Текст книги "Багряный плен"

Автор книги: Ксения Мирошник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава вторая

Если я собиралась попасть к Бруэрам, то мне необходимо добраться до ближайшего порта. Уже примерно пара часов прошла с тех пор, как я покинула лес и шла по основной дороге по направлению к городам. Плащ надежно скрывал ожерелье, а капюшон мое лицо. Шла я быстро. Если бы была другая тропа или хотя бы виляла она сквозь лес, или какие заросли, то мне проще было бы укрыться от нечаянных глаз, но этот отрезок пути мне придется пройти по открытой местности. Если повезет, то бабушка направит моих преследователей по ложному пути и это ненадолго собьет их со следа.

Я заставляла себя не думать о семье, о том, от чего мне пришлось отказаться, ради спасения собственной жизни. Просто запретила себе вспоминать, чтобы не поддаваться тоске. Лучше спрятать боль поглубже и следовать к цели, чем утопать в слезах и жалеть себя. Год – это много или мало? Кажется, что целая вечность, но может обернуться так, что он покажется одним днём.

Впереди меня ждала развилка, две дороги расходятся в разные стороны и обе ведут к портовым городам. Я решила идти в Липрок, он крупнее, а значит, затеряться там легче. Мне нужно лишь преодолеть этот холмистый участок, а потом снова будет лес, сразу после небольшой деревеньки. Я взглянула в небо и нахмурилась, погода портилась, к вечеру будет дождь. Было бы лучше обойти деревеньку стороной, но и промокнуть не хотелось.

Жевала на ходу, не собираясь задерживаться ни на минуту, чем дальше уйду, тем больше шансов успеть на корабль, отплывающий в Бурву. Лишь один раз я замедлила шаг, сделала глубокий вдох и обратилась к духам земли, желая знать, преследуют ли меня. Вокруг образовался легкий воздушный поток, поднявший пыль, я прикрыла глаза и прислушалась. Духи нашептали, что отец послал за мной двоих цыган. Кулаки сами собой сжались, сердце дрогнуло. Теперь все зависело от Джаел, смогла ли она одурачить их. Взмахнув рукой, я развеяла пыль и ускорилась.

Совсем скоро я ощутила всю тяжесть жарута, который неприятно сжимал шею и давил на плечи. Мне казалось, я согнулась в три погибели под его гнетом. К тому же кожа под ним ужасно чесалась. Выглядело ожерелье очень красиво и даже не смотрелось громоздко, но это только для тех, кто его не носил. Жарут надевают обрученные невесты, чтобы все вокруг видели, что они принадлежат суженому. Это старинная традиция, которую цыгане уже не соблюдают. Его носили самое большее месяц, да и то не постоянно, мне же досталась честь не снимать его целый год. Руки все время тянулись к украшению, чтобы поправить, сдвинуть, почесать или просо приподнять, чтобы плечам стало легче. К тому времени как тучи сгустились, и небо потемнело, даже моя спина перестала выдерживать эту тяжесть.

Дорога спустила меня с холма, когда дождь хлынул в полную силу. Совсем стемнело. Плотнее кутаясь в плащ, я отчетливее ощутила плачевность своего положения. В таверну соваться не стоило, если мои братья разделятся, и кто-то придет сюда, то ему обязательно укажут на одинокую путницу в плаще. Землю довольно быстро размыло, идти стало труднее. Ботинки вязли в грязи, а порою и скользили. На окраине деревни я оказалась почти в полной темноте.

Очень осторожно продвигалась от дома к дому, пытаясь придумать, где бы мне укрыться от ненастья. Стучать в любой из этих домов опасно, но и на улице оставаться не дело. Я заглядывала во дворы через заборы, сама не зная, что ищу. Дома попадались разные, и совсем простые, и побогаче, но у всех здесь была скотина, а у многих еще и конюшни. Изредка двери в дом открывались, и тогда я приседала, укрываясь плащом так, словно пыталась раствориться в нем. Дойдя почти до края деревни, я наткнулась на небольшой домик, рядом с которым разместился невысокий хлев. Из приоткрытой двери выглядывал огонек. Я несколько раз осмотрелась, никак не решаясь распахнуть калитку. Вымокшее тело совсем продрогло, зубы стучали, а ноги тряслись от усталости. Набравшись храбрости, аккуратно толкнула дверцу и сделала неуверенный шаг во двор. В доме светилось лишь одно маленькое окошко, заглядывать я не стала, сразу пробралась к хлеву. Прислушалась. Несмотря на огонек, похоже, внутри никого не было. Дверь, как назло, немного скрипнула, и я затаила дыхание, прислушиваясь, не выйдет ли кто из хозяев посмотреть. Самые долгие несколько секунд в моей жизни. Никто так и не вышел, и я прошмыгнула внутрь.

Как ни странно, в хлеву было тепло и чисто. По всему видно, что хозяева очень любят свою немногочисленную скотину. Здесь всего одна не очень молодая корова, пара-тройка кур и коза. Большая лохматая собака спала в углу. Она даже головы не подняла, когда я вошла. Все казалось стареньким, но ухоженным, отчего сложилось впечатление, что хозяева тоже были пожилыми людьми.

Я сбросила плащ, развесила его на гвоздях, с которых сняла лопату и вилы. Проверила содержимое сумки и обнаружила, что рубашка промокла, а вот одеяло почти сухое. Сидеть в мокрой одежде было глупо, поэтому я скинула свой наряд и завернулась в одеяло. В углу, рядом с собакой нашла немного сена и опустилась на него, чтобы отдохнуть. Не мешало бы еще снять жарут, но я побоялась. Надевать его не так-то просто, а если кто-то захочет войти сюда, то мне лучше оставаться в нем. Я расплела свою черную косу и запустила пальцы в длинные волнистые волосы, а потом прислонилась головой к стене. Собака рядом со мной зевнула, потянулась и открыла глаза. Теперь она меня заметила, повела носом и залаяла.

– Стой, – громко прошептала я, – стой, прошу, не надо. Я не причиню тебе зла, только погреюсь.

Собака склонила голову на бок, но, слава Богу, замолчала. Я облегченно прикрыла глаза, пытаясь усмирить испуганное сердце. Собака все еще с интересом смотрела на меня.

– Я ничего не возьму, – сказала я, осмелившись погладить ее по мягкой шее, – просохну и уйду, ладно? Ты уж не шуми, дружок.

Внезапно дверь хлева скрипнула, и я вжалась в стену, понимая, что деваться мне некуда.

– Кто здесь? – послышался голос, и я увидела, как сверкнул топор. – Бруми, ты чего шумишь, старый разбойник? Сам наполовину глухой, а лаешь, как молодой.

Передо мной возник худой старичок с топором в руке и совсем седой головой. Его грязные высокие сапоги оставили мокрые следы. Сам он был чуть сгорбленным, в темных штанах, одной рубахе, а вокруг шеи намотан тонкий шарф. Он посмотрел на меня, но разглядел не сразу, поэтому наклонился ближе, а потом отпрянул.

– Ох ты! – старик ударил себя ладонями по чуть согнутым в коленях ногам. Он посмотрел снова на меня, потом на топор и снова на меня. – Девица! Ты откуда ж взялась?

Я буравила взглядом топор, опасаясь, как бы старичок не поднял шум на всю деревню. Словно прочитав мои мысли, хозяин отбросил свое оружие, а я немного расслабилась и поднялась на ноги.

– Простите меня, пожалуйста, – сказала, выходя на свет. – Я проникла в ваш сарай, чтобы обсохнуть и согреться.

Старик осмотрел хлев, обращая внимание на развешенную мною одежду и на сохранность своего имущества, перевел взгляд на меня и уже более придирчиво разглядел. Я наступила ногой на ногу, пытаясь согреть босые ступни, что не укрылось от его цепкого взгляда.

– Цыганка? – спросил он, прищурившись, и я кивнула, врать тут точно смысла не было. – Чья будешь?

А вот это нехороший вопрос. Словно защищаясь, я завернулась в одеяло и отступила на шаг, готовясь схватить одежду и бежать.

– Ладно– ладно, не пугайся, – махнул рукой старик.

Он некоторое время смотрел на меня, будто решая, что же теперь со мной делать, а потом кивнул сам себе и развернулся к двери.

– Пойдем, – сказал он и вышел.

Я застыла в нерешительности. Куда он меня зовет, что хочет сделать? А если сейчас поведет к старейшине или сам убьет?

– Ну, что застыла? Мерзнешь, небось? – послышался голос. – Идем я тебя накормлю.

Радостное возбуждение прокатилось по телу, а от предвкушения тепла и горячей пищи, на душе стало радостнее. Я сунула ноги в промокшие ботинки и собрала свои вещи. Старик оставил для меня дверь открытой. Съежившись от дождя, я быстро добежала до крыльца. Домик хоть и был маленьким, но довольно уютным. Здесь тоже заметна рука заботливого хозяина. Разулась и прошлепала в комнату, где хозяин указал мне на большую печь, чтобы я просушила одежду.

Из другой комнаты послышался кашель, я вздрогнула. Старик грустно улыбнулся и исчез в проеме. Некоторое время его не было, и я уже чуть было снова не решилась бежать.

– Моя старуха приболела, – почему-то виновато сказал он. – Третий день лежит, кашель душит.

Я понимающе кивнула, нервным движением заворачиваясь в одеяло. Старик выложил на стол хлеб, зелень, овощи и достал из печи небольшую посудину.

– Чем богаты… – неловко пожал он плечами, приглашая за стол.

Меня не удивляло такое поведение, просто, когда ты в бегах все кажется подозрительным. В Златоросье люди не боялись друг друга, с легкостью принимали гостей, могли без страха приглашать чужаков, давая кров и пищу. К цыганам, пожалуй, проявляли осторожность, поскольку побаивались магии и связанных с нами предрассудков и суеверий.

Горячая каша оказалась очень вкусной, а хлеб еще не очень жестким. Снова послышался кашель, нехороший такой, бурлящий. Старушка заходилась снова и снова, а дед прикрывал глаза рукой и покачивал головой. На его лице отражалось такое страдание, что сердце мое не могло не откликнуться.

– Разрешите мне посмотреть? – спросила я, осторожно касаясь его руки.

– А ты можешь помочь? – встрепенулся он, глаза его оживились. – Я слышал, цыгане знают в этом толк.

– Не обещаю, – смутилась я, – мне еще многому нужно научиться, но взглянуть могу.

Старичок вскочил со своего стула и, схватив меня за руку, потащил в соседнюю комнату. Я едва успела схватиться за края одеяла, чтобы не остаться в одном белье. Комнатушка оказалась совсем крошечной, места хватило только для кровати, маленькой тумбочки и сундука.

– Катрина, – прошептал он на ухо старушке на кровати.

Женщина была очень милой на вид, с маленькими ладонями и ласковыми темными глазами. Я подошла ближе и улыбнулась ей, а она снова зашлась в приступе кашля.

– Здравствуйте, – тихо сказала я. – Вы разрешите мне послушать?

Старушка посмотрела на мужа, в ожидании совета и только после того как он кивнул, согласилась. Придерживать одеяло и пытаться помочь больному человеку, оказалось непросто. Заметив это, Катрина велела мужу найти что-то более удобное для меня, и я с радостью переоделась в теплое платье и носки. Подвязала волосы и склонилась к ее груди.

Шувани ищут помощи у духов земли, воды и воздуха. Иногда они капризничают, но не в вопросах помощи больным. Я прислушалась к неровному сиплому дыханию и покачала головой. Дела обстояли не очень хорошо, но я знала, как с этим справиться.

– Принесите мою сумку, – попросила я старика, а сама склонилась к его жене. – Если вы позволите, то я сделаю то, чему меня учили мама и бабушка. Сначала будет немного трудно, но если вы потерпите, то дышать скоро станет легче, кашель отступит.

Среди своих вещей отыскала сухие травы, совершенно точно зная, что Джаел положила именно то, что мне нужно. Я выбрала те, которые могли помочь несчастной старушке, и связала их в плотный пучок. Один конец подожгла и подула. Густой ароматный дым, сначала мог показаться удушливым, но спустя время именно он облегчит дыхание. Старушка поморщилась и попыталась отвернуться, но я ей не позволила.

– Еще немного, – мягко сказала я. – Вдыхайте глубже.

Глаза Катрины заслезились, она снова бросила взгляд на мужа, который застыл в проеме. Ужасно трогательно было наблюдать, как эти немолодые уже люди так доверяют другу, так нуждаются друг в друге. Я провела рукой над головой старушки, бормоча обращение к духам и развеивая дымку у ее лица.

– Для первого раза достаточно, – касаясь ее плеча, сказала я. – Это позволит вам уснуть и отдыхать всю ночь без приступов кашля.

Мы с хозяином вышли, оставляя его жену в покое. Каша уже остыла, но насытиться я и так успела. Не отказала себе в удовольствии выпить кружку молока и пожевать хлеб.

– Куда ты идешь? – спросил старик, и я так и застыла с куском во рту. – Бежишь от кого?

Он некоторое время выжидал, а потом махнул на меня рукой и достал одеяло. Бросил его на полу у печи.

– Ложись, отдыхай, – сказал он. – Подниму рано, до рассвета, чтобы в деревне никто не увидел.

Сон никак не шел, то ли от страха, то ли от тоски. Я ворочалась с боку на бок, гадая, что приготовит мне завтрашний день. Только – только усталость сморила, как громкий нетерпеливый стук в дверь выдернул меня обратно. Я вскочила на ноги и перестала дышать в гнетущей темноте. Это точно за мной. Из комнаты выскочил старик со свечой в руке. Он подошел ко мне, прислушался. Стук повторился. Быстро же они меня нагнали. Мои глаза сами все рассказали. Хозяин кивнул и втолкнул меня в темный угол за печкой.

– Кто там? – спросил он, подходя к двери.

– Я ищу цыганку! – послышался уверенный голос, и я узнала Больдо.

Его голос, знакомый с детства, вызвал щемящее чувство в груди, я прикусила губу и напомнила себе, зачем он здесь. Стоит ему меня увидеть, как воспоминания о дружбе отойдут на задний план, я уловлю лишь страх и возможно презрение к моему проклятью. Только бы старик не открыл дверь! Но будто нарочно, вопреки моим опасениям и отрицательным мотаниям головы, хозяин впустил гостя. Я опустилась на корточки и плотнее вжалась в стену, непроизвольно задерживая дыхание.

– Кого ищешь? – переспросил старик.

– Беглую цыганку, – повторил Больдо.

– Она натворила чего? – поинтересовался хозяин. Если цыган расскажет правду, старик может и испугаться. Тогда уже ничто не убережет меня.

– Ты видел или нет? – нетерпеливо спросил парень.

Время замедлилось, и я могла слышать стук собственного сердца, опасаясь, что оно грохочет сильнее, чем весенний гром. Старик помедлил, пугая меня еще больше.

– Кажись, видел, – наконец ответил он, и я в ужасе зажмурилась. – Когда скотину проверял, шмыгнула какая-то тень за забором. Но давненько это было.

– А почему думаешь, что это она? – насторожился цыган.

– Так ведь дождь был. А кто еще в такую погоду сунется из дома? Только тот, кому податься некуда.

Старик говорил спокойно, не нервничал, не боялся, а я едва выдерживала напряжение в трясущихся ногах. От страха даже дышать стало труднее. Я услышала медленные, осторожные шаги, похоже, Больдо осматривался. От приближающегося звука и усиливающегося страха, я не смогла усидеть на месте, ощущая позыв к немедленному бегству. Скользя по стене спиной, я поднималась на ноги, а когда вытянулась в полный рост, задела полку с кухонной утварью. Грохот мог бы и без моей магии поднять мертвеца из могилы.

– Выходи, Мирела! – скомандовал Больдо, а я снова опустилась на пол.

Это было концом всему. Я не успела даже Златоросье покинуть, не то, что добраться хотя бы до дома Бруэров. Больдо ни за что меня не отпустит. Он цепкий, как пёс, схватит так, что челюсти не разожмешь.

– Там кошка у меня, – попытался обмануть его старик.

– Не лги, – рявкнул цыган. – Я видел ее одежду!

Я сидела в темном углу и плакала, понимая, что за это бегство поплачусь не только я. Все мои поступки, так или иначе, отразятся на семье. Ратри вытащит из меня ответы, ей придется, и тогда Ману получит свое наказание. Как же глупо я попалась. Мне не стоило заходить в деревню. Подумаешь, дождь. Рыдания стали горше, теперь их слышали все.

Больдо склонился надо мной и за локоть поднял на ноги. Я попыталась отбиться, но парень был очень силен.

– Как ты могла? – злобно спросил он. – Тебе мало было того позора, что ты уже обрушила на свою семью?

– Я этого не делала! – воскликнула я. И почему меня все в этом обвиняют? – Я что призывала этот дар? Я к нему стремилась?

– Ты проклята! Этого достаточно! Еще и сбежала!

– Больдо, а ты бы не попытался найти способ избавиться от него, если бы был, хоть один, даже самый крошечный шанс?

– Я бы принял смерть с достоинством! – его пальцы больно сжали руку, я пискнула.

– Легко говорить, когда тебя не ждет такая участь!

Мои слова не понравились парню, и он с силой притянул меня ближе, от чего жарут звякнул. Больдо направил свечу, которую видимо забрал у старика, на мою шею и удивленно отпрянул.

– Что это? – спросил он. – Жарут? Зачем?

Я прикусила губу, понимая, что если он догадается, то может пришибить меня прямо здесь. С меткого колдуна я еще презреннее для табора. Его лицо менялось от хмуро– удивленного к возмущенному. Он точно знал, что я не обручена, поскольку, когда-то хотел меня в жены, но отец не позволил. Конечно, цыган недолго переживал и довольно быстро выбрал другую невесту. Больдо не был глупым, поэтому понимание вскоре озарило его лицо. Он отшвырнул меня, как грязь из-под сапог.

– Ты меченая! – с выражением омерзения на лице, сказал он. – Ты принадлежишь колдуну!

– Нет! – злобно воскликнула я. – Я никому не принадлежу, и не буду принадлежать! У меня есть год, и я воспользуюсь каждым его днем, чтобы найти решение, чтобы доказать вам, что нельзя вот так уничтожать человека, поддаваясь старым суевериям! Если слухи о том, что от багрянца можно избавиться ходят, значит, где-то кто-то знает ответ! Знаешь же, Больдо, не бывает дыма без огня!

Мои слезы и слова не могли убедить цыгана, я это знала, но и молчать не могла. Он справился с презрением и снова приблизился, нависая надо мной.

– Нет у тебя года и ни одного лишнего денечка, – злобно прошептал он. – Только то время, что займет возвращение в табор. А там уже никто не станет ждать ни минуты, тебя убьют мгновенно! Ты уже давно не наша Мирела!

– Чушь! Я все та же! – закричала я ему в лицо.

– Ты поднимаешь мертвых!

– Я не хотела этого!

Парень тряхнул головой, а потом прикрыл глаза, словно думал, что я его околдую и пытался не поддаваться.

– Кто в здравом уме нарочно поднимет мертвого? – попыталась я, но быстро поняла, что доказывать этому упрямцу что-либо смысла не было. Он не собирался меня слушать.

– Ты вернешься в табор и примешь свою судьбу! – твердо сказал он и снова взял меня за руку.

Внутри все оборвалось. Это был конец, крушение единственной надежды. Боль и разочарование в самой себе тисками сжали сердце. Я не хочу умирать. Я прожила совсем короткую жизнь, каких-то девятнадцать лет. Я не любила ни разу, не стала женой и матерью. Не видела мир так, как бы мне того хотелось.

Может и стоило смириться? Но я не желала! Я сделала свой выбор и должна была, во что бы то ни стало, следовать ему. Мне бы сейчас топор хозяина. Я бы, конечно, не тронула Больдо, но припугнуть попыталась бы. Однако мне не пришлось. Послышался странный звук и цыган упал на пол, как подкошенный. Я испуганно вскрикнула и отскочила.

– А теперь беги, девочка, – сказал старик, отбрасывая полено в сторону.

Меня не пришлось просить дважды. Со скоростью, покорной лишь ветру, я переоделась в уже успевшую высохнуть одежду и влезла в еще мокрые ботинки.

– Траву я оставила на сундуке, – сказала, осторожно посматривая на тело Больдо. – Поджигайте ее несколько раз в день и давайте жене подышать, скоро ей станет значительно легче.

– Беги в Липрок, там много народу, никто не обратит внимания на цыганку, – сказал он, подтверждая мои собственные мысли. – Если надумаешь покинуть Златоросье, просись на большие корабли, там самые жадные матросы, могут пустить в трюм и спрятать тебя среди груза.

– Спасибо вам большое! – ответила я, опасаясь, как бы Больдо не разъярился и не отыгрался на старике.

– Иди с Богом! – сказал он и затворил за мной дверь.

Спустя два дня я спустилась в трюм корабля, отплывающего в Бурву.

Глава третья

Никогда не думала, что морское путешествие может оказаться таким неприятным. Я сидела в трюме, среди мешков с зерном и бочек вина, ощущая, как мои внутренности бунтуют. В животе все скручивалось и раскручивалось, а тошнотворный комок не покидал горла. Матрос, который пустил меня на корабль, просил и носа не показывать, иначе, если меня заметят, то я буду сама по себе. Ничего другого и не ждала.

Жарут сводил с ума, казалось, будто под ним кожа покрылась саднящими волдырями, а его тяжесть словно прибивала меня к полу. Уже через полторы недели плавания я решилась снять его. В трюм, кроме того матроса, что знал обо мне, мало кто заходил. Я пряталась в самом дальнем углу и не издавала ни звука. Такие суда частенько берут пассажиров из господ и не только, и я могла бы заплатить за одну из немногих кают и проводить время в большем комфорте, но мне, ни к чему были свидетели.

Чтобы рассчитаться за это путешествие пришлось отдать две серебряные пластинки с моего ожерелья, поскольку других монет у меня не было. Ещё одна ушла за соблюдение гигиены. Моряк тайно провожал меня в каюту капитана, у которого имелись все удобства. Пусть отхожее место и подобие ванны были крохотными, но более похожими на человеческие условия, чем те, что доставались команде. Конечно, это было опасно, но капитан довольно часто отсутствовал, а я не могла зарасти грязью. Матрос оказался довольно милым человеком, который не только возился со мной, но и приносил еду. Он сказал, что весь путь займет примерно шесть-семь недель и был ужасно горд этим фактом, утверждая, что застал те времена, когда преодоление такого расстояния занимало гораздо больше времени. Это не могло не радовать, но для меня и шесть недель огромный срок.

Иногда, долгими бессонными ночами, на свой страх и риск, я выбиралась из трюма, чтобы глотнуть свежего воздуха и привести мысли в порядок. Ночью на палубе не очень много матросов, и я обнаружила тихое местечко, где меня никто не замечал. В такие моменты я оставляла жарут внизу и закутывалась плотнее в плащ, скрывая метку Адуша. Риск быть пойманной был, но он того стоил.

Однажды ночью, судно так раскачивало, что я поднялась на палубу раньше, поскольку мой желудок угрожал вернуть обратно все свое содержимое. Очень осторожно, десяток раз осматриваясь и прислушиваясь, я выбралась наружу и прошмыгнула в свое тайное место, недалеко от подвешенных шлюпок. Я не очень много знала о кораблях, или правильнее будет сказать, совсем ничего не знала, но отличить шлюпку от штурвала могла. Несмотря на то, что море было неспокойным, закат посреди безграничного водного покрывала оказался потрясающим зрелищем. Неспешное багряное угасание дня озарило небо и воду, смешивая свои огненные цвета с темной, чарующей толщей. Ветер беспощадно врезался в лицо, швырял в него брызги и закручивал волосы, которые почти сразу растрепались. Я тут же продрогла, но это пошло на пользу. Меня продолжало мутить, но дышать все же стало намного легче, чем в затхлом трюме. Судно в очередной раз подбросила волна, и я вцепилась в борт одной рукой, а другой развязала шнурки плаща и вдохнула, словно никак не могла надышаться. Пальцами провела по метке, которая напоминала глубокий ярко-алый шрам, а потом остервенело поскребла, будто могла избавиться от нее так легко. Боль вернулась так внезапно, что я не смогла сдержать слез. За что мне это всё? Почему именно я была проклята? Судно снова повело, и я схватилась за борт обеими руками, опустила голову и попыталась глубоко вдохнуть, чтобы побороть приступ тошноты, но не получилось. Мне пришлось перегнуться, чтобы не испачкать рвотой палубу и саму себя. Спазмы не прекращались и после того, как содержимое желудка выплеснулось наружу. Голова пошла кругом.

– Вот, возьмите, – послышался голос, и я резко разогнулась, инстинктивно закрывая плащом шею.

Передо мной стоял молодой мужчина в парадной военной форме кипельно белого цвета, с золотыми эполетами и пуговицами, с саблей и пистолетом за поясом. На нем были высокие сапоги и смешной головной убор с кисточкой. Его невероятно серьезное лицо, на которое то и дело падала эта самая кисточка, выглядело комично на фоне недовольного моря. Темные волосы острижены коротко, они едва выглядывали из-под странного вида котелка. Глаза серые, очень внимательные, такие от которых вряд ли что-то укроется. Широкие скулы, ровный нос и квадратный подбородок. Внешность довольно привлекательная, но что-то смущало. Мужчина протягивал мне белоснежный платок.

Более неловкой ситуации в моей жизни еще не было. Я очень надеялась, что на лице не осталось следов, и не удержалась от нервного движения рукой, которым утерла губы, так и не притронувшись к его платку. Никогда не любила чистоплюев, а этот франт был им однозначно. Ну, кто еще вырядится в белую форму посреди долгого плавания, да еще и в такую погоду? Даже его платок выглядел напыщенно – накрахмаленным.

– Спасибо, – сказала я, и он, слегка дернув бровями, убрал платок обратно в карман.

– Иногда такое бывает, – тоном знатока сказал он, и теперь уже я вскинула брови. – Непереносимость качки.

Будто кто-то спрашивал его мнение. Я укуталась плотнее в плащ. Мне бы вернуться в трюм, но как это сделать, не демонстрируя места своего проживания, не знала. Так и стояла рядом, хлопая глазами. Говорить с подобными щеглами, таким как я обычно не о чем. По всему видно, что он богат, знатен и от длительного путешествия заскучал. А мне ну уж очень не хотелось становиться его развлечением. Даже его нежные на вид руки с длинными пальцами ужасно раздражали.

– Вам стоит пройти в носовую часть, поближе к бушприту, – сказал он и протянул руку в приглашающем жесте. – Море успокаивается и там будет чуть легче дышать, а заодно и наблюдать за заходом солнца.

– По– вашему, я знаю, что такое бушприт? – даже мой вопрос прозвучал раздраженно, но мужчина будто и не заметил.

А море и, правда, заметно притихло, что успокоило даже мои внутренности. Теперь оставалось только избавиться от вояки и сбежать обратно в свою нору.

– Бушприт – это та длинная палка, что выступает с носа судна, – уточнил он, и мы двинулись по палубе.

Ветер превратился в легкий бриз, корабль больше не швыряло на волнах, и закат завладел моим вниманием полностью. Там, где алое зарево соприкасалось с тёмными водами, образовалась длинная узкая дорожка, которая искрилась и сияла, а мрак по бокам лишь усиливал эффект. Оторвать взгляд было почти невозможно.

– У вас какое-то знаменательное событие? – не удержалась я от вопроса, когда мой спутник остановился возле этой деревяшки, название которой я уже забыла. – Или вы всегда преодолеваете такие большие расстояния в парадной форме?

Мужчина усмехнулся, но как-то невесело, что впервые пробудило во мне хоть какой-то интерес к нему.

– Если бы вы знали, как надоел мне этот мундир, – тихо, словно для самого себя, сказал он.

– Зачем тогда в армию пошли? – по мне так закономерный вопрос, но в мужчине он вызвал удивление.

– Ох, нет, – снова криво улыбнулся он, – не мундир вообще, а этот в частности. Мои друзья заскучали и…

Ему не дали закончить фразу. К нам подошли трое таких же офицеров, только форма на них была повседневная, серая. Они были изрядно пьяны и опирались друг на друга. Эта неожиданная встреча мне нравилась все меньше.

– Теперь мне понятно, куда ты исчез, Арсен, – сказал один из них, обращаясь к моему новому знакомому. Меня измерили бесстыдным взглядом и, судя по всему, одобрили, что заставило сделать шаг назад и поправить плащ. – В обществе такой красотки значительно интереснее, не так ли?

Конечно, будь я им ровней, уважения было бы чуть больше, но я мало того, что не была знатна, ну или хотя бы богата, так я еще и цыганка, что не заметит только слепой. Тот, что был понаглее, протянул руку к моим волосам, но Арсен поймал ее и медленно опустил.

– Эй, ты что уже застолбил эту малышку? – ничуть не обиделся его друг.

– Э нет, Рабо́, – засмеялся другой, – наш лейтенант Ада́н никогда не спутается с такой девицей! Мундир побоится запачкать!

Все трое засмеялись в голос, от чего Арсен скривился, а потом закатил глаза. Ему, похоже, не привыкать к выходкам друзей. Я тоже уже не раз сталкивалась с молодыми богатеями, которые не прочь повеселить себя обществом привлекательной цыганки, однако со всеми ними у меня разговор один. Но в этот раз мне не удалось поставить их на место.

– Мундир мундиром, – очень серьезно проговорил Арсен Адан, стряхивая невидимую пылинку с формы, – но обидеть цыганку дорого стоит. Вы что-нибудь слышали о проклятьях цыган?

Его тон привлек внимание военных, они притихли. Голос их друга в купе с алкоголем, сделал свое дело.

– Такие как она, могут сделать тебя косым, хромым или скажем… – мужчина постучал пальцем по губам, раздумывая, – не способным ублажить ни одну девицу. Или ты всю оставшуюся жизнь будешь спотыкаться о правую ногу, икать, заикаться, ну и прочее, и прочее, и прочее…

Все трое замерли, глядя на меня, как на чудище лесное, что в данный момент меня вполне устраивало.

– Так что, – пожал плечами Арсен, – на вашем месте, я бы извинился перед девушкой. Не забывайте, в каюте капитана, вас заждалась чудесная компания.

Некоторая доля сомнений все же появилась на их лицах, но, по-видимому, они решили не гневить судьбу, поэтому насколько возможно быстро ретировались, бормоча извинения. Их передвижения наделали шума и привлекли внимание матросов. А вот это мне уже совсем не понравилось.

– Простите их, – сказал Адан мне, – они слишком много пьют.

В его словах я не услышала искренности или участия, поэтому не посчитала нужным благодарить за что-либо.

– Ловко вы их провели, – сказала я, просто чтобы не молчать.

– Разве? – удивился он, разворачиваясь ко мне. – Алкоголь лишь усиливает страх, а долгие беседы о суевериях и прочих глупостях в ограниченном пространстве, могут сыграть с человеком злую шутку. К тому же я сказал чистую правду, разве вы не цыганка?

Мне вдруг пришла в голову странная мысль, а он всегда решает все конфликты – вот так вот, по – чистоплюйски? Конечно, это не та ситуация, когда нужно размахивать саблей, но мне подумалось, что он вообще никогда ее не обнажал.

– И откуда вам столько известно о возможностях цыган? – поинтересовалась я. Сложно было определиться со своим отношением к нему. Нравился он мне? Скорее нет.

– Слышал, – пожал он плечами.

– Не всему, что вы слышите, можно доверять, – я ощутила, как раздражение вновь прорывается наружу.

– Можно, если источник достоверный.

И почему меня так злил его нравоучительный тон? Вроде и внешне человек приятный, наружность не отталкивающая, но этот лоск, эта чванливость портили впечатление. Весь его вид: осанка, приподнятый подбородок, будто кричали о заносчивости и горделивости. Он и помог – то мне исключительно потому, что это было продиктовано его принципами, потому что так было нужно, а не из искренних благородных порывов. Или я ошибаюсь? Насытившись нечаянным общением, я начала искать пути отступления.