Текст книги "Последняя ночь колдуна"

Автор книги: Лана Синявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Лана Синявская
Последняя ночь колдуна

Глава 1

Букет роскошных лилий – это было первое, что она увидела, придя на работу. Белые, неправдоподобно огромные, они лежали на витрине у входа, роняя на стол ядовито-ржавую пыльцу с угрожающе растопыренных тычинок. Разложенные на стекле топики были небрежно сдвинуты на самый край, а на самом верхнем, белом с голубой бабочкой, вышитой стразами, красовалась неопрятная, смазанная полоса цвета свежего лошадиного помета. Топик был безнадежно испорчен.

Замерев на секунду, Глаша нахмурилась, потом коротко вздохнула и обвела глазами торговый зал. Из-за решетчатого стенда, который отгораживал небольшой закуток продавца, неторопливо выплыла Неля с равнодушно-скучающим выражением на широком лице. Подобное выражение Глаша наблюдала уже несколько месяцев, все это время пытаясь понять, откуда оно взялось у человека, которого она знала девятый год и, без преувеличения, любила, как самую близкую подругу.

Теперь они едва кивнули друг другу.

– Откуда это здесь? – спросила Глаша со вздохом, кивком указав на букет.

Неля пожала плечами и нехотя ответила:

– Это цветы Амалии.

– Вот как? И что они делают в моем отделе? – Глаша все еще старалась сохранять спокойствие.

Неля приоткрыла рот, потом ее нижняя губа искривилась в точно рассчитанной обиде.

– Ты же знаешь, что у Амалии мало места.

Она сделала паузу, когда Глаша не отреагировала на ее слова, потом заговорила снова, как будто через силу:

– Выставка цветов в магазине закончилась. Образцы разрешили разобрать бесплатно. Вот Амалия и взяла себе букет. Что тебе, жалко, что ли?

– Нет, не жалко. Муля могла забрать себе цветы вместе с ведром, если ей так этого захотелось. Ее любовь к халяве мне известна. Но какого черта…

В отдел вошла покупательница, и Глаше пришлось понизить голос:

– Какого черта ты разрешила свалить этот пачкающий веник на наш товар?

Глаша схватила топик, демонстрируя безобразное пятно. Ни один мускул не дрогнул на равнодушном Нелином лице. Швырнув топ обратно, Глаша поспешно отошла к покупательнице.

Дама весом под центнер, благополучно проигнорировав все модели своего размера, резво протопала к стойке с мелкогабаритными кофточками и, протянув пухлую руку, ухватила одну из них. Предвидя неминуемые последствия, Глаша рысью подскакала к ней и замерла рядом. Это был испытанный способ отделаться от неприятного клиента.

Дама с явным удовольствием разглядывала фитюльку и даже пару раз приложила ее к груди, любуясь на себя в широкое настенное зеркало.

Представив, что будет, если дама возжелает это на себя натянуть, Глаша крепко зажмурилась и тут же услышала:

– Есть еще что-нибудь веселенькое на меня?

– Нет, мадам, – не открывая глаз, пробормотала Глафира, – вас хочется обнять и плакать.

В зале повисла тишина.

Глаша испуганно приоткрыла один глаз, ожидая справедливого возмездия. Но бог миловал, дама лишь возмущенно фыркнула, швырнула блузку в руки Глаше и вынеслась вон, как небольшой ураган.

Закончив операцию по спасению блузки-малютки, Глаша обнаружила, что Неля успела ретироваться в закуток и теперь преспокойно пьет чай с миндальным печеньем. Букет остался лежать на прежнем месте, так же как и испорченные топики.

– Неля! – окликнула Глаша. Та недовольно обернулась. – Пожалуйста, отнеси Муле букет!

Неля хмыкнула, не торопясь подняться с места. Дожевав печенье и громко отхлебнув чая, она неторопливо встала, обогнула Глашу и пошла к витрине. При этом даже ее спина демонстрировала возмущение. Глаша видела, как Неля взяла букет в руки. Потревоженная пыльца посыпалась на стекло, но Неля не обратила на это внимания. Бережно держа цветы перед собой, она шагнула к выходу, но в последний момент обернулась.

– Раз уж ты все равно здесь, я могу уйти пораньше? Мне срочно нужно домой. Муж просил.

Глаша отметила, что вопрос прозвучал как утверждение, но все равно обреченно кивнула, ругая себя мысленно за безвольный характер.

– Вот и хорошо, – Неля восприняла поблажку как должное, – все равно никто ничего не покупает!

Это был удар ниже пояса. Глафира не была жадной до денег, но сейчас каждую копейку приходилось считать, и Неля прекрасно это знала. Говоря так, она намеренно ткнула хозяйку в больное место.

Да, Глафира была хозяйкой этого крошечного отдела модной одежды в огромном старом магазине. А Неля – всего лишь продавцом. Когда-то они очень дружили, но это было словно в другой жизни. В той жизни все было по-другому. В ней были деньги, большое дело и успех. И любовь. И уважение. Теперь не осталось ничего. Или почти ничего. Так мало, что скоро и это немногое уйдет, просочится, как песок сквозь пальцы.

Глаша сосредоточенно посмотрела на свою ладонь, будто ожидала увидеть на ней крохотные песчинки. Подавив вздох, она вернулась за перегородку, повесила сумку на вешалку, сменила туфли на более удобные, затем нашла влажную тряпку и отправилась оттирать прилавок от пыльцы.

Пыльца оказалась въедливой и вездесущей, как кислота. Глафира снова и снова терла тряпкой казавшуюся чистой поверхность, но все равно появлялись новые следы. В конце концов она сгребла топики в охапку и решила перенести их в другое место, чтобы потом развесить на плечиках. Было очевидно, что пользоваться прилавком в ближайшее время не стоит.

Неожиданно в отдел повалили одна за другой покупательницы. Глафира едва успевала подносить вещи. От природы она обладала очень хорошим чувством стиля, и ей почти всегда удавалось подобрать клиентке такой ансамбль, который скрывал все недостатки фигуры и делал достоинства неоспоримыми. Постоянные клиентки не только шли специально «к Глаше», но и знакомых посылали исключительно к ней, поэтому в дни, когда Глафира сама становилась за прилавок, выручка всегда была приличная. Сегодняшний день не стал исключением. Когда последняя покупательница покинула отдел, нагруженная фирменными пакетами, Глаша буквально не чувствовала ног от усталости, а до закрытия магазина оставалось всего полчаса.

– Кончай вкалывать, пошли чай пить, – раздался от входа веселый резкий голос. – Всех денег не заработаешь!

Глаша с улыбкой обернулась к Вале – роскошной коротко стриженной блондинке гренадерского роста – и согласно закивала головой.

Когда они вместе, заперев отдел, отправились в соседний отсек, где Валя торговала детской одеждой, Глаша с удивлением увидела стоящих рядышком Нелю и Мулю. Женщины что-то оживленно обсуждали, но Муля, заметив Глашу, приторно-сладко поздоровалась.

– Ишь, разулыбалась. Точно гадость какую-то замышляет. – В голосе Вали сквозила презрительная усмешка. Мулю она терпеть не могла, впрочем, как и все остальные, кто работал в магазине. Единственным человеком, проникшимся симпатией к этой скользкой неприятной особе, оказалась Неля.

– Ну что там опять твоя кукунда отколола? – встретила их вопросом Динка – темноволосая худенькая, как подросток-акселерат, очень высокая женщина. Она разлила всем чай и разложила на тарелке сладости.

– А то ты не знаешь, – опередила Глашу с ответом Валя. – Опять перед Мулькой выслуживается. Глашка скачет как очумелая, а эти две мымры болтают. Ты куда смотришь, Глаш, а? Ты ей за это деньги платишь? Или они у тебя лишние?

– Но она… – Глаша мучительно покраснела, – она отпросилась. Сказала, что срочно надо…

– Давно? – мрачно спросила Валя.

– Что «давно»?

– Отпросилась, говорю, давно?

– Часа два назад… – Глаша опустила голову, спрятав лицо в пышных золотисто-рыжих волосах.

– Не два, а три, – безжалостно поправила Динка. – И долго это будет продолжаться? – обратилась она почему-то к Вале.

Та презрительно фыркнула. Глаша устало опустилась на стул и подперла щеку кулаком. Девчонки были правы. Они искренне беспокоились из-за того, что творилось между Глашей и Нелей. Все они познакомились не так давно, где-то полгода назад, и первое время Глаша их немного побаивалась. Дело в том, что обе девушки, как нарочно, оказались очень высокими, тогда как Глашин рост не превышал метра шестидесяти. Разговаривая с ними, ей постоянно приходилось смотреть снизу вверх, и это было непривычно. Сейчас она уже не обращала внимания на разницу в росте, а иногда даже извлекала из этого некоторую выгоду. Динка, например, могла легко открыть форточку, до которой Глаша не доставала даже с табуретки. А Валя обладала недюжинной силой и бойцовским характером – сказывалось наличие двух сыновей-подростков.

Помимо невысокого роста, Глаша обладала чересчур мягким характером, который ее муж окрестил патологической вежливостью. Валя с Динкой единодушно взяли шефство над своей мелкокалиберной подругой.

Никогда в жизни о ней никто не заботился. А ведь меньше чем через год Глаше исполнится тридцатник. Мама умерла почти десять лет назад, отца Глаша даже не знала. Была еще бабушка, но та, хоть и любила внучку, воспитывала ее в строгости, сюсюканий не признавала.

Что касается мужа, то особой заботы от него ждать не приходилось. Глаша выбрала его из многочисленной толпы поклонников лишь потому, что он больше других соответствовал одной ей известной цели. Он был положительным и предсказуемым. Он жил словно по раз и навсегда установленному порядку: всегда пребывал в ровном настроении, приходил на все встречи заранее, по пятницам пил пиво с друзьями (не более одной кружки), не ел жирного и острого. Это было здорово, но всему есть предел. Иногда Славик начинал бесить ее своей предсказуемостью.

Глаша гнала прочь свое раздражение, ибо характер Славика гарантировал безупречную репутацию, а репутация – это то, чем девушка дорожила больше всего на свете.

Грязные сплетни, которые ходили о ее матери многие годы, заставили Глафиру выверять каждый свой шаг, носить нарочито бесформенную одежду и не пользоваться косметикой. Она достигла совершенства в умении ловко сочетать немаркость с практичностью, не выходя из серо-коричневой гаммы. И все ради сохранения безупречной репутации. Несмотря на это, ее бабушка то и дело повторяла: «Дурная кровь». Эти слова были для Глаши как пощечина. Иногда все в ней бунтовало, ей хотелось послать всех куда подальше, нарушить правила и сделать ошибку. Здоровый пофигизм ей был необходим, как приправа к мясу, но она не умела им пользоваться и довольствовалась преснятиной.

Глаша очень любила мать, но ненавидела мир, в котором та жила. Этот мир играл с ней и в конце концов сломал, как надоевшую куклу. Глаша не хотела стать куклой, а для этого здесь, в городе, где родилась мать и куда бабушка привезла Глашу после ее смерти, никто не должен был догадаться, чья она дочь. Так советовала бабушка, и так хотела сама Глаша. Она не перестанет любить свою знаменитую и непутевую мать, но она никогда не станет на нее похожей.

Глава 2

– Ты должна ее уволить, – Валя резко пододвинула свой стул, царапнув пол металлическими ножками.

– Не могу, – Глаша улыбкой попыталась подсластить свой отказ.

Валя глубоко вздохнула и принялась выкладывать из пакета свои запасы: бутерброды с ветчиной, картофельные чипсы и небольшой, по ее понятиям, вафельный тортик. Глаша смутилась, вспомнив, что сегодня ничего не принесла к общему столу.

– Ешь, – придвинула к ней бутерброд Валя.

– Спасибо, что-то не хочется, – соврала Глаша.

– А я говорю – ешь. – Валя с хрустом разорвала пакет с чипсами и высыпала их на пластиковую одноразовую тарелку.

Вкусно запахло жареным картофелем. Глаша сглотнула слюну и постаралась смотреть в другую сторону. «Девчонки подумают, что я настоящая свинья, – пришло ей в голову. – Лучше уж немного поголодаю».

– Глафира, хватит ломаться. Жуй давай! – Валентина нахмурила светлые брови. – А то будешь, как Динка.

– Это ты о чем? – насторожилась та.

– Все о том же, – хмыкнула Валя. – Ты такая же худющая.

Динка в шутку замахнулась на Валю, которая осталась невозмутимой.

У каждой из них имелись свои слабости, но они были уже настолько близки, что над этими слабостями позволялось шутить. На Вальку вообще невозможно было обидеться. Внешне суровая, она была добрейшим существом, и девчонки это прекрасно знали.

– Валя права, тебе, наверное, стоит расстаться с Нелей, – вздохнула Дина немного погодя.

Глаша хотела ответить, но сначала ей пришлось дожевать только что откушенный кусок бутерброда.

– Знаю, знаю, ты не можешь, – ответила за нее Валя язвительным тоном. – Ну и дура. Тебе на голову сели, а ты и рада.

– Ну почему сели? Неля очень обязательная. Я ее давно…

– Ты ее давно знаешь, – закончила Валя с усмешкой. – Ни черта ты не знаешь. Динка, скажи ей наконец.

Валя требовательно обернулась к Дине. Та пожала плечами.

– А что говорить? Снюхалась твоя Неля с Мулей. Но ты и сама это знаешь.

– Знаю. Наверное, Муля ей чем-то нравится.

– Ну ты и клуша! – Валя возмутилась всерьез. – Чем может нравиться эта тварь, а?

– Ты не права, – вмешалась Дина. – Муля, когда захочет, умеет влезть человеку в душу.

– Это да! Это она умеет. Только не забывай, что наша крыса ничего не делает просто так. Если она тебе улыбается и льет в уши конфитюр – жди подлянки.

– Неля сама должна решать… – заикнулась было Глаша.

– Да насрать мне на твою Нелю! – заорала Валя. – Они на пару тебя обворовывают! Без тебя Муля в твоем отделе хозяйничает. Сколько раз клиентов выпроваживала: то магазин закрывается, то ляпнет какую-нибудь гадость по поводу одежды, то еще что.

– Действительно, – кивнула Дина. – Муля постоянно говорит гадости про твой товар. И Неля сама должна была бы пресечь это безобразие.

– Видимо, Неле не нравятся наши вещи, – грустно предположила Глафира.

– Хм, не нравятся! А что она вообще понимает в одежде? Ты глянь на нее – зимой и летом одним цветом, и все цвета – с китайского рынка, – съязвила Валя.

– Дело не в этом, – досадливо поморщилась Дина. – Нравится – не нравится, это все философия. Если она продавец, то ее задача – объяснить клиенту, почему ему необходимо купить этот конфетный фантик за миллион долларов. Нужно любить свой товар, даже если это трудно. А твоей Неле легко, у тебя тряпки – загляденье!

– И она умудряется ни черта не продать. – Валя сердито фыркнула. – Заметь, как Глашка сама выходит – есть выручка, как Неля стоит – сплошные нули. Да вот хоть сегодня!

– Может, ей Муля мешает? – робко высказалась Глаша.

– И что? Ей Муля, что ли, зарплату платит? – нахмурилась Дина.

– Да нет, конечно.

– Вот именно, что нет, а Нелька у нее на побегушках: подай-принеси, покарауль прилавок… Она и рада стараться, отдел бросит и бегом к Муле. Тьфу, смотреть противно. – Валя сунула в рот горсть чипсов и так остервенело стала перемалывать их зубами, будто это были Мулины косточки. Глаша растерянно повернулась к Дине, но та отвела глаза со вздохом.

– Валя правду говорит. Неля как загипнотизированная. И ведь взрослая женщина, а повелась на такую дешевку.

– Ты еще про пироги расскажи! – вставила Валя.

– Какие пироги?

– Да обычные. – Дина снова вздохнула. – Неля каждую неделю дома пирог печет с мясом и Муле приносит.

– А зачем? – Глаша растерялась. Ничего подобного по отношению к ней самой Неля никогда не делала, хотя действительно умела печь великолепно – Глаша как-то раз пробовала ее выпечку на одной из корпоративных вечеринок.

– Зачем? – переспросила Валя мрачно. – А хрен ее знает. От большой любви, наверное.

Глаша кивнула понимающе, в ее глазах стояли слезы.

– За что? – прошептала она еле слышно.

– Ну, знаешь ли… – Короткая светлая челка Вали воинственно встопорщилась.

– Валя, хватит. Оставь ее в покое! – решительно сказала Дина и за спиной Глаши показала Вале кулак. Валя насупилась.

– Ой, Глаша, – встрепенулась Дина, – ты ж сегодня дежурная!

Глаша застонала. Этого еще не хватало. Дежурство выпадало всем арендаторам по очереди раз в месяц. И сегодня была Глашина очередь.

– Ну надо же! А я Славку попросила за мной к семи подъехать. Он злиться будет, ждать не любит, – сокрушенно покачала она головой.

– Подождет, ничего ему не сделается, – фыркнула Валя. – На твои деньги живет, так может и потерпеть лишние полчаса.

Глаша, торопливо запихнув в рот остатки бутерброда, умчалась ко входу в магазин. Время подходило к семи вечера, и в обязанности дежурного входило не впускать внутрь припозднившихся покупателей.

Сегодня покупатели попались на редкость упорные, и Глаше пришлось проторчать возле дверей лишние двадцать минут. Мимо нее пробегали продавцы других отделов, бросая на ходу «пока». Это коротенькое слово имело массу оттенков – от искренне дружелюбного до холодно-официального. Дружелюбных «пока» было больше. Глашу в магазине любили.

К тому моменту, когда Глаша наконец освободилась, на улице уже смеркалось. День выдался хмурый, по-настоящему осенний. Небо словно обложили грязной ватой, моросил дождь. Глаша не очень огорчилась из-за плохой погоды. Ей нужно лишь добежать до машины, и она окажется в теплом и сухом салоне. Помня о том, что Славику пришлось ждать ее дольше, чем предполагалось, она так торопилась, что даже забыла поменять туфли. Лодочки на каблуке она носила на работе, для улицы у нее были устойчивые полусапожки на плоской подошве.

Быстро идя по асфальту, Глаша оступилась и угодила в лужу. Одна туфля мгновенно намокла, на тонкой замше проступило некрасивое пятно. Глаша поморщилась, но не остановилась. Щурясь, она вглядывалась в ряды машин на стоянке, вытискивая бежевую «девятку» Славика. Бежевых машин было несколько. Глаша добежала до одной, но вблизи обнаружила совершенно другой номер. Вторая оказалась вообще «восьмеркой». Наконец девушка добралась-таки до своей машины. Зонта у нее не было, так как с утра на небе вовсю сияло солнце, и теперь волосы ее намокли и некрасиво облепили голову, тушь наверняка потекла, с кончика носа капала вода.

Возле машины Глашу поджидал сюрприз. Когда она дернула за ручку, машина оказалась запертой и противно квакнула, намекая на включенную сигнализацию. Девушка растерянно покрутила головой в поисках мужа.

Лучше бы она этого не делала. Его фигуру она разглядела под навесом возле магазина, но долго не могла поверить, что это он. Разве может на шее у ее благопристойного Славика висеть какая-то посторонняя девица в кожаных малиновых брючках и красном кокетливом берете? Но девица была. Причем одними объятиями дело не ограничилось. Прежде чем помахать ему рукой на прощание, она чмокнула в щеку благоверного Глаши ярко-красными хищными губами.

И Глаша и Славик провожали девицу глазами до тех пор, пока она не скользнула в маленькую алую машинку, припаркованную неподалеку, только выражение их глаз было диаметрально противоположным.

Забыв про дождь, Глаша никак не могла прийти в себя от только что увиденного. Стерев ладонью воду с лица, она машинально прикусила пальцы, ощутив во рту странный вкус дождевых капель. Они почему-то были солеными и слегка отдавали хлоркой.

Славик возник рядом, когда она совсем забыла о нем, погруженная в собственные мысли. Услышав его хмурое «привет», она вздрогнула. Неловко попятившись, она чуть было не споткнулась о толстую ветку, взмахнула руками и, чтобы не упасть, ухватилась за лацкан его плаща. Легкое презрение, на мгновение проскользнувшее в его взгляде, было столь очевидно, что Глаша внутренне содрогнулась. Она вдруг почувствовала, что он едва сдерживается, чтобы не отцепить ее пальцы от своей одежды. Она знала, что он этого не сделает, но ей от этого было не легче.

– Ну, что стоишь? Давай в машину, – проговорил он нетерпеливо. – И так столько ждать пришлось.

Глаша нервно хихикнула. Славик недоуменно вскинул бровь.

– Тебе весело? – хмыкнул он.

– А тебе?

Глаша склонила голову набок и посмотрела ему в глаза. В них плескалось жидкое равнодушие, слегка разбавленное раздражением. Славик пожал плечами, не собираясь отвечать на глупые вопросы.

– Ты чего опять кислая? – спросил он, доставая из кармана брелок сигнализации после того, как Глаша выпустила наконец его лацкан.

– Опять? А я что, часто бываю кислая? – спросила Глаша с искренним интересом. Он что-то уловил в ее тоне и быстро обернулся, взглянув ей в лицо. Лицо ухмылялось с таким выражением, которое могло бы напугать даже зеркало. Славик вздрогнул.

– Что это тебя сегодня на разборки потянуло? – Его голос звучал угрюмо, но где-то в самой его глубине таилось беспокойство.

А Глаша, напротив, внезапно успокоилась. К ней вернулась способность думать.

Она поняла, что все кончилось, внезапно, сразу. Их брак с самого начала был никому не нужным, всего лишь жалкая ширма для ее комплексов. И все же, все же… Сначала Неля – близкий, хорошо знакомый человек, почти подруга. Теперь вот Славик, чье общение с миром было стабильно, как расписание немецкой пригородной электрички. Слишком много для одного дня. Слишком жестоко потерять в один день всех, к кому ты был привязан долгие годы. И почувствовать себя преданной и никому не нужной тоже жестоко. Но такова жизнь. Так всегда говорила ее бабушка. Еще она утверждала, что человек рожден не для радостей, его удел – страдание во имя искупления грехов. А что делать, если у тебя нет грехов? Во имя чего она переживает сейчас все эти муки и унижения? Или во всем виновата ее мать? Может ли такое быть, чтобы дочери выпала доля платить по счетам матери? Мама стремилась жить на виду, делая свою жизнь одним бесконечным праздником, полным веселья, музыки, поклонников. Она так много веселилась, так ярко блистала, что на долю ее дочери остались лишь серые будни.

Нет! Глаша тряхнула головой так яростно, что с ее волос полетели брызги. Она не должна так думать о матери. Вот это и есть грех – предательство. Пусть ее сегодня дважды предали, пусть будут предавать и в дальнейшем, она это вытерпит как-нибудь. Вытерпит, но сама никого не предаст.

– Заснула ты, что ли? – донесся до нее, как сквозь вату, раздраженный голос мужа. – Садись в машину, холодно!

Глафира недоуменно посмотрела на него, словно не узнавая.

– Я не поеду, – выдохнула она и сразу почувствовала облегчение. Сказать это оказалось так просто.

– Как это? Ты что, спятила?

– Нет. Я не поеду с тобой домой. И ты не поедешь. Мы больше не будем жить вместе.

– С каких это пор?

– С этой минуты.

– Да ты что такое говоришь? Какая муха тебя укусила? – Славик наконец сообразил, что происходит что-то серьезное. Сложить в уме два и два было несложно. – Ты что, шпионила за мной? – прошипел он, хищно щурясь. Глаша впервые увидела, каким злым и неприятным может быть его всегда спокойное лицо. Нос заострился, губы сжались в узкую полоску, глаза угрожающе поблескивали.

– Я не шпионила! Впрочем, ты особенно и не таился, – пожала она плечами, пытаясь сглотнуть колючий комок, который застрял в горле и мешал ей дышать.

– Так ты видела? Ну что ж, сама виновата! – воскликнул Славик с неожиданным пафосом. – Нечего совать свой нос куда не надо. Меньше знаешь – крепче спишь. Слыхала?

Глаша удивленно посмотрела на него. Он говорил, высунувшись из машины по пояс, а она продолжала стоять под дождем, но они не обращали на это внимания, как будто каждый занял свою территорию и не собирался переступать невидимую границу.

– В чем я виновата? – тихо спросила Глаша.

– Ты еще спрашиваешь? Посмотри на себя! На кого ты похожа! Лахудра лахудрой! Надо мной все друзья смеются, говорят, что я живу с дохлой курицей!

– И ты нашел себе павлина, – вяло парировала Глаша.

Обидные слова больно ранили Глашу, но она старалась не замечать этой боли. Ей лишь хотелось, чтобы все поскорее закончилось, и тогда она сможет пойти домой, выплакаться, зализать свои раны и подумать, как жить дальше. Только домой она должна попасть одна, она не могла больше терпеть этого человека рядом с собой ни одной лишней минуты. Для этого нужно было потерпеть еще немного, выслушать все оскорбления до конца, а потом забрать у него ключи от квартиры. Ему есть куда пойти: у него есть друзья, мать с отцом, наконец, эта фифа на алой малолитражке, а у нее нет ничего, кроме дома. Ее дом – все, что у нее осталось.

Славик тем временем все больше входил в раж. Его словно прорвало. Он бросал ей в лицо гадости одну за другой, она молча слушала, терпеливо дожидаясь, когда ему надоест поливать ее помоями. Странно. Изменил ей он, а оскорбления получает она. Где справедливость?

Оказалось, что Глаша сама во всем виновата, нечего было носить бабкины вязаные душегрейки. Раздеть ее взглядом не сможет даже сексуальный маньяк, а ее самое вызывающее белье может соперничать в сексуальности разве что с байковой пижамой советских времен. Выяснилось, что он, Славик, тоже человек и он не хочет из-за ее дурацких комплексов лишаться визуального аспекта своей и без того нелегкой сексуальной жизни. Продолжая выкрикивать гадости, Славик яростно захлопнул дверцу, едва не прищемив ей нос. Глаша была раздавлена, однако, вместо того чтобы спасаться бегством с места своего позора, она нагнулась к машине и постучала в стекло костяшками пальцев.

– Верни мне ключи, пожалуйста, – тихо, но твердо попросила она.

Он приоткрыл окно, взгляд его потемнел. Какое-то время он сидел, тупо глядя на нее. Потом, точно вспомнив что-то, сунул руку в карман просторного плаща, достал ключи, демонстративно отстегнул брелок и швырнул связку под ноги Глаше в грязную жижу. Взревел мотор, и машина, обдав Глашу напоследок брызгами, с визгом покрышек по асфальту рванула с места.

Девушка сгорбилась, низко опустила голову и некоторое время стояла, глядя на мутную воду и не решаясь достать из лужи ключи. Затем медленно, как бы через силу, нагнулась, опустила руку в грязь – при этом лицо ее жалко сморщилось – и выудила кольцо, на котором, позвякивая, болтались два ключа: один простой, а другой – длинный с затейливой бородкой. С ключей капала грязная вода. Глаша, неловко держа ключи двумя пальцами, свободной рукой расстегнула сумочку и долго шарила в ней в поисках носового платка. Он обнаружился в боковом кармашке и вид имел не очень свежий. Правда, после того, как она обтерла им ключи, его вообще осталось лишь выбросить. Что Глаша и сделала, как только ей на пути попалась урна.

Уже совсем стемнело, а ей еще предстояло минут двадцать ковылять до остановки троллейбуса. В легких туфлях на шпильках, под дождем по сплошной грязи это путешествие представлялось настоящей пыткой, но отступать было некуда.

Глаша поправила на плече сумочку, вздохнула и сделала первый шаг в новую жизнь.