Текст книги "Музыка перемен"

Автор книги: Ксения Нихельман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Я вспомнила, когда первый раз разрыдалась на глазах у всех. Это случилось на концерте, посвященном музыке итальянского кино. Максим начал исполнять «Se», главную любовную тему из кинофильма «Новый кинотеатр «Парадизо». Меня вдруг сломало напополам от боли. В душе образовалась огромная черная бездна. Пустота. Я и есть пустота. Внутри меня было пусто. Я сорвалась с места и, перепрыгивая через всех сидящих одним скачком, пустилась в туалет, не видя дороги; глаза были застланы слезами. Я захлопнула дверь, но его голос пробирался даже туда. Эта музыка, голос сводили меня с ума. Сердце билось, казалось, прямо в горле, и я готова была его выплюнуть. Стало нечем дышать, тогда я бросилась на улицу. Ощутив холодный, морозный воздух, закричала, что есть сил.

Сегодняшним вечером я получила от Удальцова сообщение:

«Ты всегда молчишь. Я хотел бы чаще слышать твой голос!»

Уже поздняя ночь, родители спят. В наушниках играет «Se». И как первый раз меня снова душат слезы. Я зажала рот рукой, но почувствовав, что это вряд ли спасет, накрылась подушкой и со всей силой укусила ее за край, до собственной боли, до металлического привкуса крови.

Что я хочу? Я хочу быть счастливой. Но где же я совершила ошибку? Почему так больно снова? Одни сплошные вопросы в моей жизни. Кто ответит мне на них, раз я сама не знала ответов?

Часть 3. ПРЕМЬЕРА

Максим

В субботу к шести вечера постепенно к высокому белоснежному зданию с колоннами собирался народ. В театре витало нечто особенное; звенящая, готовая разбиться на тысячи хрустальных осколков тишина прерывалась редкими звуками оркестра. Так бывает всегда, когда готовится премьера.

Свет софитов, шелест грубой ткани кулис, красный бархат кресел, таинственные тени от подсвечников. Мало кто любит свою работу так, как люблю ее я! Сегодня маски в расшитых золотыми нитями костюмах навсегда украдут сердце зрителя. Будут безжалостно играть с ним, жонглировать, разбивать и собирать кусочки воедино! Украдут его память, стирая все последнее, что было, и наполнят ее новой жизнью, красивой и бесконечной. Со всех афиш кричало название премьерной оперетты «Вечер оперетт Жака Оффенбаха. «Муж за дверью» и «Званый вечер с итальянцами».

Я, тяжело дыша, стоял, подглядывая за рассаживающимися зрителями, и про себя читал молитву. Уже несколько лет я выхожу на сцену, но нервы были на пределе. Невероятно тяжело справиться с волнением каждый раз, особенно в премьерные дни. Мой голос, мой инструмент, мое бесценное сокровище. Меня любила публика, я был одним из тех, кого зал принял с первой секунды. Я отдавал всего себя, свою душу и свое тело зрителю.

В первом отделении я буду играть французского композитора-повесу, который, прячась от мужа своей любовницы, попадает через окно в дом к прекрасной незнакомке. Во второй оперетте предстану перед залом в образе бедного, но безумно влюбленного музыканта в дочь богатого человека. Сразу две главные роли, это потрясающе!

По окончании представления зал встает и купает в аплодисментах труппу. Несколько минут тихого счастья, поклон. Снова поклон. Зал выкрикивает мое имя и не отпускает. Я принимал букеты и поцелуи, беспрестанно повторяя слова благодарности. Я дарил любовь и получал ее. Необходимый обмен, который поддерживает мою жизнь.

Я кинул взгляд в темный зал. На меня устремлены любимые глаза сестры, наполненные слезами, я это чувствую. Как же хорошо! Но внезапно боль одиночества пронзила мою грудь вновь. И именно в эти, столь важные минуты, грудь горела огнем, напоминая о том, чего так не хватало.

Часть 4. МАКСИМ

Несмотря на то, что я уже довольно длительное время жил отдельно от родителей, наш семейный дом для меня всегда оставался родовым гнездом. Место моего детства и юности. Уже учась в институте культуры, я переехал в съемную квартиру. Так было лучше, учитываю мою сексуальность.

Возвращаясь в родные стены, всегда чувствуешь себя маленьким и беззаботным. А запах? Дом даже пахнет совсем по-другому. Мамины духи вперемешку с ароматом яблочного пирога. Я скучал по ним, находясь в своей однушке. Сейчас с родителями жила только сестра, я и Костя давно покинули общую, братскую комнату.

Странно видеть свою комнату после долгого отсутствия. Она казалась крошечной, забитой кучей пластинок и книг. Родители ничего не меняли в ней, будто я вышел всего на пару минут и должен через секунду возвратиться. И я возвращался, по правде говоря, очень редко. Не оставался больше чем на одну ночь – таких ночей на пальцах сосчитать – или пара часов в выходной день. Я помню, как в одну из таких ночей признался сестре. Прошло более пяти лет, но воспоминание свежо, что вызывает дрожь в теле. С тех пор мы с Ксюшей стали как сообщники, совершившие преступление. Отмалчивались во время семейных разговоров, посылая друг другу, понятные только нам двоим, взгляды. Все это выглядело со стороны наверняка забавно, если бы не было печально.

В углу комнаты стояло фортепиано. Я сел за него и поднял крышку. С нежностью провел пальцами по клавишам. Инструмент мне не хотелось увозить из дома, он прочно связывал меня с моей жизнью здесь. Несчитанные часы занятий, усилий, удачно и не особо сыгранных произведений. К всеобщему удивлению, отец город перевернул, чтобы достать его, но уже через месяц моих тренировок поклялся сжечь инструмент. Родители крайне редко приходили в театр, только на значимые для меня премьеры. На оперы родителей было бессмысленно приглашать, с мюзиклами дела обстояли веселее. А после того, как отец заснул во время одного представления, я долго дулся на него за это, после чего понял – лучше пусть сидят дома.

Сегодня мы собрались в родительском доме по одному важному событию. Годовщина совместной жизни родителей. Тридцать лет вместе. Невероятно, что люди могут прожить вместе, рука об руку, столько лет, принимая недостатки друг друга. Таких союзов в последнее время все меньше и меньше. Тридцать лет! Это на три года больше, чем моя прожитая жизнь. Молодые, полные сил и начинающие свой совместный путь. Косте уже было три года. Как пролетело время! Что же это получается, земля быстро вращается, отсчитывая минуты, или я только проснулся от долгого сна?

Для полного ощущения праздника нам недоставало гостей-родственников. Всемогущее слово «родственники». Как по мне, то со всеми родственниками нужно видеться только один раз, и то по случаю собственных похорон, когда исключается личное общение с ними.

– Когда замуж выйдешь? Когда внуков подаришь, а то от сыновей не дождетесь! На работу приняли? Сколько получать будешь? – Расставляя тарелки на столе, я доставал сестру.

– А ты все по сцене пляшешь? Когда нагуляешься? Выбираешь, выбираешь девчонок – так и довыбираешься, что один останешься! – ответила тем же она. Мы оба рассмеялись, продолжая подтрунивать над родственниками.

– Ой, хватит ерничать вам! Раз в сто лет пригласили родню, так заныли сразу! – вступилась за родственников мама. – Можно подумать, сахарные, что потерпеть не сможете пару часов. Я же терплю родню вашего отца! Между прочим тридцать лет терплю, а они совсем не подарок!

– Ну знаешь, и ты не праздник! – из глубины дома крикнул отец. Мама обиженно фыркнула, а мы с сестрой снова захихикали.

– Знаешь, что меня больше всего бесит? – Быстро перейдя от шуток, серьезно начала Ксюша. – Что самый лучший из нас троих это Костя. Все его хвалят, восхищаются им, ставят в пример. А сейчас узнают, что он теперь начальник юротдела, молиться станут на него. А мы с тобой, как дерьмо в проруби. Почему так?

Я уныло развел руками. К чему было спрашивать, я и сестра знали ответ.

– Потому что Костя умеет правильно преподнести себя, умеет приспосабливаться к людям. Использует людей, извлекая из них выгоду, врет, не краснея. Ты же знаешь! Это старая песня.

– Как мы не похожи друг на друга, – с печалью в голосе подвела сестра, тут же возвращаясь к шутливому тону. – Мааааксим, а сегодня ты петь для нас будешь???

– Табуреточку в центр несу! – подхватил я.

Продолжая накрывать праздничный стол, мама смотрела на нас сверху вниз, пока мы издевались над родственниками:

– Вы нормальные? Хотите, чтобы к вам хорошо относились, а сами ерунду городите!

В дверь позвонили. Сегодня утром дворецким на общем собрании был выбран папа. Это единственное, что он мог делать, ничего не напутав. Первыми заявились Костя с женой Ириной.

– Всем привет! – отсалютовал Костя. Ира только скромно кивнула головой в знак приветствия. Поздравляя и желая всего самого наилучшего, он протянул отцу огромную завернутую коробку, обтянутую золотистой лентой. Сверху красовался большой бант.

– Сынок, ну что же вы! Ваш приезд к нам уже подарок! – Родители начали разворачивать коробку. Внутри был фарфоровый сервиз на двенадцать персон белого цвета с позолоченными краями и узорами. Наверняка дорогущий!

– Не смоются узоры-то? – съязвила Ксюша, поковыряв пальцем ободок чашки.

– Это позолота, для тех, кто не в курсе и не может отличить настоящее от подделки. – Костя выхватил из рук сестры чашку и вложил обратно в коробку.

– Ой, как переживает! Будто сам золото отмывал! – Она снова отбила удар.

Я ее ущипнул, дабы скорее закрыла рот. Брат и сестра не могли удержаться, чтобы не дразнить и не подкалывать друг друга как в детстве. Одному тридцать три, другой двадцать три. Я тихо улыбнулся, вспоминая их детские перепалки между собой: Костя был взрослым мальчиком, и не только не любил, но и не умел проявлять братскую любовь к младшей сестре. Издевался над ее игрушками, обрезал косы куклам, рвал кукольные костюмчики. Однажды со своими футбольными дружками Костя учудил одно происшествие. Они отобрали любимую Ксюшину куклу и, пользуясь тем, что никого из взрослых нет дома, нагрели духовку, и зажарили куклу. На запах оригинального жаркого первым в дверь с работы зашел отец, он не стал разбираться, кто виноват. Влепил подзатыльников всем присутствующим и сестре тоже, чтобы не орала на всю округу. В отместку Ксюша изрисовала все школьные тетради брата, которому здорово досталось от учителя. Костя признал вину, но сестру не выдал.

Тут вмешался я, чтобы остановить разругивающуюся парочку, явно забывшую, что у родителей радостное событие. Все еще рыча, они разошлись по углам. Сестра увела Костину жену за собой, о присутствии которой тоже все забыли.

Девушка согласно кивнула и прошла в столовую. Ира была невероятно красивой, стройной, высокой, со светлыми от природы волнистыми волосами, но в противоречие с внешностью и на удивление очень застенчивой и скромной. Ее внутреннее «я», как будто отрицало внешнюю красоту и внушало всем и ей самой в первую очередь, что она вовсе не такая. Они с братом познакомились в университете.

– А ты все по тарелочкам? Бабскими делами занимаешься? – Костя таращился на меня, державшего столовые приборы в руках. – И без кухонного фартука?

– Спасибо, что напомнил! Я просто помогаю, мог бы тоже чем-нибудь полезным заняться, а не цепляться ко всем.

– Это я-то цепляюсь? – Костя не успел договорить, как встряла мама, обволакивая любимого сына материнской любовью.

– Как дела на работе, сынок? Справляешься с новой должностью?

Я закатил глаза.

– Да все шикарно. Кого было ставить на место, как не меня! Я лучше всех подходил на эту должность. Я или никто, третьего не дано. – Брат сидел на диване, закинув ногу на ногу. Не хватало сигары и рюмки. – Эй, прокурорский сын полка, чего там хохочешь с моей женой? – бросил он сестре, услышав женский смех из столовой, где девчонки возились со столом.

– Пусть хоть посмеется! Не все же ей грустить, правда, Ира? – Мама подмигнула снохе. Ира улыбнулась и слегка покраснела. Меня и родителей она стеснялась, всегда старалась держаться рядом с Ксюшей, хоть и разница в возрасте приличная – десять лет.

– А ваш театр-бордель еще не прикрыли? – Сегодня, видимо, я был основным объектом любопытства брата. – Господи, неужели находятся люди, которым нравится это завывание? Мне кажется, у вас таких не все в порядке с головой! Или вы употребляете что-то, чтоб кайфовать от этого? А, Макс? Колись! Какую дрянь курите? И вообще, к чему собирать гостей в доме? Лучше бы заказали столик в каком-нибудь уютном ресторанчике, посидели культурно, вкусно поели, выпили, отдохнули! – подытожил Костя и откинулся на спинку дивана.

– Тебя уже даже домашняя еда не устраивает. Чем не угодила, ваше сиятельство? – подразнил я брата.

– Макс, сам подумай. Что за пережитки прошлого. Кто сейчас устраивает семейные вечера в тесной столовой?

К моей радости, прозвучали спасительные звуки дверного звонка. Приехали дедушка с бабушкой. Папины родители. Со стороны мамы родителей, к сожалению, уже не было. Дедов привезла на своей машине Зинаида, наша тетка и папина младшая сестра по совместительству. Она пришла вместе со своим гордым одиночеством. Замужем ни разу не была. Потому никто не знал, был ли это осознанный выбор или так сошлись звезды. Впрочем, кому-то, возможно, и повезло. Характер был еще тот. Она любила задавать любопытные и неуместные вопросы даже тем людям, которых знала два часа. С удовольствием посещала всех многочисленных родственников: больше половины из которых мы не знали, я и в глаза их не видел. У Зинаиды имелось приличное количество друзей и знакомых, любивших, как и она, шумные и веселые застолья. Один раз дедушка хмыкнул и сказал, что Зинаида, как баян, без которого не обходится ни одна свадьба. А бабушке кинул, что в ее воспитании виновата она: «Надо было с дочерью разговаривать». Бабушка лишь пожала плечами: «Со мной тоже никто не разговаривал».

Позже подошли двоюродные сестры отца с мужьями. Одна пара с детьми – мальчиками семи и двенадцати лет. И сестра матери с мужем.

Я мысленно отсчитывал минуты до конца, ковыряя вилкой в еде. Всех было так много, и каждый хотел все время что-то узнать. Стоило облегченно выдохнуть и расслабиться, как новый вопрос гремел взорвавшимся снарядом то справа, то слева. «Квартиру снимаешь? На свою тяжело заработать с твоей зарплатой! А сколько получаешь в театре? И на жену не хватит! Когда женишься-то? Да, с такой работой ничего не получится! Не мужская профессия!» Приговор был подписан – пожизненно одинокий неудачник, занимающийся чем попало. Сестре же и вовсе не суждено работать в прокуратуре, потому что простым людям не пробиться, а если так, то и стараться не стоит. «И вообще, кому пришла идея работать бесплатным общественным помощником? Только бабушек смешите, ей-богу!»

Ксюша сидела, зажатая между бабушкой и Зинаидой.

– Ну, внучка, учебу заканчиваешь, работа есть, теперь парня хорошего надо! – Бабушка повторила это заклинание раз десять за вечер. На что Ксюша ответила: «Найду! Сейчас выйду на улицу, покричу, может, найдется кто». И вдруг произошло чудо, бабушка решила поговорить о житейском с внучкой, о чем никогда не говорила с дочерью. Был, оказывается, у Зинаиды один ухажер, сосед по лестничной площадке. Да упустила она свое счастье, фыркнув гордым носиком. Бабушка так и сказала: «Не выкобенивалась, была бы замужем. Сережа замечательный парень был! Не пил, не курил, не наркоман, работать любил!» Зинаида встрепенулась и раскритиковала Сережу, дескать, что за мужик такой, которому мама готовит печенье-картошка и делает каждое утро гоголь-моголь?

– Да ну тебя! – Бабушка перевела взгляд на внучку и покачала головой. – Тебе бы такого мужа, как Сережа. Жаль, что он уже не может с тобой познакомиться.

Я прикинул в голове: если Сережа почти ровесник Зинаиды, значит, ему больше сорока, и чуть не зарыдал от смеха.

– Почему не может знакомиться? – подавляя смешок, спросила сестра. – Он что умер?

– Почему умер? Женился.

– И пить начал? И курить? Наркоман, не? Работу бросил?

– С чего бы? Ты что несешь? Женился он! Очень хороший парень был!

Зинаида шепнула Ксюше на ухо:

– Ага, женился. Теперь стирает, моет, гладит и каждое утро взбивает гоголь-моголь, но сам не ест, жена не разрешает.

Я через весь стол взорвался смехом, сестра и Зинаида расхохотались вместе со мной. Но недолго мне пришлось смеяться, муж одной из двоюродных сестер вспомнил, что до сих пор не прозвучал мой чарующий голос.

– Максим, вечер идет к концу, а ты еще даже не спел нам!

– Сегодня не в голосе. Приходите в театр. Буду рад увидеться там с вами.

Родня принялась уговаривать спеть, как маленького ребенка рассказать стишок, взобравшись на табуретку, чтобы потом засыпать радостными возгласами и подарить леденец. Я противился, как мог, не хотелось мне надрывать горло, стоя в родственном кругу. Вдруг Костя, заглушая просьбы, расхвастался своей новой крутой должностью – начальник юридического отдела самой крупной страховой компании, при этом подмигнув мне. Гости сей же час потеряли всяческий интерес ко мне.

Гости разошлись. Я остался ночевать у родителей. Мы все сидели в гостиной, каждый был занят своим делом. Отец переключал телевизионные каналы, мама устроилась в кресле, что-то вязала. Мы с сестрой заняли небольшой диванчик. Она читала книгу, а ее голова покоилась у меня на коленях. Я аккуратно, почти незаметно, провел руку под книгу и резким движением схватил пальцами сестру за нос. Она таким же быстрым движением ударила книгой мне по голове. Родители удивленно покосились на нас, а мы уютно растеклись на мягком диване и хихикали.

Ночью мне приснился странный сон. Я, одетый в сценический костюм, на табуретке вокруг родственников открыто заявляю, что гей, и мы с Сережей решили пожениться вопреки всему миру. Зинаида рассмеялась, а бабушка помотала головой: «Такой хороший парень был!»

Часть 5. КСЕНИЯ

Я тряслась в утреннем, переполненном автобусе. Конец августа, а жара стояла невыносимая с утра. Платье прилипло к потной спине, какой-то прокуренный мужчина прилип своей потной спиной к моей, я еле сдерживала рвотные позывы. Через полуоткрытое окно долетал горячий сквозняк и разносил запах пота и табака по всему салону автобуса. Одной рукой я крепко держалась за поручень, хотя в том необходимости не было, в автобусе не продохнуть от тесноты, второй отмахивала со лба налипшую челку. Меня слегка потряхивало, было страшно показаться в прокуратуре. Я так и не ответила на его сообщение. «Ты всегда молчишь». Почему я молчу? Порой мне казалось, что я чересчур болтливый человек, особенно если меня зацепить на любимую тему.

«Я хочу чаще слышать твой голос!» Как это понимать? Кричать на все здание? Ничего не понятно. Что он хочет от меня? Чем ближе приближался к остановке автобус, тем сильнее сжимался желудок. Я чувствовала себя как перед экзаменом. Не знаешь, в каком настроении пребывает преподаватель и какой билет вытащишь. Так и здесь. Как повести себя с Удальцовым, пошутить или промолчать? А лучше всего пойти разбирать архив! Перспектива остаться незамеченной на весь день немного меня подбодрила.

Я стала пробиваться к выходу заранее, за одну остановку до своей. Руки заняты, поэтому наушники остались в ушах. Как раз играла «Salutando ti affogo» Тициано Ферро.

Попав на улицу, наконец, можно было свободно вздохнуть и свободно выдохнуть, а под дивное звучание музыки мир вокруг еще прекраснее. Ярче солнце, деревья зеленее, и легкий ветерок развивает волосы, как у актрисы немого кино. Не слышен гул и шум. Только музыка.

Неожиданный свист прервал идиллию. Что-то больно ударило по ноге. Я пошатнулась, но удержала равновесие. Что за хрень? Глянула на светофор – зеленый.

– Совсем чокнулся??? Глаза разуй!!! Зеленый для пешехода! – Я перешла на крик. Не заметила ни марки автомобиля, ни цвет и номер. – Купил права, так давай дави всех!

Из автомобиля выскочил перепуганный мужчина. Я не разглядела его, в глаза бросились очки, не солнцезащитные, а оптические. Он что-то говорил невразумительное, может, ругал меня, а может, извинялся, через наушники слова не различались. Я так разозлилась на непутевого водителя, что слушать извинения было невмоготу. Единственное, хотелось закопать его на этом переходе. Мужчина упал на колени и схватил мою ушибленную ногу.

– Ты обалдел? Ты чего меня трогаешь? На хрена тебе очки, если ни хрена не видишь? Тебе красный, а мне зеленый горит!!! Дальтоник хренов!

Я почувствовала, как довольно сильные мужские руки кольцом сжимались вокруг ноги, а в глазах под линзами заискрилась злость. Выдернув ногу и совершенно не понимая, что на меня нашло, пнула капот машины. Злосчастный каблук попал в решетку радиатора и застрял намертво! Не дожидаясь, пока владелец покалеченного автомобиля придет в себя и заставит оплатить ущерб, хотя сам виноват в том, что наехал на меня, я махом расстегнула застежку, освободила ступню и пустилась убегать, ковыляя на одном каблуке. Мужчина погнался за мной, тогда я скинула вторую босоножку и, дав деру, скрылась во дворах. Всю дорогу я непрерывно хохотала, такого со мной еще никогда не приключалось: опасность взбодрила тело и дух, я забыла об Удальцове и его глупой просьбе. Больше никогда не буду ходить в наушниках по городу, еще одно тысячное обещание.

Поднявшись на свой этаж (хорошо по пути никто не встретился), я незаметно юркнула в канцелярию к Наде. Между нами повисла немая тишина, бушевал только кулер с водой, издавая почти умирающее бульканье.

– Это еще что? Новый стиль? Я не знала, что теперь так модно ходить!

– Последний писк! Только вот не моды, а автомобиля!

Я рассказала о произошедшем, сбиваясь на истеричный смех либо на возмущение, костеря водителя последними словами.

– Ой, ну вот дуреха! Туфли зачем ему отдала? Додумалась же!

– Я вообще не думала! Надь, что делать?

– Подожди-ка! – Надя принялась что-то искать в шкафу.

В канцелярию зашел Удальцов. Вероятнее всего, его привели сюда шум и смех. Завидев меня, его глаза заблестели, но словив мое заметное стеснение и то, как быстро я поджала под себя ноги, он увидел творящееся безобразие в начале рабочего дня: не хватало, чтобы кто-то из заявителей увидел босоногих сотрудников, объясняй потом, что я вообще никакого отношения к прокуратуре не имею, – настроченная жалоба может спокойно лечь на стол прокурора.

– Не понял? – с недоумением спросил начальник.

– Жарко. Люблю, когда ноги дышат, – ляпнула я и тут же пожалела о сказанном. Ему на глаза попалась Надя, вынырнувшая из шкафа, с парой туфель.

– Надя! У вас показ мод? Вы в своем уме? Немедленно прекратите и займитесь делом! – Разъяренный Удальцов еще раз обвел нас взглядом и с выражением самого главного начальника вышел, пообещав проверить, вняли ли мы его приказу.

– А сам с кружкой был, заметила? Сейчас свернет в кабинет второго заместителя, закроются на весь день и будут болтать, баб обсуждать. – Она высунулась в коридор, маленько постояла и кивнула головой. – А я что говорила? Закрылись. Вот, держи, что нашла. Я в них зимой переобуваюсь, еще со школьного выпускного храню, как реликвию.

– Великоваты.

– Других нет, могла и этих не найти.

Оказалось, что за полгода до моего прихода, прокурорские сотрудники занимали другое здание, прямо на набережной. Владелец здания разорвал аренду с прокуратурой и планировал открытие большого магазина элитного женского нижнего белья. Во время переезда в новое здание грузчики под шумок украли Надины туфли, которые она вырвала из загребущих рук, пиджак прокурора с медалью, принтер и две пачки офисной бумаги заместителя.

– Придется звонить Максу. – Я набрала его номер и попросила оказать услугу по доставке обуви. Максим удивился, вдался в расспросы, на что я ответила кратко: «Позже расскажу».

Пришлось полдня просидеть без дела в Надиных сменных туфлях на два размера больше. Ничего неделание меня начинало понемногу угнетать. После обеда Удальцов попросил зайти к нему. Желания не было, учитывая мой «презентабельный» вид.

– Нужно кое-что обсудить. – Сразу с порога начал начальник. Я напряглась. – Наш Павел, старший помощник прокурора, уходит в область прокурором отдела. Сейчас ему необходимо пройти аттестацию.

– Здорово. Павел заслужил. – Я была рада за него, но стало грустно, что он уйдет от нас. За советом, помощью и просто добрым словом я обращалась именно к нему. На самом деле, мне было грустно от того, что хорошо общалась я только с Надей и Пашей, значительно старше меня и Нади. Больше приятелей в прокуратуре не было, и Удальцов с нездоровым интересом ко мне был не в счет. – Будет его не хватать. Печально, что старый коллектив постепенно распадается.

– Да, грустно. Но не в этом дело. Освобождается место. Ты это понимаешь?

– Естественно!

– Я хочу, чтобы освободившееся место заняла ты.

– Я?

– Да. Я хочу сделать так, чтобы эту должность заняла ты, – повторил он.

– Но как же? Как же резерв, как же диплом магистра? Это же распоряжение генеральной! Это невозможно. Невозможно обойти правило.

Удальцов повернулся ко мне спиной. Он молча смотрел в окно. Я не знала, что и думать. Меня поразило его желание. На минуту мою голову посетила мысль, если я ему действительно не безразлична, пусть не в романтическом смысле, а в профессиональном, как специалист? Но так ли это?

– Скажи, ты готова сейчас занять эту должность? От тебя требуется только один ответ: да или нет! – Начальник был настойчив и тверд.

– Я… Не знаю. Да, скорее всего, да. – Внутренне я не была готова, все происходило слишком быстро. Я ждала этого предложения больше года. И вот теперь от меня требовался ответ, одно слово, которое решит мое будущее. – Но как?

– Не думай об этом. Об этом позабочусь я. – Его голос перестал быть твердым. – Только при одном условии!

– Да?

– Я хочу чаще слышать твой голос.

Звонок. Мой телефон. Максим. Слава небесам!

– Извините, мне нужно выйти, ответить, – на одном дыхании выпалила я и кинулась прочь.

Удальцов явно остался разочарованным в происходящем. Я спустилась на первый этаж и вышла из прокуратуры. Состояние такое, что меня сначала сбил трамвай, а потом тащил несколько километров за собой. Замечательно, меня сегодня действительно чуть не сбили. Ох, лучше бы сбил!

– Что случилось? – Макс передал мне коробку.

– Ты чем слушал? Я же сказала бежевые! А это коричневые!!! – Что-то слишком многовато на сегодня дальтоников. – Вот к чему они?

– Какая разница? Кто заметит-то? Кто вообще смотрит на цвет? Не босиком же идешь!

– Сегодня пришлось и босиком. Не понимаю вас, мужиков, говоришь одно – делаете другое. Хочешь, чтобы все было так, а у вас все через одно место!

– Выкладывай! – приказным тоном сказал брат.

С чего начать? С того, что меня хотят взять на работу, или с того, что чуть не умерла с Тициано Ферро в ушах. Решила начать с худшего.

– У нас место освободилось. Хотят взять меня.

– Серьезно? Слушай, это же отлично. Ну, улыбнись ты! – Макс взял меня за подбородок и внимательно посмотрел. – Ты не рада?

– Почему? С чего ты взял?

– Не обманывай меня! Я тебя знаю. Что произошло?

– В общем, Удальцов сказал, что это он хочет меня на эту должность. И именно он позаботится о том, чтобы меня взяли.

Повисла тишина. В машине надрывался только приемник.

– Почему молчишь? – Я надеялась, брат первым выскажет то, что сама боялась произнести вслух.

– Ты ведь сама знаешь.

Знала, но слова застряли в горле.

– Придется отблагодарить его. За каждый подарок приходится платить. – Брат немного помолчал, потом добавил: – Все зависит от того, что ты сама к нему чувствуешь! Если он тебе нужен, радуйся. Если нет, не вижу смысла продолжать дальше. Просто откажись и все, действуй по старому плану: получай ходатайство прокурора, в резерв и на работу. Если хочешь знать мое мнение, то лучше отказаться.

– Год в трубу вылетит, к чертям! Эти последние пять месяцев меня совсем извели. Я не знаю, как поступить! Да, он мне нравится. Я о нем думаю. Его присутствие меня волнует! Но это аморально! У него жена! И он не разводится, если чувствует ко мне нечто большее, чем обычное плотское желание! Разве я не права?

– Права. Конечно, права. Я полностью тебя поддерживаю. Поэтому и говорю, что вся ситуация будет сложной для тебя. Ты не такая. Согласишься, он потребует расплатиться, ибо он не даром делает такой широкий жест. А ты не сможешь, пусть и он тебе не безразличен. Была бы другой, то его жена не была бы ему женой.

– Я не хочу быть как все. – Я покачала головой. – Может, мы зря так о нем думаем? И он хочет себе в команду хорошего специалиста, вот и все. Никакой романтики. Как тебе такой вариант?

– Может быть. Не будем о плохом. – Макс кивнул в знак согласия и поцеловал меня в макушку. – Все образуется! В любом случае принимать решение тебе, к моему мнению ты можешь только прислушаться.

– Спасибо. Я знаю.

До конца рабочего дня оставался час. Иван Николаевич попросил меня помочь ему со статистикой. Статистика – кошмар наших дней. Целая груда статистических карточек, отображающих полное движение уголовных дел. И каждую карточку необходимо проверить на достоверность. Унылая и утомительная работа. Неудивительно, что Удальцов позвал на помощь, – один он бы и до утра не справился.

Я глянула на часы. Половина девятого. Время пролетело незаметно. Постепенно работники этажа разошлись по домам, и мы с Удальцовым остались одни на этаже. Чтобы немного размяться, я встала и подошла к окну. Наши окна выходили в центр города. Наступала осень, и темнеть стало на улице раньше. Уже зажглись уличные фонари, у жильцов из соседних домов в окнах загорался свет. Мне нравилось это время суток. Не сумерки, а то, что позже. Сумерки наводили на меня грусть, казалось, что в этот часовой переход между днем и вечером мир замирал в ожидании чего-то. Все покрывалось прозрачной дымкой и не шевелилось, будто зависало на паузе. С окна открывался красивый вид. Я облокотилась на широкий подоконник и разглядывала вечернюю улицу. Машины, прохожие, все спешили, но уже с работы домой. Другая спешка, однако такая приятная в отличие от утренней безудержной гонки на работу.

В отражении окна я заметила, как Удальцов приблизился ко мне.

– Красиво! – Он смотрел через мое плечо в окно.

– Да, очень. Вечернее и ночное время – это мое время.

Мужчина вопросительно посмотрел на меня. Я улыбнулась.

– В том смысле, что люблю это время суток. Вечерние прогулки под горящими уличными фонарями, ночное звездное небо. Оно волшебное. Вы часто смотрите в небо?

– Нет, не часто. С города его совсем не видно. Мешают высотки, из-за этого ночное небо слишком высоко. Я смотрю, ты романтик.

– Почти. Вы верите в примету: если упадет звезда, и за эту секунду успеть загадать желание, то оно сбудется?

– Какая ты глупая! – Удальцов мягко засмеялся. – Не звезды исполняют наши желания, а люди! – Вдруг его руки оказались на моих бедрах. – Если тебе так лучше, загадай сейчас желание. Я исполню его. – Еще секунда, его губы на моей шее, руки постепенно поднимались выше.