Текст книги "Философия Зла"
Автор книги: Ларс Свендсен
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)
Больше всего нас притягивает мнимая непостижимость зла. Непонятное притягивает, но и отталкивает. Называя зло непонятным, я имею в виду его своего рода непроницаемость. Жорж Бернанос пишет: «Мир зла находится за пределами досягаемости мысли»4545
Bernanos: Underet i de tomme bender, s. 96
[Закрыть]. Не думаю, что это утверждение соответствует действительности. Во-первых, я как философ ставлю себе целью понять, и поэтому предполагаю, что тема, за которую я берусь, доступна для понимания. Во-вторых,я не вижу причин считать феномен столь исключительным, что его невозможно понять. То, что я верю в возможность понять этот феномен, разумеется, не означает, что мне это удастся. Раймонд Гаита утверждает: «Добро и зло мистичны по своей сути, что является причиной того, что никакие метафизические или религиозные толкования не проникают в их тайну»4646
Geita: A Common Humanity, s. 39.
[Закрыть]. Я сомневаюсь, что «мистичный» – подходящее слово, поскольку оно предполагает особую глубину, которая доступна только определенного рода знаниям, как правило, интуитивным. Но разве зло не открывается любому непосредственно? Мы видим зло в форме преследований, голода, пыток, убийств и т.д. Однако мы предполагаем глубину, поскольку ищем смысл, отсутствующий во множестве проявлений зла.
Цель этой книги не заключается в том, чтобы «идти вглубь», чтобы найти корень всякого зла. Скорее я пытался держаться как можно ближе к поверхности, как можно ближе к явлениям в их непосредственном проявлении. Если я хочу понять зло, то должен начать с поверхности, с того зла, о котором знаю по опыту. Поль Рикёр утверждает, что цена, которую необходимо заплатить за ясность демифологизированной идеи – это утрата глубины4747
Ricoeur: The Conflict of Interpretations, s. 303.
[Закрыть]. Одна лишь поверхность ставит такие серьезные задачи, что «идти вглубь» было бы слишком поспешным решением. Зло манит изучить «глубину», поскольку воспринимается трансцендирующим. Оно выходит за рамки, нарушает правила и уходит от контроля. Эммануэль Левинас описывает зло как то, что мы не можем включить в наше понимание мира, то,что не соответствует нашему представлению о мире как о целостности и что всегда пребывает вне, – радикальное Другое4848
Levinas: Of God Who Comes to Mind, s. 128.
[Закрыть]. Августин описывал отношение ко :шу как «запутанные, беспорядочные извивы», «темноту невежества», и как «пучину заблуждения»4949
Augustin: Bekjennelser, s. 43, 58, 125.
[Закрыть]. Зло выступает как нечто хаотичное, неподдающееся пониманию. Возможно, именно этот опыт лежит в основе многих теорий лишенности, в которых зло трактуется как отсутствие или недостаток блага. Подобная теория на первый взгляд объясняет неопределимость зла, поскольку из нее следует, что нет ничего, что можно было бы понять. Попытаться постичь зло значило бы тогда, говоря буквально, то же, что и цепляться за пустоту. Недостатком теории лишенности является то, что она не распространяется на многогранный опыт зла, который вмещает в себя также и фактор позитивности, т.е. того, что дано, а не только того, чего не хватает.
Мы можем узнать зло, даже не будучи вооруженными теорией о благе. Зло – неизбежная данность, составляющая мира. Оно дано прежде всякого философского размышления, в опыте, который побудил к такому размышлению. В этом контексте философию можно понимать как размышление над уже имеющимся взглядом или опытом5050
Jf. Ricoeur: Fallible Man, s. 4.
[Закрыть]. Философия питает себя и подтверждает свое право на существование тем, что уже стало понятным. С методологической точки зрения этот аспект является решающим, поскольку предполагает, что философское рассуждение, чтобы сохранить обоснованность, должно считаться с дофилософской данностью. С одной стороны, зло абстрактно и неосязаемо, с другой стороны, оно конкретно и ощутимо. Дети, подвергающиеся издевательствам, бомба, убивающая невинных, народ, который вырезают, – все это самые что ни на есть конкретные события. Однако когда мы пытаемся понять зло, которое стоит за этими событиями, мы все больше вязнем в абстракциях, становящихся все менее осязаемыми. Опасность в том, что мы, погружаясь в эти абстракции, упускаем из виду конкретное зло, которое побудило к размышлению. Большинство толкований зла сводятся к его отрицанию. Это четко прослеживается в бесчисленных теодицеях, которые составляют львиную долю литературы, посвященной проблеме зла. Основную задачу этой книги можно сформулировать как сохранение конкретного зла в качестве главного объекта изучения, я пытался написать относительно предметную работу о зле.
В какой-то степени книгу можно считать феноменологией зла, учением о проявлениях зла. Направление рассуждений феноменолога Мартина Хайдеггера, затрагивающих проблематику зла, тем не менее почти противоположно моему подходу. Хайдеггер, прежде всею, представляет зло как онтологическую, а не нравственную и политическую проблему5151
В трудах Хайдеггера нельзя найти единой, систематично оформленной позиции относительно проблематики зла, однако он вновь и вновь возвращается к постановке проблемы. Единственной подробной тематической подборкой суждений Хайдегтера о проблематике зла, насколько мне известно, является Irienborn: Der Ingrimm des Aufruhrs: Heidegger und das Problem des Bosen. Эту работу отличает однобокость, что так характерно для литературы, посвященной Хайдегтеру, и не рекомендуется читателям, не обладающим достаточно весомыми знаниями как ранних, так и поздних философских воззрений Хайдегтера.
[Закрыть]. Он ищет зло на «глубине», в то время как я выбираю поверхность. Мораль для Хайдеггера вторична5252
Jf. Heidegger: Sein und Zeit, s. 286; Holderlins Hymne «Andenken», s. 102; Holderlins Hymne «Derlster», s. 96.
[Закрыть], в то время как, с моей точки зрения, она является основой для понимания того, что есть зло. Я считаю, что зло, прежде всего, является практической проблемой и мы обязаны делать все возможное для того, чтобы предотвратить страдания других людей, в то время как Хайдеггер расценил бы мою позицию как проявление упадка современной мысли5353
Jf. Heidegger: Beiträge zur Philosophi (Vom Ereignis), s. 117f.
[Закрыть] (фактически такой взгляд на зло в понимании Хайдеггера есть зло5454
Размышления, касающиеся проблематики зла, см. Heidegger: Feldweg-Gesprache.
[Закрыть]). Хайдеггер хотел раскрыть онтологическое зло, которое ранит глубже, нежели нравственное, но, на мой взгляд, ему это не удалось. Однако я не стану подробно останавливаться на этом вопросе, так как это потребует отдельного развернутого обсуждения, не умещающегося в рамках данной книги5555
В «Философии скуки» я выразил критическое отношение к философии Хайдеггера, а именно к его ошибочной онтологизации онтического; он не замечает конкретное зло за основополагающей величиной, Бытием, правомерность чего он не смог доказать.
[Закрыть].
Суть этой книги очень проста: зло является прежде всего практической, а не теоретической проблемой. Вопросы о том, как зло пришло в мир, существует ли оно само по себе или же является отсутствием и т.д., являются не столь важными, как вопрос о том, как предотвратить зло. На мой взгляд, в философии – и в еще большей степени в теологии, за исключением теологии освобождения – приоритет теоретического ошибочно поставлен выше практического. Дальше всего в этом отношении пошла сегодняшняя аналитическая философия религии5656
Репрезентативную подборку статей в рамках этой традиции можно найти в Adams og Adams (red): The Problem of Evil.
[Закрыть]. Когда страдаешь сам, то не размышляешь в первую очередь о проблематике теодицеи – то же самое должно быть, если страдают другие. Однако философия – моя специальность, поэтому и эта книга станет своего рода теоретическим вкладом, хотя немалая ее часть посвящена доказательству ошибочности того, что я считаю теоретическим тупиком. В этой книге я двигался от теоретического к практическому, от проблематики теодицеи к политике. Во многом вопросы политики постепенно заменяют классические вопросы онтологии, касающиеся зла.
Мы вступили в новое столетие, оставив позади то, в котором сотни миллионов человек потеряли жизнь из-за войны, геноцида и пыток5757
Jf. Robertson: Crimes Against Humanity, s. 454.
[Закрыть]. Это значит, что ежеминутно обрывалось множество человеческих жизней по политическим, т.е. идеологическим, причинам. В период между 1900 и 1989 годом в войнах было убито 86 миллионов человек. Это не так уж и много, если сравнивать с количеством умерших в этот период, к примеру, от голода, – необходимо подчеркнуть, что голод часто являлся следствием идеологических причин, как это было в Советском Союзе при Сталине или в Китае, возглавляемом Мао, – но все же это число огромно. Приблизительно две трети из них было убито в двух мировых войнах, но если мы распределим 86 миллионов на весь период, то получим, что в XX столетии в среднем более 100 человек умирало на войне каждый час5858
Jf. Glover: Humanity, s. 47.
[Закрыть]. Ничего нового в этом, разумеется, нет. За последние 3400 лет войн не было только в 243 году5959
Leyhausen: Krieg oder Frieden, s. 61
[Закрыть]. Анализ истории 11 европейских стран показал, что в последнем тысячелетии они находились в состоянии войны или других военных противостояниях в среднем 47% времени, а если взглянуть на XX столетие, то выяснится, что во всякое время на планете совершалось в среднем три конфликта, уносящего множество человеческих жизней6060
Watson: Dark Nature, s. 160.
[Закрыть].
Согласно Гоббсу, насильственная смерть – это большее из всех зол6161
Hobbes: De Cive, s. 58f.
[Закрыть]. Существует множество других зол, и жить, постоянно испытывая боль из-за болезни, вовсе не обязательно есть зло меньшее. Однако ясно, что насильственная смерть – это одно из самых страшных зол, и утверждение Гоббса сегодня находит гораздо больший отклик, нежели утверждение Августина, гласящее, что вечная смерть – это величайшее зло6262
Augustin: City of God, bok XIX. 4.
[Закрыть]. Вечная смерть предстает как искушение избежать того, что люди претерпевают от себе подобных. Объектами моего исследования, прежде всего, являются индивиды, совершающие и становящиеся жертвами преступлений, а не политика вообще, Не думаю, что Освенцим или Босния открыли некую глубокую метафизическую правду о современной западной культуре, telos цивилизации или что-либо подобное. Суть произошедшего заключалась в том, что множество индивидов, находясь в определенных политических, социальных и материальных условиях, преследовали, пытали и убивали других индивидов. Нет никакого основания полагать, что объяснение подобных событий потребует обращения к историко-метафизическим принципам, к «недрам» души человека (к тому, что он «действительно» собой представляет) или чему-либо подобному. Речь идет о конкретных субъектах, находящихся в определенном социуме. Очень важно помнить о значимой роли действующего субъекта. Один лишь социум никогда не предопределяет всего – именно индивиды решают, как вести себя в отношении возможностей и ограничений, которые существуют в социуме. Геноцид возможен только при условии, если сравнительно большое количество индивидов готово убивать множество других индивидов на протяжении длительного временного промежутка. Мы можем приводить массу всевозможных объяснений, которые, вероятно, помогут в понимании этого явления, но в конечном счете, нельзя обойти тот факт, что индивиды из одной группы должны были быть готовы убивать индивидов из другой группы именно потому, что последние входят в эту другую группу. Как подчеркивает Тревор Ропер, говоря об охоте на ведьм: она стала возможной лишь потому, что большая часть населения поддержала ее и участвовала в ней – ни один тиран или диктатор не может осуществлять преследование большого количества людей, принадлежащих к одной группе, в одиночку6363
Trevor-Roper: The European Witch-Craze of the 16 and 17 Centuries, s. 38f.
[Закрыть]. Индивиды, осуществляющие преследования, в общем, прекрасно понимают, что хорошо, а что плохо, они знают, что нельзя пытать и убивать других людей, однако они не используют это знание по отношению к преследуемым. Как такое может происходить? Чтобы понять, почему многие люди участвуют в проведении геноцида и других преступлениях, мы должны отказаться от привычного представления о субъекте, совершающем зло, потому что это зло, а взглянуть на злодеяние под другим углом. Мы должны обратиться к идеалистическому злу и злу глупости, т.е. ситуациям, когда человек, совершая зло, расценивает свои действия как благо, поскольку воспринимает преследуемых как «зло», или же он просто не утруждает себя размышлениями над тем, насколько хорошо или дурно он поступает.
Факт свершившегося Холокоста изменил мировоззрение, став одновременно и ключевым элементом всякого представления о зле, и не сопоставимым ни с чем злом. Это парадоксально, но Холокост, с одной стороны, считается не сопоставимым ни с чем, с другой стороны, неизменно используется как мерило всякого зла. Как пишет Ален Бадью: «Это преступление является примером ни с чем не сопоставимого зла, однако в то же время любое преступление его повторяет»6464
Badiou: Etikken, s. 66.
[Закрыть]. Я считаю, что надо отказаться от жесткого постулирования абсолютной исключительности Холокоста6565
Подробное обсуждение всех аргументов за и против тезиса об исключительности см. Brecher: «Understanding the Holocaust. The uniqueness debate».
[Закрыть]. Оно не просто подчеркивает, что ничего подобного никогда не случалось, но и предполагает, что такого никогда не может произойти вновь. Адорно утверждает, что Гитлер заставил людей принять новый категорический императив: мыслить и поступать так, чтобы Освенцим или что-либо подобное не повторилось вновь6666
Adorno: Negative Dialektik., s. 358.
[Закрыть]. Примечательно, что Адорно пишет Освенцим «или что-либо подобное», подрывая тем самым исключительность, которая, в общем, является для него основополагающей. Это значимо, поскольку нас обязывает не только Освенцим, но и Сребреница, Руанда и множество других мест, где совершались преступления. Адорно также утверждает, что мысль о том, что жизнь может снова вернуться к «норме», после Второй мировой войны и истребления евреев, -просто «глупость»6767
Adorno: Minima Moralia, s. 65.
[Закрыть]. Но жизнь в значительной степени вернулась на круги своя. Холокост не обозначил конец истории, а скорее сам вошел в историю, однако этот момент истории обязывает нас делать все возможное,чтобы предотвратить его повторение. Тем не менее повторения уже случались, и, к сожалению, возможно, еще ждут впереди.
Холокост является безмерным злом, но массовые уничтожения были осуществлены совершенно обычными людьми, которые подвергали газации и кремировали, уничтожали деревнями, производили над людьми медицинские эксперименты, убивали евреев, чтобы обеспечить институт анатомии при германском университете скелетами и черепами и т.п. Мораль преступников нельзя считать критерием отличия Холокоста от других преступлений геноцида. Холокост является одним из самых страшных преступлений геноцида, когда-либо совершавшихся, – вероятно, самым страшным, однако его можно сопоставить с другими преступлениями геноцида – сопоставлять можно все. Холокост нельзя считать исключительным событием на основании эмпирических данных – т.е. количеству убитых, технологии убийства, эффективности и т.д. Разумеется, было и то, что отличало Холокост от совершавшихся ранее преступлений геноцида, но ничто не указывает на то, что речь идет об абсолютной исключительности и конце истории.
Например, между Холокостом и геноцидом армян, происходившем в Турции в 1915 году, когда было убито около 800000 из 1,3 миллиона турецких армян, существует взаимосвязь6868
Jf. Naimark: Fires of Hatred, s. 40f., 57f.
[Закрыть]. Нацисты были «воодушевлены» этим геноцидом, и немецкое и турецкое правительства поддерживали тесную связь. Впрочем, Турция не взяла на себя ответственность за геноцид, аргументируя свое нежелание признать его тем, что речь идет «только» о приблизительно 300000 убитых – как будто это число недостаточно велико – и тем, что массовое уничтожение не было спланировано и организовано правительством. Официальная позиция Турции совершенно ошибочна, и необходимо, почти столетие спустя, признать свершившиеся факты. Преследования курдов в сегодняшней Турции, с точки зрения тех, кто осуществляет эти преследования, едва ли подпадают под определение «геноцид», однако за последние 20 лет они унесли 30000 жизней.
Мы также можем вспомнить жестокие расправы, происходившие в Бельгийском Конго, сегодняшнем Заире. «Сердце тьмы» Джозефа Конрада было не просто фантазией. Во времена правления Леопольда II ситуация в Бельгийском Конго былаво многом похожа на ту, что описывал Конрад, – только хуже. Сложно назвать точное число погибших в результате террора, совершавшегося бельгийцами, но принято считать, что население сократилось с 20 миллионов до менее 10 миллионов человек в течение периода (1880-1920 гг.), когда страна официально управлялась Бельгией6969
Jf. Hochschild: King Leopolds Ghost, s. 233.
[Закрыть]. Эти числа обескураживают, в особенности потому, что приход бельгийцев был мотивирован в основном экономическими интересами и, следовательно, не имел своей целью уничтожение населения, что является главной задачей большинства преступлений геноцида. Жестокость обращения с населением Бельгийского Конго была, по сути, средством, она была основана на представлении об оптимальном управлении страной для получения максимальной прибыли. Очевидно в то же время, что эскалация жестокости была так велика, что привела к обратному результату, поскольку было уничтожено и изувечено немало ценной рабочей силы. Король Леопольд II понимал, что неразумно отрубать руки местным, которые могли бы работать, но в остальном он мало задумывался о том, как следует с ними обращаться7070
Ibid. S.224.
[Закрыть]. Террор в Бельгийском Конго перестал быть только средством для достижения породившей его идеи, террор процветал независимо от нее. Также понятно, что большинство из тех, кто осуществлял эти «преступления против человечности»7171
Это выражение было использовано темнокожим историком Джорджем Вашингтоном Уильямсом, чтобы охарактеризовать события, происходившие в Конго, еще за 60 лет до того, как оно прозвучало на Нюрнбергском процессе.
[Закрыть], были обыкновенными людьми без явных склонностей к садизму, но такого рода деятельность привлекала субъектов, находивших извращенную радость в издевательствах над местным населением. По своему масштабу и жестокости зверства в Бельгийском Конго сопоставимы с Холокостом, однако мотивы этих преступлений сильно отличаются, поскольку бельгийцы были движимы, прежде всего, экономической выгодой, в то время как нацисты были в значительной степени идеалистами7272
В этом поведение бельгийцев в Конго больше напоминает истребление африканских гереро немцами: когда в 1904 году гереро подняли восстание против немецких колонизаторов, генерал-лейтенант Лотар фон фота отдал приказ, чтобы каждый гереро, который будет находиться на территории немецких владений, был расстрелян, и в течение нескольких лет 75% гереро, в общей сложности 60000, было уничтожено (jf. Pakenham: The Scramble for Africa, s. 611). В обоих случаях можно говорить о зле-средстве.
[Закрыть]. Именно то, что зло не было, прежде всего, средством, вероятно, и делает Холокост столь труднообъяснимым явлением. Стоит обратить особое внимание на то, что евреев истребляли, хотя они и не представляли угрозу для неевреев или государственной власти – евреи никому не мешали. Короче говоря: «еврейский вопрос» ни в коей мере не был реальной социальной, экономической, религиозной, территориальной или общественно-политической проблемой. Проблема была полностью надуманной. Существование евреев как таковое более чем что-либо другое воспринималось как суть проблемы, т.е. проблема понималась с точки зрения онтологии. Что бы не говорили или не делали евреи, это не могло ничего изменить.
Геноцид в Руанде, когда в 1994 году хуту убили около 800000 человек, имел четкие политические цели. Жертвами в основном были тутси, однако и множество умеренных здравомыслящих хуту было убито по причине недостаточной «радикальности», из-за которой их сочли «врагами». Истребление тутси было не простым делом, во многом потому, что большинство хуту было вооружено лишь мачете (которые для этого были импортированы из Китая), тем не менее быстрота убийств тутси в три-четыре превосходила темп нацистов, уничтожавших евреев7373
Jf. Gourevitch: We Wish to Inform You That Tomorrow We Will Be Killed With Our Families, s. 3. Книга Gourevitch очень интересна, однако в ней слишком много журналистики. Более серьезный и основанный на документальных материалах труд, посвященный геноциду в Руанде, – des Forges: Leave None to Tell the Story.
[Закрыть]. Речь идет не «просто» об убийствах, но и о насилии, пытках, нанесении увечий и пр. Можно вспомнить о событиях в Индонезии: в 1966 году правительство Индонезии обвинило этнических китайцев в сговоре с коммунистами и убивало сотнями тысяч – а когда индонезийцы захватили Восточный Тимор в 1975 году, было убито около 200000 человек, третья часть всего населения. Можно и дальше продолжать перечислять преступления геноцида и им подобные страшные преступления.
При коммунистическом режиме по большому счету проводился не геноцид, поскольку агрессия была направлена на население собственной страны и могла коснуться кого угодно, а не отдельно взятые группы. В самых больших лагерях ГУЛага, к примеру на Колыме, было совершено столько же убийств, что и в концентрационных лагерях. В нацистских лагерях людей подвергали газации, а в коммунистических по большому счету морили голодом. Сходство между нацистами и коммунистами особенно подчеркивается тем фактом, что многие концлагеря, такие, как Бухенвальд и Заксенхаузен, после капитуляции Германии были вновь открыты русскими и заполнены нацистами и другими политическими заключенными – случалось даже, что некоторые бывшие военнопленные опять оказывались в тех лагерях, из которых недавно были освобождены. Хотя заключенных в лагерях было значительно меньше, чем при нацистах, речь тем не менее идет о 120000 пленных, из которых 45 ООО умерло от голода, болезней или истощения или же были казнены7474
Todorov: Facing the Extreme, s. 134.
[Закрыть]. Нацисты сумели убить 25 миллионов человек за несколько лет. Коммунизм за несколько больший период времени убил по меньшей мере 100 миллионов7575
Courtois et al.: Das Schwarzhuch des Kommunismus.
[Закрыть]. Обе системы имели примечательную особенность – готовность пожертвовать человеческой жизнью ради «высших» целей. Мао считал, что один из 20 человек является врагом народа,– из этого следует, что тридцать из шестиста миллионов людей, живших в то время в Китае, должны были быть устранены. Возможно, он спокойно допускал возможность гибели половины населения в атомной войне, ведь их все равно много7676
Jf. Glover: Humanity, s. 297.
[Закрыть]. Интересы отдельной личности считались иррелевантными. Сложно сказать, сколько людей было убито при Мао, однако речь может идти более чем о 60 миллионах -из которых 20-30 миллионов погибло от голода только в период между 1958 и 1962 годами, так же как сегодня мы видим, что население Северной Кореи страдает от катастрофического по своим масштабам голода. Смерть этих людей не принималась в расчет или же оправдывалась высшей целью. В Камбодже из восьмимиллионного населения предположительно два миллиона человек было убито Красными кхмерами. Убийство более четверти населения собственной страны, согласно политической программе, – ужасные последствия тоталитарного мышления. Однако важно отметить, что не что иное, как представление о благе, в значительной мере было основой этих массовых убийств – представление о благе, которое привело к величайшему злу.
Зло – как незначительное, так и серьезное – может иметь множество причин. Важно помнить об этой комплексности и не редуцировать всякое зло до одной-единственной формы. Многие теории зла рассматривают в качестве цели действия вред как таковой, т.е. зло при таком воззрении становится самоцелью. Именно это я называю «демоническим» злом, однако эта форма зла не является преобладающей. Редуцирование всякого зла до демонической формы в теориях приводит к тому, что мы упускаем из поля зрения все прочие виды зла. Такой односторонний подход, включающий в себя рассмотрение лишь демонического зла, также приводит к тому, что проблематика зла становится несоотносимой с нашим представлением о себе, поскольку мы не смотрим на самих себя как на «бесов». Зло не является привилегией «беса», и большинство из тех, кто участвовал в совершении преступлений геноцида, о которых говорилось выше, были совершенно обычными людьми без какой-либо явной склонности к садизму. Все мы, при определенных условиях, способны совершать ужасные вещи в отношении других людей. Главное понять, что это за условия. Этот вопрос поднимается в «Антропологии зла» – II части книги.
Зло в первую очередь является категорией нравственности и относится к поступкам человека. Важно понять, почему мы совершаем зло, но не менее важно определить, что мы должны предпринять в отношении зла. Тогда мы покинем описательную сферу и войдем в область нормативной этики и политической философии, туда, где существует реальная проблема зла. В «Проблеме зла» – III части книги, я попытаюсь показать, что проблема зла – практическая проблема. Мешать злу и предотвращать его важнее, нежели объяснять, как оно пришло в мир. Проблему зла нельзя ограничивать теологией или естествознанием, равно как и философией, это – проблема нравственная и политическая. Поэтому одной из важнейших задач этой книги является искоренение того, что я понимаю как теоретический тупик – не в последнюю очередь теодицей, которые рассматриваются в I части, – уводящий от конкретного зла к абстракциям, за которыми мы уже не видим реальную проблему.