Текст книги "(Не) его тройня (СИ)"
Автор книги: Лана Вишневская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
(Не) его тройня
Лана Вишневская
Пролог
Кирилл
"Бесплоден" звучит набатом в голове приговор врача. Смотрю на улицу, прислонившись лбом к стеклу, наблюдаю, как чей-то ребёнок царапает ключами моё авто на парковке. Выть хочется и вломить идиотке мамаше, что отчитывает своего сына, тыча пальцем в мою машину. Срываюсь и иду вниз. Двери клиники остаются позади, фиксирую взглядом невысокую брюнетку и иду к машине. Звук входящего сообщения отвлекает меня на секунду. Читаю сообщение и… наблюдаю как брюнетка с сыном выезжают с парковки. Быстро влезаю в свою машину и еду следом за интересующей меня машиной.
Паркуюсь у детского спортивного клуба, захожу внутрь, тут же сталкиваюсь со знакомыми.
– Кирилл Игнатьевич, какими судьбами? – отвечать и продолжать диалог мне не хочется, потому что меня интересовало лишь одно. Я увидел его. Ребёнка, что поцарапал мне машину. Этого не может быть. Я словно смотрю на себя в детстве. Быстро поговорив со знакомыми, выбегаю на крыльцо здания и вижу их, садящихся в машину. Женщина мельком взглянула на меня и отвела взгляд в сторону. Трое детей и она. Трое.
Возвращаюсь в клуб, узнаю, что интересующие меня дети, занимаются здесь спортом. Взломав их шкафчики, где хранится одежда, нашёл детскую розовую расчёску.
Узнав у друга, где можно сделать экспресс тест ДНК, срочно съездил и сдал на анализ свою слюну и волосы из детской расчёски.
Глава 1
– Тимофей, это что? – с сомнением гляжу на рисунок человека.
– Человек, – охотно поясняет сын.
– Вот это что? – не унимаюсь.
– Мам, это голова, шея, вот это плечи, руки, тело и ноги, – сын водит пальцем по рисунку.
– Сын, ты меня вообще слышишь? Это что такое? – нервно дергаюсь, замечая, как открывается дверь клиники. Никто не вышел, наверное, передумали.
– Ну, мам, это рисунок, – Тимофей дергает меня за руку. Полюбовавшись творением сына еще мгновение, задаю главный вопрос:
– Тимофей, ты, зачем нарисовал рисунок на чужой машине? – сын хмурится, но молчит. – Тимофей!
– А это разве не твоя машина? – спрашивает ребенок, ошарашенно смотрю на сына. Он издевается что ли? Какая разница, чья машина?
– Тимофей, а разве ты не отличаешь красный цвет от черного?
– Отличаю, это черный, – уверенно говорит сын.
– А наша машина красная? Так ведь?
– Да, мам. А ты, что сама не уверенна?
– Я уверенна в одном, что ты будешь наказан.
– Почему мам?
– Потому что ты манипулятор! Тебе всего пять лет, а ты уже пытаешься мной руководить. Сын, я такое не приемлю, – тру рукой рисунок, плюю на машину. Не стирается, зажмуриваюсь на секунду. Что мне с тобой делать? Как стереть? Наклоняюсь ниже, смотрю на рисунок под углом и понимаю нам конец. Конец мне и вследствие этого конец моим детям. Рисунок не нарисован, а нацарапан. Тимофей сделал это сознательно, будто выполняя какой-то неведомый мне ритуал. Зачем? Чтобы я знала, что он помнит… Каким же вырастет мой сын? Понимаю, что вся беда еще в том, что никогда больше не обращусь к психологу за помощью, а сына пугать бессмысленно. Детям будет еще хуже и сейчас самое время защитить их и себя. Но как? Убегать – бессмысленно, хозяин машины, все равно нас найдет. У клиники есть камеры наблюдения. А наша машина припаркована рядом, номера видны.
– Мам, девочек пора забирать, – Тимофей смотрит на свои часы.
Точно, девочек с тренировки забрать. Мозг соображает, как бы исхитриться и выкрутиться из сложившейся ситуации с наименьшими проблемами.
– Пошли, – беру сына за руку и подвожу к нашей машине. Моя "малышка" весело приветствует нас с сыном звуковым сигналом. – Залезай, – Тимофей молча выполняет просьбу. – Пристегнись, – сажусь в машину, вдыхаю аромат освежителя воздуха. Правильно выбрала запах, сосна успокаивает.
– Фу, – кривится лицо Тимофея. Ребенок зажимает нос рукой и противно имитирует тошноту. Качаю головой. В кого он такой? В отца что ли?
Вставляю ключ зажигания, он поворачивается, а ребенок писклявым голосом уныло сообщает:
– Добро пожаловать в клинику "Фон-Фуфон".
– Почему "Фон-Фуфон"? – спрашиваю.
Тимофей мгновенно перестает казаться мне эгоистом и несносной букашкой. Я вижу в нем умного, развитого ребенка, у которого фантазии хоть отбавляй.
Да, я мама, немного занудная, согласна, но все же мама. Именно это слово я выговариваю с чувством огромного облегчения и гордости. Мама, которая может позволить себе не думать о проблемах и справляться с ними быстро. Мама, которая хочет, чтобы ее дети росли не только успешными, но и счастливыми. Мама, которую не заботит вопрос: "Ты мне должен или ты мне обязана"? Я просто хочу, чтобы мои дети выросли счастливыми. Тимофей утыкается в игру, а я спокойно веду машину.
Подъехав к спортивному клубу, вылезаем из машины.
– Пойдем, – пихаю сына в спину. Он испуганно улыбается. – Тимофей, ты чего? Пойдем, девочек заберем, – максимально нежно целую его в макушку. Сын дергает правым плечом, выражая недовольство. Беру Тимофея за руку, и мы входим в клуб.
Люблю это место, девочки занимаются художественной гимнастикой. Когда я в первый раз увидела их на общей площадке, мне показалось, что я попала на отдых в лагерь юных олимпийцев. Так они грациозны и красивы, их движения легки, точны и гармоничны.
Я не стесняюсь говорить сыну, что гимнастика хорошо стимулирует умственные и физические способности. У меня все еще теплится надежда увлечь сына спортом. Но, похоже, для этого уже поздно. Жаль, что в жизни все куда прозаичнее: Тимофей постоянно прессует меня своей детской непосредственностью.
Только для него это естественно, если я слышу бурчание его живота: "Ой, ма, какие прыгалки"! Или: "Ой, ма, как эта доска качается!" Это он о треснувшем асфальте. Конечно, дети видят мир иначе, чем мы. Порой логику сына я не могу понять. С дочками проще, их эмоции и мысли, как на ладони. Они простодушны и бесхитростны. Любовь к ним пробудила во мне материнский инстинкт, и я, кажется, отвечаю им взаимностью.
А вот на сына трудно давить, во всяком случае, мне. Минут через двадцать мы прощаемся с тренером, выходим вчетвером из раздевалки и приближаемся к стойке с напитками.
– Вода только с газом, кто-нибудь из вас будет? – зачем спрашиваю? Итак, знаю ответ: трижды "Нет". Не пьют они газированную воду и лимонады, в том числе. Только сок, причем натуральный, желательно свежевыжатый.
Я вижу, как маленькие ладони сына сжимаются в тонкие дрожащие кулачки. Присаживаюсь на корточки.
– Тимофей, ты чего? – сын смотрит в сторону, тяжело вздыхает. Обе дочки смотрят на свою обувь. Молчат. – Так дети, что происходит? Что случилось? – перевожу взгляд туда же, куда смотрит сын.
Замечаю три мужские фигуры. Пытаюсь всмотреться вдаль коридора.
– Мама, пошли, – цедит сын. – Пошли, – тянет за рукав. Подхватываю две спортивные сумки и поддаюсь сыну, теперь он ведет меня. Девочки плетутся за нами. Тихо так. Что-то явно случилось. Подойдя к машине, закидываю сумки в багажник. Краем глаза замечаю какое-то движение у машины. Тимофей пытается открыть дверь. Закрываю багажник и иду на помощь сыну. Открываю дверь, Тимофей хватает Алису за руку и реально впихивает сестру в салон. Только открыла рот, чтобы возмутится, сын, подходит к Софии, шепчет ей что-то на ухо. Дочка сразу же погрустнела и поплелась к машине, забралась к сестре. Офигевшая от увиденного, закрываю дверь за сыном.
Однозначно, раскалывать их нужно поодиночке. Все вместе дети будут молчать.
Разворачиваюсь и встречаюсь взглядом с мужчиной. Он стоит на крыльце спортивного клуба. Лицо мужчины кажется мне смутно знакомым, где я его видела? Смотрит мне в глаза. У меня екает сердце. Это же мой Тимофей, только старше. Лет на тридцать пять старше. Смутившись, отворачиваюсь, не смогу еще раз посмотреть на него. Сажусь в машину и быстро выезжаю с парковки.
Не оглядываясь, двигаюсь в направлении дома. Внутри все как-то странно и непонятно. Понимаю только одно – это мои дети, только мои. К этому мужчине они отношения не имеют. Это же очевидно. Только вот почему я до сих пор его помню? Его лицо. Хмурое. Взгляд цепкий, властный.
До дома добираемся без происшествий. Отпираю калитку и загоняю машину в гараж.
Дом нам с детьми достался от моих родителей, раньше мы жили здесь все вместе. Теперь родители и моя младшая сестра живут в городе на Неве, а я с малышней здесь, в Москве. Небольшой, уютный одноэтажный кирпичный дом. Детям раздолье, да и мне не нужно переживать о съёмном жилье.
– Идите руки мыть, – киваю детям и отхожу от машины. Включаю музыку и "таинственные" ноты мелодично заполняют гараж. Улыбаюсь, вытаскивая сумки из багажника. Хлопаю дверью и поднимаюсь в дом, на душе тревога от предстоящего разговора с детьми. Сначала поговорю с девочками, позже с сыном.
Сталкиваюсь с Тимофеем в коридоре.
– У нас в доме газ, – излагает проблему мальчик. Он стоит прямо, подбородок поднят. Смотрит мне в глаза. В его взгляде смешалось все: боль, страх, злость, отчаяние.
– Тимофей, сынок, у нас, вообще-то, нет газа в доме, – пытаюсь пошутить, однако настрой сына мне не нравится.
– Нет, мама, у нас есть газ в доме, – уверенно произносит сын. – Пойдем покажу, – Тимофей берет меня за руку и подводит к окну в коридоре. Трогает пальцем стекло. – Газзз, – выглядываю из окна.
– Сын это не газ, это наш ко…, – хотела сказать "конец", но вовремя притормозила.
– Мама, Тима перепутал, не газ, а гад. Он хотел сказать "гад", – поправляет брата Алиса. Девочки подошли к окну. От одного лишь взгляда на улицу, у обеих затряслись губы, Тимофей сжал руки в кулаки. Да что же это такое происходит!
– Присели! – произношу тихо, дети мгновенно опустились на пол. – Ползком в детскую, быстро! – шумно дыша, они ползут к своей комнате. Затем Алиса замирает, поворачивается и смотрит на меня. В ее глазах видны слезы.
– Мам, я больше не буду, – всхлипывает она и уползает в детскую. Мне одного непонятно думающего ребенка хватало, теперь еще и Алиса к брату присоединилась. Что означают ее слова?
Аккуратно, стараясь остаться незамеченной с улицы, подкрадываюсь к окну и подглядываю сквозь тюль. Черная большая машина расположилась у наших ворот, из-за машины появляется силуэт. Мужчина подходит к воротам и звонит в дверь. Мужской взгляд мажет по окнам. Прячусь, сделав шаг вправо, надеюсь, что мужчина меня не заметил. Машину я узнала сразу же, она та самая, над которой сегодня утром изгалялся Тимофей. Что мужику нужно? Деньги? Судя по дороговизне машины, он сам может исправить царапины, без предъявления претензий ко мне и Тимофею.
Мужчина не торопится отъезжать от ворот. Несколько раз бьет кулаком по воротам, что – то говорит в телефон. Только больше не звони в звонок! Дети, итак, напуганы! Сколько злости в его резких жестах. Ходит около машины, периодически посматривает на наш дом. Уезжай! Уезжай! Пожалуйста, уезжай! Опять достает телефон, недовольно жестикулирует. Подходит к машине, трет рукой капот. Сглатываю. Все же этот мужик приехал из-за царапины на его авто. Я платить не буду!
Тридцать минут страха, за считанные секунды убили в моем сердце все то, что еще способно было надеяться и ждать. Я не успела спрятаться, и мужской взгляд впился в меня. В его темных глазах недоумение, мы смотрим друг другу в глаза.
– Выйдешь? – беззвучно произносит он губами. Еле заметно киваю головой.
– Дети, я сейчас вернусь! – выхожу во двор. Руки трясутся от страха, а глаза тревожно вглядываются в гущу тени. Мужчина закрывает машину и идет ко мне. Стоит совсем близко, молчит.
– Калитку отопри! – требует он. Я от страха не могу даже закричать. Мужчина берет меня за локоть, и мы медленно и осторожно идём к его авто. – Садись! – звучит над моим ухом его приказ. Дверь уже открыта.
– Нет, – упираюсь руками в дверной проем. – Я никуда с вами не поеду!
– А что так? Родить от меня родила, теперь и покататься можно, – бесцеремонно и грубо заталкивает меня на переднее сиденье.
– Что за бред вы несете? – прижимаюсь к дверям, когда мужчина забирается в салон.
– Это ты от меня понесла и унесла. По-хорошему договоримся? – зло шипит мужчина. На мое плечо ложится его рука и жестко сжимает. Я хочу освободиться, но мои пальцы, сжимающие ручку двери, превращаются в лёд. По коже пробегают мурашки, мужчина наклоняется ко мне. Его лицо находится на расстоянии вытянутой ладони. По глазам вижу, что он ничего не боится. Он прямо смотрит мне в зрачки и говорит:
– Девки тебе, сын мне, – меня передергивает от его слов, когда понимаю весь их смысл.
– Нет, – отрицательно мотаю головой. Мужчина кивает и тяжело вздыхает. Таю от его близости, от его похожести на моего Тимофея и прижимаюсь к двери. Мне трудно дышать от смеси страха и отвращения. Чувствую, сейчас произойдет что-то очень плохое. Пальцы мужчины сильнее сжимают мое плечо и за волосы оттягивают голову назад.
– Как девок воспитывать я не знаю, поэтому предлагаю по-хорошему, – цедит он сквозь зубы. – В принципе, я могу нанять им няньку.
– Это не ваши дети, это мои, – сиплю от боли. – Только мои! – дергаюсь и ору на всю машину.
– Отстань от нашей мамы! – кричит Тимофей. Мужик отпускает мои волосы и плечо, оборачиваемся на голос ребенка. Злой сын стоит рядом с открытой водительской дверью. Одно движенье и сын выплескивает на мужика какую-то жижу из железного ведра. "Моя" пассажирская дверь открывается, и я вижу моих ангелочков. Пока мужчина ругается, я вылезаю из машины, хватаю девочек за руки, кричу сыну:
– Тима!!! Домой! – и бегу с девочками во двор. Заталкиваю их за калитку, оборачиваюсь, и в меня врезается Тимофей. Подхватываю его на руки, забегаю во двор и запираю калитку.
Быстро скрываемся в доме.
Глава 2
Сердце бьется со скоростью света. Отнимаю ладонь от холодного замка, двери заперты. В дом он не попадет. Смотрю на детей, пытаюсь выровнять дыхание.
Сердце колет, перед глазами пляшут черные точки. Я делаю вдох и приподнимаюсь на цыпочки, будто хочу схватить воздух ртом. Сын поднимает на меня взгляд.
Я делаю глубокий вдох, чувствуя неприятную тяжесть в груди. Это провал.
Прикусываю язык, чтобы не закричать. Я крепко держусь за дверной косяк, не думая уже о том, смогу ли когда-нибудь снова отругать моего мальчишку. Он за меня заступился. Снова!
Душа рвет меня на части. Я молюсь, чтобы он не заметил, как у меня дрожат руки.
Тимофей обхватывает меня, будто боясь, что я не выдержу. Обнимает так крепко, что мне начинает казаться: он держит в объятиях Вселенную. А я сжимаю его плечи, словно крыльями поддерживая небо.
И мне становится легче.
– Испугался? – слышу собственный голос. Это единственное слово, которое я могу произнести.
Он смотрит на меня растерянно и отрицательно качает головой.
Ребенок смотрит на меня, а потом хватает меня за лицо и начинает теребить, требуя, чтобы я ответила.
– Я здесь, а вы со мной, – говорю я ему и улыбаюсь.
Почему меня не покидает чувство, что это только начало?
– Мам, – шепчет Соня. Подхожу к девочкам и опускаюсь перед ними на коленки. Сжимаю ладони дочек, целую в щечки. – Мам, а папа заберет тебя у нас? – Соня внимательно наблюдает за происходящим.
Такое ощущение, что девочка все еще чувствует себя виноватой передо мной. Только за что? Папа? Соня только что назвала этого незнакомого мужика папой? А вот это уже неприятно.
Я смотрю на малышку и улыбаюсь.
– Ну что ты, солнышко, – стараюсь говорить спокойным голосом.
Не для того, чтобы успокоить ее, а для того чтобы заставить верить мне. Она верит, и я рада этому.
Поднимаюсь с коленок, подталкиваю детей к их игровой комнате, а сама подхожу к окну в коридоре. Теперь нет смысла прятаться за занавеску, мужчина знает, что я дома. С облегчением выдыхаю, обнаружив, что черное авто уже уехало.
Накормив детей ужином, укладываю их спать. Девочки спят в одной спальне, а сын в другой.
Добравшись до своей постели, усаживаюсь на край кровати, стаскиваю одежду, кулем падаю на кровать и закрываю глаза.
Резко просыпаюсь, хватаю себя за волосы, дышу, как рыба на берегу.
В комнате снова "его" голос. Я слышу обрывки слов, которые постепенно становятся яснее.
– Хватит. Надоело! – шепчу в темноту.
Улавливаю, как в мою спальню заходит Тимофей.
После того, как я вытираю слезы, мальчик прижимает меня к себе, целует мои волосы.
Смотрю в его глаза и сквозь пелену накатывающей боли вижу в них застывшую тревогу и печаль.
У меня дрожит рука. Я закрываю глаза, чтобы отогнать сон, нужно быть сильной.
Вместо этого я проваливаюсь еще глубже в темноту, где бесплотные огоньки плавают в тумане. Сколько времени я там провела? Меня расталкивают, я открываю глаза.
Передо мной стоит Тимофей, сжимая в руках фонарик, огонек еле подсвечивает. Уличный свет почти не проникает в комнату. Я сажусь на кровати, прикрываю глаза руками.
Сын выжидающе смотрит на мои руки.
– Тимка, – шепчу я. Сын уже дважды за ночь вытаскивает меня из кошмаров прошлого. Нашего с ним прошлого на двоих.
Мальчишка хмурится, выключает свет от фонарика. Я забираюсь под одеяло, вдыхаю запах ароматизатора воздуха, Тимофей залезает ко мне. Укрываю сына, все будет хорошо. Обнимаю сына и снова проваливаюсь в сон.
Просыпаюсь утром, обнаруживаю, что ребенка нет в постели. Вылезаю из кровати, надеваю первую попавшуюся домашнюю одежду из шкафа. Захожу в игровую, детей здесь нет. Бегу в детские спальни, девочки еще в кроватях. Выдыхаю. Заглядываю к сыну, он сидит на полу, подогнув под себя ноги.
– Тим, – сын не любит уменьшительно – ласкательные слова, поэтому почти всегда я называю его полным именем. Сейчас исключение. Как объяснить пятилетнему ребенку, что он слишком взрослый? Что это моя обязанность заботиться о нем, а не его обо мне. – Тим, – глажу сына по плечу. Ребенок не реагирует. Обнимаю Тимофея и прижимаю к себе. – Сынок, поговори со мной, пожалуйста. Ты мое чудо, мое счастье… Благодаря тебе и твоим сестрам, я узнала, что такое любовь… Это самое прекрасное в жизни. Просыпаться по утрам и засыпать по вечерам, зная, что есть кто-то, кто меня любит и ждет, для которого я – это весь мир.
– Мамочка, мамочка, – сына будто прорвало. Развернулся ко мне, заплакал, уткнувшись мне в грудь. – Мама! Я тебя никому не отдам! Не отдам! Я тебя не отдам… этому… не отдам! – обхватывает меня руками, пытается сильно сжать свои крохотные ладони.
– Тима, я тебя люблю! Я больше такого не допущу! Слышишь меня, я… больше… такого… не… допущу!
– Мамочка! – срывается с плача на крик. Любая бы мать, думала бы как прекратить истерику сына. Но я – не любая. Истерика – это единственный способ "залезть" в голову Тимофея. Понять, что он думает и чувствует. Только в такие минуты мой сын открыт для диалога.
– Тима, Тима, я люблю тебя! – глажу волосы сына.
– Мамочка, я тоже не допущу… – сын смотрит мне в глаза.
– Тима, – целую сына в макушку.
– Я…
– Мам? – в спальню открывается дверь, и заходят Алиса с Софией. Перевожу взгляд на дочек. – Мы есть хотим.
– Сейчас, идите переоденьтесь. Я сделаю нам завтрак, – девочки уходят. Смотрю на сына и понимаю, что он снова возвел бронированную стену между нами. – Поможешь с завтраком? – Тимофей кивает.
***
Усадив детей в автокресла, пристегнувшись сама, выезжаю из гаража и направляюсь к частному детскому саду. Дети посещают его уже целый год. С предыдущим садиком нас связывают лишь горькие воспоминания и ничего больше.
– Мама, не волнуйся, – шепчет мне Тимофей, стоя у шкафчика с одеждой. – Я за девочками пригляжу.
– Тима, – утыкаюсь носом в его макушку, сдерживаю слезы. Так хочется сказать: "Тимофей, будь обычным ребенком, иди, играй и веселись. Ведь это твое детство, а взрослым ты еще успеешь побыть". Но так я ему никогда не смогу сказать. Целую сына и иду к шкафчикам в другой конец раздевалки.
Алиса пытается снять запутавшиеся у нее колготки, Соня прыгает на одной ноге.
– Девочки мои, – улыбаюсь и стягиваю колготки. Протягивая вместо них розовые лосины. София уже надела вторую туфлю и сама застегнула застежку. Как же быстро растут дети.
Три макушки выстроились в ряд. Три поцелуя, по одному на каждую.
– Заберу вас как обычно, в пять, – меня обступают со всех сторон, и маленькие ладони обнимают за шею, плечи и руки.
Через полчаса открываю дверь в салон цветов. Здесь мой второй мир. Пять лет назад мой отец помог мне открыть свое дело. Тогда я это не могла оценить, зато сейчас, магазин не только кормит нас с детьми, но и помогает мне морально расслабиться.
Прохожу в подсобку, переобуваюсь, до открытия салона осталось минут сорок, как раз хватит на то, чтобы разобраться с бумагами.
Сажусь за деревянный стол, беру в руки бумаги. Взгляд падает на фото Игоря. Почти шесть лет прошло, а я еще с трепетом в душе вспоминаю покойного мужа. Всего один год мы были вместе, так толком и не узнав друг друга.
Вчитываюсь в строчки, делаю подсчеты. Время пролетает быстро, стучу карандашом по столу. Напарница опаздывает. В салоне работают несколько девочек, в основном студентки. Одна я не справлюсь, а девчонкам нужна работа, чтобы как они выражаются "без напряга".
Отпираю дверь для посетителей салона, жду Катю. Открываю стеклянную дверь, захожу внутрь "температурной комнаты", беру нужные цветы и выхожу обратно. Разложив на столике стебли, мысленно рисую образ будущего букета. Звенит колокольчик над входной дверью.
– Здравствуйте, чем вам помочь? – взглядом ищу цветной скотч, рукой придерживаю букет, завернутый в декоративную бумагу.
– Все тем же, – цедит мужской голос. Сглатываю. Поднимаю голову и смотрю на посетителя. Опять он. Цепкий взгляд впивается в меня. – Где дети?
Я – абсолютно хладнокровно:
– Там же, где и обычно, – мужчина долго смотрит в мои глаза, а я почти не дышу, лишь нервно сминаю пальцами бумагу. Его серо-зеленые зрачки темнеют.
– Ознакомься, – рядом с потрепанным мною букетом, на стол ложится папка.
– Что это? – почти шепотом спрашиваю я.
– Экспертиза ДНК, – стою, как громом пораженная. Решаю уточнить:
– Чья ДНК?
– Моя и моих детей, – холодный взгляд в упор. – Открывай и читай.
Прикасаюсь кончиками пальцев к папке:
– Почему я должна тебе верить? Для проведения экспертизы ДНК детей – нужно согласие матери. А я это самое согласие не давала!
Мужчина смотрит на меня сверху вниз:
– У меня нет времени, читай, потом поговорим.
Открываю папку, читаю документы, смотрю на мужчину. Отрицательно качаю головой.
– Этого просто не может быть.
– Как видишь, может. Мне нужен мой сын. Где дети? – мужчина нагло проходит в подсобку, окидывает взглядом комнату. Подходит к столу и берет в руки фотографию. – Кто это?
– Игорь, отец моих детей, – отвечаю.
– Отец твоих детей – Я! – резко произносит и поворачивается ко мне. – Где он? – трясет фотографией.
– Умер, давно, еще до рождения детей.
– Давай договоримся по-хорошему? Разделим детей. Я могу финансово помогать девочкам. На куклы там, танцы и прочую ерунду деньги давать. А ты не препятствуешь и отдаешь мне сына, – слушаю мужскую речь, и как будто все плывет мимо. Голос, интонации, фотография Игоря, голубые обои на стенах, мебель. Плывет…
– Ты не справишься с ним, Тимофей, особенный мальчик, – первое, что я произношу, придя в себя.
– Ты как? Часто в обмороки падаешь? – мужская тушка нависла над креслом, в котором я лежу. Смотрю на него, Тима… Трясу головой, чтобы избавится от наваждения.
– Первый раз, – произношу и замолкаю. Нужно обдумать, что делать, проще конечно сбежать. Можно к родителям. Но ведь найдет и там.
– Я не собираюсь отбирать у тебя детей насильно, – я щурю глаза, слыша эту фразу. Чего стоят мужские слова?
– Ты, только что, вломился в мой магазин, потребовал отдать тебе сына. А теперь говоришь, что не будешь отбирать у меня моих детей. Что-то не сходится, – но жить так, в страхе, больше не хочу. Не хочу слышать вранье и жить в неведении.
– Я предлагаю поделить детей по-хорошему, без скандалов. Могу помочь тебе в бизнесе. Откроешь еще пару магазинов.
– Я тебя правильно поняла: ты хочешь обменять сына на деньги? – встаю с кресла. Подхожу к дверям, оборачиваюсь и смотрю в мужскую спину.
– Зачем ты так? – одна секунда и оказываюсь прижатой к стене.
– А что будет с нами? – злюсь на саму себя.
– Разве уже есть "мы"? – усмехается прямо мне в лицо.
– Мы – это я и дети. Они тройняшки. Их нельзя разлучать, – шепчу еле слышно. Боюсь услышать ответ, который вынесет приговор.
– Я не собираюсь их разлучать, пусть общаются.
– Тогда почему тебе нужен именно Тимофей?
– Не ясно, что ли? Мне нужен наследник.
– А девочки, что, не наследницы что ли?
Мужчина стоит на месте, не зная, что ответить. Что он может сейчас сказать? Как попытается спасти ситуацию? Кажется, он уже все продумал. Бьет кулаком об дверной косяк.
– Девок без денег я не оставлю, – наконец произносит он.
– Тогда почему именно мои дети? – мой голос дрогнул.
– Наши дети. Потому что других у меня нет, и уже не будет.
– Ты придумал, что станешь им отцом, теперь я буду должна отвечать не только за них, но и за тебя.
– Объясни свою мысль, – смеется.
– Мне нужно будет как-то всё это объяснить большому количеству человек, – к горлу подкатывает ком. Я не могу произнести ни слова. В течение следующей минуты молчу, стою и смотрю на него, пытаясь понять, что чувствует. Что будет дальше. Нужно срочно что-то придумать, чтобы он поскорее ушел. Ушел, на всегда.
– Даже не надейся, – шипит мне в губы. – Я сам всё объясню. Так, как мне надо.
– Как?
– Через два часа нас ждут в клинике. Для проведения повторного теста. Сейчас ты, закрываешь свой ларек, и мы едем за НАШИМИ детьми, – берет меня за руку и выводит из подсобки в магазин. – У тебя пять минут на сборы.
"Пять минут", – звучит в голове. Машинально переобуваюсь, подхватываю кофту, запираю магазин.
Усаживаюсь в кожаное кресло, смотрю в лобовое стекло. Ощущаю теплое прикосновение к запястью. Не реагирую. Слышу, как заводится машина, плавно стартует. В голове только один вопрос. Как так вышло? В моей жизни был только один мужчина – Игорь. А тут влетел этот "ураган". Заберу ребенка – не заберу ребенка!
– Куда ехать? Где дети? Адрес скажи, – произношу название улицы и номер дома, где располагается детский сад.
– Частный, да? – спрашивает, когда подъезжаем к садику. Киваю в ответ. – Частные я из виду упустил, – поворачиваю голову и смотрю в его глаза. – Все проверил, а про частные забыл.
– Ты проверял детские садики? – ежусь от собственного вопроса.
– Конечно. Проверил и сделал вывод, что дети с нянькой сидят.
– Как видишь, не сидят, – отстегиваю ремень и дергаю ручку двери.
– Пока еще я вижу только здание детского сада. Тише, я сейчас отопру, – щелчок, резко выпрыгиваю из машины. Прохладный ветер обдал мое тело. Холодно, после поездки в теплой машине.
– Не дури, – слышу рядом. Массивное мужское тело преграждает путь в детский сад. – Заберешь детей и выйдешь через эту же калитку. Я буду ждать вас здесь.
