Текст книги "Убить своего дракона"

Автор книги: Ксения Баженова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Ольга смотрела в открытое окно на мокрые после грозы кусты, отметила, что на деревьях уже много желтых листьев, и они готовы оторваться и спикировать на постепенно остывающую после лета землю. Видела домработницу, та бродила по саду и звала Лялю. Тревожная мешанина, во время которой голова будто жила своей отдельной жизнью, потихоньку отступала. Состояние, когда бестолковые, мелочные, трусливые мысли устраивали у нее в мозгу свои суетливые путаные танцы, последнее время возникало все чаще, и Ольга, боясь, что наступает старческое слабоумие, увеличила дневную дозу кроссвордов. И пожалела, что не рассказала врачу об этих «блошиных приступах», как она их называла.

Думала о том, что Марк сегодня должен приехать подписывать новое завещание и что он, ее настоящий друг на всю жизнь, вдруг стал обижать Лялю, да так, что она нагадила ему в ботинки. Но он привезет переделанное завещание, она его подпишет, это уже решено, и будет спокойна. Все равно, кому достанутся деньги, главное – чтобы Лялечка жила долго и ни в чем не знала нужды. Ведь ее послал Гриша! Нет! Не все равно кому! Владлену тоже послал ей Гриша! «Не зря я ее встретила на кладбище, и она меня спасла от той ненормальной старухи». Соседи говорили, что бабка опасна и частенько пребывает не в своем уме, живет в развалившейся избе на том пологом берегу пруда, некоторые добавляли, что ее отца и брата пристрелили охотники за оборотничество, и она сошла с ума. Сказки какие-то! Но страшновато. Не по себе становилось и от того, что не давала покоя мысль, будто она ее видела когда-то очень давно. А что до Владлены: ну, хамоватая, простая, но добрая, заботливая и работящая. Гриша не зря ей такого человека послал, чтобы она избавилась от своего снобизма. «Ему-то он был не присущ, он всех уважал – от дворника до министра, это я все время задирала нос. Владлена – урок смирения. Завещав ей все, я не только позабочусь о Ляле, но и порадую Гришу…»

– Вот она, хулиганка! – домработница внесла на вытянутых руках мокрую кошку. – В углу сада сидела, там, где рабочие нашли старый колодец, когда стригли кусты. Вся в земле извалялась, орала как полоумная. Пришлось окунуть в бочку с водой. Пусть вот на кресле пока посидит, просохнет. – Она кинула на кресло Лялин пледик и посадила на него кошку.

Та подвернула под себя лапки и, жмурясь, стала греться.

– Ой, Владленочка! Пусть кусты оставят, не выкапывают. А что за колодец?

– Кусты оставят, не переживай. Подстригут только, чтоб покрасивше было. А в самом углу за ними, у забора, представляешь, нашли колодец. А ты о нем не знала?

– Нет! Ничего про колодец не знаю. Сколько себя помню, всегда воду носили из артезианского, что за углом. Пока водопровод не провели. Впрочем! Отец говорил что-то про отравленную воду, но я точно ничего не помню, могу ошибиться. А что, глубок ли колодец?

– Да пока не знаю. Я им сказала прибрать рядом да досками его закрыть, чтоб, не дай Бог, никто туда не упал, кошка или какая другая тварь. Они лягушек оттуда дохлых вытащили, вот Лялька там и валялась на падали. Орала, будто не своя. Ну ладно, дел полно. Да твой шиповник, поди, готов. – И заворчала: – Все одна да одна. А кто в доме хозяин?

– Ты хозяйка, Владленочка, ты. Какая уж из меня хозяйка? Как решишь, так и сделаем. Только кусты оставьте. Это еще папина сирень.

На сердце по-прежнему висела тяжесть, и дышалось с трудом. Едва, как ей показалось, она сомкнула глаза, скрипнула половица.

– Марк! Ты? – вздрогнула Ольга. – Я не слышала твоей машины. Видно, задремала.

– Здравствуй, Оленька! – сказал он, стоя в дверях. – Я машину оставил подальше, напротив вашей калитки целое озеро образовалось после грозы. Владлена тебе собрала тут целую аптечку, а сама пошла за дом к рабочим. Капли тебе куда и сколько?

«Надо же, удостоен Владленой принести поднос. Та его не любит за то, что „больно пижонистый“. Наверное, совсем забегалась по хозяйству. А может, хочет нас помирить. Вот простая, а такая хорошая. А умники оказываются подлецами», – растроганно подумала Ольга, прежде чем ответить, и, наблюдая как Марк, протянув вперед руки, занятые подносом, толкает портфель ногой из-за двери до дивана, а лекарства в «розах на синем» и стакан с отваром шиповника пристраивает на заваленный журналами столик, пыталась угадать, в каком он настроении.

– В воду, двадцать пять, спасибо.

Он стал отсчитывать капли, руки его немного дрожали. Вообще он вел себя очень нервно и рассеянно, долго что-то искал в своем огромном портфеле, ронял то бумаги, то ручку.

– Марк! Мне кажется, ты на меня обиделся.

– Оля, все хорошо. За что мне на тебя обижаться?

– За это завещание. Я не знала, что ты так не любишь Лялю, мне казалось…

– Двадцать четыре, двадцать пять… Оля, не заводи старую песню. Я не делал Ляле ничего плохого.

– Если ты так считаешь… – Подбородок ее задрожал, она отвернулась к окну и замолчала. Об этом, подумала, она тоже забыла рассказать доктору, как и о «блошиных приступах». Да! Она болела, перманентно находилась в депрессии, но так легко никогда не плакала, а сейчас слезинки выкатывались из глаз неожиданно для нее, при этом старчески начинали трястись руки и голова.

– Олюшка! Мы переделали завещание на Владлену. Андрей уже поставил печать. Все, подписывай и давай покончим с этим, – произнес он нежно, видя ее состояние.

– Я не хочу, чтобы так со мной разговаривал!

– Как я с тобой разговариваю? Как? Мне думается, нормально.

– Обиженно.

Он улыбнулся ей, как капризному ребенку:

– Прими лекарства, пожалуйста, и займемся делами. Дружочек! Тебя всю трясет, и слезы в глазах, как будешь бумаги подписывать?

– Зайди через полчаса, пожалуйста, мне надо настроиться. Ты своим тоном выбил меня из колеи.

– Как скажешь! – Марк раздраженно схватил портфель и вышел, а Ольга подумала, что еще час назад была уверена в своем выборе, но сейчас заново начала сомневаться и испытывать чувство вины по отношению к старому проверенному другу. Но она не хотела себя приписывать к клану полоумных вздорных старух и решила быть твердой до конца, даже если не права. Она поднялась, чтобы подправить прическу, не хотела выглядеть некрасивой в глазах Марка, иначе он потеряет к ней всякое уважение, а ей очень не хватало его поддержки и общения. В голове на мгновение вдруг снова взбесились мысли, превращая процесс мышления в спор обезумевших психов. Будто она стояла на палубе корабля, болтающегося на волнах, где-то совсем поблизости от Бермудского треугольника, который вытягивал из нее силы, эмоции и последнее здоровье.

В дверь постучали, и вошла Владлена:

– Дал тебе адвокат-то лекарства?

Ольга кивнула и глухо произнесла, стараясь казаться бодрой:

– Он завещание переписал. Теперь все твое будет. Только Лялю не бросай.

– Снова-здорово! Ты еще Лялю свою переживешь!

– А где Марк?

– Да в комнате у себя, просил его не беспокоить. Может, прилег, и ты отдохни пока. Вот куда вскочила причепуриваться? Мало что днем чуть пол не словила, – поучала Владлена, укладывая ее в кровать.

«Я правильно сделала, что завещала все ей, – подумала Ольга. – Марк не спросил даже, что сказал врач, хотя о визите знал».

Голова отяжелела, и мутило все сильнее. Она то проваливалась в пустоту, то выныривала из нее в топкое болото. Помнила, как снова зашел Марк с бумагами. И отчего-то не хотелось их подписывать, все было как в тумане, пыталась читать, буквы размывались, но краем расплывшегося сознания увидела несколько раз имя помощницы и везде, где он просил, поставила свои подписи. Марк стал ей что-то рассказывать об общих московских знакомых, и под звук его голоса она наконец-то провалилась в спасительный сон, после которого, ближе к вечеру, ей стало немного полегче. Сознание более-менее прояснилось, и появилась даже некоторая четкость мыслей. Природа тоже не теряла завоеванных осенних прав и разразилась еще одной предвечерней грозой: сильной, с громом и молнией, но короткой.

На бабушкином кресле недовольно мяукнула Ляля и убежала – ее встревожил шумно ворвавшийся в комнату Коля. Ольга к нему так привыкла и привязалась, что считала его почти своим сыном. Действительно, как может быть дремучая Владлена матерью такого обходительного, умного, воспитанного мальчика. Жаль, что у нее, Ольги, нет детей, которые, вот как Коля, слушали бы рассказы о ее молодости, об искусстве, восторгались ими и, смеясь, говорили, какая она до сих пор красавица. Да, да! Несмотря на «немного за пятьдесят». Он всегда привозил ей что-нибудь вкусненькое из Москвы, то баночку икры, то коробку конфет, в день рождения привез французского шампанского, она выпила почти целую бутылку, страшно подумать! От этих воспоминаний Ольга даже кокетливо засмеялась. И все время помогал – гвоздь прибить, картины перевесить, и восхищался ее тонким вкусом. Курил только, вот беда. Но ничего – образумится. Сегодня ее любимец, кстати, единственный, кто подробно осведомился о визите в клинику, привез гранатовый сок, его ей настоятельно советовал употреблять врач, и они выпили по бокалу за здоровье. Но поболтать не удалось. Коля сказал, что спешит и заехал всего на несколько минут: – Вырвался ненадолго проведать любимую тетю!

Да, он так ее называл. И Ольга этим очень гордилась. «Надо же, в два раза больше времени на дорогу пришлось потратить, а не поленился тащиться на электричке. Вот еще одно подтверждение того, что я все сделала верно, решив переписать завещание на Владлену. В итоге все достанется Коленьке».

– Вот тебе, Ляля, новая народная примета: какова гроза, таков и Николашин визит. Милый ребенок, не поленился проведать и узнать о моем посещении врача лично, – обратилась она к кошке, которая вернулась на прежнее место.

Немного повеселев и кое-как собравшись с силами, Ольга Андреевна перебралась на веранду, прислушиваясь к своему состоянию, она пыталась читать новые журналы и слушать музыку. Скользила взглядом по разноцветным стеклышкам и думала, что все должно быть, как она решила. Так ничего не пропадет и не разрушится. Может, дети и внуки у Николаши пойдут, снова дом наполнится детским смехом, ее-то был последним здесь. И вообще у мальчика хороший вкус, он ничего не тронет, все оставит, как сейчас.

Вечера, когда грозы кончались на закате, Ольга Андреевна помнила хорошо. Солнце последними лучами освещало разноцветный витраж, над вязаньем замирал бабушкин быстрый крючок, а дед над пасьянсом застывал с картой в руке: они любовались игрой света, обменивались довольными понимающими взглядами. Она ласково провела ладонью по кружевной скатерке (А Владлена, страшно подумать, хотела ее выбросить: – Кому эта рвань нужна!). Потом, уже без них, в такие вот вечера Ольгино сердце наполнялось тихой гордостью, что все незыблемо, ничего не изменилось, они с мужем постарались сохранить творение ее предков. Вот и сейчас весь арлекинный наряд веранды празднично сверкал (конечно, благодаря тщательной работе Владлены: – Ну каждое стеклышко отмыла!) и посылал ей добрые воспоминания.

Ольга обвела взглядом темнеющий сад и удовлетворенно подумала, что несмотря на странное черно-белое поведение дня, когда настроение, как у опасного шизофреника, слишком часто перескакивало от прекрасного к ужасному и наоборот, он все-таки получился хорошим.

То, что «Андревна» провела на веранде весь вечер, вызвало большое неудовольствие Владлены. Приходилось в перерывах на рекламу бегать на кухню и носить ужин для хозяйки. И пижонистый этот куда-то ушел, сказал гулять, и нет его до сих пор, а так сам бы и поухаживал за своей подружкой. Только до того ли ему – его всего лишили! Пропустив новости культуры и спорта, она шмякнула на стол подносик с «толстенькой совой» и стаканом отвара, снова успела притулиться неудобно на стуле, как раз на титрах очередного ток-шоу, и в конце концов, побурчав что-то про полуночников, удалилась перестилать «барыне» белье. Ольга, для себя объяснившая крайне недружелюбное поведение Владлены стрессом, который испытала та, узнав про завещание, не обращала на ее ворчание никакого внимания и даже испытывала некое умиление. Ей же самой становилось все хуже.

На улице стемнело, и дом затих, а Ольга Андреевна все сидела на веранде, промокая салфеткой испарину на лбу. Потом усилием воли заставила себя подняться. Тут же прибежала Владлена, и она попросила отыскать и принести к ней Лялю, а сама с трудом добралась до спальни. Вновь пойманная у колодца кошка не хотела лежать рядом и, как только хватка Ольгиных рук немного ослабла, сразу улизнула. Дыхание скакало, как расшалившийся щенок, то замирая совсем, то начиная бесноваться. В груди под сердцем поселилась холодная пупырчатая жаба ужаса, которому она не могла найти причину. Ольгу била дрожь. Сознание походило на пьяного мужика, который то приподнимался и волочился, то тяжело падал и проваливался в забытье.

Всплыла картинка, как зашла домработница, тихо ругаясь, что опять на ночь оставили окно открытым. Но Ольга Андреевна не реагировала. Она думала спокойно: «Неужели конец? Если умру, то, слава богу, именно так, как мечтала, и со спокойной совестью, ведь с Марком все оговорено. И, по-моему, вы сегодня ошиблись, дорогой профессор!»

К ней кто-то заходил… Не могла вспомнить, перед Владленой или после. «Мужик» тогда как раз тяжело шлепнулся оземь. И она, кажется, видела шприц…

Может, вызвали врача. Нет, она узнала… Но зачем? Зачем? За что?

Ее придавило цементной плитой, мозг разрывался на части от непонимания происходящего, хотелось позвать кого-то, но рот перекосило, парализовало, и звуки комком глохли и застревали в горле.

Где Ляля?

Тонкую нить, что привязывала истосковавшееся сердце к организму, изнутри старательно пытался перерезать миниатюрным ножичком неведомый народец, который жил себе смирно под присмотром Курса Лечения, но вдруг сверг своего надзирателя и пошел вразнос. А давайте оторвем сердечко, посмотрим, что будет! А давайте остановим кровь, бегущую по венам, и сделаем так, чтобы руки онемели! Уши заложило ватой, и… ниточка, на которой болталось, как елочная игрушка, сердце, практически уже оборвалась.

Ольга увидела, как отворяется дверь и входит Гриша:

– Оленька, родная! А мы ждали тебя много позже. Ну если так, пойдем!

– Здравствуй, Гриша! Я так рада, что ты пришел за мной…

Ольга легко скинула одеяло и, лишившись тела, поплыла вслед за мужем. Но если бы кто-то смотрел на нее со стороны, то увидел бы, как она изо всех сил пытается встать, трясется, старается найти опору и, не найдя, падает с кровати. Она чувствовала холод пола и издавала невнятное мычание. И в черном окне видела расплывчатую луну над силуэтами кустов, и смотрела на нее полными ужаса и недоумения глазами, из которых текли слезы, но она их чувствовала не кожей, а только душой. Вопросы еще слабо трепыхались в голове, потом затихли. Ее перестал беспокоить сквозняк, тянущийся из-под двери. И все тело пронзила внезапная и острая боль. Сердце оборвалось, и наступила тишина…

Наутро ее нашли на полу, лежащую рядом с кроватью.

– Тромб, – заключил после осмотра трупа, лекарств и опроса присутствующих высокий полный врач с красным потным лицом в обтягивающем мощные плечи грязноватом халате. Ольгу Андреевну запаковали в пакет и погрузили в машину.

* * *

За несколько часов до этого Марк ушел в лес. Он, не разбирая пути, забрался в самую глушь и сжег там завещание на имя Владлены, пустив пепел по ветру. Так далеко уходить было необязательно, но Марк не хотел видеть людей, сейчас он жаждал абсолютного одиночества. В экземплярах, которые подписала Ольга, стояла фраза, что в случае его смерти все имущество переходит домработнице. Андрей даже не заподозрил ничего, ну подумаешь, Ольга решила добавить в свое завещание помощницу. Чего лишний раз тащиться по пробкам, и так дел по горло. Они добавили эту фразу в шаблон старого завещания, и нотариус поставил печать. Он понимал, что действует незаконно, но работал и дружил с Марком уже почти три десятка лет и знал его как человека безупречной честности. К тому же всем известно, что Ольга его давняя подруга. Марк же прикрыл этот документ завещанием, которое составил сам на имя Владлены, шлепнув на него какую-то левую печать, и Ольга, увидев в сонном тумане нужное имя и фразу, подписала фиктивное верхнее и нужное ему нижнее. Хотя, может, и зря он так перестраховывался. Она была такая мутная, что подписала бы все не глядя. Хотя нет, пыталась проявить бдительность. С чего она стала ему не доверять? Что могла напеть ей эта вздорная баба, чтобы лучшая подруга так унизила его? Он злился на Ольгу и придумывал себе повод для оправдания. Могло бы все сорваться, если бы он не придумал так сделать. Марк пытался занять свой мозг этими размышлениями, чтобы заглушить чувство вины, но ведь он не мог поступить иначе. Он должен был воспользоваться данным ему шансом. Ольга все равно умрет, Владлена дешевая аферистка, а ему еще жить. И он не переставал мечтать о семье, а может, и о детях. А о кошке он будет заботиться, и об Ольгином саде, и о могилках.

Вдруг Марк услышал сзади шорох, будто кто-то крадется. Обернулся – никого. Снова шорох, но он не стал обращать на него внимания и ускорил шаг по направлению к дому. В воздухе запахло грозой. Стремительно темнело, лес накрывали сумерки. Из деревни тянуло запахом дыма, лаяли дворовые псы, и это был для него ориентир, хоть непонятно, отчего ему стало жутковато в сереющем лесу. Треск сучьев, раздавшийся прямо за спиной, заставил его резко обернуться. От неожиданности Марка передернуло, как от удара током. Всего в метре от него стояла старуха в лохмотьях. Увидев его наполненные страхом глаза, она начала хохотать безумным смехом, обнажив беззубые десны и выкрикивая матерные слова. Марк не мог сдвинуться с места, на расстоянии несло запахом мочи, она громко визжала, крутилась волчком, и он различал среди жуткой брани: «Вернулся! Ха-ха-ха-ха-ха! Вернулся! Жег, жег бумаги! Я все видела. Я все время за твоей спиной! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Убийца! Вор! Убийца! Вор! Ха-ха-ха-ха!» Он замер, пытаясь вспомнить, что ему напоминают вопли юродивой. Но внезапно та прыгнула на него, схватила за рукав куртки и повисла на нем, вцепившись зубами. Он очнулся, изо всех сил отшвырнул ее и, задыхаясь, бросился бежать, не разбирая дороги. Черепная коробка трещала, и казалось, сделай он чуть больше усилий, она разлетится по швам, и сосуды, натянутые, как морские канаты, лопнут и повиснут. Дикий животный страх настолько охватил его, что Марк не видел ни деревьев, ни корней, падал, ударялся, вскакивал через секунду, как киборг, не замечая боли, бежал дальше, и живот его пульсировал, отбивая такт его скачкам.

Владлену разбудило чувство острой ненависти. Выдернуло из сна, как страшное видение или резкий звук. А может, действительно что-то приснилось, только этого она не помнила, осознавая лишь то, что видит в реальности. А в реальности были предрассветная мгла за окном и комната, которую ей выделила Ольга. Скорее каморка, в которой помещались только дурацкая скрипучая кровать с лакированными дээспэшными спинками и неудобным матрасом, старая тумбочка да стул. Ненависть породило чувство униженности, которое она испытывала в этом доме и до поры сдерживала, но сейчас оно прорвалось обжигающей волной. Она вдруг осознала, как ей мерзка эта зарвавшаяся, никчемная, больная бабенка, строящая из себя барыню. Голова Владлены походила на помойное ведро: мысли, расталкивая друг друга, роились в мозгу, похожие на грязных червей в протухшем мусоре, и пожирали свою хозяйку. Если бы кто-нибудь решился и выловил их и разложил по порядку, то получились бы примерно такие рассуждения: «Мерзкий адвокатишка относится к ней исключительно как к подавалке, надменно и не обращая внимания. Ольга строит из себя благодетельницу. А сейчас, когда завещание уже переписано на нее, она делает это в удвоенном размере. То есть, с одной стороны, интеллигентка хреновая ведет себя очень вежливо, с другой – всем своим видом выражает снисходительность и что „домработница“ должна знать свое место и почтительно относиться к хозяйке. Ха-ха! А хозяйка-то уже она. Ладно, ладно. Стоило прибирать дерьмо мнимой профессорши, чтобы поиметь чудесную дачку и квартиру». Владлена не зря сделала ставку на Ольгину любовь к мужу, ее сентиментальность, склонность к мистике. «Гриша ей Владлену послал!» Ее и кошку. Просто ухохотаться можно от смеха. Сама Владлена очень хорошо понимала причину Ольгиных страданий по покойному. Вшивая интеллигентка без мужа была никто, даже яичницу не умела приготовить. Чем она вообще мужика кормила? Небось он не жрал ничего, вот и помер. По сути Владлена заменила Ольге Гришу. Но очень, очень ловко заменила. Молодец. Что было б, если бы не маленькая война, спровоцированная ею между адвокатом и кошкой? И не подключившийся к ней маразматический Ольгин мозг? Кто же в здравом уме напишет завещание на абсолютно незнакомую бабу из-за того, что некому больше доверить кошку, которая, кстати, в первый же день Владлениного вступления в наследство получит пинок под зад вместе с пресловутыми старыми кустами жасмина и сирени. Уж больно эта чертова Ляля, посланная Гришей с небес, неприятно смотрит, относится к ней надменно и тоже считает ее шестеркой, да и наверняка знает кое-что о маленьких Владлениных проделках. Она с наслаждением отнесет Лялю куда-нибудь подальше в лес и там бросит. И это будет ее моральная компенсация за те унижения, которые она испытала в этом доме. Но скоро ли подохнет эта баба, вот в чем вопрос? Если раньше Владлена еще могла Ольгу как-то терпеть, то сегодняшнее утро показало, что критическая точка уже наступила. А вдруг ей придется жить с этим невыносимым чувством год или два? Осознавать, что вот оно, все уже почти твое, огородик, квартира, но на самом-то деле ни разу не твое. И чувствовать на себе этот снисходительный взгляд благодетельницы и подскребать за ней грязь, стирать белье. Ей был отвратителен даже запах Ольги. А может, хозяйке помочь, так, аккуратненько. Никто и не узнает. К врачам она ходить не хочет, состояние нестабильное. Но вдруг Владлена не сдюжит, сорвется, и тогда эта взбалмошная, ни на что не годная сучка снова перепишет завещание, а этого допускать нельзя. Да, помочь, помочь ей, пусть отправляется к своему Грише и передаст ему привет от родственницы… Владлена подскочила на кровати. Господи! О чем она думает… Ей стало страшно. Страшно от того, что она может это сделать в реальности, а не в мыслях. Надо взять себя в руки. Она умылась прохладной водой и приступила к своим обязанностям.

Первое, что сделала домработница, когда увидела лежащую на полу мертвую хозяйку – кинулась в комнату к Марку. Странно, но адвоката не было, хотя вещи и машина находились на месте. Отличный повод пошарить в его вещичках. Зайдет, так что ж? Он ей теперь не указ. Она здесь хозяйка. Владлена, вся дрожа, осмотрела комнату и ничего интересного, кроме портфеля и папки, не обнаружив, открыла папку и по мере того, как становился понятен смысл бумаг, которые она перебирала, ее лицо приобретало пунцово-красный оттенок, вены на висках набухали и наливались темно-синим цветом. Она пыталась освободить от спортивной кофты мгновенно взмокшее тело, но рука не слушалась, а в другой она держала папку. Тяжело плюхнулась на кровать, положила папку рядом с собой, стала сдирать с себя проклятую олимпийку. «Сейчас, сейчас сниму и перечитаю, может, мне показалось. Сколько лет она в ней ходит, протертой на локтях. И уже могла бы купить себе нарядную кофту. Но нет! Обманули, скоты, твари». Все это она говорила вслух, но не замечала, потом воздух перестал поступать в легкие, слова застряли в глотке. Она, как рыба, открывала безмолвный рот в надежде ухватить хоть глоток, а потом повалилась назад, больно ударившись головой о стену, но этого не заметила.

Резкий запах нашатыря шибанул в нос и, когда достиг мозговых рецепторов, Владлена открыла глаза. Перед ней, с мокрой ваткой в руке, стоял человек, который теперь стал ее самым главным врагом. Он спокойно смотрел на нее и ждал, пока «подавалка» придет в себя. Она пошарила рукой. Папки рядом не оказалось. Надо было сразу все порвать. Тогда бы не досталось никому. Как переменчива жизнь. Какие-то пару часов назад Владлена уже была хозяйкой дачи, московской квартиры и огородика, а теперь она снова чужая прислуга. Как близко было исполнение мечты – палец протянуть, и вот в один миг она почувствовала себя разбитой, раздавленной, старой обрюзгшей бабой. «Надо бороться, надо. Еще не все потеряно». Была обнадеживающая строчка в завещании. Эта дохлая селедка ее обманула, пообещала золотые горы, а потом удостоила горсткой меди. Унизила. Они же собирали документы, ее паспорт, просили подписать там, тут. Владлена видела, что завещание составлено на нее. Так обмануть и все разрушить! Но еще есть шанс восстановить справедливость. Кто убирал за Ольгой дерьмо, неужели этот седой зануда? Нет, убирала она, Владлена, кормила, поила, читала книжки, выслушивала ее тупые занудства. Значит, все должно достаться ей, и только ей. И Коленьке. Он ей не простит такого промаха. Надо действовать. Надо бороться. Все эти мысли роились в ее голове, пока Владлена пыталась сесть на кровати. Руки не слушались и подгибались, тело стекало.

– Владлена Семеновна, я папку забрал, – услышала она ненавистный голос. – Вам бы лечь нормально и поспать. Давайте помогу.

– Пошел вон, вор. – Она мотнула рукой, как плетью, и заехала по лицу склонившегося над ней Марка.

– Сука. – Он ругался редко. Только в крайних ситуациях. Но сейчас стал невероятно зол. Его охватила животная злость, он сжал зубы и кулаки, чтобы сдержаться и как следует ей не вмазать. Потом Марк схватил Владленины ноги и закинул на кровать. Подошел к столу и достал таблетку из коробочки с лекарствами, которую он принес из Ольгиной комнаты.

– Ты для Ольги никто. Ты сама обманщица и аферистка. Это она, невинная душа, тебя не раскусила, а я вижу насквозь. Поняла, ты?! Я вызвал «Скорую», Ольгу заберут, потом поеду в город улаживать дела по похоронам. И оформлять наследство. А тебе советую вести себя смирно, чтобы я не вышвырнул вас на улицу сразу. – Он больно сжал ей челюсти и запихнул в рот таблетку. – Запей, а то в глотке застрянет. Подохнешь раньше времени. – Он приподнял ее голову и влил из стакана воду в рот. Потом вытер руки о полотенце. – Голову мыть надо иногда.

– Это ты убийца. Ты Ольгу убил. Это ведь ты упросил меня дать ей лекарство, – прошептала она в спину выходящему Марку. На большее сил у нее не хватило.

Потом голова была тяжелой, виски сдавливало, и всю мутило. В доме раздавались голоса санитаров, которые переносили тело Ольги в машину. Марк заполнял какие-то документы. Зашли к Владлене. Она не смогла внятно отвечать на вопросы. Ольгу увезли, в доме наступила тишина. Владлена наконец поднялась и пошла на кухню. Налила себе рюмку водки, подогрела котлеты. Села.

На звуки в кухню вошел Марк.

– Не хотите помянуть? – спросила она.

– Налейте.

Она налила ему рюмку. Положила котлету.

– Надеюсь, не отравленные. Хотелось бы прояснить все прежде, чем я выпью за упокой души прекрасной женщины. Я понял, что завещание вы прочли. Так вот, это была последняя воля Ольги. Чем-то вы ей не угодили. Или она одумалась, что оставлять все абсолютно чужому человеку полный бред. Вы же ей не родственница, мы-то с вами это знаем.

Владлена рыпнулась.

– Спокойно, спокойно. Если вы меня переживете, то все это достанется вам. Хотелось бы верить, что вы не имеете к смерти Ольги отношения. Это ведь легко доказуемо. А, Владлена Семеновна?

Она снова попыталась вскочить. Упав, загремела табуретка.

– Ладно, ладно. Не надо нервничать. Присядьте. Мне этого совсем не хочется, но когда завещание первый раз составлялось на меня, Ольга очень просила не лишать вас крыши, пока вы не найдете себе жилье и работу. Я уважаю ее волю, поэтому разрешаю вам еще немного пожить тут или в московской квартире. Даю пару месяцев на поиск нового места. Видите, все не так плохо. Хоть вы мне как аферистка и человек, обманывающий свою хозяйку, о вас заботившуюся, глубоко неприятны, и я выгнал бы вас прямо сейчас. Хотя, следует признать, вы хорошо прибираетесь. Давайте выпьем.

Владлена еле сдержала себя, чтобы не вцепиться ему в лицо, не расцарапать его до крови, не выдрать глаза и волосы. Хотелось схватить этого зарвавшегося адвокатишку, который командует ею, как дешевой шестеркой, благодетельствует ее временным проживанием, и бить до изнеможения, пока он не превратится в кусок мяса, в огромный синяк. Владлена ненавидела его. Но она может здесь жить, а это шанс, и им надо воспользоваться. Она выпила и сдержалась. За свой дом надо бороться.

– Спасибо, Марк Анатольевич. Я постараюсь найти работу как можно быстрее. И Колю пока не выгоняйте. Недолго, пока я не найду новое место!

Они выпили еще по рюмке и разошлись по комнатам. Владлене хотелось выйти на улицу, облить все бензином, и чтобы Марк сгорел вместе с этим чертовым домом. Но дом ее, он станет им. Столько риска, столько обмана и зла, и ради чего?!! Поэтому она потерпит, ей не привыкать. Владлена ходила по комнате тяжелыми шагами. Грузная, похожая на разъяренного бегемота. Но она усмирит в себе бегемота. Потерпит и подумает, что делать дальше. И кое-что она придумала уже сейчас, чтобы хоть как-то усмирить свою клокочущую ненависть.

Марк же лег на кровать, скинув только обувь. По большому счету ему пока все равно, будет жить здесь Владлена или нет. Он просто хотел показать этой вконец обнаглевшей бабенке, что она зашла слишком далеко в своих притязаниях. Пусть знает свое место и пока здесь живет. Главное, что это не она убила Ольгу. За окном стремительно темнело, но спать совершенно не хотелось, несмотря на ночь, проведенную в лесу. Наверное, алкоголь действовал так возбуждающе. Он достал ноутбук и хотел послушать какую-нибудь медитацию, или шум моря, или пение птиц. Таких файлов у него накопилось в избытке. Слишком тяжелой и нервной была его работа. А эти небольшие зарисовки помогали расслабиться. Но пока он искал подходящий файл, его охватило пока еще необъяснимое тревожное чувство. Привыкший доверять своей интуиции, он отложил ноут в сторону и стал копаться в себе. Ответ пришел почти сразу: Ляля! Где кошка? Почему она не появлялась все это время? Он вскочил и поспешно надел ботинки. Прошелся по дому:

– Ляля, Ляля, кис-кис-кис.

Тишина. Заглянул в комнаты, вначале в Ольгину. Вдруг кошка лежит там, скучает, не хочет отзываться. Нету. Марк осмотрел все ее любимые места. Кресла, кровати, уголки. Вышел на веранду. Хотел выйти в сад, но, оказавшись на крыльце, понял, что там холодно, и, не включая света, вернулся, чтобы накинуть куртку. В большое панорамное окно, которое располагалось рядом со шкафом, он увидел нечто странное: под круглой луной цвета лимонного мороженого в углу сада, как раз возле колодца, мельтешит чья-то тень. Он пригляделся: кажется, Владлена… Вот она прикрыла старые камни фанерной доской, и, озираясь по сторонам, быстро направилась к дому. Марк замер. Просто остолбенел, парализованный страшной догадкой. Открылась дверь, Владлена сняла калоши: «Ну вот, еще одной сукой меньше», – жестко прошептала она и хрипло захихикала. Марк хотел задать вопрос, но не смог произнести ни слова. Он вжался спиной в шкаф и задержал дыхание. Владлена прошла мимо шаркающей походкой, уставившись глазами в пол, что-то бормоча себе под нос. Марк отчего-то боялся шелохнуться, одновременно ему хотелось накинуться на нее сзади, вцепиться ей в волосы, переломить шею. Владлена, видимо, что-то почувствовала и у двери приостановилась, медленно обернулась. Он видел из-за своего укрытия, как луна осветила ее лицо, походившее в эту минуту на морду монстра. И без того не обезображенные интеллектом глаза на бледной, рыхлой, изъеденной кратерами оспы коже казались маленькими черными дырами, внутри которых жила злоба. Она метнула взгляд за себя, потом в сторону окна, но, ничего не заметив, затворила за собой дверь. Марк выдохнул: