Текст книги "Крепостной княжич"

Автор книги: Лариса Черногорец

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Мне нужен знающий конюх и горничная.

– Только двоих? – Семен Семенович недовольно скривился, – А для полевых работ душ двадцать? У вас, я слышал, знатная пшеница родится!

– Можно и для полевых работ, только конюх и горничная в первую очередь.

– Ванька! – Семен Семенович крикнул зычным голосом. Приведи Наталью, рябую, да арапа нашего позови, да с десятка два молодежи, что мы с матушкой давеча отбирали.

Через десять минут во дворе усадьбы собралось два десятка парней, лет пятнадцати-семнадцати, а в гостиную ввели рыжую веснушчатую девушку. Та стояла понурая и чуть не плакала. Порфирий подошел к ней:

– Ты барышню причесать, одеться помочь, ну там мелочи всякие женские сможешь?

Наталья подняла глаза и кивнула.

– Ванька, куклу поди принеси что Наташка заплела! – подала голос жена Семена Семеновича.

Ванька принес барскую куклу. На голове у той высилась замысловатая прическа из локонов и кос.

– Ну что же, работу твою я вижу, чего не знаешь – объясню, – Даша подошла к ней и погладила её по руке, – Не бойся, я тебя не обижу. Никита, Порфирий. Поглядите, что там с остальными.

Никита с Порфирием вышли во двор. Осмотрев молодежь, Порфирий кивнул Дарье – дескать, можно брать. Во двор особняка вошел смуглый черноволосый парень в белой рубашке. За ним прихрамывая, бежал Ванька.

– Черт нерусский! Говорю тебе, продадут тебя сейчас.

Даша с Натальей как раз спустились со ступенек. Семен Семенович подвел смуглого парня к Даше.

– Этот у нас в лошадях разбирается, да только мы не держим много – только для поездок. Мне его сам господин губернатор, вместе с тройкой гнедых подарил к именинам о прошлом году. Лошади великолепные, а вот …

– Тебя как зовут? – Даша подошла и посмотрела парню прямо в глаза.

– Адиль, барышня. – У него был хрипловатый голос и говорил он с акцентом.

– Откуда ты, Адиль?

– С Кавказа, барышня, я не раб, я сын устаза, наш тейп насчитывает двести семей. Меня взяли в плен еще прошлой весной, обещали выменять на русского генерала, а когда тот умер, меня привезли вот сюда.

Семен Семенович побагровел:

– Это ты в своем Кавказе был сын устаза, а здесь ты холоп! Молчи, коли жить не надоело!

– Возможно, не стоит так строго. Даша взяла Адиля за руку и отвела в сторону.

– Ты сможешь работать в конюшне?

– Я, барышня, с детства с лошадьми. Лучше меня коня не знает никто.

– У меня очень большие конюшни. Мне нужен старший конюх, и не обязательно крепостной. Я тебя выкуплю, а ты поможешь мне. Если я дам тебе вольную – не сбежишь?

– Вольную? – глаза Адиля загорелись огнем, – не обманете?

– Тише говори, я правда тебя выкуплю, и правда дам тебе свободу, но взамен попрошу тебя выбрать троих-четверых способных людей из моих крестьян, и обучить их всему что ты знаешь, поработаешь у меня год, жалованье положу тебе хорошее, обучишь людей и поедешь к себе на родину, согласен?

– Барышня, я буду вам вечно благодарен.

– Не обманешь? Даешь слово?

– Слово горца – крепче камня, слово чести.

– Я верю тебе! – Даша обернулась к хозяину поместья – Я их покупаю. Ваша цена!

После расчетов с хозяином Никита подошел к Даше и помог ей сесть в коляску. Людей усадили в телегу, и процессия тронулась обратно в Зеленый хутор. Никита тайком взял Дашу за руку. Маленькая теплая ручка сжала его пальцы в ответ. Она смотрела на Никиту с любовью и сожалением:

– Какая дикость все-таки процветает в России. Рабство только у нас в России. Вся цивилизованная Европа давно уже свободна! Я пообещала Адилю свободу. Ему я её могу дать, ведь его купила я, а тебе не могу, потому что ты приписан к Зеленому хутору, ты часть имения. А я бы предпочла, чтобы ты был частью меня.

– Даже когда я буду свободным, я все равно буду в вечном рабстве, – Никита улыбнулся, чертики заплясали в его серых глазах, – я ведь тебя люблю, а значит, никогда не буду свободен.

– Ах так! Даша делано надулась, – Значит, любовь для тебя рабство!

– Твоим рабом я готов быть вечно!

* * *

Уже затемно коляска Домбровских подъехала к поместью. Марфа выбежала их встречать.

– Беда у нас, барышня!

– Что случилось?

– Калиниха, повитуха наша, ну что травами лечит, за медуницей на поляну ходила, аккурат по той тропинке, где вы всегда гуляете, кто– то капкан там поставил, присыпал листьями, да такой, что она ногу в лохмотья повредила, криком кричит, помирает! Вон уж полдеревни около её избы собралось! Что делать, барышня!

– За Федяевым послали?

– Да бог с вами, барышня! Нечто бар беспокоить будем. Думали, – сами справимся, а она вон – богу душу отдает!

Даша спрыгнула с коляски, обернувшись, приказала:

– Порфирий, прости друг, но придется тебе за Петром Николаевичем поехать, а мы с Никитой пойдем, посмотрим, что там за капкан. Марфа, людей размести. Это – Адиль, наш новый конюх, покажи ему его хозяйство. А это – она указала на Наталью, – Вместо Ульки.

Они с Никитой кинулись по проулку к крайней избе, вокруг которой толпились люди. Народ, увидев подбежавшую хозяйку и Никиту, расступился, дав им пройти к двери. Низенькая изба Калинихи была вся напрочь завешана связками пахучих трав, всевозможные мешочки, коробочки и глиняные горшочки со снадобьями заполняли длинные деревянные полки, тянувшиеся по стенам избы. В красном углу был целый иконостас, около восьми десятков икон разного размера, Христа, Троицы, Святых угодников и более всего изображений Богородицы с младенцем Христом. Запах ладана, и пряных трав кружил голову. Калиниха лежала на лавке и кричала от боли. Подле неё толкались бабы и советовали всякую ерунду наперебой.

– Пропустите! – Никита подошел к Калинихе, и присев взял её за руку. – Как же ты, милая. Как это случилось!

Калиниха охнула и проскрипела!

– Ой, худо мне, Никитушка! Худо голубчик, вон какой капкан, ох, как ноги лишилась наверняка! – она продолжала стонать.

– Потерпите, бабушка, сейчас доктор приедет, а пока дайте, я посмотрю! – Даша осмотрела Калинихину ногу и содрогнулась от зрелища. Кость была явно раздроблена, раны, из которых сочилась кровь, были глубиной не меньше двух сантиметров.

– Воды вскипятите, принесите водки и чистого полотна! Быстрее!

Бабы кинулись выполнять указания, Даша взяла Калиниху за руку.

– Не бойтесь, мы с Петром Николаевичем в одной академии учились, я медицину тоже изучала. Сейчас постараемся остановить кровь, а Петр Николаевич вправит кость. Потерпите!

Даша промыла принесенной водой ногу, смыв кровь с ран, и обработала водкой их края, Калиниха стонала как на смертном одре. Обмотав чистым полотном ногу, Даша подставила скамью, и, подложив подушку, уложила на неё ногу Калинихи. Никита отозвал её:

– Смотри! – он показал на металлическое чудовище, лежащее на полу, – это медвежий капкан, его поставили в том самом месте, где ты любишь прогуляться по утрам. Страшно подумать, что было бы, если бы в нем оказалась твоя нога.

– Федька в погребе! Значит, есть еще кто-то!

– Я с самого начала подозревал, что есть кто-то еще. Завтра Федора в участок надо отвезти. Там у него язык развяжется. Не знаешь, что и ждать от следующего дня.

Никита обнял Дашу за плечи.

– Этот капкан большой умелец сделал, и ставил с умом. У нас в деревне таких охотников нет. Мужики больше по зайцу, да рыбу ловить ходят…

Разговор прервал стук открывшейся двери. В избе показалась сутуловатая фигура Федяева.

– Петруша! Спасай бабушку, Петруша!

– Что тут у нас? Сейчас, Дашенька, разберемся! Да ты тут уже полдела сделала! Не зря лекции слушала, не зря, все правильно! Эге! – развернув полотно, он увидел масштаб происходящего, – Почему сразу за мной не послали! Теперь, возможно, придется ногу отнять!

Калиниха завыла. Даша подошла к Петру:

– Погоди, Петруша, может еще можно что-нибудь сделать?

– кость раздроблена, срастаться будет медленно, возможно в рану попала инфекция.

– Давай попробуем спасти ногу. Я рану водкой обработала. Кровотечение остановилось, вены целые. Может повезет!

– Ну, хорошо. Мне нужен кипяток и мои инструменты. И свет! Много света.

Через час уставшие, но довольные они вышли из избушки Калинихи.

– Ну, Дашенька, теперь дело за уходом, я дал ей опий, она поспит, а через день приеду, посмотрю как дела. Если жар не поднимется, – значит, инфекции нет, значит, ногу можно будет спасти.

– За ней будут присматривать, я распоряжусь.

– Пусть следят круглосуточно. Если жар поднимется – сразу за мной посылайте, не медлите, сама знаешь, если будет угроза заражения крови – ногу придется отнять.

– Бог даст все будет хорошо!

Они проводили Петра до коляски, и пошли в дом. Наталья ждала у входа:

– Какие будут распоряжения?

– Нагрей воды, приготовь кровать и приходи на кухню, будем ужинать.

Наталья опрометью кинулась в Дашину спальню. Никита взял Дашу за руки и заглянул ей в глаза, в них читалась усталость и страх.

– Никита! Что же это творится!

– Разберемся, Дашенька, разберемся во всем, хорошая моя, не сомневайся! Я буду рядом!

Через час вся компания, включая Адиля, сидела на уютной кухне и с аппетитом поглощала холодную телятину с ароматным хлебом, зеленью и овощами. Марфа суетилась вокруг стола, стараясь подложить то Даше, то Никите кусочек-другой. Порфирий усадил Марфу рядом с собой.

– Сядь, мать, не суетись. Завтра что думаете, барышня?

– С утра в город, Федора в участок повезем и к нотариусу – за документами для Адиля. К портному надо заехать. Вернемся – дай Адилю четырех человек в помощь, он будет их обучать всему, что знает, Федька то свои секреты помощникам не выдавал.

– За то и жалованье получал, ценил его Дмитрий Алексеевич, почитай сызмальства на конюшне был, шельмец. Это ж надо! На такое пойти!

– Ну, полно, Порфирий, завтра вставать рано, я к себе, Наталья, помоги мне.

Даша выразительно посмотрела на Никиту, тот улыбнулся и подмигнул ей в ответ.

Наталья расстелила постель Даше. Её глаза стали круглыми от удивления, когда она получила приказ приготовить постель Никите в каминной, но она промолчала, сделав как ей велели. Даша подозвала её и, закрыв дверь, сказала:

– Ты ничему не удивляйся, и ничего не пугайся, Никита меня охраняет, у нас тут неладные дела творятся, не болтай ничего никому, просто делай то, о чем я тебя попрошу. Завтра я за тобой пришлю, пока иди в девичью.

Мягкий плен простыней обволок прохладой разгоряченное тело, Даша легла на живот и, закрыв глаза начала проваливаться в сон. Скрипнула дверь, и она почувствовала легкий поцелуй на плече, потом еще и еще. Яркая луна освещала её спальню. Перевернувшись, она обняла за шею своего ночного гостя. Сильные руки Никиты обвили её в ответ.

– Никитушка! Мой Никитушка! – она тонула в его нежности, таяла от его поцелуев, голова кружилась от горячих слов, которые он шептал ей на ухо. Явь перемешивалась со сном, который она встретила, свернувшись клубочком, в его объятиях.

* * *

Туманное сизое утро встречало телегу, которую сопровождали трое всадников. На телеге со связанными руками сидел Федор. Глаз его заплыл, кудри спутались и нависали на лоб клоками. Порфирий управлял телегой, Даша в синей амазонке, Никита и Адиль ехали рядом верхом.

– Повинись перед барышней, захристаради! – Порфирий пытался образумить Федора. – Ведь добрейшей души человек! Почто ты лекаря её угробил! Аспид!

Федор понуро молчал, и казалось, дремал, опустив голову. Руки его были стянуты веревками. Даша и Никита ехали впереди, Адиль сзади телеги. На горизонте показался пролесок, телега приближалась к нему, поскрипывая. Внезапно со стороны пролеска раздался выстрел. Пуля просвистела рядом с головой Никиты. За ним раздался еще выстрел, за тем еще. Даша и Никита остановили лошадей, Никита резко повернул своего коня, заслонив Дарью от следующего выстрела. Почувствовал сильный толчок. Плечо окрасилось кровью. Он соскочил с коня, снял Дашу и усадил на телегу рядом с Порфирием. Тот закрыл её собой. Выстрелы следовали один за другим. Не замечая раны, Никита вскочил на коня и поскакал в сторону пролеска. Адиль кинулся вслед за ним. Порфирий, закрыв руками голову, прикрывал Дашу своим телом. Выстрелы прекратились. Никита и Адиль были уже прямо у пролеска, когда Порфирий, обернувшись, увидел, что Федор исчез.

– Вот шельмец! – Закричал Порфирий. – Ушел, барышня, это, небось, дружки его подстроили!

– Никита, кажется ранен! – Вырывалась Даша – Кто стрелял?! Да пусти ты меня наконец!

– Погодите, барышня, вот, кажись, скачут назад.

Никита, в рубашке залитой кровью, зажав рану рукой, подъезжал первым, за ним Адиль, через седло он перекинул паренька, лет пятнадцати, словно барана. Тот был без сознания.

– А вот, барышня и стрелок ваш, и оружие его! – на пальце он держал пистолет. Тяжелая рука у вашего Никиты! Куда теперь?

– Порфирий, помоги усадить Никиту на телегу!

Даша кинулась осматривать его рану.

– Слава богу, только зацепил, навылет, но шить все равно придется! Сам, Порфирий, давай в город за полицией, да пригласи к нам нотариуса, документы на Адиля в поместье оформим, да у портного заказ мой забери. Мы, тем временем, субчика этого в погреб определим, пока полиция за ним приедет.

Телега повернула обратно в Зеленый хутор, а Порфирий верхом поскакал в Задольск. Определив парня в погреб, и заперев там, Адиль встал, словно страж, с кинжалом наперевес, у дверей в маленькую каминную. Никита сидел на диванчике. Даша дрожащими руками втягивала нитку в иглу.

– Потерпи, Никитушка, надо зашить.

– Даш, давай я сам, у тебя вон руки трясутся. Дай коньяку стакан.

Даша налила в стакан коньяк из графина. Поднесла Никите. Тот окунул в него иглу с ниткой, потом половину плеснул себе на руки, а половину залпом выпил.

– Кажется, так надо избегать инфекции, – он подмигнул Даше, – Отвернись!

Сжав зубы, он стал стягивать разорванную кожу стежками.

– Нет, ты шов не так кладешь, большой шрам будет! Дай я сама! Я умею!

Даша налила коньяку себе на руки и глотнула прямо из бутылки. Охнула, тряхнула головой и, взяв у Никиты иглу, стала сама накладывать шов. Когда работа была готова, она плеснула коньяк на шов из бутылки. Никита, не сдержавшись, застонал. Качнулся к стене. Даша обняла его за голову и поцеловала прямо в губы.

– Потерпи мой любимый, потерпи, так надо, сам знаешь.

Она подошла к Адилю.

– Когда приедут из города, позови меня, пожалуйста, а пока мне Марфа нужна. Адиль направился к кухне. Через минуту Марфа уже спешила в каминную.

– Барышня, голубушка, звали? Господи, что ж это делается! Слава богу, полицию вызвали, сколько это терпеть можно!

– Как там Калиниха?

– А хорошо, Калиниха, я час назад у неё была, все как велели, проверила – жара у неё нет, я к ней Матрену приставила, та ей травы подает, отвар готовит, Калиниха у нас и мертвого на ноги поставит травами. Мазь она какую-то втирала с утра, прямо на ногу, так у неё за час опухоль спала. Говорит, за неделю затянется, а переломанные кости – конечно, не меньше месяца будут срастаться. Костыль вот ей у плотника заказала – все как велели. Калиниха просила вас благодарить от всего сердца. Такой, говорит, доброй барышни во всем свете не сыскать.

– Ну, хорошо. А вот и Порфирий с полицейскими. Вели, когда нотариус приедет, проводить его в гостиную, да подай ему чаю, или чего попросит, и сразу меня зови.

Порфирий, а за ним и полицейские спешились, и вошли, представившись. Даше пришлось с самого начала повторить всю историю своих злоключений, сразу после приезда в Зеленый хутор, которая была тщательно записана. После дальнейшего написания Дашей собственноручного заявления о покушении на неё, и пропаже крепостного Федора, а также уплаты господам полицейским поощрительной премии, для большего старания, все расположились в каминной, в которую приказано было привести стрелка. Дрожащего, с разбитой губой, Адиль втолкнул его в комнату и встал на входе.

– Чьих ты будешь?

– Что заставило тебя стрелять в этих людей?

– Где взял пистолет?

Вопросы полицейских сыпались один за другим. Парень молчал. Даша подошла к нему.

– Я тебя чем– то обидела?

Парень помотал головой, слезы наворачивались у него на глаза.

– У тебя что-то случилось?

Парень разрыдался:

– Мамонька помирает, ей доктора надо, а доктору то платить надо.

– Так откуда ты?

– Из города, фабричные мы! Сюда рыбачить с отцом ездили частенько. Отец помер, теперь вот мамонька.

Даша наклонилась к нему.

– Скажи мне адрес, я тотчас туда пошлю доктора, твою маму вылечат.

– Обманете барышня.

– Не обману. Теперь ведь все равно ты ей не сможешь помочь. Ты ведь преступление совершил, человека ранил, мог и убить! Кто тебя надоумил?

– Дед один, мы с ним и раньше виделись, он где-то в лесу живет?

– Какой дед?

– Седой такой, весь седой! И зовут его Седой! Он мне пятьдесят рублей обещал! Червонец задатку дал, мамоньке на лекарства! Сказал не убивать – попугать только, Убивать, он сказал, сам будет, когда пора придет.

У Даши мучительно защемило сердце. Как она забыла про старика! Тогда в лесу был, похоже, тот самый старик!

– Седой говоришь! – Никита привстал с дивана, – Я знаю его, это полусумасшедший дед, живет в самой глухой чаще, там у него избушка, его все колдуном считают, с ним никто, кроме, пожалуй, Калинихи и не знается, боятся его. А Федька то тут, каким боком?

– Седой сказывал выстрелить все пули, дал десяток, чтобы мужик связанный убежать мог. А когда погоня кинется самому прятаться. Я бы спрятался, да только вот этот, – мальчик кивнул на Адиля, – Больно ловок оказался…

В дверь заглянула Марфа:

– Барышня, к Вам нотариус приехал. В гостиной дожидается, как велели.

Даша вышла из комнаты. Пока полицейские оформляли бумаги, Никита лихорадочно пытался сложить в голове картину произошедшего. Седой. Теперь надо найти Седого. За что он так ненавидит Дашу. Или не Дашу? Кого он хотел напугать и зачем? Причем тут Федор?

Через час вернулась Даша и, отозвав в сторону Адиля, отдала ему бумаги. Тот на глазах у всех поклонился ей.

– Я своё слово сдержу.

Полицейские, забрав с собой мальчишку, заставили Дашу подписать протоколы и засобирались в Задольск. Её заверили, что завтра же начнут прочесывать лес, с целью взять этого «Седого». Записав у парня адрес матери, Даша отправила записку в имение Федяевых, с просьбой Петру осмотреть эту женщину, когда тот будет в городе.

* * *

Федор бежал по лесу, словно заяц, которого гнали собаки. Через час, определивши, что погони за ним нет, он остановился и упал на тропинку. Хорошо, что он напряг руки, когда ему вязали их веревкой. Сейчас узел ослаб и веревка поддавалась. Кое-как, спустя время, ему удалось вытянуть вспотевшую руку. Освободившись, Федор зашагал вглубь леса. Седой не обманул. Он никогда его не обманывал, С самого детства странного белобородого старика в деревне не боялась только его матушка и её подружка Калиниха. Федор никогда не афишировал ни того, что знаком с Седым, ни того, что тот частенько помогал ему, то деньгами, то советами, ни того, что связывало их обоих – лютая ненависть…

Под ногами захрустели ветки. Вот он, схрон! Федор приподнял засыпанную листьями плетеную крышку. Узел с одеждой, завернутый в свиную кожу сверток – деньги и паспорта. Седой и впрямь не обманул! Теперь только бы Ульяну отыскать.

Забрав добычу, Федор направился к реке. Надо было привести себя в порядок. Через час переодетый в городское платье Федор сжимал в руке узел с платьем для Ульяны. Пятничный обоз на Петербург должен был отправиться еще утром. Он во что бы то ни стало должен нагнать его.

– Через лес вон в ту сторону, до заката выйдешь к тракту. Там обоз в трактире на ночь остановится.

– Седой! Напугал! Дед! Ну, спасибо тебе! Все сделал, как обещал!

Федор кинулся к старику и обнял его, приподняв над землей.

– Бог в помощь, ступай, сынок, ступай. Твоё дело правое, ступай!

Он перекрестил Федора в воздухе и исчез в лесных зарослях. Федор кинулся через лес, туда, куда указал ему дед.

Уже под вечер, выйдя из зарослей, он увидел дорожную развязку. По северному направлению двигались телеги, на которых были огромные тюки с товаром. В середине обоза ехала длинная телега, на которой сидели крестьяне, среди которых наметанный взгляд сразу нашел Ульяну, завернувшись в старую шаль, она полулежала, прислонившись головой к борту телеги, и, похоже, спала. Десяток нанятых верховых сопровождал обоз спереди и сзади. Дорожный трактир и гостиница были в полукилометре езды, там, по словам Седого, должны были разместить обоз на ночлег. Дед не дал ему оружия – это плохо, но он знал, пистолет у Седого был только один, и он его использовал, чтобы помочь Федору бежать. Как же отбить Ульяну. Ну, одного он придушит, ну двоих, остальные его скрутят – это точно. Его Уля, его синеглазая красавица рядом с ним, и он ничего не может сделать. Федор короткими перебежками подобрался к трактиру, спрятался за поленницей и наблюдал за происходящим. Тем временем обоз остановился возле трактира. Конники спешились и стали заводить телеги с товаром во двор за ворота. Бородатый мужик с серьгой в ухе спрыгнул с повозки и стал стаскивать с неё девушек. Когда дошла очередь до Ульяны, он ухватил её за руку, стянул вниз, и на глазах у всех стал грубо тискать. Ульяна устало отбивалась, было видно, как она измучена – синяки под глазами, губы потрескались. Не в силах больше сопротивляться она обмякла и заплакала.

– Ничего! – Мужик оскалился и впился пухлыми губами ей в шею, – Авось не помрешь, потерпишь, чай не девка, к этому делу привычная! – заломив ей руку за спину он затолкал её в двери трактира.

– Водки дай стакан! – послышался из-за дверей его голос, – Надо бабу угостить, чтоб поласковей была! Два стакана дай!

У Федора было такое чувство, что его сердце сейчас разорвется! Он предполагал, что Ульяну продали с определенной целью, но чтобы такое! Он понимал, что медлить нельзя ни минуты, что сейчас это животное будет удовлетворять свои прихоти с его женщиной. Его женщиной! Федор сжал в руке рукоятку кинжала. Эта мразь наверняка уже потешилась с Ульяной вдоволь, еще бы, столько потерянного времени. Если бы чуть раньше! Он не должен оставлять его в живых. Улька! Улька не виновата, что она могла против насильника! Хотя, – тоже хороша. Спрятав кинжал за голенищем, Федор надвинул шляпу пониже на лоб и вошел в трактир.

В смрадном помещении с низким бревенчатым потолком было много народу. За угловым столиком сидел бородатый и Ульяна. Остальных девушек видно не было, наверное, увели на второй этаж, в гостиницу. На столе перед ними стоял графин белой, стаканы и нехитрая закуска. Ульяна, прислонившись к стене, отрешенным взглядом смотрела куда-то в сторону. Бородатый, то и дело поглаживая её по колену, пил водку, закусывая, и, наклоняясь прямо к её лицу, нашептывал ей что то на ухо. За соседним столиком сидели их сопровождающие, тоже заказавшие водки и поесть. Нападать прямо сейчас было невозможно. Федор прошел в дальний угол и подсел за столик так, чтобы взгляд Ульяны попал на него. Заказав себе еды и стакан портвейну, Федор стал терпеливо ждать. Через какое то время Ульяна увидела его. Она не поверила своим глазам, тут же расплакалась, бородач, заметив это, стал озираться по сторонам. Федор приложил палец к губам. Ульяна слегка кивнула. План, пришедший в голову Федору, был прост и дерзок одновременно. Подозвав проходившего полового, он дал ему пятак и приказал подойти к бородатому и от его имени угостить того графином самой лучшей водки, да разузнать, его ли эта крестьянка, и если его, то что он просит деньгами за ночь с этой бабой – якобы уж очень она приглянулась. Половой, не первый день работавший в трактире, смекнув что к чему, тут же выставил графин на стол перед бородатым. Оглянувшись на Федора, тот закивал головой и написал на клочке бумаги сумму. Половой передал записку. Федор, прочитав, передал через полового деньги и спросил где ему ждать. Ульяна сидела бледная, как мел. Бородач наклонился к ней и зашептал ей на ухо. Та закивала головой и пошла наверх за половым. Федор поднялся вслед за ними. Половой оставил их в маленькой, убого убранной комнате и, сказав, что за бабой придет под утро, запер их снаружи и вышел из комнаты. Ульяна кинулась Федору на шею. Тот обнял её и прижал к себе:

– Я же сказал, что не оставлю тебя!

– Все пропало, Федечка, меня продали, везут в Петербург, какому-то графу на забаву. Нас таких аж восемь человек.

– Меня другие не интересуют. А вот тебя не отдам никому, слышишь! Никому! Сказывай, обижал тебя этот…

– Издевался по всякому, Федечка, уж так издевался! Всех проверили, все девки оказались – за них в Питере двойную цену дадут, а я… – она разрыдалась, – я отбивалась, как могла, вот смотри! – она показала ссадины от веревок на руках, синяки были и на плечах и на шее.

Федор с тоской посмотрел на неё, прижав к себе:

– Верю тебе, ненаглядная моя, верю, слово даю, никогда тебя этим не попрекну. А вот тварь эту убью!

– Что ты, Федечка! У него там охранников одних десяток, да еще и посетители, да хозяин трактира его завсегдашний друг! Скрутят тебя! Жизни лишат!

Да я наперед сам их всех жизни лишу, а когда выберемся отсюда и Дашку, гадину! Вот только папашу её дождемся! Отомщу за каждую твою слезиночку!

– Барышня уж больно на меня сердита была. – Уля оттолкнула Федора от себя, – Если б я знала что там змея – ни в жизнь бы не стала ей подкладывать, мы с ней с детства вместе. А с карлой то что? Жив остался?

– Помер, Улечка, помер, хотя и не должен был. Она должна была…

– Если б не ты, я до сих пор бы горя не знала. Она нас поженить хотела, а ты…

– Уж ты поверь мне, у меня есть, за что с ней посчитаться, а ты мне только помогла, ты моя бедная, красавица моя…

Он прижал Ульяну к сердцу и гладил по спине, целовал её руки, шею плечи, баюкал как ребенка. С наступлением глубокой ночи Федор поддел острием кинжала нехитрый засов, они выскользнули из-за двери и тайком прокрались к выходу. Дверь трактира была заперта. Половой и двое слуг спали прямо в зале на лавках. Федор прихватил с собой штоф водки и подошел к окну, повернув щеколду он тихонько спустил Ульяну через окно на землю, а потом и выпрыгнул сам. Телеги с товаром стояли во дворе трактира, лошади разнузданные отдыхали под навесом. Федор оторвал от тюка с товаром большой клок ткани и стал рвать его на полоски, затем обмотал ими копыта у двоих жеребцов, тихонько накинул узду на одного и затем на другого. Ульяна тем временем, прокравшись к воротам, отодвинула задвижку. Федор вывел лошадей за ворота и, усадив Ульяну, велел ей ждать его. Через пять минут обильно политый водкой стог сена у стены трактира занялся веселым пламенем. Федор вынырнул за ворота. Вскочив на коня, он пришпорил его, и оба поскакали к лесу. Еще через полчаса, когда они уже были на приличном расстоянии и издалека наблюдали за происходящим, оба этажа трактира пылали, из окон выпрыгивали люди, ворота открылись. Мужики стали выгонять лошадей и выталкивать телеги с товаром со двора, пытаясь спасти хоть что-нибудь.

– Как ты думаешь, кто-нибудь кинулся отпирать дверь, чтобы выпустить нас? – усмехнувшись, спросил Федор, – Все! Нет больше крепостной девки Ульки! Есть мещанка Анастасия Петровна Семенова и супруг её, мещанин Владимир Алексеевич Семенов. Поехали, тебе надо переодеться.

* * *

Даша просидела с Никитой весь день до вечера, наблюдая за его раной, не разрешая ему подняться, и всячески балуя его. С наступлением сумерек Никита возмутившись, что его держат за больного из-за царапины, встал с постели и, подхватив негодующую Дашу на руки, закружил её по комнате.

– Пойдем лучше к Калинихе, расспросим про Седого.

– Пойдем, раз уж мне тебя в постели не удержать. В голове не укладывается, как это Федька с Седым связан и вообще что произошло, почему с моим приездом связано столько всего. Правда, пойдем, спросим у Калинихи.

– Только придется мне тебя на руках нести, – Никита озорно подмигнул ей, вдруг где капкан какой стоит

– Ты готов ради меня пожертвовать своими ногами? – Даша засмеялась, на её щеках опять появились ямочки.

– Я и головой готов ради тебя пожертвовать, вот только не знаю, что ты со мной безголовым делать будешь? Чем я буду тебя тогда целовать? – Он склонился к её губам и тихонько поцеловал её.

– Нет, твоей головой я пожертвовать не готова.

Никита спустил её на пол, она обняла его за шею и, встав на цыпочки, погладила по щеке.

– Только не твоей головой! Пойдем, попробуем все-таки узнать что-нибудь.

Взявшись за руки, они вышли из особняка и направились к избе Калинихи. Дворня, перешептываясь, наблюдала за ними. Мужики завистливо поглядывали на Никиту, дескать, на короткой ноге с барышней. Бабы без умолку обсуждали в подробностях, что они думают по этому поводу. Блеск глаз Даши и счастливую улыбку Никиты невозможно было скрыть. Догадки строили все подряд, Марфе приходилось прикрикивать на дворню, чтобы глупости не болтали. Дескать, Никита с барышней с детства вместе росли, вот и радуются встрече после долгой разлуки, – они ж как брат и сестра! Новую прислугу Наталью пытали, как могли и бабы и мужики, чтобы она рассказала, что между этими двоими происходит, но она, помня о предупреждении Даши, молчала как рыба.

Калиниха сидела перед избою и перебирала веточки березы, определяя, с какой снять лист, а какую пустить на банный веник.

– Ну как вы, бабушка? Даша с Никитой подошли и сели рядышком на лавочке

– Милостью вашей, барышня, да доктора вашего, спасибо, ничего. Спасибо, что ногу то не дали отрезать, как я без ноги– то, вот, видишь, костыль мне знатный справили.

– Повязку мне вам надо сменить!

– Ой, об этом даже не заботьтесь барышня, я ведь не первый год народ врачую, а уж саму себя тем более. И повязку сменила, и мазь приложила, и травы заварила, через недельку буду как новенькая!

– Рановато вам через недельку! Вам месяц на ногу наступать нельзя!

– А я и не наступаю – вон костыль на что?! Пойдемте в избу, отварчику моего отведаете. Я вам сейчас такого чаю приготовлю!

Даша с Никитой вошли вслед за Калинихой. Та усадила их за стол и налила в кружки чаю. Аромат шел необыкновенный. Такого чая Даша не пробовала никогда.

– Нравится, барышня? Я Марфе дам, пусть вас поит почаще, здоровья прибавится. Вижу я, узнать что-то хотите.

– Я тебе сейчас все расскажу, – Никита подсел к ней поближе, – а ты сама решишь, что с чем тут вяжется, мы с Дашей совсем запутались.

Никита в подробностях рассказал Калинихе про волка, про телегу, камень в рушнике, про гадюку и выстрелы в поле.

– А теперь вот еще и капкан, в который ты попалась. Мальчишка сказал, что Седой ему пистолет дал. Про убийство лепетал что-то, Федька вообще спьяну болтал, чтобы Даша у папеньки спросила, отчего все беды её…

– Ну и спросила бы у папеньки! – голос от двери заставил сидящих в избе обернуться. На пороге стояла мать Федора. Лицо было бледным, губы сжаты.