Текст книги "Дачный зверинец (СИ)"

Автор книги: Лариса Львова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

   – Так, Гошенька, будь героем, открой глаза и не жмурься. И рот пошире открой.

   Гоша подчинился благодаря слову, которое он впервые услышал от подруги. Кто сказал, что быть героем легко?

   Глаша разорвала пакет по швам, поднесла его к лицу друга и дунула что есть сил.

   Улицу огласил такой вопль – Дашка бы позавидовала. Глаше и самой перец попал в нос и глаза.

   Обливаясь слезами, подтирая нос, она потащила орущего и слепого Гошку по улице. Ближе к дому целительницы она заголосила:

   – На помощь! На помощь страждущему ребёнку!

   Когда ребята оказались рядом с очередью, Даша добавила страстей и жалостливых слов:

   – Люди добрые! Пустите страждущего без очереди! Невинный ребёнок погибнуть может! Не откажите, люди добрые!

   На Гошку и вправду было страшно смотреть: красные глаза прятались под отёкшими веками, из них сочились розовые слёзы, под носом висели багровые сопли. А кожа покрылась пятнами. Ну и орал он будь здоров!

   Люди добрые подскочили и закричали, чтобы дети входили прямо сейчас.

   Но...

   В одной из машин сидел старенький заведующий неврологическим отделением, в котором работал Гошин папа. Он привёз к целительнице свою древнюю маму, которая лечиться у сына не желала, считая его с детства недостаточно серьёзным.

   – Георгий?! Глафира?! – испуганно крикнул заведующий и выбрался из машины. – Что случилось, дети? Давайте я вас осмотрю. Может, скорую вызвать?

   – Отстань от дитёв со своей скорой, – сказала одна из старушек. – Сейчас Саввишна поможет. Безо всяких скорых.

   – Я невролог высшей категории! Кандидат наук! – возмутился Борис Иванович. – Это дети моих коллег!

   Что тут началось! Все набросились на Бориса Ивановича с криками: хорош врач, если сам сюда приехал!

   – У ребёнка может быть отёк Квинке! – пытался пробиться к ребятам завотделением. – Это опасно для жизни!

   – Опасно для жизни у врачей лечиться, – загрохотал бас какого-то старичка.

   Неходячая мама заведующего застучала ручкой костыля в окно машины. Она явно была настроена против своего сына.

   Наконец Глашу и Гошу втолкнули в тёмные сенцы, где очень сильно пахло травами и сырым деревом. Они сами зашли в избу с низким потолком и вполне обычной обстановкой. Гоша уже не орал. Он хрипел. Глаша закрестилась на все углы для лучшего впечатления. Потом она встала на колени и ткнулась лбом в очень чистый крашеный пол. Кругленькая бабулька в белом платке минуту рассматривала ребят, потом почерпнула ковшиком воды из бочонка, который стоял сбоку стола и плеснула в лицо Гоше, а потом и Глаше.

   Глашке сразу полегчало, она утёрлась полой рубашки. А Гоше досталось ещё два ковша воды, потом бабка обтёрла его лицо тряпочкой, на которую она налила масла из тёмной бутылочки. Гоша реветь перестал, но всё равно ничего не видел.

   – Чего притащилися-то? – спросила Саввишна. – Морды перцем зачем намазали?

   И тут оплошала Глаша. Её правдивость не дала выспросить Саввишну, где искать Гульку. Она выложила всё без утайки, в том числе и про обман со жгучим перцем.

   Гоша, хоть ему и было больно, несколько раз толкнул Глашу. Но подругу так просто не остановишь!

   – Хорош болтать ерунду, – сказала Саввишна. – Вы не по адресу. Я с Божьей помощью людей лечу, а не сказки рассказываю.

   И она перекрестилась на иконы в тёмных от времени окладах.

   – Выведите их прочь, – велела она кому-то.

   Ребят взяли под локти и вытолкнули за дверь.

   Не только Глаша, но даже Гоша увидел страшную картину: возле дома стояла машина. А рядом – оба папы.

   – Спасибо за информацию, Борис Иванович, – сказал дядя Пётр, взял сына за подбородок и спросил:

   – Что это было?

   Гоша онемел и не ответил.

   – Перец, – вместо друга ответила Глаша.

   Дядя Пётр посветил в глаза сыну фонариком и дал посмотреть Борису Ивановичу, который сказал:

   – Только раздражение роговицы. Ожогов не вижу.

   Стоматологу дяде Грише тоже дали посмотреть.

   – Я закрыл глаза, когда мне Глашка в лицо дунула перцем, – признался Гоша.

   – Лишь случайность спасла тебя от серьёзных последствий. Но не от наказания, – сказал папа Петя.

   А папа Гриша взял дочь за руку железными пальцами.

   Ребят втолкнули в машину, и до самых Кусачей друзья слушали то, что думают отцы про их ум.

   Весь день Гошка лежал с примочками на глазах, а Глаша читала ему книжки. Мама Тоня пришла с Дашкой на руках, и младенец, пуская слюни, несколько раз пропел ему:

   – Гулигули... агу-агу.

   Гошка дал ей свой палец, и Дашка долго не отпускала его.

   Когда же вошёл дядя Петр, малышка разразилась гневным:

   – Гагга-гыгга.

   Может, Глаше показалось, но дядя Пётр был немного смущён.

   Вечер оказался сложным: работавшим дачникам нужно было собираться в город; Дашка снова раскапризничалась; у Гоши вдруг поднялась температура и его требовалось показать окулисту. Выходило, что в Кусачах останутся только мама Надя с сёстрами. Ребят это не устраивало: требовалось срочно разыскать Гульку.

   Родители собрались на совет. Основной вопрос касался странного волосатого ребёнка с зубами. Если уж он так дорог ребятам, что они пошли на обман и самоистязание, может, лучше позволить им общаться с Гулькой? О том, что она обиделась и покинула общество, даже никто не подумал. Взрослые явно отказали ей в уважении.

   – Я считаю, что ребёнок с такими отклонениями должен быть обследован в больницах самыми разными врачами, – заявил дядя Пётр. – К детям его допускать нельзя.

   – Коллеги, вы можете надо мной посмеяться, но я сомневаюсь в принадлежности этого создания к человеческому роду. Я наблюдал совершенно бешеную регенерацию. Предполагаю, что это существо подверглось опытам... или вообще не с нашей планеты, – добавил дядя Гриша.

   – И что, если это так? – с надеждой спросила мужа мама Тоня с Дашкой на руках, которая беспрерывно тягала мать за волосы, нос и уши.

   – Я допустил бы общение существа с детьми, но обязательно обратился бы в специальные организации, – ответил дядя Гриша. – Так или иначе эту Гульку увезут. Ребята ещё больше расстроятся. Лучше уж сразу...

   – Гыгга-гагга! – разверещалась Дашка.

   – Такое впечатление, что малышка всё понимает, – заметила тётя Надя.

   – Конечно. Я в этом убедилась на своём опыте, – ответила мама Тоня.

   Гоша и Глаша слушали родителей за занавеской, которая отделяла кухню от гостиной. Вреднющий сквозняк раздул её, и взрослые увидели ребят, которые сидели у порога на корточках.

   – Подслушивать – это подло и низко, – сурово сказал дядя Пётр.

   – Это разведка! – возмутилась Глаша. – Мы не личные секреты хотим узнать.

   – А то, что касается всех! – добавил Гоша.

   Взрослые ещё не знали, что у ребят есть свой план.

   – Ну хорошо, раз всех касается, то мы готовы выслушать вас, – сказал дядя Пётр. – Надеюсь, что вы поняли всё, о чём мы говорили.

   И тут Глаша приступила к выполнению своего плана.

   – Гулька обиделась и не вернётся, – сказала она. – Ушла в свою сказку навсегда. Люди плохие, они не оценили её характер и дела.

   – Да-да, не вернётся! – подтвердил Гоша.

   – И мы с этим смирились. Кроме Даши, конечно, – продолжила Глаша разматывать свои коварные сети.

   – Но мы требуем, чтобы нам разрешили ездить на великах, раскапывать клад в саду, ходить в лес, купаться в реке, – заявил Гоша.

   – Без надзора, как за малышнёй! – вставила Глаша. – Будем отзваниваться через час. Здесь две вышки, связь хорошая.

   – Законные, между прочим, требования, – сказал дядя Пётр и скрестил руки на груди. – А как насчёт помощи по дому?

   – Будет! – пообещал Гоша и тоже скрестил руки на груди.

   – Без всякой дурости вроде визита к знахарке? – спросил дядя Гриша.

   – Без! – сурово сказала Даша. – Просто мы были в отчаянии, что убежала Гулька. Больше такого не повторится.

   Тётя Надя развеселилась. Сначала она закрывала рот рукой, а потом захохотала:

   – Вот хитрецы-то! Свободу им подавай. Но лето на даче должно быть дачным летом. Пускай выполняют свои обещания. Мы понаблюдаем, как это у них получится. И будет им свобода!

   Гоша и Глаша были довольны. Родители попались в сети!

   – Только нужно решить территориальные вопросы, – сказал дотошный дядя Пётр. – Свободы без границ они не получат.

   Гоша и Глаша немного поспорили для вида, и вопросы были решены.

   – Мама, можно я Дашеньку попробую сама уложить? – спросила впервые Глаша.

   Тётя Тоня умилилась и согласилась.

   Глаша взяла извивающуюся, как уж, Дашку и внесла её в детскую

   – Гагга-гыгга, – проныла Дашка, сжала кулачок и небольно стукнула сестру по носу.

   – Погоди, Дашка, – сказала Глаша. – Ты же ночью слышишь Гульку? Она поёт для тебя. Попытайся ей сказать, чтобы она пришла к крыльцу на кухне.

   Дашка или не поняла, или не согласилась. Просто продолжила капризничать и не захотела засыпать. Глаша спела ей все детские песенки, но напрасно: ребёнок решил довести нервы сестры до кипения.

   И только когда засвистела птичка, Дашка успокоилась. Она прикрыла ресницы и издала целую трель незнакомых звуков:

   – Гыхпыхфух! Гуля агу! Тпуа! Гых-гых...

   И заснула.

   А Глаша пошла к себе, не забыв тихонько стукнуть кулакам в Гошкину дверь.

   План детей был прост: если Гульке нельзя быть у них в гостях, то почему бы ребятам не бывать в гостях у Гульки?

   Однако встретиться с Гулькой не удалось. Ребята долго продрожали на крыльце у кухни, но Гулька не появилась.

   – Мы-то тут при чём? – обиженно спросил Гоша. – Это мой папа хотел отправить её в больницу.

   – Наверное, мы чего-то не знаем о дочках кикимор. Помнишь сказку о Царевне-лягушке? Царевичу пришлось пройти испытания, чтобы вернуть её. Может, нам тоже нужно пройти испытания, – сказала Глаша.

   – Глашка, какие сказки, а? Гулька – такой же человек, как и мы. Обиделась навсегда. Нужно уговорить её встретиться, – возразил Гоша.

   – Сначала нужно её найти, – заметила Глаша.

   – Вот вернусь завтра из города от окулиста, и начнём искать, – сказал Гоша.

   Ребята ушли в свои комнаты не солоно хлебавши.

   Утром Гошку увезли к окулисту, а Глаша помогла маме с уборкой, кормлением Дашки и приготовлением обеда. Потом заявила:

   – Мама, я воспользуюсь первой свободой: буду копать клад.

   – Хорошо, доченька. Только будь осторожна: в саду осы прямо осатанели, проходу не дают, – обеспокоилась, несмотря на соглашение, мама Тоня.

   Глаша кивнула и злорадно подумала:

   – А нечего было обижать Гульку!

   Она взяла самую лёгкую лопату, но и от неё очень скоро заболели руки. Однако удалось откопать доски, которые оказались крышкой какого-то короба, врытого в землю. Возможно, здесь когда-то был ледник. Ведь раньше, когда не было холодильников, люди устраивали их в тенистых местах для хранения продуктов.

   Глаша попыталась оторвать одну доску крыши. Внутри было темно и очень сыро. Сразу зачесался нос. Глаша ведь не знала, что у плесени такой острый запах.

   Она отодрала ещё одну доску, потом ещё одну. На большее просто не хватило сил. Солнышко заглянуло в короб, и Даша увидела, что это просто маленький домик: лежанка, стол и лавка. А вместо пола – сплошная грязь, видимо, задержались талые воды с самой весны. Ещё грязь наползала через отверстие в стене. Наверное, там когда-то было окно.

   И тут в Даше словно включились батарейки или завёлся моторчик: она сбегала к сараю, отмахиваясь от ос, прихватила грабли и два подходящих куска пластика, которые остались от отделки дома. Граблями нагребла в отверстие на крыше листву, кое-как разровняла её лопатой и сбросила лист пластика. Потом осторожно спустилась и утоптала «пол». Вторым куском она закрыла дыру в крыше и пошла мыться.

   Глаша думала, что ей влетит от мамы за то, что она вся выпачкалась. Но мама улыбнулась. Наливая дочери тарелку супа, похвалила:

   – А я и не знала, что ты у меня такая умница! Дашка пыхтит, тренируется, а потом ест, как богатырь!

   – Ты о чём, мама? – удивилась Глаша.

   – Иди и посмотри.

   Глаша бросила ложку и рванулась в детскую.

   Над кроваткой висел обычный вертящийся круг с игрушками, но сестрёнка была занята не им. По середине планок кроватки была крепко натянута круглая верёвочка из ниток, полосок кожи и ещё чего-то.

   Дашка хваталась ручонками за верёвочку и пыталась подтянуться. Падала, отдыхала и снова принималась за «тренировку».

   – Сначала у неё головка заваливалась, а теперь смотри – она её крепко держит,– сказала мама. – Нужно тёте Инне позвонить, на пользу ли такие упражнения.

   Тётя Инна была педиатром и знала всех детей в доме с рождения.

   Глаше стало немного обидно: ведь ясно же, кто придумал такой турник для трёхмесячного младенца. Значит, они с Гошей совсем не дороги Гульке. Она любит только Дашку.

   Глаша молча вернулась к обеду, а мама Тоня не поняла угрюмости дочери и время от времени посматривала на неё, пыталась вызвать на разговор. Но не тут-то было! Глашу грызла какая-то тоска.

   О радость, к трём часам явился Гошка. С ним было всё в порядке, только нужно лечиться мазью. Глаша рассказала ему всё, и ребята бросились в сад.

   Первым делом они обкопали ту сторону, где было окошко. Оказалось, что это дверь, створка которой была прижата грязюкой к стене. Они почистили всё внутри тряпками и ветошью, которые нашли в сарае, натаскали сухой прошлогодней травы и ещё немного подняли пол. Выпросили у мамы Тони несколько ящиков с цветочной рассадой и поставили на пластиковую крышу. К двери прокопали нечто похожее на дорожку. Коме того, в сарае обнаружили старую лампу и полупустую бутылку с надписью «Керосин». Начадили, пытаясь разжечь лампу. Но получилось! И всё это они сделали, постоянно сталкиваясь спинами и локтями, настолько домик был мал.

   Зато в сумерках, когда из открытой двери заструился слабый свет лампы, домик показался таким красивым, таким сказочным!

   Гоша и Глаша не сказали друг другу ни слова, но они постоянно думали, что стараются для Гульки. Да что там, они были уверены: это Гулькин домик!

   На ночь глядя для работников пришлось топить баню. Мама Тоня, у которой даже родственники в селе не жили, с трудом справилась с печкой. Дашка на руках у сестры о чём-то погулила и вскоре заснула, положив головку на Глашино плечо.

   Мама Тоня помогла работягам вымыться, и в первом часу ночи все сели пить чай с сушками.

   А на улице творилось что-то странное: на все голоса пели птицы, качались ветви деревьев, в открытые окна рвалось необыкновенное для десятого июня тепло.

   И пусть болели стёртые чуть не волдырей руки, несмотря на то, что работнички захватили перчатки обеих мам. Сон был счастливым и лёгким.

   А утром после ночного дежурства приехала мама Надя и закричала:

   – Эй, народ, просыпайся! Диво дивное!

   Народ еле продрал глаза и бросился к окнам.

   Старый сад зацвёл! Осы переключили внимание на огромные розоватые цветки, налетели и пчёлы, а в ветвях залились пением птахи.

   – Слышь, народ! Сад зацвёл на месяц позже! – засмеялась мама Надя, будто и не стояла у операционного стола. А длились её операции по десять – четырнадцать часов, со сменными бригадами.

   Гоша и Глаша бросились к домику. Они так ждали Гульку! И все чудеса связывали с тем, что дочка кикиморы их простила.

   Они остолбенели, когда сунули головы в дверь.

   На них смотрел крохотный старичок.

   Глава третья, в которой рассказывается о знакомстве с дедом-Ладуном, Домовым, Водяным и русалочками

   – Здравствуйте, – прошептал Гоша.

   – Здрасьте, чада трудолюбивые, чада добрые! – поприветствовал ребят старичок.

   – А вы кто? – спросила Глаша.

   Её голос дрожал от скрытых слёз. Она думала, что встретит Гульку...

   – Я дед Ладун, всему вокруг пестун, – ответил старичок и погладил бороду.

   – А что такое пестун? – спросила Глаша, которая забыла про горе.

   Она про всё забывала, если ей казалось что-то незнакомым и интересным.

   – Пестовать – это холить всё и лелеять, – ответил Ладун, посмотрел на Глашу и добавил: – Заботиться обо всём, что есть в мире.

   – А вы тут живёте? – спросил Гоша.

   – Нет, по птичьим гнёздам ночевал, у мышек жил. Да меня всякая тварь лесная привечала. – Ладун вздохнул. – А здесь мой друг покой нашёл. Вот, вчера заглянул, увидел, что и о нём вы позаботились.

   – Покой нашёл – это умер что ли? – спросила Глаша.

   – Нет, он ни жив и не мёртв, хранил его здесь до лучших времён.

   – А кто он? – Тут уже и Гошу одолел интерес.

   – Домовой. Вот, что от него осталось. – Ладун достал кулёчек. – Когда тот домина, в котором вы сейчас живёте, строился, Домового краном повредило. Я и изладил ему этот домик, изгнаннику несчастному. Где ж это видано – домового калечить? С тех пор тому, кто строился, в новом доме покою не стало. Съехал. Сдаёт разным людям, вот как вам, – сказал Ладун.

   Он развернул кулёчек, и ребята увидели разорванную ватную игрушку – голова с копной волос отдельно, туловище с ногами в лаптях отдельно.

   – Так его же починить можно! – сказала Глаша. – Взять и пришить голову.

   – Шить не умею, – признался Ладун. – Только верёвочку-потешку для младенца сплести могу.

   – Так это вы моей сестрёнке забаву по вкусу нашли? – удивилась Глаша. – А я думала... Спасибо большое-пребольшое! Теперь Дашка спокойнее стала. Кто ж знал, что она у нас физкультурница, что ей тренировки нужны. А мы её качали да игрушки совали под нос.

   – Всякое дитя сначала нужно узнать, а потом уже забавлять, – наставительно сказал Ладун. – Что ребёнка, что мышонка.

   – А птичка... птичка, которая песенки Дашке поёт? – с надеждой спросила Глаша.

   – Так это я насвистываю, – засмеялся Ладун.

   – Давайте Домового. Меня мама шить научила, – сказала Даша.

   – Бери. А если его в доме оставишь да молочка в блюдце нальёшь али кусочек пирога дашь, так он тебе послужит, – сказал Ладун.

   – У нас родители... как их... забыл... – сказал Гоша.

   – Атеисты, или неверующие, – подсказала Глаша. – И врачи к тому же. Если увидят, могут рассердиться.

   – А Домового никто не видит, – засмеялся Ладун. – Только он всё в хозяйстве видит и помогает во всём. Коли хозяин лекарь – клиентов привлечёт для пущего заработка.

   Ладун завернул кулёчек и подал Глаше. Посмотрел на них ярко-синими глазами и сказал:

   – Поведайте деду Ладуну о своей тоске-печали. Я же вижу, что беда у вас.

   – Беда, дедушка, настоящая беда, – сказала Глаша.

   И ребята, перебивая друг друга, поведали Ладуну историю про Гульку.

   – Не знаем, где искать её, – сказал Гоша и скривил губы.

   – Она, наверное, думает, что мы предатели, – сказала Глаша и заплакала.

   Она девочка, ей простительно.

   Ладун нахмурился и ответил:

   – Знаю я Гульку. Хорошая она, заботливая. Взял бы в помощницы, но не по нашему Лесному Уставу такое. Каждый своё дело знать должен. Мой вам совет: забудьте про Гульку, иначе попадёте в большую беду.

   – Мне мама читала книжку, когда я ещё сама букв не знала. В ней написано: мы в ответе за друзей. Или как-то похоже. Мы хотим выручить Гульку, даже если придётся попасть в беду, – сказала Глаша.

   Глаза Ладуна засветились ярко-ярко.

   – Ну тогда слушайте, – начал он. – Гулька на самом деле обменница, которых кикиморы подкидывают людям вместо их детей. Она всё умеет, что положено кикиморам: в лесу морок навести, утянуть человека в болото. Может наслать на дом горе, разорить хозяйство. Но она родилась с человеческим сердцем, поэтому вреда никому никогда не причиняла. Наоборот, тянулась к людям, хотела им помочь.

   – Как же она могла родиться с человеческим сердцем, если мать – кикимора, а отец – банник? – спросила Глаша. – Такого не бывает.

   Ладун ответил:

   – Кикимора может прикинуться девушкой. И если молодец глупый и правду видеть не может, то женится на кикиморе.

   – А банник? – спросил Гоша.

   – Банники почти всегда добрые и тоже людей не обижают. Если в бане грязь не разводить, скот не резать, не ругаться и брагу не пить, банники пользу приносят. Людей потешают, девам суженых приваживают, – ответил Ладун. – Даже если не поверил, что Гулька его дитя, всё равно от неё не отказался бы. Дело в том, что банники – кочевой народец. Не живут весь век при одной бане.

   Так вот, чада, Гулька сразу убежала от своей матери. Нарушила Лесной Устав. Жила по разным избам, пока не прогоняли. Не было ей ничего хорошего от тех, кому она служила.

   Беда в том, что Устав она нарушила дважды.

   – Как? – спросили ребята хором.

   – Она убила свою мать, – печально ответил Ладун.

   – Не может быть! – резко сказала Глаша. – Вы же сами сказали, что она хорошая.

   – Не спеши, дева, дай слово молвить старшему, – сурово ответил Ладун. – Кикиморы могут наслать на человека болезнь. И Гулькина мать, у которой после убежавшей дочки ещё сотня обменников была, обернулась странницей, стала жить в доме одной доброй женщины, тянуть из неё здоровье. А Гулька женщину пожалела, да и высыпала горшок угольков на одежду странницы. Кикимора тотчас стала сама собой, погналась за Гулькой.

   Гулька добежала до болота, сыпанула в глаза кикиморе пепла из домашнего очага. И кикимора на миг ослепла. Как многие люди, которых она в болоте топила, ушла на дно, с которого никому не выбраться.

   Леший, который следит за Лесным Уставом, велел Гульку поймать. Долго, очень долго гонялись за ней. И вот недавно поймали. Теперь она у Лешего, ждёт суда за отступничество.

   – Гулька не преступница, и судить мы её не дадим, – твёрдо сказал Гоша.

   – Как же вы это сделаете? – спросил Ладун, и глаза его из синих стали огненными.

   Только сейчас поняли Гоша и Глаша, что говорили они не с человеком, не с добрым дедушкой. Моргнули, а Ладуна уж и нету.

   Ребята отправились домой в большом замешательстве. Что это было? Сон или на самом деле? Но в руках у Глаши остался кулёчек с ватной игрушкой.

   Вечером она очень аккуратно пришила Домовому голову, постирала его в тазике, высушила, а перед сном подрисовала брови, глаза и рот. Показала игрушку сестре. Дашка как-то странно заквохтала.

   Мама Тоня вошла в детскую на эти звуки и закричала:

   – Гриша, иди сюда скорей! Дашка хохочет впервые в жизни!

   Папа Гриша прибежал с видеокамерой и записал это событие. Улыбалась-то Дашка с первой недели жизни, но вот захохотала заливисто в первый раз.

   – Какая славная куколка! – сказала мама Тоня, которая увидела Домового.

   – Подари её сестре, – попросил папа.

   – Нет, – ответила Глаша. – Это Домовой, и жить он будет в моём сундучке. Я могу показывать его Дашеньке хоть каждый день.

   И Дашка почему-то не запротестовала. Она становилась воспитаннее день ото дня.

   Жильё для Домового было готово. Даже Гоша помог проделать в толстом картоне аккуратные окна.

   И тут стали сбываться слова деда Ладуна.

   Домовой привлёк лекарям клиентов.

   Первым в двенадцатом часу прикатил грузовичок и стал сигналить у забора. Не спал только дядя Пётр, он и вышел спросить, в чём дело.

   Водитель такого высокого роста, что было неясно, как он поместился в кабине, вытащил воющего рыжего подростка и обратился к дяде Пете:

   – У вас тут зубник живёт? У моего пацана рожу перекосило, зуб болит. А уж орёт-то как!

   – Во-первых, стоматолог на дому не принимает, – ответил дядя Пётр. – Для этого нужен кабинет, а у нас его не оборудовали. Во-вторых, у нас младенец, который может раскричаться посильнее вашего богатыря. В-третьих, дайте пацану анальгина, до завтрашнего приёма в районной поликлинике он доживёт.

   Все жильцы дома уже были на ногах у окон.

   – Слышал? – обратился к мальчишке отец. – Слопай анальгин.

   Мальчишка взвыл и ничего сказать не смог. У него на самом деле опухла правая сторона лица.

   – Пётр, пусть заходят, – сказал тихо дядя Гриша в окно. – Похоже, периостит.

   – Ого! – промолвил дядя Пётр и открыл дверь.

   В гостиной обе мамы уже застилали белой простынёй диван, укладывали подушки, приносили полотенца.

   – Тонечка, у нас ультракаин дэ** есть? – спросил дядя Гриша.

   – У нас всё есть, – ответила мама Тоня.

   Гошу и Глашу, увы, выгнали из комнаты. Дядя Пётр ушёл сам, а мамы-хирурги остались наблюдать. Мальчишка разок взвыл и замолчал. Через пятнадцать минут его вывели к отцу, который с дядей Петей пил кофе на кухне.

   – Зуб удалил. Ещё бы чуть-чуть, и пришлось бы резать. Завтра пусть едет в поликлинику к своему врачу для наблюдения, – распорядился дядя Гриша.

   – Сына, ну чё? – спросил водитель пацана. – Болит?

   Мальчишка помотал головой. В его глазах уже не было слёз.

   Водитель шлёпнул ладонью по столу, пробасил:

   – Ну спасибо, если комбикорм нужен, обращайтесь, за мной не пропадёт.

   И ушёл со своим сыном.

   – Что это? – удивилась мама Надя, глядя на стол.

   Подскочили Гоша и Глаша, объяснили:

   – Это десять тысяч, плата от клиента.

   Дядя Гриша стал ругаться, а дядя Пёрт сказал:

   – Ну не догонять же грузовик.

   Под утро раздался крик:

   – Эй, хозяева! Помогите! Мать у меня по нужде пошла и на пороге упала, скрючило всю.

   Обитатели дома вновь оказались у окон.

   – Вы с ума сошли? – разгневался дядя Пётр. – У престарелой может быть перелом. Вызывайте скорую!

   Перед домом стояла запряжённая лошадь. На телеге, на груде сена с пологом лежала старушка и стонала.

   Дядя Пётр вышел, о чём-то поговорил с возницей, написал записку.

   – Возьми, доктор, лукошко яиц, свеженькие, – сказал возница.

   – Марш в больницу без разговоров! – прикрикнул дядя Пётр. – Матери операция нужна, а он тут о яйцах разговаривает.

   – А её точно по вашей записке примут?

   – Марш в больницу! – рявкнул дядя Пётр. – Да поосторожнее на ухабах!

   А потом началось...

   Пришли бабки «с колотьём в груди», старик с кашлем, женщина с чиреем. Все просили, чтобы врачи их осмотрели и совали узелки с продуктами.

   Отцы и тётя Надя объяснили, что им нужно на работу. Страждущие сказали, что подождут. Когда машины выехали со двора, какие-то умельцы поставили вдоль забора лавку.

   Мама Тоня чуть не плакала, глядя на осаду дома клиентами.

   Через некоторое время позвонил дядя Пётр и спросил, кто вымыл за ночь машины.

   – Дети, вы машины мыли? – на всякий случай поинтересовалась мама Тоня. Гоша и Глаша покачали головами. Но они прекрасно знали, кто это сделал. Тот, кто всегда следит за лошадьми и всяким транспортом. Это обязанность Домового.

   – Что же мне делать с народом? Ведь и обижать не хочется... – посетовала мама Тоня.

   – А как пишется: коронтин или карантин? – спросила смекалистая Глаша.

   – Карантин, умница моя, – повеселела мама.

   Ребята склеили несколько листов из пачки «Снежинки» и написали жирными буквами стоп-слово, приклеили его на ворота. Объяснили с таинственным видом, что ночью оперировали рыжего мальчика со страшной инфекцией зуба, которая распространяется с воздухом, настолько она вредоносная.

   Кто-то из «клиентов» сразу ощутил боль в челюсти.

   – Эта Васька Чугунков, он с распухшей мордой ходил, всех заражал, – сказала одна бабка, и очередь клиентов растаяла, как весенний ледок на луже.

   Но заняться планами по спасению Гульки снова оказалось некогда.

   В сарае послышались странные звуки.

   Ребята заглянули туда и обнаружили двух гусынь и четырёх куриц. Они бродили вокруг набросанной соломы и квохтали-гоготали. Ребята призвали маму Надю. Она сказала, что птица, наверное, заблудилась.

   И снова пришлось писать объявления и расклеивать их на заборах. Увы, в Кусачах гуси и куры не пропадали.

   – Помнишь, как в Усачах гуси гуляли по улице? Может, они оттуда? – спросил Гоша.

   И ребята на великах с пачкой объявлений поехали в село. У магазина им встретился рыжий пациент с отёкшей челюстью и несколько ребят хулиганского вида.

   Васька направился к ребятам, которые приготовились ко всему.

   Но Васька сказал:

   – Привет. Не бойтесь, не трону. А если кто будет наезжать, мне скажите. Я им во...

   И показал жилистый, почти мужской кулак.

   – Ты вообще-то должен в больницу уехать для наблюдения, – сказала храбрая Глаша.

   – Так заживёт, – ответил Васька. – Чё это у вас за бумага?

   Ребята рассказали о появлении чужой птицы. Нужно расклеить объявления, вдруг у кого-то пропали гуси и куры.

   – Во чудилы... – заражал Васька, – они теперь ваши, раз сами пришли. Кто ж от дармового отказывается?

   – Так у нас кормить их нечем, – посетовала Глаша.

   – Корма будут, – изрёк Васька и компания зашла в магазин.

   Гоша и Глаша расклеили объявления и поехали домой обедать.

   Но обед был не совсем готов: мама Тоня ходила с тугой повязкой из мокрого полотенца на голове, в доме пахло корвалолом – едким успокоительным лекарством.

   Она объяснила:

   – Включила телевизор, чтобы новости послушать, а обозреватель говорит:

   «Хозяюшка, какой дом без живности? Козочек бы завести или коровку.» Я на другой канал переключила. И снова – «хозяюшка, дитяте коровка нужна». И так по всем каналам!

   С Домовым нужно было поговорить. Срочно. Гоша и Глаша открыли сундучок, превращённый в домик. Глаша поблагодарила Домового за заботу и объяснила, что хозяйство им ни к чему, потому что семьи уедут в конце августа. Ведь их постоянный дом в городе.

   Возле нарисованных глаз Домового появились нарисованные слёзы.

   Глаша прижала его к сердцу и пообещала из лоскутков для рукоделия сшить новую одежду. А потом отнесла к Дашке. Сестрица способна кому угодно свернуть мозги. Может, заставит Домового забыть про коровку.

   Но вышло всё наоборот: Домовой оказался упорным, а Дашка стала мычать: «Му-му-у-у».

   Ребята общими усилиями изготовили из тканей импортного пакета для рукодельниц что-то вроде парчового кафтана и бархатных штанов, из кусочков кожи сшили подобие башмаков. Гоша проявил способности дизайнера одежды и приклеил по всей одёжке пайетки.

   Вытащив Домового из Дашкиной кроватки, ребята обрядили тряпичную куклу. И отправились в сад – собирать сухую траву для приблудной птицы.

   А там творились чудеса: цветы облетели и появились крохотные яблочки и груши. Петунии в ящиках на домике выросли так, что прикрыли дверь.

   Когда ребята вернулись в сарай, то увидели пять яиц: два крупных гусиных и куриных помельче. С криком прибежали к маме Тоне и сообщили, что хозяйство уже приносит доход. Мама Тоня пыталась накормить мычавшую Дашку и велела ничего не трогать.

   В половине седьмого вечера примчались машины с работающими обитателями дома. Это было невиданное явление: обычно все задерживались в больницах после приёма или операций. Оба папы и мама Надя очень переживали за домочадцев. Они выслушали новости про карантин, Ваську, сбой в работе телевизора, послушали Дашкино мычание, узнали про сад и домик в нём.