Текст книги "Маг с привидениями"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– И верно! – воскликнул Мэт. – Получается, что убийца выжидал того дня, когда королевское семейство прибудет из Бретанглии в Меровенс. Как только король Драстэн и его родня оказались в замке Алисанды, дальнейший ход событий можно было вполне предугадать: наверняка принцы должны были вечером отправиться в какое-нибудь питейное заведение континентальной столицы и развлечься на славу.

На сей раз рыцарь и сержант обменялись недоуменными взглядами.

– Некоторые ваши слова, лорд маг, чересчур мудрены, – посетовал сэр Оризан.

– Но главное вы уловили, правда? Как только убийца узнал, что королевское семейство отправляется в Меровенс, он понял, что у него есть шанс осуществить задуманное. Он, согласно нашим предположениям, отпиливает наконечник копья и берет его с собой в кабак – все проще простого.

– Получается, что рану принцу нанесли либо колдовским способом, либо предательским, – задумчиво изрек рыцарь.

– Точно, – кивнул Мэт. – Одно из двух. Но каким именно способом был убит принц Гагерис, мы понять не сможем до тех пор, пока не настигнем человека, выпрыгнувшего в окно. Нам непременно нужно изловить его и заставить выложить нам кое-какие подробности.

– И вы верите в то, что вам удастся одолеть его? – недоверчиво спросил сэр Оризан.

– Безусловно. Ведь теперь я неопровержимо уверен в том, что мне предстоит поединок с другим магом, – отозвался Мэт, вложив в ответ намного больше уверенности, чем на самом деле ощущал. – На этот раз я заранее заготовлю побольше заклинаний и распоряжений для вас, ребята, чтобы вы вовремя захватили его в плен, пока я его буду отвлекать.

– Так мы здесь не только потому, что королева Алисанда не пожелала отпускать вас без охраны? – пытливо вгляделся в глаза Мэта сэр Оризан.

Мэт усмехнулся.

– У нее были свои причины настаивать на том, чтобы вы отправились со мной, а у меня были свои причины на это согласиться. Разве мог я обрести спутников лучше, чем двое людей, которые столь же страстно желают изловить того же самого человека, которого желаю изловить и я?

* * *

Дверь темницы со скрипом отворилась, и Рамон Мэнтрелл переступил порог. Паргас рывком вскочил с кучи гнилой соломы. Стражник, сжав копье, нарочито встал у двери, грозно глядя на узника. Свет едва проникал в темницу сквозь маленькое зарешеченное окошко под потолком, и все же стражнику удалось встать так, что лучик солнца сверкнул, отразившись от наконечника копья.

Рамон разложил походный стульчик и сел в пяти футах от узника-сутенера.

– Доброе утро, Паргас. Хорошо ли ты спал?

– Хорошо, если не считать, что меня покусали клопы и по мне всю ночь бегали крысы.

– Подобное тянется к подобному, – мрачно проговорил Рамон. – Меня зовут доктор Мэнтрелл, я маг и служу ее величеству. Я бы посоветовал тебе сказать мне правду, Паргас, чтобы мне не пришлось вытягивать ее у тебя.

Взгляды Паргаса и Рамона встретились. Паргас поежился и отвел глаза. Рамон терпеть не мог сутенеров, и это было очевидно. Кроме того, Паргас, видимо, представил себе, какими методами может добиться признания чародей.

– Как вижу, мы поняли друг друга, – заключил Рамон. – А теперь скажи мне: кто так поранил тебе плечо, что ты был вынужден бросить вторую дубинку?

– Кто-кто! Да этот подлый принц, который переоделся под простака! – брызнув слюной, воскликнул Паргас. – Если бы он сразу показал, кто он такой, я бы его пальцем не тронул, не посмел бы.

– Быть может, он столь же недоброжелательно относился к твоему ремеслу, сколь к нему отношусь я, и пожелал наказать тебя?

– Он бы кого хочешь пожелал наказать! Лаэтри мне рассказала, что он с ней вытворял! Он... он просто упивался жестокостью, вот что я вам скажу! Так что я очень даже рад, что мне удалось врезать ему разок-другой до того, как он на тот свет отправился.

– Стало быть, ты испытал удовольствие от того, что, по твоему мнению, наказал принца по заслугам?

– Так и было! Но я его не убивал, если вы на это намекаете.

– Но ты точно должен был заметить, кто зашел ему за спину.

– Знаете, если по сторонам глазеть, так точно по башке схлопочешь. Видно, вы сроду ни с кем на дрались, – с явным сочувствием проговорил Паргас.

– Мне довелось участвовать в сражениях, – спокойно возразил Рамон. – Но меня учили, что нужно обращать внимание на все, что происходит вокруг, – на тот случай, если еще один враг нападет со стороны. Если ты никогда не проявлял такой наблюдательности, считай – ты не такой уж опытный драчун.

Паргас помрачнел, глаза его гневно полыхнули.

– Да я тебя, старикан, уложу запросто и безо всякого там оружия – голыми руками! – Паргас сжал кулаки.

– Ты меня лучше не искушай, – посоветовал ему Рамон. – Итак, ты не заметил, чтобы кто-то зашел за спину принцу?

– У него за спиной дрались меровенский солдат и бретангличанин, – сказал Паргас. – Но эти двое были заняты друг дружкой. Похоже, бретангличанин меровенца одолел, а потом повернулся к принцу спиной и еще дрался с кем-то, прикрывал принца сзади. А потом его кто-то с ног сбил.

Рамон насторожился.

– Кто же сбил его с ног?

– Меровенский солдат, но я его не разглядел. Он тут же упал сам – над ним поработали еще двое бретангличан. Если он и вонзил нож в спину принца, то провернул он это дело уж больно быстро. И если на то пошло, завопил-то принц пару минут погодя, дернулся, распрямился и упал на спину.

– Вот как? – нахмурился Рамон. – Значит, бретангличанин бился спиной к спине с принцем, прикрывая того, пока его самого не то сбили с ног, но в тот миг, когда принц вскрикнул, ты никого за его спиной не видел.

– Никогошеньки. И потом, когда он уже упал, – тоже, – заверил Рамона Паргас. – Ну а сам я с ним все время одной рукой бился. Мне пришлось нелегко – попробуйте-ка отбиться дубинкой от такого длиннющего кинжала! Так что ежели кто принцу за спину заскочил, то он, стало быть, пригнулся и тут же дал деру.

– Либо вообще никого не было? – невесело усмехнулся Рамон и поднялся. – Что ж, посмотрим, подтвердит ли кто-нибудь твой рассказ, Паргас.

– Да никого вы не сыщете, чтобы подтвердили, – осклабился Паргас. – Не знаю я, что ли, как такие делишки проворачиваются?

– Да уж, действительно, тебе ли не знать? – с издевкой отозвался Рамон.

– Вот-вот, – кивнул Паргас. – Поживешь в трущобах – так быстро поймешь, что к чему на этом свете. Я-то знаю, никто из вас, господ благородных, на себя не покажет – дескать, «это я принца заколол». Вам козел отпущения нужен, кто-нибудь такой, на кого всю вину свалить можно было, кто бы на самом деле ножик вашему принцу распрекрасному под ребра ни воткнул.

– Так не будет, – возразил Рамон. – Как ни неприятна мне эта мысль, Паргас, но я вынужден признать, что ты не повинен в большем, нежели в том, что стукнул принца палкой по лбу.

Паргас вытаращил глаза. В них мелькнула надежда.

– За это тебе полагается достаточно суровое наказание, – напомнил ему Рамон. – Однако принц был переодет, это правда. Будем надеяться, судья примет это во внимание.

– Только не говорите, что меня отпустят на волю!

– Я этого и не говорю, – покачал головой Рамон. – Ты так или иначе обвиняешься в сутенерстве.

– Ой, на этот счет я даже не переживаю. – Паргас успокоенно ухмыльнулся. – Ни один мужик сутенера слишком сурово не накажет и за решетку надолго не засадит. Будь он хоть кто – хоть самый разблагородный вельможа, все равно придет день и ему понадобятся мои услуги.

– Спасибо за подсказку, – улыбнулся Рамон. Стражник распахнул дверь темницы. Рамон стоял на пороге. – Я позабочусь о том, чтобы судила тебя самолично королева. Отдыхай, пока у тебя есть такая возможность, Паргас, потому что очень скоро тебе придется трудиться до седьмого пота, и притом долго.

Браваду Паргаса как рукой сняло. Рамон усмехнулся и вышел за порог. Звук запираемой стражником двери доставил ему невыразимое удовольствие.

Глава 6

Дверь темницы распахнулась, и Лаэтри, вскочив с лежанки, прижалась спиной к стене – она вся дрожала.

Озабоченно сдвинув брови, Химена шагнула ближе к девушке.

– Не бойся, деточка, я не... – Но тут она увидела синяки на лице Лаэтри и воскликнула:

– Кто тебя так избил? – Она подошла еще ближе и повернула девушку лицом к свету, проникавшему в темницу сквозь маленькое оконце. Под глазом у Лаэтри лиловел кровоподтек, на лбу чернела шишка, синяк на щеке приобрел сиреневый оттенок. – Не мог же принц такое сделать с тобой! Скажи мне, кто это сделал! Скажи немедленно!

– Я не смею... сказать, – пробормотала Лаэтри.

– А я догадываюсь, – гневно кивнула Химена, развернулась к двери и крикнула:

– Тюремщик!

Послышались неторопливые шаги, тюремщик толкнул дверь.

– Чего вам, миледи?

– Чья это работа? – сурово вопросила Химена. Тюремщик бросил взгляд на Лаэтри, и глаза его сразу забегали. Химене больше ничего и не нужно было.

– И не думай лгать, молодой человек! Прекрасно понимаю, чем ты тут со своими товарищами занимался! Отвечай, зачем вы это делали?

– Она не пожелала нам отдаться, – не глядя в глаза Химене, проворчал молодой тюремщик. – Это ее работа, и если она посажена к нам в темницу...

– Так вот: если она посажена к вам в темницу, то ваше дело – охранять ее, а не насиловать! Неужто я должна прислать сюда солдат, чтобы они охраняли ее от надзирателей? Но только учти: если здесь появятся солдаты, они не будут к вам милосерднее, чем вы были к ней! – Химена разошлась не на шутку. – Тебе все понятно, презренный? Если я увижу еще хоть один синяк на лице или на теле этой женщины, ты и твои дружки должны будете хорошенько помолиться о том, чтобы ваши шкуры остались целы! Да вы просто животные, алчные звери! Как же можно только помыслить о том, чтобы насиловать женщину, порученную вашим заботам? Какая мать тебя воспитала? Самка, предлагавшая себя каждому самцу, который об этом просил? Про отца я тебя не спрашиваю. Любой мужчина, который вот так обращается с женщиной, вряд ли что-то знает про своего отца и даже вряд ли знает, кто он такой! В чем бы ни провинилась эта женщина, в королевском замке он должна быть в безопасности, иначе ты и другие, кто пытался насиловать ее, предстанете перед судом и станете узниками здесь же, вот в этих самых темницах! Быть может, судья смилостивится, и тогда вам до конца ваших дней придется выгребать навоз из конюшен или вас отправят в бой в первой шеренге, как только грянет война! Ты меня хорошо понимаешь, мерзавец?

Щеки молодого тюремщика горели от злости и стыда, но он отлично понимал, что не стоит вступать в пререкания со свекровью королевы – тем более что та была могущественной волшебницей.

– Да, миледи, – промямлил тюремщик.

– И эта женщина будет неприкосновенна в темнице?

– Неприкосновенна, как принцесса, миледи.

– И никто даже не помыслит о том, чтобы прикоснуться к ней?

– Нет, миледи.

– Так ступай же и скажи об этом всем остальным тюремщикам! Живо! А не то я выйду и сама скажу им об этом!

При мысли о том, что такую же взбучку леди Химена закатит каждому тюремщику и все это услышат все узники подземелий замка, тюремщику стало худо.

– Сейчас же всем скажу, миледи.

– Так ступай же! – Химена властно указала на дверь. Она была страшна во гневе.

Тюремщик, что-то бормоча себе под нос, испуганно попятился и ретировался. Химена проводила его взглядом, подождала, пока дверь захлопнулась, и только потом повернулась к девушке. Лаэтри не сводила с нее полных изумления глаз.

– Теперь ты можешь ничего не бояться, деточка, – заверила ее Химена.

– Я... Вот спасибо вам, миледи! – вскричала Лаэтри. – Но... почему только вы... что вам за дело до... уличной шлюхи?

– К каждой женщине следует относиться с уважением, и ни одна женщина не должна подвергаться такому унижению, какому подвергалась ты, – сказала Химена. – Кроме того, на мой взгляд, ты скорее жертва, нежели грешница.

Химена пристально смотрела на Лаэтри – не мелькнет ли у той в глазах огонек расчетливости. Будь эта девушка испорчена и цинична, она бы сразу прикинула, сколько пользы для себя могла бы извлечь, положась на благорасположение богатой благородной дамы и что смогла бы выторговать для себя – денег или свободу. Химена ждала чего угодно, но только не того, что Лаэтри попросту бросится к ней в объятия и горько разрыдается.

– Ну что ты, деточка, не надо! – растроганно воскликнула Химена. Что ей теперь оставалось? Она ласково гладила спину девушки и пыталась ее успокоить. – Ведь не все думают, что ты одна во всем виновата. Разве виновата ты в том, что полюбила дурного мужчину, что ты отдавала ему все, чего бы он у тебя ни попросил, как поступаем все мы, когда любим? Это не твоя вина, вовсе не твоя, во всем повинен он. Он виноват в том, что соблазнил тебя не любя, чтобы потом продать, как вещь!

Самые горькие рыдания унялись, и Лаэтри нашла в себе силы отстраниться и вытереть слезы с лица подолом платья.

– Но откуда же... откуда вы знаете все это про меня?

– А ты думаешь, что ты – единственная хорошенькая девушка, с любовью которой вот так жестоко обошлись и которая прельстилась красивым лицом и медоточивыми речами какого-то мерзавца и в итоге стала его рабыней? Бедняжка! Не ты первая и вряд ли станешь последней! Это старая история, очень старая, но сердца женские так ранимы, что еще долго эту историю будут рассказывать. Ну а теперь осуши свои глазки и расскажи мне правду о том, в чем тебя обвиняют.

Химена опустилась на принесенный с собой раскладной стул, а Лаэтри указала на кучу соломы, служившей девушке постелью. В камере не было ни стула, ни даже табурета. Лаэтри опустилась на солому с такой неловкостью, что Химена задумалась о том, сколько же ей лет – шестнадцать, семнадцать? Хотелось верить, что хотя бы девятнадцать, но в этом Химена сильно сомневалась.

– Ну, скажи мне, какие из этих синяков оставил принц?

– Вот этот. – Лаэтри показала на шишку на лбу. – И еще – вот эти. – Она оттянула ворот платья и показала Химене пять лиловых отметин в том месте, где слишком сильно сдавила ее грудь грубая рука. – Есть еще, в других местах. – Она опустила глаза и зарделась от стыда. – Не будете же вы смотреть.

– Могу представить, – сочувственно проговорила Химена. – Так он бил тебя и до того, как обнаружил, что у него пропал кошель?

– О да, бил, – кивнула Лаэтри и прижала руку к груди. – А что кошель пропал, так это он понял, когда одеваться стал. Как завопит: «Воровка!» – и кулаком меня по лбу огрел. – Девушка поежилась, вспомнив жестокий удар. – Я закричала и бросилась вон из комнаты, а он поймал меня у лестницы и толкнул, и я покатилась кубарем по ступенькам, а он все орал, требовал свои деньги и воровкой меня обзывал. А потом между нами встал Паргас и уберег меня.

– Только до тех пор, пока Паргас не решил продать тебя другому садисту, – мрачно произнесла Химена. – Что ты помнишь о драке между Паргасом и принцем?

– Принц обвинил меня в воровстве. Я сказала, что не брала его денег, а Паргас сказал принцу, что если я говорю, что не брала, то это так и есть. Принц ударил Паргаса. Ежели бы сразу было ясно, кто он такой, так Паргас ни в жизнь бы ему сдачи не дал, а он-то не знал, с кем схлестнулся, и потому выхватил свои дубинки и замахнулся и принца по руке стукнул. Принц как завопит от злости и кинжалом Паргаса в левую руку уколол. Паргас дубинку из этой руки выронил и стукнул принца другой дубинкой. Тот взвыл, попятился и снова пошел на Паргаса с кинжалом, но Паргас заслонился дубинкой. Потом они еще раза три друг на дружку замахивались, но ни один, ни другой не попали, а потом принц заорал жутко так, спину выгнул и упал на пол. Мой мужчина тогда руки раскинул и меня собой закрыл, чтоб защитить. Ну а тут сержант и еще один господин из благородных стали всех спрашивать, как это вышло. А потом хозяин взвизгнул и показал на человека, что в окно выпрыгивал, и все кинулись за ним следом. Мы с моим мужчиной побежали было на кухню, чтобы через черный ход уйти, но тот благородный господин нам дорогу загородил и сказал, что мы во всем виноваты.

– Не называй Паргаса «своим мужчиной», – посоветовала девушке Химена. – Он тебе как собаке – хозяин. И не обольщайся на этот счет, деточка. Паргас тебя не любит. Он думает о тебе как о своей вещи.

Глаза Лаэтри наполнились слезами.

– Какие-то чувства у него ко мне есть!

Химена печально покачала головой:

– Им владеет всего лишь похоть и жадность до денег, которые ему может принести похоть других мужчин, которые возжаждут овладеть тобой. Сколько у него еще проституток?

– Только две, – отвечала Лаэтри, смущенно потупилась и покраснела.

– Вероятно, ты приносишь ему прибыли больше других, потому что ты – самая молодая, но это все. Ты не должна возвращаться к нему, деточка, не должна уходить к другому сутенеру, иначе твоя жизнь пройдет даром.

– Но что же мне еще делать? – Слезы снова побежали по щекам Лаэтри. – В жены меня никто не возьмет, и домой я не могу вернуться – меня там не примут! Либо я вернусь на панель, либо помру с голоду!

– Я поговорю с королевой, – пообещала Химена. – Думаю, она сумеет найти для тебя место на кухне. Придется тебе драить горшки и котлы, деточка, да сносить издевки других женщин, пока они станут доверять тебе. Готова ли ты к такой участи?

– О да! Но... А как же быть с мужчинами? Они будут думать... Будут ждать, что я...

– Если на работу тебя пожелает взять сама королева, – твердо, решительно сказала Химена, – то она позаботится о том, чтобы мужская половина прислуги не посмела посягать на тебя. Но если я все устрою, дитя, ты согласишься?

– Да, да! – вскричала Лаэтри и сжала руку Химены обеими руками. – Я буду трудиться изо всех сил ради королевы, миледи, вот увидите! Я родилась в крестьянской семье, и я привычная к тяжелому труду – и мыть, и скрести, и еду готовить, все умею! Уж лучше бы я не уходила из родного дома!

– А почему ушла? – спросила Химена.

– Потому что все парни у нас в деревне были грубияны и драчуны, а мне хотелось лучшей доли, но и в городе я лучшей доли не нашла! Нет-нет, вы не сомневайтесь, я готова трудиться от зари до зари для ее величества, миледи! Мне лишь бы с голоду не помереть, да была бы крыша над головой, и чтобы мужчины меня пальцем не трогали!

* * *

Покончив с ужином и завершив беседу, спутники стали укладываться спать. Мэт вызвался нести дозор первым. Ни сержант, ни рыцарь спорить с ним не стали и, похоже, даже порадовались такому предложению. Брок развязал мешок и вытащил из него точильный камень. Что-то блеснуло, и Мэт понял, что в глаза ему бросился какой-то серебряный предмет.

– Это у вас... серп? – изумленно спросил он. – Серебряный серп, надо же! Как-то странно – у воина серп, да к тому же серебряный!

Брок напрягся, но, завязывая мешок, сумел натянуто улыбнуться.

– И вправду, вещица забавная, милорд. Боевой трофей, можно сказать. Разогнали мы как-то шайку извращенцев. Жаль, ни одного живьем не изловили, но нескольких убили, а за остальными долго гнались. Этот серп я взял у одного из убитых.

– Извращенцы, вы сказали? – нахмурился Мэт и приготовился к тому, что будет решительно отстаивать права какого-то притесняемого меньшинства. – Что же за извращенцы такие, позвольте полюбопытствовать?

– А такие, милорд, извращенцы, которых хлебом не корми, а дай кого-нибудь принести в жертву, – мрачно ответствовал сержант Брок. – Те, которых мы разогнали, были одеты в белые балахоны. Они собирались принести в жертву какому-то своему языческому богу обнаженную девушку в ночь полнолуния, убить ее собирались. Четверо держали ее за ноги и за руки, а пятый – уж не знаю, кто он там у них, жрец или еще кто, поднял вот этот самый серп. Ну а тут мы прибежали и девушку от смерти упасли.

Мэт вычеркнул «угнетенное меньшинство» из перечня тех, за права которых стоило бы бороться. Даже свобода вероисповедания имела свои пределы. Один из этих пределов назывался человеческой жизнью, второй – человеческой болью.

– Серп... – задумчиво проговорил Мэт. – Странная разновидность ритуального ножа... Лезвие слишком узко для орудия убийства.

При этом у Мэта мелькнула мысль о том, что таким серпиком можно было легко проделать дыру в спине набитой опилками куклы – точно такую же, как та, что зияла в спине принца Гагериса.

– Не этим серпом жрец собирался убить девушку, – объяснил сержант. – Он занес над нею нож с каменным лезвием. Мы потом нашли этот нож. – Сержант уселся и принялся точить свой короткий меч. – Это надо каждый день делать, если с тобой нету оруженосца. Каждое пятнышко ржавчины нужно удалять поскорее, пока оно не разрослось.

– Знаю, – кивнул Мэт. – И мне будет чем заняться во время дозора. Позаботься о своем оружии...

– А твое оружие позаботится о тебе. Все верно, – отозвался сержант Брок, но вдруг отложил точильный камень и задумался. – Ежели бы еще та девушка была одной из них и сама желала бы принести себя в жертву...

– Вряд ли, – покачал головой Мэт. – Да и какая разница? Но девушка к этой секте не принадлежала?

– Нет. Потому нас шериф и вызвал. Она пропала, и ее отец и братья не могли ее найти, а в королевских лесах водятся страшные хищники. – Брок снова принялся точить меч. – Но мы сразу поняли, что девушку похитили эти извращенцы – мы уже слыхали о таких случаях, и троих мерзавцев нам удалось изловить. Так что мы заранее знали, что увидим.

– Получается, что уже четырежды вы разгоняли сборища этой секты? – широко открыл глаза Мэт. Сержант Брок кивнул.

– Они просто как тараканы расплодились по всей стране за последний год. Говорят про себя, будто бы придерживаются старой веры, зовут своих жрецов друидами, и те будто бы хранят знания, передаваемые от дедов к отцам, а от отцов – к сыновьям. Ну, епископ велел своим монахам полистать древние книги, и те откопали там двенадцать различий между древними друидами и нынешними извращенцами. Нет, я так думаю, они просто мерзавцы отпетые. Рядятся в свое странное тряпье, чтобы забыть, кто они на самом деле, и чтобы было чем оправдать свою грязную похоть.

Мэт поежился.

– В хорошенькую же страну мы с вами направились.

– Страна у нас хороша, – обиженно проговорил сержант Брок, оторвал взгляд от своего меча и посмотрел на Мэта. – Очень красивая страна – холмистые равнины, густые древние леса, лазурные озера и поля, разгороженные каменными межами, а народ наш – соль земли. Люди у нас крепкие, трудолюбивые и всегда готовы помочь страннику. Не судите о нас по этой жуткой шайке, лорд маг. Не все у нас в Бретанглии такие подлецы.

Он, наверное, сказал бы что-то еще, но в это мгновение свет луны неожиданно померк, и сержант Брок в тревоге обернулся. Сэр Оризан выкрикнул короткую молитву, выхватил из ножен меч и уставился на нечто огромное и темное, заглянувшее в дверной проем.

– Отбившаяся от стада коровенка оказалась неподалеку, – сообщил некто зычным голосом из темноты. – Ты должен будешь расплатиться с крестьянином, что живет в доме, возле которого растут две высокие сосны, Мэтью.

– Расплачусь всенепременно, – пообещал Мэт и усмехнулся. – Я вызвался постоять в дозоре первым, Стегоман.

– Это зачем же? – осведомился дракон. – Мои глаза лишены век, и даже во сне я увижу, если что будет не так.

– Драконы на самом деле не спят, – объяснил своим товарищам Мэт. – Просто у них в теле замедляется ток крови, и они впадают в транс.

– Спасибо, успокоили, – глуховатым голосом проговорил сэр Оризан, после чего все трое людей вернулись к прерванным занятиям. Мэт вытащил из мешка свой точильный камень. Ему стало намного спокойнее после появления Стегомана. Дело было вовсе не в том, что Мэт настолько не доверял своим спутникам. Доверять кому-либо по-настоящему он начинал только тогда, когда этот «кто-то» не раз спасал ему жизнь, а за Стегоманом такие подвиги числились.

Сержант и рыцарь расстелили на соломе походные одеяла и улеглись спать. Мэт расстелил свое одеяло по другую сторону от очага, но ложиться не стал, а сел и погрузился в раздумья. Он прорабатывал в уме всевозможные варианты заговора с целью убийства Гагериса и прикидывал, укладывается ли в эти схемы человек, выпрыгнувший из окна. Вскоре Мэт окончательно запутался. У него даже мелькнула совершенно безумная мысль о том, что если бы тот человек из окна не выпрыгнул, вообще ничего не случилось бы.

А потом и эта мысль мгновенно выветрилась у него из головы, потому что он увидел глядящие на него из тьмы глаза.

Глаза были не страшные – наоборот, красивые, похожие на глаза оленя или лани – большие, карие. Но откуда они здесь взялись? Сэр Оризан лежал вдоль очага, под прямым углом к нему было расстелено одеяло сержанта Брока. Но в углах комнаты сгустились тени. Самыми глубокими они были напротив очага, у той стены, где была прорублена дверь. Мэт сидел совсем близко к очагу, а глаза смотрели на него из самого дальнего угла, где лежала почти непроницаемая тьма.

В конце концов Мэт решил, что ничего красивого в этих глазах не было. Определенно, в их взгляде присутствовало нечто зловещее или по крайней мере предательское. Они не мигали – только пристально смотрели. Широко открытые, расчетливые, зоркие глаза!

Мэт не так часто пользовался волшебной палочкой, потому и не носил ее при себе. При желании в волшебную палочку можно было обратить любой длинный и тонкий предмет. Мэт сжал в пальцах рукоятку кинжала и стал ждать. В конце концов, странные глаза могли просто-напросто принадлежать какой-нибудь овце, отставшей от стада и зашедшей в этот лесной домик по случайности, погреться. Мэт был вынужден признаться в том, что это предположение не выдерживает никакой критики, но он надеялся, что все дело в том, что он не заметил, как кто-то прокрался в дом.

Но вот обладатель красивых глаз отвел их в сторону и приблизился к огню. Существо двигалось с грацией и бесшумностью крадущейся кошки. У Мэта на миг перехватило дыхание.

Существо оказалось человекоподобным, но ноги у него были короче, чем у человека, и притом кривоваты. Разглядеть ноги странного существа лучше было трудно, потому что оно было одето в рваные брюки, доходившие до середины щиколоток. Брюки, подумать только! Это в стране, где все крестьяне одевались в леггинсы! Руки незнакомца были длиннее, чем у человека. Пропорциями он напоминал гориллу, да и волосатостью тоже. Однако передвигался незваный гость прямо, совершенно по-человечески, да и лицо у него было абсолютно людское. Уши, пожалуй, чуть побольше, чем надо было бы, голова – правильной круглой формы, почти шарообразная, покрытая волосами, но лицо при этом оставалось гладким, безволосым. Совершенно по-человечески усмехаясь, незнакомец устроился у огня. Усевшись, он протянул руки к пламени.

Мэту было здорово не по себе. Пожалуй, он предпочел бы встретиться лицом к лицу с откровенным чудовищем, а не с этим созданием, в котором человеческого было не меньше, чем звериного.

Странное создание сидело на корточках, и его согнутые в коленях ноги напоминали чуть выдвинутые лезвия перочинных ножей. Оно грело руки у огня, не сводя глаз с Мэта, и ухмылялось все шире и шире.

Мэт тоже не сводил глаз с неожиданного гостя. Напряжение росло, но Мэт принял твердое решение, что не заговорит первым, но и не предпримет никакого враждебного действия, однако в сознании его вертелось и вертелось охранное заклинание, и он был готов выкрикнуть его при малейшем неосторожном движении со стороны его визави.

Видимо, намерения Мэта стали понятны существу, и оно в конце концов проговорило:

– Уж и заговорил бы, что ли, человек. Я же знаю, что ты за мной следишь.

Мэт только кивнул в ответ.

– За этих не бойся. – Существо бросило взгляд на сэра Оризана и сержанта Брока. – Они не проснутся до зари. Я об этом позаботился.

Ага, значит, это создание еще и магическим даром обладало. Мэт снова кивнул, не отрывая глаз от гостя.

Губы существа презрительно скривились.

– Да что с тобой такое? Бохана никогда не видал?

Магия названия существа заворожила Мэта. Как ни парадоксально, но сам факт того, что теперь он узнал, что у странного существа есть название, почему-то Мэта успокоил.

– Нет, не видал. Ты... мужского пола?

– Мужского, мужского, и поверь мне, давно не встречал самки моего рода. Несколько веков. Но ты не бойся – человеческие самки меня не интересуют. И ни о каком спаривании я не помышляю, пока рядом со мной нету боханки, пылающей страстью. – Он помедлил, но Мэт ничего не сказал, и бохан добавил:

– Но нам бывает одиноко.

Мэту вдруг стало жаль косматого получеловека. Быть единственным в своем роду-племени... а наверное, так оно и было, если этот бохан уже несколько веков не встречал самки... Да, видимо, ему было очень и очень одиноко.

– Понимаю, – отозвался Мэт. – А других боханов в округе нет?

– Живет тут один, милях в четырех отсюда. – Бохан указал на север. – И еще один, милях в десяти к востоку. – Он указал в другую сторону и стал похож на косматый семафор. – Но мы друг дружку не очень жалуем. – Он уронил руки.

– Просто слов нет! – воскликнул Мэт. – Еще двое! И злобные, поди.

– Да нет, – осклабился бохан. – Они не хуже, чем я. И не лучше. Просто боханы других боханов не любят, вот и все.

При изучении курса сравнительной литературы Мэту довелось углубляться в исследование фольклора.

– То есть вы – одинокие фейри?

– «Фейри»! – фыркнул бохан. – И почему только вы, смертные, весь волшебный народец без разбору нарекаете фейри? Мы – духи, и ничего больше! Уж лучше паками нас называть. Да, мы живем поодиночке, если на то пошло. И уж если речь о компании заводить, то мы предпочитаем компанию смертных.

– Вот как? – удивился Мэт. Ему наконец стало немного страшновато. – Это почему же?

– Потому, что свои обжулят, обхитрят, дурнем выставят.

– Ну да, ясное дело, – неопределенно отозвался Мэт, стараясь прогнать страх. Ведь он был магом, ему ничего не стоило управиться с этим персонажем сельского фольклора! – Ну, если ты такой компанейский малый, что же ты скитаешься возле этой заброшенной лесной избушки?

– Потому что в ней жили люди, к которым я привязался. – Бохан смахнул с щеки слезинку. – Хорошие были люди, добрые. Дед, отец и дочка. Вот только в жены ее никто брать не хотел, вот она и жила в этой избушке до самой смерти. Добрая такая была старушенция, сорока лет от роду.

Что тут скажешь? Средняя продолжительность жизни в средние века оставляла желать лучшего. «Вряд ли эта женщина желала дожить до семидесяти», – подумал Мэт.

– Тяжко ей, наверное, пришлось.

– Да, нелегко. Друзей у нее мало было, а еще меньше было тех, кто к ней заглядывал.

У Мэта мелькнула нехорошая мысль. Не могли бохан приложить руку к тому, чтобы число навещавших «старушенцию» гостей уменьшилось?

– Пару раз пыталась она с собой покончить, – признался бохан, сверкнув глазами. – Но я этого, сам понимаешь, допустить не мог.