Текст книги "Формула неверности"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
Он и вошел, обнимая за плечи тщетно пытавшуюся скрыть радость дочь. И как обычно, ему не понадобилось много времени, чтобы оглядеться и оценить ситуацию. Перефразируя фразу, которую приписывали бывшему президенту Союза, он сам в подобных случаях говорил: «Разобраться, ху есть кто».
Александра, впрочем, сразу отошла от него и села на стул в уголке. Она понимала, что, если будет околачиваться на виду у всех, ее тотчас отправят к себе, не обращая внимания, что она уже давно – год и четыре месяца! – совершеннолетняя.
– Здравствуйте! Выехал тут же, как только Саша мне позвонила. – Михаил говорил все это отчего-то Светлане, как будто Тани в этой комнате не было, а ее обморок, как и лежание на диване, он считал притворством. – Быстрее не получилось, с другого конца города мчался.
– Ну и напрасно, – буркнула она из-под пледа, – подумаешь, голова закружилась. Просто Шурка испугалась…
– Голова закружилась! – фыркнула из своего угла дочь. – Лежала бледная, как неживая, я ее зову, зову, а она…
Вспомнив пережитый ужас, Александра опять всхлипнула.
– Простите, нас не познакомили. – Мишка соизволил бросить на Таню быстрый взгляд и обратился к Свете: – Меня зовут Михаил.
– А меня – Светлана. Я врач, терапевт, подруга Маши, потому ваша дочь мне и позвонила. А у Саши, надо заметить, симпатичный отец.
– Спасибо. С удовольствием возвращаю вам комплимент.
Можно подумать, что их сюда позвали обмениваться похвалами! Кукушка хвалит петуха… Нарочно накинули на нее плед, вроде отгородились. Лежи тут, парься, как в бане!
– Как она?
Она! Между прочим, говорить о человеке в его присутствии в третьем лице неприлично! Вот и Шурка от отца нахваталась. Говоришь ей, говоришь, все без толку!
– Спазм, вызванный сильным стрессом. Я дала антидепрессант…
– Значит, с Татьяной все в порядке. А что, Маши так до сих пор и нет?
– Даже не представляю, где она может быть. На работе она не задерживалась, я звонила, ушла даже раньше. Вернее, уехала. Какому-то больному стало плохо – когда подъехала «скорая помощь», его вынесли на носилках. Маша поехала в качестве сопровождающего. Может, произошло что-то серьезное, и она теперь в больнице? С другой стороны, это произошло три часа назад, давно можно было вернуться… Ну чего ты вытаращилась! Ничего страшного не произошло. Жива твоя сестрица. Если она поехала в больницу, значит, плохо было кому-то другому!
Светлана прикрикнула на Таню, а сама продолжала разговаривать с Михаилом, как будто в комнате они были вдвоем. Понятное дело, больные за людей не считаются.
– Между прочим, у меня, знаете, как развита интуиция. Так вот, я ничего плохого в отношении Маши не чувствую. То есть, может, случилась какая-то неординарная ситуация, но в том, что с ней самой все в порядке, я уверена. – Она покосилась на Таню и предложила Михаилу: – Давайте выйдем поговорим.
– Этого еще не хватало! – возмутилась Таня, которой вовсе не хотелось лежать одной и выполнять роль смертельно больной. – Между прочим, пропала моя сестра. Вот умру, тогда, пожалуйста, можете секретничать наедине сколько хотите!
Что «пожалуйста» – она сама не знала, но, судя по ухмылке Светланы и ехидной полуулыбке бывшего мужа, умереть ей предстояло не сегодня.
И вообще, Таня не считала свой обморок чем-то из ряда вон выходящим. Всего каких-нибудь сто – двести лет назад женщины грохались в обморок по любому поводу, едва что-то их хоть чуточку взволнует. А уж иголками их никто не колол. В смысле, уколы не делали. Разве что нюхательную соль к носу подносили, вот и все лечение. Вслух, правда, она ничего не сказала. Кто их, врачей, знает. Выступишь вот так против них, а тебе не то что укол, клизму пропишут или что похуже.
Таня подумала, что, несмотря на недомогание, она потихоньку возвращалась к прежнему образу мыслей и даже к прежним привычкам. Если раньше ее кто-то обижал, не понимал или делал то, что ей не было нужно, она вот так, мысленно, давала обидчикам отпор. И им не обидно, и ей приятно. Может, у нее просто шарики за ролики заходили, вот она и общалась сама с собой?
Вы бы лучше пошли на Машины окна взглянули, – сварливо сказала она вслух. – Может, она уже дома.
– Я шел по двору и на ее окна посмотрел, – отозвался Мишка. – Нет ее дома… А раз ты так хорошо себя чувствуешь, что огрызаться начала, тогда рассказывай, только подробно, отчего вдруг на тебя такая паника напала, откуда у твоей сестры появилась машина – три дня назад она еще не собиралась ее покупать, а сегодня вдруг я узнаю, что Маша ездит на машине…
– Сегодня первый день поехала, – поправила Таня.
– Миша, простите, не знаю вашего отчества, – вмешалась Света, – может, пока больную не стоит волновать?
Нет, ты посмотри, какая змея, – больная! Наверное, пока Таня будет смиренно лежать под пледом, ее так и будут воспринимать. Она отбросила плед в сторону и села на диване. Надо сказать, в голове еще шумело.
– Ее уже взволновали, – заметил Михаил, – и вряд ли мы можем сделать ей хуже. Уж мне ли не знать Татьяну Всеволодовну! Мы выйдем во двор, а она за нами следом потащится. Давайте уж рядом с ней посидим и вместе поразмышляем, что могло случиться.
«Потащится»! Как бывший супруг о ней пренебрежительно говорит! Увы, ссориться сейчас с ним Тане не с руки, потому она решила пропустить мимо ушей его слова.
– Кстати, а где твой муж? – вдруг спросил ее Мишка. И этот тоже говорит «кстати».
– Совсем некстати, – огрызнулась Таня. – Считаешь, мы без него ничего не сможем выяснить?
– Я просто так спросил, – криво ухмыльнулся тот, и Таня поняла, что бывший муж на что-то намекает. – Ведь не всегда совпадения на чем-то основаны. И наоборот…
Светлана как-то странно на него посмотрела, но ничего не сказала.
– Он предупредил, что сегодня придет поздно, – сухо вымолвила Таня.
Для обоих, потому что и Светка с интересом уставилась на нее: что скажет? Вообще у Тани создавалось впечатление, что Светлана знает гораздо больше ее. Причем именно о Танином втором муже. Но ни за что не скажет. Вон смотрит своими серыми глазищами и молчит.
– Я всего лишь поинтересовался на тот случай, если выяснится, что у твоей сестры забарахлила машина и она позвонила Каретникову.
– По-моему, это вполне логично, – встряла Светка. Без нее тут не разберутся!
Услышав невольный вздох, Таня посмотрела в угол комнаты, где сидела Шурка.
– Александра, иди к себе.
– Мама, ты все время забываешь, что я уже взрослая.
– Взрослая, – кивнул Михаил, – кто спорит, но сейчас мы с твоей мамой обсуждаем нечто не предназначенное для твоих ушей.
– Если бы ты знал, папа, сколько мне приходится слышать того, что не предназначено для моих ушей. Вот, например, на днях я слышала один очень странный разговор между тетей Машей и Леонидом Сергеевичем…
– Ты подслушивала? – неприятно удивилась Таня.
– Вот еще, подслушивала! – дернула плечом Александра. – Я услышала нечаянно. Вспомни, ты послала меня снять высохшее белье. Так что папа употребил слово «кстати» очень кстати.
– Ты говоришь загадками, – сухо заметила Таня.
– Мало ли, – торопливо вмешалась Светлана, – услышала и услышала. Какое это имеет отношение к отсутствию Маши?
– Не знаю, – протянула Саша, – может, и имеет.
– И о чем говорила Маша с Леонидом Сергеевичем? – спросил Михаил. – Надеюсь, ничего ужасного для ушей юной девушки.
– Не юной, а молодой, – поправила Александра. – Юные – говорят о подростках.
– Да успеешь ты повзрослеть! – заметила Таня. – Чего тебе так не терпится попасть во взрослые.
– Не терпится, потому что я вовсе не хочу в детстве засидеться, – огрызнулась Александра.
– Это намек? Что ты имеешь в виду?!
– Погоди, Таня, – остановил ее Михаил. – А вдруг именно в разговоре между Машей и твоим мужем кроется причина их обоюдного отсутствия?
Он верно почувствовал, что Тане вовсе не хочется знать об этом разговоре. Если Маша ей не рассказала, значит, и незачем это выяснять. У нее внутри даже некий холодок образовался: у ее сестры Маши и мужа Леонида какие-то общие дела, о которых самой Татьяне неведомо? Ну и пусть! Что может быть в этом интересного?
Но разве остановишь этот поток любопытства. Особенно у Карпенко. Сейчас он до всего докопается. Небось станет радоваться, что бывшая жена сидит в дерьме!
Вот до чего они ее довели! Таня употребила слово «дерьмо» чуть ли не по отношению к любимой сестре! Нет, ничего не надо рассказывать! Надо было сразу отослать Шурку к себе. Нашла чем хвастаться: тем, что подслушала разговор!
Татьяне показалось, Саша уже пожалела о том, что проговорилась. Она с сочувствием взглянула на мать, но отступать было поздно, отец ждал ее слов, потому Саша сказала:
– Каретников уговаривал тетю Машу… Ну, он говорил, что может содержать ее и сына, что он с тех пор… он не сказал, с каких пор, а помолчал, как будто она и сама об этом знает. Сказал: «…С тех пор, как мы с тобой… я не могу думать ни о чем другом…» А тетя Маша сказала, что она никогда не нанесет сестре такого удара… Сказала, что, если он не прекратит свои домогательства, кому-то из них придется отсюда съехать!
– Эх, Шурка, зачем ты об этом рассказала! – бормот-нула Светлана.
Девушка смутилась и замолчала. Некоторое время в комнате не раздавалось ни звука.
«Вот наконец пришел и Мишкин час, – подумала Таня. – Сейчас он выскажется…»
Но она ошиблась, Михаил не произнес ни слова. Вернее, о Леньке не сказал, а спросил Таню:
– Где у вас телефон? Таня подала ему трубку.
– И еще: ты помнишь номер машины, которую купили Маше?
Таня не помнила, но на всякий случай в хозяйственной тетрадке записала. Решила для себя, что стоит попозже выучить его на память. А вышло, что это пригодилось уже сейчас. Михаил тут же стал набирать одному ему известные номера и спрашивать, нет ли этого номера в сводке.
Таня понимала, в какой именно сводке, но отчего-то она верила словам Светланы насчет интуиции. Маша жива!
Через некоторое время Михаил сказал Тане:
– Света оказалась права: в сводках дорожно-транспортных происшествий нет Машиного «жигуля», как и нет самой Маши среди пострадавших от действий хулиганов…
Он задумался.
– Кажется, придется подключать ребят из другого ведомства. Эта трубка берет со двора?
– Конечно, берет, – сказала удивленная Таня. – А почему тебе непременно надо выходить во двор?
– У тебя есть дома хорошее вино? – вдруг спросил ее Мишка, отчего она удивилась еще больше и потому нерешительно ответила:
– Есть, а что?
– Ну так угости Свету. Ты же всегда была радушной хозяйкой, а теперь лежишь, больную изображаешь.
Забывшись, Таня метнула в него диванной подушкой. Как в былые добрые времена. Мишка расхохотался, но тут же посерьезнел:
– Извините, но я бы хотел, чтобы этот телефонный звонок вы не слышали. Не обидитесь, девчонки?
– Не обидимся, – за двоих ответила Светлана и улыбнулась Тане: – Пожалуй, твой бывший муж прав: ты уже можешь встать. И от рюмочки я не откажусь, а то, честно говоря, меня слегка лихорадит. Ждать и догонять, говорят, труднее всего. Особенно когда не знаешь, плохих вестей ждать или хороших… Ты как, в порядке? А то я тебе могу транквилизатор предложить. Мало ли, опять чего-нибудь себе представишь. Как говорится, сам придумал – сам испугался. Все болезни от нервов – давно известно.
Глава двенадцатая
– Не надо, справлюсь сама, – сказала Таня, слегка уязвленная словами Светланы. И Маша, и она вслед за сестрой считают ее какой-то слабосильной.
И она тоже хороша: не подумала, что Света вполне может быть голодна, как и Михаил, который наверняка был на работе, а она им и чаю не предложила.
Наверное, поэтому, придя на кухню, Таня стала доставать из холодильника все, что там было, несмотря на слабые протесты Светланы. Поставила три прибора. Достала бутылку вина, которую поминал Михаил.
Через некоторое время он появился в дверях, окинул расставленные Таней закуски, сглотнул слюну и шумно вздохнул:
– Девчонки, поешьте и выпейте без меня, я вынужден вас покинуть.
– Я поеду с тобой, – твердо сказала Таня, – и не вздумай ссылаться на мою мнимую болезнь.
Она, не спрашивая бывшего мужа, споро, как она всегда прежде умела, приготовила пару бутербродов и налила в литровый термос кофе. Михаил открыл было рот, но она так взглянула на него, что он только хмыкнул и пожал плечами.
– И я поеду, – подала голос Света, впрочем, без особой решимости; уж слишком происходящее напоминало некую семейную сцену.
– Нет, кто-то должен остаться здесь, для связи. – На этот раз командование взяла на себя Таня, и почему-то никто не стал ей перечить. – Поешь как следует, не стесняйся. И не уходи, Света, ладно? Побудь, пожалуйста, с Шуркой. Она хоть и совершеннолетняя, но, по сути, совсем еще девчонка.
Светлана молча кивнула. А Таня между тем сунула термос и бутерброды в руки Михаила и сказала без вопроса:
– Пять минут у меня есть, чтобы собраться.
– Пять минут, но не больше, – кивнул он.
Таня быстро надела новые брюки и батник, поглядывая на часы – прошла всего одна минута, а четыре оставшихся ей вполне хватило на легкий макияж – помада, тушь. Раньше она так собиралась на какое-нибудь торжество, но теперь… Впрочем, она и сама не знала. Решила, что во всем виновата Светка. Она так смотрела на бывшего…
– Слабовата ты, мать, стала, – сказал будто самому себе Мишка, потому что не смотрел в это время на Таню. Делал вид, будто страшно занят – разворачивал машину посреди улицы. – Сестра твоя когда-то давно меня предупреждала, что с тобой такое может случиться, и я бы в то время не слишком удивился, если бы ты упала в обморок. Признаюсь, даже ждал этого, но при мне такого, к счастью, ни разу не случалось. Спасибо за бутерброды. Я сегодня даже пообедать не успел.
Он жевал хлеб с колбасой, запивая кофе, который Таня предусмотрительно наливала ему в стаканчик. Знала: за рулем самому это делать неудобно. Все как когда-то.
– Ты прав, я думала, что такое больше не повторится, – спокойно кивнула Таня, хотя бывший муж нарочно говорил снисходительным тоном. Хотел вывести ее из себя? – Но Маша… Она так много значит для меня. Стоило лишь представить, что она попала в автокатастрофу, как все прежние страхи вернулись.
Кажется, Мишка понял, что ее волнение по поводу пропавшей сестры не повод для подначек, и спросил ее о другом.
– А с какой ты работы ехал? – спросила она, чтобы увести разговор от своей болезни. – Маша вроде говорила, что ты теперь в другом месте работаешь.
– Юлик попросил подменить, – проговорил он с набитым ртом. – Сто баксов давал. Прижало парня. Жена в командировку срочно укатила, а у него на руках двое малышей.
– У Юлика вроде дети взрослые, – сказала Таня – Юлий Велехов был их общим знакомым.
– У него теперь новая семья.
Отчего-то ей неприятно было это слышать, хотя кто для нее Велехов? Но она сразу подумала, что и у Мишки скоро будет новая семья. И возможно, маленькие дети – сын, которого ему Таня так и не родила…
– Может, Саша что-то не так поняла, – сказал он, прожевав; Таня молчала, и он решил, что она все еще переживает рассказанное дочерью.
– Наверняка все так и было, – равнодушно сказала Таня, – от Лени вполне можно этого ожидать. Я видела, как он на Машу смотрит. Только что слюной не захлебывался!
Мишка забыл о том, что ему надо следить за дорогой, и повернулся к Тане чуть ли не всем корпусом:
– И ты так спокойно об этом говоришь?
– Что же, мне волосы на себе рвать? Может, ты не поверишь, но это меня почти не забирает. Моя сестра – женщина красивая, она куда лучше меня…
– Ну это смотря на чей вкус!.. Кстати, ты очень хорошо выглядишь. Даже когда ты лежала под пледом, бледная, несчастная…
Это ее уязвило.
– Так уж и несчастная.
– Ой, Татьяна, до чего ты заноза! Красивая заноза.
– Иными словами, я нравлюсь тебе больше других женщин? – сказала Таня безо всякого кокетства, скорее, с мрачным юмором.
– Я никогда не пытался вас даже сравнивать, потому что для меня не существовало других женщин…
– Какой-то небольшой отрезок времени.
– И сейчас не существует! – угрюмо продолжал он.
– Давай не будем рассуждать о том, чего невозможно исправить, – желчно проговорила Таня. – Недаром говорят, разбитого не склеишь. И потом, сейчас я вовсе не расположена говорить о своих личных делах. Сначала нужно найти Машу.
– Сначала? – Он радостно ухватился за ее оговорку.
– Я – замужняя женщина. И своему мужу никогда не изменяла. Чего не собираюсь делать и впредь!
– Но мне казалось… После того, что ты узнала…
– Ничего между нами не изменится. И закончим на этом. Забудь, что я была твоей женой. У нас, слава Богу, нет дефицита женщин.
– Хотел бы забыть, да не могу, – тихо сказал он. – Неужели ты забыла?
Таня тоже не могла забыть, но кто об этом узнает. Как не узнают о том, что с некоторых пор ее жизнь как бы раздвоилась: она пребывает в нынешнем времени и в прошлом, когда вот так же, как теперь, кто-нибудь ей о том напомнит.
Смешно сказать, но от нетерпения она даже от Михаила как бы отмахнулась. В тот момент и не поняла, что уже живет, как наркоманка, в предвкушении воспоминаний.
Сейчас она привычно нырнула в тот, самый первый, вечер, когда Мишка после ресторана привез ее в свою однокомнатную квартиру.
Таня зашла и удивилась, что его жилище вовсе не похоже на холостяцкое. Такое, в котором, говорят, не чувствуется женской руки.
– У тебя здесь кто-то прибирается? – вроде равнодушно спросила она.
– Нет, прибираюсь я сам, а вот занавески, ковры, постельное белье – это все мама. Считает, что холостые – тоже люди.
Он улыбнулся. И Таня тоже хихикнула – в свои восемнадцать она легко и много смеялась, словно компенсировала те два с половиной года, когда она болела, и Маша лечила ее, и обоим было не до смеха…
Конечно, некоторое напряжение Таня в его квартире ощущала. Как больной перед необходимой операцией. Вроде и приняла решение и теоретически знала, что и как происходит, но все равно было страшновато осознавать, что именно сегодня она станет ЖЕНЩИНОЙ.
Когда-то все равно придется это делать.
– Где у тебя тут ванная? – бодро спросила она. Мишка показал, и Таня пошла, даже подмигнула ему, потому что он тоже волновался. Мол, не переживай, все будет хорошо.
– А ты пока на стол накрой, – нарочито серьезно сказала она. – Чем девушку поить будешь?
– У меня есть шампанское, – сказал он.
Мишка и вправду еще неделю назад купил этот дамский напиток. Для Тани. Мало ли, думал, согласится пойти к нему в гости.
Но всю неделю, что они встречались, пригласить ее к себе не поворачивался язык. Они только целовались, стоя у ее калитки, до умопомрачения; Мишка сжимал ее хрупкую фигуру в своих объятиях, так что у девчонки кости трещали, да и только.
А она так прижималась к Мишке – в глазах темнело. Но он один раз попробовал расстегнуть пуговицы ее кофточки – она отшатнулась, словно он в нее нож воткнул. И теперь Мишка боялся спугнуть ее доверчивость.
Он и сам не понимал, почему присутствие Тани Вревской так гипнотически действует на него. До сего дня Миша Карпенко перед слабым полом никогда не пасовал. Девок у него было… Вначале считал, а потом перестал. Но наверное, под сотню. И ни с одной он так долго не валандался. То-то посмеялись бы знакомые ребята, которые учились с ним в физкультурном институте, или те, с кем в спортсекцию хаживал. Они видели, как часто он меняет девчонок. Чтобы Карп – так его для краткости звали – не затащил девчонку в постель в первый же вечер…
Но он ничего не мог с собой поделать. Применить к Танюшке хоть какое-то насилие казалось ему святотатством.
То, что в этот вечер Таня плескалась в его ванне, было только ее решением, он не давил на нее.
Был ли у нее кто прежде, Мишка не знал, зато знал кучу анекдотов по поводу того, что девственницу в городе не найдешь и днем с огнем. И в то же время не хотел об этом думать, потому что едва попытался себе представить, что Таня ложилась с кем-то в постель… у него в момент возникло желание выяснить личность этого негодяя, чтобы найти и тут же удавить…
Вот какие мысли вызывали у него возможные соперники. Стоило ли говорить, что эта девушка была для него всем…
– Миша! – позвала Таня из ванной. – Дай мне что-нибудь набросить. Может, рубашку старую.
Он принес такую, из постиранных и отглаженных мамой. Нарочно выбрал подлиннее, чтобы и вправду сошла за халатик.
Таня вышла из ванной такая чистая, розовая – в ресторане с вентиляцией было не ахти, да и курили все кому не лень. А она в момент будто смыла с себя все эти запахи и пахла почему-то как новорожденный младенец. В тот момент Таня подошла к нему и ткнула в грудь головой, словно боднула.
– Как будто заново родилась, – доверчиво сообщила она, а у Мишки даже дыхание перехватило, так она была хороша. Он почувствовал, как в нем растет желание. Хотелось схватить девчонку, опрокинуть на тахту…
Но он усилием воли отодвинулся от нее, прошел мимо Тани, нарочно огибая ее по длинной дуге, и бросил на ходу:
– Ты осмотрись тут, может, что не так? А я в душ. На две минуты.
Душ пришлось принимать контрастный и сначала холодный, чтобы охладить распаленный организм. Вышел, а она и правду хозяйничает вовсю.
– Шоколад откуда? – удивился он.
– Из ресторана, конечно, я его даже не надкусила, – сказала Таня. – Что, не надо было брать?
Господи, да что это с ним делается? Словно и не было никакого холодного душа. Нет, он не выдержит больше ни этого медленного распития шампанского, ни вообще какого-то промедления! Он чувствовал себя так, как если бы извне в его кровь доливали другую, доведенную до кипения, и по этой причине все чувства в нем будто воспалились.
– Котенок! – хриплым голосом позвал он, и девчонка без колебаний бросилась в его распростертые объятия.
Она так торопилась! Ее тонкие пальчики путались в застежках его рубашки – маленькие пуговки не хотели поддаваться, и Мишка еле сдержал себя, чтобы не рвануть их к чертовой матери. Боялся своим нетерпением ее испугать.
Но когда приник к ее прохладному нежному телу, что-то будто взорвалось у него в голове: «Не медли, не может она быть девочкой. В наше-то время…» И, повинуясь этому голосу, он почти без прелюдий ворвался в нее, ломая неожиданную преграду – она все-таки была! – и почувствовал, как под ним вздрогнуло от боли ее тело, но уже не мог остановиться. .
Вряд ли в этой вакханалии она почувствовала какое-то удовольствие. Когда Михаил наконец смог оторваться от девушки и взглянуть в ее глаза, то увидел, что ресницы у нее мокрые и глаза какие-то растерянные, но она с отчаянной решимостью прильнула к нему, чтобы не видел ее лицо, и шепнула в ухо:
– Тебе было хорошо?
Он едва не расхохотался. Обычно это он спрашивал у своих случайных подружек. Но у нее не стал спрашивать. Какое там хорошо! Девчонка, наверное, обалдела от боли…
Мишка поцеловал ее в шею и тоже шепнул:
– Прости!
– За что?
– За боль. Я мог бы проделать это понежнее.
– Знаешь, это не так и страшно, как казалось, – храбро сообщила она.
Мишка взял ее на руки и понес в ванную. И мыл ее, как ребенка. Восторг переполнял его: первый! Он у нее первый!
Он завернул ее в большое полотенце и принес обратно, сдергивая с дивана окровавленную простыню.
– Надо застирать, – слегка нахмурилась она, – а то пятно останется.
Он засмеялся, уткнувшись ей в колени.
– Бог с ней, с простыней, у меня есть кое-что получше.
– Что? – спросила она.
– Не что, а кто – ты!…
У нее навернулись слезы, так четко Таня себе все представила. И не подумала, что в тот момент у него с логикой были проблемы. Она и простыня на одних весах? Лишь кое-что получше?
– Ну, и куда мы едем? – спросила она, никак к Михаилу не обращаясь. Это он, один он все испортил!
Маша права, предлагая ей в таком случае пить таблетки. Положительно, психика у Тани оставляет желать лучшего. Совсем недавно уверяла саму себя, что обо всем забыла, что Мишку простила, что вообще ей все равно, и на тебе!
Он ответил не сразу, тоже, наверное, думал о чем-то своем. Таня не удивилась бы, узнав, что они оба сейчас вспоминали одно и то же.
– Дело в том, что в отличие от тебя я поинтересовался, где может находиться твой законный супруг.
Напросилась! Теперь и он стал с ней чуть ли не официален.
– Но какое отношение это имеет к Маше?
В красном сигнале светофора, который остановил движение машины, было видно, как Мишка пожал плечами:
– Не знаю. Но интуиция подсказывает мне…
Он не договорил фразу, и Таня не стала допытываться, что ему подсказывает интуиция. Ей не хотелось переводить отношения с Михаилом на дружескую ногу. Ей было легче, как и прежде, оставаться с ним в контрах. И обвинять во всем, и… Нет, ненависти все равно не находилось места в ее сердце.
Через некоторое время он остановил машину у высокой металлической ограды.
– Но это же больница!
Против воли голос Тани дрогнул и взгляд сделался беспомощным. Она не знала, как истолковал ее состояние Мишка, но он продолжал сидеть в машине, предоставляя ей принимать решение'.
– Вы же говорили! Ты говорил, что с Машей ничего не случилось! – выкрикнула она, опять ощущая на голове железный обруч.
– С Машей – ничего. Сюда привезли твоего мужа.
– Ты имеешь в виду… Что с ним? – спросила Таня, словно Мишка должен знать все на свете. Но он ответил:
– Проникающее ножевое ранение.
Почему она медлила? Сидела и ждала чего-то, вместо того чтобы выскочить и бежать, забыв обо всем.
– А ты не знаешь, как это произошло?
Он отрицательно покачал головой, но вышел из машины вместе с ней и пошел к регистратуре приемного покоя. А потом – к отделению реанимации.
– Машина Маши! – громко удивилась Таня, увидев недалеко от входа знакомый автомобиль. – Значит, это Леонида она сопровождала в машине «скорой помощи»? Но как… откуда они могли встретиться в ее клинике. Он что, попытался зарезаться на ее глазах?
И машина… Она, выходит, сдала Каретникова хирургам, а сама опять поехала в клинику, чтобы тут же сюда вернуться? Теперь она размышляла уже про себя, потому что и Мишка пока что не мог ничего ей объяснить.
Года три назад Маша здесь работала. Не в реанимации, но вот в том, втором, корпусе. Потому ее машину и пропустили на территорию. Для посторонних неподалеку имелась платная стоянка.
Таня все это себе объясняла, чтобы подавить поднимающийся откуда-то из глубины души озноб, какое-то предчувствие… Потому она топталась у невидимой черты, медлила. Ей казалось, что сделай она еще шаг – и мир вокруг нее изменится. Начнется то же, что и с Алисой в Стране чудес, – иными словами, все пойдет наперекосяк. Ненормально… Только потому, что здесь стояла машина ее сестры?
Вначале их вообще не хотели пускать в корпус.
– Поздно. Никого из администрации нет, чтобы выписать вам пропуск. Приходите завтра.
Но Мишка что-то сказал этому мужику в несвежем белом халате – то ли фельдшеру, то ли санитару! – показал удостоверение, и тот нехотя буркнул:
– Проходите, только недолго. В реанимацию вас все равно не пустят.
В небольшом коридорчике перед отделением реанимации на стуле сидела Маша и плакала.
От неожиданности, увидев сестру, целую и невредимую, но так откровенно горюющую, Таня отпрянула назад, наступив на ногу идущему следом Мишке.
Он зашипел от боли, и Маша подняла голову.
В свете неоновой лампы ее лицо казалось мертвенно-бледным, а потеки туши под глазами делали облик Маши каким-то киношным, словно она исполняла роль в триллере, а не сидела в коридоре больницы и плакала… по Леониду?
– Маша!
Таня произнесла имя сестры без вопроса и восклицания. Маша, ну и что, что Маша, сорок лет Маша. Вернее, сорок один. Леонид при смерти, или она плачет, потому что… она же…
Почему Татьяна всегда относилась к сестре чуть ли не как к матери, как к человеку намного старше себя? Ведь она еще вполне молодая и красивая женщина…
– Маша, – сказала Таня, – ты почему плачешь? Леня… он умер?
– Не волнуйся, – сказала сестра, словно только что не плакала, как по близкому человеку или по своей загубленной жизни, – ничего твоему Лене не сделается. Завтра его в обычную палату переведут. Недельку полежит и опять будет как новый.
– А ты откуда узнала? Тебе позвонили? Тогда почему ты мне не перезвонила?
Таня понимала, что глупо сейчас устраивать сестре допрос, но продолжала спрашивать, тщетно стараясь понять, что же произошло с Машей. И почему Маша должна тут же все честно ей объяснить, если даже свои вопросы Таня задает не по честному, а скорее, чтобы проверить правдивость сестры? Ведь ей же сказали: больного она отвезла в больницу сама.
А что, если она привезла сюда кого-то другого, а потом случайно узнала… Но – это уже из разряда случайных совпадений.
– Я не могла позвонить, – устало вымолвила Маша, – потому что когда я вышла из клиники, то увидела твоего мужа, который полулежал на земле, как раз возле моей машины. И был уже без сознания… Я привезла его сюда… Весь салон в крови… Не до звонков было!
– А почему…
– Хватит, довольно!
Мишка вдруг резко оборвал ее расспросы. Таня не могла понять ни его раздражения, ни вообще того, что он вмешивался. Это только их семейное дело! Его позвали случайно. Александра запаниковала…
– Завтра, в спокойной обстановке, Маша тебе все расскажет.
Он осторожно взял Машу за локоть и поднял со стула:
– Поедем домой, или ты еще что-то хотела сделать?
– Я сделала все, что могла, – отозвалась Маша. – Ему сделали укол снотворного, и теперь Леня будет спать до утра. Удар прошел по касательной, у него в кармане, на счастье, оказался мобильный телефон…
– Меня к нему не пустят? – спросила Таня.
– Завтра пустят, – ответила Маша уже на ходу.
Они вышли из здания больницы, и Маша остановилась у входа, словно чего-то все не могла вспомнить.
– Садись в мою машину и дай Тане ключи, – проговорил он, подсаживая Машу.
Она безропотно открыла сумочку и отдала ему ключи. Почему-то именно ему, а не Тане? Можно подумать, что это Таня заказала киллера, чтобы тот зарезал ее мужа, и все об этом знают. Почему вообще буквально все ее сегодня игнорируют?!
– Доедешь? – только спросил Мишка, протягивая ей связку Машиных ключей.
– Естественно, – сердито выговорила Таня, идя к Машиной «десятке».
Доедет ли она! Это же надо задать такой дурацкий вопрос. Конечно, с Ленькой ей не приходилось ездить так же часто, как прежде с Михаилом. Он предпочитал всюду возить ее сам. Но иной раз в компаниях, желая расслабиться, он выпивал, и тогда его «форд» вела Татьяна.
Еще бы не доехать! Разве не при Мишке она приобретала все эти навыки?
Тогда он сидел рядом с ней на переднем сиденье, бесстрастный, как индейский вождь. И не вмешивался в ее действия, пока Таня, обмирая от страха, выписывала кренделя на каком-нибудь пустынном шоссе. А то и просто на проселочной дороге.
Он лишь изредка давал советы, да и то когда, отчаявшись, она его о том спрашивала.
– Я бы на твоем месте переключился хотя бы с первой на вторую передачу, – к примеру, говорил он.
