Текст книги "Cреди колосьев (СИ)"
Автор книги: Лада Гурина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)
– Прости, Джилли, – Аарон явно растерялся, ожидая, что я сейчас начну кричать на весь стадион, какой он идиот. Но лицо его было таким рассеянным и даже испуганным, что я не выдержала и расхохоталась, глядя, как он наклонился, чтобы убрать сладкую массу с носка моего ботинка. – Не сердись, пожалуйста. – Но чем больше он суетился и извинялся, тем больше я хохотала.
– Ты научился шутить, Аарон? – спросил подошедший за мороженым старшекурсник. Впрочем, он и так прекрасно видел, как рожок шлёпнулся мне на платье.
– Не так хорошо, как ты, – огрызнулся Аарон.
– Может, представишь меня своей спутнице?
– Джилли, это Стэнли Разерфорд. Стэнли, это Джилли, моя подруга. Она приехала сюда из Нью-Джерси.
– Значит, из Нью-Джерси, – вскинул бровь Стэнли. – И как вам Нью-Йорк, юная леди? – Стэнли явно манерничал, но получалось у него ничуть не претенциозно, а даже забавно.
– Замечательно, сэр, – подхватила я. – Только вот знаете, странно, что петухи не будят меня по утрам. – Приходится спать до полудня, я так часто пропускаю ланч.
Мы рассмеялись, а Аарон только закатил глаза. Стэнли был довольно-таки привлекателен внешне: высокий, светловолосый и крепкий. Он рассказывал мне, что долгое время играл за школьную команду в бейсбол, но в институте решил сконцентрироваться на учёбе. Но самым приятным в его красивом, широкоскулом лице была улыбка, очень искренняя и детская.
– Мэм, – он мне подмигнул, – позвольте-ка пригласить вас на ланч прямо сейчас.
– И вы не боитесь моего отца, который наблюдает за нами с трибун? – я продолжала кокетничать, хотя прекрасно знала, что мой отец не будет против и собирался сразу же после матча навестить своего школьного приятеля.
– Ничуть, – ответил Стэнли. – Кстати, Аарон может пойти с нами. Как насчёт обеда, Стамп? Я угощаю.
В общем, как только Принстонский университет одержал уверенную победу, мы все втроём двинулись в Сити. Стэнли предложил нам остановиться на небольшой кафешке неподалёку от Пятой авеню, где я (помню как сейчас) заказала большой кусок шоколадного торта. Стэнли оказался разговорчивым и никому не позволял скучать. Я чувствовала себя в его обществе очень раскованно, несмотря на свою стеснительность. С ним было легко говорить и не возникало неловких пауз. Помню, что даже тогда у меня промелькнула мысль о Стюарте: я сравнивала их обоих постоянно. Стюарт говорил очень мало, больше слушал и практически никогда не шутил. Даже если он находил что-то чрезвычайно смешным, то едва улыбался. Стэнли проявлял свои эмоции совершенно открыто, смеялся очень громко и рассказывал анекдоты так, что даже самые глупые вызывали на лицах слушателей улыбку.
Наверное, именно из-за его раскованности и любви к крепкому словцу моё первое впечатление о нём оказалось ошибочным. Аарон, как только мы вышли из кафе и условились встретиться вечером в клубе, рассказал мне о нём. Стэнли родился в семье крупного нефтяного магната и оказался баловнем судьбы. Ко всему прочему, он умудрился ещё и получить прекрасное образование. Родители души в нём не чаяли и имели возможность дать сыну всё, что он только пожелает. Наверное, это и было причиной его жизнерадостности и отношения к жизни, которое не было свойственно никому из моих знакомых. Стэнли, как и мой брат, смотрел в будущее с уверенностью. Но если Стюарт постоянно к чему-то стремился и чего-то добивался, то Стэнли Разерфорд получал желаемое, стоило просьбе слететь с его губ. Он не привык к отказам, и практически сразу я поняла, что чем-то ему приглянулась, и он своего добьётся.
Конечно же, я пришла на танцы. Платье с пятном от мороженого легко отстиралась и уже вечером я была в нём же у дверей танцевального клуба. Ради такого случая я даже забежала в косметический отдел и купила самую яркую помаду, алую, под цвет туфель, и без стеснения накрасила губы.
В клубе было шумно, хотя народ только начал собираться. Аарон тут же как бы невзначай подсел за столик к симпатичной брюнетке. В клубе выступали ещё не успевшие стать известными музыканты. Они перепевали все танцевальные хиты подряд, и я тут же узнала песню Руди Вале. Песня была смешной, с простыми словами и очень мне нравилась.
Поэтому, танцуя в такт ритмичной музыке, я громко подпевала музыканту, певшему о дурнушке Китти. Впервые с того времени, как я покинула Нью-Джерси, мне стало по-настоящему хорошо.
Эти же строки напевала я и после того, как мы шли по тёмным Нью-Йоркским улицам, оставив Аарона с новой подругой. Клуб вскоре должен был закрыться, и посетители потихоньку расходились: красивые девушки с растрёпанными после танцев волосами и чуть перебравшие с пивом парни, которые продолжали что-то им рассказывать и сейчас, обнимая за талии. Так же шли и мы. Стэнли весь вечер не отходил от меня, но танцевальная площадка не лучшее место, чтобы разговаривать. Он много расспрашивал меня о моей жизни, о том, почему я оказалась в Нью-Йорке. Честно говоря, первое время я сомневалась, что могла заинтересовать его всерьёз. Но он, прощаясь со мной, предложил встретиться ещё раз.
Следующие несколько дней я провела с отцом, а когда он уехал, тут же перезвонила Стэнли. Сначала мы ходили в кино и музеи. Он их не особенно любил, но всё это меня настолько восхищало, что он лишь удивлялся и терпеливо таскался за мной по выставкам французских художников. Не знаю уж, чем я смогла так его очаровать, но спустя две недели я уже ехала знакомиться с его родителями, которые поначалу приняли меня очень настороженно, но к концу вечера оттаяли. Стэнли не раз говорил мне, что ему нравится моё простодушие, жизнелюбие. То, что я отличаюсь от всех девушек, которых он знал раньше.
В общем, с тех пор мы со Стэнли были вместе. Конечно, я не могла сказать, что сразу влюбилась в него без памяти. Но я не видела оснований отталкивать человека, которому я была интересна. Который меня полюбил. Наверное, слишком хорошо помнила, что значит быть отвергнутым. Мы вместе ездили на игры в гольф за город, навещали его многочисленных родственников; он часто знакомил меня со своими университетскими друзьями и приглашал на танцы.
Мардж однажды сказала, что не хочет, чтобы я днями сидела без дела. Тётя устроила меня в государственный колледж, я начала изучать журналистику. Конечно, этот колледж и рядом не стоял с университетами Лиги Плюща, где учился Стэнли, но в целом он отнёсся к моей идее вполне спокойно и уверял меня, что я потом многого добьюсь. На тот момент, правда, я перестала писать стихи. Как только я пыталась заплести слова в затейливые рифмы, выходили очередные четверостишия о несчастной любви. Причём в них настолько ясно прослеживались гнев и разочарование, что самой становилось противно их читать. Один за другим черновики с одинаково едкими строками отправлялись в корзину для бумаг. Я пробовала себя и в прозе: написала несколько рассказов о родном Нью-Джерси, о которых, к слову, неплохо отзывались преподаватели. Мне нравилось учиться, я открыла для себя невероятно обширный мир классической и современной литературы.
Стюарт никогда не приезжал ко мне в Нью-Йорк. Несколько раз я слышала от отца, что он обещался навестить меня во время рождественских праздников. Он никогда не писал мне писем и не звонил. Это было вполне в его стиле, но я всё равно ждала, что когда-нибудь услышу трель звонка, а затем и знакомый голос.
Я села за небольшой письменный стол в углу комнаты и несколько минут неотрывно смотрела на залив. Солнце садилось, и на его глади стали появляться золотистые отблески, сливавшиеся в причудливый узор. Я зажгла настольную лампу. Стэнли уснул прямо в выходной рубашке и брюках. Во сне он был очень похож на ребёнка и выглядел намного младше своих лет – не верилось, что ему скоро должно было исполниться двадцать четыре. Впрочем, иногда я не верила, что и мне уже девятнадцать.
Ни с того ни с сего я вдруг подумала о том, что мне прямо сейчас нужно что-нибудь написать. Я достала из ящика тетрадный лист и ручку, закусила её кончик, задумавшись. Стоило мне написать первое пришедшее в голову предложение, как рассказ полился сам собой, на редкость удачный, будто я писала под диктовку. Я писала о Лонг-Айленде, о лете и о том, что до безумия счастлива.
