Текст книги "Беги, Люба, беги!"

Автор книги: Лариса Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Хорошо, что дождь идет! – перекрикивая очередной громовой раскат, философски заметил мой безропотный помощник, благородный спаситель заблудших женских душ. – Двор пуст!

Жалобно морщась, чтобы не зареветь, я согласно кивнула.

– Пойдемте скорее, – кивнул на подъезд Тигрин, – не то простудитесь!

Держа Лидку в охапку, он потащил ее к ступенькам. Тут действительно пришлось порадоваться, что идет дождь и во дворе нет соседей, поскольку эта дура принялась еще и горланить какие-то песни.

Первые пять минут в квартире походили на ад кромешный. Мотаясь из стороны в сторону, Лидка перепачкала грязью всю прихожую и костюм Тигрина там, где еще оставались чистые пятна. Я не рыдала только потому, что на это не хватало времени.

– Куда ее? – спросил Максим, поднимая в очередной раз брякнувшуюся поперек коридора подругу. – Мне кажется, лучше положить ее спать...

Я полностью была с ним согласна. Только следовало стянуть с пьянчужки одежду, иначе в моей постели оказалась бы та часть клумбы, которую она еще не успела растрясти по полу. Кое-как справившись с задачей, мы запихнули игриво брыкающуюся Лидку в спальню, а она весело мычала и, хватая за лацканы, нежно признавалась Тигрину в вечной любви. Насильно запеленав в одеяло, мы пару минут держали ее за плечи. Наконец гулена прекратила дергаться и, свинцовой гирей уронив голову на подушку, уснула. Облегченно вздохнув, мы утерли со лбов пот и на цыпочках вышли из комнаты.

– И часто она так? – полюбопытствовал Максим, украдкой оглядывая одежду.

– Нет, – торопливо заверила я, – что вы! Первый раз такое! Она вообще не пьет! В смысле, много... Это у нее от родственников...

– Наследственное?

– Да нет же! Просто нервный срыв из-за куриных окорочков...

Возможно, от волнения я не слишком внятно объяснялась, и Тигрин хоть и кивнул, но, было видно, ничего не понял.

Теперь мы стояли в коридоре, поглядывая друг на друга в некотором смущении. Оба промокли до нитки. Но только если на мне кое-где сохранился первоначальный цвет одежды, то об облачении Тигрина того же не скажешь. Краем глаза глянув на собирающиеся под нами мутные лужицы, я в большом замешательстве соображала, какими словами извиняться перед гостем. Не придумав ничего путного, предложила:

– Может быть, чаю или кофе?

Хлюпнув мокрыми ботинками, тот кивнул:

– С большой охотой! Вы готовите чудесный кофе. К тому же... не жарко...

Я спохватилась:

– Боже мой! Конечно! Вы простудитесь! Максим, раздевайтесь!

Максим согласно кивнул и, с трудом загоняя обратно мелькнувших в глубине васильковых глаз чертей, уточнил:

– Что вы имеете в виду?

У меня уже мелькало подозрение, что происходящее огорчает Тигрина не столь сильно, как меня, и теперь оно только укрепилось. И хотя я предлагала ему всего лишь снять пиджак и ботинки, все-таки отчего-то покраснела.

– Я имею в виду то, что вы абсолютно мокрый. Я вам сейчас дам махровый халат мужа, переоденьтесь в ванной, а я попробую что-нибудь сделать с вещами... Если вы хотите принять душ...

– Изумительно... – вдруг по-кошачьи вкрадчиво перебил Тигрин, и в глазах начальника охраны «Медирона» коротко полыхнуло что-то здорово напоминающее северное сияние. . – С удовольствием!

В глубине души охнув, я вежливо кивнула. Я-то была уверена, что от душа он откажется.

Выдав, как и обещала, Тигрину халат и полотенце, я быстренько переоделась в спальне, с величайшим неодобрением поглядывая на сопящую подружку. Трудно, конечно, слишком сурово осуждать человека, внезапно обремененного армией чавкающих родственников, но что теперь подумает обо мне сослуживец? Ведь, как говорится, скажи мне, кто твой друг...

Едва я успела поставить на стол чашку, как Тигрин показался в дверях.

– Присаживайтесь! Я займусь вашими вещами...

– Пустяки! – неожиданно махнул он рукой. – Не стоит беспокоиться, сами высохнут. Лучше садитесь, а я за вами поухаживаю.

Тигрин живо вскочил на ноги, и я машинально села. Передо мной появилась чашка. Я потерла лоб рукой. По-моему, подобное ощущение называется «дежа вю». Только сейчас действие разворачивалось в обратном порядке.

Кофейничали мы в гробовом молчании. Когда оно стало уж совершенно неловким, Максим, с трудом подбирая слова, попросил:

– Люба... не берите в голову... Вы здесь абсолютно ни при чем!

– Но мне так неловко, – призналась я. – Я отняла у вас столько времени! Вас, наверное, давно ждут дома?

Гость чуть заметно усмехнулся:

– Об этом вам тоже не стоит беспокоиться. Ждать меня некому – у меня ни жены, ни детей. Так что...

Он развел руками, словно оправдываясь. Мне, собственно, не было никакого дела, есть ли семья у начальника охраны «Медирона», но известие я выслушала.с интересом. Вероятно, из чисто женского любопытства. По крайней мере я так подумала.

Итак, по забавному стечению обстоятельств, мы с Тигриным никого не ждали, да и о нас с ним никто особо не беспокоился. Поэтому мы продолжали сидеть, с грехом пополам, находя тему для разговора. Я сильно устала, и иногда меня начинало неудержимо клонить в сон. Неожиданно Максим поинтересовался:

– А Лидия останется у вас?

Хотя, по-моему, это было совершенно очевидно, я кивнула, пояснив:

– Ей сейчас ночевать негде – родственники нагрянули. А я одна, муж в командировку уехал. Пусть пока поживет.

По лицу гостя я поняла, что об отсутствии Олега он знает не хуже меня. Он многозначительно покивал, после чего у нас состоялся разговор, начисто отбивший у меня всякое желание спать.

– Вы любите своего мужа, Люба?

Я смутилась.

– А почему вы спрашиваете?

Тигрин пожал плечами и, словно нехотя, ответил:

– Я же обещал поинтересоваться делами вашего супруга... Что именно представляет собой его фирма – с финансовой стороны, с технической... с моральной...

Последние слова он как бы выделил, и я насторожилась, ощутив в животе холодок беспокойства. Тигрин затрагивал тему, ни слышать, ни обсуждать которую мне не хотелось. Тем более с ним.

– Вы любите своего мужа? – повторил он вопрос.

– Конечно, – я взглянула на собеседника с вызовом.

– Вы хотели бы знать, где он сейчас находится? – продолжал Максим, явно не обращая внимания на мои нахмуренные брови.

– Он в Азербайджане. Но... Максим, я не понимаю смысла ваших вопросов. И они мне не нравятся.

Мой гость вздохнул:

– Не обижайтесь. Я не проявлял праздного любопытства, я просто хотел вам помочь... Как адвокат Олег Сергеевич Платов личность достаточно известная. У таких людей всегда существует определенная репутация... И я не знаю...

–Максим! – усмехнувшись, перебила я. – Вы хотите рассказать, что мой муж встречался с другой женщиной? Я это знаю. Но он вернулся ко мне... Если вы понимаете, что я хочу сказать.

– Понимаю. Вы хотите сказать, что ваш муж вас любит, а все его шалости – результат воздействия гормонов.

Мне до чертиков не хотелось обсуждать свои семейные проблемы с Тигриным, но язык отчего-то не поворачивался послать его к какой-нибудь бабушке. Вероятно, в благодарность за Лидкино спасение. Я кивнула и пояснила:

– У моего мужа непростой характер. И с этим ничего не поделаешь. Но Олег меня любит. Ведь мы могли бы просто развестись. Но он не хочет! Ой, чего это я разоткровенничалась? Беседа о моих семейных неурядицах явно затянулась.

Хоть гость и покивал согласно головой, казалось, он впал в некоторую задумчивость, отрешенно разглядывая что-то над моей головой. Учитывая довольно позднее время, это начинало раздражать. Наконец он перевел взгляд на меня и порадовал сообщением:

– То, что я смог узнать за столь короткое время, наводит на определенные мысли. Контора вашего мужа занимается делами весьма... сомнительного толка. Например, последние три процесса – дела азербайджанской группировки. Два из них ваш муж выиграл, добившись полного оправдания.

– И что? – не поняла я. – Он же адвокат! В том и состоит его работа. Мне, конечно, тоже не нравится, если преступников выпускают на свободу, но..

– Я. говорю не о том, – перебил Максим. – Оправдание одного может стать неприятным сюрпризом для кого-то другого. Один из выигранных процессов был о перестрелке между двумя враждующими группировками – азербайджанской и так называемой мамоновской. Застрелили трех членов последней. Понимаете, о чем я?

– Месть? – изрядно напуганная таким предисловием, робко предположила я.

Тигрин кивнул. Мне его версия ни капельки не понравилась.

– Но я-то при чем? А сервиз что, подарок от благодарных азербайджанцев? Или троянский конь от этих... мамонтов?

– Мамоновцев, – поправил Максим, умиляясь моей догадливости. – На самом деле нельзя исключать ни одной версии.

– А нет ли у вас версии попроще? – с надеждой спросила я. – Чего-нибудь менее криминального?

– Куда уж менее? Столкнуть жену под машину, чтобы вразумить мужа, – почерк вполне читаемый.

Я задумалась. Наконец поделилась результатами раздумий:

– А кто же тогда мне звонит? Раскаивающийся бандит?

– Конечно, вам бы больше понравился влюбленный рыцарь! – с сарказмом сказал Максим и усмехнулся.

– Да где же сейчас рыцаря найдешь? – изумилась я... и вдруг насторожилась: – Что такое?

Мы с Тигриным замерли, прислушиваясь. Из спальни доносилось задорно-мычащее:

– Я буду... честно! Я-я-я! Е-е! Е-е!

Тут я бросила взгляд на часы и обомлела:

– Батюшки! Второй час ночи!

Кинувшись в спальню, я обнаружила Лидку, сидящей на кровати с закрытыми глазами. Это не мешало ей с чувством завывать песню.

– Заткнись, кобыла! – разозлилась я.

Не ровен час, соседи решат, что это я тут горлопаню. Я схватила подругу за плечи и свалила на кровать. Она вяло булькнула и мгновенно уснула. Покачав головой, я прикрыла ее одеялом. Ну, я ей устрою, когда проснется!

Максим ждал в коридоре. Оказалось, пока я вразумляла пьянчужку, он уже успел переодеться в свою немного подсохшую одежду.

– Простите, что так долго задержался...

– Все в порядке, —не моргнув, соврала я. – Я вам очень благодарна!

Вот тут-то я и совершила промашку. Мило улыбаясь, протянула Тигрину руку со словами:

– Спокойной ночи, Максим! Еще раз...

Пальцы позднего гостя жарко стиснули мою ладонь. Потом он вдруг потянул меня к себе, и я, теряя равновесие, завалилась вперед, припав к его груди, распахнув от изумления рот. Я так растерялась, что только молча таращилась ему в глаза, а он притянул меня свободной рукой за шею и... Поцелуй был слишком долгим для дружеского, слишком страстным для прощального и слишком.. Словом, все было слишком! Вообще-то, в свете моего недавнего рассказа о негасимой любви к супругу, стоило закатить Тигрину хорошую оплеуху. Но, с трудом вырвавшись из его рук, я, задыхаясь, прошептала:

– Вам надо уходить... Вы простудитесь...

Тигрин сделал движение, но я шарахнулась в дальний угол коридора, пискнув:

– До свидания!

В васильковых глазах мелькнула и пропала озорная искорка.

– Спокойной ночи, Люба!

Дверь за гостем закрылась, щелкнул замок.

– В прошлый раз он поцеловал руку, – хватаясь за голову, потерянно забормотала я. – Сегодня... Что дальше-то будет?

В джунглях трубил слон. Он делал это столь надрывно и нудно, что я решила завязать ему хобот узлом. Из затеи ничего не вышло, зато я проснулась и обнаружила Лидку, стоящую возле дивана. Болезненно щуря опухшие глазки, она держалась обеими руками за голову и жалобно стонала. А увидев, что я смотрю на нее, спросила:

– Медведева, ты откуда тут?

– Вообще-то я тут живу, – хмыкнула я.

– Да? – не то обрадовалась, не то огорчилась подруга. – А я?

– Аты... ты – алкоголичка... скандалистка... и кобыла! – с чувством сообщила я, выдерживая эффектные паузы после каждого слова.

Пока она обдумывала услышанное, я шустро вылезла из постели и направилась умываться.

У двери ванной послышалось шуршание. Я оглянулась. Донельзя печальная подруга; безвольно навалившись на косяк, моргала куда-то в угол.

– Чего-то мне... нехорошо...

– Так тебе и надо! – кивнула я, покосившись на Лидкино отражение в зеркале. И противным голосом добавила: – «Ляля дорогая!»

Лидка не въехала, поскольку о своих вчерашних друзьях явно не помнила.

Приведя себя в порядок, я переместилась на кухню. Лидка втекла следом.

Бросив мимолетный взгляд в мойку, я отметила, что вчера ночью чашку Тигрин вымыть поленился. «Потому что знал, что Олег не вернется и не заметит лишней чашки... – заваривая чай, подумала я. – Все они одним миром мазаны!»

Приткнувшись в углу на табурете, подруга неприязненным взором следила за моей активной утренней деятельностью. От моего мельтешения ее мутило.

– Дать попить! – хрипло каркнула она, сосредоточив взгляд на горшке с цветком.

– Возьми... Ляля! – отрезала я.

– Почему ты меня называешь Лялей? – Вельниченко пыталась придать голосу суровость, но попытка выглядела жалко. – Не выспалась, что ли?

Именно этого я и ждала.

– Зато ты прекрасно выспалась... Ляля! Неужто не помнишь собственного имени?

Вельниченко долго глядела на меня с прищуром, но я не могла тратить время попусту, отвечая ей тем же. Мне все-таки на работу надо.

– Зря стараешься, – хрюкнула я, – все равно дырку. не проглядишь. Ты как вчера, новым друзьям представилась?

Вопрос глухо резонировал где-то в районе Лидкиного мозжечка, вежливо отказываясь перетекать в соответствующий для ответа отдел мозга. Посему образы новых друзей бесформенными кляксами загадочно мерцали в самой глубине похмельного сознания, не видя никаких веских причин показываться наружу.

– Каким новым друзьям?

Дожевывая бутерброд и поглядывая на часы, я скороговоркой описала Лидке пейзаж, представший, моему

встревоженному взору вчера в «Нефертити». Она слушала молча, часто моргая по причине плохой переносимости яркого утреннего света. Понятно, какой уж тут свет после вчерашнего возлияния.

– Ты не врешь? – с надеждой уточнила она, когда я, закончив завтракать, встала. – Я пила коньяк с двумя бугаями? Без закуски?

– Вру?! – возмутилась я, раздумывая стоит ли добить подружку, поведав о вчерашнем присутствии Тигрина. – А твоя опухшая физиономия тебе ни о чем не напоминает? Вот что: мне тут с тобой некогда, поскольку на работу надо. А ты лучше звякни на службу и возьми отгул. Нечего сослуживцев своим видом пугать.

Мое предложение явно пришлось подруге по вкусу, ей гораздо больше хотелось обратно в кровать, чем в офис. Наказав ей вымыть посуду, когда выспится, я вышла в коридор. Лидка из чувства солидарности потащилась туда же.

Поглядывая в зеркало, я завязывала на шее синий шелковый шарфик, и Вельниченко вдруг ожила. Даже глаза сверкнули.

– Вспомнила! Любка, я вчера с таким мужиком встретилась – закачаешься!

–Угу! Качалась вчера ты... Которого имеешь в виду: лысого или со шрамом?

– Лысого? Со шрамом? – Щенячий восторг на физиономии подруги сменился недоумением. – Шрама, кажется, не было! И вроде он не лысый. Он такой... – восторг появился снова, – необыкновенный! И глаза у него точь-в-точь, как твой платочек! Не помню только, о чем мы с ним договорились...

– Зато он этого никогда не забудет! – Догадавшись, о ком идет речь, я не удержалась и захохотала. – Костюм ему точно в химчистку нести. Лучшего способа познакомиться трудно и представить!

Пришлось вкратце поведать о вчерашней операции по Лидкиному освобождению от собутыльников. Похоже, рассказ ей не слишком понравился.

– Д потом ты кувыркалась в клумбе с бархотками, исполняла популярные песни и клялась Максиму в вечной любви, – закончила я, поглядывая на часы. Через пять минут меня будет ждать Христенко. – Теперь вспомнила?

Вельниченко задумчиво пошлепала губами.

– В клумбе, говоришь? – хмыкнула она, подозрительно глубоко замаскировав искреннее раскаяние. – То-то я утром подумала: чего это простыня у тебя такая грязная?

Оставив подружку размышлять о ее поведении, я спустилась вниз, а через двадцать пять минут входила вместе с Жанной в свой рабочий кабинет.

Первая половина дня пролетела незаметно. Часы пропикали «два», и медсестра ненавязчиво наполнила:

– Любовь Петровна... Вы помните? К Седоватому?

Конечно, я помнила, а если еще точнее – и вовсе не

забывала. Персональный вызов к главному отчего-то тревожил, хотя никакой вины за собой я не чувствовала.

Ровно в четырнадцать сорок я аккуратно постучала в солидную дубовую дверь с золоченой табличкой.

– Войдите!

– Здравствуйте, Михаил Викторович! – улыбнулась я, ощущая в организме препротивную постороннюю вибрацию. – Вы меня вызывали?

Ястребино-пронзительные голубые глаза одним махом пришпилили меня к обратной стороне дубовой двери, но откуда-то у меня все же взялось мужество добраться до ближайшего стула.

– Ах, это вы, Любовь Петровна! – воскликнул вдруг главврач, словно ждал меня всю свою жизнь. – Здравствуйте, здравствуйте! Проходите, присаживайтесь поближе!

Ободренная таким радушным приемом, я послушно пересела ближе к столу.

Еще через пару минут я сообразила, что никакого нагоняя не будет, расслабилась и с умилением уставилась на начальство. Начальство произнесло небольшую вступительную речь и вновь уселось на «любимого конька» – кадры. Я внимательно слушала, согласно тряся головой, поскольку ничего противоречащего моим представлениям о работе добросовестного медицинского учреждения не видела. Наши представления о профессионализме и моральной этике врачей также полностью совпадали.

Время шло. Я начала немного беспокоиться, опасаясь, что мое законное «окно» закончится и я не то что не успею пообедать, но еще и опоздаю на прием.

– Что ж, Любовь Петровна, – закруглился наконец Седоватый, – в коллектив вы влились безболезненно, коллеги о вас отзываются исключительно хорошо. Мы за вами понаблюдали... – «Ну, сейчас начнется...» – подумала я, внутренне съеживаясь. – И решили послать вас на курсы повышения квалификации. Они проходят в форме семинаров или практических занятий. В Германии.

Я не упала со стула потому, что не сразу поняла, о чем он говорит. Продолжая по инерции улыбаться и согласно трясти головой, я часто заморгала, пытаясь, как выражается Лидка, «догнать клиента». Будь здесь Олег, непременно назвал бы меня Тупицей.

– Курсы? – протянула я. – И почему вдруг... в Германию?

Седоватый улыбнулся.

– Почему же вдруг? Наш центр находится в постоянном теснейшем сотрудничестве с немецкими коллегами. К тому же мы скоро получаем партию новейшего оборудования, а выписывать специалистов, сами понимаете, возможности не имеем. Так что перед нами снова встает проблема собственных высококвалифицированных кадров...

Наконец он угомонился. Наказав серьезно подумать над предложением, кивнул, показывая, что я свободна. Растерянно хлопая глазами, я покинула кабинет, не в силах сообразить, когда мне было хуже: когда вошла или когда вышла. Беседа с главврачом выбила из колеи, и весь остаток дня я была рассеянна до невозможности – моментально забывала, о чем говорил пациент. Если бы не Жанна, уж не знаю, что бы вышло.

Дома меня тоже ждал сюрприз. Правда, не такой большой, но гораздо более приятный – решив возместить хотя бы материальный ущерб, Лидка прибралась, пропылесосила коврик и вымыла посуду.

– А то развела свинарник! – завидев мое удивленное лицо, пояснила Вельниченко и закатила глазки. – Целый день я тут, как Золушка, крутилась!

–. Трудотерапия – лучшее средство от алкоголизма! – откликнулась я. – К тому же насвинячила именно ты... Звонил кто-нибудь?

– Нет.

Я направилась переодеваться, а Вельниченко деловито засеменила на кухню и принялась греметь посудой. По ее выражению, она запекла в духовке «неземное» мясо, которым теперь и собиралась меня удивить.

– Любашка! – послышался ее голос, сопровождаемый звонким перестуком бокалов. – Я поживу у тебя, пока Олег не вернется?!

– Ясный перец! – хмыкнула я, появляясь на кухне. – А ты никак снова пьянствовать собралась? – Увидев_на столе бутылку армянского коньяка, я покачала головой. – В магазин бегала? Я решительно не могу потакать твоему беспробудному алкоголизму!

Водрузив на середину стола миску с зеленью, подруга повернулась ко мне и для пущей убедительности прижала обе руки к сердцу:

– Любаша, не бегала! Ей-богу, ты мне не поверишь!

– Если скажешь, что она сама прибежала – не поверю точно.

Лидка сердито махнула рукой:

– Да нет же! Я серьезно говорю!

У меня в животе похолодело: «Господи, неужели... опять?»

– В полпятого, – продолжала меж тем подруга, – позвонили в дверь...

– И ты открыла? – ахнула я. – Мало ли кто там мог быть?

– Я когда открывала, тоже так думала, – утешила

Вельниченко. – Смотрю, мужик стоит... Слушай, высокий, краси-ивы-ый!.

Я только головой покачала. Удивительная беспечность! К тому же в последнее время ей только красивые мужики попадаются. Замуж ей надо... -

– Оказался твой сосед. Спросил тебя.

Я говорю: «Еще не пришла»...

Ну, познакомились, туда-сюда... Он ведь холостой, верно?

Я в этот момент присаживалась к столу и едва не промахнулась мимо табуретки. Все-таки совладав с мебелью, подозрительно спросила:

– А что?.

– Ничего, – пожала плечами Лидка, имея при этом вид кошки, только что слопавшей чужую сметану.

– А если ничего, так оставь мальчика в покое. Он и без тебя слабость к алкоголю,проявляет, а с тобой и вовсе сопьется...

– Да? – она обиженно надула губы. – Мальчик, между прочим, твой ровесник. А ты на полгода меня старше. И насчет алкоголя ты, как всегда...

– Ферапонтов наш ровесник? – изумилась я, всегда искренне считавшая соседа младше себя лет эдак на... – С чего ты взяла?

– Да спросила! – всплеснула Лидка руками. – Вы уже два года в этом доме живете, неужто не знаешь, сколько кому лет и когда день рожденья?

– Так у Ферапонтова сегодня день рождения?

– Не знаю, – спокойно ответила подруга, и я разозлилась, поскольку она совершенно заморочила мне голову:

– Ты уже полчаса талдычишь, когда у кого именины, вместо того чтобы ответить, откуда взялся коньяк!

– Спокойствие, только спокойствие! Так вот: мнется твой сосед на пороге и руки за спиной держит. Ну, я и поинтересовалась: зачем, мол, вам Любовь Петровна понадобилась? Он глазами похлопал и говорит: «Хочу перед ней извиниться, поскольку кокнул дорогой ее сердцу сервиз синего колера». Вы, говорю, вполне можете извиниться передо мной, а я ей передам. Он немного подумал и согласился. И... вот!

Лидка взмахнула обеими руками, представив мне меру раскаяния Ферапонтова, выраженную, так сказать, в материальном эквиваленте.

– Только, говорит, не знаете ли, сколько тот сервиз стоил и где такой достать можно?

– Лидка с грохотом вытянула из духовки противень с мясом и хихикнула: – Мне бы таких соседей!

В смущении поглядывая на коньяк, я размышляла, как поступить. Вернуть его Ферапонтову – обидится, к тому же нанесет урон своей печени. Как врач я этого допустить не могла и на сем оставила сомнения. С аппетитом поглощая Лидкину стряпню, я поведала ей о намечающейся поездке в Германию.

– Здорово! – воскликнула Вельниченко. Но потом нахмурилась: – Такты меня надолго бросаешь?

Я пожала плечами:

– Ничего не знаю! Это так неожиданно... Новая аппаратура... При чем тут я? Я ж по-немецки-то через пень колоду, только что в школе учили. Хенде хох да Гитлер капут! Что я там делать буду? К тому же неизвестно, что Олег скажет.

Лидка подавилась помидором:

– Ну, Медведева... ты просто... У меня слов нет! Ей предлагают в Германию ехать, считай, задарма, а она печется черт знает о чем! Твой Олег сам из командировок не вылезает и с тобой особо не советуется. Слово «карьера» слыхала? Любка, ну хоть тут-то не будь дурой! – взмолилась подруга и, сгорая от желания вразумить меня хотя бы самую малость, разлила по рюмкам коньяк. – Ну, за Германию!

Тост я поддержала, но обещать ничего не ст^ла. В конце концов, время на раздумья у меня есть. Чтобы немного остудить Лидкин педагогический приступ, спросила:

– А как тебя вчера в «Нефертити» занесло?

Сбившись с темы, Лидка хмыкнула:

– В принципе, случайно. Тоска заела домой идти. Дай, думаю, зайду в заведение. А там весело, народу полно... – Сжав губы, Вельниченко старательно ворочала шариками, но дальше скрипа дело не пошло. – Не помню я ничего, хоть убей.

– Надо бы, – сурово сказала я. – Повеселилась ты вчера на полную катушку. – И из вредности добавила: – А между прочим, тот, кто вчера из заварушки вытащил, все-таки начальник охраны моего центра! Поди, с такой подругой, сделай карьеру!

Изобразив соответствующее моменту смущение плюс раскаяние, Лидка вздохнула. И, сморщив нос, хихикнула:

– А он симпатичный, да?

Пряча глаза, я вяло кивнула. Вызрела пауза, во время которой Лидкин взгляд едва не прожег во мне дырку. Она придвинулась поближе, ткнула локтем и, давясь любопытством, выдохнула:

– Колись!

А через пять минут, сделав круглые глаза и качая головой, отчеканила:

– Не Верю!

– Чему? – я даже малость обиделась. По ее разумению, у мужчины не может возникнуть желания меня поцеловать?

– Тому, что ты с криками «За поруганную мужнину честь!» не порубала его в винегрет.

– Дура! – хрюкнула я.

Мы развеселились и с чувством провозгласили новый тост:

– За нас,.за женщин!

Девичник был в самом разгаре, когда позвонили в дверь. Мы вытянулись, словно тушканчики, настороженно поглядывая друг на друга.

– Кого еще черт принес? – нахмурилась Лидка. – Ты кого-нибудь ждешь?

– Нет. Пойду гляну..

– Спроси: «Кто там?» – разволновалась вдруг подружка, сама, по-моему, сроду никому такого вопроса не задававшая.

– Ладно! – успокоила я. – Кто там?

Там оказался Ферапонтов.

– Добрый вечер, Любовь Петровна... – смущаясь, заговорил сосед. – У вас, кажется, телефон не работает... Я видел, как вы пришли, а телефон не отвечает.

– Заходи, Коля, – кивнула я. – Сейчас проверю;

Телефон и в самом деле не работал, – в трубке царила полнейшая тишина.

– Давайте я посмотрю, – за спиной возник Ферапонтов и потянулся к аппарату.

– Не надо! – неожиданно испугавшись, воскликнула я. Если он у меня опять что-нибудь найдет, ему, как честному гражданину, прямая дорога в соответствующие органы. Прежде чем допускать посторонних к телефону, нужно спросить Максима. – Потом починим, потом! Сейчас не время... – Ферапонтов опешил, а я уцепила его за руку и потянула на кухню. – Пойдем, Коля!.. Мы ужинаем... Ты чего звонил-то?

Ферапонтов, стараясь не наступить мне на пятки, торопливо засеменил следом.

Узрев за моей спиной соседа, Лидка расплылась в улыбке и кокетливо задергала бровями. Похоже, первая коньячная порция удачно достигла конечного пункта.

– Николай Константинович! Как раз к ужину! Заходите, заходите... Присаживайтесь! Любонька, подай чистую тарелочку! – Она выразительно пошевелила пальчиками в моем направлении. – Вот, передала Любушке ваши извинения...

Это уже относилось к Ферапонтову. Изо всех сил стараясь не смеяться, я мигом шлепнула перед несколько растерявшимся соседом столовые приборы. Да, мало сейчас ему не покажется!

– Со знакомством, Николай Константинович! – круто взяла быка за рога Вельниченко, даже не дожидаясь, пока я присоединюсь. – Часто здесь бываю, а вот все не доводилось встретиться!

Согласно кивая, Коля промычал нечто неопределенное и уцепил рюмку.

– Будьте любезны, Лидия Максимовна, повремените минуту-другую! – не стерпела я. – Позвольте хотя бы закуски предложить гостю!

Одновременно с этим я испепелила ее взглядом, который она снесла с кротким видом монахини, безропотно терпящей за веру. Однако отложить или хОтя бы оттянуть спаивание соседа не удалось. Едва первый кусок коснулся его тарелки, Лидка лихо взмахнула рюмкой:

– Будем знакомы!

Выпив и элегантно захрустев яблочком, подруга затрепетала ресницами, мимоходом сообщив, что кулинарные шедевры, находящиеся на столе, приготовлены ее умелыми и нежными ручками. Она явно поплыла на «старых дрожжах», и чего могла нагородить в дальнейшем, один бог ведал. Лучше всего, вероятно, было бы отправить ее спать и выяснить, зачем пожаловал Ферапонтов, но мне вдруг стало необычайно любопытно, чем же все это может закончиться.

– Обожаю, когда мужчина ест с аппетитом... – низким томным голосом сообщила Лидка, глядя.в глаза мне по той простой причине, что Коля, сидящий со мной рядом, упорно смотрел в свою тарелку. – В этом есть что-то животное...

Я вздрогнула и уронила на колени салат. Коля перестал жевать и с неподдельным интересом уставился на Лидку. Ободренная вниманием, она примерилась и начала легкую артподготовку. Но Ферапонтов держался стойко. Такой крепости явно требовалось нечто большее, чем одна рюмка коньяку. Лидке же не потребовалось много времени, чтобы об этом догадаться.

–Выпьем за вас... – ласково мяукнула она в лицо моего соседа. А я переполошилась. С такими темпами вряд ли удастся узнать, зачем он зашел. Не исключено, что потом Коля и сам об этом не вспомнит. Знакомство с Вельниченко еще никому так просто не проходило. Решив завтра же утром разобраться с ней самым суровым образом, я решительно подвинула свою рюмку вперед. Все им меньше достанется! Первым на мой намек, как опытный боец, среагировал Коля. Лидка одобрительно кивнула:

– Поддержи компанию, Любушка! За нее и... ну, известно, кто... повесился. И так, Николай... А можно мне называть вас просто Коленькой? – вдруг спросила она, и Ферапонтов с неожиданной живостью кивнул, вызвав у меня тем самым сильнейшее раздражение. Вот алкаши, нашли друг друга... —За вас, Коленька!

Горячее коньячное облако, плотно окутав горло и грудную клетку, заполнило нутро жгучим хмельным туманом. Организм настоятельно требовал кислорода или, на худой конец, огнетушителя. Похоже, я погорячилась, за гостями мне не угнаться. Веки отяжелели, и меня неудержимо повлекло в дремоту. Кое-как отдышавшись, я незаметно скосила глаза на бутылку. Та, словно взявшись издеваться, двоилась, но содержимое в ней заканчиваться и не думало. А Лчдочка и Коленька продолжали болтать, не обращая никакого внимания на мои сходящиеся у переносицы глазки.

– Ну а теперь за хозяйку! – вдруг торжественно провозгласила Лидка, а я недоуменно нахмурилась: «За чью?» Перед глазами, словно дурной сон, плавно заколыхалась Заграничная Ангелина Марковна. – За тебя, Любаша!

– – Ах, да! – опомнилась я и облегченно хихикнула. И сгоряча снова попалась на удочку. – Спасибо...

Теперь изображение подернулось рябью и начало троиться. Безостановочная Лидкина болтовня вперемежку с дурацким смехом слилась в ровное пчелиное жужжание, производя на меня убийственно снотворное действие. Неожиданно оно смолкло. Я машинально насторожилась и сконцентрировалась.

– Оставлю вас на минутку... – ласково пояснила подруга, вставая. – Пойду припудрю носик...

Едва она покинула кухню, как меня кто-то осторожно позвал:

– Любовь Петровна...

При более внимательном рассмотрении источником звука оказался Ферапонтов. Развернувшись к нему, я глубоко вздохнула и, глядя в глаза, сурово произнесла:

– Ферапонтов! Ты знаешь, ты это... Ты прекрати водку лакать!