Текст книги "Единственно верный"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

Северные ворота встретили Шани свирепым патрулем охранцев: заградившие Шани путь патрульные явно предпочитали сидеть бы где-нибудь в тепле, а не торчать здесь, когда усиливается метель и кругом бродит смерть да горожане так и норовят выбраться из столицы и не останавливаются ни перед чем.

– Откуда и зачем? – рявкнул толстый патрульный в темно-зеленом камзоле и довольно дорогой меховой накидке, явно отобранной у кого-то из нарушителей границы. Шани сунул руку в карман и вытащил медальон.

– Капитан Мортимер, внутренние войска, – сказал он сурово. – Как разговариваешь со старшим по званию?

– Разговариваю по уставу, господин капитан, – хмуро произнес толстяк. Шани прищурился, чтобы патрульный не увидел цвета его глаз.

– Одет ты не по уставу, – сказал Шани, помотал медальоном перед толстяком и спрятал пластинку обратно в карман. – Еду в Кавзин с секретным предписанием лично государя. Препятствий приказано не чинить.

– Предъявите пропуск, господин капитан, – нахмурился патрульный. Шани поджал губы и холодно промолвил:

– Дурак. Сказано же тебе: секретное предписание.

Толстяк постоял, размышляя о том, стоит ли связываться с государевыми гонцами, а затем отошел с дороги и махнул рукой товарищу, чтобы тот убрал заграждение.

– Так точно, господин капитан, пропускаю.

Через час отряд государевых охранцев – вооруженный до зубов, словно ловит не одного беглеца, а вражеский полк – нагрянет к Северным воротам, и толстяк, дрожа от страха, скажет, что «капитан внутренних войск Мортимер» отправился в Кавзин: туда и кинется погоня за бывшим шеф-инквизитором, чтобы заблудиться в невероятной по силе для этого времени года метели и потерять пол-отряда замерзшими. А Шани тем временем ехал совсем в другую сторону, к Серым лесам Заполья, рассчитывая найти приют в этом крае маленьких деревень и болот, где отроду не водилось ни ересей, ни колдунов, ни стражей порядка.

Метель усиливалась, и лошадка перешла на шаг, упорно отказываясь двигаться быстрее. Шани посмотрел на темное низкое небо, настолько плотно затянутое тучами, что сложно было даже поверить, будто бы за ними есть солнце, и приблизительно прикинул время: пожалуй он не доберется в Волшки до темноты… Ну да ладно: за последние сутки он сумел побывать на дыбе (черт, рука уже отнимается после всех этих приключений!), оказаться в тюрьме и совершить оттуда побег, и вырваться из зараженной столицы – и теперь не пропадет. А еще он убил двух человек, и Дина умерла – но об этом сейчас лучше не думать… У него еще будет время для размышлений.

И тут Шани внезапно понял две вещи: у него теснит в груди так, что тяжело дышать – раз. И он все время протирает глаза, которые заплывают отвратительным розовым гноем.

Это понимание было словно звонкая неожиданная пощечина; он натянул поводья, и лошадка послушно остановилась. Значит, иммунная система все-таки не выдержала, печально подумал Шани, и моя смерть будет ненамного легче казни на костре… Метель усиливалась. Снежные хлопья летали и кружили, словно стая растрепанных белых птиц. Шани вдруг вспомнил, что уже видел это поле с мутным гребнем леса на горизонте раньше. Все, явившееся ему в давнем сне, сбылось – и чужая форма с дырой в боку, и уставшая лошадка, и всепоглощающий страх смерти. Только вот в прошлый раз он сумел проснуться, и Дина обнимала его, а теперь Дины нет – есть только наступающая зима и бесконечный снег, и вряд ли он сможет пробудиться от этого тяжелого душного сна с запахом крови…

– Я не хочу умирать, – сказал Шани и пришпорил лошадку. Надо было двигаться, пока оставались силы.

Глава 11. Да придет Заступник

Кровавые слезы, значит…

Андрей быстро шел по дороге в сторону деревни; Несса едва поспевала бежать за ним. Рассветное небо хмурилось; последняя осенняя гроза миновала, и в остывшем воздухе то и дело промелькивали снежные крупинки. Лес, не потерявший еще всей своей листвы, казался унылым и нахохлившимся, словно не ждал от судьбы ничего хорошего. Зато грязь за ночь подсохла, и шагать было легко; перспектива вязнуть по колено в такой ситуации Андрея не радовала.

Когда-то давно он был отличным врачом, знал все симптомы болезней, и, стоило только Нессе упомянуть про кашель и кровавые слезы, как Андрею стало ясно: болезнь Траубера; без медицинского вмешательства Аальхарн вымрет за месяц. Полностью. И если раньше он как-то мог абстрагироваться от подобных вещей, тем более, что местные болезни есть местные болезни, лечить их он не особенно-то и умел, то теперь пробравшаяся сюда зараза была его проблемой и его виной. В конце концов, как говорил, бывало, отец, есть такие слова как личная ответственность за зло, хоть даже ты сам его и не совершал… Пафосно звучит, конечно, но что поделать… Андрей очень крепко и злобно выругался по-русски – так, чтобы ярость, ударившая в затылок, утихла и дала возможность работать – и полез в свой заветный мешок.

– Что это? – спросила Несса, когда Андрей вынул бесконтактный пистолет для прививок. Ничего подобного она, разумеется, никогда не видела, и даже не могла предположить, что такие вещи существуют на свете. Разумеется, Андрей не стал объяснять, что подобные приборы Гармония выдает всем колонистам дальних планет: нет необходимости в стерилизации инструмента и кожи, просто загружается ампула, а дальше нужно всего лишь нажать на кнопку, и доза лекарства окажется в нужном месте и в нужное время.

– Шприц, – произнес Андрей и, осторожно опустив пистолет на стол, снова сунул руку в мешок. Несса смотрела на него во все глаза и, казалось, даже перестала дышать.

– Ты Бората? – спросила она тихонько.

– Хрен с ним, пусть буду Бората, – сказал Андрей. – Пусть хоть кто буду, только не мешай, а?

Потому что мне сейчас нужно очень сильно сосредоточиться и вспомнить то, о чем я не вспоминал десять лет. Итак, Траубер. Сумрачный германский гений; прапрапрадед мой таким спуску не давал и правильно делал. Но времена пошли другие, и Траубер нашел применение мозгам и рукам в лабораториях биологической зачистки колонизируемых планет. И знаменитый вирус, кстати, он вовсе не сам изобрел – это мутировавшая бактерия земной бубонной чумы, разумеется, подправленная в сторону максимальных возможностей поражения. Ну и плюс кровавые слезы в качестве психологического воздействия – Траубер обожал внешние эффекты. Единственное, что сейчас нам всем поможет – это биоблокада. Роскошная штука, говорят, ее создателю, доктору Лебедеву, поставили памятник из золота на одной из колонизированных планет, когда там бушевала очередная зараза. Действует, захватывая вирус в непроницаемую оболочку и выводя из организма через поры кожи и с мочой… А биоблокады мне, разумеется, никто и не дал: зачем бы такая роскошь ссыльному врачу? Но зато добрая Гармония выделила мне блок-пакет первой помощи, притом весьма неплохой, а в университете я прослушал целый спецкурс на тему синтеза биоблокады и теперь смогу ее собрать из подручных средств…

Несса с суеверным ужасом следила за его манипуляциями. Андрей вынимал из мешка какие-то пузырьки с разноцветными жидкостями и непонятные устройства, которые то ломал, то собирал заново. Затем у всех пузырьков были скручены макушки, и Андрей принялся смешивать зелье, добавляя то одну жидкость, то вторую, то третью, то резко встряхивая чашку со смесью, то покачивая ее бережно, словно младенца. Это было чудесно и страшно; Несса смотрела, боясь упустить хоть что-то. Андрей о чем-то бормотал на чудом языке, постоянно повторяя «Траубе, Траубе…» – наверно, отгонял злых духов. Он и в самом деле был великим лекарником, иначе откуда у него взялись бы все эти алхимические вещи, которых простому народу и видеть не положено… И он наверняка поможет: известно ведь, что Бората умел лечить все болезни, кроме старости и смерти и даже иногда оживлял мертвых, если те были хорошие люди… Андрей колдовал над пузырьками еще долго, и Несса успела задремать: во сне ей виделась толстая и кривая ржавая игла, которая протыкала звезды и нанизывала их на грязную нить, когда-то бывшую белой. А потом Андрей сказал:

– Мать твою… Готово! – и Несса проснулась.

Андрей сиял, словно именинник, и осторожно укладывал в сумку пузырьки и странный предмет, названный шприцем. Судя по трепетной аккуратности, с которой он обращался с вещами, лекарство было приготовлено, получилось таким, каким нужно, и ждало своего часа. И вот теперь они шагали в деревню, Андрей нес сумку так бережно, как не всякая мать будет нести своего ребенка, и Несса знала, что беда перед ним отступит, потому что выражение лица Андрея было таким, какое Несса видела только в церкви на иконах…

– К кому ты первому пойдешь?

– Я пойду сразу в церковь, – ответил Андрей. – А ты – побежишь поднимать народ и звать туда. Время надо беречь, время сейчас очень дорого. Сначала привью тех, кто может двигаться, потом уже обойду лежачих.

– Привьешь? Как это – привьешь?

– Ну, дам лекарство.

Снежные хлопья мелькали все чаще. Вот и зима пришла – долгая, морозная, белая… Деревья обнимет инеем, птицы и животные лишний раз и носу не высунут из своих укрывищ, а люди устроятся в домах, в тепле и уюте, и будут топить печи, гадать о будущем лете и изредка выбираться проведать скотину. А ребята примутся катать снежных баб и скользить на коньках по замерзшему прудику… И никто уже не будет плакать кровавыми слезами. Никто.

Несса наконец-то приспособилась к скорому шагу Андрея и взяла лекарника за руку.

– Лишь бы они собак не спустили, – промолвила она. Андрей усмехнулся.

– Не спустят.

… Мальчик умирал, и Ана никак не могла признать этого. Сознание не пропускало мысль о скорой смерти сына, хотя она прекрасно видела и слышала, что Лоня давится от натужного кашля, что начинает бредить и его глаза заволакивает розовым гноем, который готовится растечься кровавыми слезами. Ана не верила, что ее сын, ненаглядный единственный ребенок, скоро ее покинет – это казалось ей совершенно невозможным, неправильным, как если бы ночью вместо луны на небе появилось солнце. Потому-то она и побежала в храм – только Заступник, даровавший ей долгожданное дитя, мог сейчас помочь. Не станет же он, только что забрав мужа, отнимать еще и ребенка…

– Заступник Святый и Всевечный, – шептала она, стоя на коленях и обводя лицо кругом, – сохрани наши души, укрепи наши сердца во всяк день, во всяк час, в каждую минуту…

В храме было тихо и холодно. Маленькие красные лампадки перед иконами, которые поспешно зажгла Ана, не в силах были разогнать плотную темноту, которая от тихого света казалась еще гуще и непроницаемей. Лица святых угодников и мучеников выглядели мрачными и унылыми; Ане было страшно, однако она не покидала храм и продолжала молиться, читая все святые строчки, выученные с детства. Не мог Заступник оставить ее и Лоню, не мог… А Лоня лежал, укрытый старой шалью, на каменном полу, под главной иконой, с которой ласково взирал Заступник в алом облачении; Ана слышала, что мальчик начинает надрывно хрипеть, стараясь вдохнуть еще немного воздуха, и молилась еще быстрее, еще громче…

– Мамо…чка, – из последних сил позвал Лоня. В тусклом неверном свете лампадок его маленькое лицо с красными потеками слез казалось уродливой маской. Не вставая с колен, Ана поползла к нему, подхватила на руки: десятилетний, довольно высокий для своего возраста, сейчас он показался ей очень маленьким, легким и невероятно горячим. Ана прижала к себе умирающего сына и зарыдала. Нет, она по-прежнему не верила в то, что он умирает, но он в самом деле умирал. И Заступник, добрый Заступник, который раздвигал моря и поднимал мертвых, который сейчас так ласково смотрел с иконы на измученного болезнью ребенка, не откликнулся на ее мольбу…

Лоня плакал, уже не осознавая, что плачет, и задыхался – воздух практически не поступал в легкие. Отчаяние, охватившее Ану, было настолько черным и тяжелым, что на мгновение она перестала понимать, что происходит и потому не заметила, как в храм вошел Андрей. А тот, увидев мать с умирающим ребенком, кинулся к ним и навел на Лоню непонятный белый предмет. Что-то прожужжало и затихло, а Андрей перевел белый предмет на Ану, и та почувствовала быстрое и влажное прикосновение к щеке.

– Андрей… – только и сумела сказать она.

– Подожди, – нахмурился Андрей. – Подожди, должно получиться. Я все сделал правильно.

Протекло несколько долгих томительных минут, и Лоня вздрогнул, жадно хватая воздух – теперь он мог нормально дышать. Андрей вздохнул с облегчением и закрыл глаза.

Дальнейший день был настолько наполнен делами, что потом Андрей довольно смутно помнил все, что происходило с ним и с Нессой. Когда он, поддерживая Ану и мальчика, вышел из храма, то на площади уже начал собираться полуодетый народ – впрочем, по вполне прозаической причине: в деревне объявилась злостная ведьма Несса, наславшая мор, и нужно было ее немедленно сжечь. Странности добавляло только то, что ведьма сама бегала по домам, стучала и кричала, что немедленно нужно идти к храму – там всех ждет спасение.

– Люди! – крикнул Андрей. – Я вам лекарство принес! Подходите по одному!

Некоторое время народ пребывал в небольшом замешательстве: ясно было, что у блаженного дурачка, живущего на болотах, никакого лекарства от мора ниоткуда взяться не может, и нужно не разговоры с ним разговаривать, а ведьму жечь. Но когда Лоня, все еще с кровавыми потеками на щеках, сделал первые шаги по ступеням, а Ана, пребывая в каком-то восторженном трансе, закричала:

– Заступник, люди! Это Заступник! – то с селюков спало оцепенение, и они послушно пошли к Андрею. Непонятный жужжащий предмет в его руке вызывал у них практически религиозный восторг. Потом, когда все на площади были привиты, Андрей побежал по домам – ставить на ноги лежачих больных. Лежачих было много, очень много, но он успел почти ко всем… К обеду он вышел из последнего дома и, переводя шприц на зарядку и восстановление биоблокады (хорошая все же штука эти шприцы: хоть малую каплю лекарства дай – размножат до нужного количества), подумал: глупо получится, если они все-таки решат сжечь Нессу. Вон с утра на площади орали очень даже решительно…

Впрочем, с Нессой ничего страшного не случилось. Тот факт, что она привела Андрея с лекарством, сыграл в ее пользу; пусть на нее пока еще смотрели косо, однако не кидались с веревками и вилами. Войдя в дом Ирны, Андрей обнаружил Нессу возле печи – она уже стряпала кашу.

– Устал? – спросила Несса, когда Андрей стянул плащ и опустился на лавку.

– Устал, – кивнул Андрей. Бессонная ночь вкупе с огромным мысленным напряжением и созерцанием чужого горя и боли невероятно его вымотали. Давно ему не приходилось вот так хватать за шиворот смерть и оттаскивать ее в сторону – а она огрызалась, кусалась, но все-таки ушла… А если бы Несса не подалась вчера к старой Агарье (кстати, бабулька встретила его с такими хитрым видом, словно не ожидала лекарства ни от кого другого) и не принесла ему весть об эпидемии – ну так и вымерли бы Кучки, и он, отправившись туда зимой, обнаружил бы только трупы в домах да на улицах…

Когда Несса вынула из печи горшок с кашей, то Андрей уже крепко спал. Несса поставила горшок на стол и, присев рядом с Андреем, осторожно погладила его по руке. В неясном свете осеннего дня лицо Андрея казалось другим, но в то же время странно знакомым. Несса всмотрелась и тихонько ахнула.

Сейчас Андрей был удивительно похож на Заступника – такого, каким Его писали на иконах. Впрочем, после всех сегодняшних событий это было неудивительно.

Выспаться Андрею не удалось. Вскоре в дверь дома Нессы осторожно постучали. На пороге обнаружился владетельный сеньор Боох, в парадном одеянии и с охраной, а во дворике толпились разнаряженные как на праздник селюки – целая процессия явилась, и некоторые даже держали в руках иконы. Владетельному сеньору следовало отдать должное: придя к храму, где Андрей раздавал лекарство, Боох не стал расталкивать селюков, чтобы получить быстрое исцеление, а спокойно дождался своей очереди и потом еще спросил, не нужна ли какая помощь уважаемому лекарнику.

– Здравствуй, девица, – сказал Боох. – Лекарник в доме?

– В доме, отдыхает, – ответила Несса. Боох огорченно покачал головой.

– Отдыхает, значит… А нельзя ли его все-таки увидеть? Мы желали бы отблагодарить его за спасение деревни.

Несса нахмурилась, хотя прекрасно понимала, что спорить с владетельным сеньором не следует. Это сегодня, на волне всеобщего восторга он такой мягкий и добрый, а завтра может прийти и приказать спалить дом. При всем том, спорить ей не пришлось, потому что из дома вышел Андрей – зевающий, спросонок растрепанный, совершенно домашний и вовсе не похожий на Заступника с икон.

Если до этого селюки перешептывались, то теперь воцарилась тишина. И все – в том числе и владетельный сеньор – смиренно опустились перед ним на колени, как если бы он и в самом деле был Заступником. А Андрей даже растерялся: такого он не ожидал…

Разговоров, сплетен и догадок хватило всем и не на один день.

Наибольшей популярностью пользовалась версия Нессы. Андрей был объявлен пропавшим много лет назад из застенков столичной инквизиции лекарником Боратой, который по милости Заступника перенесся в Кучки и совершенно утратил и память о прошлом, и все лекарские умения. Как же сразу не догадались-то! – восклицали апологеты этой версии. Он же все время с травами возился: рассматривал, спрашивал, какая и от чего помогает, да как их собирать, да как сушить… Надо ли это простому мужику? Простой мужик за штанами-то своими уследить не может, а тут сразу видно, что благородный человек! Особенно мысль об аристократическом происхождении Андрея отстаивали те, кто в первые годы помогал ему управляться с хозяйством. Известное дело: дворяне печку не топят и кашу себе сами не варят. А Андрей еще учился у покойного отца Грыва чтению и письму. Скажите на милость, для чего человеку, если он селюк неумытый, обучаться грамоте? Ему и без грамоты занятия по разумению найдутся: хлеб сам себя сеять не будет, например.

Болтали также, что Андрей на самом деле – никакой не Андрей, а Заступников ангел, который спустился с небес, чтобы защищать Кучки в трудные времена. В свете этой теории становилось понятным то, что поначалу Андрей не знал простейших вещей о привычном земном быте. Любому ясно, что на небесах огородов не сажают и кур не разводят. А необыкновенный жужжащий предмет, с помощью которого Андрей лечил селюков, понятное дело, был выдан ему лично Заступником. Однако на тему ангельской сути Андрея особенно болтать не стали: очень уж пахло это дело ересью, а на костер никому из селюков не хотелось.

Владетельный сеньор Боох в болтовне не участвовал, а собирался в столицу. Кем бы там ни был бывший блаженный дурачок Андрей – давно исчезнувшим Боратой, ангелом небесным, святым исцелителем, да хоть самим Заступником во плоти – об этом, да и о чудесном излечении всей деревни требовалось сообщить в инквизиции и может быть, лично государю.

А Андрей тем временем возвращался домой вместе с Нессой. Сумрачный осенний день склонялся к раннему вечеру, и снег, что утром кружился нерешительно и робко, теперь превратился в настоящую метель. Поначалу Андрей не хотел, чтобы Несса шла с ним в такую погоду – девушке лучше было бы остаться дома, в тепле, а не шагать сейчас по заснеженной дороге, пряча лицо от ветра. Однако Несса уперлась и покинула Кучки, и Андрей, в общем-то, счел это решение правильным: если твоя мать ведьма, и ты наслала на народ мор, то лучше тебе все-таки держаться от этого народа подальше, пусть даже ты и привела к ним исцелителя. Зная нравы селюков, вполне можно было ожидать, что в самый глухой ночной час домик запылает, обложенный хворостом со всех сторон, поэтому Несса быстро собрала пожитки и решила перебраться в избушку Андрея окончательно.

– Болота не самое приятное место, но лучше жить на болотах, чем гореть в деревне – так она заявила, выходя за околицу, и Андрей не мог с ней не согласиться. Он подхватил ее мешок, и они пошли прочь. Никто их не провожал: народ праздновал избавление от эпидемии, пел и плясал, радуясь избавлению от неминуемой погибели. Конечно, Андрея звали на пир, и не один раз, конечно, селюки принесли ему подарки, от которых он смущенно отказался – но потом он как-то вдруг обнаружил, что все разошлись, оставив его: только дети какое-то время еще крутились возле дома Нессы, но вскоре разбежались и они… А сейчас селюки наверняка напиваются и объедаются. Андрей с некоторым удивлением понял, что ощущает только усталую пустоту – ничего больше. Добраться до дома и лечь спать – вот все, чего ему хотелось.

– Ты ничего не взял, – полуутвердительно сказала Несса. Андрей кивнул. Снег сыпал все гуще, и хорошо, что ветер не усиливался. Бело-рыжий лес в наступающих сумерках выглядел затаившимся полуседым животным.

– Ну и зря, – промолвила Несса. Издалека донесся печальный вой: перекликались медоеды, укладываясь в спячку. Уже два года подряд молодой медоед устраивался на зимовку неподалеку от избушки Андрея, спал неспокойно и частенько просыпался и безобразничал, пытаясь раскопать погреб. Иногда Андрей выходил утром из избушки, а медоед сидел неподалеку совершенно по-человечески и смотрел на него хитрыми темными глазами: дескать, вот он я! Особенного вреда он не причинял; Андрей оставлял ему немного каши на снегу, но медоеду она не нравилась, и он ее разбрасывал, а весной уходил, чтобы с первым снегом вернуться на знакомое место.

– Ничего, – вздохнул Андрей, натягивая капюшон пониже. – Перезимуем.

– А как тебя теперь называть? – спросила Несса. Андрей подумал, что она говорит не из любопытства, а просто для того, чтобы слышать свой и его голос в наступающем снежном вечере, чтобы не оставаться наедине с метелью, ветром и дальним воем медоедов. – Андреем или Боратой?

– Называй Андреем.

Несса кивнула и взяла его за руку – так они и шли дальше, пока не увидели всадника.

Офицер внутренних войск в зеленом камзоле внезапно выплыл из снежной завесы, будто привидение. Он едва держался в седле, кренясь то влево, то вправо, а усталая костлявая лошадка еле-еле перебирала ногами и брела, не разбирая дороги. Несса и Андрей остановились, а лошадка сделала еще несколько шагов и замерла – тогда офицер соскользнул с ее спины и свалился в снег.

Это был молодой мужчина, горбоносый и светловолосый. Левую бровь вопросительно изгибал небольшой шрам, а на посеревших впалых щеках извивались кровавые потеки слез. В правом боку камзола красовалась дыра, а зеленая ткань там почернела от крови. Несса присела рядом на корточки и сказала:

– Андрей, он не умер. Он еще жив. Дышит…

Андрей вынул из-за пазухи свой шприц и склонился было над умирающим. Тонкие бледные губы шевельнулись, и Андрей услышал:

– Yo no quiero… morir…

И Андрей сел в сугроб. Просто ноги подкосились. Окружающий мир и его самого вдруг заполнила вязкая глухая тишина.

– Андрей, ты что? – окликнула его Несса, видимо, испугавшись ошарашенного вида лекарника. – Что с тобой? Ты ему поможешь?

Андрей протянул руку и двумя пальцами осторожно раздвинул веки умирающего. Зрачок пока реагировал на свет, а его радужная оболочка была сиреневой – точно такой же, как и у самого Андрея. Еще один землянин на Дее. Еще один…

– ¿Habla usted español?[1]1
  Вы говорите на испанском? (исп.)


[Закрыть] – выдавил он. Губы офицера дрогнули, но он не ответил. Андрей поднес шприц к его шее и нажал на кнопку подачи лекарства.

Впервые за весь день у Андрея дрожали руки. Земляк… Прошло несколько минут; офицер вдруг содрогнулся всем телом и закашлялся, давясь холодным воздухом. Андрей вздохнул с облегчением и повторил:

– ¿Habla usted español? ¿Puedes oírme?[2]2
  Вы говорите по-испански? Вы меня слышите? (исп.)


[Закрыть]

– Si[3]3
  Да (исп.)


[Закрыть], – прошептал офицер и больше не произнес ни слова. Андрей сосчитал пульс у него на запястье – сердце едва билось. Однако биоблокада работала, и это давало умирающему землянину шанс, тем более, если ему делали в детстве прививки. Андрей быстро расстегнул камзол, чтобы осмотреть рану в боку, но никаких повреждений там не обнаружил; зато увидел, что у офицера плотно перевязано плечо – по всей вероятности, там был вывих, а на левой стороне груди, прямо над сердцем, была аккуратно вытатуирована изящная черная роза, обвитая тонкой лентой. Медлить не следовало; Андрей торопливо застегнул серебристые пуговицы, подхватил офицера и с трудом устроил на спине лошади, которая смотрела на них печально и устало.

– Андрей, кто это? – испуганно пролепетала Несса. – Что ты ему сказал?

Андрей подхватил лошадку под уздцы и быстро зашагал вперед. Несса подалась за ним.

– Слушай, Несса. Ты когда-нибудь видела документы инквизиции?

– При чем тут инквизиция? – спросила Несса. Снегу навалило уже изрядно, надо было смотреть под ноги, чтоб не растянуться по дороге. Андрей наградил ее таким взглядом, что она решила пока не задавать вопросов и сказала: – Ну да, видела… Несколько лет назад у отца Грыва был ихний указ про колдунов…

– У них ведь роза главный символ?

Несса согласно закивала.

– Да, вернее, роза – это символ веры в Заступника… а инквизиция – шипы, которые берегут веру от зла и колдовства…

Показался знакомый поворот к дому. Среди деревьев, в низких кустах возился кто-то большой и темный; лошадка испуганно всхрапнула – наверняка, знакомый медоед укладывается спать, не обращая внимания на близкое людское жилье.

– Я т-тебе! – угрожающе произнес Андрей, прибавляя шагу. В кустах заворчали, однако никто не вышел и не бросился на путников. Офицер закашлялся и едва не свалился с лошадки; Андрей поддержал его и сказал:

– Это инквизитор, Несса. И я думаю, что в крупном чине.