Текст книги "Здрасте, приехали (СИ)"

Автор книги: Лара Альм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Чего ты зациклилась на этом шраме!

– Ты первая начала.

– Забыли, проехали. Теперь я знаю, что делать. Я позвоню Димкиной матери, тете Вале, и узнаю его номер телефона. Наберусь-ка я наглости и потереблю друга моего безмятежного детства. Надеюсь, он меня не пошлет куда подальше, а согласится встретиться. Скажу, у меня безотлагательное дело, на кону...

– Ира, только не надо высокопарных слов! Скажи правду, мол, у тебя есть близкая подруга, у подруги...

– Не учи ученого! Сама знаю, что ему сказать.

– Вот и ладненько.

– Не слышу радости в голосе.

Замечание Кузина проигнорировала, перескочила назад, в то место, где Оплеухова говорила о том, что наберется наглости и потеребит друга детства.

– Ирочка, пожалуйста, наберись наглости, не откладывай дело в долгий ящик, – засюсюкала Кузина. – Сама не знаю, почему меня так колбасит. Прям, места себе не нахожу. Будто княжна была моей любимой родственницей. Сначала решила занять свой гуманитарный ум, провести самодеятельное расследование. Сказать честно – твой Антошкин не показался мне специалистом высокого класса. Тугодумом и лентяем показался, это да. Мелькнула мысль, что ему по барабану, кто убил старушку. Скорее бы на кого-нибудь навесить убийство, и закрыть дело. Думаю, он уже выбрал подходящую кандидатуру, которая после долгих часов допроса согласится подписать признательные показания.

– Извините, часовню тоже я развалил? – шутливым голосом спросила Ирина.

– Нет, это было до вас, в шестнадцатом веке, – автоматически ответила любительница советских кинокомедий.

– Уже лучше. Вижу, ты не потерянный человек для общества, – похихикала подруга.

– Не обращай на меня внимание, говорю же – колбасит без видимой причины... Или причина есть? Вдруг я следующая жертва?

– Семен Семеныч!

– Молчу, молчу. Вернемся к нашим баранам. Ира! – деловито вступила Маруся. – Для начала мне нужно знать подробности убийства. Антошкин нам ничего не рассказал, изображал из себя держателя государственной тайны.

– Что ж ты его так невзлюбила! – закудахтала Оплеухова. – И лентяй, и бездарь, и черти что, а не следователь. Маруся ты не обижайся, но первое мнение о человеке ты всегда складываешь ошибочное. И потом делаешь вид, что ничего подобного не говорила, что он или она хороший, ты его плохим никогда не считала. Хороший-плохой это для примера, ты, как гуманитарий и несостоявшийся филолог обладаешь большим запасом слов. Однако в последнее время я стала замечать, что ты скудна в выражениях. Краски исчезли, синонимы избитые. Что случилось, Марусенция? Или любовь утекла в канализацию? Муж опостылел? Любовника нашла и погрязла в обмане? Поделись со здравомыслящей подругой, она тебе мозги на место поставит, растормошит, рассмешит, даст дельный совет, если это потребуется.

– Думай, что говоришь, здравомыслящая! – рявкнула Кузина. – Я своего Жорика безумно люблю.

– И он тебя, – подсказала Ира.

– Мне не нравится, как ты ЭТО сказала! Не веришь, что у нас любовь до гроба?

– Тебе какая разница, верю или не верю. Главное, чтобы ты верила.

– И опять не понимаю. Ира, ты что-то знаешь? Если знаешь, так и скажи, языком попросту не мели.

– Маша, что я могу знать! Я в городе бываю раз в неделю. Или того меньше. Привыкла жить в своей деревне, городская суета раздражает, дышать в городе нечем.

– И ты видишь жизнь из окна своего персонального автомобиля? – подражая товарищу Саахову из "Кавказской пленницы", поинтересовалась Маруся.

– Намекаешь, что, проезжая по улице, я могла заметить... одного знакомого под ручку с молоденькой студенткой?

–...

– Каюсь, не замечала, – усмехнулась Ирина. – Ни одного, ни под ручку со студенткой. А то ты своего Жорика не знаешь! У него одно в голове – защита докторской.

– Это правда. Скоро забудет, как меня зовут, – опечалилась Кузина.

– Не грусти, всё проходит, пройдет и это. И не убийство Таракановой тебя растревожило, а одиночество заело. Приходишь домой, хочешь расслабиться, поделиться проблемами с родным человеком, а ему до тебя и дела нет.

– Я делюсь с ним. И, кажется, он устал от меня. Я постоянно жалуюсь, нужу. Кто это вытерпит.

– Тот, кто любит... Маруся, ты успокойся, не бери ничего в голову. Враг будет разбит, победа будет за нами. Пока...

– Ирка, погоди, я... Перезвонишь мне разговора с Антошкиным.

– Не перезвоню, встретимся после работы, как и договаривались, и все обсудим. Надеюсь, к тому времени я узнаю обстоятельства дела.

– Ладно, – безрадостно согласилась Маруся. – А мне, что прикажешь делать?

– Найди Панченко и поговори с ним. Пусть расскажет, о чем они вчера разговаривали с Таракановой. Заходил ли разговор о Денисе. Сразу они двинули к ее дому или где-то гуляли. Если гуляли, то под подозрение попадают все ваши, не один Денис, который покинул компанию раньше всех. Убийца улучил подходящий момент: любой из вас вспомнит, чем закончился вчерашний гайгуй – намеками на сексуальную ориентацию Бледнова. Вот он и воспользовался случаем. Пусть думают на мальца с отклонениями, который тщательно скрывал о себе правду. Маруська, а ты вспомни, чем еще поразила болтливая старушка накануне?

– Я за ней по пятам не ходила, и к ее бреду не прислушивалась. А с чего ты решила, что Панченко станет со мной откровенничать? Я не следователь.

– Маруся, раскрепостись, тогда мужчины к тебе потянутся.

– Ты... мне... предлагаешь... изменить мужу, – задыхаясь от возмущения, проговорила Кузина.

– Машка, ты дура стоеросовая! Я не предлагала наставлять рога кандидату технических наук, я предлагала вспомнить, что ты симпатичная женщина, что умеешь кокетничать...

– Это ты дура стоеросовая! Панченко мне в деды годится.

– Не преувеличивай.

– Хорошо, в отцы. Он и обращается со мной, как отец. Заботится, конфетки подсовывает.

– Конфетка, иди к Панченко и вызови на дружескую беседу. Всё, до вечера...

Прежде чем направиться в комнату отдыха, где предположительно проводил обеденное время Владимир Иванович Панченко, Маруся Кузина заглянула в конструкторское бюро. Не распахнула дверь настежь, а приоткрыла маленькую щелочку. В щелочку попала Дуся Кабачкова. Она тянула из чашки чай или кофе и читала толстую книгу. Кузина знала, что третий месяц ее приятельница штудирует «Войну и мир», грозится бросить, не дочитав, но упорно не бросает. Практически каждый обеденный перерыв бегает глазами по страницам романа Льва Толстого, благо не обсуждает прочитанное с Марусей. Маруся ни раз спрашивала, с чего вдруг такая заинтересованность литературой из школьной программы, на что не получала вразумительного ответа. Лишь недавно Евдокия призналась, что читает роман «для саморазвития». Кузина пошла дальше и поинтересовалась о причине саморазвития, которое ранее тихо спало и не предъявляло претензии к человеку с высшим техническим образованием, по совместительству дизайнеру женской одежды. Кабачкова помялась, но потом призналась, что познакомилась с мужчиной, который учительствует в школе, а на досуге пишет стихи и прозу. Если честно, то проза – короткие рассказы – ей нравятся больше, чем стихи. Евдокия благоволит к привычному для всех стихосложению, а белый стих не понимает. Ее новый знакомый пишет стихи в непонятной манере, доводя Дусю по головной боли. Голова у подруги болит постоянно, в большей или меньшей степени, Маруся об этой проблеме осведомлена. Причина в ухудшении зрения, теперешние очки ей не подходят. Кузина предлагает Дусе сходить к окулисту, но та отмахивается, объясняет свое нежелание нехваткой свободного времени. И продолжает издеваться над глазами: днем сидит за монитором компьютера, в обед саморазвивается, вечером кроит, шьет «при лучине». Спрашивается – когда находит время для личной жизни? Кузина просила познакомить ее с поэтом-литератором, или хотя бы поглазеть на него со стороны, но Кабачкова упирается. Можно подумать, Маруська составит ей конкуренцию или начнет охаивать мужчину. Она только рада, что милая молодая женщина, пусть и не красавица, пусть повернутая на своем увлечении, как-то разнообразит свою жизнь.

Кузина печально вздохнула – а то у нее жизнь полна впечатлений! Как у всех – дом, работа. Муж. Муж, который только и знает, что награждает ее своим "здрасте, приехали". Она ждет от него слов поддержки, ждет понимания, а он лишь поддакивает. Относится к ней, как к вздорной девчонке. Хочешь играть – играй, хочешь спать – спи, не хочешь готовить – не готовь, сам приготовлю... Но в последнее время Жорик изменился, что не удивительно – скоро защита.

У человека грядет важное событие, а она ему нервы портит.

Маруся клятвенно себе пообещала измениться. С коллегами она всегда вела себя ровно, Тараканова не в счет, а вот с мужем... У них отношения не "муж-жена", а "отец-дочь". Вот надоест Жорику вытирать ей сопли, и найдет он настоящую жену.

Она докажет своему Жорику, что кое-что в этой жизни умеет. Тогда он забудет свое "здрасте, приехали", а удивленно протянет: "Ну, ты даешь, я бы так не смог".

А она смогла! Смогла раскрыть преступление, которое пришлось не "по зубам" даже профессионалу Дмитрию Антошкину, которого в детстве припечатала лопаткой Ирка Оплеухова. А не фиг других девчонок конфетами угощать.

Ирка! – опомнилась Маруся. – Вечером спросит у меня о проделанной работе, и что я ей отвечу? Скажу, что размышляла о своей семейной жизни вместо того, чтобы подкатить в Панченко с расспросами.

В некогда тихом коридоре зашумели люди. Обеденный перерыв незаметно подошел к концу. Из-за угла, где располагалась комната отдыха "по интересам", потянулись сотрудники предприятия, обсуждающие прошедший турнир по шахматам. Кузина не сомневалась, что победителем вышел здоровяк из испытательного центра, который восхищал своим постоянным румянцем во всю щеку. Восхищал всех женщин, кроме Таракановой, что неудивительно при ее "любви" к людям. Особенно к тем, у кого были таланты в разных областях. Странно, что княжна цеплялась к Кузиной, у которой с талантами была напряженка. Или наблюдательная старушенция что-то заметила, и начала заранее гнобить, чтобы та не зарывалась. Маруся никогда не зарывалась, больше страдала от своей никчемности и тупости.

Но в отношении к здоровяку они с Таракановой были едины – им обеим он был несимпатичен. Маруська не могла понять, откуда возникла неприязнь. Но так бывает...

Здоровяк из испытательного центра впечатывал в половое покрытие свои ноги сорок шестого размера, еле поспевал за ним Денис Бледнов. Щеки здоровяка пылили, а глаза метали молнии. Денис был нездорово весел – приблажно улыбался во весь рот, будто не верил свалившемуся счастью.

– Что, не пускают? – спросил он у Кузиной, застывшей у двери конструкторского бюро.

Кузина, собравшаяся раскрыть преступление и поразить всех своей сообразительностью, сегодня поражала саму себя заторможенностью и полетом мыслей не в ту сторону. Но на шутку Дениса отреагировала быстро, пусть "не по делу", как показалось бы со стороны. Сыщица, переставшая быть сочинительницей, не забыла, что Бледнов вместе с Панченко входит в немногочисленный список подозреваемых по делу об убийстве. В связи с чем, с ним надо придруживать, чтобы невзначай поймать на неосторожном слове.

– А что это ты светишься, как гирлянда на новогодней елке? – Как ни пыталась придать голосу радость от встречи с "долгожданным гостем", у Маруси не вышло. Она не могла себе изменить – к Денису Бледнову относилась, как старослужащий к салаге: с долей презрения, с долей унижения, с долей безразличия. Салага Бледнов, напротив, старался угодить "старослужащей", оказывал знаки внимания, угощал всякой калорийной ерундой, от которой Кузина прибавляла в весе. Она легко находила виноватых, о своей вине речь никогда не шла. Кабачкова утверждала, что Бледнов к ней "неровно дышит". Даже она, швея-инженерша, погрязшая в собственных делах и не интересующаяся жизнью коллег, не замечавшая лежащего на поверхности, и то обратила внимание на "вращение сопливого мальчишки вокруг подруги". Подруга не забыла, сколько ей лет, и сколько лет сопливому мальчишке, о чем не преминула напомнить Кабачковой. И еще напомнила о существовании любимого мужа. Пусть он слушает ее вполуха. Но слушает же! Что-то в ухо влетает, что-то в голове застревает. И это его "здрасте, приехали" – не запятая в ее монологе, он так реагирует. Да, у нее прекрасный муж. Лучше всех! Неужели это мальчик рассчитывает на ее благосклонность? Она не променяет Жорика на тысячу таких мальчиков. На миллион.

– Ты заметила, что я свечусь? – с восторгом ввернул вопрос мальчик Денис, причем сказано было таким томным голосом, будто предлагалось уединиться в каморке завхоза, в комнате для любовных свиданий. И ввернув свой вопрос, мальчик слишком близко подошел к Кузиной, которая непроизвольно отступила на пару шагов. В этот момент дверь их кабинета распахнулась, чуть не двинув Марусю по лбу. – Осторожнее, – запоздало пробормотал парень, и запоздало придержал дверь. Радость на лице сменилась беспокойством.

– А ты не стой "под стрелой", – шутливо обронил выходящий из кабинета. Маруся по голосу узнала Нелли Павловну Волнову.

Женщина обогнула молодежь, как она называла всех своих коллег, кроме Таракановой, Панченко и босса, и неспешно пошла по коридору с грязной посудой в руках. Кузиной показалось, что она заговорщицки ей подмигнула.

Наверное, показалось, – подумала Маруся, – с какой стати ей мне подмигивать, намекать, что одобряет мои неслужебные отношения с молодым коллегой... Давай, Кольцов, действуй,– вспомнились ей слова из новогодней комедии "Карнавальная ночь". – Давай, Кузина, что-то делай! Отшивай, уходи, не стой столбом. Не ровен час, сплетни пойдут по предприятию, затем разлетятся по всему жилому микрорайону, достигнут ушей кандидата технических наук, без пяти минут доктора. И тогда он точно с угрозой протянет: "Здрасте, приехали". Удивила, так удивила, любимая и преданная жена. И доказывай потом, что между вами ничего нет, что злые языки болтают, что ты его в упор не видишь, что этому якобы любовнику самое время ходить в старшую группу детского сада... Как в анекдоте: "Ложки нашлись, но неприятный осадок остался". Жорик поверил ее оправданиям, но сомнения в душу закрались.

Неожиданно для себя Маруся мысленно обозвала Волнову старой сводней, хотя, всегда относилась к ней с почтением. Неожиданные вопросы Кузиной, редко расстающейся со своей стеснительностью, никогда не казались Нелли Павловне глупыми. Она терпеливо консультировала, одаривала идеями. Молодая конструкторша, без зазрения совести, присваивала чужие идеи, и заслуживала похвалу босса.

Даже смакование фанатичной бабушкой избитой темы любимых внуков Марусю не раздражало. А вот подмигивание прямо-таки взбесило. И было ли подмигивание? Может быть, это нервный тик, случившийся на почве сегодняшней убийственной новости. Как бы коллеги не относились к языкатой Таракановой, им было искренне ее жаль...

– Так ты заметила? – ворвался в ее осуждающе-оправдательные размышления Денис. Видимо, вопрос был озвучен несколько раз, поэтому ему пришлось коснуться женской руки и слегка ее сжать.

– Полегче на поворотах, – с недовольством буркнула Маруся и стряхнула мужскую руку со своей руки. Она оглянулась назад, чтобы убедиться, что Волнова не бред ее воображения, что минуту назад она прошла мимо. – Денис, тебе не показалось, что у Нелли Павловны... что-то с лицом? Или я ошибаюсь?

– Ты о чем?

– А ты о чем?

– О причине моего хорошего настроения, – подсказал Бледнов.

– Во время чумы, – дополнила Маруся.

– Что ж нам теперь ложиться и помирать, – нахмурился молодой человек, спиной прижимаясь к закрытой двери, перекрывая Кузиной проход в кабинет. – Согласись, без княжны стало легче дышать. Будто выбросили дурно пахнущий пакет с мусором.

– А не ты ли его выбросил? – пристально поглядывая на Дениса, поинтересовалась сыщица.

– Делать мне больше нечего, как убивать старушек, которые через год-другой сами скопытятся.

– Кто его знает, когда они скопытятся. Успеют открыть глаза многим и на многое, – философски рассудила Кузина. – Времени для откровений у них предостаточно. Такие типажи, как Тараканова, живут долго, другим людям портят нервную систему, а сами спокойны, как удавы. Почему у людей проблемы со здоровьем? Потому что вся жизнь – сплошной стресс. У Таракановой не было причины стрессовать: ни тебе семьи, ни детей. Не за кого переживать. С негативом, раздражением поступала просто – выливала на нас. Мы страдали от ее язвительных уколов, а ей наши страдания только в кайф.

– Довыливалась, – выдохнул Бледнов. – Не подумала старая грымза, что зло рано или поздно возвращается. Бумеранг. Круговорот гадостей в природе.

– Денис, признайся, это не ты её кокнул? Если это сделал ты, то я никому не скажу, честно слово! И не только не скажу, но подтвержу твое алиби.

– Скажешь, что весь вечер я провел с тобой? – без тени наглого намека спросил он.

– Скажу, что провел вечер в кругу моей семьи, – нашлась Маруся. – И мой муж это подтвердит.

– А твой муж не заинтересуется причиной такого ко мне расположения?

– Он... мне доверяет, – с сомнением в голосе произнесла Кузина.

– Мне никакие алиби не нужны, я не убивал Тараканову! – честно глядя ей в глаза, признался Бледнов. – И ее грязные намеки накануне я не воспринял всерьез. Надеюсь, никто и вас – тоже.

– Но она зачем-то вбросила фразу о... Конечно, это наглая ложь, но желание затронуть скользкую тему у нее почему-то возникло. Не припомню, чтобы вчера ты ее чем-то обидел. Только обидой можно объяснить ее намеки. Не с бухты-барахты ее понесло в ненужном направлении.

– Не с бухты-барахты, – пространно подтвердил парень. Мария взирала на него с недоверием, сложив колечком руки на груди. – Причина в тебе, – еле слышно признался он. – Княжна, впрочем, как и все остальные, заметила, что я... выделяю тебя среди других женщин. Одна ты не замечала. Или делала вид?

– Не замечала, – пошевелила губами Кузина. Ей давно никто не признавался, пусть не в любви, в интересе. Муж произносил слова любви на ходу, между прочим. Будто это не выражение чувств словами, а напоминание о чем-то незначительном, которое адресовано ей, супруге. Чтобы она, супруга, не "ходила в чужой огород", потому что ее здесь любят. Здесь всё ясно и понятно, без сюрпризов, приветов. Здесь обосновалась правда, спокойная, добрая, пусть ограничена в эмоциях. А там, в чужом огороде, еще неизвестно, как все будет. Может быть, на чужом огороде произрастает одна ложь с цветами придуманного счастья. Там все ненастоящее, не всамделишное. Мираж. А ты хочешь чего-то незаурядного, наполненного до краев новыми ощущениями, мечтаешь о яркой любви, потому и покупаешься на мираж.

– А вчера...

Маруся чуть не подпрыгнула, словно уже услышала жесткую новость о своем некрасивом поведении, которое быстро улетучилось из головы.

– Можно подумать, вчера мы с тобой уединились, чтобы заняться... черт знает чем, а княжна прознала, и попыталась унизить, – протараторила Маруся. Молодой коллега осуждающе поглядывал на нее, словно она являлась инициатором "черт знает чего", а он усиленно отбрыкивался, но в результате сдался под ее напором. Марусе стало неуютно под его взглядом. – Денис, я адекватно себя вела во время танцев? – напряженным голосом спросила она.

– Как монашка, – хмуро заметил Бледнов. Когда речь шла о покойной Таракановой, он так не печалился.

– Со стороны виднее. Допустим, она что-то увидела и додумала. Ограничилась тобой, до меня очередь не дошла. Или не захотела лишать себя маленьких радостей, которых завтра может и не быть. Решила перемести междусобойчик на следующий день. Не получилось. Но мы с тобой ей не помешали? – с вопросительными интонациями произнесла Кузина, словно сомневалась. Не в себе, в своем визави, который отчаянно пытался перевести разговор на личные темы.

– Мы, нет, – боднул головой воздух влюбленный парень.

– Тогда кто? Кому была выгодна смерть Инги Генриховны Таракановой? Кто хотел закрыть ей рот? Что она узнала такого необычного и опасного?

– Вчера мы с тобой танцевали, – монотонно заговорил Денис, восстанавливая события вчерашнего вечера. Так казалось Марусе. Но он пожирал ее глазами, что являлось доказательством того, что его мысли далеки от убийства, в котором его могут подозревать. – Вчера... был чудесный вечер. Ты... ты смотрела на меня по-особенному.

– Иван Васильевич, когда вы говорите, мне кажется, что вы бредите, – высказалась Кузина, позаимствовав реплику у актера Александра Демьяненко в роли инженера Тимофеева.

– Мне так показалось, – начал оправдываться несостоявшийся любовник. – Наверное, не только мне, раз полоумная княжна ляпнула о моей неправильной сексуальной ориентации. Хотела убить на корню твой интерес ко мне.

– Не было никакого интереса!

– Сейчас ты скажешь, что счастлива в браке.

– Ты сам всё знаешь.

– Знаю, но надежды рыцарей питают.

– Слушай, рыцарь, мне надо знать одно – ты или не ты?

– Я уже сказал – не я. Могу повторить столько раз, сколько потребуется. Не стал бы убивать старую женщину, даже имея вескую причину. Сидеть в тюрьме нет никакого желания. У меня много планов, которые я намерен осуществить.

Денис слишком откровенно пялился на Марусю, что заметила Нелли Павловна, и непроизвольно сбавила шаг, потом и вовсе остановилась, чтобы не мешать их разговору. Было понятно, что диалог не ограничен служебными рамками. Кузина стояла к Волновой спиной, поэтому не видела ее. Как бы Денис не был сосредоточен на объекте своей страсти, он заметил Волнову. Прихватил Марусю за локоть, отодвинул в сторону и услужливо распахнул дверь конструкторского бюро.

– Благодарю, – кивнула Нелли Павловна, и проскользнула в кабинет. Кузина старалась на нее не смотреть. Еще одно подмигивание она бы не оставила без комментариев.

– Пусть твои планы на будущее останутся при тебе, – опередила Маруся Дениса, который вознамерился продолжить свои признания.

– Не подхожу по всем статьям?

– Причем здесь подхожу-не подхожу. Если хочешь, чтобы мечта сбылась, лучше ее не озвучивать, – полушутливо заметила она.

– Сегодня одна моя мечта сбылась – я обыграл нашего признанного чемпиона по шахматам, Агеева, – похвалился Бледнов.

– Этого румяного дылду, что ли? Его фамилия Агеев?

– У этой дылды котелок варит будь здоров! Он всегда всех в шахматы обыгрывает. Но сегодня не его день. Видела, какое у него лицо было?

– Видела. Но скажу честно – он мне несимпатичен. Что-то в нем есть неприятное. Надменность, наверное. Постоянно нос задирает.

– А тебе хотелось, чтобы он ходил за тобой по пятам?

– Дурачина, ты простофиля!

– Согласен. На Агеева тебе плевать, ты другим мужчиной увлечена.

– Конечно, другим, своим мужем. Давно и навсегда.

– Речь не о муже, а о Панченко. Вы с ним постоянно шушукаетесь, ты ему глазки строишь, он тебе конфетки подсовывает.

– Тебе какое дело до наших шушуканий?

– Мне-то дело есть. Я тебе честно признался, что к убийству княжны не причастен. Теперь твоя очередь...

– Я тоже не убивала княжну, но руки чесались, не скрою.

– Я о Панченко... Ты в него влюбилась? Постоянно о нем говоришь. Даже в медпункт за ним побежала.

– Влюбилась, влюбилась, – задумчиво пробормотала Маруся, "успокоив" своего поклонника. – Он тоже сегодня играл в шахматы? И выглядел, как ни в чем не бывало?

– Нет, был смертельно бледен и рассеян. Но взял себя в руки, чтобы написать прощальное письмо. После чего вручил его мне для передачи адресату. Тебе. А сам взял веревку, мыло...

– Денис! Я с тобой серьезно, а ты...

– Я сама серьезность. У меня нет повода для веселья. Одна девушка, которую я боготворю, любит другого мужчину, по моему мнению, неподходящего ей по всем показателям.

– Что-то ты сегодня на себя не похож. Фонтанируешь признаниями. Осмелел? С чего вдруг?

– Шпиона больше нет, можно не бояться за твою репутацию.

– Неужели у других людей глаз нет, и язык короткий?

– Есть и глаза, и уши, и говорить умеют. Но больше своими делами озабочены. Возьми, к примеру, Панченко. Зачем ему чужая жизнь, если своя бурлит и процветает. Не всем это нравится.

– Это намек? Зря. Не только у Агеева котелок варит, у нашего Панченко тоже мозги в порядке. Не будет он убивать княжну, даже если у него на то были чрезвычайно веские причины. Он первый, кто попадает под подозрение. И не в этом дело – Владимир Иванович не способен на убийство.

– А я, значит, способен, с меня ты потребовала признаний!

– Но я тебе поверила. Считай меня доверчивой дурочкой. И теперь рассчитываю на твою помощь в расследовании. Хочу найти убийцу Таракановой.

– Зачем тебе это? – резонно спросил Бледнов.

– Сама не знаю, – солгала Маруся. Она не могла рассказать о причинах, побудивших ее заняться поиском убийцы. И не потому, что щадила чувства влюбленного человека, ревностно относившегося к ее супругу. Сама еще не разобралась в мотивах своего поведения. Все-таки что-то ее беспокоило.

– Странный порыв, учитывая ваши непростые отношения с Таракановой. Или ты боишься, что следователь начнет тебя подозревать? Зря боишься. Он выглядит полной флегмой, но глаз у него наметан.

Вот что меня беспокоит – я поймала на себе подозрительно-презрительный взгляд Антошкина, и решила, что ему что-то обо мне напели, – подумала Маруся. – Это не взгляд, это стрела, начиненная вирусом правды... Что я наболтала этому Антошкину? Кажется, ничего лишнего не рассказала. Черт побери! Я обязана найти настоящего убийцу...

– Денис, ты мне поможешь?

– Не задавай глупых вопросов, – подобрался Бледнов.

– Для начала я хочу переговорить с Панченко, – заговорщицким тоном сообщила Маруся. Мимо спешным шагом шли припозднившиеся с обеда сотрудники предприятия, поэтому она говорила о первоочередных планах очень тихо.

– Я с тобой, – подобрался Денис.

– Нет, я хочу поговорить с ним наедине, хочется верить, что наедине он будет более откровенным.

– Если что, кричи, – совершенно серьезно предложил парень, а Маруся задумалась о правильности своего выбора. – Нет, ну, правда. Мало ли что.

– Что, мало ли что, – процедила сквозь зубы сыщица. – Думай, что говоришь.

– Маша, если Панченко до фига лет, это не значит, что он богатырской силушкой обделен. Или ни на что неспособен, – замысловато высказался молодой человек, более осведомленный о бурной жизни завхоза, чем Кузина, которой по половой принадлежности положено знать больше.

– Такое чувство, что я отделена от всех высокой китайской стеной.

– Это твой выбор...

Мария Кузина решила дождаться Панченко возле дверей конструкторского бюро, чтобы не пропустить. Кто-то перехватит его по дороге, и разборка кульмана отложится на неопределенный срок. И бегай потом, ищи его по всем этажам. Маруся вознамерилась обстоятельно поговорить с Владимиром Ивановичем, и так без толку прошла половина дня.

Панченко не заставил себя долго ждать. Он вывернул из-за угла в гордом одиночестве, всем видом выказывая свою занятость. Даже рукава синего рабочего халата были подвернуты до локтей, подтверждая полную готовность. Завидев Кузину, лицо немолодого мужчины смягчилось, складка между бровей разгладилась.

– Машенька, что-то случилось? – вкрадчивым голосом вопросил он, подхватывая ее под руку.

Машенька запамятовала, что у них с Панченко сложились по отечески-дочерние отношения, что он постоянно ее обнимал, целовал в щечку, поправлял сбившиеся волосы. Маруся не билась в припадке от таких прикосновений. Но это было раньше. Теперь эти легкие прикосновения квалифицировались ею, как наглое приставание, переходящее границы дозволенного. Но приходилось терпеть, чтобы расположить к себе мужчину, переставшего быть пожилым и по-отечески заботливым. Мужская рука на сгибе локтя прожгла дыру, но Маруся не только не извивалась от боли, но еще и глупо скалилась. Так было нужно для дела. Ирка потребовала установить контакт. Она несколько перефразировала задачу, предложила пококетничать, вспомнить, что Кузина привлекательная женщина, и тогда мужчины к ней потянутся. Кузина не желала, чтобы к ней тянулись мужчины. Тем более такие, как ловелас Панченко. За один день столько открытий!

– Случилось, – выдохнула Маруся в ответ и двинулась по коридору, подальше от дверей конструкторского бюро, чтобы их беседе никто не помешал. Бледнов обязательно вылезет из кабинета для контроля.

Рука завхоза сползла с локтевого сгиба, и перекочевала в карман рабочего халата, что успокоило женщину, но мысли почему-то запутались. Еще пять минут назад она знала, как начнет разговор, теперь медленно шла по коридору и усиленно сочиняла вступление.

– Владимир Иванович, – произнесла она, непроизвольно повторяя интонации товарища Сухова из "Белого солнца пустыни", когда он обращался к женщинам Востока. В голосе явно читалось осуждение.

– Не переживай, кульман я сегодня добью, – успокоил ее Панченко, опередив продолжение.

– Не в кульмане дело, – раздражаясь, сказала Маруся. Остановилась и встала лицом к лицу. – Дело в вас, уважаемый Владимир Иванович!

– Интригующее начало. Продолжай.

– Я вас ищу с самого утра. Ходила за вами в медпункт, не застала, потом оббегала всё здание. И не говорите мне, что занимались кульманом Таракановой. Кульманом вы занимались минут десять перед самым перерывом. Где вы были? – делая паузы между словами, начальственно потребовала дать четкий ответ Кузина.

– Я уж не упомню, где был. Я всем нужен, – без особой радости сообщил завхоз. Он смотрел на Марусю своими лучистыми глазами с едва заметной грустью. Прядь волос упала ему на лоб, и Маша, не отдавая себе отчета, убрала прядь со лба. Густой шевелюре с легкой сединой мог позавидовать любой мужчина в расцвете лет.

– Знаю я, кому вы потребовались, – многозначительно брякнула Маруся.

– Осуждаешь? – без намека на испуг спросил догадливый Панченко.

Правильно Ирка меня приложила – я дура стоеросовая, – подумала Кузина. – Называется, установила контакт. Зачем на него набросилась? Захотелось разобрать его личное дело, не отходя от кассы? Неужели так сложно забыть о его похождениях, и перейти к главному?! Всего лишь обязана была спросить, что они делали вчера вечером с Таракановой... Какая-то двусмысленность в вопросе...

– Кто я такая, чтобы вас осуждать, – проблеяла Кузина, озвучив одну из своих сбивчивых мыслей. И понеслась расшаркиваться – устанавливать разрушенный мостик контакта. – Мне нет никакого дела, чем... вы занимаетесь в рабочее время. Я не начальник... Я для вас, вообще, никто. Не жена, не дочь.

Да, Кузина, из тебя сыщик, как из рубщика мяса вышивальщица гладью. Куда ты лезешь? Что пытаешься доказать? Занимайся тем, чему тебя учили в университете... А если не хочется, что тогда? Не хочется, увольняйся и сиди дома, вари мужу борщи. Не умеешь? Научишься. Пора бы уже. Ты, Кузина, вообще, ни на что неспособна! Ни борщ сварить, ни поразить гениальной идеей шефа, ни элементарно разговор поддержать. Чего ты онемела? Чего пялишься на него, как судья на закоренелого преступника. Какое имеешь право кого-то перевоспитывать, тем более, человека в два раза старше тебя. Что ты о нем знаешь, кроме того, что у него руки золотые, и котелок исправно варит. Кто тебя интересует, кроме себя любимой. Эгоистка и нытик. Вот ты кто!