что жертва – мыслящее существо, личность, является условием, необходимым для совершения действия. Садистский поступок предполагает некоторое отождествление мучителя с жертвой, иначе такой поступок просто не имел бы смысла333333
  Jf. Alford: What Evil Means to Us, s. 32, 126.


[Закрыть]
.

Мне кажется, что садизм лучше всего объясняется гегелианской моделью признания. Садист хочет утвердиться как личность. Наглядный пример этого можно найти в художественной литературе, в романе Брета Истона Эллиса «Американский психопат», где главный герой Патрик Бейтмен пытается компенсировать отсутствие самоидентичности, совершая изощренные садистские убийства334334
  Я провел довольно подробный анализ American Psycho в связи с иной проблематикой и не стану повторяться, ограничусь лишь констатацией того факта, что в этом романе налицо мотив признания. (Svendsen: Kjedsomhetens filosofi, s. 70-80.)


[Закрыть]
. Ганс Моргентау в классическом эссе утверждает, что как любовь, так и сила имеют один корень, а именно ощущение одиночества, но в то время как любовь стремится преодолеть преграду между двумя индивидами, чтобы они слились воедино, власть стремится подчинить себе личность другого335335
  Morgenthau: «Love and Power».


[Закрыть]
. Садисту нужна власть. Крик жертвы показывает садисту, что он обладает властью над другим человеком – и крики истязаемого подтверждают -цель достигнута. Боль для садиста не самоцель, а средство для достижения господства. Возможно, боль, испытываемая другими, может содержать в себе элемент, приносящий садисту наслаждение, но в отношениях «я – ты», на мой взгляд, боль подчинена цели достижения господства, то есть признания.

Александр Кожев дал классическую трактовку диалектики признания Гегеля:

Можно сказать, что человек является человеком лишь в той степени, в которой он навязывает другому человеку представление о себе, заставляя признать себя» Поэтому он должен «спровоцировать» другого, заставить ввязаться в борьбу не на жизнь, а на смерть исключительно из соображений престижа. А когда ему удастся этого добиться, он должен будет убить другого, чтобы самому не быть убитым. Исходя из этих условий, борьба за признание может окончиться только смертью одного или обоих противников336336
  Kojeve: Introduksjon til lesningen av Hegel, s. 19


[Закрыть]
.

Однако в случае смерти одного или обоих противников признание не может быть достигнуто. Двое умерших не способны признать друг друга, а выживший не может добиться признания от мертвого. Следовательно, оба участника борьбы должны остаться в живых.

Поэтому человеку борьбы не следует убивать соперника. Он лишь должен устранить его «диалектически». Другими словами, человек должен сохранить другому жизнь и сознание и просто лишить его самостоятельности. Надо лишь отнять у соперника способность противостоять и действовать против. Говоря иначе, человек должен поработить другого337337
  Ibid. S.21.


[Закрыть]
.

Эту стратегию садист использует по максимуму, полностью подчиняя себе личность другого, чтобы уничтожить в нем всякую самостоятельность. Однако такая стратегия вовсе не приводит к желаемому результату. Как отмечает Сартр, в самом садизме заключена «причина его поражения»338338
  Sartre: Erfaringer av de Andre, s. 206.


[Закрыть]
. Когда цель садиста достигнута, когда чужое сознание подавлено и полностью подчинено, то подавленное сознание уже не может признавать, поскольку нельзя признать того, кто подавлен, тем, кто способен признавать. Чтобы достигнуть истинного признания, нужно быть признанным тем, кого признаешь сам. Кожев пишет, что человек только тогда становится истинным человеком, «когда он признан таковым другими... и когда он сам признает других (ведь истинное 'признание' возможно получить только от того, кого сам 'признаешь')»339339
  Kojeve: Introduksjon til lesningen av Hegel, s. 91 f.


[Закрыть]
. Исходя из модели Гегеля, которую я взял за основу, садист обязательно потерпит поражение и никогда не получит признания, которого ищет.

Колин Макджинн трактует садизм несколько по-иному, в его варианте садист не обречен на неудачу. Он утверждает, что садист испытывает «экзистенциональную зависть», ему кажется, что его жизнь менее ценна, чем жизнь других людей, и намерение садиста заключается в том, чтобы опустить уровень других ниже своего собственного340340
  McGinn: Ethics, Evil and Fiction, s. 80.


[Закрыть]
. Эта гипотеза, по мнению Макджинна, заслуживает внимания, поскольку предполагает успешное воплощение замысла садиста. Однако здесь мы сталкиваемся с проблемой, ведь невозможно определить, присутствует ли эта экзистенциональная зависть у всех садистов – с той же долей вероятности можно предполагать, что садист, напротив, ставит себя выше своей жертвы и поэтому считает, что он вправе делать с жертвой все, что ему вздумается. Кроме того, исходя из модели Макджинна, положительный эффект будет весьма непродолжительным – его необходимо закреплять вновь и вновь, поскольку садист постоянно будет встречать все новых и новых людей, к которым будет испытывать экзистенциональную зависть.

Мы можем делать и другие предположения. Сострадание – чувство, которое может быть реверсировано: скажем, я хочу, чтобы другие почувствовали мою боль. Я хочу показать, что мне плохо, и свою боль я могу выразить или символически, посредством слов и образов, или совершенно непосредственно причиняя боль другому341341
  О символических выражениях зла см. Alford: What Evil Means to Us, s. 12f., 44f., 113ff., 146f.


[Закрыть]
. Это является не злом ради зла, а отчаянной попыткой установить контакт. Я не стану дальше в это углубляться. Моя основная мысль заключается в том, что существует множество всевозможных объяснений садизму, и все они понятны, в отличие от измышлений на тему зло ради зла.

Злорадство

А как насчет злорадства? Не является ли эта радость от страданий другого равнозначной радости во зле ради зла? Согласно Платону, злой тот, кто находит радость в страданиях ближнего – исходя из этого, можно сказать, что большинство из нас – злые люди, коль скоро в реальной жизни все мы время от времени испытываем злорадство342342
  Platon: Filebos, 48b7.


[Закрыть]
. Колин Макджинн различает активное и пассивное зло: первое в общем соответствует удовольствию, которое возникает от причинения страданий другому, второе – удовольствию, которое возникает при виде страданий другого, вызванных иными причинами343343
  McGinn: Ethics, Evil and Fiction, s. 66.


[Закрыть]
. Злорадство сродни «пассивному злу». Шопенгауэр характеризует злорадство как самую ужасную черту человеческой натуры и как самый дьявольский из всех грехов344344
  Schopenhauer: Die Welt als Wille und Vorstellung II, s. 820; Parerga und Paralipomena II, s. 25 5; Uber die Grundlage der Moral. s. 731, 759.


[Закрыть]
. Кант также фактически осуждает злорадство, поскольку оно противоречит человеколюбию, которое должно быть нам присуще345345
  Kant: Die Metaphysik der Sitten, s. 460.


[Закрыть]
, поэтому он называет злорадство «бесчеловечным» и «дьявольским»346346
  Kant: Eine VoriesunguberEthik, s. 239.


[Закрыть]
.

Злорадство может иметь две причины: радость, вызванная именно страданиями другого, или радость, вызванная торжеством справедливости, – нельзя также совсем исключать возможность комбинации обеих причин. На мой взгляд, злорадство является адекватным чувством только тогда, когда оно вызвано соображениями справедливости, т.е. если не само страдание, а стоящая за ним справедливость вызывает радость – в этом я следую давней философской традиции, восходящей к Августину347347
  Философское толкование злорадства см. Portmann: When Bad Things Happen to Other People.


[Закрыть]
. Таким образом, злорадство – порок, если оно не сопровождается осознанием того, что страдание, постигшее другого, справедливо. Бесспорно, оба мотива присущи большинству из нас, кроме того, картина осложняется еще и тем, что наше чувство справедливости часто дает сбой, если дело касается наших личных интересов, к примеру в ситуации, когда мы ревнуем. К этому стоит добавить необходимость избегать веры в то, что всякое страдание является заслуженным – вера в справедливость мира – опасное воззрение.

Насилие всегда находит благодарного зрителя. Публичные казни вызывали у людей сильнейший интерес, и если бы мы начали вести телетрансляцию казни, то рейтинг такой передачи был бы весьма высок. Когда гильотина была использована впервые, то не вызвала одобрения обывателя, поскольку казнь заканчивалась слишком быстро, люди мало что успевали увидеть, что привело к массовым протестам и требованиям вновь вернуться к использованию виселиц. Революционное правительство прислушалось к этим требованиям и приняло ряд мер – увеличение высоты эшафота, демонстрация отрубленных голов, увеличение числа приговоренных – в угоду публике348348
  Jf. Sofsky: Traktat uber die Gewalt, s. 119f.


[Закрыть]
. Можно двояко истолковывать этот интерес: (1) суггестивное воздействие, а возможно, и радость, при виде мучений и убийства, и (2) радость, вызванная торжеством справедливости. Кто-то сочтет второй вариант наивным и неправдоподобным. Однако с другой стороны, вряд ли кому понравится смотреть на казнь заведомо невиновных людей. Чтобы вызвать радость, насилие должно быть оправданным (или, по крайней мере, выглядеть таковым), в противном случае пострадает чувство справедливости. Не случайно ко львам в Колизее бросали тех, кто «вне закона». Сожжения еретиков не были встречены единодушным одобрением людей именно потому, что порой присутствующие при сожжении считали жертву невиновной, и были правы.

На мой взгляд, не стоит следовать, скажем, за Шопенгауэром и на основании распространенности злорадства делать вывод о полной испорченности человека. Мне кажется, злорадство часто возникает потому, что страдание воспринимается как заслуженное наказание – поскольку человек поступал дурно, был легкомыслен и тому подобное. Порой мы начинаем смеяться, если кто-то падает, и, разумеется, у нас нет оснований думать, что человек «заслужил» это падение, просто в самой ситуации есть что-то комичное, но смех сразу же стихает, если выясняется, что упавшему действительно больно или он получил серьезную травму. Возможно, такой смех должен быть квалифицирован как проявление злорадства, однако весьма безобидное. Может показаться, что я изображаю людей лучше, чем они того заслуживают с точки зрения причины, вызывающей злорадство, однако я думаю, что большинство из нас действительно руководствуются чувством справедливости. Если бы мне рассказали что, к примеру, Радко Младич – один из тех, на ком лежит ответственность за массовые убийства в Сребренице, подвергся сильным, продолжительным, болезненным страданиям, я бы, пожалуй, испытал своего рода радость, но этого бы не случилось, если бы я услышал, что эти страдания постигли Нельсона Манделу или, скажем, соседа, который в своей жизни и мухи не обидел. Руководствуясь чувством справедливости, мы делаем различие между тем, кто заслужил страдание, и тем, кто не заслужил, и мне кажется, что существование злорадства не является достаточным основанием для того, чтобы приписывать людям общую предрасположенность к садизму.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю