Текст книги "Последние дни Атлантиды"

Автор книги: Лариса Автухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 9

Гродж, поднявшийся этим утром необычайно рано, задолго до того, как солнце опустит над Атлантидой свое тончайшее марево, чувствовал себя после веселого и шумного праздника первого урожая на удивление легким на ногу и бодрым сердцем.

С того самого дня, когда его астроном Сахур попросил встречи с ним, архонт какое-то время пребывал в смутной тревоге относительно страшного пророчества, ему вдруг померещилось, что слова Сахура и в самом деле могут сбыться. Архонт даже каким-то новым взглядом стал смотреть на все вещи, окружавшие его, то, что раньше воспринималось обыденным, едва ли не вечным, под влиянием слов астронома, он был склонен счесть чуть ли не за мираж, готовый в любой момент бесследно исчезнуть, повинуясь воле всевидящих Богов. Но дни проходили за днями, и слава Небу, ничего не менялось. Постепенно архонт стал забывать о пророчестве Сахура, его слова теперь казались ему обычным бредом.

Он властным движением распахнул дверь в мастерскую своего придворного алхимика Атрофая, тот, как обычно суетился около огромного стола, занимавшего собою добрую часть просторного помещения. На нем в избытке разместились глиняные, плоские большие и малые чаши, а также чаши углубленные и заполненные какими-то пахучими, дымящимися веществами. Дым, уже почти не рассеиваясь, висел в воздухе. Атрофай просторным рукавом своей мантии то и дело вытирал слезящиеся, покрасневшие глаза.

Все здесь дышало той особой таинственностью, которая бывает там, где мало воздуха и света, когда, кажется, что в любом из мрачных, погруженных в полутьму углов, можно найти какие-то старинные вещи, заговоренные амулеты, покрытые пылью канувших в лету веков. Подслеповатые окна почти у самого потолка пропускали мало солнечного света, не то его заслонял узорный рисунок темной оконной мозаики, не то тончайший слой гари, осевший на стекле от великого множества попыток мастера раскрыть еще недоступные пока для него секреты алхимии.

Алхимик, увидев в дверном проеме мощную фигуру архонта, склонился перед ним подобострастно и почтительно. Тот резко махнул рукой в его сторону, принимая его приветствие. Гродж скользнул рассеянным взглядом по чашам, источающим смрадный дым, и мрачно заметил:

– Дымно здесь у тебя, Атрофай. Чудится мне, что не имеешь ты успеха в своих опытах, обещанного тобою мне в знак моего высокого покровительства.

– О, величественный правитель, опыты мои уже близки к окончанию, – Атрофай вновь изогнул спину в подобострастном поклоне.

– Почему же я не вижу плодов сего окончания?

– Им скоро быть.

– Но ты хотя бы что-то уже получил? – настойчиво продолжал расспросы Гродж.

– На исходе прошлого дня изготовленная мною смесь разнообразных веществ, нагреваемая тщательно и особым способом, начала принимать очертания благородного металла, столь необходимого великому повелителю. После отвердевания местами она сильно напоминала сей металл, но, к сожалению, только местами. – Атрофай будто на глухую стену наткнулся на суровый настороженный взгляд черных архонтовых глаз, он опасаясь гнева вспыльчивого повелителя, продолжил поспешно и несколько испуганно: – Со смесью я работаю безостановочно, осталось совсем немного, лишь выверить пропорции веществ. Я уверяю, что уже через несколько восходов и заходов солнца настоящий благородный металл, полученный вне природы, предстанет перед очами нашего великого повелителя.

– Так ты торопись, Атрофай, – сказал архонт уже более мягко, – ты должен знать, что сей металл поможет твоему повелителю расширить свои владения, усилить власть. Так что торопись! А за труды свои получишь великую награду. Торопись!

Гродж знал, что Атрофай его не подведет, упрямый старик, углубленный в свою науку всею натурой, будет искать нужные пропорции одному ему известных веществ, и обязательно найдет. Должен найти! Пусть только попробует не найти – архонт с него три шкуры сдерет, заточит в темницу, со свету сживет. Ведь и от трудов алхимика зависит, быть ли архонту свободным и независимым правителем, для начала, своего острова, а затем и завоеванных им, Гроджем, заморских земель, богатых слоновой костью, драгоценностями, умельцами и мастерами, способными принести ему несметные богатства и власть. Но для этого, да будет на то воля Богов! придется покорить архонту острова родной страны и стать царем всей великой Атлантиды. Он принесет ей славу грозной и непобедимой державы, пред которой будут преклоняться все, кто видит восходы и заходы солнца, каждый узнает об Атлантиде и об ее бесстрашных, непобедимых воинах, никто не сможет устоять перед их безжалостным натиском. В бою с таким врагом остается только одно – подчиниться воле победителя, покорностью и несметными, щедрыми дарами вымолить, как великую милость, висящую на волоске жизнь. Никто, никто не смеет перечить Гроджу! Никто не смеет стоять на его пути!

Но, хотя и был Гродж упорен в претворении своих мечтаний и смел в поступках, не мог он не понимать и того, что далеко не все под этим величественным и незыблемым веками небом может достигаться лишь одной силой оружия и бесстрашием воинов. Мало силой захватить дворец царя Атлантиды, уничтожить его самого, и, водворившись в царских покоях, объявить себя правителем всей страны, надо еще заручиться и поддержкой Верховного жреца, у которого в руках была львиная доля власти над народом Атлантиды. Гродж знал, что Микар никогда не будет на его стороне, никогда Верховный жрец не станет разговаривать с ним, как с царем Атлантиды, даже если он, пролив море крови сопротивляющихся его воле непокорных и добившись их повиновения, объявит себя правителем. Поэтому в уме архонта день ото дня, месяц от месяца зрел план, который мог бы ему помочь осуществить, пусть еще не сейчас, но, быть может, в недалеком уже будущем, его горячее желание получить власть над всею страной. Правда, надежда выполнить зревшие в его голове мысли была призрачной, но при благоприятном стечении обстоятельств успех мог бы быть достигнут. И как ни размышлял о желанном архонт, с какой бы стороны он не бросал бы мысленные взгляды на волновавший его предмет, получалось только одно – путь к власти лежал через Лессиру, гордую и своенравную дочь Хроноса. Только став супругом царственной дочери он мог надеяться прийти к власти, конечно, путем непрямым и нелегким, рискованным и ненадежным.

Что же может помешать архонту осуществить задуманное? Разве Лессире не пора обрести супруга и детей? Чем же не пара ей Гродж – красивый, мужественный, могущественный, мудрый правитель? Сколько женщин, познавших его силу, грезят о нем, мечтают вновь оказаться в его объятиях! А как беспощадны бывают его прекрасные наложницы в своем горячем желании и соперничестве друг перед другом быть ближе к повелителю, к его покоям, где так весело и приятно летит время! Так с чего бы пусть даже и самой Лессире вдруг воспротивиться его желанию соединить с нею свою судьбу?

Чем дальше размышлял об этом архонт, тем все больше разгоралось в его душе стремление действовать, действовать упорно и решительно, как бы вел он себя в бою, не оставляя противнику путей для отступления. Но действовать здесь следовало не только решительно, но и осторожно, чтобы не стать самому причиной поражения. Он понимал, что вряд ли ему доведется увидеть доверие к себе в глазах Хроноса, и потому надо было развенчать в мыслях царя миф о собственных грехах и пороках. Но как это сделать после столь длительного времени вражды и непонимания? Даже встань Гродж на колени и моли о прощении, вряд ли Хронос поверит ему. Значит, надо пробраться в душу царя посредством волшебства. А уж Атрофай поможет ему в том, чай, не впервой им напускать чары на непослушных и досаждающих архонту людей.

Весь день мысли об этом, неотступные и упрямые, были рядом, и он все более склонялся к тому, чтобы в самое ближайшее время он отправится в Аталлу к Хроносу с непростым разговором относительно своего будущего и дочери царя.

После захода солнца он долго лежал в сумеречной полутьме летнего вечера, предаваясь своим нелегким думам и опьяняющим мечтаниям. Чтобы зажечь свечи, в покои тихонько вошла Лилит, она, двигаясь, как обычно, бесшумно и легко, словно тень, засветила свечи во всей опочивальне, склонившись в глубоком поклоне перед архонтом, тихо спросила, можно ли внести стол с вечерними яствами. Архонт, бросив на нее рассеянный взгляд, молча кивнул. Лилит ждала и других распоряжений хозяина, она знала, что сейчас он прикажет позвать музыкантов и наложниц, неизменных спутниц его вечеров, а иногда и ночей, но архонт молчал.

– Что ждешь? – грозно осведомился Гродж.

– Осмелюсь спросить, о великий повелитель, больше приказаний не будет?

– Ты про наложниц? – архонт вдруг осклабился в улыбке. – Пусть отправляются к себе, не надо и музыки, я не склонен сегодня веселиться, но, – Гродж опять улыбнулся недобро и странно, окидывая взглядом, вдруг ставшим обжигающим и нетерпеливым, стройную полуобнаженную фигуру Лилит, – пребывать весь вечер в одиночестве я не буду, на короткое время его мне скрасишь ты. А теперь ступай, отдай мои распоряжения и возвращайся. Да поживее!

За порогом архонтовых покоев уже ждали наложницы, они, сбившись в стайку, подобно весело щебечущим птичкам, тихонько ворковали меж собою и бросали нетерпеливые взгляды на дверь. Склоненные друг к другу головки скрывали от случайных свидетелей их беспокойный разговор, они делились сокровенным:

– Знать, плохо здоровье хозяина, – жарко шептала одна, считавшаяся едва ли не самой привлекательной для повелителя наложницей, почти каждый вечер она бывала в покоях архонта, чем вызывала черную зависть прочих, входивших туда лишь иногда, – уже который заход солнца он встречает один. Разве может это нас не беспокоить?

Остальные только сочувственно кивали, в душе горячо радуясь неудаче этой своей товарки, всегда стремившейся выделиться и быть впереди. Поделом ей, надоела, видно, она повелителю, пусть теперь и другие почаще бывают у красивого хозяина, она же, скорее всего, отправится в поварню чистить овощи и мыть посуду. Так ей и надо!

Их разговор оборвался на полуслове, из-за двери, задрапированной тяжелой тканью, выскользнула раскрасневшаяся Лилит, она скороговоркой передала наложницам приказ хозяина, и заспешила в поварню выполнять распоряжение архонта насчет ужина. Стремительно удаляясь, она слышала за своею спиною недовольное шушуканье наложниц, но она не прислушивалась, ей было недосуг. Ей надо было спешить, нетерпеливый хозяин ждал сегодня ее, только ее! От одной мысли об этом дыхание перехватило в груди, а сердце с каждым мигом билось все взволнованнее.

Глава 10

Невероятные и безумные дни наступили для Тода. Он больше не принадлежал себе, не мог он свободно мыслить и творить свои повседневные деяния, все его чувства, такие яркие и стремительно меняющиеся, были посвящены только ей, Лессире, той, которая спустилась с высоты царского престола, чтобы быть с ним. О, Боги, мудрые Боги, чем же он, простой человек, заслужил эту великую милость и награду?

Не было больше в его жизни дней, не наполненных думами о ней, нетерпеливыми мечтами о новой встрече вслед незаметно промелькнувшей. И каждый раз ее вдруг появившийся в ослепительном блеске солнечных лучей изящный силуэт был похож на чудо, призрачное видение, которое, казалось, в любой миг могло исчезнуть без следа, раствориться в воздухе, сгинуть. Он, как зачарованный, ждал ее приближения, жадно всматриваясь в ее облик, будто бы хотел вобрать его в себя, запечатлеть в памяти надолго, до самого скончания веков; и уже потом, когда минут века, чтобы в вечности потустороннего мира его душа в любой миг могла бы вспомнить, воссоздать облик прекрасной девушки, потрясшей его своею неземной красотой.

Последняя их встреча оставила в душе Тода беспокойство и тревогу. Он не знал, откуда вдруг появилось это цепенящее душу ощущение беды. В тот день они встретились не на берегу канала, своем обычном месте, а у фонтана, что в самом центре площади торжеств, где по обыкновению проходят все праздники, именно сюда на просторное плато балкона, нависающее над самым краем площади, вымощенной мрамором и разноцветной мозаикой, выходят в такие дни к народу царь и архонты.

Тод, будто бы чувствуя неладное, не соглашался встречать дочь царя едва ли не на самом видном месте. Лессира весело смеялась и укоряла его в трусости, но Тод упорствовал, он понимал, что негоже выставлять на показ их свидания. Если о том станет известно царю, кто знает, каким будет его ответ.

– Значит, ты боишься? – допытывалась Лессира. – Чего же ты боишься?

– Думаю, что твоему отцу будет не по нраву, если он узнает, с кем встречается его дочь.

– Зачем же ты совершаешь дела, неугодные правителю? – лукаво улыбаясь спрашивала Лессира.

– Тому виною ты, прекрасная звезда Атлантиды, – тяжело вздохнув отвечал Тод, – разум больше мне не служит, лишь одни чувства ведут за собой.

– Чувства? Так покажи их, зачем же их таить? Пусть знают все!

Лессиру забавлял испуг, читаемый ею в его глазах, все также преданно и нежно взирающих на нее. Ей хотелось беспрестанно смеяться над его растерянностью, и в самом деле, разве же не смешно так дрожать от одной только мысли, что их увидят вместе. Ну, а если и увидят, что ей, царской дочери, до того? Почему ей не встретиться с тем, кто предан и привязан к ней всею душой, с кем ей легко и просто. Если бы ее спросили, почему изменились ее чувства к нему, она, наверное, и сама бы не смогла объяснить этого. Просто случилось так, что почти с первой встречи она вдруг забыла о своем царском величии и гордости, рядом с ним она ощущала себя обычной земной женщиной, жаждущей не слепого и беспрекословного преклонения, а настоящей любви и нежности. Тайные встречи стали частью ее жизни, они, подобно слабому ростку, робко проклюнувшемуся из самой земли, постепенно начали перерастать в навязчивое желание быть вместе, и не только там, где их никто не видит, но и там, где людно и где их в любой миг могут узнать. Но пусть видят все, кому это небезразлично, что и она, дочь царя, может быть рядом с желанным для нее человеком.

– Да, я и вправду боюсь, – признался Тод, – но боюсь я не гнева твоего отца или его последствий для меня, а только лишь того, что Хронос, прогневавшись, запретит тебе выходить из дворца и я больше никогда не увижу тебя так близко, никогда не буду говорить с тобой.

– Такое вполне может статься, – согласилась Лессира, раскрасневшаяся вдруг от признаний Тода. – Но все скрываемое когда-то становится видимым, и потому мы встретимся на площади, а ты убедишься в том, что все останется неизменным.

Он ждал ее у фонтана. Стоя у самого его основания, Тод с блаженством ощущал освежающее прикосновение мельчайшей прохладной пыли, беспрестанно срываемой ветром с водной бурлящей поверхности. Он всегда с радостью любовался водной стихией, ее пение, то тихое и мелодичное, то громкое и неистовое, будило в его душе какие-то, казалось, давно забытые переживания и чувства. Рядом с водой он ощущал необъяснимое умиротворение и легкую печаль, от которой светлее и торжественнее становился весь окружающий его мир. Вот и сегодня, проведя у воды, томительное время ожидания, он вдруг почувствовал, как все его страхи развеялись сами собою. Теперь ему уже не мерещились таинственные опасности, угрожающие их радостным встречам.

Когда он заметил появившуюся на площади Лессиру, одетую, впрочем, как и всегда, просто и неприметно, он, забыв обо всех своих волнениях и опасениях, не замечая никого вокруг, бросился ей навстречу. Возможно, не будь этой поспешности и неистового рвения приблизиться к любимой, немногочисленные горожане, неторопливо прогуливающиеся вблизи фонтанов, и не обратили бы на них своего праздного внимания. Но стремительное приближение молодых людей друг к другу не могло остаться незамеченным, особенно же бросался в глаза порыв пылкого, красивого юноши, потерявшего голову при виде возлюбленной.

Впрочем, среди любопытствующих был один человек, который пристальнее остальных вглядывался в радостные, сияющие от неземного восторга лица юноши и девушки. Сам архонт Гродж волею судьбы оказался в этот вечер на главной площади Аталлы.

Когда солнце находилось в наивысшей, жароносной точке небосвода, прибыл архонт в столицу. Целью его поспешного визита была встреча с Хроносом, он жаждал поскорее начать воплощение в жизнь своего намерения относительно Лессиры, которое одно, по его мнению, могло помочь ему добиться власти и побед на поле брани. Как человек, целеустремленный и волевой, решивший однажды действовать, он не хотел откладывать на будущее своих планов. Желанное дело требовало быстрых, почти стремительных действий, не стесненных ни какими средствами.

Правда, сразу же архонту пришлось столкнуться с препятствиями и проволочками: вместо намеченной встречи с Хроносом и, возможно, с его дочерью, Гродж, спустившись по широкой мраморной лестнице к скамье у фонтана, коротал время в ожидании царя, отбывшего еще с утра на остров Туле, к архонту Синаперибу. Но Гродж не собирался возвращаться к себе, его намерением было дождаться возвращения царя, который должен был скоро прибыть обратно в свой дворец.

Каково же было удивление архонта, когда он вдруг узнал в красивой, одетой скромно и неприметно девушке, спешившей навстречу молодому человеку, саму Лессиру. В первый мгновение его скучающий взгляд, мельком скользнувший по юной горожанке, почти не привлеченный ее простым видом, уже готов был перенестись в сторону, как вдруг нежные черты лица, копна развеваемых ветром белокурых волос, сама грациозная походка показались знакомыми. Вглядевшись более пристально, Гродж уже не сомневался, что перед ним дочь самого царя, свободно и безбоязненно разгуливающая по городу. Да еще как разгуливающая! Эта независимая молодая особо посмела явиться на свидание с простолюдином, и не тайно, куда-нибудь в сень зеленых рощ, или берегов прохладных каналов, где не встретишь, порой, ни одного любопытного взгляда, а на главную площадь столицы! Неслыханная дерзость! Кто же этот молодой наглец, посмевший столь неуважительно отнестись к царственной особе? Вместо почитания и преклонения назначать дочери царя личное свидание?! Но и сама Лессира какова?! Одаривает своей божественной улыбкой проходимца, не стоящего даже и мимолетного ее взгляда.

Несмотря на негодование, заполонившее всю его душу, Гродж твердо решил не проявлять его пред глазами посторонних. Но остаться незамеченным Лессирой он не хотел. Поэтому архонт поднялся со скамьи и направился к влюбленной паре, безмятежно взиравшей друг на друга. Он, слегка поклонившись изумленной его внезапным появлением дочери царя, почтительно приветствовал ее. Лессира вынуждена была отвечать ему, хотя слова не шли из ее уст. Она не понимала, откуда здесь взялся этот человек, с чего он вдруг здесь.

– О, прекрасная Лессира, ты решила осчастливить нас, простых смертных, своим внезапным и чудесным появлением, – начал издалека сладким голосом архонт. – Я, твой покорный слуга, безмерно рад встрече с тобой, о, прекраснейшая и величественнейшая из женщин.

Лессира, чувствуя себя в полном замешательстве, покраснела. Она молча взирала на слащавого архонта и не знала, что же ей отвечать. Она понимала, что все теперь открылось и стало явным. Судя по взглядам Гроджа, исподтишка бросаемым на Тода, он воспринимает ее встречу с ним, именно как свидание, а потому архонт не станет держать увиденное в тайне, он непременно расскажет об этом царю. Что же скажет он, как встретит новости о своей дочери, Лессире было неведомо.

– О, прекрасная Лессира, назови имя твоего спутника, представь нас друг другу.

Прежняя Лессира дерзко и властно осадила бы любого, кто осмелился хотя бы в чем-то перечить ей, а уж тем более спрашивать у нее отчет о ее делах и поступках, но нынешняя, слегка растерявшаяся от этой внезапной, неприятной для нее встречи, почему-то отвечала архонту.

– Тод, архитектор, – отрывисто сказала она.

– Тод, мир тебе и твоим близким! – спокойно приветствовал архонт Тода. – Прекрасная Лессира не представила меня, поэтому назовусь сам: я

архонт Гродж.

Тод молча поклонился. Он, глядя в колючие глаза архонта, чувствовал в них отчужденность и враждебность, во всем облике этого человека, в его лице, властном и надменном, явственно читались недобрые намерения. Тод с замиранием сердца смотрел на архонта и понимал, что его опасения и тревоги, увы, не были напрасными, – теперь Гродж поведает обо всем Хроносу, и тот разрушит хрупкое счастье Тода. Ему больше уже никогда не видеть Лессиру, не быть с нею наедине, не лицезреть ее прекрасный облик и улыбку.

– Не смею больше вас задерживать, – вновь поклонившись Лессире, сказал Гродж, – я и сам спешу, через короткое время я увижусь с достопочтенным царем нашим, дабы поведать ему о делах наших повседневных.

Гродж, вполне довольный растерянностью молодых людей, оставил их, он твердым шагом направился в сторону дворцовой лестницы. А Лессира и Тод, безмолвные и неподвижные, зачарованно смотрели ему вслед.

– Я хочу уйти отсюда, – первой нарушила молчание Лессира.

Сразу к краю площади подступала эвкалиптовая роща, ее тенистые аллеи, немноголюдные и безмолвные, могли стать прибежищем для их растревоженных душ. Лессира шагала впереди, Тод, подобно верному придворному охраннику, чуть поодаль. Как только они вступили в сень величественных деревьев, их шаги сделались глуше и спокойнее, здесь никто не мог увидеть их вдвоем. И почему они сразу не пришли сюда? Не было бы этой неприятной встречи, колючих, подозрительных глаз архонта. Лессира размышляла, чем могут закончиться ее встречи с Тодом, если теперь отцу станет все известно. Ее внутреннему взору было трудно изобразить разговор с Хроносом об этом, поскольку ни единого раза ей не приходилось бывать в таком положении. Никогда Хронос не заговаривал с ней о возможных избранниках и претендентах на ее руку. Поэтому она не знала, каких взглядов придерживается ее царственный отец. В общем-то и саму Лессиру эта сторона ее будущей жизни до сих пор волновала мало. До сих пор! Пока не осознала и она, что в один из моментов вдруг появляется человек, пробуждающий в душе какие-то необычные чувства и переживания.

– Положение опасно? – приблизившись к ней, осторожно спросил Тод. – Кто этот человек? Почему он был так зол?

– Он же сказал, что он архонт Гродж.

– Я мало что слышал о нем.

– Он правитель одного из отдаленных островов Атлантиды, там живут очень воинственные люди. Гродж так строит свое правление, что в основном его подданные занимаются не мирными делами, а обучаются воинским премудростям. Сам Гродж мечтает стать непобедимым завоевателем чужих земель и стран, чтобы обогащаться и властвовать. Мой отец против завоеваний и военных походов атлантов, поэтому он несколько раз говорил с ним, предупреждал и даже угрожал лишить его звания архонта.

– Неприятный человек, – заметил Тод.

– Да, ты прав, он и мне не по душе. Всякий раз, как он приходит к царю, тот после разговора с ним весь день хмур и темен лицом.

– Ему не пришлось по нраву все увиденное.

– Личное мнение архонта не имеет значения, – нервно повела плечом Лессира. – Значение имеет лишь мнение отца моего.

– Каким же может быть его мнение? – с замиранием сердца коснулся Тод самой больной для него темы.

– Не знаю, – вздохнула Лессира. Она, взглянув в наполненные болью глаза Тода, увидела в них настоящее страдание и великий страх не за себя самого, но за их будущее. – Я и вправду не знаю. Мы никогда не говорили с отцом об этом.

– Мы все равно не сможем ничего предугадать и решить ранее положенного времени, – Тод старался не выдать своего душевного смятения, говорил бодро и весело, – а потому пусть и этот вечер будет беспечным для нас. Если вдруг уже завтра все изменится, после мы, по крайней мере, сможем вспоминать это счастье, испытываемые нами в сей миг. Мы всегда сможем вспомнить тепло рук друг друга, свет глаз, ни с чем не сравнимую радость этого мимолетного момента, когда мы рядом. Пусть этот вечер не будет омрачен ни малейшей тенью переживаний и сомнений.

Лессира тревожно смотрела в его глаза. Ей не нравилось то, что он говорил, ибо говорил он с нею, будто прощаясь навсегда. Отчего такая тоска в глазах, отчего так грустно звучит его голос? Но разве кто-то сможет запретить ему видеть ее, если она, Лессира, дочь самого царя Хроноса, захочет этого? Кто посмеет наложить запрет для того, что желаемо ею?

– Почему ты так говоришь, печально и тоскливо? Ты увидишь, что все останется по-прежнему.

– Я верю тебе! Но забудем о сегодняшних печалях и сомнениях! Смотри, какой сегодня ветерок. Хочешь, возьмем лодку и поплывем?

– Куда? – смеясь, спросила Лессира.

– Куда? Да хотя бы к самому морю! – восторженно воскликнул Тод.

– Через все каналы!

– Конечно! О, если бы ты позволила, я бы увез тебя к самому горизонту, на край земли, туда, где никто нас не увидит и не найдет!

– К горизонту, это далековато, а вот к морю я согласна!

Спустившись по крутой лестнице к самому каналу, они быстро нашли на его берегу свободную лодку. Ее владелец, приветливо улыбаясь, пригласил их отправиться в плавание. Осторожно ступая по шаткому дну, Лессира и Тод удобно устроились под трепетавшим на ветру нежно-розовым балдахином. Лодка, послушная смуглой руке кормчего, легко скользнула по лазурной глади канала под арку акведука, которая вела прямо к порту первого пояса Аталлы.