Текст книги "Единственно верный"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

«Если сам дурак, то и все люди у него дураки», – хмуро подумал Шани, следуя по длинной беломраморной лестнице за караулом в зал заседания Государственного совета. Несмотря на довольно раннее время, дворец уже жил своей обычной, весьма насыщенной жизнью. Прислуга наводила глянец на мебель, старательно натирала воском паркет на полу, караульные в алых парадных камзолах стояли у дверей и пучили глаза на проходящих, и откуда-то издалека, с дворцовой кухни, доносился крепкий запах бобовой похлебки: государь соблюдал пост.

Несмотря на довольно прохладное утро, зал заседания даже не удосужились натопить. В нем было знобко и сыро; Шани сел на свое обычное место, поплотнее завернувшись в плащ на меху и подумал, что бережливость, конечно, добродетель, но всему же есть предел! Не зашвырнуть в камин пару-тройку поленьев…. Нет, зимой его сюда не заманят: Шани отлично знал, как в Аальхарне лечат воспаление легких – с помощью горячего отвара жгучего чепельника, который через тонкую трубочку заливался в глубины носа – и меньше всего желал подвергаться подобному лечению. Из коридора раздался хриплый кашель и старческое бормотание – это шел, едва шаркая ногами, прославленный аальхарнский генерал Буда, министр обороны, который если и ходил в бой, то только на учениях: войны в Аальхарне не было уже сто пятьдесят лет. Хотя на пару с соседним Амье великие державы любили показушно побряцать орудием на маневрах, демонстрируя невиданную мощь и столь же невероятное количество золотых финтифлюшек на оружии и мундирах офицеров, все прекрасно понимали, что худой мир лучше доброй ссоры, и дальше учений дело никогда не заходило. Сейчас рассядется и начнет рассказывать о том, как лет двадцать назад у него воскрес умерший денщик, едва только почуяв запах знаменитой муцуйской наливки.

– …и вот так я в очередной раз прошел через Байкинский перевал босиком, – толковал кому-то генерал. Наверняка министру финансов Бойше, который, должно быть, единственный радуется тому, что государь экономен, а казна не пуста. Что ж, хоть шеф-инквизитору и положено по чину быть добрым со всеми, выражая доброту Небесного Заступника на земле грешной, но терпеть двух этих старых маразматиков – право, не в его силах, тем более, сегодня.

– Не подходите ко мне, – предупредил Шани Буду и Бойше, едва они только возникли на пороге и вознамерились получить его благословение. – Я болен, вам лучше поостеречься.

– Ох, Заступник, – покачал головой министр финансов. – Что с вами?

– Простудился, – коротко ответил Шани и сунул нос в воротник плаща, став похожим на темную нахохлившуюся птицу. Генерал принялся рассказывать о том, как еще в молодости он сразу вылечил застарелый бронхит и воспаление простаты тем, что выпил залпом ведро горячей воды. «Тогда тебе, наверно, мозги и смыло» – с какой-то язвительной брезгливостью подумал Шани и не стал слушать дальше.

Государь пришел в сопровождении незнакомки в темно-синем плотном платье. Шани скользнул по ней взглядом – не рыжая, ну и хорошо. Каштановые волосы подняты в сложную высокую прическу, острый взгляд серо-зеленых глаз, легкая улыбка на пухлых губах – наверняка, очередная фаворитка; впрочем, раньше государь не имел привычки вынимать баб из постели и тащить их на официальные собрания. А ведь где-то он ее уже встречал, он определенно уже видел это лицо… Незнакомка одарила всех присутствующих легкой вежливой улыбкой и села на стул, любезно подставленный государем. Вдвоем они составляли довольно комичную пару: изящная девушка, казалось, воплощала в себе всю прелестную свежесть юности, а государь, хоть и не глубокий старик, но рядом с ней выглядел кривоногим похотливым сатиром из земных мифов.

– Господа, рад приветствовать вас на заседании совета, – судя по сиплому голосу и мешкам под глазами, Луш провел ночь отнюдь не в молитвах, а, по меньшей мере, с кувшином собственноручно изготовленной наливки. – Я не задержу вас надолго, вопрос, который рассмотрим сегодня, имеет отношение к духовной жизни государства.

Маразматики важно закряхтели. Бойше нахмурился, прекрасно понимая, что духовная жизнь государства потребует колоссальных затрат. Шани сел поудобнее и приготовился слушать: вопросы культуры в Аальхарне напрямую касались его ведомства. Культура всегда соседствует с вольнодумством и ересями – так заявил еще покойный государь, расширяя полномочия инквизиции еще и до гражданской цензуры.

– Всем вам прекрасно известно, господа, что истинная вера требует воодушевления, полной отдачи и… кхм… так сказать, места приложения.

Собравшиеся согласно покивали. Да, требует и именно этого. Буда, которому до культуры было ровно столько же дела, сколько полярным белым медоедам до знойных южных пустынь, только глазами хлопал, не понимая, зачем его-то сюда вызвали.

– Посему, господа, я, своей высшей волей и властью помазанника Небесного на земле, принял решение о строительстве собора во имя Превеличайшего Владыки всех земель и тверди, нашего Небесного Заступника.

Воцарилась небольшая пауза – заседающие переваривали полученную информацию. Наверняка думали о том, что проныра и хитрец Торн сумел обработать государя и выбить деньги для своего ведомства, которые всенепременно разворует при строительстве. Генерал, например, так и делал. Получив однажды из казны средства для нового корпуса военной академии, он, не мудрствуя лукаво, пустил их на постройку собственного особняка, а когда Луш осведомился о том, где же, собственно, корпус и почему молодые академиты вместо занятий таскаются по улицам, побираясь Заступника ради и жалуясь на холод и голод, то Буда вытянулся во фрунт, вытаращил глаза и рявкнул: «Сир, она сгорела! Три дня до сдачи – сгорела!»

Заступник дал, Заступник и взял, как говорится. Все вернулось на круги своя, Буда въехал в новый роскошный дом, а голодающие академиты так и продолжали побираться. В конце концов, Шани не вытерпел и по собственному почину велел им питаться в столовой инквизиции – ему просто стало жаль этих отощавших и оборванных ребят, смотревших на него глазами мучеников с икон.

– Казна пуста, сир, – голосом театрального трагика в кульминации драмы произнес Бойше.

– Что значит «пуста»?! – взвился Луш. – Немедля объяснитесь!

Некоторое время он бушевал и метал громы и молнии, рассказывая о государственной и личной бережливости, о том, что это первое масштабное строительство за многие годы и, в конце концов, он не приказывал что-то доставать из казны и лично перепроверит все финансовые документы. Бойше внимал ему с видом непонятой добродетели и, когда Луш сделал паузу, чтобы прочистить горло, промолвил:

– Это очень дорогой проект, сир. Вполне вероятно, что сразу выделить необходимую сумму не получится. Я как финансист полагаю, что сперва надо бы выбрать место для строительства, собрать рабочую силу, в конце концов, создать чертежи будущего здания…

Хитрый же ты лис, думал Шани, глядя на министра финансов. Сейчас затянешь дело до зимы, так, что не успеют даже котлован вырыть, а весной никто об этом и не вспомнит, зато нет сомнений в том, что немалые денежные ручейки под шумок утекут тебе в карман. А строительство храма это хорошо, очень даже хорошо…. Одна очистка столицы от бродяг, которых погонят на стройку, чего стоит.

– Что касается чертежей, то тут все в порядке, – и Луш сделал широкий жест в сторону своей очаровательной соседки, которая до этого момента старательно перебирала бусинки на своих многочисленных браслетах. – Вот, прошу. Ученица самого Верокья, очень одаренная девушка Дигна Сур. И чертежи готовы, и расчеты.

Интересно, если следующей фаворитке захочется достать с неба одну из лун, то, что же нам тогда, строить космический корабль, усмехнулся Шани. Нет, он определенно где-то ее встречал, но где? Когда? Какое знакомое лицо…

– Пообщайтесь с ней, ваша бдительность, строительство храма пойдет полностью по вашему ведомству, – продолжал Луш; Шани согласно качнул головой. – Хорошо бы вам прямо сегодня отправится выбирать место для строительства.

– У меня лекция в коллегиуме и собрание в инквизиции, сегодня не успеем, – ответил Шани. Луш недовольно сморщился.

– А вы успейте. Отмените там что-то, перенесите… В конце концов, мы не каждый день храмы строим.

Шани послушно кивнул: спорить с Лушем, если он что-то вбивал себе в голову, было абсолютно бесполезным занятием. Архитекторша рассматривала его с нескрываемым интересом, и по ее лицу словно проплывали тени раздумий.

– Я сделаю все, что от меня зависит, сир, – произнес Шани.

– Вот и хорошо. Вы, Буда, начинайте сбор народа на строительство, думаю, через неделю все надо начинать – до зимы уже нужно запустить работы. А вы, Бойше, сейчас пойдете со мной. Расчеты у меня есть, вот и проверим, насколько пуста казна. А пока, господа, наша встреча закончена. Благодарю за понимание и внимание.

Министр финансов встал и поклонился, словно принимал неизбежную судьбу. Буда, что-то бормоча о том, как он ради государя все соберет и отправит куда надо в кратчайшие сроки, выбрался из кресла и покостылял к двери. Шани сидел неподвижно, думая о том, что теперь надо отправлять гонца в коллегиум – извещать об отмене лекций; а ведь он с большим удовольствием почитал бы сегодня со своими студентами из нового набора богословский труд святого острослова Дени-ки, чем тащился бы с государевой фавориткой неведомо куда в такую отвратительную погоду… Хитра девочка, ничего не скажешь. Так-то прозябала бы где-нибудь на холодном чердаке, ваяя кривые скульптурки для парков или надгробия, а то пожалуйста – милуется с государем и обретет славу лучшего в стране архитектора. Да и что это вообще такое – женщина-архитектор? Это в Гармонии смотрелось бы нормально и прилично, а в Аальхарне выглядит не самой удачной причудой того, кому от природы чудить не положено. Так что девочка молодец. Хорошо устроилась, ничего не скажешь. Луш что-то шепнул на ухо Дигне и вместе с Бойше покинул зал.

Девушка встала, приблизилась к Шани и поклонилась. Тот обвел ее голову кругом Заступника и сказал:

– Благослови тебя Небо и осени своей милостью, – Дигна улыбнулась, и он продолжал: – Не будем тратить время, несите чертежи.

Как бы то ни было, но Дигна создала действительно стоящий проект. Шани не очень любил и знал архитектуру, но даже его знаний по вопросу хватало, чтобы оценить всю колоссальность существующего пока на чертежах собора. Был он массивным, подавляющим своей величиной и мощью и в то же время каким-то легким, воздушным, стремящимся в небо, к Заступнику. Шани перелистывал чертежи и чувствовал, что это его действительно захватывает, и, пожалуй, Дигна права – ради создания такого собора стоит залезть в постель к Лушу…

– Знаете, мне нравится, – сказал Шани. Девушка просияла, и он продолжал: – На мой взгляд, его нужно строить где-нибудь на Затолийских холмах, там очень красиво, есть сеть дорог, так что проблем с подвозом не будет. Если вы готовы, то через четверть часа сможем выезжать.

Дигна кивнула.

– Разумеется, ваша бдительность. И…, – она сделала паузу, замявшись. – Спасибо вам.

Шани вопросительно поднял бровь.

– За что же?

Дигна изогнула губы в невероятно соблазнительной улыбке.

– За то, что моя работа вам понравилась.

Шани глубоко вздохнул и пошел к выходу. Шурша платьем, Дина подалась за ним.

Глава 4. Подземный город

Хозяин небольшой таверны на Пичуевом тракте уже собирался запирать ворота и двери: дождь, сырость, изрядно похолодало – кто потащится сюда в такую непогоду? Все проезжающие наверняка уже нашли себе теплый приют, да и вообще, осенью в Аальхарне гораздо лучше оставаться дома, а не бродить по дорогам в поисках приключений, когда ледяной дождь и ветер так и норовят забраться под одежду, из лесов выходят на добычу дикие звери, а ведьмы кружатся в танце и знай себе ищут душу на погубление.

– Гаси огни, – приказал он жене, стоявшей за стойкой и натиравшей посуду. Та послушно потянулась к ближайшему светильнику, как вдруг дверь отворилась, впустив струйки ночного ветра и запах опавших листьев, и в таверну вошли двое. Мужчина инквизиторского звания и в высоком чине сурово смерил взглядом странных сиреневых глаз хозяина таверны, но когда заговорил, то речь его звучала спокойно и ласково:

– Можно ли просить вас о приюте?

Его молоденькая и миловидная спутница, одетая совершенно не по погоде в легкий и тонкий плащ, шмыгнула носом и звонко чихнула.

– О, разумеется, – минутное оцепенение спало, и хозяин рассыпался в привычных суетливых любезностях. – Все, что угодно вашей милости, специально оставил незанятой хорошую комнату, как знал, как знал, что будут такие важные, такие хорошие гости, и ужин еще горячий, проходите со мною… А ваша поклажа?

– Мы налегке, – сказал гость, встряхнув легкой дорожной сумкой. Девушка снова чихнула; хозяин подумал, что она наверняка простудилась и надо бы набрать горячую ванну.

– Прошу за мною, – промолвил он, делая приглашающий жест в сторону лестницы, ведущей к комнатам. – Позвольте, к случаю, осведомиться об имени?

– Шани Торн, шеф-инквизитор всеаальхарнский, – представился гость, кивнул в сторону своей спутницы. – Дигна Сур, особа, приближенная ко двору.

Хозяин всплеснул руками и кинулся к высокому гостю под благословение.

Комнату им выдали одну, бедную, но очень чистую. Дигна туда даже не зашла: сразу же отправилась с хозяйкой в банную залу. Заперев дверь, Шани снял промокший дорожный плащ, разулся и устало лег на затянутую шерстяным одеялом койку. А ведь сейчас он мог бы совершенно спокойно сидеть в тепле своего дома возле камина, но вот ведь, пришлось целый день мокнуть под дождем на Заступник весть каком расстоянии от столицы, выбирая место для строительства храма, и в итоге, когда начало темнеть, они заблудились – сейчас он вообще не имеет представления о том, на каком участке Пичуева тракта находится их столь гостеприимный приют. Хорошо хоть они сумели выбраться к тракту – дорог и дорожек здесь видимо-невидимо, и блуждать по ним во мраке – весьма сомнительное удовольствие. Дигна, следует отдать ей должное, не ныла и не жаловалась, хотя Шани и ожидал, что она начнет ныть. Девушка следовала за ним, едва держась в седле от усталости и, по всей видимости, тоже проклинала тот миг, когда отправилась в путешествие.

В дверь очень деликатно постучали.

– Ваша милость, ужин готов, – сказал хозяин. – Принести сюда или желаете спуститься в зал к камину?

Изрядно продрогшего Шани не надо было спрашивать дважды.

Старое кресло, обтянутое потрескавшейся кожей, оказалось теплым и уютным, мясное рагу с овощами удивительно вкусным, а вино – вполне сносным, хоть и слегка кисловатым. Дигна уже уплетала кашу за обе щеки, запивая ее лекарственным травяным отваром, и выглядела веселой и довольной, словно не тряслась в седле целый день и не промокла до нитки. На голову она намотала огромное полотенце, чтобы высушить волосы.

– Не везет нам с погодой, – сказал Шани. – Завтра с утра вернемся в столицу.

– А как же место для постройки храма? – Дигна выглядела так, словно собиралась искать нужную точку, невзирая на все дожди в мире. Вот он, фанатизм творческого человека, подумал Шани и сказал:

– Я несколько раз был в Эвглеже, лучше всего строить там. Мраморные карьеры под боком, хорошая дорога. И до столицы расстояние как раз такое, чтобы дорога не пугала паломников.

Дигна криво улыбнулась одной стороной рта. Видно было, что Эвглеж – лесистое хвойное всхолмье – ей не по душе, но она не хочет спорить: либо устала, либо понимает бессмысленность пререканий.

– Мы с вами где-то встречались, – полувопросительно произнес Шани. Дигна улыбнулась, поправила полотенечную башню на голове.

– Я бы вас не забыла, – с легкой ноткой кокетства промолвила она. – У вас очень необычные глаза, ваша бдительность.

– Мне знакомо ваше лицо, – сказал Шани. – Я где-то встречал вас раньше, но не могу вспомнить… А скажите лучше, чем вам не нравится Эвглеж?

Дигна пожала плечами.

– Не знаю. Я не вижу там именно этого храма. В Эвглеже много деревьев, там лучше будет смотреться не камень, а деревянный терем…. Хотя вам, наверно, это не интересно.

– Отчего же, очень интересно, – задумчиво сказал Шани, любуясь всплесками алого в своем бокале. – Еще мне интересно, куда именно вы хотите меня направить и почему все время поправляете это полотенце. Не пора ли его вообще снять? Так ваши волосы быстрее высохнут.

Дигна опустила глаза и замолчала. В наступившей тишине было слышно, как стучит по ставням и крыше дождь, и где-то на кухне хозяин тихонько переговаривается с женой. Шани ждал, не сводя глаз с девушки. Он заметил, что Дигна побледнела; наконец, она подняла руку к голове и стянула полотенце. По плечам рассыпались кудрявые рыжие локоны; Шани усмехнулся.

– Парик, – сказал он. – Я так и думал. И зовут тебя на самом деле Дина Картуш. Обвинение в наведении порчи. Я же говорил, что не смогу отпустить тебя дважды. А теперь ты подобралась к государю, и один Заступник знает, что за сети ты плетешь и кого хочешь поймать, – он сделал тяжелую, угрожающую паузу; губы Дины дрожали. Казалось, вот-вот и она разрыдается. – Я мог бы сейчас накалить кочергу и почертить ею тебе по ребрам, но думаю, ты все же благоразумна и расскажешь мне, что задумала на самом деле.

Дина молчала. Отблески пламени в камине делали ее лицо несчастным и зловещим, словно напоминали об обычной судьбе аальхарнских ведьм – костер и только костер. Молчал и Шани. Наконец Дина вздохнула и горько сказала:

– Что ж, если носить парик – преступление, то можете меня сжечь. Или забить кочергой, как хотели. Эти добрые поселяне, что так гостеприимно нас встретили, вам в этом благом деле с радостью помогут.

Судя по всему, ей было нечего терять – настолько пустым и обреченным прозвучал ее голос, словно она уже увидела уготованное будущее и со всем смирилась.

– Поверь, это не доставит мне удовольствия, – произнес Шани. – Носить парик не преступление и быть рыжей – не преступление тоже. Но ты уже была под обвинением инквизиции. Пусть дело закончилось в твою пользу, но сам факт играет против тебя. А теперь ты изменила внешность, насколько смогла, и подобралась к особе государя, явно не с бескорыстными целями. И как еще я должен на это реагировать?

По щекам Дины побежали слезы. Она плакала без рыданий и всхлипов, и почему-то это делало ее прекрасной. Шани вспомнил, как несколько лет назад она также плакала в пыточной, глядя на Коваша – тогда все закончилось очень быстро, стоило заплечных дел мастеру слегка сжать ее плечо клещами. Интересно, остался ли на плече след и заметил ли его государь?

– Все правильно, – прошептала Дина. – Все верно. Ты должен меня убить.

– Я не убиваю невиновных, – твердо сказал Шани. – И если ты заметила, то ни в чем тебя не обвиняю. Но согласись, что вся эта ситуация выглядит не очень красиво, – Дина едва заметно кивнула, и он продолжал: – Поэтому рассказывай. С самого начала.

Как говорится, черная полоса началась со дня рождения. Дина родилась в хорошей и неплохо обеспеченной семье, но рыжий цвет волос всегда приносил ей неприятности. Девочку не принимали в компании других детей, соседи явно и за глаза нелестно высказывались по поводу малолетней ведьмы, а мать переживала, что Дину никто не возьмет замуж. Дело осложнялось еще и тем, что Дина полюбила рисование и книжные науки, что, конечно, женщинам не запрещалось, но смотрелось неким забавным курьезом. Впрочем, отец, насмотревшись на попытки дочери строить замки из песка и прочих подручных материалов, решил отдать ее в мастерскую Верокья: обычные женские заботы не вызывали у Дины никакого интереса, так хоть там будет при деле, а может и за подмастерье выйдет замуж – и то хлеб.

Однако сразу попасть в обучение к великому архитектору, о чем Дина грезила с ранней юности, было не суждено. Старуха соседка, обозвавшая девушку рыжей тварью на глазах у людей, через день отдала Заступнику душу, и ее родственники едва не устроили над Диной самосуд.

Шани вспомнил тот день – тогда была ранняя календарная весна, еще снежило, и он, помнится, удивился тому, что ведьму приволокли в одной разорванной и окровавленной нижней рубашке. Без сознания, с разбитым носом, она валялась на полу кучей изуродованной плоти; Шани присел на корточки рядом, внимательно посмотрел ей в лицо и приказал немедленно звать врача – без медицинской помощи до допроса она точно бы не дотянула.

Тогда все складывалось против нее. Все без исключения соседи и родственники свидетельствовали о том, что Дина – злостная ведьма, и ей только до поры до времени удавалось скрывать свои пакостные дела от земного и небесного правосудия. Особенно старались те двое парней, которые рассчитывали, что рыжая девчонка, которой все сторонятся, предоставит им беспрепятственный и неограниченный «доступ к телу», и получили гневный отказ вкупе с ведром помоев на голову – уж они-то порассказали о ведьме такого, после чего ее должны были бы сжечь, повесить и снова сжечь. Каково же было всеобщее удивление, когда шеф-инквизитор Торн предъявил итоговое заключение расследования: смерть почтенной Мани объясняется естественными причинами и изношенностью сердечного клапана, что показало освидетельствование покойной тремя государственными медиками и шеф-инквизитором лично, в результате тщательнейшего обыска в доме подсудимой не найдено предметов, которые могут быть отнесены к зловредным, девица Дина Сур сим объявляется невиновной по всем статьям. Тогда-то от избытка чувств Дина и бросилась на шею своему спасителю, а народ, который за минуту до оглашения приговора пылко желал ей смерти, теперь едва слюни не пускал от умиления. Оправданная добродетель и честный судия – что может быть лучше…

Тогдашнее пожелание шеф-инквизитора – исчезнуть и не показываться – Дина прекрасно поняла, но принять и выполнить не смогла. В столице была вся ее жизнь, и прошлая, и будущая, а отправляться в странствия вместо того, чтобы отправиться учиться, она не могла себе позволить. Выйдя из здания суда, она первым делом подалась в Зеленый проулок, где издавна размещался городской театр, и выпросила у тамошнего костюмера парик, а потом уже отправилась в мастерскую Верокья: как была, без монетки денег и в драном затрапезном платье.

Ей очень нравилось учиться. Наконец-то Дина оказалась в собственной среде, где ее понимали и принимали, пусть с доброй усмешкой – все же не женское дело идти в науки и искусства, женщинам положено хранить домашний очаг, воспитывать детей и ублажать супруга – но принимали, и Верокьо ее отличал, частенько ставя в пример прочим своим ученикам. Собор, представленный государю, был дипломным проектом Дины – продуманным, выпестованным, ее плотью и кровью. Разумеется, она бы никогда не смогла его воплотить в жизнь, и он так бы и остался никому не нужным кабинетным замыслом…

– Давай пока отложим лирику, – предложил Шани, который за время пылкого монолога, прерываемого то слезами, то томными улыбками, успел выпить три бокала подогретого вина со специями. – Кто привел тебя во дворец?

Тут Дина покраснела, словно ей стало невероятно стыдно и противно.

– Витор? – спросил Шани. Дина шмыгнула носом, и шеф-инквизитор продолжал: – Хотя нет… он заведует шлюхами подешевле и попроще.

– Не смейте так говорить, – всхлипнула Дина. – Не смейте…

Надо же, оскорбленная невинность, подумал Шани.

– Я не шлюха. И не фаворитка государя. И не смейте меня унижать, я ни в чем не виновата.

Казалось, вот-вот и она закатит ему пощечину – уж больно разгневанной и обиженной выглядела, как неистовая дева Оранда на полотне великого Гути, которая зарубила мечом троих языческих князей, желавших отнять ее невинность. Шани улыбнулся Дине открыто и очень цинично, словно показывал, что не верит ни единому ее слову – такая улыбка могла и святого вывести из себя.

– Или Яравна? В свое время она такую девицу откопала министру финансов, что все слюной изошли.

Дина опустила голову и не произнесла ни слова. Значит, Яравна. Невероятная дрянь и стерва, фрейлина вдовствующей государыни и основной поставщик косметики, легких наркотиков и тел для двора – не тех отбросов, которые вечерами собираются на улице Бакалейщиков, а вполне достойных девушек из небогатых, но приличных семей. Одна из немногочисленных подруг самого Шани была найдена как раз Яравной.

– Она моя троюродная тетка, – промолвила Дина. – Да, она помогла мне попасть во дворец, но я не шлюха и не фаворитка государя. Яравна просто организовала нашу встречу в Белой гостиной, я рассказала ему о соборе и смогла убедить в том, что…

– Прекрасно, – прервал ее Шани. – Дальнейшие детали убеждения опустим. Но пока я так и не услышал ответа на вопрос о том, куда ты хочешь меня вывести.

Девушка глубоко вздохнула, отерла слезы.

– Вы снова заподозрите меня в злом умысле.

– Не знаю, – пожал плечами Шани, крутя опустевший бокал за ножку. – Все может быть, но пока твоя искренность мне нравится. Так куда мы едем?

– Я хочу построить храм на Сирых равнинах, – сказала Дина. – Вы слышали легенду о подземном городе в тех местах?

– Да, что-то такое читал у Тамеда в «Исходе», – кивнул Шани. – Но почему именно там?

– Говорят, что когда-то в этих местах жил могучий народ, и это были сильные и славные люди, – нараспев, словно читая или рассказывая сказку, произнесла Дина. – Они построили огромный город, башни которого доставали почти до неба, украшали свои дома изумительными картинами и писали мудрые книги. Но потом они возгордились тем, что открыли тайны земли и неба и сказали, что Небесный Заступник им больше не нужен – они будут сами по себе, без него. Им хватит собственного добра и собственной милости. Заступник сначала пожалел их, потому что в своем неведении они были, словно дети, но потом разгневался, видя, что они сбрасывают его каменные Круги и разрушают алтари. И тогда Он наслал на город чуму и мор, и люди умерли в ужасных мучениях. Но, даже умирая, они не раскаялись и не попросили у Заступника прощения за гордыню и самонадеянность. Поэтому Он растворил землю и город опустился вниз, чтобы никто и никогда не увидел, что здесь жили люди, которые погубили сами себя.

– Ты очень интересно рассказываешь, – заметил Шани, когда девушка умолкла. Дождь застучал еще сильнее, ветер словно бросал его полными пригоршнями. Наверняка дорога завтра раскиснет и исчезнет окончательно, и до столицы они доберутся Заступник весть когда. Шани стало грустно. Хозяин таверны высунулся с кухни, вопросительно посмотрев в сторону гостей, но Шани отрицательно покачал головой, и тот исчез – наверняка отправился спать.

– Понимаете…, – сказала Дина, – я хочу, чтобы Заступник все-таки победил. Поэтому храм и должен стоять именно там. Они пошли против Него и поплатились, а если бы остались с Ним, то наверняка бы достигли новых высот. И город стоял бы на прежнем месте, и становился бы только краше.

– Прекрасные речи, – похвалил Шани. – Так в чем же я должен увидеть злой умысел? Ты рассуждаешь здраво, как и положено истинной дочери Заступника.

– Дело в том, – промолвила Дина едва слышно, – что если там действительно была чума, то она может начаться снова. А я стану самой страшной ведьмой за всю историю Аальхарна, которая не просто навела порчу на соседа, а выпустила из-под земли смерть на весь народ.

На улице громыхнул такой раскат грома, что Шани вздрогнул. Давно в Аальхарне не было такой осени, да и лето в этом году выдалось не самым приятным – дожди, прохлада, солнце едва выглядывало из-за серого облачного полога… И ему так и не удалось выбраться к морю, как давно хотелось – работа, работа, работа.

Теперь вот еще и храм на месте могильника. Какие-то древние города, охранительные легенды… На этом месте люди спокойно живут лет пятьсот точно – историю Аальхарна Шани знал весьма неплохо – но даже если вирус и остался где-то в глубине, то за прошедшие годы наверняка утратил смертоносную силу. А свое мнение по поводу Дина обосновала очень неплохо, пожалуй, в таком виде его можно представить и Лушу. Шани прикинул, как бы туда еще вставить добродетель бережливости, столь любимую государем, но с ходу ничего не придумал и решил отложить это дело до письменного отчета.

– Веруешь ли ты в Небесного Заступника, единого и неделимого Владыку небес и тверди, гневного, но всемилостивого, мстящего, но отпускающего грехи? – неторопливо произнес Шани формулу Установления истинной веры. Девушка посмотрела на него с надеждой и кивнула.

– Истинно верую, – ответила она, и по ее щеке снова пробежала слезинка. «Я заставляю женщин плакать, – подумал Шани. – Такова моя работа».

– Считаешь ли ты себя верной дщерью Его, хранящей и чтущей Заветы, данные им, живущей праведно и готовой честно и несокрытно предстать перед Его грозным и милостивым судом?

– Считаю себя таковой, – уверенно сказала Дина. Шани протянул к ней руку и обвел ее кругом Заступника. Это не Гармония Земли, где давным-давно к богу относятся скептически, это Аальхарн, где существование Небес и Пекла никто не подвергает сомнению и не допускает даже мысли в возможности сомнения, поэтому Дина сейчас честна. В такие моменты врать и не краснеть у местных жителей вряд ли получится, тем более – шеф-инквизитору, который по милости Заступника читает души как раскрытые книги.

– Тогда ступай и не греши, – промолвил Шани. – Будь тем, кем хотела бы предстать пред Ним в нужный час. А сейчас я отпускаю тебе грехи, сделанные и задуманные, и верю, что ты искренна передо мной и Заступником.

– Я искренна, – прошептала Дина и опустила голову в поклоне. Шани откинулся в кресле и вытянул ноги к камину. Жаль, что он не попросил еще вина… Дина молчала. Кудрявые пряди, рассыпавшиеся в беспорядке по ее плечам, отливали сияющей медью. А у мачехи волосы были ровные и всегда собранные аккуратными волнами вокруг головы; дедов топор, старый, но по-прежнему чистый и острый, тогда вонзился в самую середину ее идеальной прически.

Шани передернуло. Какая-то дрянь, которую он знал всего несколько месяцев, вывернула всю его жизнь наизнанку, навсегда. Если задуматься, то именно благодаря ей он сейчас и сидит в полумраке этого небольшого зала, рядом с этой рыжей девушкой, которая не сделала ничего плохого, и, тем не менее, ему едва удается сдерживать раздражение. Рыжая, рыжая. В этом все дело. А ведь им предстоит провести немало времени вместе, возможно, даже несколько лет, пока собор не будет построен.

– Вы устали? – подала голос Дина. Шани угрюмо покосился в ее сторону. Рыжая. Это очень неприятное чувство – словно кто-то скребет ледяным когтем по позвоночнику. Конечно, она не виновата в его внутренних проблемах. В шестом классе обучают персональному психоанализу и коррекции – Шани смог бы сейчас со всем справиться, если бы доучился до шестого класса. Но, когда он был в пятом, Максим Торнвальд женился на рыжей шлюхе…