Текст книги "Эндора (СИ)"
Автор книги: Лариса Петровичева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
Глава 10
– Ох, тысяча богов… Ну что вы, дорогая моя, что вы. Не стоит так пугаться, это всего лишь медицинская капсула. Что вы…
Катю похлопали по щекам – осторожно, но достаточно сильно, чтобы привести в сознание. Открыв глаза, она вздохнула с облегчением: безглазого многорукого исполина, поднявшегося из воды бассейна, нигде не было. Над Катей склонился невысокий пухлый человечек, одетый, как и все здесь, в красное с золотым одеяние. Его длинные седые волосы были уложены в замысловатую прическу, перевитую нитями алых бусин, а количество перстней было таким, что Катя невольно задалась вопросом, как у него не ломаются пальцы.
– Хвала тысяче богов! – воскликнул человечек и с величайшей осторожностью помог Кате подняться на ноги. – Ну, вот! – довольно воскликнул человечек, когда Катя испуганно осмотрелась по сторонам и снова не обнаружила ни следа чудовища. Эльдара, впрочем, тоже не было видно. – Я рад приветствовать вас, дорогая эндора, в своем скромном жилище. Я Кадес, хозяин здешних мест.
– Здравствуйте, – сказала Катя. – А это существо… где оно? И где Эльдар, мой спутник?
Кадес расплылся в довольной улыбке, словно Катя невольно похвалила то, что он сделал сам.
– Это не существо, – произнес он. – Оно не живое. Это медицинская капсула, я вынужден проводить в ней большую часть дня. И да, это плод моих долгих изысканий и трудов. А сейчас к его услугам прибегает и ваш друг дракон. У него, насколько я понял, сильное растяжение мышц правого крыла.
По воде бассейна пробежала легкая, едва заметная рябь, словно нечто огромное пришло в движение на дне, и Катя почувствовала, как внутренности охватывает холод. Чем бы ни было многорукое уродливое создание, живым существом или каким-то прибором, она не горела желанием увидеть его снова.
А что, если оно просто сожрало Эльдара, пока Катя валялась на полу без сознания? Можно ли доверять этому Кадесу после того, что с ней сотворила его книга?
Кадес понимающе улыбнулся и, взяв Катю под руку, вежливо, но твердо повлек ее к выходу из зала.
– Нет, вашего друга не сожрали, – весело откликнулся он. Катя услышала дробный перестук и, опустив глаза, увидела, что на ногах Кадеса надеты крохотные туфельки на высокой платформе, похожие на изящные копытца. Причудливые цветы и звери, вышитые на них, казалось, двигались и пытались убежать – но, возможно, Кате это просто почудилось от страха и усталости. – И да, мне можно доверять.
– Вы читаете мои мысли, – с неудовольствием произнесла Катя, когда высокие резные двери распахнулись перед ними с мелодичным звоном, и Кадес вывел ее в небольшой обеденный зал. Там проворные темнокожие слуги бесшумно накрывали на стол, выставляя вазы с фруктами и цветами, серебряные горшки и горшочки, от которых поднимался душистый пар, и белые фарфоровые тарелки, расписанные птицами и растениями.
– О, ни в коем случае, – покачал головой Кадес. – Это было бы попросту неприличным, дорогая эндора, неприличным и недостойным хозяина. Но у вас, простите, все на лице написано, а читать с лица дело совсем нетрудное. Однако же давайте присядем и отдадим должное трапезе. Уверяю, вам понравится здешняя кухня.
Он был прав: Катя проголодалась настолько, что опустошила целое блюдо ароматного кушанья, чем-то похожего на плов – конечно, если в плов будут добавлять розовые лепестки и оранжевые зерна неизвестных на Земле растений. Один из слуг с поклоном предложил добавку, и Катя не отказалась. Кадес с искренним удовольствием наблюдал за тем, как она ест: перед ним самим почему-то стояла только маленькая мисочка с бульоном, в котором сиротливо плавал ломтик мяса в компании щепотки сушеных трав.
– Благодарю вас за угощение, – только и смогла выдохнуть Катя, когда слуги убрали тарелки и внесли чарки с дымящимся хмельным варевом и подносы с бесчисленными сладостями. Десерт источал такие умопомрачительные ароматы, что, несмотря на сытость, ей хотелось есть снова и снова. Кадес довольно кивнул.
– Сколь радостно хозяину видеть такой превосходный аппетит гостя, – сообщил он. – Я счастлив, дорогая эндора, что вам понравился этот скромный обед. Как говорят мудрецы, если доктор сыт и удовлетворен, то и больной невольно чувствует облегчение.
Катя покосилась на нетронутую мисочку с бульоном и с искренней заботой осведомилась:
– Вы плохо себя чувствуете?
Кадес печально склонил голову.
– Я умираю, дорогая эндора, – Катя издала изумленный вздох, и он промолвил: – Несколько лет назад подосланный убийца ударил меня ножом, смазанным ядом. Рана моя смертельна, и исцеления нет.
Катя действительно удивилась: Кадес не выглядел больным, тем более, умирающим от яда.
– Поэтому я и создал тот фолиант, который, попав к вам в руки, совершил все эти удивительные метаморфозы с вашей сущностью, – признался Кадес. Слуга бесшумно убрал нетронутый бульон и поставил перед господином хрустальный бокал с водой. – Только эндора, создание, подобное вам, способно управлять смертью. После того, как вы меня исцелите, я с радостью верну вас домой, не забыв и о достойных дарах.
Казалось, Катя давно утратила способность удивляться чему бы то ни было, однако теперь ее изумление было огромным и очень искренним – и удивлялась она самой себе. Человек, расположившийся напротив, был причиной всех ее бед и страданий. Хотела найти виноватого – ну вот он, сидит рядом и не отрицает своей вины. Теперь можно орать на него, кричать, что он взял и разрушил ее жизнь, даже оплеух надавать. Да что там примитивные оплеухи! – это слишком уж просто, арсенал магов был богат на нетривиальные способы выражения неприязни. Но Катя смотрела на Кадеса и не чувствовала ничего, кроме искренней жалости и желания помочь. Это ее и поражало.
– Скажите, господин Кадес, – медленно проговорила Катя. – После того, как я помогу вам, вы сможете вернуть все, как было? Лишить меня магических способностей?
Кадес посмотрел на нее с откровенным удивлением, словно всей его природе было невероятно чуждо и дико желание стать простым человеком, когда существует магия, выкинуть прочь все невероятные возможности и покинуть волшебную сказку, чтобы каждый день к восьми утра ездить на работу в набитом людьми транспорте.
Потом он, кажется, понял.
– Разумеется, – кивнул Кадес. – Разумеется, дорогая эндора. Не хочу представлять, что вам пришлось пережить, если вы добровольно отказываетесь от всего, что может дать магия. Я заберу у вас все способности к чародейству завтра утром, после того, как закончится ритуал. И сочту за честь выполнить любые другие ваши пожелания.
Катя задумчиво ковыряла двузубой вилкой кусочек ноздреватой пышной лепешки. Яркий запах ванили и клубники мягко щекотал обоняние, но недавний острый аппетит куда-то пропал.
– Нет у меня никаких пожеланий, – с горечью призналась Катя, в конце концов. – Я хочу вернуться домой и снова быть собой. Обычной Катей Дубцовой, а не эндорой.
Скрипнула дверь, и в обеденный зал резким решительным шагом вошел Эльдар. Катя невольно поежилась: она никогда не видела его настолько разгневанным. Казалось, по кончикам его коротких волос пробегают мелкие потрескивающие молнии.
– Как это мило, дорогой Кадес, – с подчеркнутой вежливостью промолвил Эльдар, садясь за стол рядом с Катей, – запихать меня в брюхо вашей барракуды. Как это, черт возьми, гостеприимно!
Кадес примирительно вскинул руки ладонями вверх.
– Я хотел побеседовать со своей прелестной гостьей наедине, – спокойно, но очень твердо, голосом человека в своем праве произнес он. – Без вашего живого участия, дорогой друг, уж простите мне эту вольность хозяина дома. К тому же, вашей руке стало гораздо лучше, разве нет?
Эльдар медленно кивнул, словно прислушивался к себе, оценивая результаты пребывания в брюхе чудовища. Бесшумный слуга поставил перед ним высокий бокал с вином.
– Да, – сказал он. – Да, за это спасибо. Так что же вы решили?
– Я помогу Кадесу, – негромко вымолвила Катя. – Взамен он избавит меня от способностей и вернет нас домой.
Эльдар медленно повернулся в ее сторону. Катя не могла заставить себя посмотреть на него, но чувствовала, что он глядит на нее так, словно встретил впервые.
– Это моя жизнь, Эльдар, – тихо проговорила Катя. – Это моя жизнь, и я хочу прожить ее просто и без приключений. Хватит с меня магии.
От Эльдара так и веяло глухим раздражением непонимания. Катя боялась посмотреть: она знала, что он поражен до глубины души, даже разочарован. Для него лишиться магии – то же, что и руку отрубить.
Но она-то, Катя, другая.
– Я могу забрать у вас способности эндоры, – подал голос Кадес, – и сделать, например, знахаркой. Или травницей.
– Нет, – откликнулась Катя, и вряд ли она когда-либо еще ощущала подобную решимость. Кадес мягко улыбнулся и понимающе кивнул. Эльдар откинулся на спинку стула, помолчал и произнес:
– Кать, не руби сплеча. Подумай.
– Вот поэтому я и хотел поговорить с ней наедине, – промолвил Кадес. – Вы слишком подавляете, друг мой. Чего вы боитесь? Что не сможете ее любить, если она станет обычной человеческой девочкой? Или что она не сможет любить вас? Ваши опасения напрасны, уверяю.
Эльдар неприятно ухмыльнулся. Катя вдруг почувствовала, как за его спиной дрогнули и зашевелились оскаленные головы меречи – невидимые, но вполне осязаемые.
– И напрасны они, в первую очередь, потому, что вы ее не любите, – продолжал Кадес, задумчиво водя пальцем по краю бокала. Резной хрусталь откликался тонким мелодичным звуком, будто вздыхал. – Потому что любовь – это желание блага, прежде всего, любимому, а не себе. Разве не так?
Вопрос остался без ответа. Эльдар молчал, глядя куда-то в сторону. Катя сидела ни жива, ни мертва. «Скажи хоть что-нибудь! – кричала Эльдару ее душа. – Хоть слово!» Не может ведь быть так, чтобы все, что случилось за эти полгода, произошло потому, что у него были какие-то другие мотивы, что он спасал ее, например, ради личной выгоды и никакой любви там и близко не было.
– Пройдите мимо, дорогой друг, – с искренней горечью посоветовал Кадес. – Пройдите мимо, и оставьте человеческую девочку с ее выбором и с ее счастьем.
Покосившись в сторону Эльдара – она еще не осмеливалась посмотреть на него прямо – Катя увидела браслет с серебряными драконами на его правом запястье. Как давно это было, – браслет, так и не наступивший Новый год в старой питерской квартире, их любовь, которая могла бы случиться только тогда – и как далеко отсюда, и насколько теперь не имеет смысла. Катя вдруг осознала, что скоро все действительно закончится, и она потеряет Эльдара навсегда.
– Это не так, – глухо произнес Эльдар. – Вы не можете об этом судить. Ей лучше знать о моих чувствах.
Кадес горько усмехнулся, но ничего не сказал. Откуда-то издалека донесся хрустальный звон сотен колокольчиков, и Эльдар вдруг встрепенулся, словно его окликнули, словно этот тонкий звук предназначался лично ему.
– Могу, – сказал Кадес. – Поэтому пусть она выполнит то, для чего я ее создал, и спокойно пойдет своей дорогой. Если вы готовы, дорогая моя, то я готов тоже. Не будем оттягивать неминуемое.
Катя отодвинула нетронутую чарку и поднялась. Мысли метались, как встревоженные птицы. Она не знала, какая из них окажется единственно правильной.
Что, если Кадес прав?
Что, если без магии она не интересна Эльдару? И он забудет о ней, как только они вернутся домой – потому что, о чем, черт возьми, может говорить великий колдун со студенткой-третьекурсницей?
И разве только в разговорах дело?
– Да, я готова, – негромко, но твердо промолвила Катя. – Идемте. Эльдар, ты… ты подожди меня. Все равно домой вместе ехать.
И только сейчас она набралась достаточной храбрости, чтобы взглянуть ему в лицо – усталое, опустошенное, мертвое
– Воды…, – прохрипела Лиза. Звуки царапались в иссушенном горле и не могли вырваться; собравшись с силами, она повторила: – Воды…
И тотчас же водопад обрушился ей на голову – вода была студеной, в ней, кажется, похрустывали мелкие льдинки, но Лизе никогда не было настолько хорошо. Она встрепенулась, ожила, снова смогла воспринимать мир и увидела, что стоит напротив небольшого, но изысканного дворца. Лиза сделала несколько глубоких вдохов и уловила тонкую алую нить оставленного Рудиным следа – владыка дворца сейчас был на втором этаже, за раскрытыми окнами: оттуда доносились звуки неуловимо классической музыки, тонкие ароматы еды, звон посуды и столовых приборов, а еще выплывали легкие паутинки ауры старинных потрескавшихся фресок, экзотических живых птиц, мраморных статуй богов, наборного паркета и золотой причудливой лепнины стен и потолка.
«Красиво жить не запретишь», – подумала Лиза. Под ногами поскрипывал светло-серый гравий дорожки, словно впивался в босые ступни русалки тысячей острых зубов. Поморщившись и переступив с ноги на ногу, Лиза подняла голову и увидела костлявые шпили тонких башенок, вгрызавшихся в алое закатное небо. Красные языки флагов жадно слизывали синеву с неба. Откуда-то издалека, со стороны пышного парка, веяло сыростью и прохладой. За деревьями клубился туман, и кто-то невидимый пробирался по дорожкам, стараясь ступать как можно тише. Человек, выливший на Лизу воду, опустил негромко звякнувшее ведро и осведомился:
– Все в порядке, мадам?
– Теперь да, – с искренним облегчением ответила Лиза. Дорога сюда полностью стерлась из ее памяти: она могла вспомнить только огромного черного жеребца, закованного в серебряный доспех и сердито сверкающего красными огненными глазами, легко вскочившего в седло Рудина, и ветер, стегавший по щекам.
– Владыка велел проводить вас в оранжерейный зал, – человек с ведром смотрел с опаской, словно боялся, что русалка начнет петь, зачарует его, и он ничего не сможет поделать, когда она разгрызет его голову и с жадностью примется выедать мозг.
– Мы хищники в своей среде обитания, – негромко промолвила Лиза, повторив фразу, когда-то сказанную Эльдаром по сходному поводу, и человек с ведром в ужасе шарахнулся в сторону: похоже, она прочитала его незатейливые мысли. – Где этот ваш зал? Провожать меня не надо, не заблужусь.
– Прямо и направо.
Лиза неприятно ухмыльнулась, подмигнула, вызвав у человека с ведром состояние, близкое к истерике, и послушно побрела туда, куда было указано, периодически останавливаясь и отдыхая, когда особо острый камушек впивался в босую ступню. В дворцовых окнах загорались мягкие золотые огни, за стеклами двигались человеческие тени, занятые своими делами, там бурлила жизнь – теплая, сытная, готовая наполнить голодный рот горячей кровью – но Лиза решила, что первое время ей лучше попоститься. Главное, чтобы в оранжерейном зале нашлась вода, это для русалки намного важнее. А там видно будет.
Миновав ту часть здания, которая, по всей видимости, была жилым крылом – с резными балкончиками, маленькими темными окнами, витыми лесенками и статуями хищно раззявивших клювы гарпий по фронтону – Лиза вышла к огромному стеклянному куполу, за прозрачной гладью которого кипела и влажно трепетала тропическая зелень. Из оранжереи доносился негромкий плеск воды, там работал большой фонтан, и Лиза, войдя внутрь, несколько минут любовалась тем, как в воде движутся мраморные наяды и тритоны, выплескивая бурлящие ручьи из своих узорных раковин. Подхватив подол тонкого длинного платья, в которое превратился ее Эльдаров деловой костюм, заботливо подогнанный по размеру простеньким заклинанием, Лиза легко вспрыгнула на бортик фонтана и нырнула в воду.
Механизм, приводивший фонтанный комплекс в действие, остановился. Наяды замерли, последние капли упали на водную гладь из их раковин. Лиза легла на прохладное мраморное дно и подумала, что Рудин сделал правильный выбор, отправив ее сюда, а не в дворцовые покои. Вода, пропитанная тонким духом гниющих растений, была для русалки действительно королевским подарком. Мелкие красные рыбешки шустрой стайкой подплыли к Лизе и принялись смешно тыкаться шершавыми рыльцами в ее раскрытые ладони – так домашние животные выпрашивают что-нибудь вкусненькое у хозяев. Но Лизе нечем было их угостить: она осталась без ужина и имела все основания полагать, что позавтракать тоже не получится, и рыбки, покружив возле русалки, в конце концов, уплыли по своим делам.
Неизвестно, сколько времени Лиза неподвижно пролежала на дне, наслаждаясь тишиной и покоем, но, в конце концов, через эту сонную тишь стал пробиваться медленный пульсирующий звук. По запястью, на котором недавно змеился браслет Коваччи, пробежала быстрая огненная нить – ее жгучее прикосновение заставляло морщиться от боли, но в то же время восстанавливало связь с хозяином браслета, и Лиза услышала далекие-далекие слова:
– …же у Кадеса. Соглядатаи видели, как отряд и меречь прибыли в замок. Дракон здоровущий!
– Хорошо, – если первый говоривший был ей не знаком, то уж голос Рудина она не перепутала бы ни с каким другим. – Обряд проведут в полночь, готовьтесь к выходу ранним утром. Боюсь, сегодня никому не придется спать.
Первый голос подобострастно хихикнул.
– Отдохнем после коронации, ваше величество.
Звуки иссякли, и в мире Лизы снова воцарилась глухая вязкая тишина. Вынырнув из воды, и усевшись на теплом мраморном боку морского змея, беззаботного спутника фонтанных наяд, Лиза увидела, что прежде темная оранжерея озарена мягким золотым светом – круглые жирные кхаадли, светлячки-переростки со сморщенными человеческими личиками, парили под потолком, то сбиваясь в кучу, то рассыпаясь во все стороны. Их отражения на водной глади казались рассыпанными звездами.
– Смените ваши латы на что-то более подходящее, Сергей Петрович, – улыбнувшись, посоветовала Лиза: Рудин стоял у фонтана, и шрамы на его лице сейчас были не белыми, а огненно-алыми, словно из-под кожи выступал потаенный огонь. Длинные волосы были подхвачены темной лентой. – Поплаваем.
Рудин пожал плечами.
– Плавать с русалкой? Это надо окончательно рехнуться.
Лиза снова обворожительно улыбнулась. В ее интонациях, жестах, мимолетных движениях лица – независимо от ее воли – появились нотки того древнего соблазна, который заставляет моряков с ликующими воплями бросаться в объятия голодной смерти и стирает блаженную улыбку на лице только тогда, когда русалка сгрызет ее.
– Вам ли бояться, ваше величество? – промолвила Лиза. – Вам, великому государю, повелителю небес и тверди?
Белая груда крыльев за спиной Рудина едва заметно дрогнула. Кхаадли наверху разразились испуганными трескучими воплями, сбились в кучу, осветив фонтан, словно мощным прожектором.
– Не люблю воду, – признался Рудин, присаживаясь на бортик фонтана. Лиза пожала плечами.
– Имеешь полное право, – сказала она, раздумывая, есть ли смысл перебраться поближе. – Значит, властелин двух миров? У нас ты гхоул Совета, а здесь почти государь.
Она ожидала, что Рудин как-то накажет ее за это «почти», однако он только кивнул и равнодушно сказал:
– Осталось недолго. Эндора уже встретилась со своим создателем и попросила его о небольшой награде. Когда они разберутся со своими делами, я получу ее вместе с действующим механизмом преображения, и новая армия мертвых магов посадит меня на трон.
Лиза не смогла удержать усмешку. Тонкую, едва заметную.
– Все детали плана нельзя раскрывать даже накануне победы. Даже друзьям, – сообщила она и решила, что теперь можно переместиться поближе. Спрыгнув с мраморной спины морского змея, Лиза тонкой свечкой повисла в воде, не касаясь дна. – Знаешь, был когда-то такой человек, Илья Мамонтов. Я не знаю его настоящее имя, но он держал в кулаке оба мира и мог их раздавить по малейшей прихоти. Да и человек ли он был? Не знаю… И он погиб – в основном, от самоуверенности. Эльдар не самый сильный маг, прямо скажем, но справился.
Рудин тихо улыбнулся, словно рассказ Лизы пробудил в нем какие-то исключительно приятные воспоминания. И в этой улыбке что-то было неправильным – она будто соскользнула на его губы с другого, смутно знакомого лица.
– Я знаю, – просто сказал он. – Илья Мамонтов был моим отцом.
Лиза издала негромкий удивленный стон. Теперь она поняла, кого именно напоминал ей Рудин все это время – венценосную тень с черным провалом на месте немолодого одутловатого лица. Парадная мантия, на мгновение появившаяся на плечах Рудина, была соткана из болотной паутины и богато украшена тускло светящимся жемчугом, сгустившимся из слез бесчисленных жертв его кровавых забав. На месте золотого обруча возникла другая корона, в которой тусклая желтая проволока скрепляла грязно-серые кости отрубленных пальцев посягнувших на престол – возникла и растаяла.
– И поэтому ты наследник двух миров, – выдавила, в конце концов, Лиза.
– Именно так, – согласился Рудин. – Я, конечно, не раздавлю оба мира в кулаке по малейшей прихоти… Но это пока.
– Но если тебе так нужна была эндора, – неторопливо проплыв по водной глади, Лиза вынырнула и устроилась на бортике рядом с Рудиным, – то зачем ты тогда организовал трибунал?
Он усмехнулся и принялся снимать латные перчатки – медленно, бережно, словно каждое осторожное движение причиняло ему нестерпимую боль.
– Ты когда-нибудь видела, как проходит казнь? – осведомился Рудин. Лиза отрицательно мотнула головой, и он продолжал: – Глава трибунала должен собственноручно наложить заклятие на приговоренного.
Перчатки с тяжелым глухим звуком упали на плиты пола. Длинные узловатые пальцы Рудина действительно были изуродованы – покрыты ссадинами и пятнами, а кожа на костяшках висела потемневшими сухими лохмотьями. Он легко взмахнул рукой, и в воздухе возник пламенеющий знак Вечного огня – Лиза ахнула, и знак тотчас же рассыпался.
– Прах к праху, – сказал Рудин. – Пепел к пеплу. Но я бы просто выбросил эндору в Параллель – а горстку золы на ее месте создать проще простого. Пришлось идти обходным путем. Я не ожидал, что наш дракон похитит девчонку с крыши.
– Никто не ожидал, – призналась Лиза. У нее до сих пор замирало сердце при воспоминании о том, как Эльдар схватил девушку и рухнул вниз. – Я так понимаю, тебе нужен секрет Кадеса?
Рудин улыбнулся – тепло, чуть ли не смущенно. Эта улыбка тоже была чужой на изуродованном лице, и она пугала намного больше призрачной ухмылки Мамонтова.
– О, Кадес, – проговорил он с такой тоскливой и темной алчностью, что Лизе невольно захотелось отодвинуться подальше. – Кадес ученый, философ… и очень упрямый ученый. Веришь ли, я не раз пробовал договориться с ним по-хорошему, но он никак не соглашался. Дескать, выдать секрет превращения человека в мага и мага – в человека – значит, подставить под уничтожение спокойную и безопасную жизнь во всех мирах. Пришлось сделать так, чтобы он стал трястись за свою шкуру, – задумчиво прикрыв глаза, Рудин запрокинул голову к стеклянному потолку. Кхаадли снова сбились в трескучую щебечущую кучку и рассыпались причудливым веером здешних созвездий. – Эндора загонит его добрую старую душу в новое тело, Кадес сделает эндору человеком, а я заберу ее вместе с тайной.
– Как интересно, – выдавила Лиза. Сейчас ей хотелось не задавать вопросы, чтобы хоть как-то разобраться в ситуации и понять, как вести себя дальше, а удрать со всех ног. Хоть в пустыню, хоть на северный полюс, лишь бы Рудин не дотянулся. Конечно, в этом не было смысла: при желании Рудин извлек бы ее и с того света. – Впрочем… впрочем, вряд ли Эльдар отдаст ее просто так.
– Знаешь, самая сильная волшебница, которую я когда-либо встречал, уже тридцать лет живет с Геворгом Гамряном, – произнес Рудин. – Вся магия Софьи заключена в ее любви к мужу. Ничего больше. Дорогая моя, любовь это тоже сила, и ее нельзя недооценивать.
Лиза не улыбнулась – почувствовала, как лицо скривилось в какой-то жалобной усмешке.
– Ты прав, – выдавила она через силу. – Ты прав, да. Эльдар ее действительно любит. Любит и не отдаст без борьбы.
Рудин посмотрел на нее, как на лишенную разума. Вопросительно поднял правую бровь. Крылья за его спиной дрогнули и величаво развернулись во всю ширь, легко скользнув по воде кончиками перьев – белые, с тонкими росчерками позолоты. От них веяло сонной прохладой, той самой, которая копится в тени и безмолвии старых заброшенных кладбищ, где тишину нарушают только пляски фей да шаги ветра.
– Дурочка, – ласково сказал Рудин. – Разве я о ней говорю?
Лицо Лизы исказила горькая некрасивая усмешка.
– А о ком? Неужели обо мне?
Рудин осанисто повел крылатыми плечами, и серебряные пластины доспехов с мелодичным шуршанием рассыпались в воздухе, оставив владыку в тонком алом одеянии. Лизе казалось, что Рудин с ног до головы залит кровью.
– Конечно, – ответил он так, словно речь шла о таких элементарных вещах, которые даже стыдно обсуждать в приличном обществе. – Думаешь, зачем я приволок тебя сюда? Кадеса я проучу за упрямство, он заслужил хорошую взбучку. А тебя предложу на обмен…
Шершавые ледяные пальцы пробежались по ее ключицам, скользнули ниже, к груди – в этом движении не было ничего, имеющего хоть какое-то отношение к желанию: так патологоанатом мог бы прикасаться к трупу, намечая, где начать разрез. Так могла бы прикасаться смерть, чтобы отторгнуть душу от тела.
– Будь умницей, – негромко сказал Рудин, и свечение, наполнявшее шрамы на его левой щеке, медленно угасло. Лизе казалось, что мокрая ткань платья высыхает под его прикосновениями – высыхает и рассыпается. Прах к праху, пепел к пеплу. – Я не люблю убивать напрасно.
Русалка может обходиться без воды всего пять часов. Потом ее ждет смерть, хоть и быстрая, но мучительная. Лиза, которая трезво оценивала свою судьбу не партнера, но заложницы, просила Рудина только об одном: не лишать ее воды. Она сделает для него все возможное и невозможное, но ради тысячи богов, пусть он не лишает ее живительной влаги.
Государь согласился. Когда, по выражению Рудина, «небольшой отряд» – размерами с армию какого-нибудь европейского государства – выдвинулся в поход на замок Кадеса, охранники Лизы, здоровенные латные мордовороты, везли серебряные фляги с водой, притороченные к седлам. Лиза, едва не падавшая из седла – все-таки верховая езда, тем более, на таком грозном и норовистом животном, как жеребец из государевой конюшни, никогда не входила в список ее достоинств – едва заметно улыбалась. Весь этот жалкий торг проигравшего служил одной-единственной цели: использовать воду в нужный момент, когда сражение достигнет точки, в которой обитателям замка понадобится удар из засады. Маленькое боевое заклинание способно было превратить воду в некое подобие греческого огня, а уж распылить полыхающий неугасимый дождь над рыцарями Рудина было проще простого.
Отряд пересек границу земель Кадеса ранним утром, еще даже не развиднелось, лишь на востоке стыдливо зарумянилась полоса рассвета. Земля гулко дрожала под тяжелыми копытами коней, клочья тумана, пропитанные серебряными искрами, в страхе расползались в стороны, и мелкие духи, исконные обитатели этих мест, спешили уткнуться в землю и закрыть головы, когда на них падала огромная крылатая тень, что была чернее ночи.
Владыка летел забрать свое – себе.
Замок Кадеса выглядел так, словно кто-то снял с плеч и швырнул на ветер тонкую кружевную шаль, а она, вместо того, чтобы поплыть по воздуху, застыла причудливыми извивами бесчисленных башен и башенок, мостиков и балконов. Облитые золотом рассвета стены казались хрупкими, бумажными, не приспособленными к войне – это действительно было жилище мудреца и философа.
И даже двуглавый дракон, прихотливо извивающийся на румянце неба, не казался чужеродным на этом полотне. Глядя на него, Лиза ощутила легкое прикосновение к вискам, быстро оформившееся в слова, зазвучавшие в голове:
«Все хорошо? Ты готова?»
«Любовь тоже сила», – отстраненно подумала Лиза – так, чтобы дракон ни в коем случае не уловил ее мысли – и откликнулась:
«Все хорошо. Я готова».
Дракон взревел.
