Текст книги "Вампиров не бывает (СИ)"

Автор книги: Лариса Светличная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Елизавета молчала, не сводя с меня глаз. Выгони уже меня и успокойся.

– Я теперь всегда всем говорю, куда я пошла! Вот сегодня ходила на работу, а потом к тебе, так рассказала родителям, двадцати студентам – я им велела на днях погулять по этой улице и написать отчет о любви к столице нашей Родины, это воспитательная работа, меня начальник похвалит. И еще меня неподалеку в кафе ждет один знакомый. Я же все сделала правильно? – заглянула ей в лицо, ища одобрения.

– Даже перестаралась.

– Предосторожность лишней не бывает!

– Людмила, а почему ты не замужем? – без предисловия был задан вопрос.

– Достойных нет! – мгновенно ответила я, как когда-то научили. – Но… Елизавета… Ты хочешь предложить?…

– Не хочу. Так почему?

Я пошла усаживаться в кресло, понятно, что не отпускают. Хоть бы зверь в сумке не заговорил в самый неожиданный момент. Молчал бы уж, шпион.

– Вообще-то я хочу выйти замуж за красивого мужчину. Чем красивее, тем лучше. Только красивые мужчины почему-то совершенно не хотят на мне жениться! – горько пожаловалась на судьбу. – А те, кто хочет – так там столько докуки, что лучше бы не хотели.

– Зачем тебе красивый мужчина? – собеседница устроилась в соседнем кресле.

– Как зачем? Породу исправлять!

– Что?

– То! Видишь меня? Несказанной красотой не блещу. Значит, нужен красивый муж. Для справедливости и природного равновесия. Гармонии.

– Людмила, некрасивых мужчин не бывает. Они все уроды!

– То есть ты тоже не замужем?

– Развелась недавно.

– Понятно, – задумалась, сочувствовать или поздравлять. – Он был красивый?

– Интересно было бы услышать твое мнение…, – она усмехнулась, хотела сказать что-то еще, но передумала.

– Не красивый? Что, еще и злой? Денег не давал?

– Я думаю, мы просто поздно с ним встретились…

– Это как? – удивилась я.

– Если бы он встретил меня лет на двадцать раньше, все могло бы сложиться по-другому.

Елизавета говорила откровенно, я это поняла. Но сейчас опять сжала губы и приняла королевский вид. Крашеные волосы и макияж портили картинку. Пока дамочка совсем не закрылась, надо еще поспрашивать.

– И вы не общаетесь?

– Имущественный спор. И его должность мне подходит гораздо больше, чем ему. Но не хочет ее уступать.

– Общий бизнес?

– Что-то вроде того…

Фи, подумаешь, бизнесмены. Мне вот богатый дядя перстенек на время одолжил. Велел не снимать. Я рукав вязаной кофты на пальцы натянула, и еще длинной лямкой сумки замотала, ничего не видно.

– Людмила, ты знаешь, что Константин умер? – и это она опять без перехода тему сменила.

– Неужели?

– Ты, кажется, не удивлена? – потянулась она ко мне, но напряглась, отстранилась, и снова села в кресло.

– Нет. Ты мне сказала, что Матвей при смерти, теперь говоришь, что Константин умер. Просто вестница несчастий. Шучу.

Елизавете очень хотелось съездить по моей физиономии. Прям руки чесались, но с места не встала. Осталась бы моя внешность с том же виде, или бы в ней произошли изменения в худшую сторону, неизвестно. Вошла Глория с телефоном в руке. Опять этот ее непонятный взгляд на Елизавету. Та взяла трубку. Молчала. Слушала. Долго молчала. Я тоже молчу, она молчит, служанка молчит, трубка молчит, зверь в моей сумке молчит. Все молчат. Мне надоело первой.

– Что случилось? Опять кто-то умер?

Елизавета повернулась ко мне со страшным лицом. Словно не ее лицо.

– Убирайся! – заорала она. В голосе торжество, да? Не поняла.

– Простите? Я не ослышалась?

– Вон!

Ну и уйду, раз мне не рады. Стараясь не поворачиваться спиной к женщинам, выбежала из комнаты к входной двери. Глория как-то, не заметила как, оказалась у двери раньше меня.

За дверью меня дождалась плохая погода и риэлторы.

– Я дам лучшую цену!

– Нет, я!

– Не слушайте их!

Я и не слушала, убегая к метро. Разговор получился интересным, я опять сделала для себя выводы, но оставалась много неясного. И как убить Елизавету, пока не придумала, очень жаль. У меня еще до конца недели пять дней.

Весь следующий день, среду, я развлекала Ксюшу с Настей.

Две группы студентов, у которых по расписанию с утра должны были проходить занятия, в срочном порядке увезли на какое-то важное мероприятие. Декан пообещал создать где-то кому-то массовость. Так что я осталась не у дел, но не огорчилась. Позвонила Елене, спросила, когда у Насти заканчиваются уроки, оказалось, в час. Марина очень обрадовалась, что я собираюсь погулять с Ксюшей, она тоже до обеда училась. Забрав обеих девочек, я предложила сходить, куда они захотят. Я ж им должна магарыч. Девочки захотели в зоопарк, в кино, на аттракционы, в кафе, в музей и на экскурсию. Почти все удалось осуществить. Девицы были в восторге от внезапно свалившегося счастья, и особенно после того, как я купила Насте какую-то железяку, о которой она давно мечтала, а Ксюше – коробку, которую надо поливать, и в ней что-то вырастет. Не плесень, надеюсь.

– Миля, а ты у Елизаветы нашего игрушечного зверя забрала? – спросила хозяйственная Настя.

– Да.

– И послушала запись?

– Нет.

– Я так и знала. Ты не умеешь. Отдай его мне обратно, а? Это же наш с Ксюшей зверь!

– Давайте я вам еще по игрушке куплю? Зверь теперь мой, вы его сами бросили.

– Давай, купи.

– Подумайте, какую игрушку хотите.

– Мы лучше вместо игрушек хотим послушать, что эти вредные тетки говорили, – попросила Ксюша.

– Нельзя подслушивать разговоры старших!

– Интересно же очень! – просили дети.

– Ничего интересного. Куда мы идем? В музей?

– Миля, ты не дружи с этими тетками, они плохие.

– Мне они тоже не нравятся, не беспокойтесь.

– И эта Глория на Марусю похожа, – припечатала Ксюша.

Мы гуляли по зоопарку и разглядывали больших горилл. На них интереснее было смотреть, чем вспоминать противных теток, но я заинтересовалась.

– На какую Марусю? Почему похожа?

– Одноклассница моя. Она со мной хочет дружить, а я не хочу.

Хочет дружить? Этот взгляд Глории на Елизавету… Дружить. Я не поняла, а ребенок сразу просек, что к чему.

– Ксюша, а почему ты не хочешь дружить с Марусей?

– Она злая. Она цветок полила лимонадом!

– Может быть, она не знала, чем нельзя поливать цветы?

– Все она знала! Я с ней не захотела дружить, и она мне теперь всякие гадости делает.

– Какие?

– Всякие.

Ксюша замолчала, не желая делиться проблемами. Ладно, пускай сама разбирается, надо с детства учиться, а то вырастет тепличным растением, которое лимонадом нельзя полить. Настя тоже разговор на эту тему не подержала, и мы пошли гулять дальше.

Когда дети стали спотыкаться от усталости, отвела их по домам, выслушала благодарности от их родителей, скромно сказала, что общаться с такими милыми, послушными и воспитанными девочками просто одно большое сплошное удовольствие.

Очень поздно вечером я, наконец, дозвонилась Евгению.

– Наконец-то! – с ликованием заорала я в трубку. – Евгений, ты куда пропал?! Я тебя в понедельник потеряла! Как ты мог так взять и исчезнуть? Я не знала, что и думать! Мог бы позвонить.

– Людмила?

– Она самая!

– Ты меня искала?

– Спрашиваешь! – разозлилась я.

– Если бы я умер, вспоминала бы?

– Так, подожди. Что у тебя с голосом? Простыл? – на радостях и не заметила, что он говорит как-то странно.

– Мне было очень плохо.

– Ты болен? Вызвать врача?

– Врач не поможет.

– А, ну да, что эти врачи понимают. Я сейчас сама приеду.

По дороге куплю мед и малину. Еще возьму активированный уголь, он у меня от всех болезней. Можно пачку пельменей прихватить, если он сидит дома и никуда не выходил, то у него и есть нечего.

– Не приезжай!

– Я не спрашиваю разрешения, я ставлю перед фактом.

– Я тебе не открою!

– Откроешь.

– Людмила, не вздумай приезжать!

– У тебя холера? Бубонная чума? Черная оспа? Нет? Всеми детскими болезнями я переболела, не заражусь. До встречи.

Евгений что-то орал, но я выключила телефон. Отправила Насте на почту письмо с адресом, по которому сейчас поеду, и с текстом, что если болезнь заразная, и я не позвоню завтра вечером, то пусть вызывают врача. Вдруг, там что-то серьезное. Настя, в отличие от всех остальных, паниковать не будет. Она все по инструкции выполнит.

Сумка не очень тяжелая: мед, лимоны, малина, пельмени, и я еще в аптеку зашла за лекарствами. Запирающее устройство на подъездной двери было сломано, за дверью темно, полезла наощупь, кляня свою доброту. Но Евгений мне помог, и даже серьги дорогие хотел подарить, я должна хотя бы продукты ему занести из вежливости.

Едва сделала по темноте несколько шагов, как сзади мне рот зажала рука, и голос Дмитрия прошипел:

– И чего ты все время бродишь по ночам?!

Укусить его не пыталась, ждала.

– Ты зачем сюда пришла?!

– К молодому и интересному мужчине пришла! – ответила я, когда он меня выпустил и развернул к себе. Так напугал, что чуть сумку не выронила. – Он несчастный, больной, лежит там один, никому не нужный!

– Несчастный? Один? Это ты о ком?

– О Евгении. Только не… Ты хочешь сказать, что… Нет…, – перепугалась я, и уронила-таки сумку. Из нее что-то выкатилось на пол. Лимон, кажется. В такой темноте его не найти.

– Не видел я его, успокойся. С чего ты вообще взяла, что он дома?

– Он сказал, что болен, и я подумала… А ты почему решил, что он дома?

– Похоже, мы с тобой оба идиоты!

Я не успела спросить, на каком основании он пришел к таким выводам, потому что этажом выше хлопнула дверь, и пьяный голос вопросил в темноту:

– Эй, шантропа, чего расшумелись? Опять все лампочки разбили? Сейчас поймаю, башку откручу!

И борец за сохранность общественного имущества ринулся вниз ловить нас. Нас это не устраивало.

– Догонит! – ахнула я, и мы с Дмитрием еще быстрее общественника дернули на улицу. В темном подъезде за нами шлепнулось тело, и раздалась отборная ругань. – Нет, – поправила я, – уже не догонит.

– Почему? – Дмитрий тащил меня к своей машине за угол.

– Это был лимон. В подъезде.

– Какой лимон?

– Из сумки выпал. Жалко лимон. Его раздавили. Это тот раздавил, который за нами бежал. И ведь наверняка самый большой и спелый лимон выпал, это закон подлости! Но я сумку подобрала, там еще есть малина, целая банка.

– Слушай, Людмила, ты иногда производишь впечатление почти дебильной. Ты это так притворяешься, или само получается?

Он зашвырнул меня в машину и захлопнул дверь. Несмотря на бесцеремонное обращение и безвозвратно утраченный лимон, сумку из рук я не выпустила. Пригодится. Недовольных мною на моей памяти было предостаточно, но не бросать же из-за этого сумку с продуктами?

– Я хотя бы «иногда произвожу впечатление», а ты по жизни неудачник! Выпусти меня из своего драндулета! Куда поехал?! Слышал, что я сказала!

– Не ори, слышал. Ты едешь со мной.

– Я не еду с тобой!

– Еще как едешь!

– Вали на какую-нибудь другую помойку! Чего тебя носит вокруг меня?! Давай расстанемся мирно и навсегда? – попросила я. – Вот прямо сейчас! Без взаимных претензий. Я даже беру свои слова назад, что ты неудачник.

– До встречи с тобой я так не считал.

– Другие считали.

– Что ты об этом можешь знать?

– Давай потом расскажу? Чего ты несешься, как на пожар? Меня уже укачало! Куда мы едем?

– На кладбище.

– Ночью?

– Боишься? – зло усмехнулся парень.

– Нет, не боюсь. И давай, пожалуйста, помедленнее, спешить некуда, там все равно все уже умерли.

– А ты уверена, что умерли?

– Не умерли? Поехали тогда в роддом.

– Что?

– Дети обычно рождаются ночью. Это связано с тем, что исторически…

– Ложись!

– Опять?!

– Быстро!

Я сползла вниз. Вот почему мне ночами не спится, весь режим дня себе порушила. На работе засыпаю. Говорила мне мама в детстве – дружи с хорошими мальчиками. Не слушаюсь. У этого мальчика то помойка, то опера, то кладбище, у жениха его сестры – головы вампиров и больницы. Не буду в следующий раз с такими дружить. Что ему надо на кладбище? Внезапная скорбь по усопшим родственникам пробудилась? Пусть идет один, а я в машине посижу. И не вылезу из машины, пока до дома не довезет. А за цветами в магазин он заедет? Ну, венок там, букет…

– Дмитрий, а почему я в твоей машине почти все время на полу езжу?!

– За нами погоня.

– Ой, неужели? А кто? Мафия? Спецслужбы?

– Елизавета.

Я чуть не задохнулась.

– Людмила! Тебе плохо? Укачало?

– Это я чуть от смеха не померла!!! Ты чего от этой Елизаветы бегаешь? Ты за юную девственницу ну никак не сойдешь! Остановись и поговори с ней.

– Один? Ни за что!

– Не такая уж она страшная. Маньячка, конечно, но тебе ничто не грозит.

– Страшная. Она одна из самых страшных женщин, которых я знаю, – признался Дмитрий.

– А кто на первом месте? Я?

– Нет.

– Тогда мне еще есть над чем работать.

Я устроилась поудобнее, насколько это возможно, и попыталась заснуть, все равно нечего делать.

– Ты, случайно, из арбалета не стреляешь? – не дал задремать Дмитрий.

– Только в теории, – зевнула я. – На практике я из лука стреляю. У нас в университете есть тир. Я там занимаюсь, когда есть время…

– Лука нет, придется из арбалета. Вылезай, приехали. Быстро, нас скоро обнаружат.

Он выскочил из машины, вытащил из багажника арбалет и деревянные палочки-стрелы. А потом добыл футляр от гитары, открыл и вынул оттуда меч.

– Дмитрий, ты прав, мы с тобой оба идиоты! – подтвердила я, держа в одной руке сумку с вареньем, а в другой – заряженный арбалет.

– Бежим!

– Машину закрой.

– Некогда!

Ну, правильно, не покойники же ее угонят. Здесь вообще темнота, памятники разного размера за забором, а мы в какой-то пролом залезли. Бежим куда-то. А дома так хорошо, тепло, светло, кошка на диване спит. Что я должна делать с арбалетом на кладбище?! На невысказанный вопрос ответил Дмитрий:

– Если кого-то увидишь – сразу стреляй!

– Кого я могу увидеть ночью на кладбище?!

– Вот кого увидишь, в того и стреляй!

– А ты куда с этой саблей собрался? Лучше бы гитару взял, честно. Посидели бы, поиграли…

– О, черт!

Это мы хором сказали, потому что увидели людей, их много было, они лежали на спине, и у каждого в груди торчал вбитый кол, крепкий такой, в полметра. Я сначала двоих увидела, потом еще троих насчитала между могилами. И, вроде бы еще за деревом лежали, но я не приглядывалась.

– Уже началось! – прошипел Дмитрий.

– Ты меня куда приволок?! Откуда трупы? Из морга? Тебя поймают и посадят. Ты голову тогда вернул?

– Хозяину?

– А она ему нужна?

– Ну, еще бы! Конечно, нужна! Не вернул.

– Пошли отсюда!

– Поздно. Иди за мной!

Дмитрий шагах в десяти толкнул меня в какое-то строение, состоявшее почти из одних колонн. Интересное надгробие. Или склеп.

– Сиди здесь и если кого увидишь – стреляй.

– И в тебя? – с надеждой спросила я.

– Я предупрежу, что это я. В остальных стреляй. И ни с кем не разговаривай. Молчи, ни звука, хоть что вокруг будет происходить, а ты молчи!

Дмитрий куда-то сбежал, оставив меня в тишине на свежем воздухе. Ладно, подожду. Зачем сюда столько трупов с кольями из морга притащили? Что тут у них за дела? Обивают какой-нибудь склеп мешковиной, и ставят в острые подсвечники черные свечи? Ничего не буду спрашивать, лишь бы Дмитрий меня домой отвез.

Они пришли непонятно откуда. Я только моргнула, а они уже стоят вокруг, шагах в десяти. Мужчины и женщины. Пятеро или шестеро. И что, стрелять в них? Он пошутил? А они просто стоят и все, и ничего не делают. Не могу стрелять в людей, они мне ничего плохого не сделали.

– Она здесь! – кто-то из них сказал, не поняла, кто, а может и показалось. – У нее… Его голова…

– Уходите! – перепугалась я. – Что вам от меня надо?!

Они сейчас ко мне побегут, все шестеро. Я по их позам поняла и бросила в одного лимон из сумки. Потом еще один лимон, банка меда, малины, пачка пельменей, а в конце – активированный уголь из аптеки. Во всех промазала, а в последнего попала, и он упал на колени. Ой, не могла же я убить человека упаковкой активированного угля? Так ведь не бывает? А почему тогда остальные тоже на колени брякнулись? Или я вон того бледного пельменями все-таки задела? Медом точно промахнулась. И что теперь? Куда они от меня ползут? Ну, пожалуйста, если им уже пора, я не задерживаю.

Сунула в карман пустую сумку, в хозяйстве пригодится. Мед с малиной пропали, лимоны улетели, а упаковку с углем я подобрала. Надоело мне здесь. Зачем они на меня кинулись? Неужели нельзя спокойно поговорить? Это Матвей что ли меня заложил? Насчет головы вампира? И чего эти психи меня потом испугались? Рассмотрела себя. Волосы лохматые, но рога на голове не выросли, бояться нечего. Брюки обыкновенные, кофта тоже. Из необычного на мне только перстень-печатка. Да, рукав, который я натягивала до самых пальцев, сполз, открыв перстень. Я его никому не хотела показывать, он весь такой – неформат.

Ладно, на сегодня хватит. Прогулка по кладбищу завершается досрочно. Я мысленно плюнула на то, как разозлится Дмитрий, когда не обнаружит меня там, где оставил, и пошла к его машине. В следующий раз пусть хорошо подумает, прежде чем девушку ночью на кладбище приглашать.

Я угнала Феррари, а на коленях у меня лежал арбалет с осиновыми кольями.

Эти шестеро недобитых лимонами за мной шли до самой стены, я заметила. По кустам хоронились. Но отстали, к машине не подошли.

Вытащив одной рукой телефон, другой держа руль, и сжав коленями арбалет, чтоб не выстрелил, стала названивать Дмитрию. Надо же рассказать человеку, как дойти до автобусной остановки. Заметила ее, когда проезжала мимо. Не могу же я парня на произвол судьбы бросить. А сабельку свою острую пусть он возле какой-нибудь могилки прикопает, а потом за ней вернется. Дозвонилась только на шестой раз, я настойчивая.

– Алло! Дмитрий? Нет? Его брат? Рада познакомиться! А старший или младший? Без разницы? Где тогда Дмитрий? Занят? Очень занят? Да? Ой, а я что там у вас за шум? Не кладите трубку! Кто там кричит? Что вы сказали? Никого домой не пускать и ни с кем не разговаривать? Да кто там кричит? Плохо слышно! Передайте Дмитрию, что Людмила взяла его машину, автобусная остановка находится… Алло! Вы меня слышите? Не слышите? Ну и ладно…

И я поехала домой. Надеюсь, Дмитрию окажут братскую помощь. Чего они там орали? Убивались по усопшим родственникам? Копали саблей ямки, чтобы утром высадить сирень?

Чувствовала я себя не в своей тарелке. Не люблю в людей пельменями кидаться. Но они меня напугали до полусмерти. Охранники кладбища, что ли? Так я тихо сидела, никого не трогала, а они столпились вокруг. Ну, ничего же не сделали, даже слова не сказали. А могли бы, я же первая в них стала кидаться. Все, прошло – забыли.

И все-таки мне было интереснее, чем в опере.

У подъезда на лавочке сидела Глория. Она меня не заметила, не ожидала, что я на Феррари прикачу, а не на троллейбусе. Я подошла, она сидит, на меня не смотрит. Озабочена чем-то.

– Глория?

Она подняла голову, будто бы только сейчас меня увидев.

– Людмила, здравствуйте. Можно войти?

– Извините, поздно уже.

– Я ненадолго.

– Хорошо, заходите, пожалуйста.

Надеюсь, машину до завтра не угонят. Я ее очень аккуратно припарковала, арбалет на пол положила, двери закрыла, на сигнализацию поставила, и ключи унесла с собой.

Кошка, как только я вошла домой, подбежала было ко мне, задрав хвост, но вдруг передумала и шмыгнула в открытую форточку. Глория вошла следом, огляделась с большим интересом. Кажется, одобрила обстановку. Да, и мне тоже нравится.

– Что будете пить? Кофе хотите? Чай? – вежливо спросила я.

Глория улыбалась, глядя на меня.

– Пить? Обязательно буду, но чуть позже, – внимательно глядя мне в глаза, сказала она.

– Как дела у Елизаветы? Она вас прислала?

– Да, она.

– Так как ее дела? Теперь она получила заветную должность? И имущество тоже полностью ее?

– Ты о чем?

– Ой, да ладно. Вы же знаете о чем, – отмахнулась я, соображая, успею ли не только помокнуть в ванне, но и выспаться, все-таки на работу надо сходить, хоть и не с утра.

– Я знаю. Но откуда знаешь ты?

– Елизавета говорила по телефону, а я спросила, кто умер. Вот и все.

– И сразу догадалась, кто?

– Ну да. Борис, больше некому. Ее муж. Мои соболезнования, – пожала я плечами.

– Похороны в пятницу, – как-то растерянно сказала Глория. – Сегодня уже все приготовили на кладбище и зал тоже…

Зал не видела, а вот подготовку на кладбище застала. Если это то самое кладбище. Своеобразная подготовка к похоронам у людей. Ну, традиции, наверное.

– Он умер во вторник, да? – производя в уме подсчеты, сказала я. – В ночь с понедельника на вторник? А Елизавете об этом сказали только в среду? Почему?

– Ты ведь догадалась, что они не общались. У них всегда были сложные взаимоотношения, – подтвердила гостья.

– Она его винила в чем-то? В том, что она не так молода, как ей хотелось бы? А он-то здесь причем? – полюбопытствовала я. Вообще-то спать хотелось, а не гостей развлекать.

– Они просто поздно встретились. Судьба. Если бы встретились, когда Елизавете было двадцать лет, а не тридцать семь, все могло бы сложиться по-другому.

Тридцать семь, значит? А мне сказала, что тридцать пять. И мне совсем без разницы, как могли бы сложиться чьи-то семейные отношения.

– Но ведь Бориса все устраивало в жене, что же ей-то не жилось спокойно? – все-таки поинтересовалась я после паузы.

– Она очень переживает, что все могло быть иначе, но не стало.

– И винила в этом Бориса?

– Не сразу, но да, стала винить, когда поняла, что…

– Что поняла?

– Ничего, это я оговорилась. Да, мне уже скоро пора, надо вернуться до рассвета.

– Да, потом на дорогах будут пробки, – кивнула я. Если она на машине, то утром на дорогах встанет вся Москва.

– Ты предлагала выпить? – Глория с какой-то снисходительно-внимательной улыбкой мгновенно пересела ко мне на диван, провела рукой по моей шее, отводя в сторону волосы.

А шея-то немытая, и волосы грязные. Так я ж полночи по кладбищу шарилась! Помою, когда она уйдет. А то прямо как мама: мой руки, мой шею, причеши волосы. Налить ей, что ли чаю? Вид у бедняжки какой-то голодный. А то меня съест. Шутка.

– Ты попросила голову вампира, правда, Людмила? – приблизив лицо ко мне, зло сказала Глория.

Да, и физиономия у меня тоже грязная, вот так. И пора бы уже всем забыть эту глупую шутку. Ей, наверно, Елизавета рассказала, она была в ресторане, могла услышать, или ей кто-то донес.

– Нельзя тревожить вампиров! – гостья схватила меня за волосы на затылке.

Конечно, нельзя, их же не бывает. Зато дураков и маньяков по Москве бродит полно. И у меня на диване сейчас сидит какая-то ненормальная.

– Глория, последний вопрос, – сдерживаясь, чтобы не ткнуть ей двумя пальцами в глаза, спокойно сказала я, подняв руку. – Вот этот перстень-печатка как-то повлияет на получение Елизаветой вакантной высокой должности?

Перстень золотой вязью огибал палец, я этот перстень почти отмыла. Времени на это потребовалось много, мыла тоже, и сложно мыть кольцо, не снимая его с руки, но я справилась. Перстень сначала оказался мне сильно велик, но потом я как-то к нему притерпелась, или пальцы вдруг отекли. Сейчас был почти впору. Не мешался, ни за что не цеплялся, и вообще вел себя тихо, скромно и незаметно. Я его уже не замечала. Иногда, правда, возникало желание поцарапать палец, но это, скорее всего, оттого что пришлось кровью печати ставить. Пройдет.

Глория отцепилась от меня и склонилась над кольцом. Я другой рукой взяла со столика кружку с горячим кофе. Если она попробует отнять мой перстень, плесну ей в лицо кипяточка, выскочу на лестничную площадку и заору. У нас соседи сердобольные, спят чутко, и меня спасут.

– Тебе этот перстень отдал Борис, – ударение она сделала на первом слове.

– Что вас удивляет?

– Он никогда не ошибался в людях.

– Теперь ошибся?

– Невозможно. Не могу в это поверить. И подумать о таком не могла.

– А вы сосредоточьтесь и подумайте вот о чем. Если Борис отдал печатку мне, то он что-то имел в виду, так?

– Он не мог назначить тебя своим приемником. Это исключено.

– Но Елизавету он тоже не назначил, ведь так? Но ей очень бы этого хотелось.

– Зачем он это сделал? – на лице Глории появилось какое-то детское обиженное выражение.

– Что сделал? Отдал печать мне? Вообще снял этот перстень, хотя знал, что без него умрет через считанные часы?

– Откуда ты об этом знаешь?! – подскочила Глория, скрючила пальцы, выдвинула челюсть, но ко мне больше не лезла.

– Только что догадалась! – возгордилась я. Это, конечно, выглядело невероятным, но логически в составленную мной картинку вписывалось. – И говорили они со мной – Борис с Елизаветой – какими-то полунамеками. Явно намекали друг на друга. Борис не отдал ей перстень. Она сама виновата, у нее все было, а от добра добра не ищут.

Моя назидательная речь Глорию не впечатлила, она какую-то свою мысль обдумывала, но ни к чему не пришла и вежливо, даже как-то подобострастно, спросила:

– Что вы теперь будете делать?

– Может быть, я захочу занять место Бориса…

– Сложно, но допустимо. Это связано со многими ограничениями, но и открывающиеся перспективы будут очень велики, – просветила гостья.

Мне разговор надоел, я пила кофе, поняв, что никто меня пока трогать не собирается. Пора бы уже гостям и честь знать. Мне вставать скоро и на работу, а еще надо себя после кладбища в человеческий вид привести.

– Глория, скоро утро, сейчас все поедут на работу, пробки…

– Да, – подскочила она с дивана. – Мне пора!

– И, Глория, не рассказывайте ничего Елизавете, – попросила я вдогонку.

Она обернулась уже у двери:

– Что же я должна ей сказать, по-вашему?

– То, что она хочет услышать.

Глория хищно мне улыбнулась, как бы намекая, что ничего хорошего Елизавета услышать обо мне не хочет, и передать не заказывала. Потом положила на полочку у входа траурную открытку и ушла. Что там за подарочек? Так, что пишут… С глубоким прискорбием извещаем… Траурная панихида состоится… Ну, понятно. Если после похорон Бориса будут поминки, то надо взять с собой специально приспособленную сумочку, и стырить что-нибудь моей кошке. Вдруг в этот раз рядом со мной поставят большое блюдо с мясной нарезкой?

В окно влезла кошка, помяни ее, но подходить ко мне раздумала, и прыгнула грязными лапами на вышитую Ксюшей салфеточку. Нет, нам обеим пора в ванную, а поделку постираю.

Отмыла лапы кошке, она почти не сопротивлялась, потому что я пообещала ей йогурт, заодно вычесала ей колтуны, застегнула новый ошейник от блох. Хотела потом подольше полежать в ванне, но Милка орала за дверью, требуя обещанный йогурт.

На работе как-то бесцельно крутилась весь день, не помню, чем была занята. Новый декан опять всех собрал, и ругался, что мы не выполняем вообще ничего, и как нас всех на работе держат. После этого тяга сеять разумное-доброе-вечное среди студентов иссякла у всей кафедры, так что студенты на всех парах строчили внеплановые самостоятельные работы и тихо роптали.

Вечерочком ожидаемо зашел Дмитрий. Хмурый, злой и усталый. Пешком, что ли шел от кладбища? Не дождался автобуса?

Перед тем, как его впустить в дом, я быстренько замотала палец с перстнем куском бинта. Перстень Дмитрий не видел, и не надо. Пусть думает, что я пальчик поцарапала.

Но Дмитрий меня не разглядывал и ни о чем не думал и не разговаривал. Он просто взял меня за шкирку, подтащил к окну, и моя рука вмиг оказалась пристегнута наручниками к батарее. Потом сел на диван и, наконец, улыбнулся. То, что я как дура сижу, пристегнутая к трубе, его устраивало. Зато у меня, в отличие от молчаливого сегодня парня было что сказать.

– Дмитрий, а поздороваться? – строго спросила я. – Поинтересоваться моим здоровьем? Спросить, как я ночью добралась до дома? Не разбила ли твою машину? Не прибили ли меня эти идиоты с кладбища? А извиниться за то, что ты меня ночью на это кладбище потащил? Где твои манеры?

Дмитрий расслабился на диване и молчал. Да, ему-то хорошо, а мне? Откуда-то снизу вылезла кошка, запрыгнула на диван. Предательница. Сидят оба, меня рассматривают.

– И что?

Парень с кошкой переглянулись, кошка фыркнула, парень ей подмигнул.

– Да, я вижу, что вы очень рады. Отстегни меня и будем радоваться вместе.

– Завтра вечером отстегну.

– А сегодня?

– Нет.

Я задумалась. Надо было срочно что-то решать.

– Дмитрий, сходи в хозяйственный магазин, купи цепь. Метров десять. Один конец на батарею – другой – мне на руку, или ногу.

– Отстегнешься.

– Нет. Забери все ножи и ножницы. Еще молоток есть и пассатижи.

– Осе равно отстегнешься.

– Оставайся тогда здесь меня караулить.

– Не могу, – покачал головой Дмитрий. – Завтра решающий день.

– Наши в футбол играют?

– Кто?

– Наши. Какая команда для тебя «наши»? С кем играют? Надо отцу сказать. Он тоже болельщик, – вслух подумала я. – Только он все время за разные команды болеет. Но он больше всего любит играть в шахматы.

Дмитрий погладил кошку.

– Людмила, мы, конечно, совсем недавно знакомы, но за это время ты ни одного умного слова не сказала и не одного умного поступка не совершила. Так посиди тихо до вечера пятницы.

– Долго и неудобно, – пожаловалась я, привалившись спиной к батарее. Кошка спрыгнула с дивана и пришла ко мне.

– Потерпи.

– Лучше всего будет меня связать. А то ведь я начну стучать по батарее и орать. Или могу еще окно выбить и тоже орать, – предложила я.

– Связать? Это мысль.

Дмитрий присел рядом со мной, проверяя на крепость батарею.

– Миля, привет! Мы на минутку зашли, у тебя опять дверь открыта! Когда ты ее закроешь…

У Яны и Витька, когда они нас увидели, лица стали одинаково-удивленные. Подруга так и замерла соляным столпом, а Витек нахмурился, заприметив наручники. Дмитрий пытался меня заслонить, но шила в мешке не утаишь.

– Всем привет! – помахала я свободной рукой. – А мы тут играем!

– Игры у вас…, – прошипела подруга.

– Так мы только начали! – бодро отрапортовала я.

– Фантазия у вас…, – позавидовала Яна.

– И неудобно возле батареи…, – добавил Витек, но сразу замолчал.

– Будет удобно, Дмитрий обещал купить цепь! – порадовала я окружающих.

Они надолго примолкли. Кошка решила, что добрые люди ей что-нибудь принесли, и стала вытираться о брюки Витька. Потом поняла, что от гостей пахнет Лапочкой, расстроилась и снова пришла ко мне.

– Метров десять цепи вполне достаточно. Только Дмитрий говорит, что я ее порву, и не покупает, – расстроилась я. Не хочется же до завтра с батареей обниматься.

– Цепь порвешь? – не поверила Яна.

– И я говорю, что не порву, а он не верит! – осуждающе глянула я на Дмитрия. Он соображал, что ему делать.

– Отстегни ее! – не допускающим возражения тоном, сказал Витек.

– Ей и здесь хорошо.

– Отстегни.

– Да, Дмитрий, поиграли и хватит. Давай потом доиграем, когда цепь купишь!

Янка приходила в себя после шока, но спросила:

– Книга понравилась?

– Воспитание джентльмена?

– Девочки, вы о чем? – спросили парни.

– Джон Локк, – ответили мы.

– Где?

– Умер. Давно уже, – ответила я. – Яна, ты что, пришла обсудить книгу?!

– А что такого?