Текст книги "Последние дни Атлантиды"

Автор книги: Лариса Автухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Лессира любила появляться в столице, ее восхищало собственное присутствие в Аталле с городскими широкими, мощенными красным и белым камнем площадями, величественными дворцами, утопающими в зелени эвкалиптовых рощ, тихими и спокойными улицами с чередой домов и раскидистых садов, крикливой и многоголосой рыночной площадью, соседствующей с самим морским портом Атлантиды, куда каждый день из чужих земель прибывают корабли с богатым товаром. Наблюдая жизнь Аталлы, – кипучую и размеренную, простую и величавую, – ее сердце пьянило ни с чем не сравнимое чувство собственной власти, она чувствовала себя повелительницей мраморного великолепия столицы, ее тенистых аллей и садов. На улицах и площадях Аталлы, она, узнаваемая атлантами, гордо вскинув голову, несколько снисходительно принимала их почтительные поклоны и восхищенные взгляды.

Но сегодня, решив остаться незамеченной, она сознательно отказывалась от восхищения и почтения своих подданных, тешивших ее царское самолюбие. Может быть, поэтому предчувствие необычных ощущений сегодня особенно волновали ее кровь.

Громада белокаменного дворца стала медленно отступать позади их силуэтов – легких, почти прозрачных в ярком свете солнечных лучей. Лессира в сопровождении своей служанки ступила на белый мрамор источающих прохладу ступеней лестницы, ведущей к самому каналу. Здесь их ждала остроносая ладья с изогнутыми головами змеев, безмолвно и неподвижно устремившими свои слепые глазницы куда-то вдаль. Лодка с белокрылым палантином, трепетавшим на ветру, едва заметно покачивалась на зыбкой прозрачной поверхности канала. Лессира остановилась в задумчивости на последней ступени мраморной лестницы, к самому краю которой нежно и ласково подступала водная гладь. Ей осталось сделать только шаг, опереться об руку кормчего, уже с поклоном протягивающего ее, ступить своей маленькой ногой на шаткую поверхность ладьи и оказаться под прохладным пологом палантина. Но появившиеся сомнения удерживали ее от этого. Она вдруг поняла, что раз уж она выбрала сегодня для себя образ простой горожанки, которая ни для чьего пристального взгляда не должна стать добычей, то ладья ей не подойдет, – ей нужна другая лодка, проще и неприметнее.

Она властным жестом отклонила руку кормчего, и, бросив несколько отрывочных слов, приказала ему взять другую лодку. Тот безропотно повиновался – быстрым взмахом весел отогнал ладью к дальнему краю мраморной лестницы, туда, где на ее высоком парапете застыл гордый лев. Казалось, не прошло и мгновения, как он осторожно уже причаливал к самому краю ступени остроносой неприметной пирогой. Лессира, удовлетворенная его находкой, кивнула и подала руку. Кормчий почтительно осведомился, угодно ли будет госпоже пересечь какой-то из портов, или же она ограничится плаванием по одному лишь этому каналу. Лессира, немного морщась от яркого солнца, ответила, что хочет побывать на самом дальнем поясе Аталлы. Обнажив в широкой улыбке свои белые зубы, кормчий с готовностью погрузил весла в воду и сделал ими первый взмах. Лодка слегка качнулась и медленно поплыла по глади канала.

Глава 3

Дворец Верховного жреца бросал изогнутую тень на мраморные ступени широкой лестницы, поднимавшейся от самого начала стройной аллеи могучих эвкалиптов. Хронос тяжело шагал по ровным и гладким ступеням, его пурпурная мантия, перекинутая через плечо, медленно тянулась за ним. Каждый шаг по нагретой солнцем мраморной тверди давался ему с трудом, печаль и тоска неимоверной тяжестью лежали на сердце, невидимыми путами стягивали ноги его, так что превозмочь каждое возникающее перед ним препятствие можно было только с большим усилием и душевной болью.

Наконец, он взошел на самую вершину дворцовой лестницы. Как когда-то давно, когда также с тяжелым сердцем шел к Верховному жрецу, он оставил свою свиту у дворца, перед колоннадой из красного гладкого камня, а сам направился к массивным дверям, венчающим широкую галерею, где, застыв в почтительном полупоклоне, его уже ждал служитель дворца Верховного жреца. Он отворил дворцовую дверь и Хронос неторопливо ступил под его сень.

В жилище Верховного жреца ничего не изменилось, прошедшее время не наложило ни малейшего следа на внутреннее убранство. Подвластными времени оказались только люди. Хронос отметил про себя, как изменился облик Верховного жреца, с которым они после их давнишнего разговора встречались лишь несколько раз, да и то уже давно, морщины мелкой сетью легли на его одухотворенное лицо, голубые глаза поблекли и, казалось, потухли, теперь они с усталостью и отрешенностью смотрели на мир.

– Мир тебе и народу твоему, царь Хронос! – неторопливо приветствовал царя Микар.

– Зачем звал, о святейший Микар?

– Не торопи меня вопросами. Наш с тобой разговор будет длинен и труден.

Хронос, слушая гулкие удары своего разволнованного сердца, молча смотрел на Верховного жреца. А тот спрятал глаза под седыми нахмуренными бровями. Казалось, он полностью углубился в свои мысли, но вскоре он заговорил вновь. Голос его зазвучал торжественно и громко, как если бы он стоял перед людной площадью.

– Данной мне Высшими Силами властью… говорю тебе сегодня… трагические предсказания судьбы сей страны будут скоро воплощены в жизнь… время близко…

Сильнейшее волнение огромной каменной глыбой сдавило грудь Хроноса, горячая волна прошла по его телу, иссушая все внутри. Он, еле выдавливая из враз пересохшего горла слова, хрипло воскликнул:

– Трагические предсказания? Но ты… молчал… до сих пор, о святейший Микар?.. Почему не обмолвился об этом раньше?..

– А разве ты что-то смог бы изменить? – Микар метнул свой колючий. – Разве сейчас, когда начались распри среди твоего народа, ты знаешь, как их потушить? Почему не уймешь земледельцев, недовольных своими наделами?

В воздухе повисла тяжелая гнетущая тишина. Микар, успокоившись, вновь заговорил обычно, негромко и неторопливо.

– Я не хочу тебя винить в этом, это было бы несправедливо. Ты один не сможешь изменить свой народ. Никто, даже Сыны Небес, мудрые Боги, не могут его изменить. Народ Атлантиды, избранный небесами и обласканный ими, теряет свет Богов. Богатство, благополучие, плодородная обильная земля, солнечное, доброе к ним небо избаловали атлантов. Они больше не хотят любви и мира, они жаждут множить свои богатства, отбирать у слабых их земли, воевать с другими народами и властвовать. В их душах растет темнота. Тебе об этом известно. Поэтому ты печален и встревожен, даже сон покинул тебя, о царь Хронос. Ты, как и многие из твоих подданных, хотя и не обладаешь глазом Богов, но уже предчувствуешь плохое. Тебе, твоей душе известно, что нельзя повернуть время вспять. Ничего изменить нельзя!

– Если же раньше… раньше ты бы сказал… я бы мог спасти свой народ?

– Нет, – жестко бросил Микар, – не мог. Наступило время твоей стране умереть! Такова воля Богов!

– Но она не может умереть! Она, такая цветущая и прекрасная, должна жить вечно. О, святейший Микар, тебе подвластны тайны, укажи путь спасения для моей страны. Я тебя молю! Не дай ей погибнуть! Ты же спас от голода Атлантиду, ты один знал, знал тогда, как ее спасти. Ты и теперь знаешь. Скажи.

– Знать сие мне не дано… Изменить сие не под силу даже Великим Богам… Ибо всему живому приходит конец… Будь то человек, материк, планета или даже звезда. Час смерти Атлантиды приближается… Твой народ должен быть готов к нему, он разделит судьбу своей страны!

– Какая… смерть… уготована нам?

– Начнется страшное сотрясение земли… даже с небес падут камни на головы грешников… Потом же дно океана разверзнется и земную твердь поглотит вода… Большая беда наступает… Многие, очень многие умрут… Будьте готовы!

– Я не могу в это поверить! Эта земля существовала веками, твердь ее незыблема, многие поколения атлантов нашли в ней последнее успокоение. Ее берега привлекают заморских торговцев, в ее порталах стоят быстрые корабли, готовые отправиться в дальний путь для торговли или путешествия, дома атлантов богаты, а сами они – красивы и статны. Я уже не говорю о наших науках и искусствах. Атлантида – великая и могучая страна, равных ей нет на всем свете. Поэтому я не могу поверить в ее конец. Но я не могу сомневаться и в тебе, о святейший Микар, достойнейшем из достойных, потомке Сынов Неба. Мои чувства в смятении, а в душе разлад с самим собой.

Верховный жрец видел, как трудно Хроносу в этот тяжелый час совладать со своими чувствами. От величайшего внутреннего напряжения на его бледном, почти без следов загара, прекрасном лице блестели мельчайшие росинки пота, руки же с тонкими, окольцованными тончайшим узорным золотом пальцами то нервно и сильно сжимали темный от времени, витой обруч кресла, то, вдруг будто обессилев, падали на колени.

– Царь Хронос, ты, сбросив большой груз, ушел бы отсюда, если бы я признал свое пророчество ошибочным или, по крайней мере, сомнительным. Разве и мне самому не хотелось бы этого? Но это не так. Тебе прекрасно известно, что мои знания и власть даны самими Сынами Неба. Я живу уже очень давно и не было еще случая, чтобы мои знания и способности узнавать неведомое для настоящего оказались ложными. Все, что я тебе поведал – правда! Тебе надо достойно принять этот удар и подготовиться к худшему. Ибо земное существование предельно для всего живущего – животного, человека, страны, самой планеты. На долю твоего народа выпала суровая и страшная участь – разделить смерть со своей Атлантидой.

– Но, святейший Микар, даже ты не знаешь, когда именно это произойдет. Может быть…

Микар, покачав седовласой головой, проницательно и печально улыбнулся:

– Я понял тебя, царь Хронос. Нет, этого не будет. Пусть я не знаю дня и месяца, но мне известно доподлинно, что последним царем Атлантиды станешь ты. Тебе уготовано небесами испить эту горькую чашу. Будь мужественен и стоек. Боги тебе помогут.

– Если все, что ты говоришь, правда, то мне никто не поможет! – с горечью воскликнул Хронос.

– Боги помогут тебе, они пошлют тебе силы и мужество! – Микар вознес по-старчески исхудавшие руки к небу, будто призывая его в свидетели своим словам.

Хронос, как занемогший от старости человек, преодолевший многотрудный и длинный земной путь, медленно и тяжело шагал по галерее дворца Верховного жреца, шаги его гулким эхом звучали под ее высокими каменными сводами. Казалось, царь стал меньше ростом, он, вдруг ощутивший на своих плечах огромный, непосильный для одного человека груз ответственности и великого знания, выдержать который лишь под силу Богам, сгорбившись и опустив голову долу, шел по гладким мраморным плитам, а следом за ним медленно тянулась его пурпурная мантия, перекинутая через плечо.

Глава 4

Так повелось еще при прежних царях Атлантиды, что здесь, на самом обширном поясе солнечной и вечнозеленой столицы, возник весь этот громкоголосый мир. Суетливая жизнь в нем не умолкала и тогда, когда наступало время прохладных ветров и дождей, а солнце уходило по ночам за горизонт. Но даже и тогда на торговых площадях Аталлы, широко раскинувшихся здесь, вблизи главных морских ворот Атлантиды, звучали призывно голоса заморских купцов, преодолевших дальний, опасный путь, чтобы продать свой товар и закупить другой, диковинный и прекрасный, – яркие камни, золото, арихалк, слоновую кость, нежные ткани и сладкие плоды этой благодатной земли. Все это в изобилии присутствовало на торговых площадях Аталлы, где шла неумолчная, разноголосая, бойкая торговля.

Лессира лишь несколько раз, еще в ранней юности, побывала с отцом здесь, в этом пестром и кипучем мире. Она помнила, как тогда люди почтительно расступались пред царем и его дочерью, неторопливо шедшими в сопровождении приближенных по мозаичным плитам главной торговой площади. В таком близком присутствии царя все до единого купцы оставили свои товары и устремились к самому центру площади, туда, где шествовал царь, он ласковой улыбкой приветствовал торговый люд, столпившийся по обе стороны череды фонтанов, разделявших площадь на две равные части. Казалось, в присутствии царя сама жизнь замерла в почтительности и благоговении, не раздавались больше резкие, гортанные голоса, звучавшие здесь неумолчно с утра до вечера. Толпа, затаив дыхание, замерла в молчании. И вдруг кто-то крикнул: "Мир тебе, царь Хронос!", и толпа, с радостью и ликованием приветствуя царя, на разные голоса дружно подхватила эти слова и понесла по всей площади, передавая из уст в уста.

Сейчас же Лессира, попав одна в этот чужой и незнакомый мир, чувствовала себя потерянной, заброшенной чуть ли не на край света. Ей, привычной к всеобщему почитанию и поклонению, к степенной и размеренной жизни царского дворца и площадей первого пояса, где часто она бывала в сопровождении Назиры, здесь было неуютно и одиноко. Здесь никто не кланялся ей, завидев еще издали ее стройную изящную фигурку, никто не спешил исполнить ее желание. Здесь она, никем не узнанная, пробиралась сквозь толчею разномастно одетых людей, совсем непочтительно задевавших ее локтями.

Лессира, раскрасневшаяся от яркого солнца и раздражения, захлестывавшего ее, нетерпеливо остановилась у самого края чаши фонтана, где меньше всего было людей. Назира не поспевала за своей госпожой, едва переводя дыхание, она догнала ее уже у фонтана.

– Что ты плетешься, я тебя уже потеряла из виду? – грозно сдвинув брови, спросила Лессира.

– Не сердитесь, госпожа, здесь такая толчея. Я и не думала, что в столице столько купцов.

– Послушай, мне не нравится здесь! Уйдем отсюда!

– Надо поискать дорогу, я не знаю здешних мест.

– О, Боги, что за наказание мне с тобой! – Лессира с досадой топнула ножкой – Бестолковая!

Гневно сверкающая глазами прекрасная Лессира привлекла внимание высокого темноволосого юноши. Он, незамеченный девушками, стоял у фонтана, с наслаждением погрузив загорелые руки с тонкими, нежными, как у женщины, пальцами в его прохладную глубину. Только что он напился воды и освежил ею голову с завитками жестких, упрямых кудрей, и потому чувствовал себя снова, как утром, бодрым. Юноша незаметно поглядывал на гордую красавицу и ее служанку, в растерянности озиравшуюся по сторонам в поисках дороги для своей суровой госпожи. Наконец, он решился отойти от прохладной, переполненной прозрачной водой, чаши фонтана, и несмело приблизиться к ним.

– Простите меня великодушно, я невольно слышал ваш разговор, – смущаясь перед холодным взглядом Лессиры, юноша неловко потирал свои влажные, загорелые руки. Лессира, надменно вскинув подбородок, с вызовом в глазах глядела на него. – Простите! Услышав ваш разговор, я понял, что вам неизвестна эта местность, поэтому я и осмелился подойти к вам, чтобы предложить свою помощь. Позвольте вам помочь.

Лессира смотрела на юношу холодно и оценивающе, – с чего это он решил, что ей, царской дочери, надо помогать и покровительствовать, она не нуждается ни в сочувствии, ни в помощи, ибо она сама, если захочет, может быть благодетельницей и покровительницей. Да и по какому праву этот человек смеет стоять около нее, так вольно разговаривать с ней?! Она было собралась высказать юноше свое царское неудовольствие, как ей пришла на ум одна мысль. Она вдруг вспомнила, что она – будто бы и не она, никто ведь не знает, что она и есть Лессира, дочь Хроноса, царя Атлантиды. Разве можно узнать ее, одетую столь неприметно и просто? И она решила использовать в угоду себе свою тайную прогулку по последнему поясу Аталлы, чтобы, познакомившись с этим темноволосым юношей, бросающим на нее робкие, восхищенные взгляды, узнать о жизни столицы Атлантиды с иной, закрытой для нее стороны.

– Хотя и не пристало девице разговаривать с незнакомцами, – негромко заговорила Лессира, искры гнева погасли в ее глазах, – но ты прав, мы с моей служанкой здесь впервые. Мне захотелось побывать у самых морских ворот Атлантиды, но суета, царящая здесь повсюду, мешает. Я буду тебе признательна, если сможешь указать путь более спокойный.

Обрадованный словами гордой красавицы юноша, прижав руку к груди, с почтительной улыбкой отвечал:

– Сочту за счастье быть полезным тебе, о прекрасная незнакомка! Идемте! Я знаю другую дорогу, она выведет нас к морским воротам, где так много красот и величия.

– Скажи, как зовут тебя!

– Имя мое Тод. Я сын земледельца Беркана.

– Меня зовут… – Лессира на мгновение запнулась, бросив красноречивый взгляд в сторону Назиры, – меня зовут… Клита.

Тод шагал уверенно и широко, как и подобает человеку знающему местность. Он без труда, не раздумывая и не сомневаясь, вел Лессиру и ее служанку по тихим улицам. Девушкам после шума торговой площади было благостно их спокойное умиротворение. В отличие от мест Аталлы, где по обыкновению бывала Лессира, удивлял вид этих улиц – нешироких, огороженных с обеих сторон высокими каменными, а кое где и мраморными стенами с редкими проемами массивных дверей, ведущих, судя по всему, прямо во двор домов, почти незаметных с улицы. Посещая вместе с отцом последний пояс Аталлы, они бывали на торговых площадях, у главных морских ворот Атлантиды, осматривали морской арсенал, где отдыхают после бурных морских перипетий суда атлантов, но ни разу, по крайней мере, в присутствии Лессиры, не побывали они здесь, в этом тихом, загадочном, как будто скрытом от посторонних глаз каменном лабиринте улиц. Здесь все было иное: нет обычных для Аталлы площадей с фонтанами, тенистыми прохладными аллеями и скамьями для отдыха, нет разнообразных публичных мест – школ, купален, гимнасий для развития силы и ловкости тела, пиршественных залов, – вход куда открыт каждому. Здесь повсюду царили уединение и отрешенность от целого мира, радости которого, казалось, были чужды обитателям этих домов.

Тод, внимательно наблюдавший за Лессирой всю дорогу, чутко отзывавшийся на каждое ее движение, заметил удивление, застывшее на ее прекрасном лице.

– Чему же ты так удивлена, Клита? – спросил он.

– Я доселе не бывала здесь, не видела этих улиц. Тебе ведомо, почему здесь так все устроено? Я вижу здесь каждый живет уединенно.

– Такое устройство вызвано близостью морских ворот. Каждый день в Аталлу на судах прибывают заморские люди – все они любопытны, а некоторые и нечестны. Поэтому такое уединение, даже можно сказать, укрепление защищает от посторонних глаз и злых помыслов. Но все жители последнего пояса Аталлы с удовольствием посещают те места, где любят проводить свое время и жители других поясов. Все они искренни с живущими рядом с ними, двери любого дома открыты для ближнего.

– Ты, должно быть, преувеличиваешь искренность людей, живущих здесь. Тебе известно, какие распри начались в последнее время среди земледельцев из-за величины их полей? Многие из них просят народное собрание переделить их земли.

– О-о! Ты сведуща в таких вопросах?! – удивился Тод, чем вызвал смущение Лессиры, которая, решив, что она выдала себя, слегка покраснела. – Мне известно об этом.

Справившись со своим сиюминутным смущением, Лессира продолжила разговор:

– Ты сказал, что твой отец – земледелец, он тоже хочет получить земли?

Тод ответил не сразу, потому как во внезапно прозвучавшем вопросе была выражена вся суть изрядно затянувшегося его спора с отцом. Разногласия с отцом возникли сразу после того, как Беркан сначала поддержал, а затем и стал главенствовать среди некоторых земледельцев в их притязаниях на соседствующие земли. Резко и властно отвечая на протесты сына, противившегося стремлению отца и его сторонников переделить землю, Беркан, не терпевший возражений, гневно сверкая глазами, твердил, что люди, не должным образом заботящиеся о своих наделах, должны часть их отдать более трудолюбивым и умелым земледельцам. Не может плодородная и обильная земля Атлантиды принадлежать тем семьям, которые не любят ее и не заботятся о ней, повторял он.

Тод, страдавший душой из-за этой тяжбы с землей, а главное из-за участия в ней своего отца, немного растерялся перед пытливым взглядом Лессиры, ожидавшей ответа. Так случилось, что эта тема была больной и неразрешимой для него. Он не мог поддержать своего отца, но не мог и отделиться от него, так как любил всей душой и отца, и всю свою семью. И получалось, что он, как часть семейства Беркана, должен был разделять его взгляды, по крайней мере, при посторонних иначе быть не могло. Тод никогда бы не позволил себе в разговоре с чужими людьми осуждать поступки и взгляды своего отца. Все их разногласия клокотали в страстных спорах в кругу семьи. Тод не боялся высказать отцу свое мнение, поспорить с ним, но при посторонних он оставался верным сыном Беркана, хотя бы внешне поддерживающим его.

– Многие земледельцы выступают за передел земли.

Голос Тода вдруг стал тусклым и невыразительным, а сам он старательно прятал глаза от пристального взгляда Лессиры. А Лессира, встретившая, наконец, человека, имеющего прямое отношение к кругам, затеявшим этот большой, можно сказать, государственный спор, жаждала услышать из его уст мнение противоположной стороны, противоборствующей народному собранию и самому царю.

– Дело в том, что они придерживаются тех взглядов, что малочисленные семьи, не справляющиеся со своими наделами должны поделиться с теми, у кого есть все возможности обрабатывать землю, получать два урожая.

– Что означает, малочисленные семьи?

– Это те семьи, где число детей, последователей своих отцов, мало. Значит, считают многие земледельцы, они не так нуждаются в плодородных и тучных полях, как многочисленные, способные возделывать земли, получать хорошие урожаи, что, в конечном счете, идет во благо, прежде всего, государству.

– Ты сказал многие, а твой отец среди них?

– Да.

Длинная и узкая улица вывела их на просторную площадь, возвышающуюся над морем. Перед их взором открылась панорама необъятного морского простора, лазурной гладью уходящего за горизонт. Море, казалось, было повсюду. Оно ограничивалось сушью только лишь с одной стороны, там, где наступал предел Аталлы, где мраморные парапеты площади и величественно застывшие поблизости от них столпы главных морских ворот Атлантиды, соприкасались с его волнами, уходя прочь же от них море просторно распахивалось от края и до края.

Легкий морской ветерок лениво играл приспущенными полотнами белоснежных парусов замерших у причала торговых кораблей.

Лессира, Тод, и стоящая поодаль Назира, молча любовались раскрывшейся перед ними панорамой. Они свободно, всей грудью вдыхали свежий морской воздух. Море, представшее в этот день их взору, было спокойно, оно неторопливо несло к горизонту свои волны. Со стороны причала, где готовилось к дальнему путешествию судно, ветер приносил чьи-то крикливые голоса, то и дело доносился шум – на палубу загружали разные товары, за пределами Атлантиды слывшие редкими и даже диковинными.

– Я стараюсь бывать здесь часто, когда выдается время, – сказал Тод, – мне нравится видеть этот бескрайний простор, дышать морским воздухом. Здесь легко думается о дальних странах и землях, представляются путешествия и дороги. А ты бываешь здесь? – обратился он к Лессире, устремившей взор вдаль, туда, где у края земли встречается море с небом.

– Иногда, – едва слышно произнесла она, не в силах оторвать взгляд от таинственной синей дали.

– Ты, вероятно, живешь на другом поясе? Позволь узнать, из какой ты семьи, кто твои родители?

– Я? Я… мои родители… вернее, мой отец… э-э… он астроном.

– О-о! Асурамай! Ты его дочь?!

– Ты… ты его знаешь?! – Лессира почувствовала, как ее щеки опалил яркий румянец. Ей еще не приходилось лгать, поэтому, попав в нелепое положение, она почувствовала себя совсем неуверенно. Но ведь не могла же она сказать юноше, что она царская дочь. В конце концов, какое ей дело до того, что он о ней подумает, если вдруг выяснится правда: она видит его в первый и последний раз.

– О нет, конечно, лично я с ним незнаком, но наслышан о нем, как о человеке больших знаний и великого ума.

Лессира с облегчением выдохнула воздух, который, казалось, плотным сгустком, вдруг заполнил всю ее грудь. Она с удивлением прислушивалась к своим ощущениям и спрашивала себя, с чего это вдруг она так разволновалась, когда этот молодой красавец едва не уличил ее во лжи? Разве имеет хотя бы какое-то значение восхищенный блеск его темных, почти черных глаз, когда он обращает свой взор к ней, а когда улыбается, то тепло и нежность, струящиеся, казалось, из самого его сердца, горячей волной охватывают ее всю, от чего сердце начинает испуганной птицей колотиться в груди. Разве важно этой ей, избалованной вниманием и почтением приближенных, готовых в один миг выполнить любое ее желание? Она, стоя около него, смотрела в его глаза и думала, что подобных ощущений в ее сердце еще не бывало. Почтение и восхищение, оказываемые ей, как дочери царя Хроноса, не шли ни в какое сравнение с тем чувством, что читалось ею в глазах Тода, который даже и не знал, кто она есть на самом деле.

– Твой отец – поистине великий человек! – восторженно говорил Тод. – Он может прочитать звездное небо и предсказать расположение звезд в любое время года! Звезды для него – открытая книга! Это замечательно!

– Ты я вижу поклонник Асурамая… э-э… моего отца. А сам ты чем занимаешься? Сам ты кто? Тоже, как и твой отец, земледелец?

– Нет, – тяжело вздохнул Тод, вспомнивший каких усилий стоило ему переубедить Беркана, когда пришло время взросления. – К величайшему огорчению отца, я не земледелец. Я архитектор.

– Ты?! – удивилась Лессира. – Но ведь ты так еще молод! Я знаю, что в это дело посвящены только умудренные опытом старцы.

– Да, ты сведуща во многих вопросах, – заметил Тод, лукаво улыбаясь. – Ты права, великими секретами владеют лишь они, но сокровенные знания отданы им Богами не ради них самих, их заслуг и опыта, а ради пользы и процветания Атлантиды. Поэтому, выбирая наиболее достойных и старательных учеников, они делятся с ними своими секретами. Точно так же было и с ними, в их пору взросления – посвященные, выбирая лучших, отдавали свои великие знания, чтобы это дело, столь нужное людям, жило в веках.

– Как же тебе удалось получить согласие своего отца? Он ведь не мог не возражать против твоего выбора.

– Ты, как всегда, права, о, разумнейшая Клита! – Тод, прижав руку к сердцу, поклонился Лессире. – Он возражал. Все мои братья, а их в нашей семье пятеро, продолжают дело отца, и только я один, получается, предаю его. Он долго не мог примириться с этим, и только теперь, когда я оказался в числе избранных, старательных учеников, которые могут получить от посвященных великих мастеров драгоценные знания, он, как мне кажется, успокоился за мою судьбу.

В воздухе посвежело и с моря подул резкий прохладный ветер. Несмотря на то, что солнце, как и утром, было еще высоко в небе, – оно вообще не уходило с небосвода в теплое время года, – вечерняя прохлада незаметно подступала к Аталле со стороны моря.

– Ну что же, – вздохнула Лессира, поворачиваясь спиной к морской глади, властно притягивающей ее взор, – нам с Назирой пора возвращаться. Я благодарю тебя, Тод, за время, что ты провел с нами.

– Я был рад знакомству с тобой, о, прекраснейшая Клита! Позволь мне проводить вас до канала, где, должно быть вас ждет пирога?

Лессира с улыбкой кивнула, и они двинулись в обратный путь.