Текст книги "Формула неверности"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Глава шестая
«Мудрение» давалось Тане нелегко. Она напоминала себе воробья из анекдота, который зимой на лету замерзал, но упал в горячую коровью лепешку, согрелся и зачирикал. Тут его услышала кошка, вытащила и съела. И мораль анекдота: сидишь в дерьме – не чирикай!
Таня тоже пыталась советовать самой себе: не трогай, оставь все, как есть. Поняла, глаза открыла, и то хорошо. Но грудь распирало, вот в чем дело.
Строго говоря, в теперешней жизни у нее было все. Пусть в верности своего мужа она очень сомневалась, но в остальном… У нее имелся муж, дочь, деньги, жилье, машина… Почему же она вновь и вновь воскрешала в памяти давно прошедшую жизнь?
Таня училась на третьем курсе политехнического института, а Михаил, отработав после окончания физкультурного института два года в милиции, перешел на работу в детскую спортивную школу. Тренером.
Тренерам платили мало. А Таня, поскольку она почти сразу же забеременела, на какую-либо работу устроиться не смогла и помогала семейному бюджету разве что своей мизерной стипендией.
Мишка крутился. Он вел секции в школах, окончил между делом курсы при мединституте и вел группы лечебной физкультуры.
Отца у Мишки не было. То есть где-то, возможно, жил не тужил, но он ушел из семьи до рождения сына, и теперь молодая супружеская пара Карпенко имела на двоих всего одного родителя.
Танина свекровь – маленькая, худенькая женщина, однажды и навсегда испуганная нуждой, – жила в небольшом домике на окраине города, работала пекарем на хлебозаводе и разводила на продажу овощи под пленкой. Таким образом, свежий хлеб у сына с невесткой всегда был, как и потерявшие по какой-либо причине товарный вид свежие овощи. То есть случалось, помидор треснул или огурец до огромных размеров вырос, не углядела… Таня не капризничала – все равно она резала овощи в салаты. Подсолнечное масло тоже приносила Мишкина мать.
Пару раз на глазах у Тани свекровь пыталась дать Мишке деньги, но он грубовато отказывался.
– Ты лучше продолжай приносить нам то, что выращиваешь.
А потом, посмеиваясь, рассказывал жене:
– Представляешь, матери легче дать нам деньги, чем ранние огурцы – они на рынке такие дорогие! Пусть и даст больше, рука не дрогнет, но деньги – это то, что заработано, а огурцы – ТОВАР!
И спохватывался, что обсуждает с ней мать, которая его вырастила и, между прочим, заставила окончить институт.
Правда, в спорт и физкультуру как в серьезные занятия для мужчины она не верила, а требовала, чтобы Михаил пошел «на энергетика или механика».
Предки Карпенко были из казачьего рода и несмотря на то что свекровь – Анастасия Федоровна – уже много лет жила в городе, она говорила не чисто по-русски, а балакала. На смеси украинско-русских слов и выражений.
– Физкультура! Хиба ж цэ работа для мужика! – сокрушенно говорила она. – Диты батькив не слухають. Усякий – сам соби вумный!
И при всем при том Мишка ездил на «мерседесе» – старой развалине двадцатилетней давности, которая неведомо как еще держалась. Неведомо – потому что запчасти на иномарку тогда еще доставать было почти невозможно. Да и имелись ли они для такой старой модели!
Потому нужные для «мерседеса» детали вытачивались на станках русскими слесарями по чертежам от руки, перетачивались из запчастей, предназначенных для машин отечественных марок.
Танину половину коттеджа сдавали внаем. Когда-то коттеджи, один из которых и приобрел для дочерей адвокат Вревский, строились на окраине города. Но в городе так интенсивно шло жилищное строительство, что через несколько лет коттедж сестер оказался чуть ли не в центре города. Потому проблем с квартирантами не было.
Другие на их месте причитали бы: тяжело, денег не хватает, – а семья Карпенко вела непоседливый, разносторонний образ жизни. Супруги объездили все предгорье Северного Кавказа, таская с собой и совсем крошечную Александру.
А как часто приходили к ним друзья! Понятно, картошка в доме всегда была, как и сало – его Мишка покупал при всякой возможности, да салаты на ароматном подсолнечном масле. А привезенная от Мишкиной бабушки самогонка…
Мишкин друг Санек, тоже выходец из села, говорил:
– Карпенки – куркули! Сало е, самогонка е, и дэ голову преклонить – е!
И несмотря на скромный достаток – даже работая инженером после окончания института, Таня получала не слишком много, – они жили легко и весело. Как же хорошо они жили!
– Посуду моешь? – раздался у Тани за спиной голос Леонида: она от неожиданности вздрогнула и чуть не уронила тарелку.
– Леня, ты меня напугал, – укоризненно сказала она.
– Но не до смерти? – довольно расхохотался он.
– Что-то ты вроде не вовремя, – заметила она, взглянув на часы с кукушкой.
Было одиннадцать часов дня.
– Я пришел, как только смог, чтобы реабилитироваться! – торжественно провозгласил супруг.
Он, очевидно, имел в виду тот случай, когда он вначале отдал ей, а потом забрал деньги, которые до того вроде отдал Тане с дочерью. Скорее всего он ожидал от жены упреков или хотя бы вопросов, но она отдала деньги молча и ничего не сказала, а когда посмотрела ему, уходящему, вслед, заметила, что Ленька на мгновение потерял свою уверенную походку, сгорбился и даже зашаркал ногами.
Но потом, видимо, заметил это, разозлился на себя, опять развернул плечи и быстро ушел. Но переживал, это точно. Обычно в таких случаях он говорил про кого-нибудь другого: «Обгадился!»
И наверное, то же подумал о себе.
Но сегодня Леня опять выглядел победителем. Зачем-то держал в руке старую Шуркину шапочку, которая до того валялась у него в гараже. Он подошел к столу, который Таня как раз только что протерла, и тряхнул над ним этой самой шапкой.
На стол шлепнулась упаковка денег. На этот раз одна. Но долларов. Сотенных купюр.
– Это тебе, – торжественно сказал Леонид.
– Мои ставки растут, – сказала Таня, к деньгам, впрочем, не притрагиваясь.
– Ну что ты за человек! – вдруг заорал на нее Ленька. – Другая бы на шею кинулась, расцеловала. Отблагодарила, как могла…
– Отблагодарить, так это мы что ж, это мы с дорогой душой. – Когда Ленька повышал на нее голос, Таня защищалась на свой манер – начинала вот так юродствовать. – А то, что мы боимся деньги брать, тоже понятно. Ты только губу раскатаешь, а их у тебя – раз! И заберут!
– Не бойся, не заберут, – сказал он угрюмо. – Все же от ласкового слова язык бы у тебя не отсох.
Чего он был такой вздернутый? Будто не деньги ей давал, а заставлял яд выпить. Может, Леня прав, его жена и в самом деле особа строптивая и неблагодарная? Надо, надо, Татьяна Всеволодовна, менять тон.
– Не сердись, Леня, я чего-то брать их боюсь… В прошлый раз, когда ты мне деньги дал, я прикинула, сколько лет мне в моем магазине пришлось бы за них работать, содрогнулась даже. А в этой пачечке ежели в три раза больше, то на нее мне понадобилось бы… два пишем, три на ум пошло… шестнадцать с половиной лет!
– Теперь ты понимаешь, сколько хорошей жизни я тебе сэкономил? – Ежели Татьяна к нему с юмором, так и он мог пошутить. – Неужели это не стоит всего одного хорошего траха…
– Леня! – возмутилась она.
Но уже понимала, что просто так ей вырваться не удастся. Он уже подкрался сзади, обнял ее, по-хозяйски взял за грудь… Отчего-то она решила, что все-таки успеет домыть посуду, пока суд да дело.
– Фартук не снимай! – Он подталкивал ее к спальне. – Посудомойку я еще не трахал.
– Может, нам купить посудомоечную машину? – брякнула она скорее по ассоциации.
– Все, что хочешь, мой пончик, все, что хочешь! Почему он звал ее пончиком – Таня вовсе не толстая.
При росте сто семьдесят пять сантиметров вес шестьдесят пять килограммов. Была бы она круглолицая, так вроде нет, лицо скорее удлиненное. Но потом она уже ни о чем этаком не рассуждала. Чего Леня умел, так это заставить се забыть обо всем суетном…
На сообщение жены о том, что она ушла из магазина, Леонид прореагировал спокойно:
– Ушла и ушла. Я тебе с самого начала говорил: не нужна тебе никакая работа. Муж тебя обеспечивает так, как другим бабам и не снилось. А помогать твоей Галине богатеть – найдутся и другие дурехи. Тех денег, что она тебе от щедрот своих выделяла, хватало разве что за коммунальные услуги заплатить. Сиди дома, вяжи, шей. Придумай себе какое-нибудь хобби. Я не знаю… Цветы во дворе разведи. Кроссворды разгадывай… Хочешь, я куплю оборудование для оранжереи – я видел, продается. И будешь ты каждое утро холить туда, цветочки поливать… Я прошу тебя, больше никаких устройств на работу!
Теперь они сидели за столом и обедали.
Муж напоминал Тане большого кота, сытого и довольного жизнью. А она была при нем ручной мышью, которую он не ел, потому что вокруг в достатке имелась сметана, курятина и прочие деликатесы, а с мышью он время от времени играл. Так, чтобы навык не потерять.
Картина, ею самой нарисованная, живо встала перед глазами Тани. И мышь в этой картине была совсем уж жалкая: заморенная и почему-то мокрая. А все ее существо вдруг взбунтовалось против такого убогого видения ее жизни.
Она вспомнила отца, чей образ со временем – прошло все-таки больше двадцати лет! – несколько потускнел, но все равно оставался незаурядным. На днях в городской газете она прочла интервью представителя коллегии адвокатов, который на вопрос журналиста, может ли он назвать адвоката, чье имя достойно написания на скрижалях истории, ответил: «Мне повезло встретить такого адвоката. К сожалению, он рано умер и до настоящего времени не оценен по-настоящему в трудах исследователей, но он и в свои молодые годы был настоящим профессионалом, достойным подражания…»
Отца вспоминали спустя двадцать лет после гибели, а вспомнит кто-нибудь Татьяну Карпенко, умри она сегодня? А ведь ей сейчас немногим меньше лет, чем было отцу, когда он погиб.
Мысли ее сегодня были какие-то глобальные, наверное, потому, что в последнее время в ее голове что-то постоянно варилось. На самом деле, не для того же она родилась, чтобы в угоду Леньке торчать дома, предаваясь отупляющему безделью?!
Да и что может произойти, если Таня пойдет против его воли? Устроится на работу в мужской коллектив – что поделаешь, она по специальности инженер-механик! Тогда Леня… побьет ее? Уйдет, хлопнув дверью?
Что она заладила: уйдет да уйдет! Если и уйдет, то чего она лишится? Содержания? Но тогда Таня уже и сама будет зарабатывать. Мужа как мужчины? Но неужели это так трудно – найти себе мужчину? Хотя бы просто для постели?
Она подумала так и неожиданно для себя – да и для сидевшего напротив нее за столом Лени – засмеялась, а он даже вздрогнул:
– Что с тобой?
– На днях в газете один совет прочла, юмористический, – давилась смехом Таня.
– Расскажи.
Он ей не верил. Он ей никогда не верил, как, наверное, вообще никому. И правильно делал. Откуда вдруг в ней эта смешливость прорезалась? Он, наверное, думал, что она и не расскажет ничего.
Но Леня не учел, что у Тани была теперь уйма времени, чтобы сидеть и читать целыми днями.
– Если у вас бессонница, примите слабительное. Уснуть вы все равно не уснете, зато будет чем заняться!
Ленька вместе с ней неуверенно посмеялся. Тем более что анекдот был с бородой и не такой уж смешной.
А вообще Каретников всегда отличался мнительностью. Всякую шутку, произнесенную женой, что называется, без задней мысли, он мог принять на свой счет, разобидеться. И в ответ наговорить ей гадостей. Общаясь с Леонидом, она все время будто ходила по тонкому льду. И таки частенько проваливалась.
– Ты, наверное, думаешь, чего это на меня смех напал? – Таня доверчиво заглянула ему в глаза.
Не было никакой необходимости в разыгрывании перед Леонидом какой-то там комбинации, но Таня, уловив в его глазах нерешительность, захотела свой прорыв закрепить.
Раньше, когда в редкие минуты она так же замечала его растерянность или неуверенность, Таня жалела Леньку, порой во всем потакала. Ей не хотелось одерживать над ним победу. Достаточно того, что она одержала ее однажды и он женился на ней…
Но прежде супруг ее самоотверженности не понимал и не ценил. Получалось, что она выворачивается перед Леней наизнанку, а он воспринимает все как само собой разумеющееся.
Какая к черту самоотверженность! Уничижение. Кажется, равенство между мужчиной и женщиной в современном обществе провозгласили, а в чем оно конкретно заключается, толком не объяснили.
И чего это она обо всех женщинах? Та же Галина, у которой совсем недавно Таня работала, держит своего мужа в ежовых рукавицах, – значит, далеко не все женщины хотят быть рабынями и знать свое место.
Между тем, пока она занималась своими мысленными выкладками, Ленька, подождав ее объяснения, наконец спросил ее сам:
– Так почему же на тебя вдруг смех напал?
– Понимаешь, эти деньги, – проговорила Таня, нарочно запинаясь, – я такой большой суммы никогда в руках не держала… Странно, они мне будто кружат голову…
Ей показалось, что Ленька облегченно вздохнул. Ведь это же так понятно, женщина получила в руки баксы, да еще в таком количестве, что боится даже к ним прикоснуться.
В этом случае он мог чувствовать себя королем, а не шутом, над которым посмеивается собственная жена.
Сегодня как раз была пятница, и Таня робко – опять контролируя себя – спросила Леонида:
– Ты поедешь завтра со мной?
– Куда?
Он тоже притворялся и хотел, чтобы Татьяна получше прочувствовала, какой подарок он ей сделал. Многие ли мужья на такое способны?
Таня поддерживала его игру, но на этот раз вполне сознательно. Словно готовилась к чему-то, какой-то кампании против него, и это было странно. Пять лет подчиняться почти беспрекословно. И вдруг взбунтоваться. Причем Леонид пока и не догадывался, что это бунт. Наоборот, дела у него шли все лучше, деньги он приносил жене такие, о каких она не мечтала. Теперь, по его мнению, очередь за Татьяной. Она должна быть паинькой и если, как говорится, не мыть ему ноги и не пить эту воду, то все равно относиться с максимальным уважением и любовью.
– Ну как же… Помнишь, в прошлый раз ты обещал…
Вообще-то насчет прошлого раза прежде она бы напоминать не стала, но теперь… она вроде нечаянно обмолвилась.
– Ты сказал, что со мной и Шуркой поедешь по магазинам.
– Раз обещал, значит, поедем, – солидно отозвался тот, вылезая из-за стола. – Спасибо за обед, солнышко!
Таня не любила, когда он называл ее солнышком, потому что слышала, как он обращался так ко всем знакомым женщинам и при ней, и, наверное, без нее. Разве что с другой интонацией в голосе.
Даже когда Леня на нее злился, то говорил примерно так: «Я бы попросил тебя, солнышко, больше никогда так не делать!»
Но не теперь об этом думать, не теперь! И не в деньгах тут дело. Ей нужно еще раз как следует все обдумать.
– Деньги убери в шкаф или в чулок, куда ты заначку прячешь, – хохотнул он, – а то кто-нибудь зайдет, удивится, откуда у тебя такие деньги.
Кто-нибудь к ним зайти не мог, Ленька сам давно всех Таниных приятельниц отвадил. Разве что Маша заходила. И наверное, он хотел бы, чтобы она эту пачку денег увидела. Тане казалось, что он никак не мог простить старшей сестре жены, что она не принимает его всерьез. Таня не удивилась бы, если бы узнала, что Ленечка пытался подкатиться к Маше и она его отшила. Только разве она об этом скажет!
– Леня, – вдруг вспомнила она, – ты же говорил, сегодня вечером мы с тобой на банкет пойдем. У шефа вроде презентация.
– А ну ее! – легкомысленно отмахнулся он. – Скажу, тебе нездоровилось, а я, как любящий муж, не мог уйти из дома. Подумал, надо будет этого козла восхвалять, а я бы охотнее его задушил.
Он посмеялся собственным словам и пошел к выходу. Если бы Тане очень хотелось пойти на этот банкет, ее ждало бы горькое разочарование.
Она проводила мужа до калитки, что обычно делала редко, и это ему понравилось. Он уже решил, что с помощью этих дурацких денег еще больше приручил ее.
«Ничего, погоди, посмотрим, что дальше будет!» – усмехнулась про себя Таня. И это прозвучало как угроза. Уж не ее ли мужу Леониду была она адресована?
А дальше случилось вот что. Не просто лед тронулся – река вышла из берегов. То есть не обычная река – на календаре вовсю цвело лето, – как бы река ее жизни. А все потому, что ответственный за половодье решил, что ничего не предвещает разгула стихии и все произойдет как обычно… Не предпринял мер безопасности.
Уже потом, вспоминая события этого дня, Таня поняла, что Леня уповал на ее благоразумие, которое он наблюдал у своей жены все пять с лишним лет. Ну разойдется она, ну купит пару фирменных шмоток, но потом дрогнет рука.
Леня считал, что знает женщин: они всегда помнят о домашнем очаге и не позволят никому его разорить, что они умеют вовремя останавливаться. Увы, все эти сведения были «почерпнуты им из классической литературы, которую он почитывал в юности. Много ли там встречалось образов женщин, которые оставили семью без гроша, проиграли или пропили все деньги? А у него жена такая правильная и рассудительная…
Он же не знал, что перед выходом из дома Таня остановилась перед зеркалом, долго смотрела на свое отражение. Потом зачем-то подмигнула ему и лихо подумала: «Истрачу все до копейки!»
Супруги сели в Лёнин «форд». Каретников въехал в новую семью вот на этой черной иномарке, все остальное – как порядочный человек, тут Таня его понимала – оставил предыдущей семье.
– Ничего, наживем! – сказал он ей.
У Александры в университете как раз в этот день оказался какой-то зачет, и Таня в глубине души такому случаю порадовалась. Вкусы своей дочери она знала и справедливо считала, что сумеет той угодить, купив кое-что за глаза. Она не хотела, чтобы дочь видела эти деньги, задавала ненужные вопросы или делала неправильные выводы. Саша еще слишком молода, чтобы подвергаться таким испытаниям.
– Что из вещей ты хочешь больше всего? – самодовольно спросил Таню Леонид, выруливая на основную трассу, ведущую к центру города.
– Песцовую шубу, – призналась Таня.
Если Леонид и удивился, то вслух он ничего не сказал, разве что у него дернулся уголок рта. Мог бы и сам догадаться, каков у средней женщины – Леня считал, что его жена как раз из этой категории, – предел мечтаний. Конечно же, натуральная шуба. Даже если она живет на юге, где средняя температура зимнего времени плюс пять градусов.
Ей не важно, что сейчас на дворе июнь и шуба может подождать. Пусть потешится, уж на те деньги, что он ей дал, можно купить не одну песцовую шубу.
Леня делал вид, что увлечен лавированием машины в потоке других автомобилей, а Таня представляла себе, о чем он сейчас думает.
Наверное, муж бы очень удивился, если бы узнал, что она время от времени как бы вкладывает ему в голову мысли, которых у него, возможно, никогда и не было.
Песцовые шубы хотят иметь женщины простые, неутонченные. Он как-то обмолвился, что балдеет от вида женщин в норковых шубах. Прежде Таня, чтобы угодить мужу, непременно пожелала бы норку, но теперь она решила ни в чем не стеснять своих желаний.
По взгляду, который искоса бросил на нее Ленька, Таня поняла, что он такую шубу на нее мысленно примеривает. И уже уверен, что жена в ней смотреться не будет. Эти ее русые волосы с пепельным оттенком песец и вовсе будет обесцвечивать, а карие глаза тем более не подчеркнет…
Супруг любил представлять себя ценителем женской красоты и даже женской моды. Тогда, если он считает Татьяну такой бесцветной, зачем женился на ней? Впрочем, пусть думает все, что хочет! Сегодня как раз такой день, когда каждый именно думает все, что хочет.
– Ты хочешь купить шубу именно сейчас? – все же уточнил он.
– Неужели ты откажешь мне в таком удовольствии? – чуть ли не просюсюкала она.
Если бы мысли озвучивались, в салоне машины стоял бы ее гомерический хохот.
Глава седьмая
В магазине меховых и кожаных изделий продавцы слегка обалдели, когда Леонид сказал, что они приехали за шубой. Кто в наше время летом покупает шубы?
Когда-то, в советское время, люди в России приобретали вещи впрок. Тогда все более-менее приличное было в дефиците. Вот народ и готовил сани летом. А вернее, покупал все, что попадалось. Это называлось – повезло.
Но теперь-то товар распродавался и покупался по сезону.
Все же в магазине висело несколько шуб, наверное, на такой вот случай. Основную же часть товара упаковали на складе до следующего сезона.
Обычно, чтобы не слишком возвышаться над Леонидом, Таня покупала себе туфли на небольшом каблучке, но шуба… Она была уверена, что шубу надо мерить в сапогах или туфлях на высоком каблуке. Такие туфли она себе тут же и купила. Благо, в магазине имелся и небольшой обувной отдел, в котором ей приглянулась пара туфель. Как раз на выход.
Ленька деньги у нее брать не стал, чтобы Таня за все расплачивалась сама. Наверное, он так прикалывался: мол, пусть оттянется на полную катушку. Праздник так праздник, потом то, что останется, сама ему отдаст. Вообще-то обычно деньги он оставлял у себя. Женщине ведь сколько ни дай, все распуляет.
Но и Таня до поры до времени решила мужа не пугать и все еще изображала покорную женушку. Когда сняла с полки туфли, то взглядом спросила его: мол, как они тебе? Леня согласно кивнул. Ай в самом деле, пусть потешится.
Она сунула ему в руки коробку, в которую положила бывшие на ней босоножки на маленькой платформе, стала ходить по магазину в туфлях. А когда набросила себе на плечи шубу и прошлась перед ним, слегка покачивая бедрами, в глазах Леонида что-то мелькнуло. Не то растерянность, не то сожаление. Что-то он просмотрел, в чем-то жену недооценил…
А может, подумал, что не следует женщину наряжать в такие дорогие вещи? Не витрина. И не в модельном бизнесе работает. Тем более что в такой шубе ей и ходить-то некуда.
Все-таки он остался верен себе. Прежде чем заплатить за шубу, Леня прошел к продавцам и о чем-то с ними поторговался. Взял у Тани деньги – столько, сколько было на ценнике, сам пошел к кассе, но она заметила, что ему выдали сдачу, которую Леня положил в карман. Смешно, отдать ей такие деньги и экономить на копейках. Может, он уже пожалел о своем широком жесте? И таким образом потихоньку отрабатывает задний ход? Например, вдруг решит, что хватит с нее шубы, и отвезет жену домой, пока она не увлеклась покупкой еще чего-нибудь дорогого.
Таня как в воду глядела. Ни о чем ее не предупреждая и не спрашивая, Леня повернул на дорогу к дому.
– Куда ты меня везешь? – удивилась она.
– Домой. У меня срочное дело.
– Подожди! – Оказывается, Таня тоже умела командовать. – Дело, да еще срочное, конечно, прежде всего. А меня ты отвези пока к косметическому салону.
– Я же сказал… – начал раздражаться он.
– Сделаешь свои дела, заедешь за мной, – спокойно сказала Таня. – Не волнуйся, ты отдашь свою жену в руки женщин, которые как следует подготовят ее к сегодняшнему празднику.
– Какому празднику? – обалдело поинтересовался он.
– Сегодня мы при свечах будем торжественно отмечать королевскую щедрость моего мужа, потому я должна выглядеть соответственно.
– Ладно, приводи себя в порядок, – согласился он и усмехнулся: – Неужели два часа тебе хватит?
– Постараюсь уложиться, – в тон ответила ему Таня. Услуги этого салона стоили очень дорого. По прежним ее деньгам. Но, имея в руках баксы, Таня наконец могла позволить себе не то что любые услуги. Вообще новый имидж!
Она оставила упакованную шубу на заднем сиденье.
– Береги ее, – наказала со смешком. – Машину угонят, Бог с нею, по лишиться своей многолетней мечты… Нет, я этого не переживу.
– Типун тебе на язык! – шутливо возмутился Ленька. – Сколько стоит твоя шуба, а сколько мой «форд»!.. Может, босоножки наденешь? Туфли-то новые, неразношенные.
– Ничего, как говорила героиня одной книги, терпи коза, а то мамой будешь! – сказала Таня. – Для моего нового имиджа мне нужны именно такие туфли.
Впрочем, он и вправду торопился, а потому слова жены насчет ее нового имиджа пропустил мимо ушей. А зря.
Ленька смог освободиться и заехать за ней не через два, а через три часа. Правда, она сама освободилась на полчаса позже против заявленных двух. Выглянув на улицу и не обнаружив Ленькиного «форда», Таня с удовольствием прогулялась по первому этажу здания, в котором на втором этаже размещался косметический салон, а первый был просто усеян небольшими бутиками с модной одеждой.
Еще раньше в обменном пункте здесь же Таня поменяла триста долларов и теперь ходила с пачкой отечественных денег и покупала все, на что падал ее взгляд.
Таня приобрела кое-что из модных тряпок для своей дочери – девочка досрочно сдает сессию, все на «отлично», почему бы ее и не порадовать. Заслужила.
И наверное, впервые в жизни именно кучу тряпок купила для себя, причем некоторые она тотчас и надела.
Теперь Таня внешне со смехом, а внутренне с некоторым трепетом рассматривала себя в многочисленных зеркальных витринах. Как-то она слышала старую песню: «Неужели, это я, может, алая заря…»
Шутки шутками, но то, что с ней сделали все эти парикмахеры, косметологи и визажисты, не поддавалось определению одним словом. То есть такое слово в русском языке наверняка было, она просто не могла его вспомнить.
Эта особа походила на кого угодно, только не на Татьяну Карпенко. В таком виде ее не узнал бы никто. Даже любящий в прошлом муж Михаил.
Ее слегка вьющиеся русые волосы до плеч, во-первых, никто уже не смог бы назвать русыми. Понятно, они и были выкрашены краской, тон которой на коробке с тюбиком объявлялся как огненно-красный. И эти красные волосы больше не доставали до плеч, потому что с одной стороны оканчивались над ухом, а с другой стороны на лицо падали длинной косой прядью.
Нижнее белье, которое Таня купила в магазине, бюстгальтер и трусики даже изменили ее фигуру. Верх поддерживали так, что она с удивлением обнаружила у себя вовсе не плохую грудь, а низ слегка утянули, так что ее нижняя выпуклость стала как-то по-особому выпуклой. Или, может, раньше она просто не придавала значения тому, какое на ней белье?
То есть Таня, конечно, белье покупала и носила, недоумевая, за что платят деньги богатые женщины, если эти детали туалета отличаются только ценой? Оказалось, не только.
Косметолог сказала Тане:
– Какая у вас хорошая кожа: нежная, гладкая.
Парикмахер сказала:
– Вам удивительно идет этот цвет волос, визажист сказала:
– У вас такое красивое лицо, что мне оставалось лишь слегка подчеркнуть то, что щедро отпустила вам природа.
Муж обалдело произнес:
– Едрит твою налево!
Прежде Тане частенько говорили, что она симпатичная, а в юности употребляли эпитет «хорошенькая», но красивой ее не называли. Но сегодня… Такое впечатление, что кто-то вынул из оболочки, в которой она прежде жила, совсем другую Таню.
Говорят, изменившийся облик меняет и многие привычки. Например, она привычно пошла так же, как ходила всегда, но вдруг споткнулась и поняла, что это не ее походка, она ей не идет. Женщины с таким лицом ходят по-особому. Как – она поймет, прислушавшись к себе.
Если бы где-то поблизости был некий тренажерный зал, где она могла бы новую походку потренировать, конечно, без посторонних глаз, Татьяна так бы и сделала, но учиться ей пришлось, что называется, на ходу.
И хорошо, что Ленька приехал за ней позже обещанного времени. Таня медленно прохаживалась возле витрин, искоса посматривая на свою осанку, пока от напряжения у нее не заболела спина. Так что новый имидж давался вовсе не так легко, как могло показаться на первый взгляд.
Неужели она прежде ходила так некрасиво, разбрасывая в сторону ступни? И сутулясь при этом. И размахивая руками. Как там говорили в известной комедии – походка от бедра? Нет, надо будет потренироваться на веранде, когда дома никого не окажется. Пока нужно просто помедленнее ходить. Быструю походку труднее контролировать.
Она увидела сквозь огромные стеклянные двери, как Ленька остановил свой «форд», и медленно отправилась ему навстречу.
Муж ее не узнал, даже когда она взялась за ручку дверцы. И обратил к ней одновременно оценивающий и вопросительный взгляд.
– Мужчина, не подбросите до Сормовской, стольник плачу! – сказала Таня нарочито хрипло.
И тогда Леня, все еще не доверяя своим глазам, произнес эту сакраментальную фразу насчет матери.
Пакеты, которые Таня бросила на заднее сиденье, заняли чуть ли не полсалона. Ленька все смотрел на нее, открыв рот, пока Таня не скомандовала:
– Поезжайте вперед, мужчина, здесь стоянка запрещена. И рот закройте. Мухи летают. Не дай Бог, залетит какая, а ведь они на что только не садятся!
– Зачем ты это с собой сделала? – спросил он, с трудом отрывая взгляд от жены.
– Тебе не нравится? – ответила она вопросом на вопрос.
– Ты стала шикарной женщиной, но какой-то чужой.
– Ничего, привыкнешь.
– А если нет?
Прежде, наверное, она бы запаниковала. Обидела мужа! Но что же делать. Он сам виноват: такой дремучий. Домострой давно отменили, а он все как старовер. Жить его установками и каждый свой шаг сверять с его патриархальными вкусами? И трепетать от его неодобрения? Этак, волка бояться – в лес не ходить!
А почему бы тогда Леньке не бояться, что она его бросит. Но он не боялся, потому что Татьяной не дорожил. Как ни пыталась Таня разобрать по косточкам причину их совместного проживания, ничего не получалось. Без любви и совместных детей… оставались привычка и понимание, что нет смысла менять партнера, начинать все сначала, когда можно лишь попытаться сгладить острые углы.
Она опять вспомнила слова Маши, что мужская сила Леонида значит слишком мало. Нет, настоящие женщины такими мужчинами не разбрасываются.
Словом, рассуждала Таня правильно, что при всех раскладах их брак стоило поберечь, но вслух на Ленькин вопрос ответила неожиданно для самой себя:
– Что ж, тогда ты со мной разведешься.
Слово было произнесено.
В салоне машины повисло молчание – они стояли как раз на светофоре, но Леонид вовсе не был намерен отдавать инициативу в руки жены.
– Солнышко, – сказал он, криво улыбаясь, – верни, пожалуйста, деньги, которые я тебе дал.
– Не верну.
Все-таки она успела как следует изучить своего мужа. И была уверена, что именно так все и произойдет: он не даст ей долго резвиться и деньги заберет.
– Меня не оставляет впечатление, что жену мне не изменили, а подменили, – сказал он. – Ты уверена, что я не применю к тебе силу.
– Уверена, – сказала она, обольстительно улыбаясь, – ты не из тех людей, которые отбирают у женщины собственный подарок.
– Деньги не могут быть подарком!
Кажется, она опять повергла его в растерянность:
– Выходит, могут.
– Ты знаешь, почему я ушел от своей второй жены?
– Ты мне не рассказывал. И я решила не спрашивать. Но я с удовольствием послушаю.
– Так вот, она тоже захотела свободы!
– И ты понимаешь, о чем это говорит?
