Текст книги "Как живется вам без СССР?"

Автор книги: Лариса Бабиенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 40 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]

Потомки репрессированных, ничего, кстати, в своей жизни не потерявшие, устроили на митингах и в печати такой дебош, что накосили уже новые караваны пострадавших, в придачу разнесли собственную страну вдребезги. Притом вовсе не заметили, что уже отправились на погост миллионы ни в чем не виноватых перед ними людей. И все это было сотворено во имя давно ушедших в мир иной родственников, да, очень им родных и близких. Но задумался ли хоть один подобный наследник, что, скорее всего, даже тем, кто когда-то, возможно, и провинился перед Советской страной, не понравилось бы такое безумное грязное мщение, лишь подтверждающее давнюю линию неприличного отношения этого рода к обществу того времени? Дети и внуки разрушителей одним только своим поведением спустя много лет как-то поневоле доказали и без юристов вину своих отцов и дедов.

– За что моего отца расстреляли? – возмущалась нынче в семье и Лена. – Он тружеником был, на нем в Краснодаре институт держался. Как можно сажать ректора?

Немалые уже связи в Москве помогли журналисту заглянуть в личное дело тестя, которого он никогда не видел, однако, на дочери которого когда-то женился. Но правду ей не решился открыть. У отца Лены была большая растрата. И после обычного суда он не был расстрелян. Его, как всех растратчиков мира, посадили, а через год он умер. Попав в сложные обстоятельства и в неподходящие для пожилого человека условия в лагере.

Однако не хотел Рахман, глава семейства, чтобы его дети ощущали себя внуками вора. Не хотел, чтоб дети знали, что их мать нагло врет. Он молча глотал все, чтоб не добивать семью, а Лена, закусив удила, да еще чувствуя за спиной поддержку могучих ныне братьев, уже требовала поставить во дворе института памятник «невинно» пострадавшему и загубленному злодеями. В институте, не изучив архивы (подлинники тогда были не в моде), прогнулись перед активной «демократкой» и бюст заказали.

Повзрослевшие дети слетали на юг, потом с гордостью рассказывали друзьям о замечательном дедушке. На отца теперь поглядывали какое-то время с жалостью, потом – враждебно.

Но самое страшное для Рахмана случилось тогда, когда по требованию Рейгана закрыли Агентство Печати и Новости в Москве. Признав верховенство международных законов над собой, еще пока негласно, Россия уже превращалась в колонию и выполняла теперь любые прихоти начальства из Алабамы. Тысячи талантливых людей, владевших языками, преданных собственному государству, а не воцарившемуся тогда в обществе пошлому мифу о красоте чужбины, остались без работы. Где теперь заработать кусок хлеба, а тем более – иностранцу?

Под гигантскими обломками прежде могучей и сильной страны на дне кальдеры шевелились миллионы полуживых существ. Национализм тайфуном снес их жилье, мечты, надежды. Им оставалось самим выгребаться из-под рухнувших скал, утесов и дрожащими руками собирать теперь в своей жизни хоть что-то: пару носков, когда-то брошенный на антресоли чемодан, пачку иголок, полотенце, затоптанное ногами ворвавшейся в дом гогочущей толпы. Но и эти жалкие остатки имущества по дороге в якобы Спокойный край у них пытались отнять. Одна шестая – уже была перегорожена шлагбаумами и мощными рядами таможенников, на шее у которых – орды полуголодных родственников. Главная задача таможни тех лет – максимально ограбить пассажира.

Рахман регулярно читал газеты и знал, что в России людям месяцами не платят зарплату. Живущий на севере пенсионер в квартире потерял сознание, упал и примерз к полу из-за отключения отопления.

– Почему ваши парламентарии защищают людей капитала, а не простых граждан?

– Они сами с головой залезли в Сундук и шарят в нем в поисках, что бы еще прихватить… – отвечала ему Анна. – Не до людей им… Не до нас…

Она недавно вернулась с Украины и в поезде видела кощунственное: какие-то «качки» везли с Ямала в Харьков группу хрупких и нежных, как Майяне, девочек под предлогом знакомства с евангелистской общиной.

В длинных юбках, с накрашенными не по возрасту губами, они весело смеялись, с удовольствием глядели в окно.

– Почему вы в поезде, а школа как же? – спросила в недоумении Анна.

– Мы из далеких поселков, на Ямале школ уже нет, – ответила старшая. – Мы не умеем ни читать, ни писать, – буднично, без какой-либо боли за себя рассказывали они. – Вот только одна из нас считать умеет.

Девочки гляделись в зеркало, поправляли волосы. Как и Майяне когда-то, закалывали их яркими заколками. Только рассказывали иное. И ни одной книжки не было у них в руках.

– Как же родители отпустили вас так далеко?

Девчонки переглянулись между собой, рассмеялись.

– Мы из дома сбежали, они не знают, где мы…

В вагон зашли пограничники. Навстречу им поднялся седой и вроде благородной наружности человек. Через пять минут документы на девчонок ему вернули назад.

«Зачем сбегать из дому тайком, если намерения у сопровождающих благородные?» – спросила себя Анна и вдруг поняла, что девчонок везут, скорее всего, на продажу. Она поднялась, вышла за одной из них в коридор, стала дежурить около туалета.

– Давай я запишу твой адрес, – шепнула она девочке, когда та вышла с полотенцем через плечо. – Родителям домой сообщу, где вы…

– Зачем? – испугалась юная жительница Ямала, занесенная, может быть, огромной уже бедой на пролетающие за окном поля Украины.

– Вдруг что-то случится, они должны знать, где вы…

– Пастор ничего плохого не позволит, – недовольно поджав губы, ответила гордо девочка. – Пастор у нас хороший.

Она скользнула мимо и спокойно ушла в купе, из которого уже с угрозой во взоре поглядывал на Анну здоровый мужик, которого неопытная девчонка приняла за священника.

«Неужели и к нам пришла торговля детьми?» – смекнула вдруг Анна, когда увидела плевок гноя в мойке, над которой только что умывалась девочка.

«У них же туберкулез, кому они всерьез нужны?» – обдумывала она тяжелейшую ситуацию, совершенно не зная, как помочь попавшим в беду девочкам, нежным и трогательным, как и Майяне из Панаевска, но беззащитным, как и те мальчишки, которых когда-то на продажу, по словам Рахмана, везли по африканской саванне в мешках.

«Если у них туберкулез, слабое здоровье… Они же никакой эксплуатации над своими крошечными и больными телами и трех дней не вынесут. Возможно, девчонок везут на… органы?»

Поезд затормозил. В Харькове сбежавшие с Ямальского полуострова девочки дружно спрыгнули с подножек вагона. Их подхватили уже местные «качки», на две головы выше своих подопечных. Пастор что-то девчонкам шепнул. Глядя на Анну, они покрутили пальцем у виска, а «качки» украинские с перрона погрозили ей кулаком.

Вернутся ли когда-нибудь эти северянки в края, «где олень держит на рогах день»? Где пускают прозрачные гейзеры в холодной Обской губе белухи, где живут щекур, гагара, налим… Будут ли и они еще там жить?..

Капитал… он выгоду не упустит. В любые века, в любом краю. У всех поколений, которые позволили согнуть себя Капиталу. Даже если в мешках шевелится плачущий и беспомощный товар. Или бойко пока еще прыгает с подножки вагона. Помощников у этого алчного, циничного устройства много: благородные пасторы, киношные режиссеры…

Еще действуют в стране Конституция и ее 41-й закон, по которому медицина для всех граждан бесплатная, однако на экранах телевидения уже кочуют кадры о бедном юноше, у которого больна мать, или перед нами – молодая женщина с больным дитем на руках, а за операцию почему-то надо платить, притом очень много. А денег на операцию у наших граждан, что в кино, что в жизни, нет, потому непременно надо бы, как подсказывают сценарист и режиссер, кого-то обокрасть или убить. Потом будь что будет…

Можно, конечно, за такое святое дело, чтобы помочь своим, но при этом уничтожить других, пойти и в тюрьму. Это выглядит красиво в фильме. Но в жизни иное: новичка потом будут всем камерным братством без устали насиловать. Он пойдет по рукам грязных подлых мужиков, на которых в камере по ночам никакой управы. А выйдя на свободу, паренек с порванной прямой кишкой больше трех месяцев не проживет.

Режиссер, конечно, об этом умалчивает. Ему нужна лишь романтика воровства, однако не страшная реальность жизни и боль преждевременной смерти.

То есть интеллигенция открыто, всеми художественными формами нагло и подло толкает человека на преступление, растлевает его. Интеллигенция занимается киллерством, убивая чужую душу, желая другому того, что каждый из них не пожелал бы своему родному дитю.

Мир всякий раз жестко учил Анну новому. Учил и сегодня. Или ты нынче в своей профессии ноль и напрочь забываешь прошлое, превращаешься в зомби, так никого и не защитив.

Либо ты – киллер, боевитый, наглый, научившийся убивать каждую клеточку прежней жизни даже… словом. Как на телевизионном экране, на котором каждый день что-то в ком-то убивают: чужое достоинство, чью-то мысль или желание вернуться к той жизни, в которой прежде у кого-то, возможно, что-то и отняли, однако отнятое поделили. Между всеми. А в эту эпоху тоже отняли, притом у всех, а не у единиц, но ни одной копейкой с другими не поделились. Накупив в других странах, будто гроздь бананов, кучу вилл, яхт, замков. Как тут написать традиционный и любимый всеми властями материал под заголовком «Итоги радуют»?

Хотя… и киллеры пишут уже подобное. Даже в кинофильмах показывают. Но восхищаться этим у Анны не получалось. Рахмана также не радовало почти все, что происходило в России. По-прежнему он читал каждый день газеты, звонил Анне и комментировал их, будто отстреливался:

– Фронт резко переменился… С журналистикой этого дикого поля у вас не умеют воевать. Хочешь, научу? Большевики во всем виноваты? Не спорь, поддакивай. Пиши, что это они подбили туземцев съесть Кука в Меланезии. И шумерские захоронения в древней Месопотамии – тоже жертвы большевистских репрессий. Вулкан Кракатау… – это большевики его взорвали, когда кинули в него водородную бомбу.

– М-да, а кто написал письмо турецкому султану? – мгновенно поняла Анна, повеселев из-за открытия, что и на том поле, на котором неплохо устроились мощные и самые недобросовестные люди планеты, тоже можно что-то отстаивать свое.

– Граф Дракула тоже большевистский агент. На Лубянке этим гордятся… Наградили уже маньяка сотней орденов, снимают фильмы… Народные денежки ведь не жалко…

Доводить до абсурда? Но как еще ответить тем, у кого танкеры, особняки, самолеты? Хоть усмешкой да размыть бы их пошлые идеалы, их визгоязычное желание превратить каждого человека в придурка.

– Еще одно предательство, – тяжело вздохнул Рахман при очередной встрече и отложил газету в сторону. – Кто после этого Россию уважать будет?

Анна вернула ее на стол и прочитала о том, что лидер Рабочей партии Курдистана Абдулла Оджалан обращался к российскому президенту, премьеру и к спецслужбам с просьбой разрешить ему остаться в России. Ельцин был в очередном запое. Окончательное решение принял Примаков, сказав твердое «нет». Хотя в Госдуме почти все дали согласие на предоставление Оджалану политического убежища. Евгений Максимович, тем не менее, отказал, несмотря на то, что в свое время сам поддерживал отношения с лидером курдов и был даже в отдаленных курдских партизанских отрядах.

– Америка, значит, надавила. Или Турция пообещала повлиять на события в Чечне, – проанализировал Рахман ситуацию.

Вскоре Оджалан оказался в тюрьме – пожизненно – на турецком острове.

– Примаков после этого спит спокойно? – спросил как-то арабский коллега.

– Конечно, спокойно… – подтвердила Анна.

– Вот гляди, газета… Издается в Америке удравшими из Советского Союза вечно обиженными. В ней об измене партийной верхушки уже в давние времена говорится открыто.

Бывший советский человек, некий Марк Перельман, физик, живший теперь в Иерусалиме, на страницах газеты «Новое русское слово» напоминал о временах Хрущева:

«В конце 1956 года или в самом начале 1957 года в Египет направляется делегация Верховного Совета СССР во главе с Д. Т. Шепиловым, в то время редактором „Правды“. В составе большой группы то ли переводчиков, то ли спичрайтеров – и Е. М. Делегация должна была, в частности, прогнозировать вопрос о возможности освобождения арестованных к тому времени коммунистов. Но Шепилов вынес из этой церемониальной, вообще говоря, поездки иное впечатление, он уговаривает быстрого на решения Хрущева в корне изменить концепцию внешней политики СССР – от поддержки рептильных компартий перейти к поддержке там, где можно, так называемых национально-освободительных движений!

Шепилов становится на восемь месяцев министром иностранных дел СССР, закладывает основы незыблемого вплоть до распада Советского Союза внешнеполитического курса, так что даже нашумевшее изгнание „антипартийной группы Молотова, Маленкова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова“ (помните анекдоты о самой длинной в мире фамилии?) не меняет, увы, этой концепции. Марк Перельман, доктор физ-мат. наук, Иерусалим, г-та „Новое русское слово“, 10–11 октября 1998 г., Нью-Йорк).

– Е. М. – это же Примаков, – расшифровал нынче Рахман. – Как по-твоему, главный редактор газеты „Правда“ обсуждал тогда с арабистом Примаковым идею будущего предательства?

Конечно. Тем более что в ту поездку Дмитрий Трофимович взял Евгения Максимовича как советника по арабским делам. Обсуждали они эту проблему и, видимо, не раз. Но каким образом эта пошлая установка стала главной по отношению к коммунистам из других стран? Притом у первого на земле советского государства… Кто бы знал тогда, что идея Измены поселилась в те годы уже прямо в Кремле? И социализм этот народец Измены начал сдавать, начиная с окраин планеты, с предательства арабских и африканских компартий.

Выходит, что руководителям Советского Союза наши единомышленники в других странах такие, как Махджуб, Рахман, Хади, плачущие на университетских кухнях девочки, их братья и отцы, погибающие в Каире, Багдаде, а далее… везде, уже тогда казались им рептильными.

Конечно, это не Шепилов оторвал голову молотовской внешней политике первого Советского государства, обращавшей внимание в первую очередь на трудовые, а не на буржуазные резервы во всем мире. Дмитрий Трофимович, скорее, лишь довел до Хрущева концепцию арабистов нового поколения, ориентировавших страну на поддержку националистов, а не на поиски подлинных друзей, которых и без того у СССР было маловато в мире.

Ориентация на активную буржуазию в арабских и африканских странах была грандиозной ошибкой внешней политики страны. Вместо того, чтобы приводить к власти своих людей, как это делают американцы по всему миру, мы своих „опускали“ или не обращали на них никакого внимания, а медом-сиропом разливались перед громко орущими выскочками. Пустой барабан, как известно, громко гремит.

Пришедшие к власти буржуазные офицеры все равно были крепко повязаны с западными банками через прежние займы, торговлю, общие предприятия, а независимыми становились большей частью формально. Для помпы, для вида, чтоб самим быть наверху. Потом бежали в мечеть, в которых нянчили тайно или явно свое мусульманство, хвастали правоверностью, отчего волей-неволей помогли вскоре захватить влияние почти во всех мусульманских странах самым фанатичным и религиозным черным силам.

Уж если концепцию предательства арабских и африканских компартий и впрямь подсказал когда-то в самолете Шепилову арабист Примаков, а тот, как попугай, озвучил ее в присутствии Хрущева, то уже одним этим нашептыванием Евгений Максимович нанес огромный вред стране, которая вскоре взяла-таки курс на вопиющее распыление левых сил – единомышленников в других странах… Но тем самым он помог спаять по всему миру чуждое нам националистическое и религиозное кубло. Как же такие подлые мысли могли прийти в голову тем, кто вроде бы должен быть умнее и прозорливее?

И лишь через много лет, уже почти на склоне лет своих Анна нашла объяснение подобному поведению арабиста и примкнувшего к нему Шепилова. Александр Петрович Шевякин в своей книге „КГБ против СССР. 17 мгновений измены“ подробно рассказал о том, почему некоторые высокопоставленные чиновники уже и на свою страну глядели как на рептильное, никому не нужное, образование.

Вернее, им не нужное. А люди не в счет: кто они такие, эти мелкие букашки, чтобы с ними считаться?

„…Весьма значительная доля международников – А. Г. и Г. А. Арбатовы, А. Е. Бовин, Р. Г. Богданов, Ф. М. Бурлацкий Г. И. Герасимов, В. В. Журкин, Н. В. Загладин, А. А. Кокошин. В. П. Лукин, Е. М. Примаков, А. Н. Яковлев – просто-напросто в какой-то момент либо сами перешли на сторону Америки, либо стали интеллектуально обслуживать явных врагов Советского Союза внутри страны. Интересен, конечно же, вопрос, почему они изменили? И ответ я нахожу не в том, что некая патология предательства есть в них, но и потому, что, получая сведения из первых рук, из закрытых спецхранов и минуя их, имея доступ к свежей разведывательной информации, они подвергались психологическому воздействию со стороны Запада, они убедились в его интеллектуальной мощи как никто другой…“.

Но и внешние как будто бы сторонники Советского Союза из других стран – на митингах, перед толпами такие хорошие, а изнутри – черви грызущие, были такими же хищниками.

Вот, положим, Насер… Википедия о нем сообщает:

„В беседе с госсекретарем США Дж. Даллесом в мае 1953-го Насер сказал: „Если мы и опасаемся коммунизма, то изнутри, а не экспортируемого СССР. И если я перестану вести себя как националист, то у меня в стране победят коммунисты““.

После военного переворота „Свободных офицеров“ и прихода к власти Гамаля Абдель Насера аресты, пытки и репрессии египетских коммунистов были продолжены. Сам Насер и ряд высших руководителей БААС рассматривали коммунистов как внутреннего врага.

В декабре 1958-го в Египте вновь стали арестовывать коммунистов, обвинив их в „предательстве арабского дела“. Бывали, напротив, и периоды относительного послабления: например, из египетских тюрем в 1960–1962 годах были выпущены левые деятели и коммунисты, многие из которых были назначены на руководящие посты. В годы объединения Египта и Сирии в единую Объединенную арабскую республику египетские спецслужбы нанесли значительный урон до тех пор весьма сильному коммунистическому движению в Сирии. В 1965 году в результате полицейских репрессий объявили о самороспуске, частично влившись в состав Арабского социалистического союза».

Но поразительно, как по-доброму относилось руководство Советского Союза к антикоммунисту и националисту Насеру! О том, какую огромную, фактически безвозмездную помощь оказала советская страна Египту, описал в своей книге «Гамаль Абдель Насер» Анатолий Агарышев:

«Национализация Суэцкого канала принесла ОАР некоторые финансовые средства. Было решено использовать их для строительства Высотной плотины на Ниле. Но этих средств не хватало. Отказавшись финансировать строительство, США считали, что Советский Союз не в состоянии помочь Египту. Даллес так и заявил на заседании сенатской комиссии 28 сентября 1957 года: „В принципе допустимо, что Советы согласятся оказать помощь, как приманку. Но они никогда не смогут построить эту плотину“.

Но Даллес жестоко ошибся. В декабре 1958 года Советский Союз подписал соглашение о предоставлении экономической и технической помощи в строительстве первой очереди Асуанской плотины. При этом за основу был принят проект советских специалистов, признанный лучшим на международном конкурсе.

Никогда раньше Александрийский порт не принимал такого количества грузов, как в те дни. День и ночь у причалов разгружались суда. На берегу выстраивались целые пирамиды пахнущих смолой ящиков. Земля содрогалась от рева многотонных советских самосвалов, бульдозеров и экскаваторов. На железнодорожных вагонах, из которых формировались составы, уходившие из Александрии, ставилась короткая надпись: „Высотная Асуанская плотина“. Грузы отправлялись также и по Нилу на наспех сооруженных плотах, баржах и на фелюгах. Толпы крестьян выходили на берег реки, провожая барабанным боем вереницы плотов и фелюг. Из-за барханов пустыни выныривали на верблюдах бедуины и, увидев речные караваны, палили в воздух… Маленькая железнодорожная станция Асуан на юге Египта, которую с трудом можно было отыскать на карте, удостоилась вдруг внимания крупнейших международных агентств, газет и журналов. Даже высокопоставленным служащим египетских министерств пришлось задолго до 9 января 1960 года забронировать места в единственной на весь город гостинице „Катаракт“. Наступил торжественный день. В десяти километрах от города на каменистой площадке, с которой хорошо видны Нил и окаймляющие его утесы, раскинулся огромный шатер, рассчитанный на несколько тысяч человек. Рядом был сооружен каменный постамент с нишей. Около него феллахи в голубых галябиях держали стреноженного быка. Шатер не вместил всех собравшихся, люди сидели на прибрежных скалах, стояли вдоль дороги, ведущей из Асуана. Вдруг, словно по мановению волшебной палочки, гул многотысячной толпы стих. Колонна черных машин, показавшихся из-за поворота, остановилась перед шатром. Первым из машины вышел Гамаль Абдель Насер. Он радостно улыбался, подняв руку над головой в знак приветствия.

Люди кричали, как солдаты во время атаки. Полицейские, взявшись за руки, едва сдерживали напор толпы. Вместе с Насером прибыли гости из многих стран, в том числе, и советская правительственная делегация. Жестом он приглашает всех осмотреть модель будущей плотины. Затем в нишу каменного постамента заложили документы, связанные со строительством плотины, коран, монеты – это для потомков.

Наконец нишу замуровали, стреноженный бык дернулся в предсмертных судорогах. Традиционное жертвоприношение совершилось. Так египтяне поступали всегда, предпринимая великие дела.

Гамаль Абдель Насер с гостями вошел в шатер. С трибуны, украшенной флагами ОАР и СССР, он горячо поблагодарил Советский Союз за помощь в строительстве плотины.

Затем Насер и гости одновременно приложили пальцы к кнопке взрывающего устройства. Дрогнули черные скалы. К небу взметнулось коричневое облако песка и камней. Тысячи людей с кирками и лопатами бежали к месту взрыва. Тяжело рыча, разворачивались бульдозеры и экскаваторы. Великое покорение Нила началось».

И вот за эти горы ящиков, сотни экскаваторов, тысячи грузовиков, тонны цемента, советское правительство не посмело защитить брошенных в тюрьмы египетских коммунистов! Не говоря уже о том, чтобы привести их во второй-третий эшелон власти!

«Мы в Египте ждем того уже недалекого дня, когда красный флаг взовьется над пирамидами, чтобы салютовать красному флагу над Кремлем!», – сказал в 1923 году первый лидер Египетской коммунистической партии Хусни Аль-Ораби. Однако не эти замечательные слова, не программа компартии Египта легли в нишу каменного постамента будущей Асуанской плотины, а Коран…

Выскочка Хрущев еще раз двинул поперек истины, против концепции собственной атеистической страны с ее интернациональными принципами, и лютому националисту Насеру присвоил звание Героя Советского Союза!

А это, интересно, чья подсказка?

Помнится, тогда народ удивлялся, за что это антикоммунисту – высочайшую премию советской страны? Может, не зря много лет спустя внук Хрущева, тоже Никита, работавший дворником в Леонтьевском переулке в Москве, как-то сказал высокопоставленным жильцам в этом доме:

– Ну, какой мой дед коммунист? Он никогда коммунистом и не был…

И впрямь… Ну, построили мы Египту Асуанскую плотину, а в Индии – огромный металлургический завод… Когда Советского Союза не стало, эти страны вернули хоть что-то в казну коммунистических движений России, топнули ногой на Ельцина, когда тот в центре Москвы расстреливал собственных граждан? Богатейшая по тому времени Ливия так и не вернула Советскому Союзу, потом и буржуазной России, семнадцать миллиардов долларов.

Националисты же всех стран шкурно об этом помалкивали, радуясь тому, что некому больше отдавать долги. Их интересы понятны. Кошке кинули жирный кусок, она и слопала его. Но тяга во внешней политике позднего СССР ко всем антикоммунистическим силам в арабских и африканских странах, конечно, была пошлой и неразумной. Ведь в это время на колхозных фермах собственной страны не было ни одной асфальтированной дорожки, отчего бедные сельские женщины, зарабатывая средства для строительства далекой Асуанской плотины, с трудом вытаскивали ноги из грязи, когда тянулись из деревень на фермы к своим Зорькам и Майкам.

Однако эти острые углы обычной, но очень трудной деревенской жизни никогда не обсуждались вслух. В газетах под рубрикой «Мир за неделю» с утра до ночи восхищались приходящими к власти националистами на всех континентах.

Стоит ли удивляться тому, что в Советском Союзе никогда на страницах газет не было ни одной открытой дискуссии по поводу национализма, своего или чужого, как воплощения алчности и хитрости. Никогда не объяснялось, что национализм – это обычная программа ненависти, забравшаяся в души людей чуть ли не на генном уровне, когда у человека еще не было такой мощной защиты, как государство.

Национализм как явление никогда в СССР не был обсужден публично, не разобран на все его хорошие и гнусные составляющие, не объяснен как факт разобщения и отторжения людей друг от друга, как источник в людском роду вечных бед и страданий.

Из-за лишней осторожности и хитроватых умолчаний уже в те годы вызревала огромная трагедия для тех людей планеты, кто связал свою жизнь с первой советской страной, кто был ей верен, кто считал ее идеи осью будущего мирового развития.

– Своих соотечественников, как молекул, сдавали миллионами в республиках, что им один Оджалан? – беседуя с Рахманом, заметила грустно Анна, вспомнив, какие горы оружия тогда отдавали уходящим из страны регионам, как, положим, Чечне, чтоб потом там резали головы всем подряд! Лишь бы никогда больше не было целостной страны. Только как понять до конца, зачем это все? И как это все принять?

Во имя чего… Возможно, время и докопается когда-нибудь до истин, но пока эпохе было не до разгадок. Время бесцеремонно тащило по камням всех, даже эпоху. Во всех точках такого вроде бы огромного земного шара.

Очень переживал Рахман за происходящее и на собственной Родине. Там все было, как и в России, только гораздо хуже. В уголовный Кодекс его страны уже были включены новые статьи: бичевание за употребление алкоголя, отсечение руки за воровство, избиение камнями за супружескую неверность.

– Конечно, мы тогда в 1971 году поторопились, плохо подготовились, не предвидели многого, – рассказывал журналист о делах давно минувших лет. – Потому и проиграли. Но знающие люди понимают: мы спешили, мы делали все, чтобы братья-мусульмане и близко около парламента не оказались. Кто знал тогда, что богатейшая страна в мире – Саудовская Аравия – будет финансировать не полеты арабских парней в космос, не новые открытия в лечении рака, чтобы хотя бы дети от карциномы не умирали, а тех, кто протащит закон об отсечении головы человеку, если он против ислама? Или пожизненное заключение с конфискацией имущества за любую антиправительственную деятельность.

– Как видишь, мне путь домой закрыт… – добавил Рахман невесело. – И много лет у нас война… Парень утром идет в университет, а его хватают на улице и отправляют на войну. Вечером он уже у матери на столе в… саване. Кто так делает?

– Из-за чего война?

– Помнишь, я много лет назад говорил тебе, что нельзя в стране, где более трехсот национальностей, навязывать шариат? Не хотят шариат на юге. Не хотят женщины там ходить жарким днем в душных платках. Не хотят, чтобы их били плетьми за любовь.

Анна когда-то интересовалась исламом, и ее поразила воинственность и фанатичность его проповедников. Вот, положим, имам Абу Ханифа из средневековья… Но разве и в те времена надо было быть таким злобным и агрессивным? «..Аллах приказал начинать войну и сказал: „Сражайтесь с ними, пока не исчезнет искушение“, „Убивайте многобожников, где бы их не нашли“». А вот слова ученого ханафитского мазхаба Шейха Абду-ль-Гания аль-Гунайми уже из XIX столетия: «Джихад является общественной обязанностью – если какая-то группа ведет Джихад, то с других эта обязанность снимается, если же никто его не ведет, то грех ложится на всех людей по причине оставления этой обязанности. Сражение с кафирами является ваджибом (обязанностью), даже если они не наступают на нас первыми». «Посланник Аллаха сказал: „Мне было велено сражаться с людьми, пока они не засвидетельствуют, что нет иного божества, кроме Аллаха. Если они засвидетельствуют это, то обезопасят свои жизни и имущество“»…

– Но это же геноцид! Почему надо непременно наступать на другие народы? Это узаконенный религией захват чужих пространств и унижение других жизней. Почему на меня, моих друзей и близких надо непременно наступать, что-то у нас отнимать и даже убивать?

– Да, наступают и заявляют, что «только Халифат может сделать бедность историей». За семьсот лет ничего не сделали, а теперь вдруг сделают…

– Неужели такие невежды?

– Дремучие… Объявили социализм низшей формацией и навязывают «экономику по шариату». Нет экономики по шариату! Беспроцентную ссуду объявляют находкой ислама, но простым гражданам и предприятиям ее давали и при социализме. Распределяют продукты по общинам. При социализме в трудные его годы люди имели талоны на все необходимое. Хотят, чтобы коммунальные объекты стали объектами общественной собственности. При социализме прачечные и многое другое было общественной собственностью. Однако в нашей стране частная собственность, кто отдаст даже прачечную? И почти вся земля в руках феодалов.

Когда-то Анна встретила у Тургенева фразу: как только человечество перестанет бороться за социальную справедливость, книгу жизни можно закрывать. И какое благо, что еще находятся люди, которые в любой, даже в очень трудной для себя житейской ситуации, эту книгу держат открытой и не устают рассказывать о ней другим.

– Да, – согласился Рахман. – Это социал-демократия по-исламски. Она, как евнух в гареме, – охраняет любой гнусный порядок. Вроде хочет помочь жертве, но охраняет и насильника. Это когда много болтовни, и никаких дел. Каков итог? – переспросил он и тут же ответил, что частная собственность при попустительстве социал-демократии рано или поздно почти все у людей отнимает. И никакой шариат, никакие увещевания и призывы к совести и имени Аллаха тут не помогут. Все решает экономика, а не религия. Религия – это власть над душами, чтоб люди подчинялись и боялись что-либо изменить. Религия нужна феодалу, чтобы владеть душой дехканина, как счетом в банке, как собственной мотыгой.