Текст книги "Учитель"
Автор книги: Ксения Никитина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Глава III
Спустя пару недель
Будни шли своим чередом, возвращая Томаса по вторникам в колледж, где он должен был четыре занятия подряд читать романы, слушать в большинстве своём бестолковые рассуждения, ставить отметки и шугать указкой девчонок, лишь бы постоянно иметь железное алиби. Какой из него преступник? Самый честный преподаватель литературы и только.
С тех пор, как он стал размахивать указкой, Лили начала исправно появляться на занятиях, успевая вовремя и полностью подготовленной. Том поражался её отличной эрудиции, памяти и способностям, пока она за его спиной в колледжных коридорах называла еврея оратором. Наверное, Шульману с ней было трудно поспорить. Ведь он вдалбливал в юные головы ежедневно одно и то же, начиная с правил ведения тетради, заканчивая философскими рассуждениями. Внушал в девичьи черепушки то, что было задумано и подготовлено программой для выпуска медсестёр и акушерок, только пропуская это через своеобразный фильтр под названием «литература». Девчонка окончательно перестала выходить из его головы. Возможно, потому что она превращала Томаса в какой-то сраный кисель. Янг медленно, как термит, разрушала его серьёзный и суровый нрав, пробираясь и в холодный разум. В жаркие дни она надевала юбку и тонкие гетры, обнажая колени и бедра, сидя за партой и позволяя еврею снова узнать что такое неожиданный стояк в самом неподходящем месте. А что она? Она лишь слегка качала ногой, что-то рисуя и задумчиво глядя в окно, перекладывая из щеки за щеку яблочный леденец.
– Мисс Янг!
Она вздрогнула, от неожиданности проглотив конфету, поморщившись от неприятной боли в горле.
Девушка встала, смотря на Шульмана растерянными глазами.
– Ты постоянно витаешь в облаках или размышляешь над ядерной физикой?
Студентки дружно рассмеялись, но поймав серьёзную гримасу преродавателя тут же стихли.
– Мистер Харрис отмечает у тебя особые успехи. Скоро мир встретит ещё одну Марию Склодовскую-Кюри?
Лили пожала плечами:
– Это куда интереснее, чем читать страдания глупых девиц. А тем более, делать вид что всё это – правильно!
Шульман хотел улыбнуться, но сдержался, не желая обидеть девушку.
– Надеешься, что тебя это не коснётся? – Лили вопросительно изогнула брови. – Любовь… – уточнил он, – Думаешь, она таки обойдёт тебя стороной?
Девушка снова пожала плечами, выражая всё равнодушие к теме и литературе в целом. Несомненно, она любила читать, но никак не романы.
– Для чего мы изучаем литературу? Не только английскую, но и русскую классику? – спросил Том, жестом опустив Янг на место.
Тишина в классе стояла гробовая, лишь лёгкий шелест вскинутой руки Лили и был. Шульман знал, что она знает ответ, либо просто хочет съязвить и потешить группу, выставив меня его идиотом, а себя нелепым шутом. В последнее время Томас часто чувствовал себя простофилей и идиотом, который позволял ей слишком уж много на своих занятиях. Она вступала с ним в отчаянные споры о добре и зле, о сознательном и бессознательном, о существовании любви в целом. И каждый раз ему приходилось уступать, лишь бы она вышла победительницей. А Томас вновь чувствовал себя ослом, покоренным её обаянием.
– Чтобы во время работы с пациентами не оплошать, леди. Не важно, кто вы по специальности: акушеры или медсестры. В любом случае, вы столкнетесь с темой простого человеческого общения, и вам придётся поддержать беседу с той же роженицей или раненым солдатом, который вопит с оторванной ногой так же, как и будущая мать.
Лили опустила руку.
– Это психология, дамы, – учитель надел очки, пытаясь уловить мимику Лили, – если вы никогда не думали об этом, значит, вы попусту протираете свои чудесные юбки все эти три года.
Мистер Шульман сел на место, проверяя карманные часы, понимая, насколько он заговорился, позабыв дать домашнее задание. Присутствие Лили привлекало слишком много его внимания, от чего он становился невнимательным ко всему остальному и периодически терял мысль, ощущая её ласковый взгляд.
– Не все женщины вопят как потерпевшие… – буркнула Янг с последней парты.
– Тебе видней, – закончил Том, отбрасывая ручку и откинувшись на стуле. Так и проходили уроки: колкие шутки, перепалки и бескрайняя наглость Янг.
Дальше всё пошло по отработанному сценарию. Девушка вновь перестала приходить на занятия, пропустив неделю, стоило только Томасу вытянуть её на отлично. В этот раз пропуски были не только у него, но и у остальных преподавателей, которые так же негодовали, не понимая, почему способная и одаренная девушка ломает себе жизнь.
В среду днём Шульман спешил по своим делам, но мысль об отсутствии студентки не давала ему покоя. Что, если её уже давно прикончили и выкинули в какую-нибудь канаву по пути домой? Добиралась она наверняка на попутках. Беспокойство вкупе с любопытством проедало его и, взяв в приёмной директора её личное дело, Том с интересом изучал его, добираясь с водителем по нужному адресу. Никакой информации кроме того, что её отец – атташе, а мамаша – домохозяйка. Адрес и номер телефона – на этом всё.
«Не густо» – заметил Шульман, всматриваясь в табель с оценками.
Круглые пятёрки по точным наукам, за исключением латыни. Профильные предметы тоже были вытянуты на пять. В чем же тогда подвох?
Через час Том добрался до убогой и забытой Богом деревушки, остановившись возле какого-то старого бревенчатого двухэтажного дома кирпичного цвета. Хлипкая дверь с потрескавшейся и кое-где обсыпавшейся краской нагоняла на него жуткую тоску, а железная ручка и вовсе была сломана. Коричневые окна со сгнившими рамами и небольшое крылечко с короткой крышей. Сейчас Шульману хотелось вернуться в свой особняк и вырезать из памяти этот жуткий дом, если его ещё можно называть домом. Он вежливо постучал, слыша детский визг, а после бешеный топот. Дверь распахнулась и на мгновение еврею показалось, что на него налетела стая чокнутых летучих мышей, но оказалось всё куда хуже – это были её младшие братья. Три одинаковых мальчика лет семи кружили около Тома, ожидая чего-нибудь вкусного, которое он и принес, протягивая мальцам конфеты с ликёром. Шульман не говорил, что не любит детей, но во время близости с женщинами он предпочитал спускать в тряпку или на простынь. Лучше выслушать пять минут недовольства из-за испорченной постели, чем всю жизнь из-за того, какой неудачный вышел приплод.
Детвора разбирала конфеты, гаркнув тройное спасибо, угостив одной Томаса и его водителя, который смущённо вернулся к машине.
– Где сестра? – спросил Шульман, разжевывая приторную сладость, осматривая помещение.
– В ванной. А это что такое? – спросил один из парней, дотрагиваясь пальцами до его цепочки на руке, как остальные с любопытством подлетели, лапая широкое золотое плетение.
Том медленно осматривался: бордовые выцветшие обои, белёный потолок и прорезанный кое-где линолеум. Два дивана, кофейный столик и огромная библиотека. Короткая лестница на второй этаж, бежевая дверь и силуэт девушки, что вышла в одном белом полотенце, удерживая его рукой. Лили опустила взгляд на детей, встав у перил, ахнув и раскрыв рот, заметив учителя внизу.
– Вы?!
Еврей лишь кивнул, зазывая её жестом к себе, зная, что сейчас устроит ей хорошую трёпку, но девушка оказалась осторожной.
– Хотите надрать мне задницу? Валяйте!
«Надрать задницу? Лучше уж тогда отодрать тебя в задницу, сидеть на занятиях ты точно после не сможешь, но, может, хоть ума прибавится?» – подумал он про себя, ощущая приятные мурашки, спускающиеся по спине, стекающиеся к паху. Долго расслабляться не пришлось, когда в гостиной воцарилась тишина, а передо ним предстала молодая девушка, мокрая после душа, со стекающими капельками воды с волос в светло-голубом, хлопковом домашнем платье. Карие глаза, обрамленные влажными и загнутыми пушистыми ресницами, очаровывали Томаса.
– Тебя не было неделю! – сказал он, всматриваясь в её усталое и бледное лицо, – Где ты, мать твою, была? Не мне нужен этот диплом!
Том отчитывал её как маленькую девочку, что виновато хлопала глазами, опустив голову.
– Почему бы вам просто не успокоиться и не позавтракать со мной? А я всё объясню.
«Чего? Позавтракать? Она смеется надо мной, издевается!»
Том проехал почти семьдесят километров чтобы позавтракать? Он приехал чтобы отвесить ей хороших звездюлей, а вместо этого сидит на маленькой кухне, как гребаный семьянин с тремя детьми и молодой женой, и ест блинчики с мёдом. И куда он скатился? Эта девка вертит евреем, как хочет, а вертеть её должен он на своём хозяйстве. Кто из них Томас Шульман, в конце концов?
– Вкусно… – заметил он, посмотрев в почти пустую тарелку, запивая всё это сладким чаем с молоком.
Разговаривать по делу уже не хотелось, поэтому они просто ели, изредка переглядываясь.
– Когда собираешься вернуться на учёбу? Когда останешься необразованным недоделком из глухой деревни?
Янг плеснула в Томаса остывшим чаем, со звоном швыряя чашку на стол. В этот момент он понял, что перегнул палку и взял её за живое.
– Тогда, когда вы перестанете лезть в мою жизнь!
Том чуть не упал со стула, с трудом удержав равновесие и желание прибить её этим же стулом, удивляясь от происходящего, от дерзости девушки, зарекаясь больше никогда не помогать и не делать добро, что вечно выходит ему боком, стряхивая с бороды сладкие капли. Лили уже сотню раз пожалела о сделанном, протягивая мужчине полотенце, чтобы он смог просушить недовольную рожу. Будь на её месте любая другая, Томас бы наверное не сдержал себя, но здесь была она, что занимала все его мысли последний месяц. Звон в ушах становился громче, а сохранять самообладание становилось сложнее.
– Если я не увижу тебя на занятии во вторник, то приложу все мои силы, чтобы ты вылетела из колледжа с пинками под зад! Момент понятен?
Шульман швырнул ей пропитанное чаем полотенце, накидывая пиджак и направляясь к коридору.
– Вы злой! Лили никогда нас не бросит! – один из мальчиков яростно вцепился в его бедро, нанося лёгкие удары кулачками, – Нас папа бросил! И вы тоже плохой!
Лили отвернулась к окну, утыкаясь в майскую зелень.
– Боец… – Том потрепал мальца в светлую макушку, поражаясь маленьким защитником, понимая, что не прав. Но, дёргаться уже было поздно и он молча покинул дом, виновато закрыв за собой дверь.
В баре мистера Шульмана ждала компашка пакистанских полупокеров, которые потребовали от него снижения цен на поставку и продажу алкоголя.
– Накося-выкуси мой обрезанный член! Я что, похож на сучку, подставляющую зад каждому кобелю? – спросил он, обводя взглядом чёрноволосого и смуглого мужчину с такими же чёрными глазами и душой по имени Сафар – главарь недоумков из пакистанского квартала, – Ну нет, никаких скидок ни тебе, ни твоим выродкам! Я не для того рву задницу, чтобы вы – болваны отказывались платить мне по счетам! Дела у них, видите ли, херово обстоят! Надо же!
– Том, ты же разумный человек. Зачем тебе все эти сложности? – главарь опёрся о его дубовую и отполированную языком работников барную стойку своими смуглыми и расплющенными лапами, с презрением уставившись ему в глаза. Сегодняшний день еврею порядком надоел, а терпение закончилось на Саммер-Роуд, поэтому ему ничего не оставалось, как пойти на крайние меры, дабы вернуть себе спокойствие и сэкономить нервы.
– Не смей, слышишь? Не смей, сраная ты мартышка, смотреть на меня сверху вниз, – голос Томаса больше походил на предупреждающее рычание дикого зверя.
Он схватил со стола тонкий перочинный нож, которым обычно разрезал хлеб, воткнув его в руку Сафару, словно это был мякиш. Тяжёлый стук и гулкий вой пробежался по всему бару пугающие волной для остальных умников, пока густая алая кровь сбегала по его пальцам, капая на пол.
– Ну, полагаю, мы таки договорились больше не поднимать разговор о снижении цен?
***
Поздним вечером Томас впервые за месяц принял решение расслабиться, подъезжая к знакомому борделю. Пиджак нараспашку, ворот белой рубашки растянут, а крепкие руки вложены в глубокие брючные карманы. Единственным его желанием после плохого дня было посношаться с какой-нибудь чистенькой девкой. Несмотря на разрушенный разум и даже сильное желание, Томас никогда не прыгал на первую попавшую под него женщину, считая, что свой член он не на помойке нашёл. Мужчина с самым настоящим фанатизмом запрашивал в борделе только нетронутых девок и если же таких не находилось, то он молча возвращался домой ни с чем. Никогда Томас Шульман не залезет на ту, что уже была в эксплуатации или, проще говоря, была в употреблении. И вот сейчас он стоял возле бара, докуривая редкую, но такую нужную сигарету, ожидая ответа владельца публичного дома. Серый взгляд перемещался по полуголым девушкам в объятиях молодых, старых и самых разных мужчин. Кто-то зажимался за столиком в углу, кто-то целовался у стены, а кто-то просто выпивал в компании женщин.
– Есть одна девушка. Хорошенькая, ценный экспонат, но за неё я прошу триста фунтов.
– Хочешь пропихнуть мне зашитую шалаву по цене этого бара? Я собаку съел на их трюках по возвращению мнимой девственности, когда за спиной уже побывала целая рота,– Томас недовольно поджал губы, – У меня член проваливался как в гребаное ведро с тёплой водой!
Мужчина хмыкнул, пытаясь заверить недоверчивого еврея:
– Эта точно новая, с биркой-этикеткой между ног. Берёшь?
Том немного поколебался, не зная, что лучше, воспользоваться рукой или всё-таки раскошелиться раз в месяц, все-таки, он ведь это заслужил. Слегка хлопнув по столу, Шульман намерился отдохнуть, вынув из кармана пачку свёрнутых купюр, недовольно швыряя триста фунтов, зная, что эту девушку он будет иметь всю ночь, выжимая всего себя и её тем более.
Через пару минут мужчина поднялся на второй этаж, пройдя мимо пустых комнат, тихо постучав в нужную, приоткрывая скрипучую и широкую дверь, за которой ничего не было слышно. В углу постели сидело юное тело, чьё лицо Том никак не мог разглядеть из-за пьяного зрения, делая несколько шагов вперёд к кровати, на ходу снимая пиджак и рубашку. Ещё два шага и Шульман взъерошил густые каштановые пряди ничком падая возле девичьих ног, что тут же поджались от волнения и испуга. Серые глаза уставились в огромные и карие напротив.
– Ты чего здесь забыла?
Лили Янг обеспокоенно смотрела на заросшую мужскую физиономию, не желая отвечать, стеснительно прикрывая себя шелковым покрывалом.
– Решила, что сможешь заработать здесь «лёгких» денег?
Янг пожала плечами, продолжая смотреть преподавателю в глаза.
– Что ж, я таки дам тебе возможность их отработать.
Томас полз к ней навстречу по мягкому и шелковому ложу, нащупывая кожаный ремень, пытаясь расстегнуть его и грубую брючную пуговицу. Всё, что он сейчас видел, это обнажённые девичьи ноги и покрывальце, которое здесь было лишним. Испуганное тельце сжалось, по инерции отодвигаясь назад.
– Что такое? Триста фунтов на дороге не валяются, Янг! Зачем работать головой, если можно час поработать отверстиями, да?
Шульман навалился на хрупкое тело, опустив голову на её плечо, утыкаясь густой бородой и пухлыми губами в нежную шею, ощущая зверское головокружение, как после морфина со времен войны. Сухие пальцы скользнули по правому бедру, которое дико задрожало. Сладкий запах духов пьянил его.
– Вы блефуете… – прошипела девушка, ощущая горячее дыхание в шею и больше ничего. Том не двигался, замерев в одной позе.
– Либо ты смелая, либо глупая. И я не знаю, что из этого хуже, – пробормотал он, продолжая дышать ей в ухо, – Я чувствую, как ты дрожишь, как дрожит твой голос, – Шульман отпрянул, толкнув девушку в грудь, от чего та упала спиной на кровать, возмущённо осматриваясь.
«Дура!» – подумал он, надевая рубашку, пытаясь со злостью застегнуть манжеты рукавов.
– Пойми, лёгких денег не бывает, – Томас осознавал, что снова лезет в её жизнь, напрашиваясь быть вновь облитым чаем. Он не знал, зачем сейчас допытывался до неё, ведь проще было оставить девчонку на растерзание кого-нибудь другого. Лишь бы его всё это не касалось, но какой-то отцовский инстинкт не позволял ему развернуться и уйти.
– Бросаться из крайности в крайность – не выход даже в самой сложной ситуации, – бормотал он, не поднимая взор на девушку, что продолжала сидеть в углу кровати, проливая солёные слезы. Капли падали на серый шёлк, медленно впитывая воду, растекаясь по волокнам ткани.
– А что тогда выход, мистер Шульман? – Лили уткнулась в стену, роняя прозрачные капли с абсолютно безразличным лицом, на которое Томас внимательно посмотрел, услышав свое имя, – И есть ли вообще выход? Нас рождают на свет для вечного скитания по несбывшимся надеждам, заставляя жить в собственном мире под названием «Разочарование».
Мужчина нервно почесал бороду, скривив нижнюю губу, а после повернулся к ней, осматривая осунувшееся лицо, длинную шею и бледные плечи. Левая рука лежала на груди, поверх ткани, скрывая её несовершенства. – Шульман вздохнул, делая ещё одно движение, чтобы приблизиться к студентке на расстояние вытянутой руки, убирая русые волосы с влажного лица за ухо.
– Послушай, ты очень запустила учёбу, – он смотрел в её карие глаза, читая безысходность в чёрных зрачках, – Я хочу, чтобы ты поборола свой юношеский максимализм и взялась за ум.
– Для чего? – спросила Лили, продолжая равнодушно по отношению к Томасу буровить стену, – Жизнь – метание, затяжной вздох от рождения и до смерти.
Мужчина ухмыльнулся, слушая её рассуждения.
– Я думаю, образование, диплом и хорошая работа позволили бы тебе метаться меньше. Вот увидишь, и вздох станет более облегчённым.
Лили слабо улыбнулась, заражая этим и еврея.
– Одевайся, мой водитель увезет тебя домой.
Шульман встал с постели, утыкаясь в собственные часы, с мнимым интересом рассматривая циферблат, пока за спиной юная девушка в спешке натягивала платье.
– Вот, – буркнула она, подходя к мужчине, протягивая три сотенных купюры, – Возьмите назад. Я не заработала.
Том вскинул брови:
– И здорово! – ухмыльнулся он, обнажая кривые и белые зубы, но заметив всю серьёзность девушки тут же добавил, – Оставь себе и приходи уже в колледж!
Глава IV
Томас Шульман привычно стоял у доски, проклиная ноющую боль в ноге, что-то расписывая на доске и нервно поглядывая сначала на часы, а затем на пустое место, которое обычно занимала Лили. С момента их разговора они не виделись неделю, ведь Шульман был в колледже лишь по вторникам, а всё остальные дни он трудился в своём баре и читал Тору. Именно эта священная книга одарила его терпением и сдержанностью к девушке в тот момент, когда она была перед ним как на ладони в чём мать родила. Лили как будто без слов требовала от Тома соблюдения всех заповедей, запрещающих исполнение определённых действий, или же предписывающих исполнение этих самых действий. Девушка не меняла его в лучшую сторону, а лишь открывала новые черты, расширяла его границы. Но устройство Томаса оставалось прежним, потому что он был и оставался – частью лондонской банды евреев, которую крыл самым отборным матом, и это никуда не могло деться.
Шульман стал ещё больше о ней думать, вчитываясь в Тору, бегая глазами по ивриту, словно искал в этой книге ответы на свои вопросы. В его голове сталкивались противоречия, ведь она была христианкой, а он – иудей; она – студентка, он – преподаватель; она – совсем юная, а он уже зрелый и повидавший жизнь. Разные веры, разные взгляды, разные ценности и ничего общего. Том – спокойный и рассудительный, а Лили – буйная и импульсивная, живущая чувствами и эмоциями. Переступив порог её дома, он не мог не заметить чистоты, уюта и комфорта. Вкусная еда, благоприятная обстановка и наличие воспитания у неё и младших детей подбрасывали новую почву для размышлений. Но… всё время появлялось какое-то «но». Мужчина сел на место, поглядывая на часы, что болтались на тонкой золотой цепочке. Задумчивое и хмурое лицо пробежалось по классу, который казался пустым без одной, такой нужной ему студентки. Внезапно старая и скрипучая дверь распахнулась, а в кабинет параллельно со звонком влетела Янг, виновато и разочаровано встав у входа. «Блин, какая-то минута!» – пронеслось в её голове, пока она искала оправдание своему опозданию. Мисс Янг открыла было рот, но мистер Шульман довольно махнул рукой, чтобы та поскорее заняла своё место.
– Указкой бить не буду, мисс Янг, – Лили смущённо улыбнулась, вытаскивая из сумки нужные книги, тетрадь и карандаш.
Томас встал с места, начиная занятие с приветствия и привычного списка отсутствующих, которых сегодня не оказалось. Дальше всё снова по отработанному сценарию: чтение произведения, обсуждение и написание короткого сочинения-рассуждения. Только вот снова произошла не состыковка между мнениями учителя и ученицы.
– Большое значение в литературе всегда отдавалось жертвенности любви, дамы. Ни одно произведение не упускает эту сюжетную линию, – на последний парте кто-то зевнул и хмыкнул, – Янг? – вопросительно буркнул мужчина, заметив вскинутую руку.
– Мне кажется, всё это гораздо проще, чем мы думаем.
– То есть? – обернулся Шульман, поправив набок волосы.
– Это лишь красивые сказки, которые противостоят реальности. Он втирает ей о вечной любви, но после получения желаемого, что происходит? – спросила саму себя девушка, что-то рисуя карандашом на столе, изредка посматривая на заинтересованного и готового слушать Тома.
– Хватит ходить вокруг да около, Янг. Может тебе встать на моё место?
– Вы меня приглашаете?
– Я настаиваю, – учитель сел на место, наблюдая за тем как девушка быстро подошла к доске, сверкнув бордовым и потрепанным сарафаном, под которым была белая блузка, и, обернувшись, взволнованно прочистила горло.
– Как можно вообще относится с состраданием к этой девушке? Что направляло её разум? Чувства и вера в то, чего нет?
Том хмыкнул, сложив на столе руки:
– Нет? Ты не можешь знать наверняка!
– Послушайте, никто не хочет видеть в нас душевную красоту, и всё стекается к телу, разве не так? – Лили развела руками, – Ведь героиня перестала быть интересна мужчине после сближения, не так ли, мистер Шульман?
«Если бы всё стекалось к телу, то ты бы здесь уже не стояла» – учитель устало поджал губы, вспоминая их короткую, но эпичную встречу в борделе. Не будь у него желание рассмотреть её внутренний мир, то он бы поддался похоти и разврату, и, возможно, Лили рассуждала бы иначе?
– У героини было желание отдавать, а отдавать – это и есть смысл любви, – заверил Томас, недовольно выдохнув через нос.
– Вывод: миром правит животный инстинкт! Поправка, мужчинами правит животный инстинкт.
Еврей был разочарован её ответом и рассуждением на прочитанную повесть, а Лили же растерялась, поникнув до конца занятия, словно хотела услышать от него что-то другое. Она снова выступила в роли шута, а он – в роли законченного идиота. Шульману стало казаться, что девушка насмотрелась на мужской пол и определённо его ненавидит.
После занятий мисс Янг ждала учителя в кабинете ещё более понурой и расстроенной.
– Ты пишешь сочинение, я – проверяю, а после дружно расходимся, – раздраженно буркнул он, войдя в класс, швырнув ей тетрадку.
Лили покорно кивнула:
– Я вас чем-то расстроила?
Мистер Шульман клацнул зубами, а после с тяжёлым выдохом кивнул:
– Меня откровенно бесят твои рассуждения. Они меня разочаровывают.
Лили поспешила извиниться.
– Не в этом дело, – унял её учитель, – Ты можешь думать как хочешь, как тебе нравится, и как ты считаешь правильным. Но, неужели твой жизненный опыт богаче моего? Или ты таки действительно решила, что знаешь и понимаешь больше остальных, м? Любая теория нуждается в практике, Янг. Ага?
Лили быстро кивнула.
– Но, сэр… Наблюдая иллюзии других, я всего-навсего утратила свои.
– Это твоя проблема, – заверил Том, заведенный не на шутку, злобно стуча тяжеленой ручкой по учебнику, – Живи своими мечтами и надеждами, своей верой в любовь.
– Зачем? Чтобы в конечном итоге остаться раздавленной по собственной воле, как и все?
Шульман глубоко вздохнул, набираясь терпения:
– Что значит, как все? Ты не они, а они не ты! У всех правил есть исключения. Я бы тебе это быстро доказал!
Лили вскинула голову, а Томас уставился ей в глаза, отчётливо понимая, что только что ляпнул. Его лицо расправилось от напряжения, становясь мягким и даже немного умиротворенным.
– Докажите… – протянула Лили, продолжая буровить серые глаза.
– Ты решила со мной поиграть? Если я возьмусь, то не отступлю, пока не доведу дело до конца. Хорошо подумай, оно тебе надо, а? Надо?
– Зависит от того, что ждёт меня в конце…
Том потёр руки, намереваясь заключить выгодную сделку, наблюдая её мнимое спокойствие.
– Радость и покой, но это при твоей полной отдачи мне.
– Это условие?
– Нет, это обычная сделка.
Лили насупила нос, бегая глазами по классу, обводя бежевые стены, шторы, стенды и плакаты, огромные окна и наконец останавливаясь на Томасе, что терпеливо ждал, теребя ручку. Девушка понимала, что, с одной стороны – это выгодно, ведь шашни с учителем при любом исходе ведут к тому, что её долги моментально исчезнут, на пропуски будут закрывать глаза, и она сможет полноценно заниматься образованием дома, а также присматривать за братьями и больной матерью. «А может, на мистере Шульмане можно вспахать целый огород, если братья не успеют к посеву?» Она молча оценивала его физическое развитие, обводя глазами широкие плечи, грудь и массивные руки. Поиграть в любовь – задачка сложнее некуда, но Лили твёрдо решила попробовать, рискнуть и попытать удачу. Если правильно расставить приоритеты и обозначить приемлемые рамки, она абсолютно ничего не потеряет. Но всё это было не так выгодно, как для самого Шульмана. И эта мысль мелькнула где-то в уголках карих глаз. Что он получит взамен? Ведь Том, как истинный еврей, никогда и ничего не делал просто так. Статус? Или просто докажет правоту и превосходство?
Лили облизнула губы.
– Нервничаешь? – спросил её мистер Шульман надменным и охрипшим голосом.
– Думаю, – отозвалась она.
– Нервничаешь, – протягивая гласные, констатировал Том.
Мужчина хмыкнул и учтиво кивнул, вновь складывая сухие руки вместе, прожигая её глазами.
– И всё-таки, в чём подвох? – спросила Лили, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки, которая стала её душить. Шульман вопросительно вскинул брови:
– Какой подвох ты ищешь? Я перед тобой честен. Принимай уже решение, у меня ещё дела помимо тебя.
Томас подумал о баре и своих проблемах с нелегальным бизнесом, которые топили его с головой в дерьме. А он его потихоньку расхлебывал, по-человечески устав от всего. Возможно, эта «сделка» была больше нужна ему, потому что он желал непринуждённого общения и тепла. Чтобы кто-то его ждал и слушал, необязательно любил. Лишь бы просто кто-то был.
– Вы мне нравитесь, потому что вы – одиночка. – нарушила тишину девушка, сбрасывая еврея словно с вороного коня, начиная играть сразу же не по правилам, – Такой же, как я.
– Я? Одиночка? – Томас хмыкнул, прищурившись, – друзья, коллеги, студентки. Я не одиночка, Янг.
Да никого у Шульмана не было: ни друзей, ни коллег, которые были бы для него чем-то большим, нежели галочкой в списке источников выгоды. Да и студентки его скорее шарахались, чем обожали.
– Ну так что? – его терпение медленно испарялось и еврей осторожно давил.
– Я согласна, но, с течением времени, я хотела бы внести некоторые правила, – заверила Лили.
Тому это не понравилось, но вида он не подал, слегка плюнув на ладонь.
– Сделай также.
Лили посмотрела на мужчину как на глупца, но просьбу выполнила, протягивая в ответ раскрытую руку.
Томас не стал гонять девушку сочинением после напряжённого момента, решая запросить должок за эту поблажку в будущем. Еврей был удивлён её согласию. То ли она просто дурочка, то ли хитрая дурочка, которая хочет его надуть. «Обмануть еврея – остаться обманутым самому» – думал он, закидывая на плечо её сумку, пока та сверкала от счастья, получив оценку просто так, на деле – авансом.
– В следующую пятницу комиссия, и если ты не успеешь закрыть долги, тебя отчислятся за пять минут до выпуска. Понимаешь же?
Девушка устало угукнула:
– Всё бы ничего, но математика и латынь… Мисс Эванс такая… вредина, она меня просто ненавидит.
Том улыбнулся, понимая тонкий намёк.
– С латынью могу помочь, а вот математику тебе придётся наверстать.
Лили ехидно ухмыльнулась. На таких хитросделанных как она, Томас Шульман некогда съел собаку, а закусил сучкой, в роли которой сейчас она и выступает в этом идиотском цирке.
Ну и на кого я похож, мать вашу?
Тащу её сумку на плече, как мальчишка, пока та идёт впереди, виляя бёдрами, которые были у неё что надо: широкие и красивые.
«Ей только плодить детей, да пополнять доблестный и великий еврейский род»
– Твой автобус? – указал еврей в сторону остановки.
– Ага! Мне пора! – Лили оживилась принимая из рук его сумку, что Томас нёс три квартала, как ездовой верблюд, – До свидания.
Карие глаза напротив смотрели точно в его, ища какие-то ответы или вопросы. В следующее мгновение Лили дёрнулась к транспорту, но Том схватил её за талию, прикасаясь пальцами к мягкой ткани сарафана, поднимаясь вверх.
– А поцеловать? – её глаза округлились и чуть ли не вылезли из орбит. Кажется Шульман обошёл её наглость своей. Вопросительно-растерянная мордашка подрумянилась на майском солнышке, а податливое тельце легонько отстранилось.
– Нам теперь положено.
Лили возмущенно вздохнула, посмотрев на автобус, а тот словно никуда не спешил и ждал прощального поцелуя не меньше, чем Том.
– Давай же,– его голос совсем осип от предстоящих приятных ощущений, – Ты скрепила рукопожатием наш договор.
Лили нервно сглотнула, делая шаг к заросшему лицу, положив правую руку на плечо Томаса, будто это ей чем-то поможет. А он никогда не был терпелив и ужасно не любил ждать, поддаваясь вперёд, осторожно запечатывая их «сделку» пухлыми губами на таких же, только очень нежных и розовых, ощущая сладкий привкус и жгучее тепло, бегущее по всему телу. Она в этот миг лишь зажмурилась, слово у виска её был пистолет.
– А теперь, пока, – сказал Том, отпрянув от полюбившихся губ, продолжая держать её чуть выше талии, – Когда ты будешь дома?
Лили растерялась окончательно, с трудом подбирая слова, путаясь и ещё больше краснея:
– Ну… эм… через два часа, не раньше.
Еврей принял к сведению.
– Значит, ровно в шесть я тебе позвоню, добро?
