Текст книги "Учитель"

Автор книги: Ксения Никитина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Тот кивнул:

– Ты какой-то нервный… – заметил Авраам. – Сегодня ты впервые узнал, что такое стояк?

Томас бы вышиб ему мозги, но пока ему это было не выгодно.

– Мать твою, Авраам, давай уже по делу, а?

Тот был не намерен разговаривать, скорее всего, он приехал только проведать своих танцовщиц, а забрёл к Томасу из любопытства, потому что он был уверен, что весь бар уже гудел о пришедшей со Шульманом женщине.

Том махнул рукой на этого идиота, собирая со стола нужные вещи.

– Ей уже есть восемнадцать?

Томас раздраженно кивнул, ища свой паспорт который и забыл.

– А её родители знают, что ты еврей?

Мужчина выпрямился:

– Слушай, Авраам, ты меня откровенно задрал. Я пошёл, ага? Только попробуй что-то здесь испортить, пока меня не будет!

Авраам потушил окурок, протягивая Томасу его паспорт, что лежал на другом краю.

– Девица не промах! Крутит тобой как хочет, – буркнул он, приподнимаясь с места.

– Ааай, это лишь отвлекающий маневр, да? Как только рыбка насадится на крючок, то сама прикурит от того, как всё вокруг неё изменится, а самое главное – я. – заверил он любопытного Рахима, – Поменяемся местами, так сказать.

– Как-то это жестоко, цинично даже… – усмехнулся Авраам, поправляя свой ворот. – Маленькая девочка и взрослый, хитрый еврейский дядя.

– Жестоко? Цинично? И мне это говорит человек, который переступает по головам и купается в человеческой крови. А говорят, ещё я конченый!

Почти к полуночи они приехали в гостиницу, заселились в люкс, усталым взглядом осматривая номер с множеством мебели в гостиной, большой кроватью в спальне, кухней с набитым холодильником и просторной душевой.Лили с восторгом осматривалась:

– Всё наше? – воскликнула она.

– Всё твоё, – заверил её Томас, бросая чемоданы возле входа.

Она крепко обняла его со спины, прижавшись телом и головой, целуя еврея в затылок. То ли она была очень рада, то ли ещё не протрезвела от вина. Том не знал, что думать, медленно оборачиваясь к ней, пытаясь не спугнуть. Его лицо поравнялось с её, а губы слились в одно.

– Нравится? – шёпотом спросил он, удерживая нежное личико правой рукой.

– Номер или поцелуй?

Томас немного посмеялся, отпуская её изучать остальное, направляясь в душ.

Через полчаса после ванны она сидела на спинке дивана, продолжая наслаждаться обстановкой, не желая тратить отведённое до утра время на сон. Шульман протянул ей нарезанное зелёное яблоко, и девушка с хрустом стала есть его. Она довольно постукивала тонкими ногами по его груди, завернутая в большой махровый халат. Нежные руки зарылись в его каштановые волосы и чувственно массировали усталую голову. Том откинул затылок на обивку, заглядывая под ткань её халатика.

– Томми! – завопила она, ущипнув его за кончик носа.

В ответ он укусил её за внутреннюю часть бедра и получил легкий удар по макушке.

– Больно же! Зубы и ногти самое грязное место, мистер Шульман!

Томас не слушал её ворчание, прикасаясь губами к коленкам и бёдрам, нежно поглаживая их снаружи, поднимая ладони к ягодицам. Тонкая кожа, мягкая и прохладная с множеством мурашек, но такая гладкая.Лили заерзала, перестав жевать яблоко, когда его поцелуи участились по внутренней стороне бёдер, спускаясь к икрам и возвращаясь обратно. Он делал это поочерёдно, слыша лишь всхлипывающее и волнительное дыхание. – От тебя так сладко пахнет.

Лили пожала плечами:

– Мылом…?

– Неееет… – протянул Том, – Детством.

Его голос стал ещё более хриплым и низким, немного расслабленным. Томас обернулся к ней, встав на колени, вернув пальцы на её ножки, поднимаясь по халатику вверх, развязывая затянутый пояс. Глаза её были похожи на огромные блюдца с тёмной каймой, такие взволнованные и испуганные. А тело по инерции вжалось в стену, отодвигаясь от него по спинке дивана. Еврейские руки снова опустились к бёдрам, обводя их и рисуя невидимые узоры. Ещё движение, и они оказались выше, под махровой тканью, пробираясь к ягодицам. Края халата стали медленно расходится, раскрывая ложбинку между грудей, плоский животик и… Пока его взгляд скользил ниже, Лили уже успела прикрыть маленькую прелесть завязав узлом лямки.

– Томми, не надо! – она схватила его пальцы на своих ягодицах, сжав чуть ли не до посинения.

Он отозвал непослушные руки, держа ладони раскрытыми перед собой, словно она была какой-то экспонат в музее, трогать который нельзя, даже если очень хочется.

– Почему? – от напряжённой обстановки в штанах засвербело, а Том опустился к её бёдрам, вновь покрывая поцелуями, которые определённо ей нравились, касаясь пальцами лодыжек.

– Ты же знаешь, что со мной сделает отец?! – спросила она дрожащим голосом, смотря на него сверху вниз.

Он знал, что с ним сделает её отец, но почему-то тянулся к ней от этого ещё больше. Запретный плод сладок.

– Он же не узнает, да? Если ты не скажешь, он не узнает, правильно? Лили неуверенно кивнула, встретившись со евреем глазами, в которых читался стыд и, одновременно, интерес.

Скажем так, это была обычная проверка на вшивость. И проверялся не только Томас, но и Лилиан. Крепкий орешек, так сказать, который знает себе цену и боится папашу. Том и не собирался её брать вот так просто, в какой-то гостинице, в каком-то номере, на каком-то диване. Сначала она должна стать иудейкой, собственно, зачем они и едут в Иерусалим. «А дальше – посмотрим.»

– Не обижайся, но я не могу. – её голос волнительно дрогнул и Лили проглотила несколько букв, вставая на ноги, намереваясь уйти.

– Я не обижусь.

Его руки разомкнулись, и Том отпустил её, отчего Лили перемахнула через боковину, направляясь в спальню и с облегчённой улыбкой ныряя в постель.

Глава VII

Иерусалим

Том и Лили прибыли в гостиницу почти под вечер. Шульман умылся и, поправив волосы, вошёл в большую и просторную спальню, заметив лежащую на животе девушку, листающую какой-то журнал на иврите. Ровная спинка и естественные изгибы манили его. Он навис над ней, расцеловывая липкую и соленую кожу плеч, вжав её в постель.

– Что здесь написано?

Ох уж эти девичьи штучки, чтобы отвлечь мужчину. Том нехотя оторвался от нежной кожи, пытаясь рассмотреть текст, а глаза-то плохо не видят.

– Так… Здесь сказано, что каждая девушка, пусть даже не еврейка, прибывшая в священный город обязана войти в воды Миквы, чтобы очиститься духовно и набраться сил, – соврал он на ходу, подготавливая Лили к завтрашнему мероприятию, продолжая стоять в полу локтевой, возвращая губы к её телу.

– А зачем? – прерывисто воскликнула Лили, сжимаясь от ласк, едва заметно улыбаясь от стеснения.

«Что за дурацкая привычка спрашивать меня десять раз?»

– Я же только что тебе сказал, сладкая, чтобы очиститься и набраться сил. Я тоже завтра буду окунаться, затем и приехал, – заверил он девушку, спускаясь поцелуями по спинке.

Его губы изучали каждый необузданный сантиметр её ровной кожи, пока слух ласкали вздохи.

– Ты тяжёлый, как слон! – прошипела она, пытаясь скинуть Томаса, но всё тщетно.

«Отличная поза, если надумаю брать силой – не отвертится!»

– Зато не убежишь… – сказал он, поднимаясь на ноги и подавая руку Лили. Та, глянув на него, нежно улыбнулась, – Ты не проголодалась?

Они ужинали в ресторанчике, где Шульман наконец-то вновь смог насладиться традиционной еврейской кухней. Маленькие и уютные столики возле окна, пастельные тона, тихая музыка и никакого звяканья гребаных вилок, как в дешёвой забегаловке Лондона. Пища приготовленная строго по кашруту. Никакой вонючей крови в мясе, никаких блядь собак, кошек, свиней и кроликов. Никаких гребаных раков. Только кошерная еда, которая наполняет душу. «Не вари козленка в молоке матери его» – никаких смешиваний одного с другим. Всё идеально, и всё, как любил Том. Лили в свою очередь без особого аппетита ковырялась в рыбе, изредка поглядывая на Шульмана, подперев лицо кулаком. Ему было интересно наблюдать за тем, как она поправляет короткую прядь волос, задумчиво смотря в окно. Сложно не залюбоваться её простой красотой. Но по милой мне мордашке было видно, что её что-то тревожит. Том отодвинул своё блюдо.

– Тебе плохо после перелёта?

Она яростно помотала головой, крутя в руке вилку, подбирая слова. Томас уже примерно представлял тему разговора. Наверняка, она касалась её сладкого места над которым Лили и дрожит, беспокоясь что Шульман сорвется и наделает глупостей.

– Томми, я понимаю, что эта поездка выйдет мне не за «спасибо».

«Правильно понимаешь…»

Он нахмурил брови, ожидая продолжения.

– И я не хотела бы платить тебе телом.

«Ха, забавно!»

– Разве я тебя об этом просил, м?

Она потерялась, уронив вилку, и нагнувшись за ней, опрокинула стакан с соком, который побежал по столу, стекая ей на колени. Присутствующие обернулись на звон посуды.

– Успокойся… – Томас встал с места, подавляя улыбку, протягивая свою салфетку, чтобы помочь просушить платье.

Лицо Лили горело ярким пламенем, а глаза нервно бегали, как у игрушечных часиков. На этом она и попалась в еврейские нескромные сети.

– Нафталиновый стереотип беречь себя для одного единственного, но я его поддерживаю и более того, уважаю. – убедил Том девушку, возвращаясь к еде. Больше эту тему они не затрагивали, оставив также как и пятно на её платье.

Утром Шульман разбудил её пораньше, поцеловав в щёчку, такую тёплую и мягкую ото сна с мелкими полосами от смятой простыни.

– Почему так рано? – спросила она, глянув сначала на него, а потом на часы полуприкрытыми глазами.

– Потому что времени мало, а мест посетить надо много. Спать будем в Лондоне, солнце.

Девушка пробурчала недовольно что-то невнятное, поднимаясь в постели и поправляя короткое ночное платье.

– Сходи в душ и надень какое – нибудь лёгкое платьишко. А сухое возьми с собой.

–Опять в душ? Я мылась всего шесть часов назад. Я ещё не успела испачкаться!

Том ухмыльнулся.

– Просто делай, что я говорю, хорошо?

Лили показала ему язык, пока Том отвернулся, заметив скривившуюся гримасу в зеркале.

Он встал с постели ещё два часа назад, помылся, причесался, выпил кофе и позвонил в бар, раздав всем хороших звездюлей.

Через час они прибыли к Микве, где Том заранее встретился со знакомыми раввинами, один из которых был его двоюродным дядей – Дэвид Хаггит, и когда-то обрезал Шульмана, ещё ребёнка, приехав ради этого в Лондон.

У них были отличные родственные отношения. Дядя постоянно помогал его матери, посылая деньги и продукты, которых так не хватало. Том описал ему ситуацию с Лили, заверив главного раввина в том, что она искренне готова принять его веру ради благих дел.

– Томас, сын мой, ты уверен, что эта девушка действительно готова пройти Гиюр? Если это не от сердца, то её, да и тебя, могут ждать беды.

– Я уверен. Она готова.

Шульман снова соврал, и глазом не моргнул. Конечно, она была не готова, и, более того, она даже не знала, что с ней будет, когда она опустится в священные воды.

Меньше знает, крепче спит. От всего сердца этого хотел Том. После прохождения Гиюра нееврейка в один момент станет полноценным членом еврейского народа. Её переход в еврейство будет означает слияние с евреями, а самое главное – со Томасом, а также принятие на себя заповедей, которые он научит её исполнять. Да, безусловно, для Лили это должен быть самостоятельный процесс и самостоятельно принятое решение, которое пришлось бы ждать годами. А ждать Шульман, как известно, очень не любил, да и не хотел. К тому же, он надеялся на то, что после этой процедуры они с Лили станут как одно целое, или «как один человек с единым сердцем». Том взял девушку за руку, подводя к дяде и остальным раввинам, показывая свою прелесть. Они определённо разглядели в ней чистоту, непорочность и самый настоящий потенциал. Они все вошли в небольшое кирпичное здание, достаточно светлое и теплое. За стеной находился резервуар с природной, чистой водой, которая набралась после дождя благодаря лишь силе гравитации, без каких либо насосов и прочих мирских систем. Шульман положил полотенце и сухое платье на небольшую скамью из резного дерева, помогая Лили снять цепь и крест.

– Послушай, что я скажу, – он приблизился к её лицу, – Сейчас ты войдёшь в ту комнату, снимешь с себя одежду и три раза опустишься в воду с головой, да? А после, оденешься и выйдешь сюда.

Лили кивнула, выполнив его просьбу, и посмотрела на Тома так, словно он был дураком, что смеялся над ней. Лили стояла с мокрыми волосами, вытирая лицо, с которого капали прохладные капли, дрожа от холода.

– А теперь повтори, только не снимай платье и слушай, что тебе говорят.

Они пошли по разным коридорам. Том поднялся на небольшой лестничный пролет, встал рядом с дядей, который готовил Тору, молитвы и все необходимое для воплощения Гиюра, натягивая очки. Лили вошла в комнату и с удивлением увидела, что все четверо стоят на небольшом возвышении и смотрят на нее.

– Она не беременна? – шепотом спросил один из раввинов, на что Томас покачал головой, нисколько не обиженный вопросом. Ведь если беременность наступила до принятия веры, значит, плод был зачат в нечистоте, отсюда вывод, что родится Гой. Если женщина забеременеет после погружения в Микву, то ее ребенок будет полноценным евреем. Все очень просто.

– Войди в воду, дитя.

Девушка вошла в воду, дергаясь от прохлады. Просторная ткань платья впускала в себя священные воды, забирая с собой её грехи и прошлую жизнь. Во время процедуры погружения дядя Томаса объяснил ей основы веры, смысл субботы и некоторых других заповедей.

– Ты должна беспрекословно и добросовестно соблюдать законы семейной чистоты, зажигать субботние и праздничные свечи… – проговорил он, смотря на девушку, которая просто напугано пялилась на меня, не понимая, что происходит. Дядя стал читать молитвы, одну за другой, и я присоединился, изредка поглядывая на Лили.

«Наверное, девчонка стала истинной еврейкой лишь благодаря тому, что я беспрекословно соблюдаю мицвот, а значит, и Лили будет соблюдать предписания еврейских традиций. Я прикрыл это всё под неискренностью умолчания и ладно, хотя здесь крылась самая настоящая неискренность и даже отрицание.» – размышлял он.

Она стала еврейкой, несмотря на то, что вероятность, что она будет соблюдать заповеди, очень мала. Благо, дядя Томаса принимает принцип: «Тот, кто принял еврейство среди не евреев, – уже гер». Этот принцип относится к тем, кто принял еврейство, очень мало зная о его законах, в частности, о законах субботы. Лили попадает под эту категорию, поэтому совесть Шульман как и всегда чиста, ну или почти чиста. Да, Лили уверена что еврейские законы, которые он соблюдает носят чисто церемониальный характер и исполнять их необязательно. Исходя из этого её можно отнести к категории людей, которые принимают еврейство на основе очень малых знаний. Так что опять-таки всё, что Томас делал, в принципе, правильно и не противоречит ему самому.В общем и целом, Том подготовил её к иудаизму, познакомил с традициями, пищей и законами, которые он исполняю, а она всё это время их наблюдала.

Лили опустилась в воду, как положено, три раза, пока Шульман следил за правильностью погружения. Яркое солнце, что освещало бассейн накрылось мраком и он вскинул голову, повязнув в темноте, слыша только её громкий вздох со всхлипом и плескание воды. Стало слишком тихо, ни пения птиц, ни гула людей за стенами, ни шелеста листвы, ровным счётом ничего. Лишь мрак и бьющая по ушам тишина.

– Благословенна Ты, Миръям, Заповедавшая нам погружение. – закончил раввин тихим и грубым голосом.

Глава VIII

Среда – сам по себе убогий день, который стал ещё более убогим, когда Шульман не увидел своей фамилии в списке экзаменаторов. Не учись Лили на последнем курсе, он бы сейчас занимался своими делами в баре и плевал бы он на всю эту ерунду. А пока он поднимался по пустому коридору к директору, которая порой ему казалась совсем отбитой. Один её розовый стиль говорил о неправильной работе головного мозга. Женщина вылетела из кабинета, чуть не сбив еврея с ног.

– Ох! – вскрикнула она, скрипучим и противным голосом, словно ей дали работу в оперетке, посмотрев на Томаса снизу вверх, – Мистер Шульман, вы так кстати!

Она как припадочная затараторила о том, что в четвёртой выпускной не хватает «преподавателя-надзирателя», который проследит за добросовестной сдачей экзамена очень хитрыми и изворотливыми девицами, среди которых была и Лили. Том довольно улыбнулся, радуясь тому, как день прогнулся под него.

Через десять минут он попал на нужный этаж, заметив сидящую на своей сумке Лили, которая нервно бегала глазами по тетради, повторяя материал. Тонкие ножки, высокие белые носки и чёрные туфли. Еврею не понравилось, как она расселась, сверкая своими прелестями. Так не подобает вести себя достойной, пусть и новоиспеченной еврейке. Ещё четырнадцать таких же недотёп галдели и шелестели тетрадками. Недотёпа с фамилией Янг даже не подняла глаз, усиленно запоминая информацию, но ведь перед смертью не надышишься. Она не успела подготовиться лишь по его вине, ведь это Шульман увёз её в Иерусалим и устроил мини-каникулы. Они вернулись только в понедельник вечером, уставшие, но Тому показалось, что довольные. Всё было бы идеально, если бы не малюсенькое «но».

– Томми, можешь отдать мне назад крест и цепочку?

Еврей был не намерен ей отдавать добро, поэтому показушно пошарив в карманах, развёл руками, виновато опустив голову, выражая максимум сожаления.

– Прости, я, кажется, её потерял… Мне очень жаль. Сколько она стоила?

Лили огорчённо вздохнула:

– Да, не надо денег.

Томас сунул ей пятнадцать фунтов. Дороговато для такого тонкого и хлипкого плетения, потемневшего от соли и пота креста, немного погнутого и поцарапанного. Ну и ладно.

Вскоре дамы ввалились в кабинет, встав у входа, который встречал их светло-бирюзовыми стенами, блестящей доской, открытыми нараспашку окнами и теплым летним ветром, что колыхал белоснежные шторы. Лили прошла к преподавательскому столу, и, заметив Томаса, весело улыбнулась, на что он ей подмигнул, шуточно пригрозив металлической линейкой. Еврей сделал два шага, притянул к себе за кардиган девушку, приближаясь к уху:

– Этой линейкой, да тебе по попе, если завалишь экзамен, усекла? Лили покраснела, побелела и нервно хихикнула, вытягивая билет и занимая своё место.

Пять преподавателей, три профильных и два общих – списать просто невозможно. К тому же, получить металлической линейкой по пальцам – удовольствия мало.

Том ходил по кабинету, изредка опуская взгляд на Лили, которая без особых трудностей царапала что-то на большом листе бумаге. Акушерское дело – действительно её призвание, а вот на химии она застряла, нервно поглядывая на часы. Шульман встал над ней, опустив взгляд. Тонкий пальчик указал на уравнение, которое решить она была не в силах. Мужчина запомнил вещества и, сев на место, порылся в карманах, найдя кусок бумаги с какими-то номером. Перевернув и расправив обрывок, Том стал расписывать ответ, сдув его с учебника. Лили нервно стучала пальцами по столу. Шульман подошёл к ней и просунул под локоть ответы, слегка ударив по голому бедру линейкой. Девушка едва подавила смех, завершая задание.

Вскоре она защищала свои ответы, обосновывала и доказывала, получив заслуженную отметку.

– Как всегда отлично, Лили! – заметила преподаватель акушерского цикла, улыбнувшись девушке.

Томас вышел в коридор вместе с девушкой, ощущая её горячие и счастливые объятия на своей шее.

– Без тебя я бы не сдала на пять, – прошептала она, нежно дотрагиваясь до его пухлых губ своими, оставляя трепетный и неуверенный поцелуй, покалываемый подстриженной бородой.

– Хочешь меня поблагодарить? – сверкнул осоловелыми глазами Шульман, озаряя девушку плутоватой и немного кривляющейся улыбкой.

Лили облизнула и следом прикусила нижнюю губу, игриво, заменив этим положительный ответ.

– Ладно… идём… – он схватил её за руку, быстрыми шагами направляясь на второй этаж, проскакивая узкий коридор, наконец, открыв ключом дверь своего кабинета.

Том изредка поглядывал на лицо девушки, что по-прежнему было решительным и самодовольным. Они вошли в класс за руки, протискиваясь сквозь парты, приближаясь к преподавательскому столу. Мужчина сел на стул, расставив ноги, несколько раз хлопнув по ним, зазывая Лили.

– Сядь на меня…

Девушка поняв всё абсолютно буквально, села на край его колена, поправив под задницей юбку, вопросительно глянув в чистые голубовато-зелёные глаза, на его изнуренном и утомленном лице.

– Не так, сладкая… – Томас был нетерпелив, приподнимая её за предплечье, поворачивая к себе так, что её ноги сами стали расходиться в стороны. – Да, вот так, разведи свои ножки и сядь, ага?

Лили присела на сильные и твёрдые бедра, поправив края юбочки, бережно и медленно расправила смятую ткань, робко вскидывая глаза. Шульман опустил умелые руки на её ноги, быстро ведя к ягодицам, за которые притянул её ближе к себе, опустив ножны на свой пах. Она вздрогнула, ощутив устойчивый мужской порыв, сделала резкую попытку отстраниться, но Том ей не позволил, сильнее усаживая на себя.

– Не бойся меня, солнце. Я всё контролирую, поняла?

И вот её тело, горячее даже через ткань белья обжигало его, заводило и сводило с ума одновременно. Том, не отрываясь, блуждающе смотрел в карие глаза, полуприкрытые и расслабленные, читая похоть, видя в отражении свою. Он знал, что она хотела этого, не будь на нём брюк, она бы довела его до греха. Но, увы, пока они только «играют». Сколько протянутся эти игры, и что будет, когда Шульман устанет ждать? Его руки всё ещё лежали на её ягодицах, которые он плавно, но ритмично и чувственно двигал. Наконец, её мнимое безразличие выдал стон, который Том накрыл губами, растягивая удовольствие и поцелуй. Еврей наблюдал за её пересохшими губами, с мелкими трещинками и ложбинками, притягивая ловкие пальцы к горловине светлой рубашки, расстегивая пуговицы одну за другой, как бы невзначай задевая мягкую кожу. Эти мгновения казались бесконечными из-за трепета и волнения .После четвёртой пуговицы его пальцы были остановлены женскими.

– Дай мне взглянуть. – голос еврея стал совсем низким и хриплым, ещё более растянутым, – Взглядом я тебя не съем, правда?

Здесь Лили было сложно не поспорить с Шульманом, ведь его взгляд проедал её душу насквозь с того самого момента, когда она впервые предстала перед ним в классе. Девушка немного поколебалась, взвешивая все за и против, лицезря полное спокойствие раскинувшегося на стуле еврея. Его ровное и размеренное дыхание расслабляло и её, отчего она приоткрыла края рубашки, поднимая глаза. Том молча смотрел, не сводя взор, чувствуя очередной прилив возбуждения, который подталкивал его руки, но он старался держать их, ровно как и член, в узде, выжидающе испепеляя молодую и нежную округлость её груди. Лили хотела большего, сглатывая сладковато-горький привкус первого осознанного, а может и нет, желания, которое растекалось по телу, собиралось в устье в самом низу живота.

– Хочешь, я тебе что-то покажу? – спросила она тихим, почти беззвучным шёпотом, на который Шульман одобрительно кивнул, следя за тем, как Лили сдвигает рубашечную ткань в бок, оголяя левую грудь до половины, оставив ему возможность посмотреть на шрам. Маленький, но глубокий, больше похожий на оставшийся после тушения о кожу окурка сигареты.

– Кроме тебя никто не видел.

У Томасс возник вопрос о том, как он там появился, и кто осмелился его оставить, но вместо этого мужчина провёл подушечками пальцев, ощущая бугристость и шершавость маленькой выемки .Лили вернула края одежды на место, а Том задумчиво нахмурил брови, немного скривив лицо.

– Покажи ещё! – сказал он, на что Лили, не думая, сдвинула ткань, обнажая всю ту же грудь с тем же шрамом. Шульман рывком опустился, касаясь влажными и упругими губами, быстро зацеловывая старую ранку.

Лили задышала чаще, интенсивнее набирая воздух, которого стало так резко не хватать в захлестываемые адреналином лёгкие. Она зарыла пальчики во вздыбленные и непослушные каштановые волосы, минуту назад бережно уложенные на бок, пахнущие дегтярным мылом. Том поднял голову, возвращаясь к девичьим ненасытным губам, отдаваясь в пустом кабинете звонким чмоканьем, схожим с щелчками сухих пальцев друг об друга. Лили прикоснулась к его шелковистой и роскошной бороде, изучая её цвет, что отличался от волос на несколько тонов. Он бережно застегнул её рубашку, возвращая руки на стройную талию, желая охладить свой пыл, который ещё немного и точно не довёл бы до добра .Они спустились к машине, держась теперь только за руки и плевать, что в колледже их могли увидеть. Тому было не важно, ведь он шёл за руку с красивой студенткой, провожая её к своей машине.

– Томми, можно не домой, пожалуйста! – взмолилась она, не желая скучать в своей комнате. Учиться и корпеть над латынью было больше не надо, поэтому Том поцеловал её в макушку и одобрительно промычал.

Том и Лили подъехали к бару, где он хотел было вернуться к своим мужским делам. Девчонка вылезла из машины, прячась за его широкой спиной.

– Так, мне надо немножко поработать. А ты пока погуляй по заведению, послушай хорошую музыку. Ничего не трогай! – предупредил еврей девушку, поправляя её кардиган, сплавляя любознательную почемучку под ответственность Исаака. Полчаса тишины и покоя, пока Томас разбирал свои документы, проверяя и перепроверяя каждый договор о поставке. Ахмет Озан – его бывший друг и просто вычурный урод, нарисовался очень кстати. Еврей встал с места, направляясь к нему навстречу, ведь ублюдка надо сопроводить. Том знал, что он настырно закрывает магазины и заведения, где он продаёт свои наркотики. Ахмет делал свое дело тихо, молча и исподтишка. «И для чего я тогда делаю эту дрянь, а? Чтобы какие-то недоделки вроде него мешали мне продавать?»

От недостатка гормона «радости» Томас был буквально на взводе, так же как и пистолет, что мирно торчал за пазухой его рубашки. Ахмет уже ждал Шульмана в своей светлой шляпе и таком же костюме-тройке, с короткой бородкой козленка. Вся его турецкая сущность и натура напоминала еврею педика эпохи возрождения, мать его! Даже Лили, даже она не залезла бы на этого женоподобного прохиндея, в котором ну априори не может быть мужика, как и яиц.

Мистер Шульман приблизился к нему, надменно и вопросительно глянув в бледную рожу, собираясь сказать пару ласковых, но всех оглушил девичий визг.

– Стоять всем здесь! – буркнул Том, узнав голос и бросившись в его сторону.

Лили стояла с обожжёнными руками, изнывая от жгучей боли.Мужчина подлетел к ней, опуская руки под ледяной кран, умывая, к счастью, целое девичье лицо.

– ЧТО Я ТЕБЕ СКАЗАЛ, А? О ЧЁМ Я ТЕБЯ ПРОСИЛ? – проорал Том так, что вздрогнул весь персонал и моментально затих, силой удерживая красные руки под водой.

– А ТЫ ЧЕГО ДЕЛАЛ? – обратился Томас к Исааку, который испугался больше Лили, зная что еврей еврей оторвет ему голову первому, – ТЫ ЧЕГО ДЕЛАЛ? КТО ЕЁ ВООБЩЕ ПОДПУСТИЛ К ОБОРУДОВАНИЮ?! – Шульман обратился ко всем, заметив молча стоящего за спиной Ахмета Озана.

– Я ходил отлить.

– Отлить? – спросил Шульман, – Отлить? А, ну тогда извини, дружок! Это ОХРЕНИТЕЛЬНАЯ ПРИЧИНА!

Лили молча плакала, покраснев и опухнув, вытаскивая руки из ведра с ледяной водой.

– Прости меня, инвалид ты наш! – Лили высунула руку со словами больно, на которой тут же появился мелкий пузырёк, – ТЕРПИ! – гаркнул Том, возвращая внимание к Исааку, окончательно забив на Ахмета, – Такая ялда действительно порок и веская причина, а?

– Долго мне тут смотреть на ваши семейные разборки? – вмешался Озан, раскрыв свой хлебальник.

– Ты что, бля, в глаза долбишься, урод? Не видишь, девушка руки обожгла! ЕСЛИ ЕЙ НЕ ПОМОЧЬ, ОНА БУДЕТ ОТКРЫТЫМИ РАНАМИ ЗИЯТЬ ЧЕРЕЗ ЧАС!

Ахмет нервно цокнул, набираясь терпения, закатив глаза:

– Найдёшь себе новую раб-силу, – проговорил он, стараясь не лезть на рожон.

– Я себе и нового недоделка, что перекрывает мне воздух, найду!

Мужчины сцепились, но бить друг друга никто не хотел, ведь ещё месяц назад они сотрудничали, что называется, не разлей вода. После его выходки с подставой, где погибли шестнадцать парней Шульмана, половина из которых даже не успела жениться, а тем более завести детей. На этом их дружба резко прекратилась. Еврейский народ и так поголовно истребляли, а тут погибли совсем молодые. Скрепя сердце, Том усмирил гнев, подняв под руки девчонку, провожая её и гостя в свой кабинет.

Они вошли, и Томас Шульман вынул из шкафа аптечку с бинтами и мазями. Ахмет по-хозяйски расселся напротив стола, пока его конвоиры сидели на кожаном бордовом диванчике. Еврей забинтовывал ладони, раздражаясь от каждой падающей слезинки и тихого всхлипывания.

– Хорошие девочки не плачут, – съязвил Озан, – Или ты плохая? Лили тут же метнула искрометный взгляд, прыснув своим бабским ядом, забыв про слёзы:

– Не знаю. Спроси об этом у своего папаши… – буркнула она, и Том беспомощно рассмеялся, заметив реакцию Ахмета, который на мгновение нахмурился, затем набычился и в итоге глупо заулыбался.

Вообще, с такими как Шульман и Озан шутки плохи. Если бы он не знал Томаса достаточно хорошо, то вышиб ей мозг прям тут, на новом столе. И если бы ему был невыгоден еврей, то он пришил бы уже двоих и всё на том же столе.

– Ты знаешь, кто я? Я – Ахмет Озан!

Лили было без разницы, чему Шульман мог позавидовать. Она не знала ни его самого, ни Остина, ни Озана, ни других криминальных группировок с их охранено известными фамилиями.

– Мне как-то наплевать… – прошипела она сквозь зубы, но Томас её тут же прервал, случайно, сорвав с языка.

– Еврейской девушке таки стоит вести себя более скромно, да?

Через десять минут машина увезла девушку домой, а Томас вернулся к работе. Да, она надулась, обиделась и уже проклинает еврея всеми известными ей способами, чертыхала и шила куклу Вуду. Но Тому было на это всё равно. В этом мире он сам сделал себя, свой бизнес и свою судьбу. А также он делал под себя и Лили, потому что он Томас Шульман.

– Итак, чего ты припёрся? Хочешь вести со мной херовые дела и губить моих людей? Хер там плавал, Ахмед! Я знаю тебя с горшка, ты тот ещё прохвост!

– Нет, Том. Я принёс свои извинения. – Озан швырнул еврею конверт с деньгами. Шульман не притронулся.

– Во сколько ты оценил их? – спросил Томас с издевкой, не поднимая взгляда на конверт.

– Пятнадцать тысяч, ровно. Этого хватит, чтобы зарыть топор войны?