Текст книги "Ростов. Лабиринт"

Автор книги: Лариса Бортникова

Соавторы: Александра Давыдова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)

Глава четырнадцатая. Линза

«ПРАВО СМОТРИТЕЛЯ». И дата, выцарапанная сбоку. Сегодняшняя дата. Такая, как на памятнике у Цыбы, которого Карина не знала, но которому бы понравилась.

«Срочно! Я хочу воспользоваться своим правом на просьбу! Пожалуйста, синьор Барбаро! Я не могу ждать еще год!»

Ножик затупился о камень, саднила и, кажется, даже кровоточила ладонь, но Карина продолжала выцарапывать на стенах буквы и беззвучно плакать. Иногда она переставала реветь и начинала ругаться, но в общем и первое, и второе не имело смысла. Макар – этот псих, этот полный идиот, придурок – пропал, и Карина подозревала, что безвозвратно.

Главное, она была уверена, что и на кладбище, и уже потом, когда они мчали на всех парах к Парамонам, объяснила Макару про линзу. Донесла, что Барбаро – их единственный ключ к прошлому и что без венецианца они никогда не попадут в нужное время. И что гораздо важнее – не вернутся назад.

А теперь Карина выскребала на мягком камне буквы в яростной надежде, что Барбаро где-нибудь в будущем их увидит, и пыталась вспомнить, а точно ли сказала? А не забыла ли? Не упустила за всем остальным?

Она тысячу раз прокрутила в мозгу их с Макаром коротенький диалог возле Цыбиной могилы. М-да. Не так уж много она успела пояснить. Не было толком времени, а еще она, как ни странно, помнила о том, что чужим про лабиринт рассказывать ничего нельзя. Хотя… какой он чужой? Псих! Придурок! Супермен недоделанный!

Девушка расплакалась снова и еще раз вырезала на стене: «Право смотрителя. Срочно».

* * *

Вчерашним вечером, возвращаясь с обхода, Карина неожиданно наткнулась на деда. Старик притулился на низкой табуреточке на границе «домашней», закрытой от Пахака зоны, и что-то читал, подсвечивая странички армейским фонарем-кирпичиком.

– Деда? Ты здесь? А я вот набегалась. До самой Первомайской с Пахаком дошли. Всех мышей распугали, – попыталась выдавить из себя улыбку Карина. Но вышло так себе.

После истории с Робертом и быстрого, но тяжелого разговора с дедом про Макара (дед, в отличие от остальных, поверил Карине сразу и безоговорочно) у нее все еще ныло сердечко. Старый Торос не ругал любимую внучку, не корил, просто напомнил, кто она теперь такая, и потребовал обещания никогда больше не встречаться с Макаром. «Я все знаю», – просто ответила Карина и по дедовым усмешливым глазам поняла: больше к этой теме он не вернется.

Девушке было больно, грустно, но она догадывалась, что когда-нибудь боль уйдет. Однажды она смирится с тем, что она – Королева Червей, смотрительница Ростовского лабиринта, и, значит, жизнь ее ей не принадлежит. Однажды… Когда-нибудь потом… А пока что ей казалось, что земля вдруг начала вращаться в обратную сторону и от этого вращения ее постоянно тошнит.

– Присядь, лусик. – Дед достал откуда-то сбоку раскладной стул, поставил его напротив себя. – Поболтаем…

– С удовольствием… – Ее радость была наигранной, но дед же не виноват, что она, вместо того чтобы радеть о безопасности дальних тоннелей, все еще мечтает о светловолосом высоком парне, носящем фамилию, которую в ее семье упоминают только рядом с проклятьями.

– Знаешь, для чего был построен наш лабиринт? – отложив в сторону книжку, спросил дед.

– Ну-у-у-у… – Признаться в том, что она подслушала прошлогодний разговор с «хозяином» и кое-что намотала на ус, было стыдно. Но и притворяться несведущей тоже никуда не годилось. – Полагаю, что там за северо-западным тупиком – портал. Дыра во времени или что-то такое…

– Линза, – подтвердил дед резким кивком. Зачесанные назад седые волосы упали на изрезанный морщинами лоб, и Карина в который раз подумала, что дед уже очень старый и огорчать его не стоит. Правда, последние дни они все только этим и занимались.

– Линза?

– Да. Так ее называют странники.

– Странники?

Слово, как и то, как произнес его Торос Ангурян, показалось ей весомым. Значительным. Таким тоном произносят имена больших людей и даты важных событий. Таким тоном в доме говорилось слово «хозяин». «Странники», – повторила Карина вслед за дедом. Меж тем старик продолжал, внимательно уставившись в пустоту. Как будто где-то вдалеке находился невидимый суфлер и подсказывал ему, что говорить.

– Линза – дверь во времени, открыть которую может каждый. А вот пройти от пункта А до пункта Б и вернуться способен лишь странник. Для человека обычного, вроде нас с тобой, это как нырнуть в крошечную прорубь, которая тут же затянется. Раз – и все. И выхода нет.

Карина кивнула, думая о чем-то своем.

– В том смысле, что зайти в линзу можно, но что тебя встретит на выходе – другой вопрос. А странник знает. Точно определяет желаемое время прибытия! До секунды. Понимаешь?

– Вполне. – Сказанное дедом Карина отлично понимала, а вот куда старый Торос Ангурян клонит, не очень. Она чувствовала, что дед хочет донести до нее что-то важное, но вот что? Карина поудобнее устроилась на стуле и приготовилась слушать дальше.

– Наш хозяин… Мэтр Барбаро – странник.

– Это я уже поняла.

Карина тут же вспомнила венецианца и его воздушный поцелуй – игривый, кокетливый. И то, как он называл ее маленькой синьоритой. Эх. Если бы не Макар, она сейчас была бы совершенно счастлива тем, что наконец-то стала смотрительницей, что познакомилась с самим хозяином и что дед счел ее достаточно взрослой для разговора о… линзе и странниках.

– Странники могут быть проводниками во времени. Говорят, прежде они делали на этом целые состояния. Водили людей по временам. Ну, многие интересуются. Беглые преступники. Авантюристы. Даже ученые. Я не застал, но прежде в нашем лабиринте было людно. И не только Барбаро… Другие странники ходили через нашу линзу и водили с собой гостей. Я, когда был маленький, все мечтал увидеть этих путешественников во времени. Думал застать их внизу, остановить, расспросить. Но отец мой пояснил, что смотритель не должен так делать. Да что делать – даже хотеть не должен. Мол, это не наша забота. Мы – слуги лабиринта.

– Ага. Рабы лампы, – улыбнулась Карина, повторив любимую отцовскую шутку, и осеклась, увидев, как вытянулось лицо деда.

– Мы – не рабы. У нас есть наша служба. Наш долг. Но мы – не рабы. Не повторяй за отцом глупости. Юра лабиринт ненавидит, после того как его присыпало в ловушке и чуть не сожрал Пахак. Я его не осуждаю. Бог с ним. Пусть сидит наверху. Кто-то должен. Но мы – не рабы.

– Ладно, не сердись. Продолжай. Мне интересно. – Карина подперла подбородок руками и уставилась на деда.

– Ну, в общем, я к тому, что есть вот такая линза…

– …а подземелье построено для того, чтобы в нее никто не попал. Потому что нечего кому попало таскаться по времени, – закончила дедову фразу Карина, довольная, что все наконец разложилось по полочкам.

– Думаю, все так. Хотя… – дед пожал плечами, – не удивлюсь, если не знаю и половины секретов.

Они помолчали несколько минут, и, когда Карина, решив, что разговор завершен, вскочила на ноги, дед обронил:

– Ты все-таки, лусик, один в один бабка Ануш! И лицо, и характер. Удивительная схожесть. Только она пониже тебя была – но тоже красавица. И тоже совсем девчонкой встала на лабиринт. Как старшего брата ее Вазгена убил Шорохов, так она и приняла черепаху…

Карина вспыхнула. Покрылась жаркими пятнами. Ей было обидно, что такой хороший разговор опять свелся к Шороховым и, как ни крути, к тому, чтобы еще раз напомнить ей, какие Шороховы негодяи и как сильно она облажалась, связавшись с Макаром.

– Я же сказала – все! Никакого Шорохова! – выкрикнула Карина обиженно. – Забыли! Я так вот уже забыла! Он для меня – никто. Пустое место. Даже хуже. Он – враг! Из-за него Роберт уехал.

– А он, похоже, тебя не забыл. Заходил час назад. Спрашивал. Я еще подумал, надо же – у парня такое горе, брат умер, а он все равно пришел. Подумал, наверное, ему не все равно! Думаю, ты ему нравишься. Сильно нравишься. Иначе почему он своим про Роберта не донес? – Старик подался вперед. Рывком поднял фонарь на уровень глаз. Полоснул лучом желтого света по Карининому лицу, осветив его лишь на доли секунды.

Но этой доли секунды старому Торосу было достаточно, чтобы понять – ничего его лусик не забыла! И забудет ой как не скоро.

– А мне-то что с того, что он приходил? – Она сказала это очень тихо, но дед, конечно же, расслышал.

– Я просто сказал, лусик. Не врать же тебе.

– Ладно. Я устала. Домой пойду.

– Ступай. Бари гишер. Спокойной тебе ночи. Только, прежде чем уйдешь, послушай совет.

– Да…

Карина с трудом сдерживала слезы. Меньше всего ей сейчас хотелось с бесстрастным видом принимать чьи-либо наставления – пусть даже от любимого деда. Хотелось к себе в мансарду. Задернуть шторы. Ткнуться лицом в подушку. И плакать!!! Навзрыд, горько… но очень тихо. Потому что деду это слышать не обязательно.

– Будь мудрее меня. – Голос старика дрогнул. – Не храни свое право смотрителя до старости. До того дня, когда будет уже все безразлично. Все… кроме чертового лабиринта!

– Деда? Ты что? Как можно?

– Иди, иди. Бари гишер.

Торос Ангурян снова раскрыл книжку и принялся внимательно читать строку за строкой, шевеля сухими губами.

* * *

До Карины дошло все только к утру. Она хорошенько проревелась, просмотрела в сети все, что смогла найти по запросу «Макар Шорохов». Написала ему на страничку комментарий… Анонимный. Бессмысленный. Потом еще один – такой же. Потом вырубила комп, легла и пялилась на люстру, пытаясь не думать о том, как он ее целовал под этой самой люстрой, ну и вообще.

«Если бы можно было что-нибудь изменить. Чтобы не было этой глупой вражды, чтобы никто не мешал нам встречаться, чтобы Цыба остался жить… Почему? Откуда все началось? Почему этот неизвестный Шорохов в начале прошлого века убил деда Вазгена? За что? Да какая теперь разница, но если бы не он…»

Вот в этот самый момент и дошло! Карина вскочила с кровати и еле удержалась, чтобы не бежать вниз к деду. Рванула с утра – хотела еще успеть на кладбище. Дед только встал, достал трубку и искал жестяную коробку с табаком. Протянув старику круглую жестянку, Карина невинно… как будто ей это только в голову пришло, протянула: «Деда, а вот в каком году бабка Ануш встала на лабиринт»?

– В девятисотом. В мае. Числа где-то двадцатого, – не задумываясь, ответил дед, и Карина поняла, что он специально проверял даты.

– Спасибо, деда. Ну, я побежала.

– Осторожнее там! – Он не улыбался. Смотрел строго и нежно, будто в последний раз.

Ни завтрака, ни чашки чая; Карина вылетела из дома, махнув зашторенному окну – там, как обычно, пряталась мать. Приказав шоферу ехать к школе, прикинула, что если поймает тачку сразу – успеет на кладбище. Успела…

И там, скомканно, сбивчиво, но все-таки (по крайней мере, ей так показалось) доступно объяснила Макару про линзу… и странников.

В последнем, кстати, Карина была не уверена.

* * *

«Право смотрителя…»

– Я здесь, маленькая синьорина! Вы настойчивы.

Могла бы – бросилась бы знатному венецианцу на шею. И бросилась бы, но Барбаро был в придворной одежде и шикарен, как дворцовый павлин. А Карина час назад плавала в болоте прямо в джинсах и куртке, поэтому предпочла ограничиться приветственным кивком.

– Лабиринт в порядке, мэтр. Пахак… то есть демон жив…

– Хихи, – демон потянул носом и, учуяв «хозяина», равнодушно улегся на камни.

– Сейчас это не важно. – Барбаро взмахнул рукой, останавливая Карину. – Вы просили – я здесь. Вы хотели ваше право? Вы его получите. Итак… Слушаю.

– Я пользуюсь правом смотрителя и прошу вас, мэтр, помочь мне… – Она перевела дыхание и продолжила: – Час назад через линзу прошел человек… Я хочу… я хочу туда, куда попал он!

Смотрела во все глаза, ожидая ответа. Стиснув зубы, чтобы не выпустить наружу страх. Боялась, вдруг попросила невозможного, и «хозяин», окинув ее холодным взглядом патриция, откажет в просьбе.

– Идите за мной, маленькая синьорина. Руку.

Теплая девичья ладонь скользнула в широкую, крепкую ладонь средневекового рыцаря. Меховая подстежка его симары щекотно коснулась ее запястья. Мгновенно, без единого звука «упала» тупиковая стена, и Карина Ангурян вступила в святая святых подземного царства.

– Хихи… – Пахак двинулся было следом, но на границе, там, где над полом выступал невысокий «порожек», остановился и зарычал. Вздыбился загривком, вытянул осторожно лапу, словно пытался украдкой переступить запретную линию, но, наткнувшись на невидимый барьер, отскочил назад. Зафыркал обиженно. Снова лег.

– Прощай, Пахак… – шепнула Карина.

– Хихи.

* * *

Пылали факелы в десятках стрельчатых ниш. Сияющий мрамор покрывал стены квадратного зала. Четыре круглые колонны поддерживали свод. Карина зажмурилась от яркого света. Привыкнув, огляделась внимательнее. Ей показалось, что пламя факелов горит слишком уж ровно для обычного огня, но внутри залы было безветренно, и, возможно, этим объяснялось то, что огни совершенно не дрожали. Цвет пламени – белый, чистый, какой-то «хирургический» – тоже показался немного странным.

– Черепаха? Да. Любопытно… – Мэтр Барбаро изящно нагнулся и поднял с пола блестящий, знакомый до боли кругляш. Увидев недоумение «маленькой синьорины», снисходительно пояснил: – Предмет может находиться только в одном месте. В настоящем. Пройти сквозь линзу с предметом – невозможно.

– Ох… То есть…

– Пусть ждет своего владельца здесь. – Предмет глухо стукнул о пол. Барбаро просто скинул его, как какой-то бесполезный мусор.

Карина почувствовала, как похолодели и отнялись ноги. А Макар еще говорил, что хуже некуда. Всегда есть куда хуже. Теперь он неизвестно где, один, да еще и без предмета!!! Нет! Она не должна больше медлить ни секунды.

– Право смотрителя. Пожалуйста. Он же там такого натворит, не расхлебаем.

– О! Си! Понимаю. Синьорина очень торопится! Зря. Не нужно. Но я понимаю… Любовь.

Карина поймала легкую усмешку «хозяина», но ей уже было не до куртуазных бесед. Тем более что она увидела линзу.

Похожая на застывшее на постаменте круглое зеркало, мерцающая то серебром, то перламутром, линза была в самом деле прекрасна. Наверняка в другое время и в другой ситуации Карина бы нашла время и силы полюбоваться чудом. Наверняка. Но сейчас она буквально поволокла венецианца вперед, и тот, тихо засмеявшись, поддался ее напору.

За шаг до линзы Карина остановилась.

Что теперь? Барбаро нажмет на какой-то счетчик? Запустит механизм? Прочитает заклинание?

– Держитесь, синьорина!

Шаг…

Сияние окутало ее, спеленало глухой тишиной. Как она ни вслушивалась, не смогла различить ни звука. Безмолвие длилось лишь доли секунды, но ей показалось, что она оглохла.

– Просьба выполнена, смотритель.

Чуть не упала. Тот же зал, только чуть темнее – половина факелов не горит. Белые стены из странного, похожего на полупрозрачный мрамор материала. Только черепахи, которая еще секунду назад валялась на полу и жалобно поблескивала панцирем, нет.

– Мы что? Уже приехали? Дон Барбаро? – спросила Карина. Обернулась.

В зале линзы никого, кроме нее, не было.

Глава пятнадцатая. Шорох

Отошли подальше от людских глаз – вниз, к Дону, завернули за сарай и сели на гнилое бревно. Макар обтер о штанины влажные ладони – нервничал. Будущий прапрадед, Макар-старший, наоборот, казался на удивление спокойным, будто к нему каждую неделю ходили посетители из двадцать первого века. Впрочем, судя по рассказам родни, его и впрямь было сложно чем-нибудь поразить…

Даже новенький смартфон, продемонстрированный Шороховым-младшим как доказательство путешествия во времени, не вызвал у предка ни восхищения, ни вопросов. Нет, технику он любил, но пользы от современного гаджета так и не понял.

«Вот тебе и дед, – думал Макар, мельком разглядывая Шорохова. – Хотя не дед, конечно, аж «прапрадед». Но это было слишком длинно, так что в голове все равно крутилось кроткое «дед». Впрочем, и «дед» не слишком подходило молодому, на пару лет старше, ростовскому парню.

– Ты чего? – напрягся «дед», поймав внимательный взгляд Макара. – Уставился, как баран на новые ворота!

– Да странно это все, нет? Ты прям как я, только на сто лет старше…

«Дед» смущенно кашлянул, то ли еще не до конца поверив, то ли выражая несогласие со сходством.

– Ты погоди, я тебе сейчас семью покажу… – осенило Макара.

Макар-старший с недоверием покосился на смартфон.

– Смотри! Вот это батя мой – твой правнук, соответственно… Похож?

Вместо того чтобы придвинуться поближе, «дед», наоборот, отклонился в сторону, словно опасаясь взглянуть на экран.

– Это брат мой, Илюха, – тоже праправнук твой. Это дядька, мамин брат, Цыбин. – Макар продолжал листать страницы на смартфоне.

«Дед» молчал. Никакой бурной реакции – глаза внимательные, взгляд напряженный.

– Это дядькин дом…

– Брешешь! – наконец не выдержал «дед», разглядывая многоэтажку.

– Ну не весь, конечно… А вот этот… – Макар перелистнул на загородный дом Шороховых, – а вот этот весь наш. Отец сам построил.

Фотографии дома вызвали у Макара-старшего гораздо больший интерес, чем снимки собственных потомков. Он наконец подсел поближе и склонился над экраном.

– Вот прям весь?

– Весь. И сад наш. И двор. И машины…

– Это кем же он служит? – спросил Шорохов-старший, крутя башкой, как молодая овчарка, и разглядывая фотографию то под одним, то под другим углом.

– Ну… Типа купцом. Очень богатым купцом.

– Богатым?

– Почти весь Ростов держит!

– Как держит?

– За грудки! – усмехнулся Макар.

Шорохов довольно потер щеку. Макар снова перелистнул.

– Это батя и мать…

– Больная поди?

– С чего вдруг больная? – не понял Макар.

– Да уж больно тоща…

– Ну модно сейчас так..

– Мослы торчат!

– Так она и не ест ничего, чтоб торчали…

– Дурная баба, – хмуро заключил «дед».

– Эй, это вообще-то моя мать! – напомнил ему Макар.

– Так что ж ты мать не кормишь, она ж как чахоточная! – возмутился Шорохов-старший.

Понимая, что объяснять бесполезно, Макар покачал головой и выключил экран.

– Купцами, значится, стали… – проговорил сам себе будущий прапрадед и ударил по коленке кулаком, явно довольный наметившейся перспективой. Достал из кармана папиросы, протянул Макару, пожал плечами на его отказ и закурил сам.

Сидели молча, думали каждый о своем. «Дед», судя по ухмылке, размышлял о светлом будущем, а мысли Макара улетели далеко в прошлое.

Он похвалил небеса за то, что в процессе работы над схемой лабиринта порылся в семейной биографии и неплохо запомнил историю Макара Шорохова, дальнего родственника купцов Парамоновых.

В восемьдесят седьмом Шорох – и даже прозвища у них были одинаковыми! – перебрался в Ростов из Таганрога, без всякого сожаления оставив Бугудонию, пропахшую рыбой, с такими узкими улочками, что двоим пешим не разойтись. Оставил отца, что пятнадцать лет назад перевез туда семью, польстившись на сытую жизнь рыбака. Оставил мастерскую по ремонту баркасов, в которой взрослел и учился жизни, – выходить в открытое море не любил и не хотел, море не принимало Макара Шорохова, не манило его и не щемило сердце. Наоборот, хотелось ему не качаться в утлой лодчонке, а крепко стоять на своих двоих посреди степи, дышать ароматом трав и смотреть, как ветер гоняет волны ковыля. Но в итоге обрел почти то же, от чего и сбежал, только вместо соленых волн – пресные. Устроился мастеровым к богатым родственникам, что держали склады на набережной, несколько мельниц и пароходов, а еще больницы, школы, бани…

Сейчас, когда на дворе стоял год тысяча девятисотый, парню стукнуло двадцать. Он то рвал жилы, помогая загружать товар на склады, то ломал голову, где какую технику на сходнях установить, чтобы разгрузить носильщиков. С уважением и даже завистью относился к троюродному дяде, Елпидифору Парамонову, приятельствовал с его сыновьями – Петром и Николаем… но это «потому что по надобности». А для души – шатался по кабакам в разношерстной компании, глазел на крысиные бои, делал ставки, проигрывался в пух и прах, срывал куш, слыл шутником и задирой, часто дрался – и девять из десяти раз выходил победителем. Был он тот еще щеголь, мечтал о лучшей жизни и порой шествовал по тротуарам пестрого южного города не хуже, чем какой-нибудь денди, в другое же воскресенье сбегал на окраину, в ночное, пек картошку в золе, в грязи – по уши. Ни доска стиральная, ни мягкая донская вода не могли потом оттереть пятна с рубахи и брюк.

И уж конечно, для такого парня, слова о будущем богатстве его семьи значили много. «Весь Ростов за грудки держат». Значит, и он добился чего-то, выбрался в люди, а то и клад откопал! Ну не сами же они разбогатели на ровном месте?

– …сам изобрел?

Макар вздрогнул и понял, что настолько углубился в воспоминания, что пропустил вопрос.

– Что?

– Ну это вот, чтобы во времени переходить. Машина какая или что?

– Не… не машина. Место такое есть, специальное.

– И что ж вы там все теперь по разным временам шатаетесь?

– А что, многих ты тут видел? – с иронией спросил Макар.

– Да черт их разберет, бусурман всяких… Может, из-за моря приплыли, а может, как ты.

– Не… я такой один. Да и про место это никто не знает.

– А как же ты его нашел?

– Да случайно…

– Но отправился ко мне не случайно? – хитро прищурился Шорохов, снимая с языка налипший кусочек табака.

Внезапно проснувшийся интерес «деда» слегка напугал Макара. Вопросов становилось все больше, и все больше они приближались к запретной теме, которую обсуждать нельзя, а не ответить – опасно. Макар боялся потерять едва наметившееся доверие предка.

– Дело у меня к тебе. Важное.

– Что за дело? – заинтересовался Шорохов-старший, полагая, наверное, что родня из будущего решила посвятить его в тайну какого-нибудь сокровища.

– Только ты слушай и не перебивай, лады?

– Лады…

Макар задумался, подбирая слова. Только сейчас до него дошло, что речь, которую он собирался произнести перед дальним предком, звучит странно, нелепо и никак не умещается в голове.

– Ну что умолк, язык проглотил? – поторопил его Шорохов, страдая от любопытства.

– В это… в твое время, произойдет одна фигня… – начал Макар и отчего-то споткнулся о слово «фигня», соображая, понятно ли оно «деду». – Несчастный случай…

– Какой такой? – Шорохов сдвинул брови.

– Погибнет человек…

– Не я? – озадачился «дед».

– Не ты, конечно! Сидел бы я тут сейчас, если б ты…

– Тогда что ж?

– Он от тебя погибнет.

– Что значит «от меня»? – искренне удивился Шорохов-старший.

Макар всплеснул руками – и так объяснить тяжело, а тут еще предок тормозит и не улавливает.

– Ну… убьешь ты его.

– Ох, ну и мастер же ты глупости городить! – перекрестился Шорохов и с недоверием уставился на Макара. – С чего бы мне его убивать?

– Ну не знаю я! Может, случайно в драке зашиб, может…

– В драке? – задумался Шорохов и вроде даже улыбнулся. – Ну в драке-то могу… – Он потянулся, хрустнув костями. – В драке я совсем дурной становлюсь…

Макар с удивлением посмотрел на предка. Хоть и прапрадед – а балбес! Не испугался, а будто наоборот, нашел повод похвастаться своей дурью… Хотя что взять с двадцатилетнего ростовского пацана.

– Ты просто слушай, – вздохнув, продолжил Макар. – Я понимаю, как это все звучит со стороны, но нам с тобой нужно обо всем договориться. Чтобы этого не произошло, понимаешь?

– Так кого я там зашиб? – Шорохов снова сделался серьезным и даже наклонился ближе к «внуку».

– Вазгена Ангуряна знаешь? – еле слышно прошептал Макар.

Шорохов на секунду замер, потом скривился, будто лимоном закусил, и замахал руками.

– Я не знаю, как все произошло, вернее, как оно произойдет, я только…

– Чушь собачья, – резко оборвал его «дед», вскочил с бревна и прошелся туда-обратно, не находя себе места.

– Да как же чушь…

– С чего мне Ангурянов трогать, если я к ним свататься собираюсь?

– Куда собираешься? – ошалел Макар.

– Понятное дело куда, свататься к Ануш.

– Ануш? – Макар почти закричал от удивления. – Да она же ненавидит тебя!

– Вот же ты болван. – Шорохов остановился и посмотрел на правнука с жалостью. – Уж не знаю, как там у вас в будущем, а у нас тут с Анушкой совет да любовь. И Вазгена я уважаю, да и они ко мне…

Неожиданная новость так поразила Макара, что он даже рассердился, будто это нарушило все его планы.

– Но я-то знаю, как будет!

– С чего бы мне тебе верить? – заупрямился Шорохов. Похоже, будущее резко перестало ему нравиться.

– Ты видишь меня, видел фотографии – никогда у нас в роду Ангурянов не было! Не вяжется это с твоей историей? Ты прости, но не выйдет у вас ничего с Ануш. И брата ты ее убьешь, и семьи враждовать станут, и будут убивать друг друга еще сто лет.

– Типун тебе на язык!

– Я из-за этого и приехал! Пойми ты уже наконец!

Внутри все кипело. Макар испытывал и злость к себе за то, что пришлось разрушить дедовы мечты, и злость к недоверчивому предку за то, что упрямился и никак не хотел слушать, и жалость к нему и ко всем…

– Вот же черти тебя принесли… – сплюнул Шорохов-старший, отсел на другой конец бревна и, уперев локти в колени, обхватил лохматую голову.

– Думай, думай… – в сердцах бросил ему Макар, зачем-то тоже отсел подальше и так же отчаянно сжал виски.

…В сентябре девяносто девятого волной пошли бунты рабочих. Новая техника, завезенная Парамоновым на торговый причал, страшно злила тех самых грузчиков, чью жизнь призвана была улучшить. Плитой задавить может? Да и ладно. Каждый надеется, что мимо него пронесет лихо. Надорваться? Да что они, дети неразумные? Каждый меру свою знает. А коль ошибется – сам виноват. Зачем же тогда машины эти аглицкие притащил купец? Не иначе, чтобы цены сбивать. Чтобы денег платить меньше. И подавать дурной пример остальным дельцам. Потому никак нельзя было спокойно допустить, чтобы работала техника. Потому и бастовали – почитай, каждый день, без отдыха.

Сначала Шороха обходило стороной – фартовый, черт! – а потом и его приложило. Крепенько. Носом о сходни и лицом о чужие кулаки. Да что там – кулаки. На землю повалили и пинали по ребрам – зло, быстро. Сосредоточенно, как стая одичалых псов, которая рвет зазевавшегося прохожего, но с оглядкой – а ну, подмога человеку явится, с камнями да палками.

Не явилась подмога. Макар чертыхался, ерепенился, вырваться пытался – но то ли удача ему изменила, то ли не настолько большой была, чтобы против толпы озлобленных бунтарей помочь. Насовали ему – не дай боже, каждый оторвался за страхи свои и жадность, а по словам, что в лицо ему швыряли напополам с плевками, выходило: «За то, что не давал механизмы ломать, не ту сторону выбрал, получай теперь, буржуй, чертяка!»

Потом скрутили да в один из нижних, полузатопленных складов бросили. И дверь плитой привалили – чтобы не выбрался раньше времени и не нажаловался родственничкам-богатеям. Убивать не стали, греха, видать, на душу не захотели – и на том спасибо.

Шороха мучила боль – но не в отбитых ребрах и разбитых губах, а в сердце. Свербело нестерпимо, екало: нельзя, чтобы обидчики ушли так просто, надо выбраться отсюда – быстро-быстро – и не к полицаям бежать, не к дядьке Парамонову, а друзей собирать. Чтобы отыскать чертей быстрее, пока не сели они на баржу и не отплыли, умыв руки, вверх по реке. Задать им жару.

Не стал отлеживаться Макар, сначала у двери возился – пытался навалиться и открыть, но сил не хватило. Потом вдоль стен на ощупь пошел – темно на складе, хоть глаз выколи! – вдруг окошко какое отыщется заколоченное или выход запасной. И нащупал – на третьем кругу уже. Не окошко – а провал узкий, под стену уходящий, водой затопленный. Никто другой туда не сунулся бы – побоялся бы застрять, задохнуться, заблудиться… Только не Шорох.

Тот ни секунды не задумывался, полез головой вперед в темноту, только сапоги снял и вниз голенищами перед собой потащил. На случай, коли воздуху не хватит, – глотнуть оттуда.

Но провальчик с водой совсем короткий оказался, вывел наверх, в холодный узкий коридор – стены с каменной кладкой, пол насыпной, песчаный. И под потолком тускло светится что-то – то ли грибы, то ли гнилушки.

Тут Шорох не только об обидчиках своих вмиг позабыл, но и о ребрах поломанных. И о том, что разутый стоит и пальцы ног от холода сводит, позабыл тоже. Не заметил. Потому что засвербело в груди другое. Байка про клад, закопанный аккурат рядом с торговым портом.

Якобы склады с глубокими подвалами начали ставить здесь не потому, что родниковая вода по стенкам бежит, холод рождает и что угодно хранить может. И не потому, что самое удобное место для порта торгового – русло Дона глубокое, любые суда можно подвести под берег. И не потому, что съезды для телег широкие, пологие…

Якобы было здесь сокровище зарыто – то ли век назад, то ли три, не важно, – и котлованы потом под склады купцы рыли не просто так, а с умыслом. Найти клад и разбогатеть. Говорили, что многие тысячи запрятаны под берегом, не какой-нибудь кувшин с монетами.

Байка гуляла по пристани туда-обратно, обрастала новыми подробностями: и монеты-то с лист кувшинки величиной, и изумруды там не зеленые, а голубые, как глаз сиамца, и посуда золотая с драгоценной чеканкой… И повелось: кто побогаче – рабочих нанимал и лишний котлован, в копеечку влетающий, выкапывал, убеждая соседей, что никак без нового складского помещения не обойтись. Соседи хитро улыбались и кивали понимающе. Кто победнее – зимой забывал о сокровище, а как сойдет снег и земля мягкой станет – вспоминал и, раздобыв лопату, ждал безлунной ночи. Чтобы долго бродить, выбирая место, выкопать яму по колено, натереть ладони до кровавых мозолей, схорониться от ночных сторожей, отбиться от собак, крысам хвосты отдавить, поцапаться с подельниками да перемазаться глиной до ушей. И в барак вернуться к утру, когда над Доном перекрикиваются чайки с пароходами, а вода золотится под солнцем, чертыхнуться, стукнуть кулаком по стене и разочароваться в поиске сокровищ навсегда. Накрепко. До следующей попытки в грядущем году. Шило-то если колет, так просто от него не избавишься.

Вот и Шорох не избежал общей участи. Правда, решил не уподобляться тем, кто без подготовки на авось золото ищет. Постановил себе плана придерживаться: собрать для начала все версии байки, сравнить их между собой, откинуть самые ненадежные варианты, попробовать определить если не точное место, то хотя бы квадрат поисков. Найти помощника, на которого положиться можно, научить с лозой обращаться, чтобы точку определить… И тогда – сколько бы годиков ни ушло на поиски, два или три, наверняка словить за хвост золотую птицу-удачу. Не наугад соваться, а по-умному, по-ученому. Книжки почитать, благо грамоте обучен, стариков послушать, не перебивая, – за брюзжанием да ахами-вздохами нередко крупицы истины кроются.

А тут – гляди ж ты! – не понадобились ни карты, карандашиком на оберточной бумаге вычерченные, ни помощники, ни лоза. Чуйка шороховская твердила, что вот она, вот – дорога к сокровищу. Осталось только дойти до него и взять.