Текст книги "Библиотека современной фантастики. Том 12"

Автор книги: Курт Воннегут-мл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 25 страниц)

– Господи, можно подумать, что мы проиграли, – сказал араб. Не нужно было мне просить его говорить.

– Лу!

– Здесь я, – отозвался пьяный араб.

– Лу, дорогой, мы совсем позабыли про пекарню. А она все продолжает выпекать хлеб как ни в чем не бывало.

– Так не должно быть, – сказал Лу. – Пошли вышибем из нее все печенки.

– Послушайте, погодите, – сказал Пол. – Нам ведь будет нужна пекарня.

– Она машина, не так ли? – спросил Лу.

– Да, конечно, но ведь нет смысла…

– Тогда пошли и вышибем из нее дух. И клянусь богом, старик Ал отправится с нами. Где ты пропадал, старый бандит?

– Мы взорвали городскую канализацию, чтоб ее черти взяли, гордо заявил Ал.

– Вот это дело! Верните чистый мир чистым людям.

XXXIV

– Никак не пойму, что творится в Питсбурге, – сказал Финнерти. – Я знаю, что Сиэтл и Миннеаполис были делом неверным, но Питсбург!

– А Сент-Луис, а Чикаго? – сказал Пол, мрачно качая головой.

– А Бирмингем, а Нью-Йорк, а Бостон? – сказал Лэшер, печально улыбаясь. Как это ни странно, но он выглядел спокойным и умиротворенным.

– Уффф! – тяжело вздохнул Финнерти.

– В Айлиуме все было разыграно как по нотам, это уж во всяком случае, в Солт-Лейке и в Окленде тоже, – сказал профессор фон Нойманн. – Поэтому, я полагаю, мы можем смело сказать, что теория вооруженного нападения доказала свою жизненную ценность. Выполнение и дальнейшее развитие операций – это уже несколько иное дело.

– Так всегда бывает, – заметил Лэшер.

– А чему вы так радуетесь? – не выдержал Пол.

– А вы почувствовали бы себя легче, доктор, если бы мы проливали слезы? – осведомился Лэшер.

– Единственное, что остается нам теперь, – это объединить силы с Солт-Лейком и Оклендом и попытаться заставить правительство капитулировать, – сказал Финнерти.

– Теперь я жалею, что мы не послали в свое время айлиумских людей для захвата ЭПИКАК XIV, – сказал фон Нойманн. – ЭПИКАК XIV стоит трех Питсбургов.

– Здорово паршиво получилось с Роузвелскими Лосями, это уж точно, – сказал Лэшер. – Д-71 говорил, что они просто с ума посходили в своем стремлении добраться до ЭПИКАК XIV.

– Вот тут-то эти сумасшедшие и хватили лишку, – заметил Пол.

– Нитроглицерин – это довольно каверзная вещь даже в тех случаях, когда его разливают по бутылкам и не сумасшедшие, сказал Фиинерти.

Четверо идейных вождей Общества Заколдованных Рубашек сидели вокруг стола, который в свое время был столом в кабинете Пола в кабинете управляющего Завода Айлиум.

С начала революции не прошло еще и суток. Было раннее утро, солнце еще не взошло, но здания, горевшие то тут, то там, освещали и раскаляли развалины Айлиума не хуже тропического солнца в полдень.

– Хоть бы они уже начали атаку, и пусть бы это все поскорее кончилось, – сказал Пол.

– Пройдет еще довольно много времени, пока они снова наберутся смелости, после того что сделали рыцари Кандахара с государственной полицией на бульваре Гриффина, – сказал Финнерти. Он вздохнул. – Клянусь богом, будь у нас еще хотя бы несколько столь же удачных операций, например, в Питсбурге…

– Да еще в Сент-Луисе, – добавил Пол, – и в Сиэтле, и в Миннеаполисе, и в Бостоне, и в…

– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – перебил его Финнерти. – Как твоя рука, Пол?

– Ничего, – сказал Пол, похлопывая по самодельному лубку. У мессии Общества Заколдованных Рубашек рука была сломана камнем в тот момент, когда он пытался испробовать свое духовное влияние на толпу, которая пожелала увидеть, как будет взрываться электростанция. – А как ваша голова, профессор?

– Гудит, – сказал фон Нойманн, поправляя повязку. Его ударили священной булавой Ордена Северной Авроры в тот момент, когда он пытался убедить толпу в том, что не стоит валить двухсотфутовую радиовышку.

– А как поживают ваши синяки и ссадины, Эд? – спросил Лэшер.

Финнерти испытующе повертел головой, поднял и опустил руки.

– Неплохо, можно сказать. Потому что, если бы боль хоть чуточку усилилась, то я просто пустил бы себе пулю в лоб. – Он был сбит с ног и едва не растоптан во время паники среди Лосей, когда он объяснял им, что Заводы должны продолжать свою работу, пока не будет принято спокойное и разумное решение относительно того, какие машины следует уничтожить, а какие оставить.

Пламя взмыло над Усадьбой.

– Вы продолжаете строго следить по карте, профессор? – спросил Лэшер.

Профессор фон Нойманн поглядел в бинокль на новый очаг пожара и нанес еще один черный крест на лежащую перед ним карту.

– Скорее всего это почта.

В начале кампании карта города была чистой и хрустящей. Маленькими красными кружками на ней были отмечены основные объекты айлиумского путча: полицейский участок, здание суда, центры связи, главные автомагистрали, Заводы Айлиум. После того как все эти объекты будут захвачены при минимальных потерях в живой силе, план кампании предусматривал начало постепенной замены автоматических приспособлений людьми. Наиболее важные объекты, где намечалось проводить в жизнь эту вторую часть плана, были обведены зелеными кружками.

Теперь же карта была вся измята и покрыта пятнами. Перекрывая рассеянные созвездия красных и зеленых кружков, по ней распространялась туча черных крестов, которыми отмечалось то, что было уже захвачено и, более того, разрушено.

Лэшер поглядел на часы.

– На моих четыре часа утра. Как вы думаете – они правильные?

– А кто его знает, – отозвался Финнерти.

– А вы не можете разглядеть отсюда часы на ратуше?

– Они добрались туда несколько часов назад.

– Больше всего меня поражает, – сказал Финнерти, – то, что у них появилось своеобразное разделение труда. Некоторые из этих парней взъелись против какого-то определенного вида механизмов, оставляя все остальные нетронутыми. Тут есть один чернокожий парнишка, который разгуливает по городу с винтовкой и вышибает дух из автоматов, регулирующих уличное движение.

– Господи, – сказал Пол, – никогда не думал, что это будет так выглядеть.

– Вы имеете в виду поражение? – осведомился Лэшер.

– Поражение, победа – не в этом ведь дело, я имею в виду всю эту неразбериху.

– Все очень походит на суд Линча, – сказал профессор. – Хотя все это происходит в столь огромных масштабах, что скорее напоминает геноцид. Гибнут и правые и виноватые – унитазы и автоматические приспособления по управлению токарными станками.

– Не знаю, может, все было бы намного лучше, если бы не раздавали спиртное, – проговорил Пол.

– Нельзя же требовать от людей, чтобы они в совершенно трезвом виде атаковали доты в лоб, – отозвался Финнерти.

– Но так же невозможно потребовать у пьяных, чтобы они прекратили пьянство, – возразил Пол.

– Но ведь никто и не думал, что все будет идти гладко, сказал Лэшер.

Страшный взрыв заставил содрогнуться все здание.

– Ух ты! – воскликнул Люк Люббок, который устроил себе наблюдательный пункт в бывшей комнате Катарины Финч.

– Что это. Люк? – спросил Лэшер.

– Цистерны бензохранилища. Ух ты!

– Ну вот, пожалуйста, – мрачно отозвался Пол.

«Граждане Айлиума! – проорал голос с неба. – Граждане Айлиума!»

Пол, Лэшер, Финнерти и фон Нойманн бросились к пустому проему в стене, который некогда был окном от потолка и до пола. Поглядев вверх, они увидели управляемый роботом вертолет, брюхо и лопасти крыльев которого зарево пожаров окрасило в красный цвет.

«Граждане Айлиума! – орал голос с неба. – Граждане Айлиума! В Окленде и Солт-Лейке восстановлен порядок. Ваше положение безнадежно. Свергайте тиранию ваших лживых вождей.

Вы полностью окружаны и отрезаны от всего мира.

Блокада не будет снята до тех пор, пока Протеус, Лэшер, Финнерти и фон Нойманн не будут переданы властям у перекрестка на бульваре Гриффина.

Мы можем разбомбить вас или смести ураганным огнем, но это было бы не по-американски. Мы можем послать на вас танки, но это тоже противоречило бы американскому духу.

Это ультиматум – выдайте ваших лживых вождей и сложите оружие в течение ближайших шести часов, иначе, отрезанные от всего мира, вы останетесь в блокаде среди руин, в которые вы сами обратили город».

В громкоговорителе раздался щелчок, и наступила минутная пауза.

«Граждане Айлиума, складывайте оружие! В Окленде и Солт-Лейке восста…»

Люк Люббок вскинул винтовку, прицелился и выстрелил.

«Блим– блам, блум-бии, – визжал теперь голос с неба, – блим-блам, блю…»

– Добей этого беднягу, – попросил Финнерти, Люк выстрелил еще раз.

Вертолет неуклюже развернулся и начал удаляться в сторону города.

«Блим– блам, блю…»

– Пол, ты куда? – спросил Финнерти.

– Хочу прогуляться.

– Не возражаешь, если я с тобой?

– Чего там возражать!

Вдвоем они вышли из здания и двинулись по широкому замусоренному бульвару, который пересекал заводскую территорию. Так они прошли мимо пронумерованных фасадов домов, за которыми теперь царили тишина, разруха и запустение.

– Да, мало здесь осталось такого, что напоминало бы старые добрые времена, не так ли? – проговорил Финнерти после того, как они в молчании проделали какую-то часть пути.

– Новая эра, – сказал Пол.

– Выпьем за нее? – предложил Финнерти, доставая объемистую бутылку из своей заколдованной рубашки.

– За новую эру!

Они присели рядом у здания 58, молча передавая друг другу бутылку.

– А знаешь, – сказал Пол, – все было бы не так уж плохо, если бы все оставалось в том виде, в каком оно было в те дни, когда мы впервые прибыли сюда. Тогда все было еще довольно сносно, не так ли?

Их обоих охватило чувство глубокой грусти сейчас, когда они сидели среди разбитых и исковерканных шедевров, среди блестяще задуманных и не менее великолепно выполненных машин. Значительная часть их жизни, их способностей была вложена в создание их, в создание всего того, что при их же помощи было разрушено в течение нескольких часов.

– Ничто не стоит на одном месте, – сказал Финнерти. – Слишком уж соблазнительно вносить изменения. Вспомни нашу радость, когда мы записывали движения Руди Гертца, а затем пытались наладить автоматическое управление станками при помощи этой записи.

– И ведь получилось же! – воскликнул Пол.

– В том-то и дело, черт побери!

– А затем объединение всей группы токарных станков, – сказал Пол. – Конечно, идея-то принадлежала не нам.

– Нет, конечно, но позднее у нас были уже и свои собственные идеи. И притом блестящие идеи, – сказал Финнерти. – Не помню, чтобы я еще когда-нибудь был так счастлив, так горд, Пол, черт побери, да ведь я тогда ни на что иное и внимания не обращал.

– А что может быть увлекательнее, чем заставить что-нибудь действовать по-новому.

– Ты был хорошим инженером, Пол.

– Ты тоже, Эд. И ничего позорного в этом нет.

Они горячо пожали друг другу руки.

Когда они вернулись в бывший кабинет управляющего Заводами, Лэшер и Фон Нойманн спали.

Финнерти потряс Лэшера за плечо.

– Мастер! Маэстро! Метр!

– Ммм?… – Толстый, коротенький, некрасивый человечек ощупью поискал свои очки с толстыми стеклами, надел их и сел. – Да?

– Присутствующий здесь доктор Протеус задал мне один очень интересный вопрос, – сказал Финнерти, – на который я так и не смог дать удовлетворительного ответа.

– Вы пьяны. Идите и дайте старому человеку поспать.

– Это не отнимет у вас много времени, – сказал Финнерти. Валяй, Пол.

– А что стало с индейцами? – спросил Пол.

– С какими индейцами? – устало переспросил Лэшер.

– С настоящими индейцами Общества Заколдованных Рубашек, с теми, которые устраивали колдовские пляски, – пояснил Финнерти. Ну, помните, тысяча восемьсот девяностые годы и прочее?

– Они очень скоро убедились в том, что рубашки не спасают от пуль, а всякие колдовские ухищрения не оказывают ни малейшего действия на кавалерию Соединенных Штатов.

– Ну и?…

– Ну и они были либо перебиты, либо прекратили попытки сохранить образ жизни хороших индейцев, начав превращаться во второсортных белых людей.

– Так что же тогда доказало движение Колдовских плясок? – недоумевающе спросил Пол.

– Что быть хорошим индейцем – вещь столь же важная, как быть хорошим белым человеком, вещь, достаточно важная для того, чтобы бороться и умереть за нее, независимо от того, насколько силен противник. Они боролись против таких же превосходящих сил, как и мы сейчас: тысяча против одного, а может быть, и больше.

Пол и Эд Финнерти глядели на него, не веря своим глазам.

– И вы знали, что мы наверняка проиграем? – хрипло спросил Пол.

– Конечно, – ответил Лэшер и поглядел на Пола так, будто тот сморозил несусветную глупость.

– Но ведь обо всем этом говорили так, будто это совершенно верное дело, – проговорил Пол.

– А как же вы хотели, доктор? – покровительственным тоном заговорил Лэшер. – Ведь если бы мы все не говорили именно так, то не оставалось бы даже и этого одного шанса на тысячу. Но я никогда не терял реального взгляда на положение вещей.

Пол понял, что Лэшер действительно был среди них единственным человеком, который не утратил реального взгляда на вещи. Он единственный из четырех руководителей не был поражен и тем, как разворачивались события, не был удручен и даже умудрялся быть каким-то на редкость умиротворенным. Пол, по-видимому, был именно тем, что дальше всех отошел от реальности, не имея времени на размышление и с радостью присоединившись к крупной и надежной организации, которая призвана была разрешить все те вопросы, из-за которых ему не хотелось жить на белом свете.

Финнерти, великолепно войдя в роль апостола, успел уже справиться с изумлением, в которое поначалу поверг его ответ Лэшера. Видимо, самым большим его желанием было оставаться рядом с Лэшером, и теперь он тоже уставился на Пола, как бы недоумевая, как тот мог предполагать какой-либо иной исход борьбы.

– Но если у нас не было почти никаких шансов, то какой же смысл был?… – Пол так и не закончил фразы, а просто повел рукой, указывая на развалины Айлиума.

Окончательно проснувшись, Лэшер поднялся и теперь ходил взад и вперед по комнате, явно раздраженный тем, что ему приходится объяснять столь очевидные вещи.

– Да ведь это абсолютно не важно. – доктор, выиграли мы или проиграли. Главное то, что мы совершили попытку. И попытка эта войдет в анналы! – Теперь он прохаживался по другую сторону стола и глядел на Пола и Финнерти через стол.

– Какие еще анналы? – недоумевал Пол.

Внезапно с Лэшером произошло перевоплощение. Теперь он вдруг обернулся той стороной своей натуры, о которой он уже говорил, но которую Пол так и не мог себе представить.

При этом перевоплощении стол внезапно превратился в кафедру проповедника.

– Революции – это не моя профессия, – заговорил Лэшер звучным и глубоким голосом. – Я, доктор, проповедник, и прошу не забывать этого. А это означает, что в первую очередь я враг дьявола и слуга божий!

XXXV

Солнце встало над Айлиумом, и горящий город казался серым в свете вечного огня, отстоящего от него на девяносто три миллиона миль. Лимузин государственного департамента, на радиоантенне которого висела заколдованная рубашка, медленно продвигался по улицам.

Повсюду лежали распростертые человеческие тела. Положение их заставляло думать о насильственной смерти, однако храп, бормотание и выступающие на губах пузырьки свидетельствовали о том, что таинственный жизненный процесс в них не прекратился.

При свете раннего солнца город был похож на огромный ящик с сокровищами, обитый черным и серым бархатом пепелищ и наполненный миллионами сверкающих драгоценных камней: осколками аккумуляторов, амперметров, анализаторов, батарей, библиотечных автоматов, бутылок, банкнотов, бобин, вентиляторов, генераторов, громкоговорителей, динамо-машин, динамометров, детекторов, калориметров, конденсаторов, копилок, консервных автоматов, вакуумных установок, изоляторов, ламп, магнето, масс-спектрометров, масштабных линеек, машин по учету личного состава, моек для посуды, мотогенераторов, моторов, механических уборщиков, осциллографов, очистителей, записывающих устройств, напильников, колосников, обогревателей, панелей управления, понижающих трансформаторов, прерывателей, преобразователей, приводных ремней, потенциометров, пылеулавливателей, резцов, распылителей, регуляторов частоты, радиоприемников, реакторов, реле, реостатов, рентгеновских установок, сварочных аппаратов, счетных машин, счетчиков Гейгера, светофоров, сопротивлений, термоскопов, термостатов, тестеров, транзисторов, турбин, фотоаппаратов, фотоэлементов, фильтров, усилителей, часов, шестерней, электродов, электронных ламп, электроизоляторов…

За рулем лимузина сидел доктор Эдвард Фрэнсис Финнерти. Рядом с ним доктор Пол Протеус. На заднем сиденье расположились преподобный Джеймс Лэшер и профессор Людвиг фон Нойманн, на полу лимузина подле их ног примостился спящий мистер Юинг Дж. Холъярд из государственного департамента. В этом мире сна и опустошений лежащий на полу Холъярд не мог вызывать ни любопытства, ни нареканий, ни желания оказать ему помощь.

Мозговой центр Общества Заколдованных Рубашек совершал инспекторское турне по укреплениям, раскинутым на границах их Утопии. И повсюду они находили одно и то же: брошенное оружие, покинутые посты, груды стреляных гильз и разрушенные машины.

Вся четверка пришла уже к заманчивому решению: за шесть месяцев блокады, обещанной им властями, они превратят все эти руины в лабораторию, призванную доказать, насколько хорошо и счастливо могут жить люди, обходясь абсолютно без каких-либо машин. Они усмотрели мудрость простого человека именно в том, что было разрушено практически все. Именно так и следовало поступить, и к черту полумеры!

– Вот и отлично, мы теперь на дровах будем греть себе воду, готовить пищу, отоплять жилища, – сказал Лэшер.

– И будем ходить пешком, если потребуется отправиться куда-либо, – добавил Финнерти.

– И читать книги вместо того, чтобы смотреть на телевизионные экраны, – восторженно подхватил фон Нойманн. – Ренессанс наступит в штате Нью-Йорк! Мы снова откроем для себя величайшее чудо света – человеческий ум и человеческие руки.

– Мы не станем ни просить пощады, ни давать ее, – заключил Пол в тот момент, когда они любовались зрелищем того, как полный комплект деталей сборного дома модели М-11 был вытащен на открытое пространство и раскромсан на части.

– Это напоминает погром, учиненный индейцами Кастеру и его отряду, – задумчиво заметил Лэшер. – Маленький Горный Баран. Одна-единственная победа над непреодолимой волной. Все больше и больше белых приходило оттуда, откуда явился Кастер; все больше и больше машин придет оттуда, откуда появились эти. И все-таки мы можем выиграть. Ну что ж! А это что за шум? Неужели кто-то бодрствует?

Из– за угла доносился неясный гул, оттуда, где некогда была железнодорожная станция и где она все еще пребывала, но уже в совершенно измененном виде. Финнерти направил машину за угол, чтобы лучше рассмотреть, что там происходит.

В зале ожидания станции царил хаос. Пол террасы, на котором было изображено избиение жителей Айлиума индейцами племени онеида, был завален внутренностями и отдельными деталями автоматов по продаже билетов, автоматов по продаже нейлоновых чулок, автоматов по продаже кофе, автоматов по продаже газет, автоматов по продаже зубных щеток, автоматических чистильщиков сапог, автоматических фотостудий, автоматических билетных контролеров, автоматов по продаже страховок…

Но вокруг одной из машин собралась группа людей. Люди напирали друг на друга от любопытства, как будто в центре их круга шло необычайное представление.

Пол и Финнерти вышли из машины поглядеть на это загадочное явление и увидели, что центром внимания был автомат по продаже оранжада-0. Продажа оранжада-0 была делом чисто номинальным, припомнилось Полу, ибо никто не мог себя заставить проглотить эту гадость, – никто, кроме доктора Фрэнсиса Элдгрина Гелхорна директора Торговли, Коммуникаций, Продовольственных товаров и Ресурсов Страны. Как памятник ему, автоматы по продаже оранжада-0 стояли в одном ряду вместе с остальными, хотя инкассаторы, открывающие их время от времени, никогда не находили в них ничего, кроме нетронутого запаса оранжада-0.

Однако сейчас смесь из соснового экстракта, красителя, воды и заменителя апельсинового сока пользовалась такой же популярностью, какой могла бы пользоваться нимфоманка на сборище ветеранов войны.

– Вот и отлично, а теперь давайте попробуем еще одну монетку и поглядим, как эта штука работает, – раздался знакомый голос из-за автомата – голос Бада Колхауна.

«Клинк!» – это монета проскочила в щель, затем послышалось бульканье, и из крана хлынула струя.

Толпа была вне себя от радости.

– На этот раз она наполнила стакан почти до краев, и теперь эта штука холодна и имеет отличный вкус, – объявил человек, игравший роль дегустатора.

– А лампочка, показывающая, что в автомате имеется запас оранжада-0, не горит, – сказала какая-то женщина. – А ведь она должна гореть.

– Мы и это наладим, не правда ли, Бад? – отозвался еще один голос из-за автомата. – Вы, ребята, дайте мне фута три того красного кабеля, который свисает с машины для чистки обуви, а еще кто-нибудь пусть одолжит мне свои перочинный ножик на минутку.

Говоривший выпрямился и удовлетворенно улыбнулся. Пол тут же узнал его – это был высокий человек средних лет с румяным лицом, который когда-то починил Полу автомобиль при помощи куска кожаной ленты, отрезанного им от подкладки своей шляпы.

В те дни человек этот выглядел несчастным и отчаявшимся. Теперь же он был горд собой и удовлетворенно улыбался, ибо руки его были заняты любимым делом. Все это промелькнуло в голове у Пола.

Человек что-то сделал с лампой на задней стенке автомата.

– Вот и все.

Бад Колхаун принялся привинчивать заднюю крышку:

– Ну-ка, попробуйте теперь.

Окружающие зааплодировали и сгрудились вокруг автомата, стремясь заполучить оранжад-0. Счастливчик, стакан которого был наполнен первым, тут же побежал в хвост очереди.

– А теперь давайте поглядим, что можно сделать с этим беднягой автоматом по продаже билетов, – предложил Бад. – Ox, ox! Кто-то влепил ему прямо в микрофон.

– Я сразу же подумал, что уличный телефон сможет нам еще пригодиться на что-нибудь, – сказал румяный человек. – Пойду-ка гляну.

Толпа, переполненная оранжадом-0, перекочевала вслед за ними, чтобы поглядеть на их новую работу.

Когда Пол и Финнерти вернулись к лимузину, они увидели, что Лэшер и фон Нойманн с горестным выражением на лицах ведут беседу с каким-то подростком.

– Не видели ли вы где-нибудь валяющийся электромотор в восемь лошадиных сил? – спрашивал парнишка. – Такой, который не совсем был бы разбит?

Лэшер отрицательно покачал головой.

– Ну что ж, придется мне еще поискать, – сказал мальчишка, подымая картонную коробку, битком набитую шестеренками, электронными лампами, переключателями и прочим странным имуществом. – Ведь здесь теперь просто золотая жила, но все-таки трудно найти именно то, что тебе нужно.

– Представляю себе, – сказал Лэшер.

– В том-то и дело. Если бы я мог найти небольшой мотор в приличном состоянии, – радостно объявил парнишка, – то готов спорить на что угодно, я сделал бы такую штуку, которая играла бы на барабане так, что все просто заслушались бы. Стоит только взять один триод, а потом…

– Протеус! Финнерти! – раздраженно выкрикнул Лэшер. – Что вы там копаетесь?

– Я как-то не замечал, что вы торопитесь куда-либо, отозвался Финнерти.

– А теперь я тороплюсь. Поехали.

– Куда это? – поинтересовался Финнерти, запуская мотор.

– Бульвар Гриффина. Перекресток.

– А что там? – спросил Пол.

– Власти дожидаются там выдачи населением Айлиума своих лживых вождей, – пояснил Лэшер. – Может, кто-нибудь желает выйти из машины? Если желаете, то я и сам сумею довести машину.

Финнерти остановил машину.

– Итак? – произнес Лэшер.

– Я полагаю, что сейчас самое время! – сказал фон Нойманн очень спокойно.

Пол не сказал ни слова, но и не двинулся, чтобы выйти из машины.

Финнерти подождал еще минуту, а затем включил скорость.

Никто не разговаривал вплоть до того момента, когда они доехали до путаницы из колючей проволоки, сваленных телефонных будок и мешков с песком, которую представлял сейчас перекресток на бульваре Гриффина. Два темнокожих человека в очень элегантных нарядах – Хашдрахр Миазма и шах Братпура – спали, свернувшись калачиком, в окопе слева от баррикады. По другую сторону рядов колючей проволоки валялись вверх колесами два разбитых и брошенных полицейских автомобиля.

Профессор фон Нойманн принялся в бинокль осматривать местность.

– Ага! Вот и представители властей. – Он передал бинокль Полу. – Вон, видите, левее амбара. Нашли?

Пол искоса взглянул на три машины у амбара, где полицейские с винтовками расположились на отдых, весело болтая и покуривая.

Лэшер нетерпеливо похлопал Пола по плечу, и Пол передал бинокль ему.

– Выше голову, доктор Протеус, теперь вы, наконец, стали кем-то. У кого бутылка?

Финнерти протянул бутылку.

Лэшер взял ее и провозгласил тост.

– За всех хороших индейцев, – сказал он, – в прошлом, настоящем и будущем. А если выражаться точнее – за анналы.

Бутылка пошла по кругу.

– За анналы, – сказал Финнерти. Тост, по-видимому, ему нравился: от этой революции он получил, как считал Пол, именно то, чего ему хотелось: возможность нанести жестокий удар маленькому замкнутому обществу избранных, в котором он так и не мог найти себе места.

– За анналы, – сказал фон Нойманн. Он также казался вполне довольным. Для него, как понял теперь Пол, революция была увлекательным экспериментом. И достижение поставленной цели интересовало его ничуть не больше, чем возможность увидеть, что может получиться в настоящих условиях.

Пол принял бутылку и какое-то мгновение изучающе глядел на Лэшера сквозь прозрачное стекло. Лэшер, главный вдохновитель всего, выглядел вполне довольным собой. Человек, всю жизнь пробродивший среди символов, он и революцию сделал символом для себя и теперь готов был принять смерть в качестве такого же символа.

Оставался один только Пол.

– За лучший мир… – хотел было начать он, но, подумав о людях Айлиума, с такой готовностью восстанавливающих прежний кошмар, отказался от этой мысли.

– За анналы так за анналы, – сказал он и разбил пустую бутылку о камень.

Фон Нойманн внимательно поглядел сначала на Пола, а потом на разбитые стекла.

– Не думайте, что это конец, – сказал он. – Конца нет и быть не может, даже если и наступит судный день.