Текст книги "В когтях у сказки"

Автор книги: Лана Синявская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Нашелся лишь один смельчак, который сделал почти невозможное: за десять лет собрал 665 предметов из списка Синей Бороды. Для ровного счета мистеру Неро не хватало одной единственной вещи…

Анна чихнула и пододвинула к себе внушительную стопку пожелтевших, рассыпающихся листов, переплетенных в потрескавшуюся свиную кожу. Подлинное сокровище! Дело в том, что подлинники документов, собранных по распоряжению герцогини Анны Бретонской и хранящиеся в библиотеке Нанта, сгорели еще в 1789 году. Однако, некий коллекционер, господин Лакруа, успел их тщательно исследовать и даже опубликовать. На сегодня в мире сохранилось всего несколько копий этого издания, и одно из них Анна держала в руках.

Она перевернула покоробленную от времени обложку, стараясь дышать через раз – очень уж неприятно пахла старинная рукопись. В носу все равно отчаянно зачесалась и девушка остервенело потерла переносицу.

Несколько минут она бегло просматривала страницу за страницей, с трудом продираясь сквозь витиеватый стиль средневекового французского. Но даже половины того, что ей удалось прочесть, хватило, чтобы на неделю потерять аппетит, а заодно и сон.

Жиль де Лаваль, второй носитель имени де Рец в роду, был настоящим чудовищем, хотя и не таким кровожадным драконом, как полагали его друзья и завистники. И вылупился он не из яйца. Его биография началась в 1424 году. Лакруа утверждал, что в день его рождения солнце изменило цвет – оно стало красным, будто залитым кровью, на псарне захлебнулись лаем охотничьи псы, но Анна сочла эти знамения художественным преувеличением.

Коль скоро Жилю повезло сразу уродиться бароном, то детство его протекало весело. Ему с пеленок было не занимать гламуру. В пятнадцатом веке гламур означал не совсем то, что сегодня. Личностей вроде актеров или музыкантов – наших сегодняшних селибрити – за людей не держали, размещали на задворках. То ли дело – барон: белая кость, голубая кровь и бархатные панталоны. В одиннадцать лет Жиль остался сиротой и стал полновластным хозяином громадных земельных владений. В шестнадцать – женился на аристократке, от которой на сегодня кроме имени ничего не осталось. Звали ее (если кому интересно) Катрин, урожденная де Туар. Известна и сумма ее приданого – около ста тысяч ливров, сумасшедшие деньги! Жилю невеста чем-то не угодила, и он вскорости выставил ее вон. Что поделать, мнительный был тип, неуравновешенный.

К счастью, подвернулась столетняя война и юному барону было где развернуться. За свой счет он экипировал отряд кавалеристов и присоединился к армии Орлеанской Девы, даже стал ее личным телохранителем. Воин он был от бога, в отличии от Жанны, вскорости сгоревшей на костре за ненадобностью. Барон от этого впал в меланхолию, и даже звание маршала из рук нового короля Карла седьмого ее не рассеяло.

До сих пор все было понятно, дальше пошли странности. Свежеиспеченный маршал неожиданно для всех свалил со службы и окопался в своих владениях. Жители окрестных деревень прокляли тот день и час.

Началось с малого. Барон принялся кутить. День и ночь в замок Тиффож стекались гости, которых кормили от пуза и веселили на все лады. Одна беда, чувство юмора у барона было, мягко говоря, своеобразное. Любил, например, на досуге наловить какого-нибудь зверья, – лис там, или барсуков – да и запустить в дом какого-нибудь трусоватого вельможи. Тот, само собой, ни сном, ни духом, возвращается из гостей, а дома под кроватями и в шкафах – беснующийся зверинец. Все, как есть, обгажено, обивка – в ленточки, в общем, обхохочешься.

Надо сказать, меру, барон, поначалу, все же знал. Ядами, например, не злоупотреблял, вопреки повальному увлечению того времени, травил только тех, кто был совсем уж как кость в горле. Зато в алхимии и магии упражнялся почем зря. В пятнадцатом веке эти занятия считались… передовой наукой. Философский камень искали все, кому не лень, невзирая на чины и звания. Найти – никто не нашел, но дел натворили… Де Рец и тут отличился. Книги он и раньше уважал, а тут и вовсе поселился в библиотеке. Затем и до опытов дело дошло.

В то время барон предпочитал жить в замке, который позже переименовали в замок Синей Бороды. Выглядело сооружение на редкость угрюмо и отталкивающе, но часовня замка была увешана роскошными парчовыми гобеленами, уставлена драгоценной церковной утварью, а сами священники щеголяли в умопомрачительном облачении. Барон ежедневно прослушивал по три мессы и обожал церковную музыку. Но когда над окрестными лесами сгущалась тьма, крестьяне со страхом смотрели на освещенное окно самой высокой башни, где временами вспыхивали красные всполохи и неслись на всю округу пронзительные крики, которым вторили дикие звери, вышедшие на охоту.

Поначалу дело ограничивалось слухами. Поговаривали, что в те часы, когда у ворот замка раздавали еду и одежду нищим, слуги барона заманивали маленьких попрошаек обещаниями угостить сладостями. Тех, кто поддавался на уговоры, никто больше не видел.

А потом стали пропадать малыши из окрестных деревень. Первой пожаловалась Перрин Лоссар, живущая рядом с замком. Ее десятилетний сын слыл самым хорошеньким мальчиком в деревне и как-то раз оруженосец барона Пуату заговорил с ним на улице. Ребенка заинтересовал кинжал оруженосца, он наивно заявил, что мечтает иметь такой же. Пуату с готовностью дал ему кинжал, но мать мальчика немедленно отобрала опасную игрушку и вернула владельцу. Пуату не смутился и стал убеждать Перрин отпустить сына в замок, служить барону. Он дал женщине сто су на одежду для ребенка, и та сдалась. На следующий день мальчик покинул деревню в свите барона. Прошло время. Барон со свитой не раз проезжал через деревню, но сына глупой Перрин с ним не было. Слуги отговаривались тем, что мальчика перевезли в другой замок или просто прогоняли несчастную.

Дети пропадали все чаще. Особый страх у людей вызывала одна из помощниц барона: старуха, вечно одетая в черное. Когда сын Жоржа Лебарбье, собирая сливы на задворках гостиницы «Рондо», не вернулся домой, жительница деревни видела на дороге старуху, крепко держащую за руку мальчика. В другой раз ее заметили в тот момент, когда она покупала игрушки у бродячего торговца, а спустя некоторое время вновь прошла мимо него, ведя за руку маленького мальчика. Полагали, что это сын Лисетты и Гийома Сержана, очень красивый и добрый ребенок, которого мать ненадолго оставила дома приглядывать за годовалой сестренкой. Сестренка осталась на месте, а мальчик пропал. Его красную шапочку несчастные родители нашли на болоте, но они понапрасну шарили в трясине. Тела так и не нашли.

Когда число пропавших детишек стало исчисляться десятками, недовольство народа достигло крайности. Все пропавшие дети были мальчиками в возрасте от семи до четырнадцати лет, все отличались красотой, здоровьем и сообразительностью, всех незадолго до исчезновения видели в обществе слуг барона, и это уже походило на закономерность.

В те времена недовольство быстро обрастало действием. К слову сказать, в средние века бескровно вообще не жили. По малейшему поводу люди резали друг дружку открыто и с чистым сердцем. Не щадили ни братьев, на сестер, ни маму с папой. В общем, народ попер на барона с факелами и дрекольем, но тот задавил конфликт в зародыше. В конце концов, маршала ему не за красивые глаза дали.

Народный бунт не удался, а вот свой брат – вельможа подложил де Рецу свинью. Наверняка, один из тех, кому не понравилась шутка с зоопарком. По совету друзей он накатал королю анонимку, где черным по белому все грехи барона расписал. Тот спихнул дело на епископа, а тому уже деваться некуда, назначил вести дознание вице-инквизитору Жану де Тушерону. Правда тет-а-тет ему дали понять, чтобы не слишком усердствовал. Тот очень старался, но все равно обвинительный акт, составленный им, включал аж сорок семь пунктов.

Самыми страшными были показания слуг барона – Анри и Пуату. Барон пытался протестовать против их допроса:

– Я протестую, – вещал подсудимый, – чтобы моих слуг допрашивали как свидетелей обвинения! Господин не должен зависеть от сплетен и наветов черни.

– Значит, вы допускаете, что ваши слуги будут свидетельствовать против вас? – немедленно спросил прокурор.

Барон не нашелся, что ответить.

Когда «чернь» открыла рот, барону мало не показалось.

Анри рассказал, как перед продажей крепости Шантосе барон приказал им за одну ночь очистить некий колодец от детских трупов. Они трудились всю ночь, вытаскивая полуразложившиеся трупы и укладывая их в три больших ящика, которые впоследствии сожгли. Слуги насчитали тридцать три детские головки, но тел было гораздо больше. Анри с тех пор каждую ночь видел эти головки, которые катятся, словно кегли и, сталкиваясь, жалобно кричат.

Анри рассказал, как убивали детей, когда маршалу взбредало в голову принять ванну из детской крови. Слуги перерезали ребенку яремную вену и направляли бьющую из раны кровь на своего господина. После смерти очередной жертвы, барон приходил в ужас при виде того, что совершил, падал на колени и принимался истово молиться. Он бормотал молитвы все время, пока слуги мыли забрызганный кровью пол и оттирали стены, а потом сжигали в огромном очаге останки убитого и его жалкие пожитки. На возражение помощника прокурора, что невозможно сжечь в домашнем камине тело, Анри ответил, что очаг очагу рознь и тот, которым они пользовались, имеет поистине

гигантские размеры. Обложенное толстыми поленьями и охапками хвороста, тело сгорало в нем за два-три часа. В покоях дышать было невозможно от запаха горелого мяса, но барон вдыхал эту вонь с упоением.

– Это гнусная ложь! Даже великие изверги-цезари в Древнем Риме не совершали подобного! – вновь возразил помощник прокурора, выполняя предписание во что бы то ни стало защитить проштрафившегося барона.

– Но наш господин вдохновлялся как раз деяниями Тиберия, Каракаллы и других цезарей! Я читал ему хроники Светония и Тацита, он слушал и говорил потом, что отрезать ребенку голову куда приятнее, чем участвовать в торжественном обеде.

Анри рассказал, как барон умерщвлял детей. По его приказу им разбивали головы молотом или палкой. Иногда он садился на ребенка и отсекал ему голову одним ударом ножа, а иногда только надсекал горло, чтобы малыш подольше мучился, или вспарывал животы, чтобы рассмотреть сердце и внутренности. В другой раз он отрубал детям руки и ноги, глядя на корчившийся у своих ног обрубок. Иногда приказывал повесить ребенка, а когда тот уже впадал в агонию, велел снять, делая вид, что передумал. Но не успевал малыш с надеждой вдохнуть глоток воздуха, как ему опять-таки перерезали горло.

После показаний Анри, подтвержденных другими слугами, барон резко сменил тактику. На очередной допрос он явился в одежде ордена кармелитов и принялся каяться. Он даже набрался наглости обратиться за помощью к королю, но тот предпочел не вмешиваться. Однако, неожиданно пришел приказ, запрещающий производить дальнейшие обыски в замках и крепостях сира де Реца. Очевидно, власти опасались, что вскроются еще большие мерзости.

Пытаясь купить себе снисходительность, Жиль де Рец пообещал передать все свои земли и имущество Церкви, умоляя разрешить ему удалиться в монастырь кармелитов в Нанте. Но тут барону не повезло. Его приговорили к повешению с последующим сожжением на костре, но это было лишь малой толикой страданий, которой подверглись истязаемые им дети.

Перевернув последнюю страницу, Анна почувствовала, как закоченели ее руки, и сжалось сердце. Она не сомневалась, что мистер Неро выбрал себе плохой пример для подражания.

За спиной послышался едва уловимый шум, будто ветерок пробежал по верхушкам деревьев или зашелестела страницами старая книга. Ярко освещенный стол казался крошечным островком посреди океана темноты. Там, в глубине этого океана кто-то был, чей-то взгляд сверлил Анне спину.

Девушка заставила себя встать. Войти в темноту оказалось труднее, но она сделала это. Подождав немного под громкий стук собственного сердца, она начала различать во мраке очертания привычных предметов: бесконечные ряды книжных стеллажей, столы с выключенными лампами, ряды стульев вдоль стены. Анна вглядывалась во тьму изо всех сил, но не смогла заметить ни малейшего движения в огромном зале.

Показалось?

Словно в насмешку, звук раздался снова, совсем не с той стороны, откуда она ждала. Казалось, звук шел прямо из стены. Но там никого не было! Девушка неуверенно подошла ближе и смогла разобрать, что большой квадрат в центре стены вовсе не картина, как она решила вначале, а старинное зеркало. «Слишком много зеркал!» – неприязненно подумала Анна и сделала еще шаг. С уборкой на этом этаже не заморачивались: сквозь толстый слой пыли она едва различала собственное отражение. Оно было таким мутным, что Анна с трудом узнала сама себя. Или она ошиблась? Почему-то ей стало казаться, что по другую сторону стекла кто-то другой…

Отражение шевельнулась. Анна, стоявшая неподвижно, вздрогнула. Затаив дыхание, девушка медленно повернула голову. ТОТ, КТО ЗА СТЕКЛОМ, послушно повторил движение, но Анну уже было не провести.

В метре от себя она заметила брошенный кусок холста вроде тех, которыми укрывают мебель. Девушка нагнулась, подтянула к себе ткань и, стараясь не смотреть за стекло, быстро набросила ее на зеркало. С той стороны раздалось возмущенное шипение.

– Ничего, потерпишь, – пробормотала Анна, недобро усмехнувшись.

Не оглядываясь, она поспешила к выходу. Ей было страшно. Очень страшно. Но она больше не имела права на страх.

Глава 10

Анна устало плюхнулась на плоскую каменную ограду вокруг фонтана и постаралась принять независимый вид. В конце концов, никто ведь не прочтет ее мысли. Никто не услышит гулкий стук сердца, танцующего гопак от волнения.

Целый час она шаталась по улице Ваци и успела во всех деталях изучить здание в стиле викторианской готики с высокими стрельчатыми окнами, зубчатым парапетом вдоль крыши и миниатюрными башенками по углам. Ей пришлось долго уговаривать себя войти в парадную дверь, но она все не решалась.

«Ну что такого может случиться?» – в который раз спрашивала она себя. – «Что нового я могу узнать о своем сыне? Даже если так, то ничто не изменит моего к нему отношения. Я люблю Ники, и всегда буду любить».

Ничего не помогало. Она то вскакивала, то садилась обратно на нагретый солнцем камень. Вглядывалась в темные окна и прятала взгляд, едва заметив за стеклом движение. Анна понимала, что должна войти и расставить все точки над «i». Злая старуха лгала, делая гнусные намеки в сторону мальчика и этот визит всего лишь пустая формальность. В конце концов, она, Анна, ведьма и в ее власти решить любую проблему. Ну, почти любую…

В ответ на это дюже вредный внутренний голос шептал, что некоторые вещи нельзя исправлять с помощью магии, можно лишь не позволять кому бы то ни было творить зло.

Анна в очередной раз вскочила, не в силах усидеть на месте и посмотрела на часы. Ждать больше нельзя, Ники весь день провел без нее, нужно успеть повидать его перед ночным эфиром. Правда, когда она звонила сыну в последний раз, он заявил, что прекрасно проводит время с Хори и у них лишь одна проблема: в холодильнике как-то сразу закончилась вся еда. Стоило поспешить, пока друзей не посетила светлая мысль прогуляться до супермаркета. После своих библиотечных изысканий Анна чувствовала себя относительно спокойной только до тех пор, пока сын находился в пределах квартиры.

Все еще медля, девушка поставила ногу на край ограды, рассеянно вглядываясь в толщу воды, где шныряли золотые рыбки и сверкали серебряной чешуей брошенные на дно монетки. Тень, проскользнувшую в зеленоватом полумраке, она поначалу приняла за большую рыбину, но у этой рыбины, кажется, было человеческое лицо. И она смотрела прямо на Анну! Этот взгляд! Где-то она его уже видела…

Да нет! Не может быть! Всего лишь игра воображения. Девушка сморгнула и обнаружила, что никакой рыбы с человеческим лицом больше нет. Анна постаралась прогнать неприятное предчувствие, не понимая, что делает роковую ошибку.

Боясь передумать, девушка взбежала на крыльцо, потянула за ручку тяжелой парадной двери, на которой висела табличка: «Детский приют Святой Анны».

В кабинете директрисы все выглядело солидным и… бесполезным. Большой глобус, который никто никогда не вращал, корешки редких книг в большом шкафу, которые никто никогда не читал, даже чучело оленя, которого никто никогда не ловил, так как при ближайшем рассмотрении зверь оказался плюшевым от носа до кончика хвоста. Хозяйка этой роскоши, должно быть, понятия не имела о контактных линзах – блеклые глаза за толстыми стеклами очков смахивали на сонных рыбок, делая выражение лица глуповатым.

Встретили Анну холодно, без намека на вежливость, как бы подразумевая, что она не задержится здесь дольше, чем на несколько минут.

– Ничем не могу помочь, – отрезала директриса, едва выслушав ее вопрос. – Наш приют всего лишь временное пристанище для малышей, которые затем распределяются по другим учреждениям.

На «нет» и суда нет, но Анна не сомневалась, что директриса темнит. Ее пальцы, унизанные причудливыми кольцами, слегка подрагивали. Женщина вымученно улыбалась и вообще выглядела как человек, которому срочно понадобилось в туалет. Но как уличить тетку во лжи? Не драться же с ней, в самом деле? Для пользы дела следовало применить другую тактику.

– Ах, вы разбиваете мое сердце! – Анна патетически заломила руки. – Умоляю вас, припомните хоть что-то, любую незначительную деталь! Я согласна на все! – Девушка покосилась на даму, чувствуя, что движется в правильном направлении, и с энтузиазмом провинциальной актрисы выпалила: – Я согласна на все! Вы, несомненно, неординарный человек! Такие люди как вы-я это точно знаю – обладают феноменальной памятью! Помогите же мне!

Дебелое лицо директрисы дрогнуло, уголки губ приподнялись. Анна льстила грубо, но женщина приняла все за чистую монету. Сто к одному – такие сцены разыгрывались здесь частенько.

Почуяв успех, Анна поднажала:

– Вы так умны! Ваше лицо внушает мне доверие! Мне не обойтись без вашей помощи! – Девушка умильно сложила руки на груди под одобрительным и самую чуточку самодовольным взглядом рыбьих глаз.

– Конечно, моя должность обязывает, – важно кивнула директриса. Анна энергично закивала. – Без соответствующего образования тут делать нечего. Кадров не хватает. Приходится вести общие предметы у старших воспитанников – дети не должны страдать от недостатка знаний.

«С каким удовольствием я свернула бы тебе шею», – подумала Анна, преданно глядя в глаза тетке. – «До конца дней своих будешь вколачивать в головы таких же балбесов, как ты, азбучные истины, а на твоей могиле напишут: «У нее было соответствующее образование»! Но сейчас я буду ублажать тебя и попытаюсь вытянуть информацию, чего бы мне это ни стоило».

– Не сомневаюсь, что ваши уроки дети запомнят на всю жизнь, – вслух сказала девушка.

– Хотелось бы надеяться, – важно кивнула директриса.

– Будьте уверены! Им повезло в жизни встретить такого умного и проницательного педагога.

Это был явный перебор, но директриса, не чуя иронии, явственно млела. Ее лицо уже сделалось сверхчеловечески умным и Анна поняла: надо подсекать.

– Сделайте одолжение, помогите разыскать родителей бедного мальчика, – взмолилась она.

Облитая лестью, как блинчик – сахарным сиропом, тетка расслабленно кивнула и машинально протянула руку к клавиатуре компьютера, но в самый последний момент ее рука зависла над клавишами, будто наткнувшись на невидимое препятствие.

«Чтоб тебя!», – в сердцах подумала Анна, с трудом удерживая на лице улыбку. И чудо произошло! Экран ноутбука вспыхнул, по нему стремительно побежали строчки: имена, адреса, даты. Когда мелькание прекратилось, директриса взглянула на текст и трижды сморгнула, будто у нее в мозгу произошло короткое замыкание. Когда она снова «включилась», ее КПД равнялось нулю.

– Увы, – промямлила она, отводя глаза, – на этого мальчика нет никаких данных.

– Совсем никаких?

– Совершенно. Мы не знаем, кто его родители.

– Он что, свалился с неба? – раздраженно пошутила Анна.

– Конечно, нет, – сухо парировала директриса. – Он подкидыш. Его подбросили под дверь приюта. Такое случается чаще, чем принято говорить.

Анна задумчиво потерла переносицу, говоря так, будто беседовала сама с собой:

– Насколько я знаю, Ник попал к вам уже довольно большим, – она взглянула на лицо женщины, застывшее от плохо скрываемой неприязни. – «Чего она так завелась?» – Ему должно было быть около трех лет. И все эти три года он жил где-то…

– Понимаю, куда вы клоните, – перебила директриса. – Но в НАШЕМ городе дети не пропадали.

– Этот факт могли скрыть.

– Вряд ли. Вам, иностранке, этого не понять, но у нас, знаете ли, очень внимательные соседи. Если бы они заметили ребенка, то непременно попытались бы выяснить, куда он подевался. Если бы они что-то заподозрили, это немедленно стало бы известно полиции. У НАС о детях принято заботиться.

Анну задело это подчеркнутое «у нас». Можно подумать, в России дети бегают по улицам без порток. Хотя…

– Во что был одет мальчик? – спросила девушка довольно резко и тут же пожалела об этом.

– Одежда не сохранилась, – с ноткой злорадства ответили ей. – Да и вряд ли она бы вам пригодилась: на вещах ребенка не было никаких меток. Вот здесь у меня есть соответствующие записи.

Анна вытянула шею и прищурилась, пытаясь заглянуть в экран ноутбука, но бдительная директриса опередила ее, развернув ноутбук в свою сторону.

– Простите, но это служебные записи, не предназначенные для посторонних.

– Какая же я посторонняя? Я его мать.

– Примите мое почтение. Это благородный поступок – усыновить дважды осиротевшего ребенка, но я дам вам совет: живите сегодняшним днем. Не стоит бередить прошлое. Кто знает, что там может оказаться?

– Только истина.

– Истина не всегда привлекательна, а иногда и опасна.

– Да ну?

– Не думайте, что я что-то утаиваю от вас, – поспешно заверила директриса. – Вовсе нет! Но поверьте моему опыту…

Анна не верила. Женщина определенно нервничала, причем нервничала гораздо больше, чем нужно. Лицо ее было спокойно, но пальцы, прижатые к крышке ноутбука, напряглись так, что кончики их посинели. Она не лгала – Анна мгновенно бы это почувствовала, – но что-то, связанное с появлением Ника, выводило женщину из равновесия.

– Я вас поняла, – кивнула Анна, вынужденная быть предельно осторожной, – но поймите и вы меня. Мне нужно знать все о прошлом сына.

– Я сказала все, что мне известно. Мальчик-подкидыш. Он, несомненно, пережил трагедию, лишившись настоящих родителей. Если вас это утешит, могу добавить, что за ребенком был надлежащий уход: одежда, в которой его нашли, была новой, никаких кожных паразитов и хронических заболеваний. Он имел нормальный рост и вес для своего возраста, хотя точную дату его рождения мы, разумеется, определили приблизительно. На вид ему было около трех лет. Это все, что мы знаем.

– Обычно при подкидышах имеются записки с именем и датой рождения. Или какие-то памятные вещицы. Например, крестик или медальон…

– Только в кино, – снисходительно улыбнулась директриса, поправляя прическу. В свете лампы блеснула полированная поверхность одного из колец. – На самом деле те, кто решил избавиться от ребенка таким образом, стремятся не оставить никаких ниточек, за которые можно было бы потянуть.

– А вы пытались? В смысле – тянуть?

– Естественно! Это же преступление! Уверяю вас, мы немедленно известили полицию, размещали фото малыша в газете и даже сообщали о нем в вечернем выпуске новостей.

Анна вдруг почувствовала: врет! Но как добиться правды? Здесь в государственном учреждении ведьма вынуждена была держать себя в руках Один неверный шаг и у нее будут большие неприятности. У нее не было доказательств того, что от нее скрывают часть информации, она даже не знала, насколько велика эта часть и в сложившихся обстоятельствах могла рассчитывать лишь на добровольное признание.

– Надо полагать, на объявление никто не откликнулся?

– Наоборот. Свидетелей оказалось чересчур много. Вы же знаете, как это бывает: всем кажется, что они что-то видели. Воображение – страшная штука. Полиция сбилась с ног, проверяя все сигналы, но все без толку. Однако, шумиха пошла мальчику на пользу – его быстро усыновили. Хорошая семья, интеллигентные, любящие родители.

«И бабка, уверенная в том, что в парня вселился дьявол», – добавила про себя Анна, но вслух предпочла ничего не говорить.

День, от которого она так много ждала, закончился впустую. Полученная информация не продвинула ее вперед ни на шаг. Наоборот, теперь она окончательно запуталась. Зачем умирающая мадам Орос направила ее сюда? Конечно, учитывая зловредный характер старухи, можно предположить, что она решила покуражиться напоследок. Но кому придет охота шутить перед смертью? Впрочем, это все ерунда. Не так уж важно, откуда в ее жизни появился Ник, куда важнее сделать его счастливым. На долю парнишки выпало немало испытаний, но она достаточно сильна, чтобы защитить его в будущем.

Анна спешила на съемку, когда у нее зазвонил телефон. Дрожащий, почти неузнаваемый голос сына прошептал: «Спаси меня!»

Затем связь оборвалась.

* * *

Ник юркнул в подъезд. Ему некуда было спешить, но он чувствовал себя виноватым из-за того, что нарушил обещание не выходить из дома. Он не сдержал слова, да еще выбежал во двор после наступления темноты. Но ему так хотелось попинать мяч с Хори!

Лифт не работал, пришлось тащиться по лестнице. Широкие, мраморные ступени старинного здания были втиснуты между стеной и шахтой лифта. Каждый шаг отдавался гулким эхом. Лампы горели, но давали так мало света, что двигаться приходилось почти наощупь.

Поднявшись на один пролет, Ник отчего-то струхнул и прибавил шагу. На площадке второго этажа он остановился и прислушался. Кто-то поднимался по лестнице следом. Странно, Ник не слышал, как хлопнула входная дверь. Ник поднялся еще на пару ступенек и замер. Шаги внизу замерли тоже. Мальчик моментально вспотел. Под мышками на рубашке выступили некрасивые темные пятна. Собравшись с духом, он взбежал на самый верх лестницы, остановился, напрягая слух. Кто-то невидимый повторил маневр.

Ник изо всех сил старался не паниковать. Он прикинул, не рвануть ли вниз со скоростью бешеного быка? Есть шанс проскочить, но что он станет делать на улице, если тот, кто внизу, бросится в погоню?

Мальчик сильно дрожал. Страшнее всего была неизвестность. Эти шаги в пустоте – от них можно свихнуться.

Он должен увидеть.

Ник начал действовать, не давая себе задуматься о последствиях. У них в школе один учитель истории по кличке Плешка обожал ловить пацанов, прогуливающих уроки. Обычно они прятались под лестницей, возле чердака, и Плешка, прежде чем подняться наверх, всегда снимал один башмак. На слух его шаги казались медленными и размеренными, так как разутая нога не издавала никаких звуков. Обычно прогульщики попадались с поличным, не успевая убежать.

Держа одну кроссовку в левой руке, Ник рванул вверх по лестнице. Преследователь попался на трюк старого Плешки. Его шаги теперь в точности совпадали со стуком оставшейся на ноге Ника обувки. Ник выиграл время и почти добежал до своей лестничной клетки, но поскользнулся и, падая, больно ударился о перила. Шаги внизу – гораздо дальше, чем прежде – замерли. Не дожидаясь, пока преследователь сообразит, что к чему, Ник, прикусив губу и уже не таясь, побежал к двери своей квартиры. Здесь, в коридоре, было еще темнее, но мягкий палас на полу скрадывал звук шагов. Оставалось только достать из кармана ключи и открыть замок. Всего пара секунд – и он в безопасности.

Прижавшись к двери спиной, Ник отчаянно тянул ключ. Тот, как назло, зацепился за мешковину кармана. Слыша, как трещит ткань, Ник не сводил глаз с поворота, ведущего на лестницу, ожидая появления врага из-за угла.

Но никто не появился. Преследователь выжидал. Ник, кажется, различал его дыхание. Ему оставалось самое страшное: повернуться спиной к лестнице, чтобы вставить ключ в замок и всего один раз повернуть. Так просто и так невыносимо сложно. Руки тряслись. Ладони вспотели, ключ все время норовил выскользнуть из холодных пальцев. Ник понимал: на то, чтобы поднять упавший ключ времени у него уже не будет. От этого знания пальцы совершенно окоченели и скрючились, как будто Ник макнул их в жидкий азот.

Враг был совсем близко. Их разделял последний лестничный пролет. Нику почудилось, будто вокруг него заклубился поток сгущающейся темноты, медленно подползая все ближе и ближе. В этом черном тумане роились какие-то тени с расплывчатыми очертаниями, на мгновение совсем рядом сверкнули чьи-то глаза. В нос ударил затхлый запах гнилой воды.

Как только мальчик вновь повернулся лицом к двери, шаги зазвучали снова. Они приближались медленно и неумолимо. Сколько там ступенек? – пытался припомнить Ник, но клацанье собственных зубов мешало сосредоточиться. Страшно хотелось в туалет, живот распирало так, что, казалось, он вот-вот лопнет.

Чужой голос вдруг отчетливо зазвучал в голове. От звука шагов закладывало уши.

Десять… девять… восемь…

«Тебе… не… спастись…»

Семь… шесть… пять…

«Я… найду… тебя…»

Ключ-таки попал в замочную, но не желал поворачиваться! Он застрял!

Четыре… три…

«Я… смерть…»

Ключ повернулся! Язычок замка тихо щелкнул, открывая путь к спасению. Тяжело дыша, Ник ввалился в прихожую, захлопнул дверь, в которую с другой стороны с воем задул ураганный ветер, и тут же навалился на нее всем своим щуплым, дрожащим тельцем. Дверь ходила ходуном, будто живая.

Прижавшись к двери спиной, всхлипывая и путаясь в складках одежды, мальчик выудил из кармана мобильник и ткнул скользким от пота пальцем в кнопку быстрого набора. Ногам вдруг стало горячо. К ужасу, накрывшему его душной волной, прибавилось острое чувство стыда. Почти теряя сознание, Ник все шептал и шептал, как заведенный: «Мамочка, мне страшно! Спаси меня!!!».